Страница:
– Этот старик, этот старик! – закричал он.
– Успокойся, друг, – помог ему сесть Дир. – О каком старике ты говоришь?
– Вчера…
Видение…
– Ах, да! Ты говорил… Какая буря!…
– Это Бог христиан послал на нас…
– Увы! Все так благоприятствовало нашему походу, и вот теперь, когда мы были уже у самой Византии, все рухнуло.
– Это Бог христиан послал на нас! – повторил Аскольд.
– Ты можешь встать?
– Да…
Силы возвращаются ко мне.
– Тогда пойдем…
Посмотрим, что наделала буря…
Названные братья, поддерживая друг друга, побрели вдоль берега.
Везде видны были следы бури.
Там лежал разбитый вдребезги струг, здесь в беспорядке навалены были обезображенные, разбитые ударами о скалы тела. Слышен был кое-где слабый стон. Отовсюду, завидя князей, сходились шатавшиеся от усталости, измученные люди, еще недавно полные сил и мужества.
– Все пропало, князь! – встречали они Аскольда. – Все погибло! Будь проклята эта буря…
– Немедленно собрать всех наших! – приказал Аскольд. – Где Руар, где Ингвар?
– Увы, князь, на наших глазах они были унесены в пучину вместе с своим стругом.
Витязь в глубокой печали поник головой.
– Это – Бог христиан!… – в третий раз прошептал он. – Руар, Ингвар, Инголет более других настаивали на этом походе…
Звуки княжьего рога созывали оставшихся к князю. Заслышав его, они стали сходиться. С великой грустью увидели Аскольд и Дир, что от их более чем десятитысячной дружины остались одни жалкие остатки… Из двухсот стругов, ушедших из Киева, осталось немногим более полусотни.
Чуть не плача, глядели князья на эти жалкие остатки.
– Велик Бог христиан! – раздался за ними чей-то голос. Они быстро обернулись.
Позади них стоял Андрей и указывал им на ничтожное число дружинников. – Велик Бог христиан! – повторил он.
– Да, ты прав! – в один голос ответили ему князья.
3. СМИРИВШИЕСЯ
4. СВЕТЛЫЕ НАДЕЖДЫ
5. ПЕРВЫЕ ВАРЯГИ В ВИЗАНТИИ
6. РАДОСТНОЕ СВИДАНИЕ
7. МИЛЫЙ ОБРАЗ
– Успокойся, друг, – помог ему сесть Дир. – О каком старике ты говоришь?
– Вчера…
Видение…
– Ах, да! Ты говорил… Какая буря!…
– Это Бог христиан послал на нас…
– Увы! Все так благоприятствовало нашему походу, и вот теперь, когда мы были уже у самой Византии, все рухнуло.
– Это Бог христиан послал на нас! – повторил Аскольд.
– Ты можешь встать?
– Да…
Силы возвращаются ко мне.
– Тогда пойдем…
Посмотрим, что наделала буря…
Названные братья, поддерживая друг друга, побрели вдоль берега.
Везде видны были следы бури.
Там лежал разбитый вдребезги струг, здесь в беспорядке навалены были обезображенные, разбитые ударами о скалы тела. Слышен был кое-где слабый стон. Отовсюду, завидя князей, сходились шатавшиеся от усталости, измученные люди, еще недавно полные сил и мужества.
– Все пропало, князь! – встречали они Аскольда. – Все погибло! Будь проклята эта буря…
– Немедленно собрать всех наших! – приказал Аскольд. – Где Руар, где Ингвар?
– Увы, князь, на наших глазах они были унесены в пучину вместе с своим стругом.
Витязь в глубокой печали поник головой.
– Это – Бог христиан!… – в третий раз прошептал он. – Руар, Ингвар, Инголет более других настаивали на этом походе…
Звуки княжьего рога созывали оставшихся к князю. Заслышав его, они стали сходиться. С великой грустью увидели Аскольд и Дир, что от их более чем десятитысячной дружины остались одни жалкие остатки… Из двухсот стругов, ушедших из Киева, осталось немногим более полусотни.
Чуть не плача, глядели князья на эти жалкие остатки.
– Велик Бог христиан! – раздался за ними чей-то голос. Они быстро обернулись.
Позади них стоял Андрей и указывал им на ничтожное число дружинников. – Велик Бог христиан! – повторил он.
– Да, ты прав! – в один голос ответили ему князья.
3. СМИРИВШИЕСЯ
Уныние овладело киевскими князьями…
Еще бы! Только чуть ли не одна четвертая часть осталась от их дружины. Куда же девались остальные? Одни погибли, другие в паническом страхе разбежались, куда глаза глядят.
Те же, которые остались в целости, были неспособны ни к какому ратному делу… Они окончательно упали духом, были разбиты и физически и нравственно.
Если бы не это, то их было бы вполне достаточно для нападения на беззащитный Константинополь. Как их ни мало было, но при некотором одушевлении они смогли бы причинить Константинополю непоправимый вред.
Но теперь в славянской дружине никто об этом не думал.
Около князей не было таких влиятельных и решительных советников, как Руар, Ингвар, Ингелот, остальные же норманны не были смелы в обращении с князьями, а славяне самостоятельно никогда не действовали и всегда шли за норманнами.
Их могли бы повести за собой князья…
Но и Аскольд, и Дир сами были так поражены всем случившимся с ними, что оставили всякие помышления о нападении на Константинополь.
Аскольд даже о клятве своей забыл.
Душа его была в смятении. Ведь он и раньше слышал о могуществе невидимого Бога христиан, а тут на его глазах этот Бог совершил явное чудо, спасши от разгрома свой город.
Ко всему этому прибавилось еще то, что этот сумасшедший старик – так называли в своих беседах юродивого Андрея князья – почти ни на шаг не отступал от Аскольда.
– Видел ты чудо? – громко кричал он ему, следуя за ним по пятам. -Убедился ты, что велик наш Бог?
– Да, видел и убедился…
– Велик наш невидимый Бог?
– Велик!
– Обратись к Нему, уверуй в Него!…
– Он не примет меня, я шел против него…
– Милостив Он! Нет грешника, который не был бы прощен при истинном раскаянии.
