Побагровевший шофер пробежал под сосной, на которой сидел мальчишка.
Саня тряс ветку, а Ваня ничего не видел. И тогда мальчишка сунул два
пальца в рот и изо всей силы свистнул. Он видел, как на бегу оглянулся
шофер, как вскочили на ноги люди на берегу. Ваня тоже услышал свист.
Оглянувшись, он вывернул вывинченный ниппель и вскочил на ноги, но было уже
поздно: разъяренный шофер рванул мальчишку за грудки, так что рубашка
треснула. Саня видел, как Ваня бросил что-то на землю. Одной рукой держа
Ваню за грудь, шофер опустил вторую, сжатую в кулак, ему на голову. Ванина
голова мотнулась и поникла. Отшвырнув его прочь, шофер нагнулся над
расползшимся скатом. Два парных задних и одно переднее колеса были спущены.
Сверху грузовик походил на подбитое, охромевшее на три ноги чудовище.
К машине подошли и остальные. Человек с ружьем заглянул в кузов.
Забрался в машину и стал выпутывать из сетей рыбу. Из кузова, блестя
серебром, вылетали крупные щуки, окуни, сиги и глухо шлепались на землю.
Спрыгнув, человек собрал рыбу в зеленую сумку и подошел к остальным.
О чем они говорили, Саня не слышал: ветер дул от него. Шофер бегал
вокруг машины и остервенело колотил ногой в спущенные скаты. Окончательно
разъяренный, он схватил с земли толстый сук и снова кинулся к лежащему на
земле Ване. Саня оглушительно свистнул. Что он еще мог сделать? Шофер будто
споткнулся: замер с кривым суком в руке и стал озираться. Остальные тоже
заволновались. Человек с ружьем пристально взглянул на сосну, в ветвях
которой спрятался Саня, но, видно, ничего подозрительного не заметил.
Пока они совещались, шофер достал из кабины насос, ввернул запасной
ниппель и стал накачивать. Трое мужчин забрались в кузов. Саня решил, что
они полезли за сетями, но мужчины стали выбирать из сетей крупную рыбу.
Каждый складывал в свой мешок. Рыба с трудом выпутывалась, и мужчины
нервничали. То один из них, то другой выглядывали из кузова и озирались.
Человек с ружьем стоял под сосной и курил. Мешок с рыбой стоял рядом. Шофер,
пыхтя, нагибался и разгибался, накачивая шину. Ваня, откинув руку в сторону,
лежал на усыпанной сучками и иголками земле.
Наколотив рыбы, мужчины один за другим выпрыгнули из кузова и, о чем-то
потолковав с Иваном Николаевичем, ушли. Саня видел, как шофер, жестикулируя,
то показывал им на озеро, то на спущенные скаты. Мужчины отрицательно
покачивали головами. Скоро они скрылись в лесу. Последним ушел человек с
ружьем. Он был очень разозлен: постучал себя по голове, потом показал рукой
на неподвижного Ваню и сплюнул. Шофер, не отвечая ему, сгибался и
разгибался, как автомат. Он накачивал все еще одну и ту же шину.
Еще раз взглянув на сосну, где укрылся Саня, человек с ружьем бросился
догонять остальных.
А потом было вот что.
Первым прибежал на Глухую ламбину Виктор Викторович. Он был в рубашке с
закатанными рукавами. Саня увидел его, когда он выбежал на опушку. Даже
издали было видно, какое красное и вспотевшее лицо у бородатого студента.
Разогнув затекшую ногу, Санька медленно спустился с дерева.
Виктор Викторович уже тащил Ваню к воде. Положив его на кочку, стал
пригоршнями брызгать на него воду...
Ваня открыл глаза и застонал. В голове часто-часто стучали два
молоточка, во рту вкус крови. Виктор Викторович и Саня нагнулись над ним.
Глаза у Вани были мутными, страдальческими. Над правым глазом набухал
лиловый синяк.
- Ожил? - спросил Виктор Викторович. - Кто же это тебя так?
- Он! - кивнул Санька в сторону шофера, который молча накачивал шину.
- Поймали? - слабым голосом спросил Ваня. - Воров?
- Наплевать на них! - сказал Виктор Викторович. - Как ты себя
чувствуешь? Голова не кружится?
- Гудит, - сказал Ваня. - И в ухе щелкает.
- Хотел еще и палкой, да я свистнул в этот момент, - откашлявшись,
произнес Санька. - Чего же ты не смотрел на сосну-то? Я чуть сук не обломал,
раскачивая ветку.
- А тебя они... не нашли? - взглянул на него Ваня. Морщась, он
приподнялся на локтях и сел. - Рука у него тяжелая. Первый раз в жизни
память потерял.
- Я думал, этот в куртке пальнет в меня из ружья, - сказал Саня. - Он
все время поглядывал на сосну, да, видно, здорово торопился.
- Дорогие вы мои мальчишки, - сказал Виктор Викторович. - Герои!
Скоро подоспели Назаров, Андрей, моторист Володя Кузнецов. Все тяжело
дышали. Назаров был красный, с лица катился крупный пот.
- Иван Николаевич, что здесь произошло? - первым делом обратился он к
шоферу.
Иван Николаевич смахнул пот со лба и выпрямился. Насос покачнулся и
упал.
- Разве можно государственное добро разбрасывать? - сердито заговорил
он. - Кто же оставляет на глухом озере новые сети? Еду из Вильмаламбины,
дай, думаю, загляну, все ли на месте. Гляжу, тут уже рыбачки толкутся, долго
ли до греха. Поплавки-то с берега заметны, ну, я и попросил их подсобить
вытащить сети-то, а за работу им пообещал подкинуть рыбешки. Сети-то
вытащили, а этот цыпленок жареный... - кивок в Ванину сторону, - уже скаты
спускает...
- Вы ударили его? - строго спросил Назаров.
- Было дело... Сгоряча. Какой шофер удержится, видя, что его машину...
уродуют.
- Он пятьсот рублей просил за эти сети, а ему давали триста, - сказал
Ваня, подходя к ним вместе с Виктором Викторовичем и Саней. - Я слышал, как
они торговались.
- Ну и брехун! - заулыбался Иван Николаевич. - Надо ж такую ахинею
придумать!
- А где же ваши помощники? - спросил Назаров.
- Похватали рыбу из сетей и подались в лес, - сказал Саня. - Вон туда!
- Вот вы, оказывается, какой человек, Иван Николаевич! - хмуро взглянул
на него Назаров. - Я сегодня же обо всем сообщу в милицию. Это же хищение
государственного имущества!
- Это еще надо доказать, товарищ начальник, - нагло ухмылялся Иван
Николаевич. - Кто этим соплякам поверит? Сети целы? Целы! Чего вам еще
нужно? Хотел сделать доброе дело, а вы тут развели канитель... Эй, вы,
прокуроры! Спустили шины - теперь сами и накачивайте, у меня на руках
волдыри вскочили. И куда ключ запрятал? Черт бы побрал вас всех!
- И с этим человеком мы жили три месяца бок о бок! - негромко сказал
Виктор Викторович.
