…Проснулась мисс Арунделл от знакомого повизгивания: Боб, капризный Боб! Он лаял под дверью, желая попасть к Эмили. Она вытянулась – все было вроде в порядке – и услышала, что Минни впустила собаку, приговаривая:
   – О, ты невоспитанная маленькая псина, Бобси.
   Мисс Арунделл вспомнила вчерашнее. Что-то связанное с Бобом… Ах, да, Чарльз сказал, что она поскользнулась, наступив на мяч Боба, который был забыт на лестнице. Непонятно, как такое могло случиться, ведь Чарльз держал мяч в руках. У Эмили снова заболела голова, заныли разбитое плечо и синяки на теле. Но сознание было ясным. Что-то ее смущало во всей этой истории. Но что?.. Внезапное подозрение пронзило мозг… Эмили попыталась представить себе скользкий мяч под ногой, но ничего похожего вспомнить не могла. Вместо этого… «Разболтанные нервы, неудержимая фантазия», – старалась убедить себя мисс Арунделл.

Мисс Арунделл пишет письмо

   Наступила пятница. Родственников уже не было. Они уехали. Всем хотелось погостить еще, но мисс Арунделл объяснила, что ей сейчас нужен полный покой, и настояла на отъезде. Неясная тревога не оставляла ее. Задумавшись, она часто не слышала, что говорит Минни.
   – Это последствие шока, – говорила мисс Лоусон, а про себя добавляла: «Боюсь, она никогда больше не придет в себя».
   Доктор Грейнджер, наоборот, утверждал, что мисс Арунделл очень скоро восстановит силы, что ничего особенного не случилось, раз кости целы. Доктора, однако, смущало, что старушка лежала нахмурившись и все думала и думала, рассеянно отвечая на вопросы компаньонки.
   – …Мисс Лоусон на цыпочках вошла в комнату хозяйки, неся чашку с крепким бульоном, и неожиданно остановилась, увидев, что та лежит с закрытыми глазами. Вдруг Эмили громко произнесла два слова, а Минни от страха чуть не выронила чашку.
   – Мэри Фокс, – были те слова.
   – Бокс? – не поняла Минни.
   – Вы совсем оглохли, Минни. Я сказала: Мэри Фокс. Так звали женщину, которую я встретила в Шелтенхеме в прошлом году. Это одна из сестер обители Эксетер. Давайте бульон, а то вы уже почти все пролили. И не крадитесь на цыпочках, когда входите ко мне. А теперь спуститесь вниз и принесите телефонную книгу Лондона.
   – Может, найти вам номер, дорогая? Или адрес?
   – Если бы было нужно, то я так и сказала бы. Принесите книгу и письменные принадлежности.
   Мисс Лоусон направилась к двери и вдруг услышала голос хозяйки:
   – Вы добрый, верный друг, Минни, не обращайте внимания на мою резкость.
   Мисс Лоусон, покраснев, вышла из комнаты, какие-то бессвязные слова срывались с ее губ.
   Сидя в кровати, мисс Арунделл писала письмо. Писала медленно, тщательно обдумывая каждое слово, стараясь четко изложить основную мысль. Она перечеркивала и начинала снова, наконец, закончив, облегченно вздохнула и подписалась. Положила письмо в конверт, написав имя и фамилию адресата. Потом взяла чистый лист и написала другое письмо, адресуясь к мистеру Пурвису. Первое послание предназначалось мистеру Пуаро.
   В этот момент в дверь постучали. Мисс Арунделл быстро спрятала письма в ящик, вовсе не собираясь посвящать Минни в свои дела. Потом пригласила ее войти, а сама спокойно устроилась на подушках, очень довольная, что предприняла некоторые шаги для осуществления дела.

Эркюль Пуаро получает письмо

   События, о которых я только что рассказал, стали нам известны гораздо позднее. Мы с Пуаро втянулись в это дело, когда получили письмо от мисс Арунделл.