Сам не сознавая почему, Аскольд жадно прислушивался к этим так недавно чуждым для него словам. В сердце его как будто что-то перевернулось. Он не был уже прежним киевским князем. Это был совсем другой человек, с другими, новыми чувствами, с другой, новой верой, с другими, новыми воззрениями.
Жадно прислушивался к словам Андрея и Дир. Он был таким же, как и Аскольд, только моложе его, а потому и легче относился к вещам и событиям. Но явное чудо небес, спасшее Константинополь, произвело впечатление и на него. Он видел в этом что-то новое, неизмеримо чудесное, таинственное, и эта таинственность влекла его к себе.
К тому же они быстро узнали, что предшествовало началу бури. К ним пришла весть, что буря началась, лишь только опушена была на воды залива одежда святой Матери христианского Бога.
Это не осталось без впечатления на восприимчивые души киевских князей.
От природы суеверные, услышав рассказ о погружении ризы, они нисколько не сомневались в чуде и до глубины души верили в его совершение. – Сами небеса за Византию, нам ли бороться с нею?… – говорил Аскольд.
– Да, ты прав, брат, – подтверждал Дир, – мы храбры в борьбе с людьми, но борьба с незримыми силами не для нас.
– Мы видели, что Бог христиан всесилен!
И вдруг в это время перед ними как из под земли вырос Андрей. – Обратитесь к Богу невидимому, просветите сердца ваши!
– Что нужно сделать для этого? – спрашивал Аскольд.
– Креститесь от воды!
– Это значит отстать от всего прежнего!
– Вы тогда перемените тьму на вечный свет!…
– Но мы прежде всего должны познать веру твоего народа.
– Она проста.
– Но чего она требует от людей?
– Только того, чтобы они Бога и своего ближнего любили как самих себя.
– И только?
– Разве этого мало? Прощение врагу, любовь к брату, правда во всем -это такие победы над собой, что не всякий решится на них.
Такие разговоры велись часто, и под влиянием их все больше и больше смягчалось сердце князей.
– Знаешь ли, брат? – сказал раз своему другу Аскольд. – Чувствуется мне, что судьба недаром привела нас сюда.
– И мне кажется то же, Аскольд…
– Судьба хотела показать нам все величие христианства… Под Византией нам делать нечего. Если Бог христиан оградил этот город от тьмы храбрецов, то неужели он не спасет его и во второй раз от остатков нашей дружины?
– Ты прав…
– Я думаю так…
– Я разделяю твои думы.
– Я еще не все сказал.
– Говори же, что у тебя на сердце.
– Но неужели мы уйдем, не узнав, что это за всемогущее существо, повелевающее стихиями!
– Нет, мы должны непременно узнать это учение, и кто знает – может быть мы обратимся к Богу византийцев.
– Но как это сделать?
– Мы пошлем послов в Византию, объясним, что не хотим войны, а просим мира, и пусть нас пустят туда. Мы осмотрим их храмы и потом позовем жрецов христианского Бога к себе на Днепр. Пусть и нам, как византийцам, помогает этот Бог!
Полное согласие Дира было ответом на это предложение.
Братья-друзья решили отправить к императору послов с мирными предложениями.
Еще бы! Только чуть ли не одна четвертая часть осталась от их дружины. Куда же девались остальные? Одни погибли, другие в паническом страхе разбежались, куда глаза глядят.
Те же, которые остались в целости, были неспособны ни к какому ратному делу… Они окончательно упали духом, были разбиты и физически и нравственно.
Если бы не это, то их было бы вполне достаточно для нападения на беззащитный Константинополь. Как их ни мало было, но при некотором одушевлении они смогли бы причинить Константинополю непоправимый вред.
Но теперь в славянской дружине никто об этом не думал.
Около князей не было таких влиятельных и решительных советников, как Руар, Ингвар, Ингелот, остальные же норманны не были смелы в обращении с князьями, а славяне самостоятельно никогда не действовали и всегда шли за норманнами.
Их могли бы повести за собой князья…
Но и Аскольд, и Дир сами были так поражены всем случившимся с ними, что оставили всякие помышления о нападении на Константинополь.
Аскольд даже о клятве своей забыл.
Душа его была в смятении. Ведь он и раньше слышал о могуществе невидимого Бога христиан, а тут на его глазах этот Бог совершил явное чудо, спасши от разгрома свой город.
Ко всему этому прибавилось еще то, что этот сумасшедший старик – так называли в своих беседах юродивого Андрея князья – почти ни на шаг не отступал от Аскольда.
– Видел ты чудо? – громко кричал он ему, следуя за ним по пятам. -Убедился ты, что велик наш Бог?
– Да, видел и убедился…
– Велик наш невидимый Бог?
– Велик!
– Обратись к Нему, уверуй в Него!…
– Он не примет меня, я шел против него…
– Милостив Он! Нет грешника, который не был бы прощен при истинном раскаянии.
Сам не сознавая почему, Аскольд жадно прислушивался к этим так недавно чуждым для него словам. В сердце его как будто что-то перевернулось. Он не был уже прежним киевским князем. Это был совсем другой человек, с другими, новыми чувствами, с другой, новой верой, с другими, новыми воззрениями.
Жадно прислушивался к словам Андрея и Дир. Он был таким же, как и Аскольд, только моложе его, а потому и легче относился к вещам и событиям. Но явное чудо небес, спасшее Константинополь, произвело впечатление и на него. Он видел в этом что-то новое, неизмеримо чудесное, таинственное, и эта таинственность влекла его к себе.
К тому же они быстро узнали, что предшествовало началу бури. К ним пришла весть, что буря началась, лишь только опушена была на воды залива одежда святой Матери христианского Бога.
Это не осталось без впечатления на восприимчивые души киевских князей.
От природы суеверные, услышав рассказ о погружении ризы, они нисколько не сомневались в чуде и до глубины души верили в его совершение. – Сами небеса за Византию, нам ли бороться с нею?… – говорил Аскольд.
– Да, ты прав, брат, – подтверждал Дир, – мы храбры в борьбе с людьми, но борьба с незримыми силами не для нас.
– Мы видели, что Бог христиан всесилен!
И вдруг в это время перед ними как из под земли вырос Андрей. – Обратитесь к Богу невидимому, просветите сердца ваши!
– Что нужно сделать для этого? – спрашивал Аскольд.
– Креститесь от воды!
– Это значит отстать от всего прежнего!