Прошел месяц. Месяц за Полярным кругом. Погода не баловала: и дождь, и
ветер, и грозы с бурями. Зигзаги молний свирепо кусали деревья, вонзались в
воду. Было и солнечно, но никогда не было настолько тепло, чтобы можно было
загорать. Впрочем, комары все равно не дали бы снять рубашку. Мальчишки
стали полноправными членами экспедиции. Георгий Васильевич Назаров сам
сказал им об этом. Ребята наравне со взрослыми мотористами доставляли
научных сотрудников во все концы необъятного Вял-озера. Лодочные моторы,
закрепленные за ними, всегда были в порядке. Случалось исправлять мелкие
поломки в пути. Не раз попадали мальчишки и в большую волну, однажды
пришлось обоим провести всю ночь на пустынном, незнакомом берегу. Без
палатки и снадобья против комаров...
После того происшествия на Глухой ламбине все без исключения стали
относиться к мальчишкам с уважением. Вера Хечекова не отходила от них ни на
шаг. Кухарка подсовывала им самые лучшие куски.
Назаров сообщил о происшествии в милицию.
Установились хорошие дни, и все занимались своими экспедиционными
делами. Все уже стали забывать про этот случай, все, кроме Вани. Лиловый
синяк под глазом, меняя оттенки, долго не проходил. Лишь он и напоминал про
то утро, полное опасных приключений, на Глухой ламбине.
Из Умбы приезжал молодой веселый лейтенант на мотоцикле с коляской и
долго беседовал с Ваней и Андреем. Все расспрашивал про тех, которые ушли с
рыбой. С Иваном Николаевичем тоже разговаривал. Ребята думали, что лейтенант
заберет его с собой в милицию, но он не забрал. Зато на прощанье подарил
Ване удивительный свисток. В такие Ваня еще никогда в жизни не свистел.
Свистнешь на берегу, а на другом конце Вял-озера слышно. Первое время Ваня и
Андрей свистели в лагере, а потом стали уходить в лес, потому что все
начинали ругаться.
После этого происшествия Иван Николаевич пробыл в лагере с неделю. На
мальчишек он не смотрел и больше с ними не разговаривал. Правда, когда
проходил мимо или они на него наталкивались, замечали, как зло сужаются
маленькие глаза шофера. Из Умбы прибыл новый шофер и принял у Ивана
Николаевича машину. А уволенный из экспедиции Иван Николаевич нагрузился
мешками с вяленой рыбой и на попутных уехал в Умбу, а оттуда в свой
подмосковный город Видово...
Ни один человек в экспедиции не пожалел об этом.
Когда из Ленинграда пришла длинная телеграмма, в которой родители Вани
и Андрея просили начальника немедленно отправить их детишек домой, Назаров
даже расстроился: он не возражал, если бы ребята еще на месяц остались.
Мальчишки тоже не ожидали такой решительной ноты со стороны родителей.
Оба отправили в Ленинград по письму, рассказали в спокойном тоне о своем
житье-бытье. О ледяном купании и прочих происшествиях, выпавших на их долю,
и словом не обмолвились. Правда, Андрей очень жаловался на комаров и мошку,
но это не могло повлиять на решение родителей. Наверное, Валя написала...
Ваня и Андрей ушли к вышке, где вялились окуни, сиги и щуки, и устроили
небольшой совет. Сколоченная из молодых лесин вышка с навесом поскрипывала,
крепко пахло соленой вяленой рыбой. Негромко гудели мухи. От вышки косо
падала на молодую еловую поросль короткая тень. Ярко светило нежаркое
солнце. Над головой шумели сосны и ели, с шуршанием просыпались на зеленый
мох желтые иголки.
- Это твои навели панику, - сказал Ваня. - Я своих родителей знаю: им и
в голову не пришло бы посылать такую телеграмму.
Андрей задумчиво почесал лоб, поддал носком резинового сапога черный
трухлявый пень. Пень рассыпался на части, в коричневом крошеве зашевелились
белые с черными головками личинки.
- На таких мы не пробовали ловить, - сказал Андрей.
Ваня с подозрением посмотрел на него.
- Не твоя это работа? Может, написал что-нибудь такое...
- Мне здесь нравится, - сказал Андрей. - И я еще раз с удовольствием
съездил бы в Белый город.
- Может, потолкуем с Назаровым? Поживем еще хоть недели две? Виктор
Викторович обещал на дальний остров взять.
- Бесполезно, - сказал Андрей. - Уже билеты на самолет заказаны. Вера
Хечекова говорила.
- И чего им в голову стукнуло! - с досадой сказал Ваня. Ему совсем не
хотелось уезжать. Он уже предвкушал вольную и беззаботную жизнь с
ихтиологами на необитаемом острове. Рыбалка, костер, вечерние беседы, песни
под гитару...
- И с Эллой не попрощаемся, - вздохнул Андрей.
- Чего-то ты очень уж часто ее вспоминаешь...
- Хорошая девчонка, - Андрей нагнулся и стал сучком выковыривать
толстую личинку. Он это сделал специально, чтобы не смотреть в светлые
пронзительные глаза приятеля.
- И там, в Вильмаламбине, смотрел на нее крокодильими глазами...
Помнишь, она еще сказала, что ты ее проглотить собираешься?
- Не помню, - сказал Андрей.
- Неужели влюбился?
- Глупости ты говоришь... - смутился Андрей. - Просто она какая-то...
- Какая же? - улыбнулся Ваня.
- Хорошая девчонка, - убежденно сказал Андрей. Щеки его порозовели.
- Это ты уже говорил, - перестал улыбаться Ваня. - Хорошая девчонка и
отчаянная... Ты знаешь, она ведь меня спасла...
Андрей - он сидел на корточках - вскочил и, глядя в глаза приятелю,
горячо сказал:
- С такой девчонкой я бы хотел дружить!
- Дружи, кто тебе мешает?
- Ты адрес ее записал?
- Это зачем еще? - удивился Ваня.
- Человек тебе жизнь спас, а ты адреса не знаешь.
- Как-то не подумал об этом, - сказал Ваня.
- Обязательно узнай. И Восьмого марта пришли поздравление.
- Я книжку обещал прислать, - сказал Ваня.
Провожали Ваню и Андрея все. Был ветер, с утра заморосил дождь, и в это
промозглое утро не вышла ни одна лодка. Высокие волны разгуливали по ламбе,
тяжело били в берега, а уж про Вял-озеро и говорить нечего: над зеленой
перемычкой от разбушевавшейся воды образовалось большое туманное облако.
Проводили мальчишек до лесной дороги. До той самой сосны, на которой
красовалась дощечка с исправленной надписью: "Экспедиция". Уезжали ребята с
дядей Кузьмой. Конечно, их мог бы отвезти и новый шофер, но тут как раз
подвернулся лесовоз. Дядя Кузьма накануне заглянул в лагерь - у него
какое-то дело было к Назарову - и ребята договорились с ним, что сегодня
утром по пути в Умбу он заедет за ними.
