Крамер Марина. Первая леди города, или Между двух берегов

   Дверка отодвинулась в сторону, появился телохранитель, молча залез, сел за спину и обнял Марину громадными ручищами. Уткнувшись лицом в мокрые волосы, покаянно пробормотал:
   – Киска моя, прости идиота, не знаю, что накатило… не могу без тебя, прости…
   – Я не сержусь на тебя, Женька. – Она положила руки на его пудовые кулаки и прижалась затылком к плечу. – Просто ты стал какой-то… не знаю, чужой совсем. Я измучила тебя, со мной очень трудно.
   – Неправда. С тобой хорошо.
   – Хочешь, я разрешу тебе спать у меня в спальне?
   – Нет.
   – А…
   – Я не лягу в постель, в которую ложился Малыш, – отрезал Хохол, вынимая ее из сауны. – Даже не проси меня. Ты будешь спать у меня, когда захочешь.
   – Как скажешь, дорогой, – отозвалась Коваль, обнимая его за шею и прижимаясь всем телом. – Все, что ты захочешь.
   – Так прямо и все?
   – Я никогда не бросаю слов на ветер, ты ведь знаешь.
   – Ох, нарвешься ты, Коваль! – предупредил Хохол, занося Марину в свою комнату и укладывая на постель. – Вот и шконка моя, ждет нас с тобой, моя киска…
   Она растянулась на постели, наслаждаясь движениями его рук по телу.
   – А ведь я боюсь тебя, Женька, – призналась вдруг Марина. – Ты меры не знаешь, я боюсь, что ты не сможешь остановиться, искалечишь…
   – Ты меня боишься? – расстроенно повторил он, обнимая ее. – Боишься? Да я лучше нос себе откушу, чем причиню тебе вред, неужели ты не понимаешь?
   – Не обижайся, – попросила Коваль, целуя его. – Хочешь, расскажу, как меня тобой пугали, сперва Череп, потом Малыш? Больше всего на свете я боялась попасть тебе в руки, оказаться с тобой в одном помещении. Я смотрела на тебя и боялась встретиться глазами, чтобы ты, не дай бог, не захотел познакомиться со мной поближе. А где-то глубоко внутри мне было интересно узнать, какой ты. Меня привлекала исходившая от тебя опасность. Помнишь, когда я впервые оказалась в твоей комнате? Ты не впустил меня тогда, а я была готова на все, правда.
   – Я побоялся, что потом меня Малыш убьет. Впервые, наверное, испугался. Но ведь все знали, как он тебя любит и что может в случае чего. – Хохол улыбнулся, легонько щелкнув Марину по носу.
   – А мне было все равно, что сделает Малыш со мной и что – с тобой. А помнишь, когда мне все же удалось затащить тебя в постель? – Коваль посмотрела в его глаза – они как-то странно светились, воспоминания о той ночи доставляли Хохлу явное удовольствие. – Ты боялся меня, Женька, и мне это нравилось – я заставляла бледнеть человека, о чьей жестокости ходили легенды!
   – Представь, каково было мне? Я не верил, что это происходит на самом деле – сама Наковальня, жена Малыша, пришла ко мне и сказала – возьми. А там, в Египте? – Хохол положил ее сверху, прикрыв простыней. – Я хотел тебя так, что даже думать ни о чем не мог, мне нужно было трогать тебя, целовать.
   – По-моему, тебе удалось все, чего ты хотел, – заметила Марина, разглаживая его брови пальцами.