– Вы тогда перемените тьму на вечный свет!…
– Но мы прежде всего должны познать веру твоего народа.
– Она проста.
– Но чего она требует от людей?
– Только того, чтобы они Бога и своего ближнего любили как самих себя.
– И только?
– Разве этого мало? Прощение врагу, любовь к брату, правда во всем -это такие победы над собой, что не всякий решится на них.
Такие разговоры велись часто, и под влиянием их все больше и больше смягчалось сердце князей.
– Знаешь ли, брат? – сказал раз своему другу Аскольд. – Чувствуется мне, что судьба недаром привела нас сюда.
– И мне кажется то же, Аскольд…
– Судьба хотела показать нам все величие христианства… Под Византией нам делать нечего. Если Бог христиан оградил этот город от тьмы храбрецов, то неужели он не спасет его и во второй раз от остатков нашей дружины?
– Ты прав…
– Я думаю так…
– Я разделяю твои думы.
– Я еще не все сказал.
– Говори же, что у тебя на сердце.
– Но неужели мы уйдем, не узнав, что это за всемогущее существо, повелевающее стихиями!
– Нет, мы должны непременно узнать это учение, и кто знает – может быть мы обратимся к Богу византийцев.
– Но как это сделать?
– Мы пошлем послов в Византию, объясним, что не хотим войны, а просим мира, и пусть нас пустят туда. Мы осмотрим их храмы и потом позовем жрецов христианского Бога к себе на Днепр. Пусть и нам, как византийцам, помогает этот Бог!
Полное согласие Дира было ответом на это предложение.
Братья-друзья решили отправить к императору послов с мирными предложениями.
4. СВЕТЛЫЕ НАДЕЖДЫ
Хотя в Константинополе все ликовали победу, но Вардас, Фотий и Василий понимали, что дело далеко еще не пришло к концу. Варягов все-таки оставалось довольно, чтобы наделать много вреда беззащитному городу. К тому же, уже прошло несколько дней после того, как буря разметала их суда, а они, как будто бы чего-то еще дожидаясь, и не думали уходить от стен Константинополя.
Может быть так все бы и шло, но в это время вернулся в Византию порфирогенет с частью войск, бывших до того на границе Персии.
Впрочем возвращение императора нисколько не изменило положение дел. Варяго-россы по прежнему были страшны Византии…
Приходилось изыскивать новые способы защиты.
В становище варягов посланы были разведчики, которые, вернувшись, рассказали, что киевские князья затевают послать посольство к императору Михаилу.
– Они чувствуют себя достаточно сильными! – воскликнул Вардас, когда узнал об этом. – Чудо не произвело на них впечатления.
– Тогда что же мы должны предпринять по твоему мнению? – спросил у больного правителя как у старшего Василий Македонянин.
– Прежде всего обезопасить Константинополь от нового нападения.
– Нового чуда так скоро вряд ли можно ожидать даже со стороны милостивых к нам небес! – заметил от себя Фотий.
– Ты прав, чудеса бывают редко! – воскликнул Вардас. – Теперь варяги будут поосторожнее и, заметив приближение новой бури, постараются укрыться сами и укрыть свои суда.
– Это так! – сказал Василий. – Но что же делать?
– Попробовать откупиться от них.
– Это – позор для Византии!
– Э! Что за позор! Напротив того, это – победа… Лучше дать им немного принадлежащего нам золота добровольно, чем они сами придут и возьмут его силой…
– Но все-таки следует узнать, чего они добиваются, и что они хотят передать нам через своих послов.
Василий Македонянин, однако, узнал это скорее всех. Он, по своему обыкновению, все свое свободное время проводил на форуме в народных толпах, только очень редко узнававших его, а потому всегда откровенных. Однажды при посещении форума, внимание Василия было привлечено громкими радостными восклицаниями толпы, слушавшей кого-то, Василию невидимого.
Македонянин поспешил как всегда пробраться к рассказчику и сразу узнал в нем хорошо теперь ему известного Андрея-юродивого.
Он не видел его как раз с того времени, когда Андрей возвещал чудо в покое Фотия.
– Что говорит Беалос? – спросил он у своего ближайшего соседа.
– Беалос рассказывает о новом чуде, совершенном Пресвятой Девой.
– О каком чуде?
– Он часто бывает в становище варваров и вот рассказывает, что сердце их князей смягчилось после той ужасной бури, и они готовы воспринять свет истины.
– Вот как! – удивился Македонянин.
Для него это сообщение было, действительно, очень приятной новостью. Он стал внимательно прислушиваться к словам Андрея.
– Спасение града св. Константина, – хрипло выкрикивал юродивый, -Всемогущий Бог избрал средством, чтобы просветить сердца, погрязшие во мраке невежества. Аскольд и Дир были поражены этой бурей. Они чувствуют Бога и посылают к императору своих людей за разрешением познать тайны Всемогущего Божества… Разве это – не новое чудо Пресвятой Девы?
– Откуда ты знаешь это, Андрей? – выступил Василий Македонянин.
– Это – ты, Македонянин? – воскликнул юродивый, как будто обрадованный появлением правителя. – Пойди и возвести императору, правителю и патриарху о том, что ты здесь слышал… Сам Бог привел тебя сюда… Сердца варваров смягчились… Если они просветятся светом истины, то и вся их страна примет христианскую веру… А это будет третьим чудом Пресвятой Владычицы Небесной.
Когда толпа узнала Василия, всюду раздались крики восторга. Василия, как известно, очень любили в Константинополе, видя в нем такого правителя, в каком давно уже нуждалась столица Византия.
Воодушевленная толпа почтительно расступилась перед ним, когда он, взяв под руку юродивого и отвечая на поклоны и приветствия, отправился вместе с ним к императорскому дворцу.
– Вот, великолепный, – вводя Андрея в покои Вардаса, проговорил он, -этот тебе уже известный человек говорит чудные вещи. Он рассказывает, что варяги, придя на Византию врагами, уйдут покорными ее детьми.
– Я этого ждал! – с просветлевшей улыбкой отозвался Вардас. – Это для их простых детских сердец должно быть прямым последствием совершившегося чуда… Расскажи мне, Божий человек, что ты видел и слышал во вражеском становище?
Андрей, оставив свой обычный тон, спокойно рассказал Вардасу обо всем, чему он был свидетелем в стане пришельцев.
