Кривенко Евгений. Окликни меня среди теней (Часть 2)

   - Юджин, мы тебе так сочувствуем, - вздрагивающим голосом сказала Джин. Это надо же! Прилететь в свободную страну и погибнуть тут...
   - Он спас нас, Джин, - бесцветным голосом сказала Лу. - Если бы он не поднял шум, бандиты дождались бы нас. Им мало одного съестного, они хотят крови... Да, Юджин, - ее редкие брови приподнялись. - Он оставил тебе записку, еще пару дней назад. Сказал, чтобы мы передали, если ты зайдешь, а его не окажется дома. Где же она?
   Она поискала на камине и наконец вытащила из-под статуэтки сложенный листок бумаги. Русов развернул его. Там была всего одна фраза, размашисто написанная по-русски. Русов перечитал несколько раз, прежде чем до него дошел смысл.
   - Он пишет, чтобы я забрал кур из его морозильника, - чужим голосом сказал Русов.
   И стал перечитывать записку снова. Что за ерунда?
   - Он ремонтировал дом соседу, - озадаченно сказала Джин. - Когда тот заплатил, Майкл купил десяток мороженых кур и забил ими морозильник. Мы дали старый, он починил.
   Русов сидел, моргая, и вдруг вспомнил: ''Ищи, где похолоднее''!
   Он встал и все еще непослушным голосом спросил:
   - Где его морозильник?
   Его провели в комнату Сирина. На тумбочке возле кровати стояла фотография, с нее со спокойной улыбкой смотрели белокурая женщина и девочка. Русов скрипнул зубами и положил фотографию в карман. Он уже знал, что с нею делать. На могиле родных для Сирина людей никогда не будет надгробья. Вся столица бывшей России стала им огромным надгробьем. Но на другом краю мира они втроем будут глядеть с памятника: жена, дочь и муж, еще совсем молодой на фото в военном билете.
   Русов открыл дверцу морозильника и глянул на заиндевелых кур. На душе была страшная тяжесть, и все-таки улыбка тронула губы. Да, не понять пожилым леди запасливости Сирина, не жили в Карельской Автономии, где курятина деликатес.
   С глухим стуком он выложил кур на стол. Футлярчик, похожий на портсигар, лежал в дальнем углу и обжег пальцы холодом. Русов положил его в карман, побросал кур обратно, оставив себе двух, и вышел из комнаты. Джин и Лу смотрели на кур с удивлением.
   - Этих мне хватит, - сказал Русов и еле сдержал истерический смех. Как нелепо это, должно быть, выглядело: один русский забирал мороженых кур у другого, кому они больше не понадобятся.
   Он вышел, в последний раз глянув на белый силуэт на полу - все, что осталось в этой жизни от Михаила Сирина.
   Он шел по сумеречной улице, ничего не видя вокруг. Не так долго знал Сирина, но потерять его, остаться одному в чужой стране было невыносимо тяжело.
   Что же произошло? Почему Сирин не воспользовался футляром, а спрятал в холодильник? Ведь два первых заряда идеально подходили для самообороны. Почему оставил такую странную записку, словно боялся больше не увидеть Русова?..
   И вдруг рыдания сотрясли все тело. Русов свернул с тротуара и сел на траву, обхватив голову руками. Сирин о чем-то догадывался! Его страх, когда внезапно появилась Айлин. Его слова, что скоро все кончится. Его настойчивое желание увидеться с Русовым. А еще раньше, что погнало его из России? Ведь говорил что-то, но Русов был занят собственными переживаниями и не запомнил. Только... разве могли какие-то грабители последовать за Сириным через океан? Тут что-то не складывалось.
   Послышались голоса, женский смех. Русов поднял голову: по тротуару шла пожилая пара - наверное, муж с женой. Увидев сидевшего на траве Русова, пугливо смолкли и прибавили шаг. Тот усмехнулся сквозь слезы: чужая страна, холодная и равнодушная. В Кандале бы подошли, спросили, что с ним.