   – Удалось. Я получил от тебя все, на что ты только была способна…
 
   Марина надеялась, что он не настанет, этот день, который так невыносимо проживать… Надо вставать, ехать на кладбище, где соберется толпа народа, а так хотелось бы побыть совсем одной, просто посидеть, положить цветы и поговорить всласть с мужем, поплакать, наконец, но чтобы только не видеть никого, не слышать траурных речей, воспоминаний от чужих людей. Не выйдет, конечно, а так хочется! И ехать нужно прямо сейчас, говорят, мертвые ждут гостей именно утром…
   Позавтракать Марина не смогла – ничего не хотелось, только кофе и сигареты, штук пять, аж в горле запершило. Хохол поругался, но скорее для вида, понимал прекрасно, как ей тяжело и плохо. Он смотрел на хозяйку сочувственно, представляя, что именно ей предстоит пережить сегодня. Его сочувствие не раздражало, не доставляло никаких неприятных ощущений – Хохол стал членом семьи, если бы не он, неизвестно, что было бы с Мариной. Наблюдая, как методично рассовывает он по карманам какие-то таблетки и пузырьки, Коваль усмехнулась:
   – Аптеку ограбил, дорогой?
   – Лучше пусть будет и не понадобится, чем наоборот, – безапелляционно высказался телохранитель.
   – Ты ведь знаешь, что мне это не поможет, – текилу прихвати, она надежнее.
   – И текилу прихвачу, не переживай. – Он посмотрел на Марину пристально, но она не плакала, держалась. Еще успеет.
   Чем ближе подъезжали к кладбищу, тем сильнее сжималось ее сердце, покрываясь ледяной коркой. Ноги сами несли к черному памятнику с одной-единственной датой. Слава богу, никого не было, и Коваль смогла приблизиться к могиле и прошептать, привалившись лбом к холодному мрамору:
   – Ну, здравствуй, любимый мой, здравствуй, Малыш! С днем рождения тебя, родной мой. Как ты там без меня, скучаешь, наверное? Вот и я скучаю, мне так плохо без тебя, Егор…
   Краем глаза она видела, как отвернулся, смахивая слезу, Розан, как нервно ломает в пальцах сигарету Хохол, как топчутся, не смея поднять глаз от земли, Данил и Юрка – охрана не выражала сочувствия вслух, зная, что Коваль терпеть этого не может.
   – Хохол, налей мне! – приказала она, и тот подчинился, протягивая стакан с текилой, которую Марина выпила залпом, даже не закусывая.
   Розан тоже замахнул стаканчик, хоть и за рулем был. Да что такое стакан текилы для Розана – так, невидимые миру слезы! Равно как и Марине теперь. Они стояли вокруг могилы и молча курили, Коваль смотрела на памятник, и в голове никак не укладывалось, что вот это – все, что осталось от ее мужа. Пацаны отгребли снег, расчистили все вокруг, и Марина положила под плиту букет белых роз. Белые цветы на черном мраморе – по традиции…
   Смахнув с глаз слезы, она пошла прочь от этого места, где становилось еще тяжелее. Хохол догнал уже у выхода, обнял за плечи, но Коваль вырвалась:
   – Пусти! Не хочу, чтобы Егор видел, во что я превратилась.
   – Зачем ты так?
   – А что, это как-то по-другому называется? – жестко спросила она, выхватывая из пачки очередную сигарету и нервно щелкая зажигалкой.
   – Не мучай себя, ты тут ни при чем. – Хохол все же притянул ее к себе, преодолев сопротивление. – Он простил бы тебе, если бы был жив.
   Вот они, волшебные слова, после которых можно всласть поплакать…
   – Позвони Ветке, пусть приедет вечером, – всхлипывая, велела Марина, опуская черные очки на заплаканные глаза.
   – Зачем?
   – Не спрашивай – сделай! – отрезала она, выбрасывая окурок.
   – Не звони, Хохол, – встрял Розан, шагающий следом за ними. – Ничем хорошим не кончится, я тебе обещаю! Они нажрутся до полного беспредела и рванут по кобелям, так всегда бывает, я-то знаю!
   «Давненько не получал Серега Розан по наглой морде, сейчас исправим!» – зло подумала Марина и исправила, со всей силы врезав ему в нос кулаком.
   – Надеюсь, теперь у тебя отпадет охота комментировать мою личную жизнь? – поинтересовалась она, с удовольствием наблюдая за тем, как Розан зажимает кровоточащий нос.