В это время, по зову Василия Македонянина, в палаты Вардаса прибыл и Фотий.
Андрей приветствовал его как патриарха и подошел под его благословение. Фотий с не меньшим вниманием, чем Вардас, выслушал рассказ юродивого.
– Да, милость Божия над нами! – произнес он, когда Андрей умолк. -Через этих князей и все жители этой страны соединятся с нами в вере нашей. – И тогда уже над Византией не будет грозы с берегов Днепра.
– Напротив того, ее имя будет славно и среди варварского народа, -поддержал Василий. – Кто знает, может быть все эти страны признают власть нашего императора?
– Вряд ли, – перебил его Вардас, – они этого никогда не сделают, но с нас довольно и того, что, став нам единоверными, они прекратят свои нападения на нас… Только нам следует не отталкивать их, а встретить с великою ласкою и почетом, поразить их нашим великолепием, показать им храмы и еще раз убедить, что сами силы небесные за народ византийский.
На этом совещание кончилось.
Когда киевские князья прислали спросить, будут ли они допущены в Константинополь, их посланные были обласканы, щедро одарены и отпущены не только с разрешением, но даже приглашением к киевским князьям посетить столицу Византии.
Может быть так все бы и шло, но в это время вернулся в Византию порфирогенет с частью войск, бывших до того на границе Персии.
Впрочем возвращение императора нисколько не изменило положение дел. Варяго-россы по прежнему были страшны Византии…
Приходилось изыскивать новые способы защиты.
В становище варягов посланы были разведчики, которые, вернувшись, рассказали, что киевские князья затевают послать посольство к императору Михаилу.
– Они чувствуют себя достаточно сильными! – воскликнул Вардас, когда узнал об этом. – Чудо не произвело на них впечатления.
– Тогда что же мы должны предпринять по твоему мнению? – спросил у больного правителя как у старшего Василий Македонянин.
– Прежде всего обезопасить Константинополь от нового нападения.
– Нового чуда так скоро вряд ли можно ожидать даже со стороны милостивых к нам небес! – заметил от себя Фотий.
– Ты прав, чудеса бывают редко! – воскликнул Вардас. – Теперь варяги будут поосторожнее и, заметив приближение новой бури, постараются укрыться сами и укрыть свои суда.
– Это так! – сказал Василий. – Но что же делать?
– Попробовать откупиться от них.
– Это – позор для Византии!
– Э! Что за позор! Напротив того, это – победа… Лучше дать им немного принадлежащего нам золота добровольно, чем они сами придут и возьмут его силой…
– Но все-таки следует узнать, чего они добиваются, и что они хотят передать нам через своих послов.
Василий Македонянин, однако, узнал это скорее всех. Он, по своему обыкновению, все свое свободное время проводил на форуме в народных толпах, только очень редко узнававших его, а потому всегда откровенных. Однажды при посещении форума, внимание Василия было привлечено громкими радостными восклицаниями толпы, слушавшей кого-то, Василию невидимого.
Македонянин поспешил как всегда пробраться к рассказчику и сразу узнал в нем хорошо теперь ему известного Андрея-юродивого.
Он не видел его как раз с того времени, когда Андрей возвещал чудо в покое Фотия.
– Что говорит Беалос? – спросил он у своего ближайшего соседа.
– Беалос рассказывает о новом чуде, совершенном Пресвятой Девой.
– О каком чуде?
– Он часто бывает в становище варваров и вот рассказывает, что сердце их князей смягчилось после той ужасной бури, и они готовы воспринять свет истины.
– Вот как! – удивился Македонянин.
Для него это сообщение было, действительно, очень приятной новостью. Он стал внимательно прислушиваться к словам Андрея.
– Спасение града св. Константина, – хрипло выкрикивал юродивый, -Всемогущий Бог избрал средством, чтобы просветить сердца, погрязшие во мраке невежества. Аскольд и Дир были поражены этой бурей. Они чувствуют Бога и посылают к императору своих людей за разрешением познать тайны Всемогущего Божества… Разве это – не новое чудо Пресвятой Девы?
– Откуда ты знаешь это, Андрей? – выступил Василий Македонянин.
– Это – ты, Македонянин? – воскликнул юродивый, как будто обрадованный появлением правителя. – Пойди и возвести императору, правителю и патриарху о том, что ты здесь слышал… Сам Бог привел тебя сюда… Сердца варваров смягчились… Если они просветятся светом истины, то и вся их страна примет христианскую веру… А это будет третьим чудом Пресвятой Владычицы Небесной.
Когда толпа узнала Василия, всюду раздались крики восторга. Василия, как известно, очень любили в Константинополе, видя в нем такого правителя, в каком давно уже нуждалась столица Византия.
Воодушевленная толпа почтительно расступилась перед ним, когда он, взяв под руку юродивого и отвечая на поклоны и приветствия, отправился вместе с ним к императорскому дворцу.
– Вот, великолепный, – вводя Андрея в покои Вардаса, проговорил он, -этот тебе уже известный человек говорит чудные вещи. Он рассказывает, что варяги, придя на Византию врагами, уйдут покорными ее детьми.
– Я этого ждал! – с просветлевшей улыбкой отозвался Вардас. – Это для их простых детских сердец должно быть прямым последствием совершившегося чуда… Расскажи мне, Божий человек, что ты видел и слышал во вражеском становище?
Андрей, оставив свой обычный тон, спокойно рассказал Вардасу обо всем, чему он был свидетелем в стане пришельцев.
В это время, по зову Василия Македонянина, в палаты Вардаса прибыл и Фотий.
Андрей приветствовал его как патриарха и подошел под его благословение. Фотий с не меньшим вниманием, чем Вардас, выслушал рассказ юродивого.
– Да, милость Божия над нами! – произнес он, когда Андрей умолк. -Через этих князей и все жители этой страны соединятся с нами в вере нашей. – И тогда уже над Византией не будет грозы с берегов Днепра.
– Напротив того, ее имя будет славно и среди варварского народа, -поддержал Василий. – Кто знает, может быть все эти страны признают власть нашего императора?
– Вряд ли, – перебил его Вардас, – они этого никогда не сделают, но с нас довольно и того, что, став нам единоверными, они прекратят свои нападения на нас… Только нам следует не отталкивать их, а встретить с великою ласкою и почетом, поразить их нашим великолепием, показать им храмы и еще раз убедить, что сами силы небесные за народ византийский.