   Он вернулся к невеселым мыслям. Да, Сирин что-то подозревал. Чего боялся, уже не узнать. И футлярчик не забыл, а спрятал специально. Похоже, не хотел больше жить и был даже рад, что его терзания скоро кончатся. Футляр сохранил для него, Русова. Неизвестно, от кого поможет оборониться, но это все, что смог оставить Сирин.
   ''Ты приживешься...'' - с болью вспомнил Русов его слова.
   Что ж, у Сирина был свой звездный час. Затурканный механик победил пространство: провел самолет над Черными зонами, над арктическими морями и льдами Гренландии, прошел рубежи хваленой НОРАД, бросил вызов своему государству, что не уберегло его жены и дочери, и самой гордой Америке. Да будет ему судья Бог!
   Русов вытер слезы, встал и пошел дальше. Как странно складывается его судьба! Мать умерла в чужой стране, и в чужой стране приходится жить ему. Между двумя странами, между двумя мирами, а теперь и совсем один. Какой во всем этом смысл?..
   Джанет глянула на кур удивленно, но когда услышала о случившемся, ее губы сжались. Она высказала соболезнование Русову довольно формальным тоном. Сочувствие Грегори было сердечнее. Хотя он не стал расспрашивать Русова, в глазах появился блеск, словно у напавшей на след охотничьей собаки. Русов не стал ужинать, поднялся в свою комнату.
   Ночью, под шелест деревьев, он пытался вспомнить, что подтолкнуло Сирина в ту ночь оставить Россию. Но ничего не припомнил и пробормотал: ''Зря ты не рассказал мне, старина. Даже футляр перестал носить. Вот они и достали тебя''.
   Кто эти ''они'', он не знал, но в поздно пришедшем сне увидел Сирина на сумеречной дороге. Сирин был в лётном комбинезоне и шлеме, а на лице Русов разглядел ту же бесшабашную улыбку.
   "Я спешу, Евгений, - эхом отдались слова Сирина в голове. - Запомни, это были..." - но дальше слова словно канули в бездонный колодец, из него дохнуло ледяным холодом.
   "Остерегайся их!" - снова ясно прозвучало в сознании Русова.
   Все исчезло. Розовый свет затеплился на листве дубов. Наступило утро.
   Шел дождь, когда хоронили Сирина, первый по-настоящему осенний дождь со времени их прилета.
   ''И месяца не прошло'', - горько подумал Русов, кидая горсть земли на крышку гроба. Народу было немного: Грегори, Джанет, Лу, Джин, да еще, к удивлению Русова, в сторонке стоял шериф Боб Хопкинс. И разъехались они кто куда, под моросящим дождем, оставив позади скромный памятник, где с заделанной в пластик фотографии смотрел молодой Сирин с семьей, а по их лицам стекали капли дождя, словно слезы по тем, кто оставался жить в этом негостеприимном мире.
   Миновал уик-энд. В понедельник вечером Русов мрачно сидел у себя в комнате, как вдруг заглянула Джанет:
   - Тебя зовет дядя. Телефонный разговор.
   Русов спустился к телефону, но Джанет перегнулась через перила:
   - В дядину комнату.
   Удивленный Русов зашел к Грегори, тот кивнул на трубку возле компьютера.
   - Звонок по защищенной линии. Кто-то не хочет, чтобы вас подслушали. Русов равнодушно взял трубку.
   - Привет, это Рэнд беспокоит, - раздался голос.
   - Здравствуйте, доктор, - вяло отозвался Русов. - Я чувствую себя хорошо. Или откопали что-нибудь в анализах?
   Рэнд хмыкнул:
   - Про вас ничего нового, спите спокойно. Я хотел поговорить о вашем друге.
   - О Майкле Сирине? - удивился Русов и проглотил комок в горле. - Его ведь похоронили. А убийц так и не нашли.
   - Видите ли, - осторожно сказал Рэнд, - мне пришлось делать вскрытие, я тут на все руки мастер. Одна вещь меня удивила. Полиция считает, что его убили бандиты. Действительно, избит сильно, но смертельная рана всего одна. Рассечена сонная артерия, причем сделано это с хирургической точностью. Не стану говорить об анатомических деталях, но похоже на работу профессионала. Не правда ли, странно для простых бандитов?