   – Достала! Когда ты прекратишь объясняться с помощью кулака, Коваль? – прогнусавил тот.
   – Когда ты перестанешь указывать мне, как и что делать.
   – Уже!
   – Вот и славно. Поехали домой.
   Марина так продрогла на кладбище, где ветер всегда почему-то пробирает до костей, что сразу пошла в душ, под горячие струи, долго растиралась мочалкой, пока кожа не покраснела. Набросив теплый халат и замотав мокрые волосы в узел, спустилась в гостиную к Хохлу и Розану, которые сидели в креслах перед накрытым столом и пили. Вернее, пил Розан, а телохранитель, боясь сорваться, потягивал пиво прямо из банки, чего Коваль не выносила. Подойдя вплотную, она отняла у него жестянку и перелила пиво в стакан, вернув его Хохлу:
   – Держи! Просила ведь не пить из банки! Ветке звонил?
   – Звонил, – неохотно ответил он. – Едет уже.
   К тому времени, как до них добралась Веточка, Марина успела нормально нагрузиться и уже плоховато соображала.
   – Может, спать пойдешь? – спросил Хохол, не особо надеясь на успех – видел, что ее повело, сейчас напьется до полного изумления.
   – Нет. Неси еще бутылку, эту я уже освоила.
   Освоить пришлось еще пару, Ветка от такой дозы воспылала неземной страстью к Розану, которого в трезвом уме и здравой памяти терпеть не могла, но под синим кайфом и он годился.
   Марина же ясно и четко видела перед собой лицо Малыша – синие глаза, седые волосы, чуть опущенные уголки рта. Зрелище было настолько реальное, что она даже застонала от ужаса.
   – Что с тобой? – наклонился к ней Хохол, неприязненно глянув на уже полуголую Ветку, сидящую на руках у Сереги, тоже не совсем свежего и одетого.
   – Мне плохо, Женька… – выдохнула Марина, хватая его за руку.
   – А то! Почти три литра в два рыла выпить – кому хорошо будет! Идем, спать надо, завтра умирать весь день будешь! – Он поднял хозяйку на руки и бросил обнявшимся Ветке и Сереге: – Не орите тут, идите в гостевую!
   – О, а Коваль опять повезло! – захохотала пьяная ведьма, но Хохол рявкнул так, что та прикусила язычок:
   – Захлопнись, дура! Чтоб я ни звука не слышал – урою, на хрен!
   – Все, Женечка, мы тихонько посидим и спать пойдем! – присмирела Веточка, прекрасно помнившая, как крут бывает Хохол, если его достать.
   – Да можете даже полежать, мне по фигу, но только чтоб тихо было – Маринка завтра и так с постели не встанет! – предупредил он, унося Коваль в спальню.
   – Женя, не уходи, пожалуйста, – пробормотала она, когда он раздел ее и уложил, укутав покрывалом. – Останься со мной, я очень тебя прошу…
   – Я не могу… я слово дал…
   – Прошу тебя, мне очень плохо и страшно, не оставляй меня одну, Женя…
   Он подчинился, правда, неохотно, и Коваль, обняв его и устроившись удобнее, провалилась в тяжелый, пьяный сон.
   Утром голова трещала от дикого похмелья, руки тряслись, как у последней пьянчужки, Хохол предложил даже опохмелиться, но какой-то внутренний голос подсказал Марине, что лучше этого не делать.
   – Дойдешь со своим футболом, – проворчал он, и Марина вспомнила:
   – Кстати, Розан еще здесь?
   – Где ж ему быть, козлу похмельному! Лежит в гостевой, стонет на весь дом, уже три банки пива высосал – не помогает. Здорова Ветка текилу лакать! Розана уделать – это ж уметь надо!
   – Значит, Серега в ауте, придется самой ехать.
   – Куда?
   – К футболистам, я ж им денег обещала.
   – Не поедешь никуда, не пущу! – восстал Хохол.
   – Хотелось бы понаблюдать, как ты сделаешь это, дорогой, – холодно взглянув на него, сказала Коваль.