На этом совещание кончилось.
Когда киевские князья прислали спросить, будут ли они допущены в Константинополь, их посланные были обласканы, щедро одарены и отпущены не только с разрешением, но даже приглашением к киевским князьям посетить столицу Византии.
5. ПЕРВЫЕ ВАРЯГИ В ВИЗАНТИИ
Совсем не так, как предполагалось раньше, вступили киевские князья с малым числом своей дружины в царственный город.
Вместо победного, их шествие походило скорее на покаянное.
Прежде всего с ними было допущено очень малое число дружинников. Правители Константинополя все-таки не на шутку побаивались своих полудиких гостей, так еще недавно бывших врагами. Всего только один струг с князьями и оставшимися в живых из их приближенных был впущен в Золотой Рог. Затем самые одежды князей вовсе не соответствовали их положению: у них все погибло во время бури, а по условию все гости должны были явиться без всяких признаков вооружения. Одежды же их не отличались ни пышностью, не великолепием, и, в сравнении даже с одеждами дворцовых слуг, одеяние князей казалось жалким и убогим.
Да и струг их шел как будто под конвоем… Со всех сторон его окружали суда с воинами императорской гвардии.
Посланные из Византии убедили Аскольда и Дира, что это со стороны императора является знаком особенного к ним почета.
Не о таком шествии на покоренную Византию мечтал оставшийся в Киеве Всеслав… Он думал, что его князья и их сторонники купаются в крови побежденного и разгромленного ими эллинского града, и вдруг вместо этого киевские князья сами идут чуть ли не с просьбой о помиловании…
Хорошо, что ничего этого не знал Всеслав…
Зато прием вышел, действительно, великолепным.
По установившемуся этикету князьям только показали императора.
Когда их струг прибыл к роскошно убранной пристани, князья встречены были Василием Македонянином и духовенством ближайшей к берегу дворцовой церкви.
– Добро пожаловать к нам, дорогие гости! – приветствовал их Василий. – Шли вы на нас с мечом и смертью, но Заступник наш Всесильный помог нам, и вот мы, не питая к вам никакого зла, готовимся принять вас как друзей… Он первый поклонился князьям. Те, в свою очередь, отвечали ему также низким поклоном.
– Ратное счастье изменчиво, – отвечал Василию Аскольд, – сегодня победил ваш Бог, завтра победим мы.
– Не говори так, вождь. Когда ты в наших храмах увидишь все величие нашего невидимого Бога, ты поймешь безумие твоих слов… Но не будем теперь говорить об этом, пойдем – наш всемилостивейший император желает видеть вас, храбрых славянских богатырей…
Он встал в середину между названными братьями и, задушевно и ласково разговаривая с ними, пошел по устланному сукном пути к входу в императорский дворец.
Другие придворные поступили так же в отношении прибывших с князьями их приближенных. Шествие растянулось на довольно большое расстояние.
С любопытством глядели варяги на все вокруг себя. Все этим детям днепровских полей и суровых фиордов Скандинавии казалось здесь интересным, новым. Великолепные, богато разукрашенные дворцы, сверкающие позолотой своих куполов храмы, толпа восторженно кричащего при виде Василия народа по обеим сторонам шествия, наконец, великолепие уборов на встречавших их придворных – все это и поражало их, и наполняло их сердца необъяснимым для них самих смущением.
Но вот они во дворце. Искусственные рычащие львы привели их в трепет, убранство палат вызвало у них крики восторга и восхищения. Все здесь им было ново, все ими никогда не было видано, и, независимо от самих себя, они ощущали почтение и восторг к этому городу, к этим людям. Михаил-порфирогенет встретил киевских князей, сидя на необыкновенно высоком троне. По настояниям патриарха он воздержался от оргии и был, вопреки своему обыкновению, трезв. Он весь сверкал золотом и драгоценными камнями. Драгоценностей на нем было так много, что все окружающие его придворные совсем бледнели перед ним.
Когда драгоман ввел князей, те почувствовали, что какая-то неведомая сила заставляет их преклониться пред этим, казавшимся им таким величественным, владыкой.
Оба князя, не отдавая себе отчета, что они делают, пали пред императором на колени.
Но это дивное для них видение продолжалось всего несколько мгновений… При константинопольском дворе только ослепляли послов блеском императорской особы, но дать возможность приглядеться к нему было не в расчетах византийских хитрецов. Они всегда рассчитывали только на одно первое впечатление, и, в отношении тех народов, которых они считали варварами, этот расчет всегда оправдывался.
Трон с императором был мгновенно скрыт. Князья могли только мельком заметить, что он унесся куда-то вверх.
Они были изумлены, но Василий, наклонясь к уху Аскольда, прошептал:
– Вы, вожди, удостоились зреть царя земного, теперь удостоитесь увидеть Царя Небесного…
Не пришедшие в себя от изумления варяги с не меньшей торжественностью были уведены из императорского дворца в храм св. Софии.
То, что увидали они там, навсегда осталось потом в их памяти.
Служил сам Фотий.
Глаза варягов в полутьме могли различить только волны фимиама, струившиеся от алтаря. Среди них они, как сквозь дымку, замечали какие-то фигуры, казавшиеся им тенями небожителей.
– Велик Бог христианский! – воскликнул Аскольд, пораженный всем увиденным им.
– Велик, велик! – как эхо повторили за ним все варяги…
А когда, отвечая на возгласы священнослужителя, откуда-то с высоты храма запел незримый хор, не удержался и Дир.
– Так поют только в Валгалле! – в сладком восторге проговорил он.
Вместо победного, их шествие походило скорее на покаянное.
Прежде всего с ними было допущено очень малое число дружинников. Правители Константинополя все-таки не на шутку побаивались своих полудиких гостей, так еще недавно бывших врагами. Всего только один струг с князьями и оставшимися в живых из их приближенных был впущен в Золотой Рог. Затем самые одежды князей вовсе не соответствовали их положению: у них все погибло во время бури, а по условию все гости должны были явиться без всяких признаков вооружения. Одежды же их не отличались ни пышностью, не великолепием, и, в сравнении даже с одеждами дворцовых слуг, одеяние князей казалось жалким и убогим.