Вера Хечекова ежилась в ватнике, на пушистом платке блестели капли
дождя, круглое лицо ее было грустно. Она привязалась к мальчишкам, и жаль
было с ними расставаться. Виктор Викторович то и дело отбрасывал капюшон
штормовки. А ветер будто нарочно норовил его снова и снова нахлобучить ему
на голову. Борода у него стала длинной, остроконечной и смешно загибалась
внизу крючком, как у дьячка из кинофильма "Черевички". Он рассеянно
накручивал кончик бороды на указательный палец, прищуривал от удовольствия
глаза и подтрунивал над добродушной и необидчивой Верой Хечековой, но стоило
появиться студентке Лене, как Виктор Викторович сразу умолк и перестал
терзать свою бороду. Лена даже не взглянула на него. Прислонилась спиной к
седой ели и чуть приметно улыбнулась. Так просто, в пространство. Даже
нудный дождик не отразился на ее хорошем настроении.
Среди провожающих не было Валентины Гавриловны, несколько дней назад ее
срочно вызвали в Ленинград на конференцию микробиологов. Вместе с ней уехала
и Галя Летанская. Не было и начальника экспедиции Назарова. Правда, он скоро
появился с длинным, сколоченным из реек ящиком на плече. Поставив ношу на
землю и глядя на ребят, сказал:
- Я был не очень приветлив, когда вы впервые появились здесь, но
потом...
- Потом Георгий Васильевич круто изменил свое мнение о вас, - продолжил
Виктор Викторович. - Особенно после успешного завершения полного цикла работ
гидробиологов и микробиологов. И спасения ценного имущества.
Назаров бросил на него недовольный взгляд и продолжал:
- Признаться, я думал, вы будете обузой, а вышло наоборот. Я с
удовольствием оставил бы вас до конца, но...
- Оставьте, - сказал Ваня.
- Я не хочу ссориться с вашими родителями... В общем, вы крепко
выручили нас. Большое спасибо. Золотые вы ребята!
А про этот случай в Глухой ламбине я обязательно напишу в газету, когда
вернемся в Ленинград. Если не вы, мы остались бы без сетей.
- И подлеца разоблачили, - заметил кто-то.
Назаров взглянул на ящик, потом на ребят.
- Это вам за все хорошее подарок от всей нашей экспедиции.
Виктор Викторович улыбнулся и подмигнул, мол, радуйтесь!
Георгий Васильевич торжественно пожал застеснявшимся мальчишкам руки и
вручил конверт.
- На этот раз оба полетите с билетами, - сказал он. - Передадите этот
конверт начальнику аэропорта. Билеты вам уже заказаны.
Ваня и Андрей с любопытством посматривали на деревянный ящик. Что,
интересно, там? Однако спросить было неудобно.
Послышался завывающий гул мотора, и немного погодя из-за песчаного
бугра выполз нагруженный неотесанными бревнами лесовоз. "Дворники" суетливо
сгребали лапами мелкие капли. Лесовоз остановился, из кабины вылез дядя
Кузьма. А вслед за ним спрыгнула (кто бы мог подумать!) Элла. Ничуть не
смущаясь - кругом было много народу - девочка со всеми поздоровалась, а
мальчишкам пожала руки. Андрей молча таращил на нее глаза. Элле опять это не
понравилось.
- У тебя что-то с глазами, - тихонько сказала она. - Ты очки не носишь?
- Какие еще очки? - промямлил Андрей.
- Мы сегодня о тебе говорили, - сказал Ваня.
- Я тоже вас вспоминала... Если бы не вы, бедная тетя Катя скучала бы в
пруду.
- Ее звать Элла, - сказал Ваня. - Забудь про тетю Катю.
Дядя Кузьма степенно, не торопясь пожал всем руки. Он был заметно
озадачен: на глухой лесной дороге не часто увидишь сразу столько людей.
- Погодка-то нынче - насморк, - сказал он. - И дорогу развезло.
Дождь все прибавлял и прибавлял. С плащей и ватников стекала вода.
Когда вверху шумел ветер, с деревьев вразнобой летели на головы крупные
капли.
- Что у вас тут - митинг? - шутливо спросил дядя Кузьма.
- Все речи сказаны, можно прощаться, - сказал Виктор Викторович и
первым пожал крепко ребятам руки. Вера Хечекова расцеловала мальчишек.
Наконец ребята и дядя Кузьма забрались в просторную кабину. Узкий ящик
шофер сунул им под ноги.
- Что там такое? - спросила Элла.
- Сами не знаем, - сказал Андрей. Получилось так, что он сел рядом с
девочкой.
Только сейчас мальчишкам стало по-настоящему грустно и жаль
расставаться со всеми этими хорошими и добрыми людьми. Когда машина
тронулась, Ване показалось, что в глазах Веры Хечековой блеснули слезы, а
может быть, это просто дождь... Вера Хечекова помогла им собраться,
притащила ящик вяленой рыбы и напихала в рюкзаки, так что едва их
застегнули.
- С вешала поснимала? - спросил Ваня.
- Хватит нам, - сказала Вера Хечекова. - Вы ведь тоже много на удочку
наловили.
Кухарка тетя Поля принесла в промасленной бумаге жареных окуней и целый
кулек вкусных пирожков...
- Тоже с нами в Ленинград? - в шутку спросил Ваня Эллу.
- Я к тете Дуне, - коротко ответила она.
Ваня совсем забыл, что у Эллы в Умбе родственники. Сын Евдокии Ивановны
Рожковой - Санька - ее двоюродный брат. И еще там, на острове у ихтиологов,
Санька сказал, что мать просила Эллу обязательно приехать к ним. Но тогда
девочка не могла...
Лесовоз потряхивает, резко наклоняет из стороны в сторону. Андрея
прижимает то к девочке, то к Ване. Дядя Кузьма внимательно смотрит на
ухабистую дорогу. Баранка в его ладонях то вертится как бешеная, то
неподвижна.
Андрей косится на пушистую прядь, спустившуюся на плечо Эллы, и
испытывает острую тоску, больше он никогда не увидит эту девчонку с озера
Вял.
Элла отводит рукой волосы и тоже бросает невеселый взгляд на Андрея.
Мальчишка тотчас отворачивается и начинает сосредоточенно смотреть на мокрую
унылую дорогу. Он боится, что Элла опять скажет, что у него странный взгляд.
Видит-то его, Андрея, всего третий раз, а все время проезжается насчет его
глаз. Ведь он не видит свои глаза. Тут, на Севере, даже в зеркало ни разу не
посмотрелся...
Но Элла сейчас не придирается: глаза у нее грустные, уголки губ
опущены. Андрей не слышит, но чувствует, как она вздыхает.
- Вы уже там... - говорит она. - Дома в Ленинграде.
- Приезжай к нам? - оборачивается к ней Андрей. - Можно даже сейчас, а?
- Втроем-то мы запросто на два билета улетим, - говорит Ваня. - Это я
гарантирую.
- Пошли отцу телеграмму - и через два часа в Ленинграде, - уговаривает
Андрей.
Элла улыбается и качает головой:
- Отец ждет меня на озере. Я должна магнето к мотору купить в Умбе.
Дядя Кузьма завертел большую баранку - машину резко повело в сторону.
Но вот она снова выровнялась. "Дворники" едва успевали сгребать дождевые
капли, как на стекле появлялись новые, превращались в струйки и текли вниз
по извилистым дорожкам. На красноватой глинистой дороге блестели лужи.