   – Очень просто – надену наручники, и к спинке!
   Она потянула его к себе и прошептала:
   – Если ты хочешь, то по возвращении можешь так и сделать, я слова не скажу…
   Хохол покраснел, злясь, что она всегда угадывает его тайные желания. Словом, Марина уговорила его поехать в «Империю удачи», хотя меньше всего на свете сейчас ей самой хотелось вставать и куда-то ехать.
   Как она и предполагала, футбольные деятели попытались выудить у нее не сто сорок, а сто пятьдесят тысяч, мотивируя это необходимостью иметь свободные наличные деньги для расчетов с массажистами, водителями и прочей обслугой. Но тот, кто развел Коваль, еще не родился, и пришлось мужикам соглашаться на то, что дают. А у нее после их ухода созрело твердое решение ехать на Кипр и на месте убедиться, как и куда уходят деньги. Придется все же менять имидж, чтобы не опознали, да и с Хохлом надо что-то делать – уж больно внешность колоритная.
   – Женька, едем в «Бэлль», – велела она, садясь в джип и откидываясь на спинку сиденья.
   – Зачем? – удивился телохранитель.
   – Будем менять внешность.
   – Это зачем еще? – подозрительно покосился в ее сторону Женька, ожидая, как обычно, подвоха.
   – Я еду на Кипр, но мне надо, чтобы эти козлы меня не узнали. И тебя, кстати, тоже.
   – Ты мне предлагаешь волосы выкрасить, как петуху последнему? – возмутился он до глубины души.
   – Фантазии у тебя нет, Хохол! Мы тебя наголо побреем и отрастим бородку с усами.
   – Точно, за петуха начнут принимать! Ты совсем берега потеряла, Маринка! Мне в падлу в таком виде на люди!
   – Не ори, а? – попросила Марина. – Это ненадолго, приедем – сбреешь. Может, еще самому понравится.
   Ее идея была ему отвратительна, Коваль прекрасно видела, но была непреклонна, и Хохол с ворчанием согласился.
   Девчонки в салоне встретили хозяйку радостно – она не приезжала к ним целых три месяца, было просто не до того, некогда тратить время на поездки за красотой, да и стимула тоже не было.
   – Марина Викторовна, как можно так себя запускать? – ругалась парикмахерша Олеся, разглядывая Маринины волосы. – Какого вы цвета, скажите, пожалуйста, а то не разберу уже?
   – Леся, крась в черный, не думай. И наращивать тоже будем, насколько возможно.
   – Да я-то могу хоть в пол, только как ходить будете?
   – Давай подлиннее, и цвет поярче, чтоб глаза рвало! – приказала Коваль, приготовившись к утомительному и долговременному процессу.
   Через несколько часов узнать ее не смог бы и Хохол – рваная челка и иссиня-черные волосы, нарощенные до середины спины, сделали лицо еще более бледным.
   – Линзы зеленые поставьте, – посоветовала Олеся из-за плеча. – Эффект будет сногсшибательный!
   – Где там мой нянь, пусть оценит, – потянулась Марина и вздрогнула, увидев в зеркале за своей спиной обритую наголо голову Хохла. «Мать моя, ну и морда у него!»
   – Не нравится? – усмехнулся он, проведя рукой по бритому затылку. – Отвык я от таких причесонов, самому дико – как на зону еду!
   – Да-а! – протянула она. – Но бороду все равно отрастим, хоть немного цивилизованнее выглядеть будешь. Может быть.
   Он захохотал, выдергивая Коваль из кресла и подкидывая вверх:
   – Красотка моя! Ништяк девки сработали – не узнал бы, если бы рядом не сидел!
   – Пусти меня, все испортишь! – отбивалась она, болтая ногами в черных замшевых сапогах без каблуков.
   – Нет! – бросив Олесе и стригшей его самого Наталье по сто баксов, он вынес хозяйку к машине, прихватив с вешалки шубу. – Поехали, в кабаке посидим? – предложил он, и Марина согласилась – до вечера оставалось не так много времени, да и голова почти прошла.