Да и струг их шел как будто под конвоем… Со всех сторон его окружали суда с воинами императорской гвардии.
Посланные из Византии убедили Аскольда и Дира, что это со стороны императора является знаком особенного к ним почета.
Не о таком шествии на покоренную Византию мечтал оставшийся в Киеве Всеслав… Он думал, что его князья и их сторонники купаются в крови побежденного и разгромленного ими эллинского града, и вдруг вместо этого киевские князья сами идут чуть ли не с просьбой о помиловании…
Хорошо, что ничего этого не знал Всеслав…
Зато прием вышел, действительно, великолепным.
По установившемуся этикету князьям только показали императора.
Когда их струг прибыл к роскошно убранной пристани, князья встречены были Василием Македонянином и духовенством ближайшей к берегу дворцовой церкви.
– Добро пожаловать к нам, дорогие гости! – приветствовал их Василий. – Шли вы на нас с мечом и смертью, но Заступник наш Всесильный помог нам, и вот мы, не питая к вам никакого зла, готовимся принять вас как друзей… Он первый поклонился князьям. Те, в свою очередь, отвечали ему также низким поклоном.
– Ратное счастье изменчиво, – отвечал Василию Аскольд, – сегодня победил ваш Бог, завтра победим мы.
– Не говори так, вождь. Когда ты в наших храмах увидишь все величие нашего невидимого Бога, ты поймешь безумие твоих слов… Но не будем теперь говорить об этом, пойдем – наш всемилостивейший император желает видеть вас, храбрых славянских богатырей…
Он встал в середину между названными братьями и, задушевно и ласково разговаривая с ними, пошел по устланному сукном пути к входу в императорский дворец.
Другие придворные поступили так же в отношении прибывших с князьями их приближенных. Шествие растянулось на довольно большое расстояние.
С любопытством глядели варяги на все вокруг себя. Все этим детям днепровских полей и суровых фиордов Скандинавии казалось здесь интересным, новым. Великолепные, богато разукрашенные дворцы, сверкающие позолотой своих куполов храмы, толпа восторженно кричащего при виде Василия народа по обеим сторонам шествия, наконец, великолепие уборов на встречавших их придворных – все это и поражало их, и наполняло их сердца необъяснимым для них самих смущением.
Но вот они во дворце. Искусственные рычащие львы привели их в трепет, убранство палат вызвало у них крики восторга и восхищения. Все здесь им было ново, все ими никогда не было видано, и, независимо от самих себя, они ощущали почтение и восторг к этому городу, к этим людям. Михаил-порфирогенет встретил киевских князей, сидя на необыкновенно высоком троне. По настояниям патриарха он воздержался от оргии и был, вопреки своему обыкновению, трезв. Он весь сверкал золотом и драгоценными камнями. Драгоценностей на нем было так много, что все окружающие его придворные совсем бледнели перед ним.
Когда драгоман ввел князей, те почувствовали, что какая-то неведомая сила заставляет их преклониться пред этим, казавшимся им таким величественным, владыкой.
Оба князя, не отдавая себе отчета, что они делают, пали пред императором на колени.
Но это дивное для них видение продолжалось всего несколько мгновений… При константинопольском дворе только ослепляли послов блеском императорской особы, но дать возможность приглядеться к нему было не в расчетах византийских хитрецов. Они всегда рассчитывали только на одно первое впечатление, и, в отношении тех народов, которых они считали варварами, этот расчет всегда оправдывался.
Трон с императором был мгновенно скрыт. Князья могли только мельком заметить, что он унесся куда-то вверх.
Они были изумлены, но Василий, наклонясь к уху Аскольда, прошептал:
– Вы, вожди, удостоились зреть царя земного, теперь удостоитесь увидеть Царя Небесного…
Не пришедшие в себя от изумления варяги с не меньшей торжественностью были уведены из императорского дворца в храм св. Софии.
То, что увидали они там, навсегда осталось потом в их памяти.
Служил сам Фотий.
Глаза варягов в полутьме могли различить только волны фимиама, струившиеся от алтаря. Среди них они, как сквозь дымку, замечали какие-то фигуры, казавшиеся им тенями небожителей.
– Велик Бог христианский! – воскликнул Аскольд, пораженный всем увиденным им.
– Велик, велик! – как эхо повторили за ним все варяги…
А когда, отвечая на возгласы священнослужителя, откуда-то с высоты храма запел незримый хор, не удержался и Дир.
– Так поют только в Валгалле! – в сладком восторге проговорил он.
6. РАДОСТНОЕ СВИДАНИЕ
Потрясенные до глубины души вышли князья и их спутники из храма св. Софии. Они молчали, не зная, что думать, что делать. Благоговейный восторг овладел всем их существом. Им хотелось плакать от умиления, хотелось прославлять этого Невидимого Бога, и в то же время они чувствовали, что должны во что бы то ни стало сохранить свое достоинство…
– Теперь, славные витязи, – услыхали они вкрадчивый голос Василия, -после того, как вы вкусили пищу духовную, прошу вас в покои императора, где вы найдете пищу для вашего тела.
– Можно ли думать о пире после всего виданного нами? – воскликнул Аскольд.
– Что ты хочешь сказать, витязь?
– Хочу сказать, что чувствую…
– Говори же, мы слушаем тебя…
– Но я боюсь осуждения вашего… Мы, норманны, умеем говорить только то, что думаем.
– Нам Бог запрещает осуждение… Он проповедовал любовь даже к врагу. – Даже ко врагу? – задумчиво проговорил князь. – А наш Один и славянский Перун… Но что я хотел сказать?… Я скажу только, что я понял теперь причины этой страшной бури. Нет сомнения, Бог, которому вы служите, заступился за вас. До сих пор я в этом сомневался, но теперь я верую этому.
– И веруй! Благо тебе будет! После я дам тебе возможность беседовать с первосвященником нашего Бога, и ты услышишь то, что, как я вижу, жаждет познать душа твоя.
Князей снова провели во дворец. Там в одном из больших, светлых покоев был приготовлен для угощений обильный самыми утонченными яствами стол.
Перед тем, как с таким торжеством принять варягов, состоялось еще одно тайное совещание. На нем был возбужден вопрос о том, что не лучше ли разом избавиться от варяжских вождей, прибегнув к излюбленному византийскому средству – отраве. Без них и остатки варяжской дружины, сплачивавшейся только вокруг своих князей, являлись жалким сбродом, разогнать который рискнули бы даже изнеженные императорские гвардейцы. Но против этого плана восстал Вардас, Фотий и Василий Македонянин.