Взъерошенные мохнатые ели и сосны размахивали своими остроконечными
вершинами. Над деревьями огромным бездонным ведром опрокинулось темно-серое
лохматое небо. Из ведра лило и лило.
- Чего доброго, сегодня не улетим, - вслух подумал Ваня.
- Переночуете у тети Дуни, - сказала Элла.
- Для самолета такая погода - ерунда, - сказал Андрей. - Он заберется
выше облаков, а там всегда солнце.
- Я в Умбе три дня буду, - ни к кому не обращаясь, сообщила Элла.
Машину сильно тряхнуло. Все, как по команде, подскочили на сиденье.
Дядя Кузьма еще ниже наклонился вперед.
- Ну, держитесь, ребятки, - усмехнулся он. - Начинается та самая
дорожка, на которой черти горох молотили!
Машину зашвыряло из стороны в сторону, дробно застучали в днище комья
грязи. Иногда мутная вода из лужи окатывала радиатор и стекло. Андрей
вцепился в сиденье, боясь оказаться на коленях у Эллы. Ваня что-то хотел
сказать и чуть не прикусил язык. Ящик ожил под ногами, задвигался, затрещал.
От него отскочила одна рейка. Держась рукой за сиденье, Ваня другую запустил
в образовавшуюся щель. Покопавшись, вытащил сверток.
- Андрюха! - расплылся он в улыбке, вмиг забыв про трясучку. - Нам
мотор подарили... "Салют"! Новенький. Вот инструкция и паспорт!
Андрей не рискнул свой восторг выражать вслух, лишь пожал приятелю
руку.
- Царский подарок, - сказала Элла, сбоку взглянув на инструкцию.
- Хороший мужик Назаров, - улыбнулся дядя Кузьма. - Шутка сказать,
мотор отвалил не за здорово живешь!
- Мы в экспедиции баклуши не били, - сказал Ваня.
Позади громыхал прицеп, со скрипом терлись друг о дружку связанные
цепями толстые стволы. Лил дождь, завывал в ветровом стекле ветер, лесовоз
полз, как гусеница, по разбитой дороге, небо опустилось на мотающиеся
вершины деревьев, но на душе у мальчишек радостно и светло. Если самолет
сегодня вовремя оторвется в Умбе от земли, то через четыре часа они будут
дома. В родном Ленинграде, где тепло и нет осточертевших комаров и мошки,
где мама и папа, по которым оба успели соскучиться. Теперь у них свой
собственный мотор. А удостоверения на право вождения плавсредств по рекам и
озерам лежат в кармане. К радости примешивалась и легкая грусть: оба
привыкли к Северу, полюбили дикое синее Вял-озеро. Оба знали, что потом, в
Ленинграде, будут вспоминать этот край, берег ламбы, деревянную баню, Саньку
и девочку Эллу...
Ребята, подставив мелкому дождю лица, всматриваются в серую мглу. Уже
давно с неба слышится добродушное ворчание мотора, но самолета не видно.
- Бывает, покрутится-покрутится и улетит обратно, - говорит Санька. -
Низкая облачность.
- Смотрите, идет на посадку, - показывает Элла в сторону мокрого леса.
В облаках мелькает темно-серебристое крыло и пропадает. Затем царапают по
молочному клубящемуся облаку выпущенные шасси, и вот над лесом показывается
АН-24. Он весь блестит, от крыльев и стабилизатора отскакивают дымчатые
клубки. Самолет плавно снижается, прицеливаясь на самый край травянистого
поля. Вот он проходит над макушками деревьев, касается земли, подпрыгивает
и, заметно тормозя, катится по аэродрому.
Ваня и Андрей взваливают рюкзаки на плечи. Санька помогает просунуть
руки в заплечные ремни, потом ставит на попа ящик с мотором.
- Вас не пустят, - говорит Элла. - Еще посадка не скоро.
Андрей первым снимает рюкзак, за ним Ваня. Отчего это в аэропорту, на
вокзале люди всегда спешат поскорее занять свое место, а потом долгие минуты
томятся в тягостном ожидании отправления?..
- Зимой на каникулы ждем вас, - говорит Андрей, глядя на Эллу. - Вы
должны приехать.
- Я приеду, - говорит Элла и дотрагивается ладонью до кармашка на
брезентовой куртке, где лежит бумажка с адресами Андрея и Вани.
- А ты? - спрашивает Саньку Ваня. - Приедешь?
- Сказано - сделано, - мотает мокрой всклокоченной головой Санька. - Мы
вместе с Элкой приедем. Мне до смерти хочется глянуть на крейсер "Аврора".
- А я все музеи обойду, - говорит Элла.
Ваня, улыбаясь, отстегивает на рюкзаке клапан и достает смятую
коричневую шляпу.
- Носи, Саня, - говорит он. - Отличная шляпа.
- Это же Володина? - удивляется Андрей. - Как она к тебе попала?
- Выиграл на спор, - отвечает Ваня. - Перед самым отъездом торжественно
вручил.
Санька вертит шляпу в руках, нюхает, наконец надевает на свои лохмы.
- Сойдет, - ухмыляется он. - Для рыбалки.
К самолету из аэропорта потянулись пассажиры. И снова Саня помог
приятелям надеть рюкзаки, ящик с мотором взвалил себе на плечо.
- Элла... - говорит Андрей и запинается. - Элла, ты приедешь?
- Я уже сказала.
- До свиданья, Элла, - Андрей, краснея, протягивает руку.
- Я не пойду к самолету, - говорит девочка. - Сколько можно прощаться?
Сань, я тебя здесь подожду.
- Как прилечу, сразу вышлю книжку, - говорит Ваня. - Она тебе
понравится, вот увидишь!
- Спасибо, - улыбается Элла, и улыбка у нее грустная-грустная.
Тихо в седьмом "В". Слышно, как шуршат ручки по бумаге, нет-нет -
заскрипит парта, послышится тяжелый вздох. Весь класс пишет сочинение на
свободную тему. Хотя тема и вольная, почти все пишут о том, как провели
нынешнее лето.
Нина Васильевна сидит за столом и читает книжку. Она могла бы и уйти,
потому что сочинение на свободную тему не спишешь, но в этот первый день
занятий ей приятно быть вместе с ребятами.
- А я летом видел летающее блюдце, - говорит Пирамида. - Нина
Васильевна, об этом можно написать?
- Напиши! - усмехается Леня Бойцов. - И пошли на конкурс в "Технику -
молодежи".
- Оно летело-летело, село и исчезло, - продолжает Пирамида. - Это было
за городом, стояла жара, может, мне приснилось?
- Сны свои расскажешь на перемене. - Отложив книжку, учительница
обводит взглядом свой класс. Каких-то три месяца прошло, как они расстались,
а мальчики и девочки заметно изменились: подросли, окрепли, многие загорели,
вроде бы стали серьезнее... Правда, не все: Слава Бабочкин все такой же
вертлявый и болтливый. И совсем не загорел. Наверное, все лето в городе
пробыл. Ну, чего, спрашивается, мешает своему соседу Толе Григорьеву? Нина
Васильевна уже хотела было сделать Бабочкину замечание, но Толик (смирный,
тихий Толик Григорьев!) вдруг ощетинился и толкнул под партой кулаком
Пирамиду в бок...
