Страница:
– Выйди отсюда, Хохол! – на чистейшем русском резко приказал Егор.
Надо было видеть обескураженное лицо Хохла: такого выражения Коваль не видела ни до, ни после этого случая. Но ему быстро удалось прийти в себя, он схватил не ожидавшего такой прыти Егора за свитер и притянул к себе:
– Ты?! Ты… сволочь! Как ты можешь приходить сюда?! Паскуда, да я ж тебя… – Но не зря столько лет Малыш держал себя в прекрасной форме, ничего не стоило ему освободиться от рук Хохла и одним движением свалить того на пол, завернув обе руки за спину:
– Я же просил тебя – уйди! Почему вы никогда не понимаете по-хорошему, ни ты, ни твоя хозяйка?
– Я убью тебя, Малыш! – процедил прижатый к полу Хохол, пытаясь вырваться. – Клянусь, за то, что она пережила, я тебя порву на куски! Так даже петушня не поступает – кинуть женщину, разыграв свою смерть! Ты не думал о том, как будет жить твоя жена?
– С тобой я не собираюсь ничего обсуждать. Если я уберу руки, ты уйдешь отсюда и дашь мне поговорить с моей женой?
– Я не жена тебе больше, Егор, – совершенно трезво и здраво сказала вдруг Марина. – Отпусти Хохла и убирайся из моей жизни, раз уж ты все равно мертв.
– Я не уйду, пока не поговорю с тобой, – упрямо повторил он, не позволяя Хохлу шевельнуться. – Мне нужно многое тебе объяснить.
– Не желаю слушать твое вранье, Малыш. Ты убил не только себя, ты и меня убил в тот день, и теперь никакие объяснения, никакие разговоры не заставят меня поверить тебе. А простить то, что ты со мной сделал, вообще невозможно.
– Так, с тобой тоже все ясно! – С этими словами он поднял Хохла с пола и вытолкал за дверь.
Марина услышала, как щелкает замок соседнего номера, как там матерится Женька, пытаясь, видимо, выбить крепкие дубовые двери.
Егор вернулся и сел на постель возле нее. Коваль подобрала под себя ноги, отодвинувшись на самый край кровати, и враждебно смотрела на него. Это чужое лицо раздражало, она хорошо помнила, как почти в такой же ситуации оказалась не так давно, оставшись в одной комнате с влюбленным в нее до одури ресторатором Гариком[1]. Тоже чужое лицо и родной, знакомый до дрожи в коленях голос. Только, в отличие от Гарика, этот человек действительно был когда-то ее мужем.
– А теперь иди отсюда, – устало попросила Марина. – Я не хочу с тобой ничего обсуждать, вообще не хочу разговаривать.
– Нет, ты выслушаешь меня… – Но она сорвалась на крик, стараясь сделать все, чтобы только он ушел, оставил ее:
– Вон!!!
И Егор подчинился, бросив на нее взгляд, полный жалости и сочувствия. Как будто оно ей было нужно! Едва за Егором закрылась дверь, как через балкон явился Хохол, бросившийся к Марине и подхвативший ее на руки:
– Успокойся, все нормально! Я чуть не спятил – в натуре, Малыш! Только морда… а хватка прежняя – чуть руку не сломал на фиг. Так не бывает…
– Бывает, к сожалению.
– Пойдем в душ?
– Только если отнесешь – сама не могу.
В душе он не отпускал ее до тех пор, пока Марина не отключилась и не обвисла в его руках, только тогда отнес обратно в спальню и уложил, растягиваясь рядом.
Они проспали до вечера, обнявшись и периодически начиная целоваться сквозь сон. Наконец Коваль проснулась окончательно, легла сверху на спящего еще Хохла и потерлась носом о его нос:
– Просыпайся, а то уйду!
Его ручищи обхватили Марину и прижали так, что дышать стало нечем:
– Я тебе уйду! Пойдем ужинать, а?
– О, ты все готов на еду променять, даже меня! Вставай! – Она поцеловала его в губы и еле сумела вырваться.
Малыш в ресторане не появился. Он верно оценил ситуацию и понял, что сегодня не стоит продолжать свой натиск, иначе она окончательно вспылит и больше не подпустит его к себе даже на пять метров. С ней лучше выждать время, дать остыть и трезво взглянуть на вещи, откинув в сторону эмоции. Он всегда поступал так, когда не хотел давить и заставлять Марину принимать какое-либо решение. И такое поведение обязательно приносило плоды.
Хохол поднялся из-за стола и протянул Коваль руку:
– Пойдем, надо выспаться, ты хотела завтра на тренировку съездить.
И правда, со всеми этими событиями она забыла о своих футболистах! Завтра Марина собиралась посетить одну из двух тренировок, но надо было выспаться и выглядеть прилично и неузнаваемо.
Пожелав спокойной ночи, Хохол ушел к себе, а Коваль, вместо того чтобы спать, уселась на балконе с сигаретой, пытаясь собрать в кучу все мысли и хоть как-то выстроить их в стройную, логичную конструкцию. Все так перепуталось и в голове, и в жизни, что напоминало тугой клубок, состоящий из множества разных хвостиков и обрывков, туго сплетенных между собой. Значит, весь этот год, что она страдала и плакала, Егор был жив и за границей, а Марина рыдала над пустой могилой, изводя себя и окружающих… Найти бы еще хоть какое-то объяснение всему! Что стоило выслушать его, просто выслушать – и все встало бы на места, но, черт возьми, стерва и гордячка Коваль не могла позволить себе поступиться своими принципами – сказав «нет», никогда не говорить «да»! Как же тяжело…
Внизу, у бассейна, она увидела сидящего в шезлонге Егора, он курил и смотрел на ровную гладь воды. О чем он думает, интересно? Если бы не это чужое лицо… все остальное не изменилось, но лицо… Глаза, бывшие голубыми и яркими, волосы, выкрашенные в светлый цвет вместо Марининой любимой седины…
Он поднял голову и заметил Коваль на балконе, она растерялась и не знала, как быть – прятаться глупо, махать ручкой – еще смешнее. Егор был более раскован в этом плане, просто взял и заорал на всю территорию отеля:
– Спускайся ко мне, дорогая!
– Обалдеть! – пробормотала Марина под нос, понимая, что, если она не спустится, он своим криком перебудит всех отдыхающих.
Наскоро натянув джинсы и свитер, она спустилась вниз и вышла во двор к бассейну. Егор рванул навстречу со скоростью курьерского поезда, взял за руку и повел к шезлонгам:
– Не думал, что ты согласишься.
– А был выбор? – глядя на него с усмешкой, спросила Коваль, садясь рядом. – Не сомневаюсь, если бы я не согласилась, ты орал бы под балконом всю ночь.
