– Если у тебя будут клыки, – сказала звезда, – тебя все станут бояться.
   И тут она быстро-быстро замигала, и у Ослика за одной и за другой щекой выросло по клыку.
   – И когтей нет, – вздохнула звезда. И сделала ему когти.
   Потом Ослик очутился на улице и увидел Зайца.
   – Здр-р-равствуй, Хвостик! – крикнул он. Но косой помчался со всех ног и скрылся за деревьями.
   «Чего это он меня испугался?»" – подумал Ослик. И решил пойти в гости к Медвежонку.
   – Тук-тук-тук! – постучал Ослик в окошко.
   – Кто там? – спросил Медвежонок.
   – Это я, Ослик, – и сам удивился своему голосу.
   – Кто? – переспросил Медвежонок.
   – Я? Откр-рой!..
   Медвежонок открыл дверь, попятился и мигом скрылся за печкой.
   «Чего это он?» – снова подумал Ослик. Вошел в дом и сел на табуретку.
   – Что тебе надо? – испуганным голосом спросил из-за печки Медвежонок.
   – Чайку пр-р-ришел попить, – прохрипел Ослик. «Странный голос, однако, у меня»", – подумал он.
   – Чаю нет! – крикнул Медвежонок. – Самовар прохудился?
   – Как пр-рохудился?!
   Я только на той неделе подар-рил тебе новый самовар?
   – Ничего ты мне не дарил? Это Ослик подарил мне самовар?
   – А я кто же?
   – Волк!
   – Я?!. Что ты! Я люблю тр-р-равку!
   – Травку? – высунулся из-за печки Медвежонок.
   – Не волк я! – сказал Ослик. И вдруг нечаянно лязгнул зубами.
   Он схватился за голову и... не нашел своих длинных пушистых ушей. Вместо них торчали какие-то жесткие, короткие уши...
   Он посмотрел на пол – и обомлел: с табуретки свешивались когтистые волчьи лапы...
   – Не волк я! – повторил Ослик, щелкнув зубами.
   – Рассказывай! – сказал Медвежонок, вылезая из-за печки. В лапах у него было полено, а на голове – горшок из-под топленого масла.
   – Что это ты надумал?! – хотел крикнуть Ослик, но только хрипло зарычал: – Рррр!!!
   Медвежонок стукнул его поленом и схватил кочергу.
   – Будешь притворяться моим другом Осликом? – кричал он. – Будешь ?!
   – Честное слово, не волк я, – бормотал Ослик, отступая за печку. – Я люблю травку!
   – Что?! Травку?! Таких волков не бывает! – кричал Медвежонок распахнул печку и выхватил из огня горящую головню.
   Тут Ослик проснулся...
   Кто-то стучал в дверь, да так сильно, что прыгал крючок.
   – Кто там? – тоненько спросил Ослик.
   – Это я! – крикнул из-за двери Медвежонок. – Ты что там спишь?
   Да, – сказал Ослик, отпирая. – Я смотрел сон.
   – Ну?! – сказал Медвежонок, усаживаясь на табуретке. – Интересный?
   – Страшный! Я был волком, а ты меня лупил кочергой...
   – Да ты бы мне сказал, что ты – Ослик!
   – Я говорил, – вздохнул Ослик, – а ты все равно не верил. Я говорил, что если я даже кажусь тебе волком, то все равно я люблю щипать травку!
   – Ну и что? – Не поверил...
   – В следующий раз, – сказал Медвежонок, – ты мне скажи во сне: «Медвежонок, а по-омнишь, мы с тобой говорили?..» И я тебе поверю.