Другими стали Ваня Мельников и Андрей Пирожков. Лица обветренные,
Саня тряс ветку, а Ваня ничего не видел. И тогда мальчишка сунул два
пальца в рот и изо всей силы свистнул. Он видел, как на бегу оглянулся
шофер, как вскочили на ноги люди на берегу. Ваня тоже услышал свист.
Оглянувшись, он вывернул вывинченный ниппель и вскочил на ноги, но было уже
поздно: разъяренный шофер рванул мальчишку за грудки, так что рубашка
треснула. Саня видел, как Ваня бросил что-то на землю. Одной рукой держа
Ваню за грудь, шофер опустил вторую, сжатую в кулак, ему на голову. Ванина
голова мотнулась и поникла. Отшвырнув его прочь, шофер нагнулся над
расползшимся скатом. Два парных задних и одно переднее колеса были спущены.
Сверху грузовик походил на подбитое, охромевшее на три ноги чудовище.
К машине подошли и остальные. Человек с ружьем заглянул в кузов.
Забрался в машину и стал выпутывать из сетей рыбу. Из кузова, блестя
серебром, вылетали крупные щуки, окуни, сиги и глухо шлепались на землю.
Спрыгнув, человек собрал рыбу в зеленую сумку и подошел к остальным.
О чем они говорили, Саня не слышал: ветер дул от него. Шофер бегал
вокруг машины и остервенело колотил ногой в спущенные скаты. Окончательно
разъяренный, он схватил с земли толстый сук и снова кинулся к лежащему на
земле Ване. Саня оглушительно свистнул. Что он еще мог сделать? Шофер будто
споткнулся: замер с кривым суком в руке и стал озираться. Остальные тоже
заволновались. Человек с ружьем пристально взглянул на сосну, в ветвях
которой спрятался Саня, но, видно, ничего подозрительного не заметил.
Пока они совещались, шофер достал из кабины насос, ввернул запасной
ниппель и стал накачивать. Трое мужчин забрались в кузов. Саня решил, что
они полезли за сетями, но мужчины стали выбирать из сетей крупную рыбу.
Каждый складывал в свой мешок. Рыба с трудом выпутывалась, и мужчины
нервничали. То один из них, то другой выглядывали из кузова и озирались.
Человек с ружьем стоял под сосной и курил. Мешок с рыбой стоял рядом. Шофер,
пыхтя, нагибался и разгибался, накачивая шину. Ваня, откинув руку в сторону,
лежал на усыпанной сучками и иголками земле.
Наколотив рыбы, мужчины один за другим выпрыгнули из кузова и, о чем-то
потолковав с Иваном Николаевичем, ушли. Саня видел, как шофер, жестикулируя,
то показывал им на озеро, то на спущенные скаты. Мужчины отрицательно
покачивали головами. Скоро они скрылись в лесу. Последним ушел человек с
ружьем. Он был очень разозлен: постучал себя по голове, потом показал рукой
на неподвижного Ваню и сплюнул. Шофер, не отвечая ему, сгибался и
разгибался, как автомат. Он накачивал все еще одну и ту же шину.
Еще раз взглянув на сосну, где укрылся Саня, человек с ружьем бросился
догонять остальных.
А потом было вот что.
Первым прибежал на Глухую ламбину Виктор Викторович. Он был в рубашке с
закатанными рукавами. Саня увидел его, когда он выбежал на опушку. Даже
издали было видно, какое красное и вспотевшее лицо у бородатого студента.
Разогнув затекшую ногу, Санька медленно спустился с дерева.
Виктор Викторович уже тащил Ваню к воде. Положив его на кочку, стал
пригоршнями брызгать на него воду...
Ваня открыл глаза и застонал. В голове часто-часто стучали два
молоточка, во рту вкус крови. Виктор Викторович и Саня нагнулись над ним.
Глаза у Вани были мутными, страдальческими. Над правым глазом набухал
лиловый синяк.
- Ожил? - спросил Виктор Викторович. - Кто же это тебя так?
- Он! - кивнул Санька в сторону шофера, который молча накачивал шину.
- Поймали? - слабым голосом спросил Ваня. - Воров?
- Наплевать на них! - сказал Виктор Викторович. - Как ты себя
чувствуешь? Голова не кружится?
- Гудит, - сказал Ваня. - И в ухе щелкает.
- Хотел еще и палкой, да я свистнул в этот момент, - откашлявшись,
произнес Санька. - Чего же ты не смотрел на сосну-то? Я чуть сук не обломал,
раскачивая ветку.
- А тебя они... не нашли? - взглянул на него Ваня. Морщась, он
приподнялся на локтях и сел. - Рука у него тяжелая. Первый раз в жизни
память потерял.
- Я думал, этот в куртке пальнет в меня из ружья, - сказал Саня. - Он
все время поглядывал на сосну, да, видно, здорово торопился.
- Дорогие вы мои мальчишки, - сказал Виктор Викторович. - Герои!
Скоро подоспели Назаров, Андрей, моторист Володя Кузнецов. Все тяжело
дышали. Назаров был красный, с лица катился крупный пот.
- Иван Николаевич, что здесь произошло? - первым делом обратился он к
шоферу.
Иван Николаевич смахнул пот со лба и выпрямился. Насос покачнулся и
упал.
- Разве можно государственное добро разбрасывать? - сердито заговорил
он. - Кто же оставляет на глухом озере новые сети? Еду из Вильмаламбины,
дай, думаю, загляну, все ли на месте. Гляжу, тут уже рыбачки толкутся, долго
ли до греха. Поплавки-то с берега заметны, ну, я и попросил их подсобить
вытащить сети-то, а за работу им пообещал подкинуть рыбешки. Сети-то
вытащили, а этот цыпленок жареный... - кивок в Ванину сторону, - уже скаты
спускает...
- Вы ударили его? - строго спросил Назаров.
- Было дело... Сгоряча. Какой шофер удержится, видя, что его машину...
уродуют.
- Он пятьсот рублей просил за эти сети, а ему давали триста, - сказал
Ваня, подходя к ним вместе с Виктором Викторовичем и Саней. - Я слышал, как
они торговались.
- Ну и брехун! - заулыбался Иван Николаевич. - Надо ж такую ахинею
придумать!
- А где же ваши помощники? - спросил Назаров.
- Похватали рыбу из сетей и подались в лес, - сказал Саня. - Вон туда!
- Вот вы, оказывается, какой человек, Иван Николаевич! - хмуро взглянул
на него Назаров. - Я сегодня же обо всем сообщу в милицию. Это же хищение
государственного имущества!
- Это еще надо доказать, товарищ начальник, - нагло ухмылялся Иван
Николаевич. - Кто этим соплякам поверит? Сети целы? Целы! Чего вам еще
нужно? Хотел сделать доброе дело, а вы тут развели канитель... Эй, вы,
прокуроры! Спустили шины - теперь сами и накачивайте, у меня на руках
волдыри вскочили. И куда ключ запрятал? Черт бы побрал вас всех!
- И с этим человеком мы жили три месяца бок о бок! - негромко сказал
Виктор Викторович.