Они как будто видели будущее.
– Эти люди и так нам теперь не страшны, – говорили они, – а, возвратясь на родину, они принесут весть о чуде, и Византия приобретет в них верных слуг, а не врагов, какими они были нам доселе.
Мнение это восторжествовало, и князья не были отравлены.
Василий готовил им еще радость…
Когда стол был кончен, он попросил князей к себе в свои палаты.
– Вы увидите там нечто такое, что доставит вам большую радость, -предупредил он их.
Но после всего пережитого в этот день Аскольд и Дир остались безучастными к этому предупреждению.
Какая радость могла их еще ждать?
Они последовали за Василием, дружина же их осталась в столовом покое, где им в изобилии поданы были крепкие вина, являвшиеся для этих детей природы, в полном смысле слова, новинкою…
Приведя их к себе, Василий оставил князей одних, а сам удалился.
– Что ты скажешь, Дир? – спросил брата Аскольд.
– Скажу, что все виденное нами непонятно… Знаешь, мы одни, и я могу говорить откровенно… Как хорошо было бы, если бы этот Невидимый Бог был и у нас в Киеве!
– Я сам думаю о том же… – со вздохом вымолвил Аскольд.
Шорох в дверях отвлек от разговора их внимание. Не успели они обернуться на него, как крик радости вырвался из их груди:
– Изок!
Князья кинулись к вошедшему в покой и протягивавшему свои руки юноше. – Князья, князья! Вот и мы свиделись вновь! – кричал он.
– Мы думали, что ты погиб…
– Нет, византийцы пощадили меня… Этим я обязан Василию.
– Какому?
– Вы его видели; это – тот, который привел вас сюда.
– Не мне ты обязан, юноша, – послышался голос Македонянина, – а самому себе, своему честному сердцу. Зная, что тебя здесь ждет смерть, ты все-таки не решился изменить твоей клятве и пришел, как обещал, обратно. Чья бы рука поднялась на тебя? А вы, князья, примите его в свои объятия точно так же, как и сестру его…
Он слегка подтолкнул вперед Ирину, смущенную и зардевшуюся.
С удивлением глядел на появившуюся перед ним девушку Аскольд. Киевский князь был поражен ее появлением и, едва увидя ее, воскликнул:
– Зоя!
Ирина была замечательно похожа на сестру своего отца…
– Зоя, ты воскресла из мертвых и пришла ко мне! – воскликнул Аскольд. – Я – не Зоя, а Ирина, – прошептала в невольном смущении девушка.
– Ее лицо, ее голос, ее движения… Что это? Новое чудо?… Скажи же мне, византиец, скажи, прошу тебя, как понять это?
– Увы, храбрый витязь! Это – не Зоя… Но она, действительно, похожа на нее… В этом надо видеть перст Божий… Он знает все и приводит нас через множество испытаний к тому, что нам самим кажется недосягаемым… Это видно по тебе… Смирись перед Ним и уверуй в Него!… Он будет тебе помогать так же, как помог Византии…
– Верую… – прошептал в ответ на эти слова чуть слышно Аскольд.
– Теперь, славные витязи, – услыхали они вкрадчивый голос Василия, -после того, как вы вкусили пищу духовную, прошу вас в покои императора, где вы найдете пищу для вашего тела.
– Можно ли думать о пире после всего виданного нами? – воскликнул Аскольд.
– Что ты хочешь сказать, витязь?
– Хочу сказать, что чувствую…
– Говори же, мы слушаем тебя…
– Но я боюсь осуждения вашего… Мы, норманны, умеем говорить только то, что думаем.
– Нам Бог запрещает осуждение… Он проповедовал любовь даже к врагу. – Даже ко врагу? – задумчиво проговорил князь. – А наш Один и славянский Перун… Но что я хотел сказать?… Я скажу только, что я понял теперь причины этой страшной бури. Нет сомнения, Бог, которому вы служите, заступился за вас. До сих пор я в этом сомневался, но теперь я верую этому.
– И веруй! Благо тебе будет! После я дам тебе возможность беседовать с первосвященником нашего Бога, и ты услышишь то, что, как я вижу, жаждет познать душа твоя.
Князей снова провели во дворец. Там в одном из больших, светлых покоев был приготовлен для угощений обильный самыми утонченными яствами стол.
Перед тем, как с таким торжеством принять варягов, состоялось еще одно тайное совещание. На нем был возбужден вопрос о том, что не лучше ли разом избавиться от варяжских вождей, прибегнув к излюбленному византийскому средству – отраве. Без них и остатки варяжской дружины, сплачивавшейся только вокруг своих князей, являлись жалким сбродом, разогнать который рискнули бы даже изнеженные императорские гвардейцы. Но против этого плана восстал Вардас, Фотий и Василий Македонянин.
Они как будто видели будущее.
– Эти люди и так нам теперь не страшны, – говорили они, – а, возвратясь на родину, они принесут весть о чуде, и Византия приобретет в них верных слуг, а не врагов, какими они были нам доселе.
Мнение это восторжествовало, и князья не были отравлены.
Василий готовил им еще радость…
Когда стол был кончен, он попросил князей к себе в свои палаты.
– Вы увидите там нечто такое, что доставит вам большую радость, -предупредил он их.
Но после всего пережитого в этот день Аскольд и Дир остались безучастными к этому предупреждению.
Какая радость могла их еще ждать?
Они последовали за Василием, дружина же их осталась в столовом покое, где им в изобилии поданы были крепкие вина, являвшиеся для этих детей природы, в полном смысле слова, новинкою…
Приведя их к себе, Василий оставил князей одних, а сам удалился.
– Что ты скажешь, Дир? – спросил брата Аскольд.
– Скажу, что все виденное нами непонятно… Знаешь, мы одни, и я могу говорить откровенно… Как хорошо было бы, если бы этот Невидимый Бог был и у нас в Киеве!
– Я сам думаю о том же… – со вздохом вымолвил Аскольд.
Шорох в дверях отвлек от разговора их внимание. Не успели они обернуться на него, как крик радости вырвался из их груди:
– Изок!