ДОВЕРЧИВЫЙ ЕЖИК

   Два дня сыпал снег потом растаял, и полил дождь.
   Лес вымок до последней осинки. Лиса – до самого кончика хвоста, а старый Филин три ночи никуда не летал, сидел в своем дупле и огорчался. «Ух!» – вздыхал он.
   И по всему лесу разносилось: «Ух-х-х!..»
   А в доме у Ежика топилась печь, потрескивал в печи огонь, а сам Ежик сидел на полу у печки, помаргивая, глядел на пламя и радовался.
   – Как хорошо! Как тепло! Как удивительно! – шептал он. – У меня есть дом с печкой!
   «Дом с печкой! Дом с печкой! Дом с печкой!»" – запел он и, пританцовывая, принес еще дровишек и бросил их в огонь.
   – Ха-ха! – хохотнул Огонь и облизнул дровишки. – Сухие!
   – Еще бы! – сказал Ежик. – А много у нас дровишек? – спросил Огонь.
   – На всю зиму хватит!
   – Ха-ха-ха-ха-ха! – захохотал Огонь и принялся так плясать, что Ежик испугался, как бы он не выскочил из печки.
   – Ты не очень! – сказал он Огню. – Выскочишь! – И прикрыл его дверцей.
   – Эй! – крикнул Огонь из-за дверцы. – Ты чего меня запер? Давай поговорим!
   – О чем?
   – О чем хочешь! – сказал Огонь и просунул нос в щелочку.
   – Нет уж, нет уж! – сказал Ежик и стукнул Огонь по носу.
   – Ах, ты дерешься! – взвился Огонь и загудел так, что Ежик снова испугался.
   Некоторое время они молчали.
   Потом Огонь успокоился и жалобно сказал:
   – Послушай, Ежик, я проголодался. Дай мне еще дровишек – у нас же их много.
   – Нет, – сказал Ежик, – не дам. В доме и так тепло.
   – Тогда открой дверцу и дай мне посмотреть на тебя.
   – Я дремлю, – сказал Ежик. – На меня сейчас неинтересно смотреть.
   – Ну, что ты! Я больше всего люблю смотреть на дремлющих ежиков.
   – А почему ты любишь смотреть на дремлющих?
   – Дремлющие ежики так красивы, что на них трудно наглядеться.
   – И если я открою печку, ты будешь смотреть, а я буду дремать?
   – И ты будешь дремать, и я буду дремать, только я еще буду на тебя смотреть.
   – Ты тоже красивый, – сказал Ежик. – Я тоже буду на тебя смотреть.
   – Нет. Лучше ты на меня не смотри, – сказал Огонь, – а я буду на тебя смотреть, и горячо дышать, и гладить тебя теплым дыханием.
   – Хорошо, – сказал Ежик. – Только ты не вылазь из печки.
   Огонь промолчал.
   Тогда Ежик открыл печную дверцу, прислонился к дровишкам и задремал. Огонь тоже дремал, и только в темноте печи поблескивали его злые глаза.
   – Прости меня, пожалуйста, Ежик, – обратился он к Ежику чуть погодя, – но мне будет совсем хорошо на тебя смотреть, если я буду сыт. Подбрось дровишек.
   Ежику было так сладко у печки, что он подкинул три полешка и снова задремал.
   – У-у-у! – загудел Огонь. – У-у-у! Какой красивый Ежик! Как он дремлет! – и с этими словами спрыгнул на пол и побежал по дому.
   Пополз дым. Ежик закашлялся, открыл глаза и увидел пляшущий по всей комнате Огонь.
   – Горю! – закричал Ежик и кинулся к двери.
   Но Огонь уже плясал на пороге и не пускал его.
   Ежик схватил валенок и стал бить Огонь валенком.
   – Полезай в печку, старый обманщик! – кричал Ежик.
   Но Огонь только хохотал в ответ.
   – Ах так! – крикнул Ежик, разбил окно, выкатился на улицу и сорвал со своего домика крышу.
   Дождь лил вовсю. Капли затопали по полу и стали оттаптывать Огню руки, ноги, бороду, нос.
   "Шлепи-шлеп! Шлепи-шлеп! – приговаривали капли, а Ежик бил Огонь мокрым валенком и ничего не приговаривал – так он был сердит.
   Когда Огонь, зло шипя, забрался обратно в печку. Ежик накрыл свой домик крышей, заложил дровишками разбитое окно, сел к печке и пригорюнился: в доме было холодно, мокро и пахло гарью.
   – Какой рыжий, лживый старикашка! – сказал Ежик.
   Огонь ничего не ответил. Да и что было говорить Огню, если все кроме доверчивого Ежика, знают, какой он обманщик.

ПОРОСЕНОК В КОЛЮЧЕЙ ШУБКЕ

   – Давай никуда не улетать, Ежик. Давай навсегда сидеть на нашем крыльце, а зимой – в доме, а весной – снова на крыльце, и летом – тоже.
   – А у нашего крыльца будут потихоньку отрастать крылья. И однажды мы с тобой вместе проснемся высоко над землей.«Это кто там бежит внизу такой темненький?» – спросишь ты.
   – А рядом – еще один?
   – Да это мы с тобой, – скажу я. «Это наши тени», – добавишь ты.