– Детка, ты забыла – я же чопорный англичанин, правильный до отвращения, а они так не поступают, это типично русское! Поэтому я не стал бы кричать снова, а поднялся бы к тебе сам, – засмеялся он в ответ, придвигая второй шезлонг и садясь напротив. – Давай поговорим спокойно, без нервов и ненужных эмоций, ведь ты же разумная девочка у меня, такими делами ворочаешь!
– Пошел ты! – взорвалась она. – Где ты был весь этот год, когда я колотилась с твоей корпорацией, пытаясь не дать ей развалиться на куски, выцарапывая заказы где придется, только чтобы не загубить дело, в котором ничего не смыслю? Когда я проводила на кладбище больше времени, чем в офисе?! Кто лежит там, под этим чертовым памятником, ответь мне?!
– Там нет никого.
Эти слова прозвучали словно разорвавшаяся рядом граната, оглушив Марину на миг.
– Да?! Значит, поэтому мне не дали открыть гроб, сказав, что ты обгорел до костей?! Как ты мог?! За что?! – Коваль, не помня себя, ударила его по щеке так, что ладонь заболела.
– Ты имеешь право на это, детка, – тихо сказал он, даже не двинувшись с места, не попытавшись перехватить ее руку или увернуться от удара. – Поверь мне, если бы я мог, я никогда не сделал бы того, что сделал. У меня нет никого и ничего дороже тебя, моя девочка.
– Да?! Я заметила – там, на похоронах! – Марина вскочила, насколько возможно это было при больной ноге, схватила сигареты и закурила, заметалась, хромая, вдоль бассейна взад-вперед. – Ты очень заботился обо мне, сделав вдовой в тридцать два года! Свалил за бугор, взвалив мне на плечи свою контору, ну, а как же – моя Коваль сильная, она все вывезет! А я поживу в свое удовольствие, отдохну от трудов праведных! Грегори Мюррей! Сволочь ты, Егор, вот ты кто! И теперь ты вдруг решил объявиться, с другой рожей, правда, но ничего – Коваль ведь по фигу, что там с лицом, лишь бы все остальное нормально работало, да, господин английский строитель?! Как ты оказался здесь?
Она прекрасно понимала, что несет сейчас полный бред, обвиняя Егора в том, что он попался ей на Кипре, ведь было совершенно очевидно, что это не что иное, как роковая случайность, стечение обстоятельств. Но обида и злость захлестнули ее, и Марина не трудилась сдерживать их.
– Я не знал, что ты приедешь сюда, как я мог это знать? Я приехал отдыхать, слишком много работал в последние месяцы. Приехал сюда, мне рекомендовали здешний климат и отели, проводил время в свое удовольствие. Когда увидел тебя в холле, едва не умер…
– Не смей произносить этого слова! Для меня ты умер год назад! Зачем ты подошел ко мне, зачем тебе понадобилось меня трогать? – У нее все кипело внутри от негодования и злости.
– Я не смог, – вздохнул тяжело Егор. – Я никогда не мог равнодушно смотреть на тебя, ты же знаешь. И сейчас тоже не смог, проклинал себя за эту слабость, но ты такая… я не могу отказаться от тебя, все, что угодно, только не это…
Он перехватил Марину и прижал к себе, но она вырвалась:
– Не прикасайся ко мне! Меня тошнит от твоего лицемерия, от твоей лжи! Убирайся отсюда и никогда не смей попадаться мне на глаза! Я верну тебе все, я просто хочу вычеркнуть тебя из своей жизни.
– А сможешь?
– Не сомневайся!
– Значит, не хочешь даже выслушать меня, детка? Или теперь ты отзываешься на киску? – насмешливо спросил он, закуривая.
– Это не твое дело.
– Как посмотреть. Я твой муж, если ты забыла.
– Мой муж мертв. А тебя я вижу в первый раз. Раньше ты был другим. Я никогда не поступила бы с тобой так.
– Ты делала вещи и похуже.
Марина подошла вплотную к Егору и заглянула в его глаза:
– За что ты так со мной, а?
Его руки легли ей на плечи. Коваль так хорошо помнила этот жест, это тепло.
– Не дергайся, пожалуйста. Я же просил меня выслушать, а ты опять орешь и не хочешь потерпеть хоть секунду. У меня не было выбора, детка, я должен был исчезнуть, изменить внешность, чтобы не пострадала ты.
– Очень интересно!
– Возможно, тебе станет еще интереснее, если ты дослушаешь меня до конца, не перебивая, как ты любишь. Иди ко мне. – Он потянул Марину к себе и усадил на руки, обняв и прижав к груди: – Я так давно не держал тебя на руках, девочка моя, – прошептал он ей на ухо.
– Ближе к делу! – вырвалась Коваль, понимая, что сейчас Егор любыми способами постарается сбить ее с решительного настроя.
– Детка, менты докопались до того, кто убил Строгача и Азамата. – Это было сказано так буднично, словно он время сообщал.
– И ты при чем?
– Я взял это на себя.
– Что?! Зачем?!
Как могли менты узнать, что произошло в тот злополучный день в доме Строгача, когда они с Азаматом пытались изнасиловать Коваль, когда Серега своими руками изуродовал лицо ее подруги, когда застрелил Макса? Об этом знали только Марина с Хохлом да отчасти Ветка, и то не все, потому что потеряла сознание и не видела, как они вдвоем перестреляли всю строгачевскую и азаматовскую охрану, слишком опрометчиво расслабившуюся в сауне.
– Откуда они узнали?
– Детка, ты забываешь, что вокруг тебя люди, не всегда хорошо относящиеся к тебе. Ты не задумывалась, кто же все-таки убил Шерхана и Печатника в твоих заведениях?[2] – Егор осторожно погладил жену по волосам, убирая их с лица. – Помнишь ресторатора, который регулярно не платил тебе денег? Так это его рук дело.
– Гарика?!
– Ну, не знаю уж – Гарика или как там его.
– Откуда ты узнал?
– Гордеенко сказал. В обмен на свободу твой «поклонник» сдал тебя ментам.
– Не пойму – этот баран орал, что влюблен в меня, и вдруг…
– Детка, за деньги и свободу он готов был бы любить даже твоего Хохла, – усмехнулся Малыш. Его иногда поражала наивность жены – такая жестокая и бескомпромиссная в делах, в жизни она порой выглядела сущим ребенком, доверчивым и плохо разбирающимся в людях.
– Значит, не зря я его завалила! – раздув ноздри, заявила Коваль.
– Ты?! – поразился Егор. – Опять?!
– Этот козел травил меня по телефону, звонил и говорил со мной твоим голосом, а потом пробрался в нашу спальню. Там я его и заколола. Проехали, давай дальше!
