Кривенко Евгений. Окликни меня среди теней (Часть 2)

   Руки Русова задрожали, когда дочитал записку: нежданно-негаданно в них оказался главный секрет Третьей мировой войны - то, из-за чего она обернулась столь неслыханным побоищем. Заболела голова. Морщась, он потер виски, пальцы оказались очень холодными.
   Что же делать с запиской?.. Да, нужно еще запомнить формулу. Это из-за нее погиб Сирин, теперь в этом не было сомнений. И не какие-то бродяги убили его, а наверное те белые, что так бесшумно возникли на кладбище...
   Цзин - какое странное слово! Русов никогда не слышал его. И это тоже странно: почему их не было ни в одном боевике, которых он насмотрелся предостаточно? Ну ладно...
   Он стал растирать лоб, упорно глядя на бумажку, и постепенно странные закорючки формулы превратились в пейзаж - причудливые склоны горного ущелья в окрестностях Кандалы, куда Русов любил забредать мальчиком. Цифры он превратил в повисшие на скалах деревья, а для верности еще и в номер телефона, по которому будет звонить...
   Кому? Да конечно, Сирину.
   ''Как ты, Миша? Еще летишь? Или долетел? Как принял тамошний аэродром?''
   Русов скрипнул зубами и встал. Спичек не было, так что пришлось пойти в туалет. Там разорвал записку на мелкие клочки, бросил в унитаз и спустил воду. Пусть цзин побарахтаются в канализации, если хотят. И тут же представилось белесая лягушечья голова высовывается из унитаза, а во рту сросшаяся как ни в чем не бывало записка. Русов плюнул в сердцах и спустил воду еще раз.
   Да, Грегори прав: кое-что им было нужно от Русова. Только он и сам не знал, что носит это в кармане...
   Обед прошел в молчании. Потом стали смотреть телевизор. По странному совпадению шла драма о Третьей мировой. Чудовищно ухали взрывы, вой истребителей проносился над головой; звук был отменный, куда лучше, чем у телевизора в Кандале. Уцелевший летчик возвращался после войны домой, в залитый солнцем городок. Он еще не знал, что самое страшное ему предстоит пережить здесь...
   Но Русов чаще смотрел не на экран, а на сидевшую впереди Джанет. Завитки ее волос то разгорались в адском сиянии ядерных взрывов, то меркли, когда на гостиную накатывались волны ревущей тьмы.
   - Как грустно, - сказала она, словно почувствовав взгляд Русова, и звук сразу сделался тише. - Зачем только люди воюют?
   - В конечном счете войны не имеют рационального объяснения, - сухо ответил Грегори. - Ведь всегда можно договориться. Я думаю, что жажда разрушения постепенно накапливается в душах людей и иногда вырывается наружу. Только вот средства уничтожения стали слишком эффективными. Но этого не понимает темная сторона наших душ.
   - Ваших мужских душ, - с вызовом сказала Джанет. - Женщины не развязывают войн!
   Никто не ответил, и мерные удары колокола, все усиливаясь, поплыли по гостиной.
   Поднявшись наверх, Русов стал проверять задвижки на окнах, а потом улыбнулся и сел на кровать. Едва ли задвижки ''их'' остановят. Или хотя бы задержат. Может быть, и в самом деле съехать?..
   Но уезжать не хотелось, и он со смущением понял почему. Ему хотелось быть ближе к Джанет. Он снова увидел ее - распростертой на сверхъестественно четко рисующейся траве, с ореолом чудесного света вокруг лица.
   ''А ведь ей тяжело, - пришло в голову. - Только вчера похоронила мать''.
   Не раздумывая, он встал, пригладил перед зеркалом волосы и вышел в коридор. Комната Джанет была через дверь, он постучал.
   - Входи, - послышался голос Джанет.
   На Русова глянула с удивлением: видимо, не ожидала его. Она сидела у окна в кресле-качалке, но перестала покачиваться, разглядывая Русова. На ней был домашний халат.