Прошел месяц. Месяц за Полярным кругом. Погода не баловала: и дождь, и
ветер, и грозы с бурями. Зигзаги молний свирепо кусали деревья, вонзались в
воду. Было и солнечно, но никогда не было настолько тепло, чтобы можно было
загорать. Впрочем, комары все равно не дали бы снять рубашку. Мальчишки
стали полноправными членами экспедиции. Георгий Васильевич Назаров сам
сказал им об этом. Ребята наравне со взрослыми мотористами доставляли
научных сотрудников во все концы необъятного Вял-озера. Лодочные моторы,
закрепленные за ними, всегда были в порядке. Случалось исправлять мелкие
поломки в пути. Не раз попадали мальчишки и в большую волну, однажды
пришлось обоим провести всю ночь на пустынном, незнакомом берегу. Без
палатки и снадобья против комаров...
После того происшествия на Глухой ламбине все без исключения стали
относиться к мальчишкам с уважением. Вера Хечекова не отходила от них ни на
шаг. Кухарка подсовывала им самые лучшие куски.
Назаров сообщил о происшествии в милицию.
Установились хорошие дни, и все занимались своими экспедиционными
делами. Все уже стали забывать про этот случай, все, кроме Вани. Лиловый
синяк под глазом, меняя оттенки, долго не проходил. Лишь он и напоминал про
то утро, полное опасных приключений, на Глухой ламбине.
Из Умбы приезжал молодой веселый лейтенант на мотоцикле с коляской и
долго беседовал с Ваней и Андреем. Все расспрашивал про тех, которые ушли с
рыбой. С Иваном Николаевичем тоже разговаривал. Ребята думали, что лейтенант
заберет его с собой в милицию, но он не забрал. Зато на прощанье подарил
Ване удивительный свисток. В такие Ваня еще никогда в жизни не свистел.
Свистнешь на берегу, а на другом конце Вял-озера слышно. Первое время Ваня и
Андрей свистели в лагере, а потом стали уходить в лес, потому что все
начинали ругаться.
После этого происшествия Иван Николаевич пробыл в лагере с неделю. На
мальчишек он не смотрел и больше с ними не разговаривал. Правда, когда
проходил мимо или они на него наталкивались, замечали, как зло сужаются
маленькие глаза шофера. Из Умбы прибыл новый шофер и принял у Ивана
Николаевича машину. А уволенный из экспедиции Иван Николаевич нагрузился
мешками с вяленой рыбой и на попутных уехал в Умбу, а оттуда в свой
подмосковный город Видово...
Ни один человек в экспедиции не пожалел об этом.
Когда из Ленинграда пришла длинная телеграмма, в которой родители Вани
и Андрея просили начальника немедленно отправить их детишек домой, Назаров
даже расстроился: он не возражал, если бы ребята еще на месяц остались.
Мальчишки тоже не ожидали такой решительной ноты со стороны родителей.
Оба отправили в Ленинград по письму, рассказали в спокойном тоне о своем
житье-бытье. О ледяном купании и прочих происшествиях, выпавших на их долю,
и словом не обмолвились. Правда, Андрей очень жаловался на комаров и мошку,
но это не могло повлиять на решение родителей. Наверное, Валя написала...
Ваня и Андрей ушли к вышке, где вялились окуни, сиги и щуки, и устроили
небольшой совет. Сколоченная из молодых лесин вышка с навесом поскрипывала,
крепко пахло соленой вяленой рыбой. Негромко гудели мухи. От вышки косо
падала на молодую еловую поросль короткая тень. Ярко светило нежаркое
солнце. Над головой шумели сосны и ели, с шуршанием просыпались на зеленый
мох желтые иголки.
- Это твои навели панику, - сказал Ваня. - Я своих родителей знаю: им и
в голову не пришло бы посылать такую телеграмму.
Андрей задумчиво почесал лоб, поддал носком резинового сапога черный
трухлявый пень. Пень рассыпался на части, в коричневом крошеве зашевелились
белые с черными головками личинки.
- На таких мы не пробовали ловить, - сказал Андрей.
Ваня с подозрением посмотрел на него.
- Не твоя это работа? Может, написал что-нибудь такое...
- Мне здесь нравится, - сказал Андрей. - И я еще раз с удовольствием
съездил бы в Белый город.
- Может, потолкуем с Назаровым? Поживем еще хоть недели две? Виктор
Викторович обещал на дальний остров взять.
- Бесполезно, - сказал Андрей. - Уже билеты на самолет заказаны. Вера
Хечекова говорила.
- И чего им в голову стукнуло! - с досадой сказал Ваня. Ему совсем не
хотелось уезжать. Он уже предвкушал вольную и беззаботную жизнь с
ихтиологами на необитаемом острове. Рыбалка, костер, вечерние беседы, песни
под гитару...
- И с Эллой не попрощаемся, - вздохнул Андрей.
- Чего-то ты очень уж часто ее вспоминаешь...
- Хорошая девчонка, - Андрей нагнулся и стал сучком выковыривать
толстую личинку. Он это сделал специально, чтобы не смотреть в светлые
пронзительные глаза приятеля.
- И там, в Вильмаламбине, смотрел на нее крокодильими глазами...
Помнишь, она еще сказала, что ты ее проглотить собираешься?
- Не помню, - сказал Андрей.
- Неужели влюбился?
- Глупости ты говоришь... - смутился Андрей. - Просто она какая-то...
- Какая же? - улыбнулся Ваня.
- Хорошая девчонка, - убежденно сказал Андрей. Щеки его порозовели.
- Это ты уже говорил, - перестал улыбаться Ваня. - Хорошая девчонка и
отчаянная... Ты знаешь, она ведь меня спасла...
Андрей - он сидел на корточках - вскочил и, глядя в глаза приятелю,
горячо сказал:
- С такой девчонкой я бы хотел дружить!
- Дружи, кто тебе мешает?
- Ты адрес ее записал?
- Это зачем еще? - удивился Ваня.
- Человек тебе жизнь спас, а ты адреса не знаешь.
- Как-то не подумал об этом, - сказал Ваня.
- Обязательно узнай. И Восьмого марта пришли поздравление.
- Я книжку обещал прислать, - сказал Ваня.
Провожали Ваню и Андрея все. Был ветер, с утра заморосил дождь, и в это
промозглое утро не вышла ни одна лодка. Высокие волны разгуливали по ламбе,
тяжело били в берега, а уж про Вял-озеро и говорить нечего: над зеленой
перемычкой от разбушевавшейся воды образовалось большое туманное облако.
Проводили мальчишек до лесной дороги. До той самой сосны, на которой
красовалась дощечка с исправленной надписью: "Экспедиция". Уезжали ребята с
дядей Кузьмой. Конечно, их мог бы отвезти и новый шофер, но тут как раз
подвернулся лесовоз. Дядя Кузьма накануне заглянул в лагерь - у него
какое-то дело было к Назарову - и ребята договорились с ним, что сегодня
утром по пути в Умбу он заедет за ними.