   Хорошо помню жаркое безветренное утро конца июня. Пуаро имел обыкновение, получая корреспонденцию утром, тщательно ее изучать. После внимательного прочтения письма раскладывались по кучкам в большой коробке из-под шоколада (Пуаро всегда пил шоколад на завтрак – отвратительная привычка). Так было ежедневно, с неукоснительной точностью.
   – Послушайте, Гастингс, я собираюсь посягнуть на дедуктивный метод, – обратился ко мне Пуаро.
   – Что-то случилось? – поинтересовался я.
   – В это утро получено особенно интересное письмо!
   – Послушайте, Пуаро, ваш метод мне известен, уж если вы прочли письмо дважды, значит, дело чрезвычайно важное.
   – Теперь, Гастингс, сделайте для себя вывод, – и мой друг предложил прочесть письмо. Я взял послание не без интереса, но сейчас же разочаровался, увидев старомодный почерк. Письмо было длинным.
   – Неужели все читать, Пуаро? – промямлил я.
   – Совсем не обязательно, конечно, нет.
   – Может, расскажете, о чем оно?
   – Хотелось, чтобы у вас было на этот счет свое мнение.
   – Да-да, дело нужно знать в подробностях, – сказал я.
   Мой друг заметил сухо:
   – Едва ли вы узнаете их из послания… Подумав, что он меня недооценивает, я погрузился в чтение.
   «Мистеру Эркюлю Пуаро.
   Дорогой сэр, после многократных сомнений и колебаний все-таки пишу Вам. Решилась обратиться, надеясь на помощь в деле сугубо личного характера. (Слова «сугубо личного характера» были подчеркнуты трижды.) Ваше имя мне подсказала мисс Фокс, хотя эта женщина не была с нами связана. О Вас говорилось, как о необыкновенно добром и умном человеке…»
   – Пуаро, что-то я не понимаю, о чем речь!
   – Продолжайте, мой друг, и – терпение.
   «Мне пришло в голову, что Вы смогли бы предпринять необходимое расследование. Это дело требует, крайней осторожности, не могу передать, как искренне надеюсь и даже молюсь (слово „молюсь“ было подчеркнуто дважды), чтобы мое предположение оказалось ошибочным. Так как иногда придаю слишком большое значение фактам, которые потом очень просто объясняются…»
   – Непонятно, о чем она пишет?
   – Продолжайте читать.
   «Весь вопрос в том, что посоветоваться в Маркет Бейсинге совсем не с кем. Упрекаю себя в излишней фантазии, но чувство смятения увеличивается. Наверное, необходимо» отдохнуть от всего этого, так как здоровье, несомненно, пошатнулось. С Вашей точки зрения, может, такое не стоит даже выеденного яйца, а факты легко объяснимы. Тривиальным может показаться случай с мячом собаки, а у меня он вызвал сомнение и тревогу. Будьте так добры и выскажите свое мнение на этот счет. Чем больше думаю о случившемся, тем несомненнее моя правота и нет никакой ошибки. Конечно, сказать что-либо определенное и о ком-либо точно – не могу.
   Надеюсь на Ваш скорейший совет по этому вопросу.
   С уважением, Эмили Арунделл».
   – Но, Пуаро, о чем все-таки оно?
   Мой друг пожал плечами:
   – Действительно, о чем? – и похлопал по листкам с некоторым нетерпением.
   – Что за женщина? Почему не может эта миссис или мисс Арунделл…
   – Мисс, по всей вероятности… Типичное письмо старой девы.
   – Да, настоящая сумасшедшая старушенция. Разве нельзя высказаться определенно, что она хочет?
   Пуаро вздохнул:
   – Понятно, что браться за дело, в основе своей совершенно неясное, достаточно бессмысленно, Гастингс.
   – Длинная бессвязная болтовня ни о чем, – поддержал я.
   Сыщик улыбнулся:
   – Гастингс, вам хочется выбросить послание в корзинку для бумаг?
   – Конечно, только так и надо сделать.
   – Есть один момент, представляющий большой интерес, – деталь, поразившая меня.