СНЕЖНЫЙ ЦВЕТОК

   – Ав! ав! ав! – лаяла собака.
   Падал снег – и дом, и бочка посреди двора, и собачья конура, и сама собака были белые и пушистые.
   Пахло снегом и новогодней елкой, внесенной с мороза, и запах этот горчил мандаринной корочкой.
   – Ав!ав! ав! – опять залаяла собака.
   «Она, наверное, унюхала меня», – подумал Ежик и стал отползать от домика лесника.
   Ему было грустно одному идти через лес, и он стал думать, как в полночь он встретится с Осликом и Медвежонком на Большой поляне под голубой елкой.
   «Мы развесим сто рыжих грибов-лисичек, – думал Ежик, – и нам станет светло и весело. Может быть, прибегут зайцы, и тогда мы станем водить хоровод. А если придет Волк, я его уколю иголкой, Медвежонок стукнет лапой, а Ослик копытцем».
   А снег все падал и падал. И лес был такой пушистый, такой лохматый и меховой, что Ежику захотелось вдруг сделать что-то совсем необыкновенное: ну, скажем, взобраться на небо и принести звезду.
   И он стал себе представлять, как он со звездой опускается на Большую поляну и дарит Ослику и Медвежонку звезду.
   «Возьмите, пожалуйста»", – говорит он. А Медвежонок отмахивается лапами и говорит: «Ну, что ты? У тебя ведь одна...» И Ослик рядом кивает головой – мол, что ты, у тебя ведь всего одна! – а он все-таки заставляет их послушаться, взять звезду, а сам снова убегает на небо.
   «Я вам пришлю еще!» – кричит он. И когда уже поднимается совсем высоко, слышит еле доносящееся: «Что ты, Ежик, нам хватит одной?..»
   А он все-таки достает вторую и вновь опускается на поляну – и всем весело, все смеются и пляшут.
   «И нам! И нам!» – кричат зайцы.
   Он достает и им. А для себя ему не надо. Он и так счастлив, что весело всем... «Вот, – думал Ежик, взбираясь на огромный сугроб, – если б рос где-нибудь цветок „ВСЕМ-ВСЕМ ХОРОШО И ВСЕМ-ВСЕМ ВЕ– СЕЛО“, я бы раскопал снег, достал его и поставил посреди Большой поляны. И зайцам, и Медвежонку, и Ослику – всем-всем, кто бы его увидел, сразу стало хорошо и весело!»
   И тут, будто услышав его, старая пушистая Елка сняла белую шапку и сказала:
   – Я знаю, где растет такой цветок, Ежик. Через двести сосен от меня, за Кривым оврагом, у обледенелого пня, бьет Незамерзающий Ключ. Там, на самом дне, стоит твой цветок!
   – Ты мне не приснилась, Елка? – спросил Ежик.
   – Нет, – сказала Елка и снова надела шапку.
   И Ежик побежал, считая сосны, к Кривому оврагу, перебрался через него, нашел обледенелый пень и увидел Незамерзающий Ключ.
   Он наклонился над ним и вскрикнул от удивления.
   Совсем близко, покачивая прозрачными лепестками, стоял вол– шебный цветок. Он был похож на фиалку или подснежник, а может быть, просто на большую снежинку, не тающую в воде.
   Ежик протянул лапу, но не достал. Он хотел вытащить цветок палкой, но побоялся поранить.
   «Я прыгну в воду, – решил Ежик, – глубоко нырну и осторожно возьму его лапами».
   Он прыгнул и, когда открыл под водой глаза, не увидел цветка. «Где же он?» – подумал Ежик. И вынырнул на берег.
   На дне по-прежнему покачивался чудесный цветок.
   – Как же так!.. – заплакал Ежик. И снова прыгнул в воду, но опять ничего не увидел.
   Семь раз нырял Ежик в Незамерзающий Ключ...
   Продрогший до последней иголки, бежал он через лес домой.
   «Как же это? – всхлипывал он. – Как же так?» И сам не знал, что на берегу превращается в белую, как цветок, снежинку.
   И вдруг Ежик услышал музыку, увидел Большую поляну с серебряной елкой посредине, Медвежонка, Ослика и зайцев, водящих хоровод.
   «Тара-тара-там-та-та!..» – играла музыка. Кружился снег, на мягких лапах плавно скользили зайцы, и сто рыжих лампочек освещали это торжество.
   – Ой! – воскликнул Ослик. – Какой удивительный снежный цветок?
   Все закружились вокруг Ежика и, улыбаясь, танцуя, стали любоваться им.
   – Ах, как всем-всем хорошо и весело! – сказал Медвежонок. – Какой чудесный цветок! Жаль только, что нет Ежика...
   «Я здесь!» – хотел крикнуть Ежик.
   Но он так продрог, что не мог вымолвить ни слова.