– А дальше я сказал Гордеенко, что коммерс попутал – не было тебя у Строгача в тот день, а я был. И я завалил их обоих за то, что было у тебя с Серегой. Ты же понимаешь, в нашем городе за хорошие деньги я легко смог обеспечить себе свободу на небольшой срок. За это время я успел подготовить почву для отхода – нашел клинику, оплатил операцию, нанял каскадера, организовавшего аварию, перевел все, что было у меня, на твое имя. Я не мог допустить, чтобы ты оказалась на зоне, тебе не место там, девочка, – ты больна, не обижайся, но это правда, и тебе ни за что не выжить там. И, чтобы все вышло натурально, я не сказал тебе ни слова. Прости меня, счастье мое, я представляю, что тебе пришлось пережить из-за меня, но иначе было нельзя.
Малыш замолчал, его руки, обнимавшие жену, налились тяжестью.
– Что мне делать теперь? – тихо спросила Марина, потрясенная его рассказом. – Как жить, зная, что ты жив, но не со мной?
– Детка, пройдет время, все уляжется, и я вернусь.
– Но ты уже никогда не сможешь стать прежним, Егор. А я не могу видеть это лицо, прости. – Она уткнулась лбом в его грудь и заплакала.
– Не надо, малыш, не плачь. Ты привыкнешь, а линзы я уберу, – пообещал он, гладя ее по спине, по плечам, вздрагивающим от прикосновений. – Ведь главное, чтобы не менялась суть, ты сама так говорила. А я прежний, надеюсь, ты убедилась в этом прошлой ночью? – пошутил Егор, пытаясь заглянуть в глаза.
– Не напоминай. Интересно, если бы не чертова зажигалка, ты признался бы мне или нет?
Егор помолчал какое-то время, а потом вздохнул и прижался губами к ее виску:
– Не знаю, детка. Я был не рад, что затеял все это, что не удержался и позвал к себе – ведь ты знаешь меня, как никто. Я молил бога, чтобы ты напилась, пока я в душе…
– Я не разочаровала тебя! – усмехнулась Марина, запуская пальцы в его волосы, которые теперь тоже казались чужими.
– Да, девочка, и я обрадовался, увидев, что ты пьяна до безобразия. И расслабился настолько, что заговорил по-русски…
– А я-то решила, что у меня галлюцинации! Значит, не показалось, – удовлетворенно вздохнула Коваль, – а то прямо испугалась, что горячка начинается.
– Горе мое, не угомонишься никак! Ну, ты простила меня? – положив голову на ее плечо, спросил Малыш.
Коваль молчала, ее мозг не мог освоить такой объем информации за столь короткий промежуток времени. В ней боролись дикая, страшная обида на Егора за то, как он поступил, и чувство благодарности за попытку вывести ее из-под удара, закрыть собой. Как привести все это в соответствие, Марина не знала, ей было очень тяжело принять все так, как есть. Но и отказаться от Егора она не могла, пережив потерю и поняв, как без него невыносимо.
– Идем со мной! – вставая с его колен, сказала Коваль, увлекая за собой в сторону отеля. – Я так соскучилась по тебе, Малыш…
Он подчинился, улыбаясь и глядя на жену с восхищением:
– Маринка, я беру свои слова о том, что ты постарела, обратно. Тебя не портит ничего, даже эта трость делает тебя только привлекательнее.
– Ну, с тобой-то все давно ясно – ты маньяк, Малышев! – засмеялась она, проводя пальцами по его лицу.
Он перехватил руку, прижал ее к груди, и Марина почувствовала удары его сердца:
– Целый год, детка, такой долгий и ужасный год… и никто не говорил мне эту фразу – ты маньяк, Малышев… Поверь, я ни на секунду не забывал о тебе, не было ни дня, чтобы я не подумал, не вспомнил, а уж ночами… лучше тебе не знать! – Он посмотрел ей в глаза и тихо спросил: – Ты пойдешь ко мне?
– Обалдеть, Малыш, – я уже иду к тебе, неужели ты не заметил?
В лифте они целовались вплоть до пятого этажа, на котором он жил, и выйдя, не прекратили, и у номера, и в темной прихожей… Упавшая с Марининой руки на пол трость грохнула так, что оба вздрогнули, а потом, взглянув друг на друга, захохотали, и это был, наверное, первый искренний смех Коваль за весь долгий прошедший год.
– Хохол не хватится? – спросил Егор, подталкивая Марину в сторону спальни.
– Боишься?
– Опасаюсь – конкурент все-таки, моложе, выносливее…
– Ой, ну, ты как был фантазер, так и остался им! – фыркнула она.
– Помочь? – Он присел на корточки и привычным жестом снял с нее туфли, бросив их небрежно куда-то за спину. – Как же ты теперь без шпилек своих?
– Привыкла. Я и платья почти не ношу – глупо выглядят в сочетании с палкой.
Егор раздевал ее, а она наслаждалась прикосновениями его рук, тем, как он смотрит на нее, как замирает, видя то, что было спрятано под черными одеждами, словно не видел этого никогда.
– Бога ради, убери эти линзы, я не могу видеть твое лицо, которое совсем не твое, и глаза, которые тоже не твои! Пожалуйста! – попросила она, коротко взглянув на мужа.
– Для тебя – все, что угодно!
Егор ушел в ванную, а Марина достала из кармана джинсов пачку сигарет и закурила, привалившись к спинке кровати. Как же быть теперь, ведь ясно, что вернуться домой Егор не может, во всяком случае, пока, а она ни за что не поедет к нему в его Англию. Это не ее стиль жизни, темперамент не даст задержаться там надолго. И, главное, никому нельзя дать даже малейшего повода заподозрить, что Егор жив.
«А Гордеенко, значит, нарыл-таки на меня, гад в погонах! Надо Розану позвонить, пусть подумает, как выкрутиться из ситуации, ведь ушлый мент явно приберег эту информацию, не мог он поверить в то, что Егор завалил такую толпу народа. А в то, что это я провернула, – запросто. Он ведь неплохо меня знает, не первый день знакомы. И решил, видимо, полковник Гордеенко придержать компроматик на неуправляемую Коваль, просто так, на всякий случай, а вдруг пригодится? И это очень некстати! Я терпеть не могу, когда кто-то пытается управлять мной, дергая за ниточки…»
– О чем так задумалась самая красивая женщина в мире?
– О том, как спасти свою задницу от ментовских посягательств. – Грубо, конечно, зато точно.
– Ты о Гордеенко? – ложась рядом, спросил Егор, и Марина, взглянув на него, сразу забыла обо всем – голубые глаза его спутали все мысли, пусть лицо не стало прежним, но глаза…
– Пошел к черту Гордеенко со своими ментами, я не хочу больше думать об этом, – прошептала она, ложась на него сверху. – Нет никого, только ты…
– Счастье мое, прости меня за все…
Не думала Марина, возвращаясь к себе, что телохранитель будет в такой ярости и начнет так орать. Он сидел в холле и напряженно всматривался в каждого выходящего из лифта. Увидев Марину, он потянулся к пачке, вынул сигарету. Лицо Хохла было белым, губы тряслись, он пытался прикурить, но ему не удавалось:
– Где… где ты была всю ночь?! Я все обыскал, как ты можешь так со мной?! Я же переживаю! Где была?