Вера Хечекова ежилась в ватнике, на пушистом платке блестели капли
дождя, круглое лицо ее было грустно. Она привязалась к мальчишкам, и жаль
было с ними расставаться. Виктор Викторович то и дело отбрасывал капюшон
штормовки. А ветер будто нарочно норовил его снова и снова нахлобучить ему
на голову. Борода у него стала длинной, остроконечной и смешно загибалась
внизу крючком, как у дьячка из кинофильма "Черевички". Он рассеянно
накручивал кончик бороды на указательный палец, прищуривал от удовольствия
глаза и подтрунивал над добродушной и необидчивой Верой Хечековой, но стоило
появиться студентке Лене, как Виктор Викторович сразу умолк и перестал
терзать свою бороду. Лена даже не взглянула на него. Прислонилась спиной к
седой ели и чуть приметно улыбнулась. Так просто, в пространство. Даже
нудный дождик не отразился на ее хорошем настроении.
Среди провожающих не было Валентины Гавриловны, несколько дней назад ее
срочно вызвали в Ленинград на конференцию микробиологов. Вместе с ней уехала
и Галя Летанская. Не было и начальника экспедиции Назарова. Правда, он скоро
появился с длинным, сколоченным из реек ящиком на плече. Поставив ношу на
землю и глядя на ребят, сказал:
- Я был не очень приветлив, когда вы впервые появились здесь, но
потом...
- Потом Георгий Васильевич круто изменил свое мнение о вас, - продолжил
Виктор Викторович. - Особенно после успешного завершения полного цикла работ
гидробиологов и микробиологов. И спасения ценного имущества.
Назаров бросил на него недовольный взгляд и продолжал:
- Признаться, я думал, вы будете обузой, а вышло наоборот. Я с
удовольствием оставил бы вас до конца, но...
- Оставьте, - сказал Ваня.
- Я не хочу ссориться с вашими родителями... В общем, вы крепко
выручили нас. Большое спасибо. Золотые вы ребята!
А про этот случай в Глухой ламбине я обязательно напишу в газету, когда
вернемся в Ленинград. Если не вы, мы остались бы без сетей.
- И подлеца разоблачили, - заметил кто-то.
Назаров взглянул на ящик, потом на ребят.
- Это вам за все хорошее подарок от всей нашей экспедиции.
Виктор Викторович улыбнулся и подмигнул, мол, радуйтесь!
Георгий Васильевич торжественно пожал застеснявшимся мальчишкам руки и
вручил конверт.
- На этот раз оба полетите с билетами, - сказал он. - Передадите этот
конверт начальнику аэропорта. Билеты вам уже заказаны.
Ваня и Андрей с любопытством посматривали на деревянный ящик. Что,
интересно, там? Однако спросить было неудобно.
Послышался завывающий гул мотора, и немного погодя из-за песчаного
бугра выполз нагруженный неотесанными бревнами лесовоз. "Дворники" суетливо
сгребали лапами мелкие капли. Лесовоз остановился, из кабины вылез дядя
Кузьма. А вслед за ним спрыгнула (кто бы мог подумать!) Элла. Ничуть не
смущаясь - кругом было много народу - девочка со всеми поздоровалась, а
мальчишкам пожала руки. Андрей молча таращил на нее глаза. Элле опять это не
понравилось.
- У тебя что-то с глазами, - тихонько сказала она. - Ты очки не носишь?
- Какие еще очки? - промямлил Андрей.
- Мы сегодня о тебе говорили, - сказал Ваня.
- Я тоже вас вспоминала... Если бы не вы, бедная тетя Катя скучала бы в
пруду.
- Ее звать Элла, - сказал Ваня. - Забудь про тетю Катю.
Дядя Кузьма степенно, не торопясь пожал всем руки. Он был заметно
озадачен: на глухой лесной дороге не часто увидишь сразу столько людей.
- Погодка-то нынче - насморк, - сказал он. - И дорогу развезло.
Дождь все прибавлял и прибавлял. С плащей и ватников стекала вода.
Когда вверху шумел ветер, с деревьев вразнобой летели на головы крупные
капли.
- Что у вас тут - митинг? - шутливо спросил дядя Кузьма.
- Все речи сказаны, можно прощаться, - сказал Виктор Викторович и
первым пожал крепко ребятам руки. Вера Хечекова расцеловала мальчишек.
Наконец ребята и дядя Кузьма забрались в просторную кабину. Узкий ящик
шофер сунул им под ноги.
- Что там такое? - спросила Элла.
- Сами не знаем, - сказал Андрей. Получилось так, что он сел рядом с
девочкой.
Только сейчас мальчишкам стало по-настоящему грустно и жаль
расставаться со всеми этими хорошими и добрыми людьми. Когда машина
тронулась, Ване показалось, что в глазах Веры Хечековой блеснули слезы, а
может быть, это просто дождь... Вера Хечекова помогла им собраться,
притащила ящик вяленой рыбы и напихала в рюкзаки, так что едва их
застегнули.
- С вешала поснимала? - спросил Ваня.
- Хватит нам, - сказала Вера Хечекова. - Вы ведь тоже много на удочку
наловили.
Кухарка тетя Поля принесла в промасленной бумаге жареных окуней и целый
кулек вкусных пирожков...
- Тоже с нами в Ленинград? - в шутку спросил Ваня Эллу.
- Я к тете Дуне, - коротко ответила она.
Ваня совсем забыл, что у Эллы в Умбе родственники. Сын Евдокии Ивановны
Рожковой - Санька - ее двоюродный брат. И еще там, на острове у ихтиологов,
Санька сказал, что мать просила Эллу обязательно приехать к ним. Но тогда
девочка не могла...
Лесовоз потряхивает, резко наклоняет из стороны в сторону. Андрея
прижимает то к девочке, то к Ване. Дядя Кузьма внимательно смотрит на
ухабистую дорогу. Баранка в его ладонях то вертится как бешеная, то
неподвижна.
Андрей косится на пушистую прядь, спустившуюся на плечо Эллы, и
испытывает острую тоску, больше он никогда не увидит эту девчонку с озера
Вял.
Элла отводит рукой волосы и тоже бросает невеселый взгляд на Андрея.
Мальчишка тотчас отворачивается и начинает сосредоточенно смотреть на мокрую
унылую дорогу. Он боится, что Элла опять скажет, что у него странный взгляд.
Видит-то его, Андрея, всего третий раз, а все время проезжается насчет его
глаз. Ведь он не видит свои глаза. Тут, на Севере, даже в зеркало ни разу не
посмотрелся...
Но Элла сейчас не придирается: глаза у нее грустные, уголки губ
опущены. Андрей не слышит, но чувствует, как она вздыхает.
- Вы уже там... - говорит она. - Дома в Ленинграде.
- Приезжай к нам? - оборачивается к ней Андрей. - Можно даже сейчас, а?
- Втроем-то мы запросто на два билета улетим, - говорит Ваня. - Это я
гарантирую.
- Пошли отцу телеграмму - и через два часа в Ленинграде, - уговаривает
Андрей.
Элла улыбается и качает головой:
- Отец ждет меня на озере. Я должна магнето к мотору купить в Умбе.
Дядя Кузьма завертел большую баранку - машину резко повело в сторону.
Но вот она снова выровнялась. "Дворники" едва успевали сгребать дождевые
капли, как на стекле появлялись новые, превращались в струйки и текли вниз
по извилистым дорожкам. На красноватой глинистой дороге блестели лужи.
Взъерошенные мохнатые ели и сосны размахивали своими остроконечными
вершинами. Над деревьями огромным бездонным ведром опрокинулось темно-серое
лохматое небо. Из ведра лило и лило.