ПОРОСЕНОК В КОЛЮЧЕЙ ШУБКЕ

   Была зима. Стояли такие морозы, что Ежик несколько дней не выходил из своего домика, топил печь и смотрел в окно. Мороз разукрасил окошко разными узорами, и Ежику время от времени приходи– лось залезать на подоконник и дышать и тереть лапой замерзшее стекло.
   "Вот – говорил он, снова увидев елку, пенек и поляну перед домом. Над поляной кружились и то улетали куда-то вверх, то опускались к самой земле снежинки.
   Ежик прижался носом к окну, а одна Снежинка села ему на нос с той стороны стекла, привстала на тоненьких ножках и сказала:
   – Это ты, Ежик? Почему ты не выходишь с нами играть?
   – На улице холодно, – сказал Ежик.
   – Нет, – засмеялась Снежинка. – Нам нисколько не холодно! Посмотри, как я летаю!
   И она слетела с Ежикиного носа и закружилась над поляной. «Видишь? Видишь?» – кричала она, пролетая мимо окошка. А Ежик так прижался к стеклу, что нос у него расплющился и стал похож на поросячий пятачок; и Снежинке казалось, что это уже не Ежик, а на– девший колючую шубу поросенок смотрит на нее из окна.
   – Поросенок! – крикнула она. – Выходи с нами гулять!
   «Кого это она зовет?» – подумал Ежик и вдавился в стекло еще сильнее, чтобы посмотреть, нет ли на завалинке поросенка.
   А Снежинка теперь уже твердо знала, что за окошком сидит поросенок в колючей шубке.
   – Поросенок! – еще громче крикнула она. – У тебя же есть шубка. Выходи с нами играть!
   "Так, – подумал Ежик. – Там под окошком, наверное, сидит по– росенок в шубке и не хочет играть. Надо пригласить его в дом и напоить чаем " .
   И он слез с подоконника, надел валенки и выбежал на крыльцо.
   – Поросенок? – крикнул он. – Идите пить чай!
   – Ежик, – сказала Снежинка, – поросенок только что убежал. Поиграй ты с нами!
   – Не могу. Холодно! – сказал Ежик и ушел в дом.
   Закрыв дверь, он оставил у порога валенки, подбросил в печку дровишек, снова влез на подоконник и прижался носом к стеклу.
   – Поросенок – крикнула Снежинка. – Ты вернулся? Выходи! Будем играть вместе!
   «Он вернулся», – подумал Ежик. Снова надел валенки и выбежал на крыльцо. – Поросенок! – закричал он. – Поросено-о-ок!.. Выл ветер и весело кружились снежинки.
   Так до самого вечера Ежик то бегал на крыльцо и звал поросенка, то, возвратившись в дом, залезал на подоконник и прижимался носом к стеклу.
   Снежинке было все равно, с кем играть, и она звала то поросенка в колючей шубке, когда Ежик сидел на подоконнике, то самого Ежика, когда он выбегал на крыльцо.
   А Ежик, и засыпая, боялся, как бы не замерз в такую морозную ночь поросенок в колючей шубке.