– Ты прекрасно знаешь, где я была и с кем! – спокойно ответила она, отпирая дверь номера и заходя внутрь.
– К Малышу бегала? – враждебно спросил он, входя следом и усаживаясь в кресло.
– Что значит – бегала? Он мой муж. – Марина раздевалась, встав за дверку шкафа, и этим еще сильнее разозлила Хохла:
– Теперь ты от меня прячешься!
Коваль шарахнула дверкой, представ перед ним в одном белье:
– Так лучше? – Она подошла к нему и взяла его лицо в свои ладони, заглядывая в глаза. – Я виновата перед тобой…
– Не грузись, – тихо сказал он, обнимая ее и прижимаясь к животу бритой головой, – ты ни при чем, я сам… Помнишь, Малыш сказал, что вопрос в том, кого из нас ты убьешь раньше? Думали, его, а оказалось – меня.
– Я еще так долго буду одна, ты не можешь… – забормотала Марина, прижимаясь губами к его затылку и роняя слезы. – Ведь он не сможет вернуться домой, Женя, пойми, он никак не сможет быть со мной, ему нельзя…
– Не понял – как нельзя, разве он не поедет домой с нами обратно? – растерянно произнес Хохол, поднимая на нее глаза.
– Нет. Я расскажу тебе, но ты должен дать мне слово, что никто – слышишь, никто – не узнает об этом!
– Ты мне это говоришь? – В это слово он вложил столько сарказма, что Марине стало даже стыдно – действительно, кому она это говорит, разве не он помог ей провернуть то давнее кровавое дело?
И Коваль выложила ему все, что узнала от Егора за прошедшую ночь. Хохол слушал, не перебивая, только щурился все сильнее да сжимал кулаки.
– Да-а! – протянул он, когда она закончила. – А Малыш сильный мужик, правильный. Уважаю таких, все по понятиям – за жену голову подставил! И ты думаешь, что мент ушатый тебя на крючок подцепил и будет пасти?
– А у тебя другое мнение? Его хлебом не корми, дай бабла срубить влегкую. – Марина и не замечала уже, что слоняется по номеру в одном белье, куря сигарету за сигаретой.
– Может, ему помочь… – многозначительно начал Хохол, но она моментально оказалась рядом и закрыла ему рот рукой:
– Даже думать не смей! Сразу же меня и закроют! Сто процентов – этот гад все продумал и просчитал, просто случая ждет. Надо по-другому как-то…
Она оделась и села, закинув ноги на подлокотник кресла, взяла очередную сигарету:
– Жень, закажи мне кофе, будь другом, – глаза слипаются, а скоро ехать к футболистам.
– Слушай, а почему ты думаешь, что ему нельзя возвращаться? Ведь его невозможно узнать – так он себя уделал! – Хохол сел на пол рядом с креслом и положил голову ей на колени.
– Женя, пойми простую вещь – едва только он появится рядом со мной, как тут же пойдут разговоры и пересуды, и кто-нибудь обязательно докопается.
– А ты сама слух запусти, что выходишь замуж за иностранца! – предложил телохранитель, хотя ему-то этого хотелось меньше всего, Марина знала. – И все в шоколаде – Коваль вышла замуж, подцепила валютчика, живут…
– Я подумаю, – серьезно пообещала она, допив кофе и отправляясь собираться на тренировку.
«Если это – тренировка, то я – Майя Плисецкая!» – ожесточенно думала Марина, наблюдая за вялыми передвижениями кучки людей в спортивной форме по зеленому газону. Ее не покидало ощущение, что вся команда была с глубокого перепоя, ведь еле шевелятся! И главный тренер с бутылкой минералки в руках, а две пустые уже валяются рядом со скамейкой. Веселые ребята!
– Коваль, даже я вижу, что этих клоунов надо лопатой гнать, – наклонившись к ее уху, сказал Хохол, лениво перекатывая зажатую в зубах спичку. – За такие деньги они не пешком ходить должны, а бегать.
– И я о том же! – с досадой произнесла Марина, сдвигая очки на затылок. – Вот попала я с этими козлами! Но ничего – вернусь, окружу поле братвой, каждому биту в руки, и понеслось! Я их научу в футбол играть! И Ваську Марадону поставлю к ним тренером, он и то больше соображает!
– Не кипи – взорвешься! – насмешливо бросил Хохол, чуть приобняв ее за плечи. – Что разошлась-то? Домой приедем – всех накажем, не переживай! Поехали лучше по побережью прокатимся, тут и так все понятно – беспредел один.
– Поехали, – без особой охоты согласилась Коваль, и они поехали кататься.
На пустой дороге ей вдруг пришла в голову шальная идея – а что, если…
– Женька, пусти меня за руль!
– Куда тебя пустить? – не понял он, чуть притормозив.
– За руль. Хочу попробовать.
Что-то подсказывало Хохлу, что не стоит соглашаться, но противиться хозяйке он не мог. Марина уселась на водительское место, чувствуя, как дрожат руки и ноги – почти два года она не водила машину сама. Но коробка-автомат способна вселить уверенность даже в полного идиота, а Коваль к таковым себя не относила. Повернув ключ в зажигании, она услышала, как взревел мотор, и ощутила такое возбуждение, что даже удивилась – оказывается, простые вещи способны еще вызывать в ней такие эмоции. Правая нога мешала, но ничего, как-нибудь справимся. Сжав зубы, Марина надавила на газ, и машина рванула по трассе. Визгу Коваль при этом мог позавидовать любой рок-певец…
Войдя в номер, Марина сразу позвонила мужу. Едва услышав ее голос в трубке, Егор моментально произнес волшебную фразу:
– Девочка моя, я так соскучился…
– Приходи! – решительно сказала Коваль, просительно глянув на Хохла.
– Понял, – вздохнул тот. – Пойду поплаваю. Пары часов хватит?
– Как пойдет! – отшутилась она, прекрасно зная, как именно пойдет. Хорошо, если поужинать удастся.
– Ну, удачи! – усмехнулся Женька, выходя из номера.
Егор пришел минут через двадцать, в джинсах и белом свитере, Марина опять вздрогнула при виде его лица и звуке голоса. Это несоответствие доводило ее до безумия, но сделать, увы, ничего было нельзя. Прямо на пороге он обнял жену, убирая со лба челку и вглядываясь в глаза:
– Привет, детка, как ты?
– Как видишь, почти в полном порядке, – ласкаясь к нему, как кошка, промурлыкала она. – Я даже машину сегодня попробовала сама водить…
– Получилось, я смотрю, – заметил Егор, не отрывая взгляда от любимого лица. – Ты молодец у меня, девочка, я всегда знал это. Может, мы пойдем куда-нибудь? Посидим, пообщаемся.
– А чем тебя мой номер не устраивает? – не очень довольная таким поворотом событий, спросила Коваль, отстраняясь.