   - Ну и что? - чужим голосом спросил Русов. - Вы сообщили об этом полиции? Рэнд помолчал.
   - Я не стал акцентировать это в отчете. Для полиции дело ясное - почерк грабителей. Те обычно избивают жертву и перерезают горло. Но делают это грубо, без хирургических изысков.
   - Спасибо, доктор, - с сомнением сказал Русов. - Что-нибудь еще?
   - Это все. До свидания, Юджин. Русов положил трубку и в ответ на вопросительный взгляд Грегори пожал плечами:
   - Звонил мой доктор, по поводу вскрытия тела Майкла.
   Он пересказал разговор. Лицо Грегори осталось бесстрастным, но в глазах Русову почудился огонек.
   - Не знаю, что это может означать, Юджин. - Грегори говорил медленно. - И зачем Рэнду понадобилась защищенная от прослушивания линия, тоже не знаю.
   - Что толку? - вздохнул Русов. - Сирина не вернешь.
   Неделя близилась к концу. Ничего не происходило, но яркие краски осенней Америки поблекли для Русова. Он настороженно вглядывался в окружающее, всегда носил в кармане футлярчик Сирина и никуда не выходил из дома после работы. Пообедав, поднимался к себе и лежал на кровати, глядя в окно. Погода улучшилась, но на душе было муторно. Не хотелось видеть ни чопорную Джанет, ни вопросительный взгляд Грегори. Все чаще вспоминалась Айлин, ее шаловливые пальчики на спине и боках. Русов стал подумывать, не заглянуть ли в больницу и пригласить девушку куда-нибудь вечерком. Сны снились беспокойные и тревожные, утром от них в памяти не оставалось ничего.
   Она лежала без сна, глядя в темноту за окном. Ветер шумел в дубах, но шум не успокаивал, а тревожил. Что-то изменилось в ее жизни; смутное ожидание, тревога, досада - давно не было такого водоворота чувств. Порою все силы уходили на то, чтобы сохранить внешнее спокойствие.
   Что терзает ее, что мучит? Быть может, нелепая смерть Майкла, друга Юджина, воскресила прежние страхи? Но она не поддастся им!.. Быть может, передалось настроение Юджина - хмурого, настороженного, непохожего на беззаботного юнца, каким казался еще недавно? Приветливого слова от него не дождешься... Ну вот еще, станет она обращать на это внимание!
   Она беспокойно перевернулась на спину. Надо что-то делать, как-то вырваться из этого опостылевшего состояния. Как спокойно жилось когда-то дома. Садик, горы за речкой, ласковая мама... Да-да, она поедет к маме! Как могла забыть про нее? Так давно не видала.
   Несколько успокоенная, она повернулась на бок. Сон наплывал, струясь из далекого детства, ласково обнимая ее. Сознание ускользало. Не так ли засыпают, прижавшись к мужской груди, твердой и надежной?..
   Она спала. Тело подвигалось немного, будто приноравливаясь к кому-то, и скоро замерло, расслабляясь в тепле и покое.
   В пятницу, когда Русов заканчивал грузить контейнеры с удобрениями в фермерский грузовик, на складе появилась Джанет. Она помахала Русову, чтобы остановился, и оживленно заговорила:
   - Мы выполнили все заказы, и мистер Торп дал мне небольшой отпуск. Тем более, что в понедельник у нас праздник - День Колумба. Я хочу съездить в Пенси-Мэр навестить маму. Ехать одной дядя не разрешает, вечно перестраховывается. Съездишь со мной? Дорогу я оплачу, а мистер Торп согласен и тебя отпустить на пару дней. Поезд через два часа. Поедешь?
   Русов не задумывался, был рад сменить удручающую обстановку.
   - С удовольствием съезжу. - И пока Джанет давала указания не слишком обрадованному напарнику, пошел переодеваться.
   Дома Джанет стала торопливо собирать вещи, а Грегори вручил ему двустволку с укороченными стволами.