   – Подождите, не говорите! Если не пойму, значит, просто глуп. – И я снова очень тщательно изучил написанное, потом отрицательно покачал головой:
   – Нет, ничего не вижу. Старые леди любят болтать, иногда совершенно ни о чем, что объяснимо психологически, но для чего все это? Разве ваш инстинкт…
   Пуаро предостерегающе поднял руку:
   – Инстинкт! Знаете ведь, что ненавижу это слово. А в письме есть кое-что интересное, пропущенное вами в спешке, Гастингс. Но вы недостаточно наблюдательны.
   – Ладно, говорите. Наверное, какой-то случай с собакой? Так это даже забавно!
   Пуаро не обратил внимания на мои слова и ответил очень спокойно:
   – Все дело в дате.
   – В дате?
   Взяв письмо, я увидел рядом с подписью дату – 17 апреля.
   – Да, странно…
   – А сегодня двадцать восьмое июня.
   – Возможно, старушенция ошиблась и написала вместо «июня» «апрель».
   – И тогда прошло уже десять-одиннадцать дней. Письмо не могло идти так долго. Ошибки нет никакой, посмотрите на цвет чернил, письмо написано не в июне.
   Нет, семнадцатое апреля – точная дата. Но почему письмо не было послано?
   – Пожалуй, старуха передумала.
   – Тогда почему оно не было уничтожено? Я не знал, что ответить.
   – А все-таки – это улика, и странная улика к тому же.
   Он подошел к письменному столу и взял ручку.
   – Собираетесь ответить на письмо? – спросил я.
   – Да, мой друг.
   В комнате была полная тишина, только слышался скрип ручки Пуаро. Стояло жаркое утро, нечем было дышать. Из окна тянуло запахом пыли. Сыщик встал, открыл ящик и вынул марку. Уже собравшись ее приклеить, он вдруг остановился и энергично покачал головой.
   – Нет, нельзя так поступать. – Пуаро разорвал письмо и бросил в корзинку. – Мы должны ехать, старина.
   – Куда, в Маркет Бейсинг?
   – Вот именно. А почему нет? Разве в Лондоне можно дышать сейчас? За городом гораздо приятнее, не так ли?

Поездка в «Литлгрин Хаус»

   Даже в открытой машине было совершенно невозможно дышать в такой жаркий летний день. Только выбравшись из города и оказавшись на дороге в потоке автомобилей, мы воспряли духом. Наша машина тащилась около полутора часов, и было уже двенадцать, когда мы наконец въехали в маленький городок Маркет Бейсинг. Главный тракт остался в трех милях севернее, поэтому воздух стал гораздо свежее, кругом царило спокойствие. Имелась одна широкая улица и просторная базарная площадь. Посреди площади была стоянка автомобилей, занятая только несколькими машинами. Я припарковал наш «Аустин», а Пуаро снял лишнюю одежду и убедился, что его усы в надлежащем виде. Мы приготовились выйти.
   На наш вопрос плотный, с глазами навыкате человек внимательно глянул на нас и объяснил:
   – Пойдете прямо к Гай-стрит и наткнетесь на дом слева. На калитке нет фамилии, но это первое большое здание после банка.
   – Знаете, дорогой мой, мы внешне очень отличаемся от местных жителей, а вы выглядите просто экзотически, – заметил я недовольно.
   – Вы думаете, заметно, что я иностранец?
   – Здесь не может быть никакого сомнения.
   – А моя одежда, сшитая английским портным?
   – Костюм еще не все, хотя нельзя отрицать, что ваша внешность производит впечатление.
   Пуаро вздохнул.
   – Все потому, что кто-то внушил вам ошибочную мысль, что уж если детектив, то должен носить фальшивую бороду и прятаться за колонной. Это атрибуты самых убогих представителей моей профессии. А таким, как Пуаро, достаточно только сидеть в кресле и думать.
   – Как же тогда объяснить наше мотание в страшную жару по улицам в этом городке?
   – Сегодня вы победили, – Гастингс.