Надо было видеть обескураженное лицо Хохла: такого выражения Коваль не видела ни до, ни после этого случая. Но ему быстро удалось прийти в себя, он схватил не ожидавшего такой прыти Егора за свитер и притянул к себе:
– Ты?! Ты… сволочь! Как ты можешь приходить сюда?! Паскуда, да я ж тебя… – Но не зря столько лет Малыш держал себя в прекрасной форме, ничего не стоило ему освободиться от рук Хохла и одним движением свалить того на пол, завернув обе руки за спину:
– Я же просил тебя – уйди! Почему вы никогда не понимаете по-хорошему, ни ты, ни твоя хозяйка?
– Я убью тебя, Малыш! – процедил прижатый к полу Хохол, пытаясь вырваться. – Клянусь, за то, что она пережила, я тебя порву на куски! Так даже петушня не поступает – кинуть женщину, разыграв свою смерть! Ты не думал о том, как будет жить твоя жена?
– С тобой я не собираюсь ничего обсуждать. Если я уберу руки, ты уйдешь отсюда и дашь мне поговорить с моей женой?
– Я не жена тебе больше, Егор, – совершенно трезво и здраво сказала вдруг Марина. – Отпусти Хохла и убирайся из моей жизни, раз уж ты все равно мертв.
– Я не уйду, пока не поговорю с тобой, – упрямо повторил он, не позволяя Хохлу шевельнуться. – Мне нужно многое тебе объяснить.
– Не желаю слушать твое вранье, Малыш. Ты убил не только себя, ты и меня убил в тот день, и теперь никакие объяснения, никакие разговоры не заставят меня поверить тебе. А простить то, что ты со мной сделал, вообще невозможно.
– Так, с тобой тоже все ясно! – С этими словами он поднял Хохла с пола и вытолкал за дверь.
Марина услышала, как щелкает замок соседнего номера, как там матерится Женька, пытаясь, видимо, выбить крепкие дубовые двери.
Егор вернулся и сел на постель возле нее. Коваль подобрала под себя ноги, отодвинувшись на самый край кровати, и враждебно смотрела на него. Это чужое лицо раздражало, она хорошо помнила, как почти в такой же ситуации оказалась не так давно, оставшись в одной комнате с влюбленным в нее до одури ресторатором Гариком[1]. Тоже чужое лицо и родной, знакомый до дрожи в коленях голос. Только, в отличие от Гарика, этот человек действительно был когда-то ее мужем.
– А теперь иди отсюда, – устало попросила Марина. – Я не хочу с тобой ничего обсуждать, вообще не хочу разговаривать.
– Нет, ты выслушаешь меня… – Но она сорвалась на крик, стараясь сделать все, чтобы только он ушел, оставил ее:
– Вон!!!
И Егор подчинился, бросив на нее взгляд, полный жалости и сочувствия. Как будто оно ей было нужно! Едва за Егором закрылась дверь, как через балкон явился Хохол, бросившийся к Марине и подхвативший ее на руки:
– Успокойся, все нормально! Я чуть не спятил – в натуре, Малыш! Только морда… а хватка прежняя – чуть руку не сломал на фиг. Так не бывает…
– Бывает, к сожалению.
– Пойдем в душ?
– Только если отнесешь – сама не могу.
В душе он не отпускал ее до тех пор, пока Марина не отключилась и не обвисла в его руках, только тогда отнес обратно в спальню и уложил, растягиваясь рядом.
Они проспали до вечера, обнявшись и периодически начиная целоваться сквозь сон. Наконец Коваль проснулась окончательно, легла сверху на спящего еще Хохла и потерлась носом о его нос:
– Просыпайся, а то уйду!
Его ручищи обхватили Марину и прижали так, что дышать стало нечем:
– Я тебе уйду! Пойдем ужинать, а?
– О, ты все готов на еду променять, даже меня! Вставай! – Она поцеловала его в губы и еле сумела вырваться.
Малыш в ресторане не появился. Он верно оценил ситуацию и понял, что сегодня не стоит продолжать свой натиск, иначе она окончательно вспылит и больше не подпустит его к себе даже на пять метров. С ней лучше выждать время, дать остыть и трезво взглянуть на вещи, откинув в сторону эмоции. Он всегда поступал так, когда не хотел давить и заставлять Марину принимать какое-либо решение. И такое поведение обязательно приносило плоды.
Хохол поднялся из-за стола и протянул Коваль руку:
– Пойдем, надо выспаться, ты хотела завтра на тренировку съездить.
И правда, со всеми этими событиями она забыла о своих футболистах! Завтра Марина собиралась посетить одну из двух тренировок, но надо было выспаться и выглядеть прилично и неузнаваемо.
Пожелав спокойной ночи, Хохол ушел к себе, а Коваль, вместо того чтобы спать, уселась на балконе с сигаретой, пытаясь собрать в кучу все мысли и хоть как-то выстроить их в стройную, логичную конструкцию. Все так перепуталось и в голове, и в жизни, что напоминало тугой клубок, состоящий из множества разных хвостиков и обрывков, туго сплетенных между собой. Значит, весь этот год, что она страдала и плакала, Егор был жив и за границей, а Марина рыдала над пустой могилой, изводя себя и окружающих… Найти бы еще хоть какое-то объяснение всему! Что стоило выслушать его, просто выслушать – и все встало бы на места, но, черт возьми, стерва и гордячка Коваль не могла позволить себе поступиться своими принципами – сказав «нет», никогда не говорить «да»! Как же тяжело…
Внизу, у бассейна, она увидела сидящего в шезлонге Егора, он курил и смотрел на ровную гладь воды. О чем он думает, интересно? Если бы не это чужое лицо… все остальное не изменилось, но лицо… Глаза, бывшие голубыми и яркими, волосы, выкрашенные в светлый цвет вместо Марининой любимой седины…
Он поднял голову и заметил Коваль на балконе, она растерялась и не знала, как быть – прятаться глупо, махать ручкой – еще смешнее. Егор был более раскован в этом плане, просто взял и заорал на всю территорию отеля:
– Спускайся ко мне, дорогая!
– Обалдеть! – пробормотала Марина под нос, понимая, что, если она не спустится, он своим криком перебудит всех отдыхающих.
Наскоро натянув джинсы и свитер, она спустилась вниз и вышла во двор к бассейну. Егор рванул навстречу со скоростью курьерского поезда, взял за руку и повел к шезлонгам:
– Не думал, что ты согласишься.
– А был выбор? – глядя на него с усмешкой, спросила Коваль, садясь рядом. – Не сомневаюсь, если бы я не согласилась, ты орал бы под балконом всю ночь.
– Детка, ты забыла – я же чопорный англичанин, правильный до отвращения, а они так не поступают, это типично русское! Поэтому я не стал бы кричать снова, а поднялся бы к тебе сам, – засмеялся он в ответ, придвигая второй шезлонг и садясь напротив. – Давай поговорим спокойно, без нервов и ненужных эмоций, ведь ты же разумная девочка у меня, такими делами ворочаешь!