   – Пить только не давай мне, – попросила она, уже не надеясь на собственную силу воли и сознательность.
   – Тебе не дашь, пожалуй! – усмехнулся Хохол. – Ты совсем берегов не видишь в последнее время, пьешь, как синячка какая! И все равно я от тебя балдею, моя киска… – Это было сказано шепотом на ухо и сопровождалось легким укусом за мочку уха.
   – Не зарывайся! – строго сказала Коваль, щелкнув его по носу. – Мы не дома. В «Шар» не хочу, поехали в «Латину». – Предложение возникло само собой и поддержано было с неохотой – Хохол дико ревновал ее к Карлосу, который по-прежнему работал в клубе, ставил шоу. Правда, Марина давно его не видела – после ранения в позвоночник желание танцевать исчезло…
   – Больше некуда?
   – Я ж не танцую теперь. Между прочим, Егор меня к нему не ревновал.
   – А я буду! Моя женщина останется только моей, делить не стану!
   – Ты не попутал? Я – не твоя женщина, – отрезала она, помрачнев.
   – Прости…
   Он отвернулся в сторону, вынул сигареты, закурил, выпуская дым и щурясь. Коваль молчала – ей не нравилось то, что он сказал, никто на всем свете не имел прав на нее. Только Малыш. Хохол тоже понял, что хватил через край, выбросил окурок в окно и притянул Марину к себе, заглядывая виновато в глаза:
   – Ну, прости дурака, не буду больше. Я знаю, о чем ты думаешь, вернее – о ком. Даже мертвый, он не выпускает тебя из своих рук, чертов собственник…
   – Не сметь! Не сметь никогда, слышишь, никогда не сметь говорить о Егоре вообще хоть что-то! – заорала она, выдираясь из его рук. – Ведь я просила тебя!
   – Да не ори ты! – разозлился Хохол, прищурив глазищи. – Молись на своего Малыша, надо же – святой нашелся! Гулял от тебя направо и налево, а ты…
   Забыв, что перед ней не Серега Розан, Коваль размахнулась и врезала ему кулаком в нос – и тут же оказалась подмятой под сильное и тяжелое тело:
   – Спятила, женщина? А если в ответку получишь?
   – Попробуй! – Она смотрела на него враждебно, стараясь выбраться или руки освободить, но это было просто невозможно – сто десять килограммов как-никак… – Пусти!
   – Нет. Поцелуй меня.
   – Пошел ты! – рявкнула Марина, потеряв всякий рассудок, и Хохол, усмехнувшись, произнес:
   – Ну, тогда я сам, – и закрыл ее рот своим.
   Она от злости укусила его за губу, так сильно, что почувствовала вкус крови, но это не остановило Хохла, он продолжал целовать ее, не обращая внимания на ее попытки выбраться. Пришлось расслабиться и начать получать удовольствие…
   – Вот и нормально, сразу бы так, – удовлетворенно проговорил он, отрываясь от губ и расстегивая шубу. – А то сопротивляется она…
   – Всю прическу испортил, бугай чертов! Убери руки, до дома не дотерпишь никак?
   – А дома что?
   – Дома – все, что захочешь.
   – Смотри – ты обещала! Приехали, выходи – «Латина» твоя.
   В ее некогда любимом ресторане ничего не поменялось – та же сцена, те же пары на ней, тот же центральный стол, за которым так любил сидеть Егор, глядя на то, как его жену крутит в страстном танце черноволосый «латинос»…
   И сам «латинос» в обтягивающей синей футболке и широких танцевальных брюках, с волосами, собранными в неизменный «хвостик», – вот он, увидел, бросился навстречу, радостно раскинув руки:
   – Дорогая, где ж ты была так долго? – и осекся, глядя, как Марина подходит ближе, опираясь на трость, – как многие, не верил, что она и в самом деле инвалид.