   «Литлгрин Хаус» нашли довольно легко, но дом оказался заперт. А у калитки висело объявление о продаже.
   Когда мы остановились, глядя на закрытые ворота, раздался лай собаки. Лохматый терьер с грубой, как проволока, шерстью стоял, широко расставив ноги, и громко, но дружелюбно лаял.
   – Здравствуй, старина, – сказал я и просунул руку через решетку. Пес тщательно ее обнюхал и тут же завилял хвостом.
   – Происшествие с мячом собаки… Пес уже здесь присутствует, – пробормотал Пуаро.
   Мы повернули назад, сопровождаемые собачьим лаем, и вошли в контору, находившуюся неподалеку. Хозяин ее, мистер Габлер, был приветлив.
   – Чем могу служить, джентльмены?
   – Хотелось бы узнать подробнее о «Литлгрин Хаус»… Он, кажется, продается?
   Продолжить ему не пришлось. Мистер Габлер тут же воскликнул:
   – А! Это таки находка! Удачная вещь. Только что поступил в продажу. Могу заверить, джентльмены, что не часто получаем дома такого класса по сравнительно дешевой цене. В прошлую субботу уже приходил его смотреть член парламента. Дом ему так понравился, что он снова приходил и на этой неделе. И джентльмен, занимающийся обменом акций, тоже приезжал. Люди в наши дни хотят спокойствия, приезжая за город, чтобы отделаться от городского шума. Многих привлекает тишина. Согласитесь, в прежние дни умели строить.
   – Такие торги часты за последние несколько лет? – спросил Пуаро.
   – Нет, только одна семья продавала дом пять лет назад. Арунделлы были очень уважаемы в этом городе. – Мужчина поднялся, открыл дверь и крикнул:
   – Документы на «Литлгрин Хаус», мисс Дженкинс! И быстро!
   – Меня интересует дом недалеко от Лондона, в пригороде, а не медвежий угол, – напомнил Пуаро.
   – Прекрасно, прекрасно. Слишком далеко от города никого не устраивает. Вот что есть в наличности, – мистер Габлер начал читать бумагу, принесенную мисс Дженкинс. – Обычные кабинеты, просторное кухонное помещение, а также приличные надворные постройки, конюшни, например, и так далее.
   – Позвольте взять эту опись?
   – Конечно, сэр, ваше имя или адрес?
   К моему удивлению, Пуаро назвался мистером Пероти.
   – «Литлгрин Хаус» можно посмотреть в любое время?
   – Безусловно, в доме слуги, туда надо позвонить, если вы собираетесь скоро пойти. Сейчас или после завтрака?
   – Пожалуй, лучше после.
   – Правильно, позвоню и попрошу ждать вас около двух, так?
   – Благодарю, хозяйка дома мисс Арунделл?
   – Нет, мисс Лоусон, это имя теперешней хозяйки, а мисс Арунделл, к сожалению, умерла недавно, поэтому дом продается. Между нами, если собираетесь купить, помогу все быстро организовать, я ведь уже говорил, что есть два претендента, каждый может заявить о согласии в любой час и день.
   – Мисс Лоусон торопится продать, как я понимаю?
   Хозяин полушепотом сообщил:
   – Дом слишком большой, она хочет отделаться от имущества и купить поменьше в Лондоне. Это объяснимо, вот почему и продается так дешево.
   – Новая хозяйка согласна с такой стоимостью?
   – Не беспокойтесь, никаких неприятностей в этом отношении не возникнет, хотя цена баснословно дешева.
   – Мисс Арунделл умерла внезапно, не так ли?
   – О, я бы не сказал. Три года назад был приступ и десять лет назад то же самое.
   – Может, вам что-либо известно о семье? – спросил Пуаро.
   – Да, я знал эту семью. Их было четыре сестры. Одна из них вышла довольно поздно замуж, а три старые девы жили здесь. Мисс Эмили была последней. – Мистер Габ-лер передал бумаги Пуаро. – Просмотрите документы еще раз и дайте мне знать…

О чем рассказали надгробные плиты

   Когда мы пришли на базарную площадь, я вспомнил, что фамилия мистера Габлера говорящая: он был порядочный болтун[1]]. Пуаро согласился со мной:
   – Этот сладкоречивый господин очень разочаруется, когда мы не вернемся, так как считает, наверное, дом уже проданным.
   – Наверное, вы правы. А хорошо бы позавтракать здесь, прежде чем вернемся в Лондон.
   – Мой дорогой Гастингс, по-моему, рано уезжать, мы еще не сделали того, зачем прибыли.
   Я с удивлением уставился на Пуаро:
   – Вы думаете о внезапной кончине старой леди?
   – Вот именно.
   Тон, каким это говорилось, заставил меня еще пристальнее взглянуть на моего друга. Было очевидно, что он вспомнил о, чем-то в том непонятном письме.
   – Но если она умерла, Пуаро, что можно сделать? Теперь узнать ничего нельзя.
   Я знал по опыту, что спорить с Пуаро бесполезно, тем не менее не успокоился и собрался протестовать дальше, но в эту минуту мы подошли к порогу гостиницы и Пуаро прекратил всякие разговоры. Нас проводили в кофейную комнату, которая оказалась уютной, с легкими занавесками на окнах. Старший официант, медлительный, тяжело дышащий человек, подошел к нам. Мы оказались единственными, желающими позавтракать. После сыра и бисквитов официант принес нам две чашки жидкого кофе. За завтраком Пуаро с помощью официанта приобрел некоторые сведения о «Литлгрин Хаус».
   – Я видел дом снаружи, по-моему, он в хорошем состоянии, да? – обратился он к официанту.
   – О, сэр, помещение прекрасное, черепичная крыша. Несколько старомоден, никогда его не обновляли. Зато сад – картинка. Мисс Арунделл обожала свое гнездо.
   – Я слышал, дом принадлежит мисс Лоусон.
   – Правильно, сэр, мисс была компаньонкой старой леди, и когда та умерла, все досталось ей, и дом тоже.
   – В самом деле? Разве у хозяйки не было родственников?
   – Почти что не было, кроме племянниц и племянника. Но мисс Лоусон была ведь с ней до последнего часа.
   – Наверное, кроме дома было и немного денег?
   – Старая леди почти не тратила денег, непонятно, на что жила, и оставила приличную сумму.
   – Удивительное дело, просто волшебная сказка, не так ли? Бедная компаньонка неожиданно стала наследницей. Она еще молода, эта мисс Лоусон? Может ли насладиться свалившимся на нее богатством? – спросил Пуаро.
   – О, нет, сэр, женщина среднего возраста.
   Слово «женщина» было произнесено с особой интонацией. Стало ясно, что бывшая компаньонка – предмет многочисленных толков и пересудов в Маркет Бейсинге.
   – Мисс Арунделл жила здесь в течение многих лет, не так ли?
   – Да, сэр, она и ее сестры, а еще раньше генерал Арунделл, их отец. Не помню его как следует, но человек, говорят, был с характером. Он долго служил в Индии. Я знал трех его дочерей. Первой умерла мисс Матильда, потом Агнесса и, наконец, Эмили.
   – Случилось это недавно?
   – В начале мая или, возможно, в конце апреля.
   – Некоторое время она болела?
   – Прибаливала понемногу, здоровьем хорошим не отличалась. Чуть не умерла год назад от желтухи, долго еще оставалась желтой, как лимон. За последние пять лет здоровье ее совсем ухудшилось.
   – Здесь, наверное, есть хорошие врачи?
   – Да, доктор Грейнджер. Он уже около двадцати лет лечит у нас многих и к ним часто заходил. Мужчина своенравный, с причудами, но врач хороший. У него молодой помощник, доктор Дональдсон, работающий по-новому, некоторым нравится. Есть еще один эскулап, Гардинг, но к нему мало обращаются.
   – Каждый должен хоть немного узнать о месте, где собирается обосноваться. А хороший врач – не последнее дело, – заметил сыщик.
   – Совершенно верно, сэр.
   Пуаро заплатил по счету, добавив значительную сумму в качестве чаевых.
   – Большое спасибо, сэр. Надеюсь и даже уверен, что вы поселитесь здесь.
   – И я так думаю, – с лукавой улыбкой ответил Пуаро.
   – Уже удовлетворились? – спросил я, оказавшись на улице.
   – Совсем нет, мой друг. – И он повернул в другом направлении.
   – Куда же вы теперь, Пуаро?
   – В церковь, мой дорогой, там всегда можно встретить что-либо интересное: архитектура, старинная скульптура…
   Я усомнился в его словах. Но Пуаро в самом деле внимательно оглядел интерьер храма, потом как бы бесцельно побродил по церковному двору, читая эпитафии на могилах. Я не удивился, когда он остановился перед мраморной плитой, на которой было следующее: «Священной памяти Джона Лавертона Арунделла, генерала, родившегося 24 марта 1819 года, а умершего 19 мая 1888 года, в возрасте 69 лет. Борьба и только борьба в этой жизни». А дальше: «Матильда Анна Арунделл, умершая 10 марта 1912 года. Я восстану и пойду вслед за отцом». Потом: «Агнесса Джорджина Мария Арунделл, умершая 20 ноября 1921 года. Проси да и воздастся». И наконец: «Эмили Гарриет Лавертон Арунделл, умершая 1 мая 1936 года. Твоя воля будет выполнена».
   Пуаро некоторое время смотрел, глядя на надписи, бормоча чуть слышно:
   – Первое мая.., первое мая, а день, когда я получил письмо, – двадцать восьмое июня. Понимаете или нет, Гастингс, что такой факт требует объяснения?
   Я понял одно: Пуаро решил искать объяснение этому факту.

Знакомство с «Литлгрин Хаус»

   Уйдя с церковного двора, Пуаро вновь направился к дому мисс Арунделл. Он все еще играл роль заинтересованного покупателя, поэтому по-хозяйски открыл Калитку и устремился по тропинке к парадному входу. Случайно наш друг, терьер, отсутствовал, но его лай слышался в доме. Вскоре послышались шаги, и дверь открыла приятная женщина пятидесяти-шестидесяти лет, старомодного вида служанка. Пуаро показал рекомендательное письмо.
   – Да, сэр, агент звонил. Прямо сейчас посмотрите дом?
   Я заметил, что ставни в наш первый приход были закрыты, теперь же, как бы в ожидании гостей, все открыто. Кругом необыкновенная чистота. И женщина тоже была весьма опрятна.
   – Эта комната для утреннего чая, сэр.
   Я удовлетворенно осмотрелся. Прекрасное помещение с большими окнами, выходящими на улицу, обставленное хорошей старомодной мебелью, в основном викторианской, но был книжный шкаф в стиле чиппендейл и великолепные стулья.
   Терьер продолжал лаять где-то вдалеке. Вдруг лай стал громче, и вскоре пес появился в комнате, подозрительно принюхиваясь.
   – О, Боб, какая непослушная собака! Не обращайте, сэр, на него внимания. Этот пес никогда никого не кусал, – заверила служанка.
   – Хороший пес, но нуждается в обучении, – произнес я.
   – Да, сэр, обычно он проходил тренировку три раза в год.
   – Пес старый?
   – О нет, ему не больше шести, а иногда ведет себя как щенок. Собака очень ласковая, но чужих встречает лаем, кроме почтальона, которого любит и признает.
   Боб исследовал брюки Пуаро и, не найдя ничего криминального, подошел ко мне, сел, склонив голову, и застыл в ожидании.
   Между тем женщина открыла следующую дверь:
   – Вот гостиная, сэр.
   Комната возвращала к прошлому. Легкий изящный абажур. Стены обиты ситцем с гирляндами роз, давно выцветших. Привлекал внимание прекрасный фарфор. Много вышитых подушечек. Кругом поблекшие фотографии в великолепных посеребренных рамках. Два женских портрета мне особенно понравились: одна – с вышиванием, а другая – с кошкой на коленях.
   Мое внимание привлек Боб – он вожделенно смотрел на маленькое бюро с двумя ящиками. Когда он понял, что я смотрю на него, то коротко залаял.
   – Что ему надо? – спросил я.
   Наш интерес к собаке был приятен горничной.
   – Там его мяч, сэр, постоянное место для игрушки, поэтому он сидит около и как бы просит. – Голос женщины изменился, когда она обратилась к собаке:
   – Игрушки больше нет в ящике, Бобси, она в кухне.
   Пес выглядел недовольным. Потом, когда все вышли из комнаты, он неуверенно двинулся следом.
   – Вы долго прожили в доме? – спросил Пуаро.
   – Двадцать два года, сэр.
   – Других слуг нет?
   – Еще повариха, сэр.
   – Она также долго служила у мисс Арунделл?
   – Только четыре года: старая стряпуха умерла.
   – Если я приобрету дом, вы, должно быть, уволитесь?
   Женщина покраснела.
   – Можно бы остаться, но возраст пенсионный, надо уходить. Моя хозяйка оставила мне небольшую сумму, я теперь решила поехать к брату. А здесь остаюсь в помощь мисс Лоусон, пока не продан дом.
   Пуаро понимающе кивнул. Через минуту тишина нарушилась непонятным звуком.
   – Это Боб, сэр, раздобыл свой мяч и спускает его с лестницы. Самая любимая собачья забава, – объяснила служанка.
   Когда мы подошли к лестнице, черный резиновый мяч находился уже на нижней ступеньке. Я подхватил мяч и бросил наверх, пес аккуратно взял игрушку, подержал немного, а потом схватил лапами и начал не спеша спускать его вниз, пока мяч не оказался снова почти на последней ступеньке.
   – И такая игра, сэр, может продолжаться часами. А теперь достаточно, Боб, у джентльмена есть другие дела…
   – Здесь жили все Арунделлы, не так ли?
   – Да, сэр, но при мне остались только мисс Агнесса и мисс Эмили. Мисс Агнесса вскоре умерла, хотя она самая младшая в семье. Странно, что молодая женщина умерла раньше своей сестры.
   – Наверное, здоровьем была слабее?
   – Нет, сэр, как раз мисс Эмили Арунделл всегда болела. А мисс Агнесса, наоборот, была сильной и крепкой и все-таки ушла первой, а мисс Эмили, хилая с самого детства, пережила всех в семье.
   – В жизни часто скрипучее дерево умирает последним. Мисс Арунделл болела долго и мучительно?
   – Нет, сэр, она была слабой всю жизнь, но особенно разболелась две зимы точу назад, когда ее свалила желтуха. Ее врач мистер Грейнджер не надеялся на благополучный исход, но так старательно лечил, что она выжила. А кроме того, больная боролась за жизнь достаточно упорно. Здоровье плохое, но голова светлая. Как уже говорила, боролась за себя.
   – Завидное упорство.
   – Конечно, хозяйке пришлось соблюдать диету: все вареное, ничего жирного, даже яйца нельзя.
   – Но главное, она выжила.
   – Правда, бывали небольшие обострения: она не всегда была осторожна, в последнее время не выдерживала диету.
   – И повторилась болезнь, которая началась два года назад?
   – Да, симптомы те же и невозможная слабость. Все снова вернулось. По-моему, эта болезнь и привела ее к гибели.
   – Болезнь повторилась внезапно, не так ли?
   – По-видимому, да, но доктор Грейнджер говорил, что она могла и простудиться.
   – Мисс Лоусон, ее компаньонка, разве не следила за ее здоровьем?
   – Думаю, Минни не имела никакого влияния на хозяйку.
   – Мисс Лоусон присутствовала во время прежних приступов болезни?
   – Нет, она появилась в доме позднее, всего около года.
   – Были и другие компаньонки?
   – И даже в большом количестве.
   – Видимо, компаньонки жили в доме не так долго, как слуги, – сказал Пуаро, улыбнувшись.