– Пошел ты! – взорвалась она. – Где ты был весь этот год, когда я колотилась с твоей корпорацией, пытаясь не дать ей развалиться на куски, выцарапывая заказы где придется, только чтобы не загубить дело, в котором ничего не смыслю? Когда я проводила на кладбище больше времени, чем в офисе?! Кто лежит там, под этим чертовым памятником, ответь мне?!
– Там нет никого.
Эти слова прозвучали словно разорвавшаяся рядом граната, оглушив Марину на миг.
– Да?! Значит, поэтому мне не дали открыть гроб, сказав, что ты обгорел до костей?! Как ты мог?! За что?! – Коваль, не помня себя, ударила его по щеке так, что ладонь заболела.
– Ты имеешь право на это, детка, – тихо сказал он, даже не двинувшись с места, не попытавшись перехватить ее руку или увернуться от удара. – Поверь мне, если бы я мог, я никогда не сделал бы того, что сделал. У меня нет никого и ничего дороже тебя, моя девочка.
– Да?! Я заметила – там, на похоронах! – Марина вскочила, насколько возможно это было при больной ноге, схватила сигареты и закурила, заметалась, хромая, вдоль бассейна взад-вперед. – Ты очень заботился обо мне, сделав вдовой в тридцать два года! Свалил за бугор, взвалив мне на плечи свою контору, ну, а как же – моя Коваль сильная, она все вывезет! А я поживу в свое удовольствие, отдохну от трудов праведных! Грегори Мюррей! Сволочь ты, Егор, вот ты кто! И теперь ты вдруг решил объявиться, с другой рожей, правда, но ничего – Коваль ведь по фигу, что там с лицом, лишь бы все остальное нормально работало, да, господин английский строитель?! Как ты оказался здесь?
Она прекрасно понимала, что несет сейчас полный бред, обвиняя Егора в том, что он попался ей на Кипре, ведь было совершенно очевидно, что это не что иное, как роковая случайность, стечение обстоятельств. Но обида и злость захлестнули ее, и Марина не трудилась сдерживать их.
– Я не знал, что ты приедешь сюда, как я мог это знать? Я приехал отдыхать, слишком много работал в последние месяцы. Приехал сюда, мне рекомендовали здешний климат и отели, проводил время в свое удовольствие. Когда увидел тебя в холле, едва не умер…
– Не смей произносить этого слова! Для меня ты умер год назад! Зачем ты подошел ко мне, зачем тебе понадобилось меня трогать? – У нее все кипело внутри от негодования и злости.
– Я не смог, – вздохнул тяжело Егор. – Я никогда не мог равнодушно смотреть на тебя, ты же знаешь. И сейчас тоже не смог, проклинал себя за эту слабость, но ты такая… я не могу отказаться от тебя, все, что угодно, только не это…
Он перехватил Марину и прижал к себе, но она вырвалась:
– Не прикасайся ко мне! Меня тошнит от твоего лицемерия, от твоей лжи! Убирайся отсюда и никогда не смей попадаться мне на глаза! Я верну тебе все, я просто хочу вычеркнуть тебя из своей жизни.
– А сможешь?
– Не сомневайся!
– Значит, не хочешь даже выслушать меня, детка? Или теперь ты отзываешься на киску? – насмешливо спросил он, закуривая.
– Это не твое дело.
– Как посмотреть. Я твой муж, если ты забыла.
– Мой муж мертв. А тебя я вижу в первый раз. Раньше ты был другим. Я никогда не поступила бы с тобой так.
– Ты делала вещи и похуже.
Марина подошла вплотную к Егору и заглянула в его глаза:
– За что ты так со мной, а?
Его руки легли ей на плечи. Коваль так хорошо помнила этот жест, это тепло.
– Не дергайся, пожалуйста. Я же просил меня выслушать, а ты опять орешь и не хочешь потерпеть хоть секунду. У меня не было выбора, детка, я должен был исчезнуть, изменить внешность, чтобы не пострадала ты.
– Очень интересно!
– Возможно, тебе станет еще интереснее, если ты дослушаешь меня до конца, не перебивая, как ты любишь. Иди ко мне. – Он потянул Марину к себе и усадил на руки, обняв и прижав к груди: – Я так давно не держал тебя на руках, девочка моя, – прошептал он ей на ухо.
– Ближе к делу! – вырвалась Коваль, понимая, что сейчас Егор любыми способами постарается сбить ее с решительного настроя.
– Детка, менты докопались до того, кто убил Строгача и Азамата. – Это было сказано так буднично, словно он время сообщал.
– И ты при чем?
– Я взял это на себя.
– Что?! Зачем?!
Как могли менты узнать, что произошло в тот злополучный день в доме Строгача, когда они с Азаматом пытались изнасиловать Коваль, когда Серега своими руками изуродовал лицо ее подруги, когда застрелил Макса? Об этом знали только Марина с Хохлом да отчасти Ветка, и то не все, потому что потеряла сознание и не видела, как они вдвоем перестреляли всю строгачевскую и азаматовскую охрану, слишком опрометчиво расслабившуюся в сауне.
– Откуда они узнали?
– Детка, ты забываешь, что вокруг тебя люди, не всегда хорошо относящиеся к тебе. Ты не задумывалась, кто же все-таки убил Шерхана и Печатника в твоих заведениях?[2] – Егор осторожно погладил жену по волосам, убирая их с лица. – Помнишь ресторатора, который регулярно не платил тебе денег? Так это его рук дело.
– Гарика?!
– Ну, не знаю уж – Гарика или как там его.
– Откуда ты узнал?
– Гордеенко сказал. В обмен на свободу твой «поклонник» сдал тебя ментам.
– Не пойму – этот баран орал, что влюблен в меня, и вдруг…
– Детка, за деньги и свободу он готов был бы любить даже твоего Хохла, – усмехнулся Малыш. Его иногда поражала наивность жены – такая жестокая и бескомпромиссная в делах, в жизни она порой выглядела сущим ребенком, доверчивым и плохо разбирающимся в людях.
– Значит, не зря я его завалила! – раздув ноздри, заявила Коваль.
– Ты?! – поразился Егор. – Опять?!
– Этот козел травил меня по телефону, звонил и говорил со мной твоим голосом, а потом пробрался в нашу спальню. Там я его и заколола. Проехали, давай дальше!