ДОЛГИМ ЗИМНИМ ВЕЧЕРОМ

   Ах какие сугробы намела вьюга? Все пеньки, все кочки завалил снег. Сосны глухо скрипели, раскачиваемые ветром, и только труженик– дятел долбил и долбил где-то вверху, как будто хотел продолбить низкие тучи и увидеть солнце...
   Ежик сидел у себя дома у печки и уже не чаял, когда наступит весна.
   "Скорей бы, – думал Ежик, – зажурчали ручьи, запели птицы и первые муравьи побежали по дорожкам!.. Тогда бы я вышел на поляну, крикнул на весь лес, и Белка прибежала бы ко мне, а я бы ей сказал: «Здравствуй, Белка? Вот и весна пришла? Как тебе зимовалось?» А Белка бы распушила свой хвост, помахала им в разные стороны и ответила: "Здравствуй, Ежик! Здоров ли ты? И мы бы побежали по всему лесу и осмотрели каждый пенек, каждую елку, а потом стали бы протаптывать прошлогодние тропинки... «Ты протаптывай по земле, – сказала бы Белка, – а я – поверху!» И запрыгала бы по деревьям...
   Потом бы мы увидели Медвежонка.
   «А, это ты!» – крикнул бы Медвежонок и стал бы помогать мне протаптывать тропинки...
   А потом мы позвали бы Ослика. Потому что без него нельзя проложить большую дорожку.
   Ослик бежал бы первым, за ним – Медвежонок а уж за ними – я... "Цок-цок-цок – стучал бы Ослик копытцами, "топ-топ-топ – топотал Медвежонок, а я бы за ними не поспевал и просто катился. «Ты портишь дорожку! – крикнул бы Ослик. – Ты всю ее расковырял своими иголками!..» – «Не беда! – улыбнулся бы Медвежонок. – Я побегу за Ежиком и буду утаптывать землю». – «Нет, нет, – сказал Ослик, – пусть лучше Ежик разрыхляет огороды!» И я бы стал кататься по земле и разрыхлять огороды, а Ослик с Медвежонком – таскать воду... «Теперь разрыхлите мой!» – попросил бы Бурундучок. «И мой!» – сказала бы Лесная Мышь... И я бы катался по всему лесу и всем приносил пользу.
   А теперь вот приходится сидеть у печки, – грустно вздохнул Ежик, – и неизвестно еще, когда наступит весна..."

КАК ОСЛИК, ЕЖИК И МЕДВЕЖОНОК ВСТРЕЧАЛИ НОВЫЙ ГОД

   Всю предновогоднюю неделю в полях бушевала вьюга. В лесу снегу намело столько что ни Ежик, ни Ослик, ни Медвежонок всю неделю не могли выйти из дому.
   Перед Новым годом вьюга утихла, и друзья собрались в доме у Ежика.
   – Вот что, – сказал Медвежонок, – у нас нет елки.
   – Нет, – согласился Ослик.
   – Не вижу, чтобы она у нас была, – сказал Ежик. Он любил выражаться замысловато в праздничные дни.
   – Надо пойти поискать, – сказал Медвежонок.
   – Где же мы ее сейчас найдем? – удивился Ослик. – В лесу– то – темно...
   – И сугробы какие!.. – вздохнул Ежик.
   – И все-таки надо идти за елкой, – сказал Медвежонок.
   И все трое вышли из дома.
   Вьюга утихла, но тучи еще не разогнало, и ни одной звездочки не было видно на небе.
   – И луны нет! – сказал Ослик. – Какая тут елка?!
   – А на ощупь? – сказал Медвежонок. И пополз по сугробам.
   Но и на ощупь он ничего не нашел. Попадались только большие елки, но и они все равно бы не влезли в Ежикин домик, а маленькие все с головой засыпало снегом.
   Вернувшись к Ежику, Ослик с Медвежонком загрустили.
   – Ну, какой это Новый год!.. – вздыхал Медвежонок.
   «Это если бы какой-нибудь осенний праздник, так елка, может быть, и не обязательна, – думал Ослик. – А зимой без елки – нельзя».
   Ежик тем временем вскипятил самовар и разливал чай по блюдечкам. Медвежонку он поставил баночку с медом, а Ослику – тарелку с лопушками.
   О елке Ежик не думал, но его печалило, что вот уже полмесяца, как сломались его часы-ходики, а часовщик Дятел обещался, да не прилетел.
   – Как мы узнаем, когда будет двенадцать часов? – спросил он у Медвежонка.
   – Мы почувствуем! – сказал Ослик.
   – Это как же мы почувствуем? – удивился Медвежонок. – Очень просто, – сказал Ослик. – В двенадцать часов нам будет уже ровно три часа хотеться спать!
   – Правильно! – обрадовался Ежик.
   И, немного подумав, добавил: – А о елке вы не беспокойтесь. В уголке мы поставим табуретку, я на нее встану, а вы на меня повесите игрушки.
   – Чем не елка? – закричал Медвежонок.
   Так они и сделали.
   В уголок поставили табуретку, на табуретку встал Ежик и рас– пушил иголки.
   – Игрушки – под кроватью, – сказал он.
   Ослик с Медвежонком достали игрушки и повесили на верхние лапы Ежику по большому засушенному одуванчику, а на каждую иголку – по маленькой еловой шишечке.
   – Не забудьте лампочки! – сказал Ежик.
   И на грудь ему повесили три гриба-лисички, и они весело засветились – такие они были рыжие.
   – Ты не устала, Елка? – спросил Медвежонок, усаживаясь и отхлебывая из блюдечка чай.
   Ежик стоял на табуретке, как настоящая елка, и улыбался.
   – Нет, – сказал Ежик. – А сколько сейчас времени?
   Ослик дремал.
   – Без пяти двенадцать! – сказал Медвежонок. – Как Ослик заснет, будет ровно Новый год.
   – Тогда налей мне и себе клюквенного сока, – сказал Ежик-Елка.
   – Ты хочешь клюквенного сока? – спросил Мадвежонок у Ослика.
   Ослик почти совсем спал.
   – Теперь должны бить часы, – пробормотал он.
   Ежик аккуратно, чтобы не испортить засушенный одуванчик, взял в правую лапу чашечку с клюквенным соком а нижней, притоптывая, стал отбивать часы.
   – Вам! бам! бам! – приговаривал он.
   – Уже три, – сказал Медвежонок. – Теперь давай ударю я!
   Он трижды стукнул лапой об пол и тоже сказал:
   – Вам! бам! бам!.. Теперь твоя очередь, Ослик!
   Ослик три раза стукнул об пол копытцем, но ничего не сказал.
   – Теперь снова я! – крикнул Ежик. И все, затаив дыхание, выслушали последние: «Бам! бам! бам!»
   – Ура! – крикнул Медвежонок, и Ослик уснул совсем.
   Скоро заснул и Медвежонок.
   Только Ежик стоял в уголке на табуретке и не знал, что ему делать. И он стал петь песни и пел их до самого утра, чтобы не уснуть и не сломать игрушки.