   – Привет! Станцуешь для меня? – спокойно спросила Коваль, усаживаясь за столик и приглашая Карлоса присесть рядом. – А то я теперь в немного нетоварном виде, так хоть со стороны посмотрю.
   – Если ты – в нетоварном, то кто тогда в товарном, покажи мне! Ты стала еще лучше, чем была, не сочти за лесть. – Карлос оглядел ее с восхищением, отметив резкую смену имиджа и длинные волосы.
   – Да уж! Похорошела! – усмехнувшись, ответила она, жестом подзывая официантку. – Кофе, текилу и лимон, Жанночка.
   – «Айриш Крим», Марина Викторовна? – уточнила девушка и, когда та кивнула, удалилась.
   – Ты не изменяешь привычкам, я смотрю. – Карлос улыбнулся и положил руку на Маринину, и тут же выросший за спиной Хохол встряхнул его за плечо:
   – Не забывайся, братан!
   Танцор слегка оторопел, было видно, что вмешательство огромного бугая с синими от наколок кистями ему неприятно и, более того, пугает.
   – Остынь, Женя, – велела Марина, глянув на него с усмешкой – ревнует, бедолага, аж искры из глаз летят.
   – Я же сказал – пусть руки уберет! – упрямо повторил Хохол, враждебно посмотрев на Карлоса.
   – Проблемы какие-то, дорогой? – уставившись на телохранителя из-под челки, поинтересовалась Коваль, вытягивая из пачки сигарету.
   – У меня – нет, а вот у него сейчас будут, – грозно ответил он.
   Марину ситуация достала, и она кивнула Карлосу:
   – Иди, у меня тут дельце личного характера. Так я увижу тебя на сцене или нет?
   – Конечно, дорогая, все, что ты захочешь! – И он, поцеловав ей руку, ушел в гримерку.
   Коваль повернулась к возвышающемуся над ней Хохлу:
   – Присядь-ка, мой бдительный! – И, когда он опустился за столик рядом с ней, притянула к себе, схватив за водолазку: – Ты что, опять попутал что-то? Это что еще за фокусы, а? Я езжу сюда много лет, и никогда никому не приходило в голову запретить мне эти поездки или приревновать меня к Карлосу, ты – первый! Мне не нравится твое поведение, подумай об этом.
   – Мне тоже кое-что не нравится, – отцепив ее пальцы от черной водолазки, сказал телохранитель. – Например, то, что ты на моих глазах заигрываешь с этим жеребилой. Он же на тебя облизывается, как кот на сметану!
   – Женя, – произнесла Марина устало, затягиваясь сигаретой, – привыкни к этому – всю мою жизнь на меня кто-то облизывается, и кому-то даже удается сделать это не вхолостую. Как тебе, например. Поэтому – либо ты принимаешь все как есть, либо давай расставаться, потому что ты начинаешь посягать на мою свободу. А я не терплю этого, Женя.
   – Ты меня гонишь? – тихо спросил он, взяв за руку и сжав ее.
   – Я не могу тебя выгнать, ты ведь сам сказал – мы с тобой повязаны. Но свою свободу я ценю очень высоко, и даже Малыш не смел покушаться на это.
   – Мне трудно, пойми, Маринка, я дурею, когда вижу всех этих козлов, которые крутятся вокруг тебя…
   – Расслабься – кому нужна хромая баба! – усмехнулась она, гася в пепельнице окурок. – Поехали отсюда на фиг, вечер ты мне испортил.
   На Кипр полетели десятого января, просидев в депутатском зале аэропорта до последнего, чтобы не попадаться на глаза руководству команды. Это не входило в Маринины планы, хотя даже Ветка, знавшая ее, как себя, не узнала при встрече. Где уж мужикам, видевшим Марину всего пару раз, в ярко накрашенной зеленоглазой брюнетке с длиннющими волосами, упакованной в черный кожаный костюм и белую норковую шубу, признать своего нового президента клуба! Но подстраховаться не мешает никогда.
   То, что Коваль увидела из окна, ей совершенно не понравилось – все руководство ехало на сборы с женами. Надо будет проверить потом документацию по билетам и номерам в отеле.