– А дальше я сказал Гордеенко, что коммерс попутал – не было тебя у Строгача в тот день, а я был. И я завалил их обоих за то, что было у тебя с Серегой. Ты же понимаешь, в нашем городе за хорошие деньги я легко смог обеспечить себе свободу на небольшой срок. За это время я успел подготовить почву для отхода – нашел клинику, оплатил операцию, нанял каскадера, организовавшего аварию, перевел все, что было у меня, на твое имя. Я не мог допустить, чтобы ты оказалась на зоне, тебе не место там, девочка, – ты больна, не обижайся, но это правда, и тебе ни за что не выжить там. И, чтобы все вышло натурально, я не сказал тебе ни слова. Прости меня, счастье мое, я представляю, что тебе пришлось пережить из-за меня, но иначе было нельзя.
Малыш замолчал, его руки, обнимавшие жену, налились тяжестью.
– Что мне делать теперь? – тихо спросила Марина, потрясенная его рассказом. – Как жить, зная, что ты жив, но не со мной?
– Детка, пройдет время, все уляжется, и я вернусь.
– Но ты уже никогда не сможешь стать прежним, Егор. А я не могу видеть это лицо, прости. – Она уткнулась лбом в его грудь и заплакала.
– Не надо, малыш, не плачь. Ты привыкнешь, а линзы я уберу, – пообещал он, гладя ее по спине, по плечам, вздрагивающим от прикосновений. – Ведь главное, чтобы не менялась суть, ты сама так говорила. А я прежний, надеюсь, ты убедилась в этом прошлой ночью? – пошутил Егор, пытаясь заглянуть в глаза.
– Не напоминай. Интересно, если бы не чертова зажигалка, ты признался бы мне или нет?
Егор помолчал какое-то время, а потом вздохнул и прижался губами к ее виску:
– Не знаю, детка. Я был не рад, что затеял все это, что не удержался и позвал к себе – ведь ты знаешь меня, как никто. Я молил бога, чтобы ты напилась, пока я в душе…
– Я не разочаровала тебя! – усмехнулась Марина, запуская пальцы в его волосы, которые теперь тоже казались чужими.
– Да, девочка, и я обрадовался, увидев, что ты пьяна до безобразия. И расслабился настолько, что заговорил по-русски…
– А я-то решила, что у меня галлюцинации! Значит, не показалось, – удовлетворенно вздохнула Коваль, – а то прямо испугалась, что горячка начинается.
– Горе мое, не угомонишься никак! Ну, ты простила меня? – положив голову на ее плечо, спросил Малыш.
Коваль молчала, ее мозг не мог освоить такой объем информации за столь короткий промежуток времени. В ней боролись дикая, страшная обида на Егора за то, как он поступил, и чувство благодарности за попытку вывести ее из-под удара, закрыть собой. Как привести все это в соответствие, Марина не знала, ей было очень тяжело принять все так, как есть. Но и отказаться от Егора она не могла, пережив потерю и поняв, как без него невыносимо.
– Идем со мной! – вставая с его колен, сказала Коваль, увлекая за собой в сторону отеля. – Я так соскучилась по тебе, Малыш…
Он подчинился, улыбаясь и глядя на жену с восхищением:
– Маринка, я беру свои слова о том, что ты постарела, обратно. Тебя не портит ничего, даже эта трость делает тебя только привлекательнее.
– Ну, с тобой-то все давно ясно – ты маньяк, Малышев! – засмеялась она, проводя пальцами по его лицу.
Он перехватил руку, прижал ее к груди, и Марина почувствовала удары его сердца:
– Целый год, детка, такой долгий и ужасный год… и никто не говорил мне эту фразу – ты маньяк, Малышев… Поверь, я ни на секунду не забывал о тебе, не было ни дня, чтобы я не подумал, не вспомнил, а уж ночами… лучше тебе не знать! – Он посмотрел ей в глаза и тихо спросил: – Ты пойдешь ко мне?
– Обалдеть, Малыш, – я уже иду к тебе, неужели ты не заметил?
В лифте они целовались вплоть до пятого этажа, на котором он жил, и выйдя, не прекратили, и у номера, и в темной прихожей… Упавшая с Марининой руки на пол трость грохнула так, что оба вздрогнули, а потом, взглянув друг на друга, захохотали, и это был, наверное, первый искренний смех Коваль за весь долгий прошедший год.
– Хохол не хватится? – спросил Егор, подталкивая Марину в сторону спальни.
– Боишься?
– Опасаюсь – конкурент все-таки, моложе, выносливее…
– Ой, ну, ты как был фантазер, так и остался им! – фыркнула она.
– Помочь? – Он присел на корточки и привычным жестом снял с нее туфли, бросив их небрежно куда-то за спину. – Как же ты теперь без шпилек своих?
– Привыкла. Я и платья почти не ношу – глупо выглядят в сочетании с палкой.
Егор раздевал ее, а она наслаждалась прикосновениями его рук, тем, как он смотрит на нее, как замирает, видя то, что было спрятано под черными одеждами, словно не видел этого никогда.
– Бога ради, убери эти линзы, я не могу видеть твое лицо, которое совсем не твое, и глаза, которые тоже не твои! Пожалуйста! – попросила она, коротко взглянув на мужа.
– Для тебя – все, что угодно!
Егор ушел в ванную, а Марина достала из кармана джинсов пачку сигарет и закурила, привалившись к спинке кровати. Как же быть теперь, ведь ясно, что вернуться домой Егор не может, во всяком случае, пока, а она ни за что не поедет к нему в его Англию. Это не ее стиль жизни, темперамент не даст задержаться там надолго. И, главное, никому нельзя дать даже малейшего повода заподозрить, что Егор жив.
«А Гордеенко, значит, нарыл-таки на меня, гад в погонах! Надо Розану позвонить, пусть подумает, как выкрутиться из ситуации, ведь ушлый мент явно приберег эту информацию, не мог он поверить в то, что Егор завалил такую толпу народа. А в то, что это я провернула, – запросто. Он ведь неплохо меня знает, не первый день знакомы. И решил, видимо, полковник Гордеенко придержать компроматик на неуправляемую Коваль, просто так, на всякий случай, а вдруг пригодится? И это очень некстати! Я терпеть не могу, когда кто-то пытается управлять мной, дергая за ниточки…»
– О чем так задумалась самая красивая женщина в мире?
– О том, как спасти свою задницу от ментовских посягательств. – Грубо, конечно, зато точно.
– Ты о Гордеенко? – ложась рядом, спросил Егор, и Марина, взглянув на него, сразу забыла обо всем – голубые глаза его спутали все мысли, пусть лицо не стало прежним, но глаза…
– Пошел к черту Гордеенко со своими ментами, я не хочу больше думать об этом, – прошептала она, ложась на него сверху. – Нет никого, только ты…
– Счастье мое, прости меня за все…
Не думала Марина, возвращаясь к себе, что телохранитель будет в такой ярости и начнет так орать. Он сидел в холле и напряженно всматривался в каждого выходящего из лифта. Увидев Марину, он потянулся к пачке, вынул сигарету. Лицо Хохла было белым, губы тряслись, он пытался прикурить, но ему не удавалось:
– Где… где ты была всю ночь?! Я все обыскал, как ты можешь так со мной?! Я же переживаю! Где была?