   - Дорога не проходит через Черные зоны, - сказал он, тщательно выговаривая слова. - Но случиться может всякое. Такое оружие разрешено носить на всех Территориях. Стрелять из него умеешь?
   - Спрашиваете, - усмехнулся Русов, взвешивая ружье в руке. Походило на ижевскую двустволку, с какой хаживал по лесам вокруг Кандалы, и внушало больше уверенности, чем пистолет Болдуина. - Я из такого как-то медведя завалил.
   - Береги Джанет, - тихо попросил Грегори. - Она способна постоять за себя, но... в опасный момент может промедлить.
   Русов кивнул. Пусть Джанет ему не особо симпатична, но защитить ее постарается.
   6. Эрни
   Станция железной дороги находилась на окраине города. Ветер кружил над путями опавшие листья - их было заметно больше, чем неделю назад. Поезд подходил, расстилая над равниной полосу дыма. Грегори не стал выходить из машины, смотрел сквозь ветровое стекло.
   Под ногами задрожала земля - с шумом выпустив пар, мимо прошел паровоз. Пахнуло горьковатым дымом, мимо проплыл почтовый вагон с зарешеченными окнами, потом пассажирский. Со скрежетом тормозов поезд стал. Глянув направо, Русов увидел, что дальше тянется стена товарных вагонов. Открылась дверь, появился проводник в форме. Никто не вышел, и никто кроме них не сел на поезд в Другом Доле.
   Грегори помахал из автомобиля. Джанет махнула в ответ. Русов с трудом втащил чемодан на площадку, мешала висевшая на плече двустволка.
   Вагон был почти пуст. Джанет устроилась у окна, а Русов сел рядом, примостив двустволку между собой и Джанет. Раздался пронзительный свисток, вагон дернуло. Платформа, здание вокзала и автомобиль с Грегори поплыли прочь. Русов был снова в пути.
   Джанет покопалась в сумочке, достала красную ленту и завязала глаза. Потом устроилась поудобнее и задремала. Ее лицо показалось Русову по-детски беспомощным - перевязанное лентой, неловко приткнутое к обивке сиденья. От девушки исходил тонкий аромат духов.
   Русов стал смотреть в окно, но не увидел ничего интересного: кукурузные поля, иногда фермерские домики. Постепенно и он задремал...
   Колеса визжали, как полозья по снегу. Серые тени плыли мимо в морозном тумане. Он снова был маленьким мальчиком, снова ехал к ледяному морю и мама склонялась над ним, баюкая и загораживая от ползущих за окном теней золотой завесой своих волос.
   ...Русов проснулся от тяжести на плече - это Джанет положила на него голову и тихонько посапывала во сне. Русов улыбнулся, ему было неожиданно приятно и постарался не шевелиться. Поезд постоял на маленькой станции и поехал снова. Русов заснул опять.
   Когда проснулся, Джанет сидела прямо и глядела в окно. Поезд шел среди леса - пылали багрянцем деревья, кое-где желтела листва берез. Надо всем раскинулась глубокая синева небосвода. За время сна Русова поезд словно миновал невидимую границу и въехал в другую страну, страну осени. Возможно, местность здесь была выше и деревья уже чувствовали приближение зимы, а может, сказывалось общее похолодание климата после войны, и в этих краях, ближе к хмурой Атлантике, осень наступала скорее.
   - Что это за деревья? - Русов указал на багряные факелы.
   Джанет глянула искоса, вечно у нее насмешка во взгляде. Но все равно, глаза красивые - зеленого цвета, совсем как трава под рвущимися к небу языками холодного пламени.
   - Клены, - сказала она и поправила волосы. - Мы называем это время ''индейским летом''. Красиво, правда? Разве у вас не бывает такого?
   - Клены у нас не растут, - хмуро ответил Русов. - В наших краях сначала желтеют березы. Потом начинают идти дожди, а затем ложится снег. Надолго.