Князья кинулись к вошедшему в покой и протягивавшему свои руки юноше. – Князья, князья! Вот и мы свиделись вновь! – кричал он.
– Мы думали, что ты погиб…
– Нет, византийцы пощадили меня… Этим я обязан Василию.
– Какому?
– Вы его видели; это – тот, который привел вас сюда.
– Не мне ты обязан, юноша, – послышался голос Македонянина, – а самому себе, своему честному сердцу. Зная, что тебя здесь ждет смерть, ты все-таки не решился изменить твоей клятве и пришел, как обещал, обратно. Чья бы рука поднялась на тебя? А вы, князья, примите его в свои объятия точно так же, как и сестру его…
Он слегка подтолкнул вперед Ирину, смущенную и зардевшуюся.
С удивлением глядел на появившуюся перед ним девушку Аскольд. Киевский князь был поражен ее появлением и, едва увидя ее, воскликнул:
– Зоя!
Ирина была замечательно похожа на сестру своего отца…
– Зоя, ты воскресла из мертвых и пришла ко мне! – воскликнул Аскольд. – Я – не Зоя, а Ирина, – прошептала в невольном смущении девушка.
– Ее лицо, ее голос, ее движения… Что это? Новое чудо?… Скажи же мне, византиец, скажи, прошу тебя, как понять это?
– Увы, храбрый витязь! Это – не Зоя… Но она, действительно, похожа на нее… В этом надо видеть перст Божий… Он знает все и приводит нас через множество испытаний к тому, что нам самим кажется недосягаемым… Это видно по тебе… Смирись перед Ним и уверуй в Него!… Он будет тебе помогать так же, как помог Византии…
– Верую… – прошептал в ответ на эти слова чуть слышно Аскольд.
7. МИЛЫЙ ОБРАЗ
Аскольд не помнил себя в своем волнении. Он краснел, бледнел, не знал, что и сказать, – слова не приходили ему на язык, и он думал в эти мгновенья только одно, что перед ним стоит вовсе не Ирина, сестра Изока и дочь его любимца Всеслава, а Зоя, его милая Зоя…
Василий заметил, какое впечатление произвело на киевских князей появление этой девушки, и решил воспользоваться им с большей выгодой для своей страны.
– Отдай мне ее, отдай, византиец, – заговорил, наконец, весь трепеща от охватившего его волнения, Аскольд. – Дир, посмотри, как она похожа на мою несчастную невесту…
– Да, и я бы принял ее за Зою…
– Ты подтверждаешь, что я говорю? Благодарю тебя! Отдай мне ее, византиец!
Македонянин отрицательно покачал головой.
– Что? – воскликнул Аскольд.
– Ты очень поспешен!… Такие дела так скоро никогда не делаются…
– Но я молю тебя!
– Напрасно!… Что я? У меня есть император, который только один может решить это дело.
– Идем к нему!
– И этого нельзя… Невозможно видеть императора всегда, как только пожелаешь… Он не допустит теперь ни меня, ни тебя пред свое светлое лицо…
Аскольд весь поник.
– Что же делать? – прошептал он.
– Ждать!
Изок и Ирина, присутствовавшие при этой сцене, смутно понимали ее. Они видели, что речь идет именно о них, но в чем дело, этого они не могли постигнуть. Ирина с удовольствием глядела на красивого варяга. Из слов брата, сказанных ей шепотом, она поняла, что это именно и есть тот самый князь, о котором она столько раз слышала от него. Женское любопытство сказалось в ней. В Аскольде она видела героя, героя ее родины, избавителя родного народа от ига хазар. Но что он хочет? О чем он молит этого доброго Василия, и зачем этот Василий на все его мольбы только отрицательно качает головой?…
– Василий, скажи мне, я чувствую, что речь касается меня, -заговорила она, – скажи же мне, что ему нужно?
– Видишь ли, дитя мое, – ответил Василий, – тут говорят действительно о тебе, и речь идет очень серьезная… Я затрудняюсь тебе сказать… Но, если ты ответишь мне на некоторые вопросы правдиво, искренно, как подскажет твое сердце, тогда и я встану на твою сторону и помогу тебе поступить по твоему желанию… Будешь ли ты мне отвечать по сердцу?
Василий заметил, какое впечатление произвело на киевских князей появление этой девушки, и решил воспользоваться им с большей выгодой для своей страны.
– Отдай мне ее, отдай, византиец, – заговорил, наконец, весь трепеща от охватившего его волнения, Аскольд. – Дир, посмотри, как она похожа на мою несчастную невесту…
– Да, и я бы принял ее за Зою…
– Ты подтверждаешь, что я говорю? Благодарю тебя! Отдай мне ее, византиец!
Македонянин отрицательно покачал головой.
– Что? – воскликнул Аскольд.
– Ты очень поспешен!… Такие дела так скоро никогда не делаются…
– Но я молю тебя!
– Напрасно!… Что я? У меня есть император, который только один может решить это дело.
– Идем к нему!
– И этого нельзя… Невозможно видеть императора всегда, как только пожелаешь… Он не допустит теперь ни меня, ни тебя пред свое светлое лицо…
Аскольд весь поник.
– Что же делать? – прошептал он.
– Ждать!
Изок и Ирина, присутствовавшие при этой сцене, смутно понимали ее. Они видели, что речь идет именно о них, но в чем дело, этого они не могли постигнуть. Ирина с удовольствием глядела на красивого варяга. Из слов брата, сказанных ей шепотом, она поняла, что это именно и есть тот самый князь, о котором она столько раз слышала от него. Женское любопытство сказалось в ней. В Аскольде она видела героя, героя ее родины, избавителя родного народа от ига хазар. Но что он хочет? О чем он молит этого доброго Василия, и зачем этот Василий на все его мольбы только отрицательно качает головой?…
– Василий, скажи мне, я чувствую, что речь касается меня, -заговорила она, – скажи же мне, что ему нужно?
– Видишь ли, дитя мое, – ответил Василий, – тут говорят действительно о тебе, и речь идет очень серьезная… Я затрудняюсь тебе сказать… Но, если ты ответишь мне на некоторые вопросы правдиво, искренно, как подскажет твое сердце, тогда и я встану на твою сторону и помогу тебе поступить по твоему желанию… Будешь ли ты мне отвечать по сердцу?