– Ты прекрасно знаешь, где я была и с кем! – спокойно ответила она, отпирая дверь номера и заходя внутрь.
– К Малышу бегала? – враждебно спросил он, входя следом и усаживаясь в кресло.
– Что значит – бегала? Он мой муж. – Марина раздевалась, встав за дверку шкафа, и этим еще сильнее разозлила Хохла:
– Теперь ты от меня прячешься!
Коваль шарахнула дверкой, представ перед ним в одном белье:
– Так лучше? – Она подошла к нему и взяла его лицо в свои ладони, заглядывая в глаза. – Я виновата перед тобой…
– Не грузись, – тихо сказал он, обнимая ее и прижимаясь к животу бритой головой, – ты ни при чем, я сам… Помнишь, Малыш сказал, что вопрос в том, кого из нас ты убьешь раньше? Думали, его, а оказалось – меня.
– Я еще так долго буду одна, ты не можешь… – забормотала Марина, прижимаясь губами к его затылку и роняя слезы. – Ведь он не сможет вернуться домой, Женя, пойми, он никак не сможет быть со мной, ему нельзя…
– Не понял – как нельзя, разве он не поедет домой с нами обратно? – растерянно произнес Хохол, поднимая на нее глаза.
– Нет. Я расскажу тебе, но ты должен дать мне слово, что никто – слышишь, никто – не узнает об этом!
– Ты мне это говоришь? – В это слово он вложил столько сарказма, что Марине стало даже стыдно – действительно, кому она это говорит, разве не он помог ей провернуть то давнее кровавое дело?
И Коваль выложила ему все, что узнала от Егора за прошедшую ночь. Хохол слушал, не перебивая, только щурился все сильнее да сжимал кулаки.
– Да-а! – протянул он, когда она закончила. – А Малыш сильный мужик, правильный. Уважаю таких, все по понятиям – за жену голову подставил! И ты думаешь, что мент ушатый тебя на крючок подцепил и будет пасти?
– А у тебя другое мнение? Его хлебом не корми, дай бабла срубить влегкую. – Марина и не замечала уже, что слоняется по номеру в одном белье, куря сигарету за сигаретой.
– Может, ему помочь… – многозначительно начал Хохол, но она моментально оказалась рядом и закрыла ему рот рукой:
– Даже думать не смей! Сразу же меня и закроют! Сто процентов – этот гад все продумал и просчитал, просто случая ждет. Надо по-другому как-то…
Она оделась и села, закинув ноги на подлокотник кресла, взяла очередную сигарету:
– Жень, закажи мне кофе, будь другом, – глаза слипаются, а скоро ехать к футболистам.
– Слушай, а почему ты думаешь, что ему нельзя возвращаться? Ведь его невозможно узнать – так он себя уделал! – Хохол сел на пол рядом с креслом и положил голову ей на колени.
– Женя, пойми простую вещь – едва только он появится рядом со мной, как тут же пойдут разговоры и пересуды, и кто-нибудь обязательно докопается.
– А ты сама слух запусти, что выходишь замуж за иностранца! – предложил телохранитель, хотя ему-то этого хотелось меньше всего, Марина знала. – И все в шоколаде – Коваль вышла замуж, подцепила валютчика, живут…
– Я подумаю, – серьезно пообещала она, допив кофе и отправляясь собираться на тренировку.
«Если это – тренировка, то я – Майя Плисецкая!» – ожесточенно думала Марина, наблюдая за вялыми передвижениями кучки людей в спортивной форме по зеленому газону. Ее не покидало ощущение, что вся команда была с глубокого перепоя, ведь еле шевелятся! И главный тренер с бутылкой минералки в руках, а две пустые уже валяются рядом со скамейкой. Веселые ребята!
– Коваль, даже я вижу, что этих клоунов надо лопатой гнать, – наклонившись к ее уху, сказал Хохол, лениво перекатывая зажатую в зубах спичку. – За такие деньги они не пешком ходить должны, а бегать.
– И я о том же! – с досадой произнесла Марина, сдвигая очки на затылок. – Вот попала я с этими козлами! Но ничего – вернусь, окружу поле братвой, каждому биту в руки, и понеслось! Я их научу в футбол играть! И Ваську Марадону поставлю к ним тренером, он и то больше соображает!
– Не кипи – взорвешься! – насмешливо бросил Хохол, чуть приобняв ее за плечи. – Что разошлась-то? Домой приедем – всех накажем, не переживай! Поехали лучше по побережью прокатимся, тут и так все понятно – беспредел один.
– Поехали, – без особой охоты согласилась Коваль, и они поехали кататься.
На пустой дороге ей вдруг пришла в голову шальная идея – а что, если…
– Женька, пусти меня за руль!
– Куда тебя пустить? – не понял он, чуть притормозив.
– За руль. Хочу попробовать.
Что-то подсказывало Хохлу, что не стоит соглашаться, но противиться хозяйке он не мог. Марина уселась на водительское место, чувствуя, как дрожат руки и ноги – почти два года она не водила машину сама. Но коробка-автомат способна вселить уверенность даже в полного идиота, а Коваль к таковым себя не относила. Повернув ключ в зажигании, она услышала, как взревел мотор, и ощутила такое возбуждение, что даже удивилась – оказывается, простые вещи способны еще вызывать в ней такие эмоции. Правая нога мешала, но ничего, как-нибудь справимся. Сжав зубы, Марина надавила на газ, и машина рванула по трассе. Визгу Коваль при этом мог позавидовать любой рок-певец…
Войдя в номер, Марина сразу позвонила мужу. Едва услышав ее голос в трубке, Егор моментально произнес волшебную фразу:
– Девочка моя, я так соскучился…
– Приходи! – решительно сказала Коваль, просительно глянув на Хохла.
– Понял, – вздохнул тот. – Пойду поплаваю. Пары часов хватит?
– Как пойдет! – отшутилась она, прекрасно зная, как именно пойдет. Хорошо, если поужинать удастся.
– Ну, удачи! – усмехнулся Женька, выходя из номера.
Егор пришел минут через двадцать, в джинсах и белом свитере, Марина опять вздрогнула при виде его лица и звуке голоса. Это несоответствие доводило ее до безумия, но сделать, увы, ничего было нельзя. Прямо на пороге он обнял жену, убирая со лба челку и вглядываясь в глаза:
– Привет, детка, как ты?
– Как видишь, почти в полном порядке, – ласкаясь к нему, как кошка, промурлыкала она. – Я даже машину сегодня попробовала сама водить…
– Получилось, я смотрю, – заметил Егор, не отрывая взгляда от любимого лица. – Ты молодец у меня, девочка, я всегда знал это. Может, мы пойдем куда-нибудь? Посидим, пообщаемся.
– А чем тебя мой номер не устраивает? – не очень довольная таким поворотом событий, спросила Коваль, отстраняясь.