   - Дождей и тут хватает, - рассмеялась Джанет. - И снега тоже. Раньше, говорят, выпадал ненадолго, а теперь держится всю зиму. Давай-ка поедим.
   Она достала из сумки курицу, бутерброды и термос с кофе.
   - Дядя Грег рассказывает, - беззаботно говорила она, раскладывая снедь на откидном столике, - что раньше в поездах были вагоны-рестораны. С белыми скатертями на столах и настоящими официантами. Даже не верится. Может быть, такие поезда и сейчас есть, но не на этой дороге. Здесь ездит мало народу. Но ехать на машине неудобно, слишком далеко и дорого обойдется.
   Они поели и снова стали смотреть в окно. Поезд шел медленно. Джанет объясняла:
   - Видишь, словно красная проволока на деревьях - это дикий виноград... А это шиповник, - она указала на темно-зеленые заросли. - Надо свозить тебя в лес, показать, что у нас растет. Ах да, ты уже был там. Но кажется, вам было не до ботаники.
   И она весело рассмеялась.
   Вечерело. Поезд шел над рекой, постепенно втягиваясь в холмы. Джанет все говорила: рассказывала, как ездила с детьми в летний христианский лагерь, как устраивали там состязания скаутов. Наконец угомонилась.
   Холмы стали выше, багряные краски на склонах померкли, в долине сгустились сумерки. Загорелся желтый электрический свет, и за окнами совсем стемнело. Джанет спала, откинув голову на спинку сиденья; волосы потускнели, устало рассыпались по обивке. Русов сидел настороженный, чувствуя боком приклад двустволки. Ему внушала опасение темнота за окном. Недалеко от этих мест их преследовали волки, а в ночном лесу он повстречался с Уолдом...
   Но вскоре посветлело, из-за холмов появилась луна. Она снова была такой, как Русов видел над Лабрадором, месяц минул с тех пор. Казалось, она явилась охранять их, свет был грустен и спокоен, и Русов немного расслабился.
   И в самом деле, ночь прошла спокойно. Русов то засыпал, то просыпался и в бледном свете видел лесистые долины, поля и реки - незнакомую и все же чем-то близкую землю Америки. Близкую, наверное, потому, что так же отчаянно боролась за выживание, как и земля на его далекой родине.
   Наконец стало светать. Туман стлался над полями, громадные тени маячили сквозь него. Подошел проводник - сказать, что подъезжают.
   Когда поезд остановился, туман отчасти рассеялся и открылись горы. Багряные, изрытые руслами ручьев, они напомнили Русову сопки над его родным городом, но эти были выше и лес доходил до самых вершин.
   Их встречали: к вагону быстро шла женщина средних лет, в темном плаще и с развевающимися волосами. Она была ниже Джанет, но лицо с выступающими скулами выдавало семейное родство. Волосы были уже не золотыми, как на фотографии, а цвета темного меда.
   Джанет бросилась ей на шею, а женщина поверх ее плеча оценивающе оглядела Русова.
   - Это наш постоялец, мама, - отстраняясь, объяснила Джанет. - Юджин. Тот самый, что прилетел из России.
   - Да, ты рассказывала, - женщина протянула Русову узкую ладонь. - Рада вас видеть. Зовите меня Эрни.
   Они пошли к машине, такой же маленькой, как у Джанет. Русов с трудом поместился на заднем сиденье. Но с места Эрни тронулась плавно, не то что ее дочь.
   Городок был небольшой, главная улица вилась вдоль реки. Пока ехали, туман растаял, открыв красивую долину с привольно раскинувшимися разноцветными домиками. Русов заметил, что многие стоят с заколоченными окнами.
   - Здесь трудно найти работу, - пояснила Эрни (видимо, наблюдала за Русовым в зеркале заднего вида). - Вот многие и уехали.
   Свернули к большому дому. И здесь росли дубы, сияя золотом по сторонам подъездной дорожки. Эрни остановила машину, вышла и с улыбкой глядела, как выбирается Русов: тому мешала двустволка.
   - Здесь спокойно, Джан, - сказала она. - Не обязательно было тащить с собой эту артиллерию.
   - А у нас не очень, мама, - возразила Джанет. - Ты знаешь, что его спутника убили? Я не стала говорить по телефону.
   - Слышала в новостях, - спокойно сказала Эрни. - Но ружье не оборонит от зла, которое следует за тобой.
   Джанет помрачнела:
   - Любишь ты говорить загадками, мама.
   Эрни рассмеялась и прижала дочь к себе.
   Русов тем временем втащил чемодан на веранду и раздумывал, как быть с двустволкой. Она казалась чуждой на чистой белой веранде, и Русов обрадовался, когда Эрни впустила их в гостиную и указала на стенной шкаф, где можно было спрятать оружие.
   Они позавтракали за большим круглым столом. Новым для Русова было то, что Эрни прочитала молитву. Когда-то мать пыталась приучить его молиться перед едой, но Русов стеснялся насмешливых взглядов окружающих и отказывался наотрез. Теперь он тоже склонил голову, но повторять за Эрни слов не стал.
   Какой смысл в молитве? Кто ее услышит?
   После завтрака мать и дочь стали разговаривать, а Русов то смотрел в окна на горы за рекой, то оглядывал гостиную. На стене висел портрет, с него сдержанно улыбался мужчина в военной форме - как догадывался Русов, покойный муж Эрни и отец Джанет.
   Разговор скоро наскучил Русову, так как вращался вокруг одной темы: Джанет уговаривала мать переехать в Другой Дол, а та спокойно, но твердо отказывалась. Русов поблагодарил за завтрак и пошел бродить вокруг дома. Он оказался меньше, чем дом Грегори, старые дубы протягивали засохшие сучья над дорожками небольшого ухоженного сада, пахло прелой листвой.
   Русову не понравился вид некоторых ветвей: того и гляди, могли обломиться. Вспомнилось, как мальчишкой помогал рабочим обрезать деревья вокруг отцовского дома. Скорее, конечно, путался под ногами. Он улыбнулся воспоминанию, вернулся в дом и спросил у Эрни: не разрешит ли она навести порядок в саду? Та согласилась и даже отыскала в сарайчике за домом пилу и веревку.
   Вскоре Русов уже забрался на ближайший к дому дуб и принялся спиливать мертвую ветвь. Чтобы при падении ничего не поломала, обвязал ее веревкой, перекинул свободный конец через сук наверху, а конец закрепил внизу.
   Эрни и Джанет вышли на веранду.
   - Юджин, не сверни шею, - весело сказала Джанет. - А то пробудешь в больнице дольше, чем в прошлый раз.
   Наконец дерево протестующе заскрипело, ветвь надломилась и повисла на натянувшейся веревке. Русов спустился и, потихоньку вытравливая веревку, аккуратно уложил сук на землю.
   Эрни и Джанет похлопали, словно цирковому артисту, и ушли в дом.
   Русов снова забрался на дуб и, когда примеривался к следующей ветви, краем глаза заметил в соседней роще солнечный зайчик. Сначала подумал, что это солнце отразилось в стеклах проезжавшего автомобиля, но дороги там не было, а зайчик долго не гас. Занятый своими прикидками, Русов перестал обращать на него внимание, и отблеск исчез. К обеду запарившийся от работы Русов забыл об этом случае.
   Когда настало время ленча - настоящих обедов, как со вздохом вспомнил Русов, в Америке не было, - стало почти жарко. В голубом небе не появилось ни облачка. Ленч оказался легковесным для проголодавшегося Русова: рагу из овощей с надоевшей курицей, и кофе с вкусными, но слишком маленькими печеньями.
   В гостиной заметно посветлело: Русов спилил уже немало ветвей, и горы сделались громаднее и ближе, они словно заглядывали в комнату.
   - Как называются эти горы? - кивнул он в сторону окна.
   - Аллеганские горы, - с грустью сказала Эрни. - Джон любил там рыбачить в ручьях. Иногда я ездила с ним ловить форель.
   Так что ленч закончился на печальной ноте, и Русов отправился работать дальше. Теперь он пилил ветви на куски, а самые толстые еще и колол, чтобы годились для камина. К вечеру сложил в сарайчике приличных размеров поленницу и пошел в дом мыться. К счастью, проблем с горячей водой в Америке не было.
   Эрни смотрела на Русова заметно ласковее, поблагодарила за работу, а после обеда, хотя было тепло, разожгла в камине огонь. Окна потемнели, в стеклах отразились языки пламени. Некоторое время еще виднелись дубы - словно гигантские тени на фоне глубокой синевы, но потом отступили в темноту.
   Русов устроился в мягком кресле, чувствуя, как наплывает дремота. Эрни и Джанет тихо говорили о чем-то.
   Все стихло, сон уже куда-то уносил Русова, когда его разбудило негромкое восклицание Джанет.
   Русов выпрямился, машинально потянулся за двустволкой, но пальцы схватили пустоту. Он с отчаянием вспомнил, что оставил ружье в шкафу. Но тут же понял, что оно не понадобится. Джанет напряженно глядела на мать - та откинулась в кресле и, казалось, спала. Но лицо заострилось, застыло, и даже красные язычки отражения огня в камине - словно замерли в широко открытых глазах.
   Не отрывая взгляда от матери, Джанет заговорила:
   - Не пугайся, Юджин. С мамой все в порядке. Такое бывает с ней. Иногда.
   И тут губы Эрни задвигались. Голос звучал монотонно и глухо, словно приходил издалека:
   - Я стою на развилке. Вокруг сумерки. Две дороги расходятся отсюда. Какие-то цифры видны вдоль них. Возможно, они означают расстояния, но скорее это годы, я не могу разглядеть точно. По одной дороге чем дальше, тем темнее. Ужас притаился впереди. Вдоль другой дороги постепенно светлеет. Я вижу красивые дома и играющих детей. Но потом и на ней сгущается тьма... Я вижу людей, много людей. Целые толпы сворачивают на темную дорогу и пропадают из виду... Я вижу вас, голос Эрни дрогнул. - Вы идете, держась за руки. Вы сворачиваете на светлую дорогу. Дорога становится еще светлее, и темнота отступает дальше. Но все равно, ужас подстерегает и на ней...
   Эрни смолкла, зрачки расширились еще больше, и пламя камина словно ожило и затрепетало в них. Но нет, это было иное, более яркое пламя.
   - Я вижу женщину, - сказала она, и голос прозвучал очень ясно. - Она стоит в конце дороги. Вокруг сад изумительной красоты, и от женщины исходит свет. Я никогда не видела такого яркого света. Но он не ослепляет глаза.
   - Это не Дева Мария? - вдруг спросила Джанет, и Русова поразил обыденный тон ее голоса.
   - Нет, - голос Эрни упал до шепота, и свет в глазах померк. - Мне кажется, она не из нашего мира.
   Она опустила голову на грудь и сидела так долго. Потом встала, оперлась на руку Джанет, и та увела ее из гостиной. Через некоторое время Джанет вернулась и проводила Русова в приготовленную для него комнату. Так странно закончился этот день.
   Комната была маленькая, кровать узкая, и, как догадался Русов, когда-то принадлежала Джанет. На стенах сохранились фотографии кинозвезд, какие-то фильмы с их участием Русову смутно припомнились. Подошел к окну - и здесь дубы, но за речной долиной, наполненной белым туманом, виднелись вершины гор, багровые в лучах канувшего за горизонт солнца.
   На сей раз пришлось обойтись без пижамы, не догадался взять. Он разделся и забрался под одеяло, приноравливаясь к узкой постели. О чем думала в ней Джанет, пока не засыпала, о чем мечтала? Кто разберет этих девушек. Впрочем, скорее всего о киноактерах.
   Русов лег на бок, зажав меж голых колен прохладную простыню. В последнее время часто думал об Айлин, но сегодня мысли продолжали течь о Джанет. Вспомнил, как мыла его губкой во время болезни, какое облегчение и негу почувствовал от прикосновений ее рук. Все-таки она не совсем равнодушна к нему.