КАК ОСЛИК, ЕЖИК И МЕДВЕЖОНОК ПИСАЛИ ДРУГ ДРУГУ ПИСЬМА

   На второй день после Нового года Ежик получил письмо. Принесла его Белка, подсунула под дверь и убежала.
   "Дорогой Ежик! – царапал Медвежонок на кусочке бересты. – У меня за окошком падает снег. Снежинки садятся на завалинку и разговаривают. Одна снежинка мне сказала, что видела тебя, но ты ей показался скучным. Будто сидел ты на пеньке у ручья грустный– грустный и о чем-то думал. Я тоже много думаю последнее время. А думаю я о том, что скоро весна, а у нас с тобой нет лодки. Растает снег, кругом будет одна вода, и мы долгое время не увидимся. Не о том ли и ты думал, дорогой Ежик, сидя на пеньке у ручья?
   Любящий тебя
   М е д в е ж о н о к.
   Я так и подумал, что об этом же".
   Ежик прочитал письмо и задумался.
   "Действительно, – думал Ежик, – скоро весна, а у нас нет лодки " .
   Он достал из шкафа кусочек бересты, отыскал под кроватью вылинявшую иголку, придвинул поближе служивший ему лампой гриб-лисичку и принялся за письмо.
   – "Дорогой Ослик! – нацарапал Ежик и кончиком языка потрогал кончик носа. – Я сижу дома, за окном падает снег, а скоро будет весна. . . "
   Тут Ежик немного подумал и стал царапать дальше:
   "Весной много воды, а у нас нет лодки. Не об этом ли ты сейчас думаешь, Ослик?
   Твой друг
   Е ж и к" .
   Письмо он отдал Снегирю, и Снегирь, быстро долетев до домика Ослика, бросил его в форточку.
   Когда письмо шлепнулось на стол. Ослик обедал.
   «Хм! – подумал Ослик, разглядывая кусочек бересты. – А ведь это – письмо!»
   И принялся читать. Дочтя до половины, он глянул в окно и увидел, что у него за окошком тоже падает снег.
   Потом он прочитал вторую половину и решил, что Ежик прав.
   «А ведь надо написать письмо», – подумал он.
   Достал кусочек бересты и угольком нарисовал на нем лодку, а внизу написал:
   "Дорогой Медвежонок Я сижу за столом, а за окном у меня падает снег. Весной этот снег растает, и будет очень много воды. Если мы сей– час не построим лодку, весной мы не увидимся до самого лета. Не об этом ли ты сейчас думаешь, Медвежонок?
   Любящий тебя
   О с л и к" .
   Он отдал письмо Свиристелю и прилег после обеда отдохнуть.
   Получив письмо. Медвежонок рассердился.
   «Как – крикнул он. – Я только об этом и думаю. У меня даже голова стала чуть-чуть больше!»
   И на обороте Ослиной бересты он тщательно нацарапал:
   «Дорогой Ослик Я самый первый подумал, что нам нужна лодка».
   «Нет, – пришел ответ. – Это Ежик подумал самый первый» А Ежику Ослик написал:
   «Ты самый первый подумал, что нам нужна лодка, а Медвежонок говорит, что это он?»
   «Я самый первый подумал, – решил Ежик, получив письмо Ослика. – Ведь если бы я подумал не самый первый. Ослик бы мне об этом не написал!» И он принялся выцарапывать письмо Медвежонку:
   "Дорогой Медвежонок? – тихо нацарапал он и потрогал кончиком языка кончик носа. – Я сижу дома а за окошком у меня падает снег... "'
   Тут он немного передохнул и принялся выцарапывать дальше:
   "Я получил твое письмо, но я уже да-авно думаю, что нам нужна лодка.
   И не об этом ли ты сейчас думаешь, Медвежонок?
   Любящий тебя
   Е ж и к .
   Получив послание Ежика, Медвежонок так огорчился, что заболел и прохворал всю зиму.
   "Ведь это же я первый подумал? – шептал он, когда ему становилось лучше. И щупал голову.
   А весной снег растаял и в лесу было столько воды, что Медвежонок, Ослик и Ежик не встречались до самого лета.