- Чего доброго, сегодня не улетим, - вслух подумал Ваня.
- Переночуете у тети Дуни, - сказала Элла.
- Для самолета такая погода - ерунда, - сказал Андрей. - Он заберется
выше облаков, а там всегда солнце.
- Я в Умбе три дня буду, - ни к кому не обращаясь, сообщила Элла.
Машину сильно тряхнуло. Все, как по команде, подскочили на сиденье.
Дядя Кузьма еще ниже наклонился вперед.
- Ну, держитесь, ребятки, - усмехнулся он. - Начинается та самая
дорожка, на которой черти горох молотили!
Машину зашвыряло из стороны в сторону, дробно застучали в днище комья
грязи. Иногда мутная вода из лужи окатывала радиатор и стекло. Андрей
вцепился в сиденье, боясь оказаться на коленях у Эллы. Ваня что-то хотел
сказать и чуть не прикусил язык. Ящик ожил под ногами, задвигался, затрещал.
От него отскочила одна рейка. Держась рукой за сиденье, Ваня другую запустил
в образовавшуюся щель. Покопавшись, вытащил сверток.
- Андрюха! - расплылся он в улыбке, вмиг забыв про трясучку. - Нам
мотор подарили... "Салют"! Новенький. Вот инструкция и паспорт!
Андрей не рискнул свой восторг выражать вслух, лишь пожал приятелю
руку.
- Царский подарок, - сказала Элла, сбоку взглянув на инструкцию.
- Хороший мужик Назаров, - улыбнулся дядя Кузьма. - Шутка сказать,
мотор отвалил не за здорово живешь!
- Мы в экспедиции баклуши не били, - сказал Ваня.
Позади громыхал прицеп, со скрипом терлись друг о дружку связанные
цепями толстые стволы. Лил дождь, завывал в ветровом стекле ветер, лесовоз
полз, как гусеница, по разбитой дороге, небо опустилось на мотающиеся
вершины деревьев, но на душе у мальчишек радостно и светло. Если самолет
сегодня вовремя оторвется в Умбе от земли, то через четыре часа они будут
дома. В родном Ленинграде, где тепло и нет осточертевших комаров и мошки,
где мама и папа, по которым оба успели соскучиться. Теперь у них свой
собственный мотор. А удостоверения на право вождения плавсредств по рекам и
озерам лежат в кармане. К радости примешивалась и легкая грусть: оба
привыкли к Северу, полюбили дикое синее Вял-озеро. Оба знали, что потом, в
Ленинграде, будут вспоминать этот край, берег ламбы, деревянную баню, Саньку
и девочку Эллу...
Ребята, подставив мелкому дождю лица, всматриваются в серую мглу. Уже
давно с неба слышится добродушное ворчание мотора, но самолета не видно.
- Бывает, покрутится-покрутится и улетит обратно, - говорит Санька. -
Низкая облачность.
- Смотрите, идет на посадку, - показывает Элла в сторону мокрого леса.
В облаках мелькает темно-серебристое крыло и пропадает. Затем царапают по
молочному клубящемуся облаку выпущенные шасси, и вот над лесом показывается
АН-24. Он весь блестит, от крыльев и стабилизатора отскакивают дымчатые
клубки. Самолет плавно снижается, прицеливаясь на самый край травянистого
поля. Вот он проходит над макушками деревьев, касается земли, подпрыгивает
и, заметно тормозя, катится по аэродрому.
Ваня и Андрей взваливают рюкзаки на плечи. Санька помогает просунуть
руки в заплечные ремни, потом ставит на попа ящик с мотором.
- Вас не пустят, - говорит Элла. - Еще посадка не скоро.
Андрей первым снимает рюкзак, за ним Ваня. Отчего это в аэропорту, на
вокзале люди всегда спешат поскорее занять свое место, а потом долгие минуты
томятся в тягостном ожидании отправления?..
- Зимой на каникулы ждем вас, - говорит Андрей, глядя на Эллу. - Вы
должны приехать.
- Я приеду, - говорит Элла и дотрагивается ладонью до кармашка на
брезентовой куртке, где лежит бумажка с адресами Андрея и Вани.
- А ты? - спрашивает Саньку Ваня. - Приедешь?
- Сказано - сделано, - мотает мокрой всклокоченной головой Санька. - Мы
вместе с Элкой приедем. Мне до смерти хочется глянуть на крейсер "Аврора".
- А я все музеи обойду, - говорит Элла.
Ваня, улыбаясь, отстегивает на рюкзаке клапан и достает смятую
коричневую шляпу.
- Носи, Саня, - говорит он. - Отличная шляпа.
- Это же Володина? - удивляется Андрей. - Как она к тебе попала?
- Выиграл на спор, - отвечает Ваня. - Перед самым отъездом торжественно
вручил.
Санька вертит шляпу в руках, нюхает, наконец надевает на свои лохмы.
- Сойдет, - ухмыляется он. - Для рыбалки.
К самолету из аэропорта потянулись пассажиры. И снова Саня помог
приятелям надеть рюкзаки, ящик с мотором взвалил себе на плечо.
- Элла... - говорит Андрей и запинается. - Элла, ты приедешь?
- Я уже сказала.
- До свиданья, Элла, - Андрей, краснея, протягивает руку.
- Я не пойду к самолету, - говорит девочка. - Сколько можно прощаться?
Сань, я тебя здесь подожду.
- Как прилечу, сразу вышлю книжку, - говорит Ваня. - Она тебе
понравится, вот увидишь!
- Спасибо, - улыбается Элла, и улыбка у нее грустная-грустная.
Тихо в седьмом "В". Слышно, как шуршат ручки по бумаге, нет-нет -
заскрипит парта, послышится тяжелый вздох. Весь класс пишет сочинение на
свободную тему. Хотя тема и вольная, почти все пишут о том, как провели
нынешнее лето.
Нина Васильевна сидит за столом и читает книжку. Она могла бы и уйти,
потому что сочинение на свободную тему не спишешь, но в этот первый день
занятий ей приятно быть вместе с ребятами.
- А я летом видел летающее блюдце, - говорит Пирамида. - Нина
Васильевна, об этом можно написать?
- Напиши! - усмехается Леня Бойцов. - И пошли на конкурс в "Технику -
молодежи".
- Оно летело-летело, село и исчезло, - продолжает Пирамида. - Это было
за городом, стояла жара, может, мне приснилось?
- Сны свои расскажешь на перемене. - Отложив книжку, учительница
обводит взглядом свой класс. Каких-то три месяца прошло, как они расстались,
а мальчики и девочки заметно изменились: подросли, окрепли, многие загорели,
вроде бы стали серьезнее... Правда, не все: Слава Бабочкин все такой же
вертлявый и болтливый. И совсем не загорел. Наверное, все лето в городе
пробыл. Ну, чего, спрашивается, мешает своему соседу Толе Григорьеву? Нина
Васильевна уже хотела было сделать Бабочкину замечание, но Толик (смирный,
тихий Толик Григорьев!) вдруг ощетинился и толкнул под партой кулаком
Пирамиду в бок...
Другими стали Ваня Мельников и Андрей Пирожков. Лица обветренные,