   - Извини, - неловко проговорил Русов. - Мне очень жаль, что так получилось с твоей мамой. Я боюсь - это и в самом деле из-за меня.
   - Садись, - сказала Джанет.
   Русов опустился на стул возле столика с букетом искусственных цветов и оглядел комнату.
   Она была меньше, чем у него. Из двух окон - здесь они были в разных стенах - открывался обширный вид. Казалось, комната находится в носу корабля, плывущего среди багровой листвы дубов. В углу между окон стоял туалетный столик с зеркалом. Узкая кровать и такой же, как в комнате Русова, зеркальный шкаф располагались вдоль стен.
   - Мама была очень больна, - заговорила Джанет невыразительным голосом. Одна из неизлечимых форм рака, которых появилось много после войны. Она сказала, что ей осталось жить от силы год. Так что это избавило ее от мучений.
   Потрясенный Русов молчал.
   - А твоя мама? - спокойно продолжала Джанет. - Как я поняла, она тоже рано умерла. От чего?
   Русов плотно сжал губы, потом расслабился и вздохнул.
   - Она долго болела после родов, - неловко выговорил он. - И в воздухе было полно радиоактивной дряни. Потом как будто оправилась, но тут отца перевели на север. Я помню, как мы ехали туда по железной дороге. Наверное, это хорошо, что мы уехали: в центре России стало совсем плохо. Но на новом месте она опять стала чахнуть. Там сырой климат и длинные зимы без солнца. Я много времени проводил в лесу, отец часто брал меня на рыбалку, а она угасала в дальнем углу дома. Все ее сторонились, потому что у нее открылся туберкулез. Хорошо, что отец мог доставать лекарства, иначе она бы скоро умерла. Только я и бывал у нее. Она учила меня языку, говорила со мной только по-английски. Как будто знала, что это мне пригодится. Но редко обнимала и целовала меня, боялась заразить. А потом опять гнала в лес: хотела, чтобы я дышал чистым воздухом. Она умерла, когда мне исполнилось пятнадцать лет...
   Русов проглотил комок в горле и замолчал. Он снова увидел тот серый день. Грязный снег, сопки в тумане, долгая езда в кузове грузовика рядом с поставленным на еловые ветки гробом. Он не запомнил ни звука в тот день, все словно онемело кругом. И лица матери, когда лежала в гробу, тоже не помнил. Он помнил ее только живой, только такой, какой попрощалась с ним из-за черной реки - пламенеющие волосы и улыбка на молодом лице...
   - После ее смерти твой отец сразу женился?
   Русов вернулся к действительности:
   - Да, на Марьяне. Потом к ней наехала куча родственников. Отец не возражал, ведь он был градоначальником, по-вашему - мэром, так что мог всех обеспечить. По крайней мере, было кому позаботиться о моих сестричках. Ведь у меня две сестры Дина и Рая. Мама родила их уже больной, и это тоже подкосило ее здоровье. Сейчас им по двенадцать лет... А Марьяна появилась в доме, когда мать еще была жива. Конечно, ей это не нравилось, но отец говорил, что любит только ее, а Марьяна нужна, чтобы ходить за детьми...
   Тут Русов почувствовал горечь и удивился, ведь столько лет прошло.
   - А как ее звали? - спросила Джанет.
   - Кого? - Русов сначала не понял, но потом сообразил. - Мою маму? Ее звали Кэти.
   И вдруг удивился так, что сердце сделало перебой:
   - А знаешь, Джанет! Ведь у тебя волосы такого же цвета, как у нее. И твоя мама на фотографии - той, что в моей комнате, - тоже похожа на нее.
   Джанет подняла белеющую руку к волосам, голос прозвучал отдаленно:
   - Наверное, ирландская кровь. В Америке много потомков выходцев из Ирландии.
   В комнате стемнело, багровый свет на листве дубов угас. Только вдали догорало несколько окон, словно отблески мирового пожара. Фигура Джанет превратилась в силуэт на фоне окна, слегка выделялась грудь.
   Русов встал:
   - Спокойной ночи, Джанет.
   - Спокойной ночи, Юджин, - тихо отозвалась она.
   Опять она лежала без сна и глядела в темноту. Вот и случилось то, чего боялась последние годы. Мамы нет - она осталась одна. Как быстро и странно все произошло. Она думала, что проведет последние месяцы с нею; поговорит на прощание, еще раз послушает, как встретилась с отцом, как жила с ним. Но все кончено, она в могиле... А может, это и в самом деле лучше, как сказала Юджину? Не будет долгой мучительной боли, мама уже страдала от нее, хотя и скрывала.
   Юджин... Она снова попыталась возмутиться - ведь это все из-за него! - но не получилось. Надо же, потерял мать раньше нее. Как одиноко ему, наверное, бывает - в чужой стране, далеко от отца и сестер. Впрочем, мужчины толстокожие, взять хотя бы дядю. Ему не пожалуешься, не поплачешься...
   Она всхлипнула в подушку:
   ''Господи, на кого ты меня оставил?''
   В субботу Русов отправился повидать Боба Хопкинса.
   - Слышал об этой истории от Грега. - Хотя на столе стоял компьютер, шериф сидел с карандашом над бумагами. - Давай-ка прогуляемся. Дело у меня неподалеку.
   Они вышли из участка. Ветер гнал под ноги опавшие листья. Шериф приостановился и закурил, прикрывая огонек зажигалки.
   - Я думаю, Грег рассказал тебе кое-что. - Он возобновил неспешную ходьбу. Весьма информированный человек, служил в военной разведке. Что касается нас, Юджин... Понимаешь, в таких случаях мы бессильны. Все списывается на бандитов с границ Черных зон. Стоит мне написать в рапорте о белых убийцах, что появляются неизвестно откуда и исчезают неизвестно куда, и меня сначала направят на психиатрическую экспертизу, а потом уволят. Такие случаи уже бывали.
   Русов поднял воротник куртки, защищая лицо от ветра.
   - Я не об этом хотел просить, Боб. Нельзя ли незаметно охранять дом? Я боюсь за Грегори и Джанет. Вспомните, что они сделали с Сириным.
   Шериф сплюнул:
   - Такой возможности у нас нет, Юджин. И необходимости в этом тоже. Грегори не только информированный человек. Он член влиятельной организации ветеранов, так что может за себя постоять. Да и за тебя тоже. Наверное, лучше, чем любой другой в этом городе. Так что не дрейфь. Пока.
   Ветер брызнул в лица холодным дождем, и они расстались.
   7. Трехликий
   Похоже, шериф знал, о чем говорил. Проходила неделя за неделей, а их дом никто не тревожил. На работе Русов освоился. Мистер Торп попросил его получить водительские права, иногда надо было доставлять товары на окрестные фермы. Так что после работы Джанет стала завозить его в автошколу, где учились водить машину в основном тинэйджеры, половину их жаргона Русов не понимал.
   Ему понравился тренажер: садишься в автомобиль, надеваешь на голову шлем виртуальной реальности, берешься за руль и отправляешься в ''поездку''. Иллюзия была полной: мимо проносились дома, встречные машины, сменялись даже запахи - от горячего асфальта до скошенного сена, - в зависимости от пейзажа ''снаружи''. То и дело возникали опасные ситуации: у Русова сердце уходило в пятки, когда навстречу выворачивал огромный трейлер или выбегал ребенок. Он жал на тормоз или отчаянно крутил баранку, а потом выслушивал ехидные комментарии инструктора.
   Но настоящая поездка по улицам Другого Дола прошла без задоринки. Русов снова наведался в ратушу и ''получил'' водительские права, его розовую карточку сунули в компьютер и со стандартной улыбкой подали обратно. Наверное, добавили очередной невидимый код.
   По вечерам он заглядывал к Джанет, и они подолгу беседовали. Джанет расспрашивала о жизни в Кандале, о матери и отце Русова. О себе рассказывала неохотно, но постепенно Русов стал лучше узнавать ее. Эти встречи в полутемной комнате стали желанными, Джанет привлекала и волновала его после происшествия на кладбище.
   Сидели, не включая света: Русов на стуле, а Джанет в кресле-качалке. Она то слегка покачивалась, то сидела неподвижно; в сумерках темнел силуэт на фоне окна, иногда обозначалась грудь. Джанет стала мягче относиться к Русову и больше не укоряла за смерть матери. Этой темы вообще старались не касаться. Время проходило незаметно, прощались поздно. Русов ложился в постель и долго не засыпал.
   Пожалуй, он впервые так сильно почувствовал влечение к женщине; за внешней бесцеремонностью Джанет скрывалась прекрасная душа, совсем как у его матери, только мать сделалась боязливой за годы жизни в чужой стране, а Джанет держалась гордо. И еще - при каждой встрече его волновал то плавный абрис бедра Джанет, то смело выступающая грудь, то зеленые, порой внезапно темнеющие глаза.
   Иногда втроем сидели в гостиной и слушали музыку, у Грегори была большая коллекция дисков. Потрескивали дрова в камине, по стенам мигали красные сполохи, а Русов слушал органную музыку Баха или скорбные аккорды симфоний Рахманинова другого русского, тоже когда-то пересекшего океан, но и здесь, в тихой тогда Америке почувствовавшего надвигающуюся беду. Джанет в последнее время предпочитала печальную музыку.
   И так незаметно в Другой Дол пришла осень.
   Ветер сорвал листву с дубов и они стояли черные, грозя суками низко нависшему небу. Листья усыпали траву и дорожки, скользили под ногами. В субботу погода улучшилась, и Джанет затеяла большую уборку.
   Повинуясь ее указаниям, Русов вытащил из подвала груду черных пластиковых мешков, а потом вместе с Джанет вооружился граблями и стал сгребать листья в кучи. Работа была новой для Русова, но спорилась у него в руках: окреп, работая на складе. Джанет останавливалась для отдыха гораздо чаще. Ее волосы падали на плечи и светились таким же теплым светом, как опавшие листья.
   Солнце поднялось уже высоко, когда сгребли всю листву, кучи горели золотом и багрянцем на жухлой траве. Теперь Джанет держала мешки, а Русов пластиковой лопатой насыпал в них листья. Порой от лопаты было мало проку, и приходилось сгребать руками. Ночью подморозило - листья отсырели от растаявшего инея, и руки у Русова быстро замерзли. Он выпрямился и засунул их под мышки, чтобы согреть.
   Джанет с улыбкой смотрела на него.
   - А в России вы убираете листья вокруг домов? - спросила она.
   Пальцы Русова потихоньку отходили, в них возвращалось тепло смешанное с болью. Он вынул руки и стал растирать пальцы.
   - Частных домов у нас мало, - ответил он. - Листву убирают дворники. Сгребают в кучи, а потом поджигают.
   Он снова увидел сизый дым, стелющийся среди стволов берез. Показалось, даже вдохнул запах дождя, принесенного серыми тучами... Но это длилось одно мгновение. Снова золотой свет лежал на листве и волосах Джанет, она держала мешок наготове. Русов наклонился и стал сгребать листья.
   Набрали еще несколько мешков, и руки у Русова замерзли опять.
   - Подожди, - сказал он и стал растирать покрасневшие пальцы.
   Но Джанет вдруг оставила мешок, взяла руки Русова в свои и принялась растирать, от усердия прикусив губу. Ее тонкие пальцы оказались на удивление сильными, из них в онемевшие руки Русова вливалось ласковое тепло. Боли при этом не было.
   - Вот так, - сказала она, отстраняясь, и волосы слегка коснулись лица Русова. - А чтобы не останавливаться то и дело, пойду принесу тебе перчатки.
   Джанет не смотрела Русову в глаза, и ему показалось, что она покраснела. Но наверное, это было от холода. Она повернулась и быстро пошла к дому. Вернулась через пару минут и протянула перчатки.
   Теперь дело пошло быстрее, хотя Русову было жаль, что его пальцы больше растирать не будут. Но все равно, работать рядом с Джанет было приятно. Набили листьями около двадцати мешков, и Русов один за другим отволок их к улице.
   - Оттуда их заберут, - сказала довольная Джанет. - На этот раз мы сэкономили на уборке, так что можешь рассчитывать на праздничный обед.
   Она переоделась и уехала. Русов с Грегори расположились на веранде и выпили по стаканчику виски. Грегори щурился от золотистого света, подергивание века было едва заметно.
   - Запомни, Юджин, - поучал он. - Виски не закусывают, как вашу водку. Даже не запивают. Мы, американцы, любим во все класть лед, но по отношению к виски это хамство. Виски в переводе с гельского означает ''живая вода''. Его надо пить понемногу и безо всего. ''Не пей виски с водой, и не пей воду без виски'', - так говорят шотландцы...
   Грегори поскучнел: видимо вспомнил, что ни Шотландии, ни шотландского виски больше не существует.
   - Да, искалечили наш мир, Юджин, - сказал он, допивая виски одним глотком. - И не понять, кто в этом виноват. Пойдем, я тебе кое-что покажу.
   Переместились в комнату Грегори. Он сел за компьютер и с минуту глядел на пустой экран.
   - Есть еще одна загадка, Юджин. Почему "черный свет" лег именно так? Вот смотри.
   Он коснулся клавиш, и на экране появилась карта земного шара. Русов впервые увидел зловещую сеть Черных зон, оплетшую континенты. Но... далеко не все. Черные пиявки впились в Америку, Европу и северные области России. Гораздо меньше заползло на Ближний Восток. Почти вся Азия, Африка и Латинская Америка оставались чистыми.
   - Данные получены с орбиты, пока у нас оставались технические возможности для запусков, - тихо сказал Грегори.
   На сердце Русова стало тяжело. Вспомнилось, какое жутковатое наследство получил от Сирина.
   - Что затронуто только северное полушарие, это понятно, - нехотя сказал он. - Если спутники ваши, то были нацелены на Россию. Если запустили все-таки наши, то должны были накрыть командные пункты НАТО в Северной Америке и Европе. Когда управление было потеряно, облучение приняло беспорядочный характер, но все равно пришлось на северные районы.
   Грегори помолчал.
   - На американских спутниках были средства радиоэлектронной войны, но не излучатели "черного света", - сказал наконец. - Я об этом знаю, поскольку участвовал в расследовании причин войны. У нас был один умник, вроде того, о каком ты говорил. Только наш из АНБ, агентства национальной безопасности. Так вот, он попытался рассчитать орбиты спутников...
   - Зачем? - вяло спросил Русов. Разговор тяготил: что толку копаться в прошлом?
   Не отвечая, Грегори коснулся клавиатуры, и изображение изменилось. Теперь оба северных полушария накрыла серая сетка - тоже хаотическая, но полосы распределялись по земной поверхности более равномерно.
   - Это зоны, которые должно было затронуть излучение, если бы установки на спутниках работали непрерывно, - глухо сказал он. - А теперь смотри...
   На экран вернулись черные полосы, словно темная кровь влилась в оплетшие Землю серые жилы. Но... влилась далеко не везде. Черные пиявки кишели в Северной Америке и Европе, на территории России их было меньше, последняя проползала по Уралу. В остальных местах серые полосы начали таять и исчезли.
   - Складывается впечатление, - медленно сказал Грегори, - что кто-то контролировал спутники и после разрушения наземных станций. Этот кто-то целился в основном по Америке и Европе, но не забыл и про Россию, так что едва ли это ваши военные. А вот Азию оставил чистой. Это подтверждает гипотезу, что война была кем-то спровоцирована. Кем-то очень умным и технически оснащенным.
   - Цзин? - вырвалось у Русова.
   Грегори бросил на него острый взгляд:
   - Цзин тогда не существовало. Во всяком случае, о них никто не знал. И это не Китай. Он только воспользовался послевоенной ситуацией, как сделала бы любая держава на его месте... Просто мы были слишком готовы воевать, и кто-то столкнул наши страны лбами, а потом отступил в сторону, только слегка подправил события в свою пользу...
   Грегори умолк. В голубоватом свете экрана лицо выглядело изможденным. На дворе стемнело - опять надвигались тучи. Редкие оставшиеся листья горели золотом на черных дубах.
   - А есть догадки, кто это мог быть? - осторожно спросил Русов.
   Грегори долго молчал.
   - Кое-какие есть... Было задействовано четыре спутника, их могла вывести на орбиту одна ракета. Так вот, парень из АНБ проанализировал подозрительные записи, сделанные системой электронной разведки ''Эшелон''. По-видимому, это были фрагменты команд на спутники. Он сравнил их особенности с сетевыми диалектами крупных современных корпораций. Ведь логично предположить, что если кто-то подтолкнул мир к войне, то сумел максимально воспользоваться ее результатами. И нашлась одна, очень влиятельная, где совпадений оказалось подозрительно много. Занимается сейчас проблемой установления нового мирового порядка.
   По спине Русова пробежали мурашки.
   - Тогда им должен быть известен секрет "черного света"?
   - Нет, - сказал Грегори. - После войны мы сделали все, чтобы его разузнать. И ничего... Люди, которые могли что-то знать, сгинули; от экспериментальных или боевых установок не осталось и следа; компьютерные файлы оказались стерты. Кто-то постарался до нас.
   - Кто? - тихо спросил Русов.
   - Неизвестно. - От холода в голосе Грегори Русова пробрала дрожь. - Многие правительства отдали бы огромные деньги за секрет этого оружия. К счастью, он утерян.
   Он замолчал. В тишине послышался шум подъезжавшего автомобиля.
   "Почему ты разоткровенничался, старый дурак? Вряд ли этот юнец агент русской разведки, об этом смешно и подумать, но почему ты не держишь язык за зубами? Юджин что-то знает, хотя может быть, сам не подозревает об этом. Иначе цзин не заинтересовались бы им. И он явно недоговаривает. Не похожа на правду та история про гранату с сонным газом, которую носил на всякий случай. Цзин профессионалы, не успел бы даже достать ее. Что произошло на самом деле? И что хотят у него выведать? Может быть, какой-то секрет, важный для Америки? Не связаться ли с друзьями в Атланте, пусть займутся постояльцем как следует, пока цзин не добились своего. А они непременно добьются, парни серьезные... Да, надо что-то предпринимать''.
   На обед Джанет приготовила форель, поставила на стол белое вино. Повозилась с проигрывателем и включила ''Времена года'' Вивальди.
   - Праздник уборки листьев, - улыбнулась она.
   - А я думал, Хеллоуин, - хмыкнул Грегори. - Не хватает только выдолбленной тыквы.
   - Да ну тебя, дядя, - отмахнулась Джанет. - Терпеть не могу этих глупых страшилок.
   - Завтра Хеллоуин, - объяснила она Русову, накладывая форель. - Праздник нечистой силы. Дядя говорит, что раньше его отмечали весело. На верандах ставили пустые тыквы с вырезанными глазами и ртами, а внутри зажигали свечи. Словно черепа стояли...
   - А то нарядишься скелетом, и айда пугать соседских девчонок, - с мечтательным видом сказал Грегори.
   - Вот и напустили нечисть на Америку, - фыркнула Джанет. - Слава богу, сейчас его мало справляют. И так ужасов хватает.
   - Ничего ты не понимаешь, - обиделся Грегори. - Словно сама из другой страны прилетела... Ну ладно. Форель просто изумительная.
   Форель и впрямь была хороша, таяла во рту. Русов давно не пробовал ничего подобного. Он разлил по бокалам вино и шутливо сказал:
   - За Джанет! За ее прекрасную форель и чудесное вино. Сегодня я в нее просто влюблен.
   Лицо Джанет порозовело: возможно, на него упал отсвет огня из камина. Она положила Грегори еще форели. Тем временем бодрые аккорды ''Охоты'' Вивальди сменились хрустальными звуками морозной зимы.
   Русов встал.
   - Разрешите вас пригласить, - сказал он Джанет.
   Та неуверенно поднялась. Русов обнял ее, и они закружились по комнате. От странного аромата защемило в груди. Музыка изменилась снова, она словно заскользила по льду; из бегущих аккордов и взлетающих звуков скрипки родилась вибрирующая мелодия - и понесла их в морозную даль. Зрачки Джанет расширились, оставив только зеленые ободки вокруг темноты. Лицо и волосы то загорались, словно на них перекидывалось пламя камина, то гасли, попадая в тень. Русову сделалось тревожно и сладко одновременно.
   Музыка, стихая, унеслась прочь. Они остановились. В комнате было очень тихо.
   ''Ты сошла с ума, Джанет! Мало этих вечерних разговоров, когда ты краснеешь от его присутствия - хорошо, что в комнате темно. Сегодня ты покраснела уже при всех. А этот танец! Твое сердце билось, а руки дрожали, словно с тобой делали невесть что. Разволновалась, как последняя дура от близости мужчины. Что с тобой? Неужели влюбилась? Нашла в кого - зеленого юнца, беглеца с нищей российской Территории?.. Нет, ты просто живешь слишком замкнуто, перестала ходить на вечеринки, встречаться с молодыми людьми. От одиночества увлеклась первым попавшимся. Выбрось его из головы. Развлекайся, пока у тебя есть время. Оставь его дома, пусть болтает с дядей и играет в свои компьютерные игры. Даже не разговаривай с ним!''.
   Она беспокойно повернулась на бок: как темно за окном! Сердце почему-то ноет. И мамы нет, пожаловаться некому... Это он виноват во всем!
   В понедельник, едва Русов приступил к работе, его вызвал мистер Торп: нужно было отвезти груз на ферму невдалеке от города. Русов уже выполнял поручения такого рода. Быстро управился с погрузкой, не стал переодеваться, сел за руль и поехал.
   День был сумрачный, облака ползли над полями. Но Русов не замечал пейзажа, думал о субботнем вечере. Было необыкновенно приятно танцевать с Джанет, ощущать ее гибкое тело в своих руках, касание груди под тонким платьем, вдыхать аромат волос...
   ''Неужели влюбился? - подумал он. - Вот будет потеха для нее. И так норовит меня высмеять''.
   Помрачнев, свернул к ферме - одинокому дому посреди запущенного сада. Ограды не было, от ворот остались два бетонных столба. Рядом с верандой стояла приземистая машина.
   Русов посигналил, но никто не появился. Вышел из кабины, поднялся на веранду и позвонил. Нет ответа. Толкнул дверь - оказалась не заперта.
   Он вошел.
   ...Что-то словно подхватило его. Русов испытал кратковременное ощущение полета, а потом больно ударился коленями и подбородком о пол, едва не выбив зубы. Руки оказались завернуты назад, а в спину уперлось что-то жесткое.
   От неожиданности Русов не издал ни звука. Он попытался освободиться, но эту затею пришлось выкинуть из головы. Руки были заломлены так, что казалось - от малейшего движения кости переломятся. Он почувствовал быстрые прикосновения к карманам.