ЗИМНЯЯ СКАЗКА

   С утра падал снег. Медвежонок сидел на опушке леса на пеньке, задрав голову, и считал, и слизывал упавшие на нос снежинки.
   Снежинки падали сладкие, пушистые и прежде, чем опуститься совсем, привставали на цыпочки. Ах как это было весело!
   «Седьмая», – прошептал Медвежонок и, полюбовавшись всласть, облизал нос.
   Но снежинки были заколдованные: они не таяли и продолжали оставаться такими же пушистыми у Медвежонка в животе.
   «Ах, здравствуйте, голубушка! – сказали шесть снежинок своей подруге, когда она очутилась рядом с ними. – В лесу так же безветренно? Медвежонок по-прежнему сидит на пеньке? Ах какой смешной Медвежонок!»
   Медвежонок слышал, что кто-то в животе у него разговаривает, но не обращал внимания.
   А снег все падал и падал. Снежинки все чаще опускались Медвежонку на нос, приседали и, улыбаясь, говорили: «Здравствуй, Медвежонок!»
   «Очень приятно, – говорил Медвежонок. – Вы – шестьдесят восьмая». И облизывался.
   К вечеру он съел триста снежинок, и ему стало так холодно, что он едва добрался до берлоги и сразу уснул. И ему приснилось, что он – пушистая, мягкая снежинка... И что он опустился на нос какому-то Медвежонку и сказал: «Здравствуй, Медвежонок?» – а в ответ услышал: «Очень приятно, вы – триста двадцатая...» «Лам-па-ра-пам?» – заиграла музыка. И Медвежонок закружился в сладком, волшебном танце, и триста снежинок закружились вместе с ним. Они мелькали впереди, сзади, сбоку и, когда он уставал, подхватывали его, и он кружился, кружился, кружился...
   Всю зиму Медвежонок болел. Нос у него был сухой и горячий, а в животе плясали снежинки. И только весной, когда по всему лесу зазвенела капель и прилетели птицы, он открыл глаза и увидел на табуретке Ежика. Ежик улыбался и шевелил иголками.
   – Что ты здесь делаешь? – спросил Медвежонок.
   – Жду, когда ты выздоровеешь, – ответил Ежик.
   – Долго?
   – Всю зиму. Я, как узнал, что ты объелся снегом – сразу перетащил все свои припасы к тебе...
   – И всю зиму ты сидел возле меня на табуретке?