   – Идем, уже все прошли, – взяв ее под руку, сказал Хохол.
   Он выглядел совсем не как телохранитель, скорее – как любовник, что в принципе было не так далеко от истины. Марине, правда, пришлось немало потрудиться, чтобы убедить его сменить извечную кожаную куртку на длинное кашемировое пальто, а ботинки на «тракторе», которыми очень удобно пинать кого-нибудь в лицо, на модные туфли с острыми носами, но старания даром не прошли – Хохол выглядел потрясающе стильно и прилично.
   – Видала бы братва! – цедил он сквозь зубы, но Коваль была непреклонна, и ему пришлось подчиниться. – Как мажор какой-то!
   – Зато на человека стал похож, а не на урку в бегах! – решительно отрезала она. – И прекрати смолить «Беломор», это странно выглядит!
   – Да не берут меня эти ваши беспонтовые сигареты! – возмутился он. – Я с десяти лет его курю!
   – Отвыкнешь!
   – Ты меня скоро через обруч прыгать заставишь! – взмолился Хохол, пытаясь получить удовольствие от «Кэмела», что удавалось ему с большим трудом.
   – Надо будет – заставлю! – совершенно серьезно пообещала Марина.
   Словом, работу она провернула немалую, зато теперь рядом шел вполне приличный и даже слегка вальяжный мужчина, заботливо держащий ее под руку. Похоже, Хохлу и самому начало нравиться это превращение.
   В самолете Коваль откинулась на спинку кресла и не глядя взяла какой-то журнал, предложенный стюардессой. Это оказался немецкий журнал мод, Марина без особого интереса полистала его и, натолкнувшись на вкладку с выкройками, вдруг вспомнила, как Розан как-то рассказывал ей о забавной схеме мошенничества с помощью таких вот испещренных стрелками и пунктирными линиями листов.
   Выйдя из тюрьмы, Серега примкнул к довольно большой бригаде автошулеров, специализировавшихся на «разводе лохов». Все выглядело просто до безобразия – один из участников группы переодевался в военную форму и представлялся офицером-вертолетчиком, вернувшимся из Афганистана и желающим срочно продать «Волгу». Машина действительно существовала, будущей жертве даже давали прокатиться, чтобы проверить ее. Аферист сидел на пассажирском месте, рассказывал какие-нибудь байки, отвлекал, словом. Как бы невзначай, он открывал планшет, и оттуда выпадали именно такие выкройки из журнала мод, призванные имитировать «полетные карты». «Вертолетчик» спохватывался, конфузился, прятал «карты» обратно. Затем предлагал покупателю проехать к нему домой, в квартиру, снятую, как правило, заранее. Там «офицер» долго шарил по шкафам в поисках техпаспорта, а потом сокрушенно говорил, что опять жена забрала на работу все документы – мол, идиотская привычка таскать все с собой, а потому придется подъехать к больнице, где она работает. В приемном покое «офицер» предлагал отдать ему деньги, чтобы жена убрала в сейф, а он сейчас же вынесет все документы на машину, и они вместе поедут оформлять ее. Разумеется, после того как «вертолетчик» в белой накидке на плечах и с деньгами в кармане скрывался за стеклянной дверью приемного покоя, обманутый покупатель больше не видел ни его, ни денег, ни машины, которую ловко угонял в гараж второй участник «развода». Незатейливая и даже в чем-то откровенно глупая схема работала безотказно и довольно долго, принося бригаде неплохую прибыль. «Офицер-вертолетчик», прошедший Афганистан, – это была убойная легенда, в которую верили абсолютно все.
   Сейчас это показалось Марине смешным, однако она знала, что путем таких афер Розан поднял приличную даже по нынешним временам сумму.
   Отложив журнал в сторону, она задремала, как и поступала обычно во время длительных перелетов: так время бежало быстрее.
   Проснулась от того, что Хохол осторожно гладит волосы, проводит пальцем по щеке, по губам: