Поначалу мне так и хотелось сделать, постиравшись, завалится в траву и пару часиков поспать, но я кроме духов еще боялся всяких ядовитых змей и насекомых, которых в траве было навалом, и это отбивало соблазн поваляться в прохладной траве. Змеи и всякие твари, конечно, это не самое страшное, что есть в Афгане, но я почему-то не переваривал органически этой заразы, особенно пауков. Скорпионы, те хоть под камнями сидят, а фаланги шмыгают везде и всюду. В полку на вечерней проверке, когда стоишь на улице под фонарем да еще в тапочках, то постоянно ногами дергаешь как дурак, чтоб эта тварь под штанину не залезла, эти суки на свет быстро сбегаются. Бывало, спишь в палатке, и вдруг чувствуешь сквозь сон, что какая-то тварь по телу или морде промчалась, я в таких случаях подпрыгиваю так, что чуть второй ярус кровати не сшибаю, аж вся палатка от моего крика просыпается, потом слушаю кучу матов в свой адрес от сонных пацанов. Порой мне кажется, что если, проснувшись, я увижу над собой живого духа с кинжалом, то так не испугаюсь, как этой твари. Укус фаланги, конечно не опасен для жизни, но ощущение все же неприятное.
   Я снял с себя всю одежду вплоть до трусов, которые тоже стояли от пота не меньше чем ХБ, сложил весе содержимое карманов на кучу рядом с автоматом, который всегда лежал в подобных случаях на расстоянии вытянутой руки, и приступил к стирке.
   Закончив стирку, я залез в арык, воды в нем было по пояс и для того чтоб искупаться, вполне хватало. Поплескавшись минут пять, я вылез и оделся, после чего накинул на плече автомат и распихал весь арсенал по карманам, только сигареты оставил в руках чтоб не намокли. Специально сушить одежду не было смысла, от палящего солнца она и на теле высыхала минут за десять.
   Немного постояв, я решил сходить к речке и посмотреть, что она из себя представляет, может, удастся глушануть гранатами нескольких рыбешек на уху. Перейдя через арык, я направился к речке, с другой стороны арыка тоже были брошенные огороды, они располагались двумя полосами по обеим сторонам этого арыка.
   Речка была небольшая, метров пятнадцать-двадцать шириной, но течение было сильное, глушить рыбу при таком течении бесполезно, все равно не успеешь выловить.
   Я подошел к краю обрывистого берега и огляделся по сторонам, речка за горой сворачивала вправо. Мне стало любопытно, что же там за горой, обычно на поворотах речек бывают небольшие плеса или заводи, в таких заводях можно гранатами глушить рыбу. Бывает, что попадаются и речные крабы, при разрыве гранаты они выползают на берег, и если успеешь, можно несколько штук поймать. Я смотрел вдоль речки и думал, «сходить что ли, посмотреть», до места, где речка сворачивала, было примерно с пол километра, одному идти было как-то страшновато. Я закурил сигарету и сел на край обрыва, свесив ноги, обрыв над речкой был метра три высотой, вдруг глина подо мной обвалилась, и я полетел вниз. В воду я к счастью не залетел, между обрывом и берегом реки было расстояние метра два, сильно тоже не ушибся, только испачкался весь в глине, которая полетела мне на голову, когда я приземлился. Я встал и, отряхиваясь, посмотрел вверх, самому взобраться на трех метровую высоту возможности не было, даже если удастся зацепиться за край обрыва, то он все равно обвалится, надо теперь идти вдоль речки и искать место, где можно вылезти. Было два направления, идти вверх по реке в сторону блоков там безопаснее, или идти вниз по реке и заодно посмотреть, что там за горой, но туда идти страшновато. Немного подумав, я передернул затвор автомата и, повесив его на грудь, побрел вниз по речке. Я брел, задавая себе вопрос, «куда, черт возьми, я прусь, к тому же сам»? Но все-таки продолжал идти, по ходу поглядывал на обрыв, в надежде, что где-то он закончится, или может коряга попадется, хоть за нее зацепиться, но как назло ни того, ни другого видно не было. Я прошел уже довольно-таки приличное расстояние, по крайней мере, мне так казалось, но поворота речки все не было. Местами берег речки доходил под самый обрыв и приходилось пробираться по воде, мокрая и вязкая глина прилипала к сапожкам, было трудно шагать, часто приходилось штык-ножом счищать глину с подошв. Я уже хотел развернуться обратно, как вдруг заметил впереди что-то похожее на расщелину в обрыве и прибавил шаг. Это и точно оказалась не большая расщелина, я заглянул в нее, держа автомат наготове, оказалось, это был тот самый овраг, который находился не далеко от нашего блока, ближе к речке он сужался, и у речки заканчивался этой небольшой расщелиной. Я залез в эту расщелину, она была не широкая метр не больше, упираясь ногами в обе стенки, я взобрался наверх, торец горы, возле которой мы стояли находился как раз напротив меня. Ну, вот вроде и все, теперь можно возвращаться на блок, но меня мучило любопытство, хотелось все-таки узнать, «что же там за горой и куда сворачивает речка?» Не зря же я перся по этой липкой глине, да еще вывозился весь. Я постоял, огляделся и, закурив сигарету, пошел дальше вниз по реке, только на этот раз я шел над обрывом, сверху было видно, где сворачивает речка, к тому же до ее поворота было не так далеко.
   Дойдя до поворота, я убедился, что никакой заводи здесь нет, но то, что я увидел, поразило меня, такой красоты я еще не видел в Афгане. Моему взору открылась ложбина похожая на огромный котлован, она находилась между горой, у подножия которой находился я, и грядой гор простирающихся вдоль границы с Ираном. В низине виднелось озеро окруженное зеленкой, речка, извиваясь, спускалась вниз и впадала в это озеро. Скалы противоположных гор полукольцом окружали эту впадину, озеро находилось почти у их подножия, от этого озера и до места, где находился я, зеленым ковром стелилась трава, в Афгане много зелени встречается не часто , но здесь ее было в изобилии. Ветром эта местность не продувалась, в низине стояла тишина, хотя наверху ветер свистел во всей своей красе, и пыль с песком стояла столбом. Я оглядывал впадину и подножье гор, в надежде обнаружить какой-нибудь кишлак, в таких местах обязательно должно было быть поселение, ведь где вода, там и жизнь. Но сколько я ни вглядывался, ничего похожего на постройки видно не было. Расстояние до противоположных гор было большое, километра три, а может и больше, ведь когда смотришь на горы, они всегда кажутся ближе, чем есть на самом деле, да и кишлаки духи строят так, что их издалека трудно обнаружить среди гор, они как бы сливаются с этими горами. Я стоял и думал, «неплохо было бы спустится к этому озеру, давно я уже не видел красивой природы», но только не в этой желтой «пещанке», которая была на мне надета, в ней на фоне травы я буду заметен на большом расстоянии, «надо будет взять в БТРе зеленый маскхалат и прийти сюда еще раз, я все таки туда схожу, чего бы мне это не стоило», продолжал я размышлять. Еще немного постояв, я развернулся и пошел обратно к БТРУ.
   Наверху пыльная буря разыгралась не на шутку, и как назло ветер дул прямо в лицо, я шел с натянутой на глаза панамой, временами поворачиваясь к ветру спиной, при таком ветродуе не зарулить бы куда-нибудь не туда, я взял примерный ориентир, и продолжил движение. До своего БТРа я все же добрался, правда, с большим трудом.
   На этом закончилось мое небольшое ознакомление с районом, в котором находился наш блок.


ЖАРЕНЫЙ БАРАН ИЛИ ПРЕРВАННЫЙ ОБЕД


   Когда я вернулся, рядом с БТРом никого не было, я спустился в капонир, там сидели Туркмен, Хасан и Урал.
   — Юра, где ты лазишь? Мы думали тебя уже духи хапнули, — сказал Хасан.
   Я рассказал, где меня носило, и предложил им сходить к озеру.
   — А далеко это озеро? — спросил Туркмен.
   — Километра три примерно, — ответил я.
   — Да ну, гонишь что ли, или тебе больше делать нехер? Лично я на дурака не похож, — возмутился Хасан.
   — Ну не хочешь, не ходи, я не уговариваю. Красиво там, я ох-ел, когда увидел, такое здесь я первый раз вижу, — пытался я убедить пацанов.
   — Да еб-л я эту твою красоту, я жить еще хочу, — опять начал возмущаться Хасан.
   — Да живи, кто тебя сдохнуть просит, — сказал я Хасану.
   — Я лично тоже не горю желанием далеко от блока отходить, на речку искупаться еще сходить можно. Там чуть в стороне к блоку взводного есть брод, туда духи баранов на водопой водят, — объявил Туркмен.
   — Каких еще баранов, откуда они? — спросил я, глядя на Туркмена.
   — Кишлак там есть за БТРом Грека, километра два отсюда, — ответил Туркмен.
   — Откуда ты знаешь? — опять спросил я.
   — Пацаны по рации сказали. Они уже ходили на речку купаться, правда комбат увидел и пи-.ды им вставил, сказал, если кого увидит возле речки вы-бет, — добавил Хасан.
   — Нас он не увидит, тут можно по оврагу пойти, он ведет прямо к речке, а там до ложбины с озером не далеко. Давайте сходим к озеру, рыбу поглушим, духов там нету.
   — Откуда ты знаешь, что нету? — спросил Хасан.
   — Да я торчал там полчаса, если б духи были, они б меня давно усекли.
   — Нет, если хочешь — сам иди, а нас не агитируй, — сказал Туркмен.
   — Ну, не хотите не надо, а я после обеда пойду. А Сапог где?
   — В БТРе сидит. Что его хочешь убазарить? — спросил Урал.
   — Да нет, если вы не хотите, то его и подавно не заставишь. Сам пойду.
   — Дурак ты, Юра, — ляпнул мне Хасан.
   — Да не дурней тебя, — ляпнул я в ответ.
   — Зелени ты, конечно, не принес? — спросил Хасан.
   — Да пошел ты со своей зеленью, мне было не до нее. Сапога вон пошли, или сам сходи, — ответил я.
   В капонир залез Сапог и сообщил, что в сторону нашего блока пастух гонит отару баранов к речке. Мы все вылезли наружу и направились к БТРу, ветер наполовину стих, и пыль уже не гнало сплошной стеной, местами немного мело небольшой поземкой. Изредка порывы ветра поднимали облако, потом снова ветер стихал, его порывы были похожи на огромные и ленивые воздушные волны, а это значило, что «афганец» скоро утихнет, правда, неизвестно на какое время, бывало, что затишье продолжалось несколько дней.
   — Где бараны? — спросил Хасан.
   — Залезь на броню, оттуда видно, — ответил ему Сапог.
   Хасан запрыгнул на броню и крикнул:
   — Вон они, скоро будут напротив нас! Пошли Юра, лучше урвем у пастуха одного барана, чем по озерам шляться.
   Хасан спрыгнул с брони и пошел в сторону отары, теперь уже и мы заметили баранов, их было около сотни, позади баранов шел пастух. Я догнал Хасана, и мы быстрым шагом направились в сторону отары. Минут через пять мы настигли баранов и остановились, поджидая пока чабан поравняется с нами. Бараны не спеша проходили мимо, на первый взгляд они неплохо выглядели, все были крупные и с большими курдюками.
   — Сейчас я выберу заеб-тельского барана, — довольным голосом проговорил Хасан.
   — Да они здесь все заеб-тельские, — спокойно ответил я, глядя на проходящих баранов.
   — А я выберу самого заеб-тельского.
   — Пусть хоть какого-нибудь даст.
   — Кто!? Да я ему, душаре вонючему башку отрежу! Он сейчас мне всех баранов отдаст и еще спасибо скажет! — возмутился Хасан.
   — Потом сам будешь наблюдающим ночью стоять.
   — Да не ссы ты, Юра. Кто он такой?
   — Кто бы ни был, а убивать его не стоит.
   — Да кто собирается его убивать, если он по хорошему барана даст, то пусть живет себе спокойно.
   — А если не даст?
   — Даст, жить захочет — даст.
   Пока мы болтали, пастух уже оказался напротив и, не обращая на нас внимания, продолжал идти дальше с таким видом, будто нас не замечает. Хасан окликнул его, пастух остановился. Хасан махнул ему рукой, чтоб тот подошел. Чабан постоял немного, потом медленно направился в нашу сторону, судя по его поведению, особой радости от встречи с нами он не испытывал. С виду он казался дряхлым стариком, но как часто таких вот дряхлых стариков приходилось встречать в горах с буром или гранатометом, и бегали эти дедки по скалам не хуже горных козлов.
   Одет он был в выцветшие шаровары и сарбосовский китель, на голове была намотана чалма.
   Хасан обратился к нему на таджикском языке, чабан начал что-то возбужденно отвечать, показывая рукой в сторону Грековского блока. Хасан, перебив чабана, стал на него кричать, а я стоял и наблюдал за ними. Мне было тревожно за Хасана, в таком возбуждении он мог вытворить все что угодно. Вдруг Хасан резко вытащил штык-нож из сапожка и приставил его к горлу чабана. Вот этого я и боялся и, подскочив к ним, схватил Хасана за руку, в которой он держал нож.
   — Э, Хасан, ты че делаешь, оставь этого деда в покое.
   — Юра, уйди нах-й! Не лезь, я сам разберусь с этим чертом. Он ох-ел ваще.
   — Да знаю я твои разборки, сейчас завалишь его, а потом жди подлян от этих духов.
   Бараны в это время продолжали идти дальше, и отошли от нас метров на пятьдесят, приближаясь к спуску в низину.
   Хасан что-то крикнул чабану в лицо и, убрав нож от его горла, резко оттолкнул его, старик сделал пару резких шагов назад и чуть было не сел на задницу. После чего Хасан заткнул нож на место, вскинул автомат, передернул затвор и выпустил очередь по отаре баранов. Несколько крайних баранов повалились на землю, остальные с криком побежали дальше к речке. Я заметил, что два барана лежали и трепыхались в пыли, два лежали без движения, а один, прихрамывая на заднюю ногу, с криком бежал за отарой.
   — Хасан, ты че делаешь — придурок!? — воскликнул я.
   — Я бля сейчас все стадо перестреляю, и этого придурка пристрелю.
   — Да объясни ты, че происходит?
   — Не хочет давать по-хорошему, говорит, «на вас баранов не напасешься, если каждому давать, то баранов на всех не хватит», жалуется, что Грек одного барана забрал у него.
   «Ну слава богу», подумал я, хоть пастуха Хасан не пристрелил. Чабан в это время что-то кричал, размахивая руками, постоянно вспоминая Аллаха.
   — Че он кричит? — спросил я Хасана.
   — Наверно хочет, чтоб я его застрелил, — сказал Хасан и ткнул дуло автомата в лицо пастуху.
   Тот мгновенно заткнулся и уставился перепуганным взглядом в Хасана.
   — Хасан только не убивай его, ну тебя нахер.
   — Это будет от него зависеть, он кричит, что пожалуется нашему командиру на то, что мы издеваемся над мирными жителями и грабим их. Сейчас я ему пожалуюсь, рожа ох-.евшая.
   Сзади послышались шаги, я обернулся и увидел Туркмена. Теперь я был за Хасана спокоен, Туркмен не даст ему напороть глупостей.
   — Что за стрельба у вас тут!? — крикнул, приближаясь к нам, Туркмен.
   — Да вон, Хасан рога мочит, — ответил я.
   — Хасан, че такое? — спросил Туркмен.
   — Че такое, че такое! Козел этот ох-ел ваще. По-хорошему барана дать не хочет, да и еще угрожает — душара вонючий. А откуда я знаю, может он дух, может он специально тут ходит и высматривает наши блоки, — рассуждал Хасан, тыкая чабана в грудь стволом автомата.
   — Вон кто-то уже к нам едет, — сказал я пацанам, показывая на полосу пыли.
   — Если это пьяный комбат, то пиз-ы получим, если замполит, то будем слушать лекцию о мародерстве среди советских военнослужащих, — выразил свою мысль Туркмен.
   — Пусть уж лучше пьяный комбат, чем этот проповедник, — сказал я.
   — А если это командир? — спросил Хасан.
   — Не, командир не приедет, у него без нас делов хватает, — ответил Туркмен.
   — Черт, смотрите, там два БТРа, сейчас и пиз-ы получим, и лекцию послушаем, — сделал я заключение.
   — Я потом этого урода точно пристрелю, когда он обратно будет идти, — не унимался Хасан.
   — Слушай Хасан, хорош париться! Тебе же говорят, что потом духи из этого кишлака подляны нам начнут строить, и блок Грека пострадает в первую очередь, они ближе всех к кишлаку стоят. Че, хочешь мужиков подставить, да? — пытался я убедить Хасана.
   — Да ладно, пошел он нах-й этот дух, не буду я его трогать, — ляпнул Хасан.
   — Да уж сделай одолжение, — сказал с издевкой Туркмен.
   БТРы подъехали ближе, и стало видно, что первым ехал комбат, а за ним ротный. Чабан, заметив на БТРах офицеров, немного успокоился.
   — Ротный с комбатом едут, — сказал Хасан.
   — Без тебя видим, — ответил я.
   Мы стояли в ряд и ждали приближающиеся машины, пастух стоял немного в стороне, и поглядывал то на нас, то на подъезжающие БТРЫ.
   Вот подкатил БТР комбата и, развернувшись к нам боком, остановился, за ним подъехал БТР ротного. Комбат к нашему счастью, был трезв как стеклышко, он спрыгнул на землю и спросил:
   — Ну, что у вас здесь за ху-ня?
   — Да вот, пастуха остановили, товарищ майор, пытался пройти через блоки, — ответил Хасан.
   — А что за стрельба? — опять спросил комбат.
   Тут подбежал чабан, он остановился между нами и комбатом, и начал что-то возбужденно говорить, показывая на Хасана, потом он стал изображать жестами стрельбу и показывать пальцем в сторону отары, которая уже спустилась в низину и подходила к реке. Хасан что— то крикнул чабану, но тот продолжал тараторить и размахивать руками, всем видом показывая свое недовольство по отношению к нам.
   — Гараев, скажи ему, пусть заткнется! — крикнул с брони ротный.
   Хасан стал что-то объяснять чабану, но тот ни как ни унимался.
   — Да у-би ты ему прикладом по башке, наконец! — не выдержав, крикнул комбат.
   Хасан откинул приклад и сделал шаг к чабану, который, моментально сообразив, в чем дело, сразу заткнулся.
   — Баранов вы пох-ярили? — спросил Комбат.
   — Да, товарищ майор, — ответил негромко Хасан.
   — Мудаки, вашу мать. Савин, разбирайся сам со своими долбае-.ами! — крикнул комбат, после чего запрыгнул на броню, что-то сказал своему водиле и показал пальцем в сторону валяющихся баранов.
   БТР комбата отъехал, а мы стояли и наблюдали за ним.
   — Комбат сам за баранами приехал, — сказал я.
   — Всех, я думаю, не заберет, — отозвался Туркмен.
   — Вы, товарищ старший лейтенант, тоже за бараном приехали? — спросил Хасан.
   — Приехал может и не за бараном, но уеду с бараном, — ответил ротный.
   Машина комбата остановилась, из люка выскочил водила и закинул на броню пару баранов, после чего они спокойно укатили.
   — Так, разбираться с вами не х-й, все равно до вас дураков ни черта не доходит. Гараев, сколько баранов прибил? — спросил ротный.
   — Четырех, — буркнул Хасан.
   — Одного я забираю, а один вам останется, это вам за проявленную инициативу. Пастуха не трогайте. Гараев, ты понял, что я сказал?
   — А че сразу Гараев? — возмутился Хасан.
   — Заткнись, и не выводи меня. Я еще раз повторяю для долбое-ов, пастуха не трогать. Гараев, ты меня понял?
   — Да понял я все, — огрызнулся Хасан.
   — Ну вот и молодец, а сейчас забирайте своего барана и валите на блок. Нурлан, проследи за этим долбаем, чтоб он пастуха не трогал, а то я этого придурка знаю, — сказал напоследок ротный и показал Петрухе двигать вперед.
   Петруха, показав нам язык, нырнул в люк, и они тоже укатили, не забыв между тем прихватить по пути третьего барана.
   — Молодец, Хасан, всем угодил, кроме чабана, но он не в счет, — сказал Туркмен, хлопая Хасана по плечу.
   — Ну че, так и будем здесь стоять? Пошли, заберем этого дохлого барана, которого нам оставили шакалы и сваливаем отсюда, — предложил я.
   — У сука! — замахнулся Хасан на чабана, и мы пошли за бараном.
   Чабан шел молча за нами. Мы подошли к барану, отара в это время давно уже стояла у реки и бараны, толпясь у берега, утоляли жажду. Хасан, поглядев на убитого барана, сказал:
   — Комбат сука, двух живых захапал, ротный из двух оставшихся выбрал барана пожирнее и поцелее, а этот — самый задроченный и размоченный — остался нам, и все из-за этого урода.
   Хасан со злостью посмотрел вслед уходящему пастуху, который, постоянно оглядываясь, спешно перебирал ногами, направляясь к отаре.
   — А чего тебе не нравится? Хороший жирный баран, правда, ты ему кишки разворотил, а так, я бы не сказал, что он такой уж задроченный, — сделал я заключение, разглядывая барана.
   — Да нормальный баран, давай, хватаем его и потащили, — сказал Туркмен и, наклонившись, схватил барана за заднюю ногу.
   Хасан взялся за переднюю, и они потащили барана к блоку, а я пошел за ними.
   — Юра, на, забери наши стволы, болтаются и мешают тащить, один хрен порожняком идешь, — обратился ко мне Хасан.
   Хасан с Туркменом остановились и, положив барана на землю, сняли автоматы.
   — Ни хрена блин, тяжелая туша, килограмм за пятьдесят потянет, — ляпнул Хасан, вытирая пот со лба.
   — А ты боялся, что тебе мяса не хватит, половина еще пропадет, — сказал я, подойдя к ним.
   — Не пропадет, будет лишнее — отдадим на блок взводного, — предложил Туркмен.
   — Х-й вот этому взводному, — возмутился Хасан.
   — Там не один только взводный, так что не жмись, — сказал Туркмен и добавил: — Ну пошли давай, время идет а я жрать хочу.
   Я забрал автоматы и повесил их на плечо, после чего мы продолжили путь дальше.
   Подходя к блоку, мы увидели, как навстречу нам вышел Урал. Увидев барана, он расплылся в довольной улыбке.
   — О, Татарин появился, а довольный какой, он чует мясо за километр, — сказал я.
   — А че стреляли? — крикнул нам Урал.
   — Саид, почему седло в говне? Стреляли! — подколол я Урала.
   — Че, комбат приезжал, да? — опять спросил Урал.
   — И комбат приезжал, и ротный приезжал, всех баранов разобрали и свалили, — ответил Хасан.
   — Пи-ды вам не дали?
   — Говорят же тебе, баранами откупились. Дрова готовьте с Сапогом, барана жарить будем, Хасан сейчас нам его разделает, — сказал я Уралу.
   — Какой базар, все будет на мази! — воскликнул Урал.
   — Я сейчас вам такое блюдо забацаю из этого мяса, пальцы проглотите, главное разделать эту тушу, а дальше дело техники, — воскликнул Хасан с довольным видом.
   — Сейчас бы кишмишовки к такому обеду, или браги накрайняк, — сказал я вздохнув.
   — Неплохо бы, да нету, — добавил Туркмен с сожалением.
   Хасан в это время приспосабливал барана к разделке. Он подвешивал его за ноги к передку БТРа, и был полностью увлечен этим делом, напевая чего-то себе под нос, а Сапог рыл яму под бараном, чтоб потом закопать в ней кишки. Урал готовил дрова, разбирая ящики из-под боеприпасов. Я взялся разжигать костер, чтоб вскипятить воду для чая, а Туркмен сидел возле переднего колеса и о чем-то думал.
   — Слушай, Туркмен, есть идея, — оторвал я Туркмена от мыслей.
   — Ну, говори.
   — Залезь на волну, пробей, у кого бухалово есть, поменяем на мясо или на чай.
   — Да ну Юра, ты че? Блоки стоят друг от друга на полкилометра. Кто пойдет?
   — А зачем ходить, съездишь.
   — Кто — я?
   — Ну, хочешь, я смотаюсь.
   — Спалят же.
   — Да ты придумай чего-нибудь, ну давай я скажу, что пулемет у меня заклинило и надо в ремроту сгонять. Ты че, не знаешь, как шакалам по ушам проехать?
   — Ну х-й с ним, попробую, а то действительно, такая хавка и без пойла, — сказал Туркмен подымаясь.
   — На Грека блок попробуй пробиться, и с ним побазарить, у него наверняка есть.
   — С Греком сам базарить будешь, вы же с ним корешитесь.
   — Позовешь, если они на связи будут, я сам побазарю.
   Туркмен запрыгнул в люк, а я продолжил дальше готовить чай. Время шло к обеду, солнце висело над головой, и жара стояла невыносимая, да еще костер рядом, хотя было непонятно, откуда больше палит, или сверху от солнца, или от костра напротив.
   Я вскипятил чай, кинул в котелок заварки и потушил костер, потом сел перекурить в тень от БТРа. Хасан в это время снял шкуру с барана и вынимал из него внутренности; Урал, наломав дров крутился возле Хасана и давал ему советы.
   — Печень, сердце, легкие оставляй, заделаем каордак, — говорил Урал Хасану.
   — Какой еще камурдак? — спросил Хасан.
   — Это вареные внутренности, каордак называются.
   — Да пошел ты нах-й со своим кардаком, я сам знаю, что делать с бараном.
   Я подошел к ним и стал смотреть, как Хасан орудует ножом, у него был дукановский нож-складешок, хороший нож, ручной работы. Видно было, что Хасан не новичок в разделке баранов, орудовал он быстро и ладно.
   — О, уже мухи появились. Откуда только эти суки берутся? Вроде не было их, и вдруг появились, — удивился я.
   — Жрать тоже хотят, — ответил Урал.
   — Нет, я понимаю, что они жрать хотят, но ведь нет вокруг поблизости ничего, ни кишлаков, ни помоек. Откуда они берутся?
   В это время из люка вылез Туркмен.
   — Ну че, пробил что ни будь? — спросил я Туркмена.
   — У танкистов есть кишмишовка, и брага тоже есть, они согласны обменять на мясо.
   — Во заеб-сь! А где они стоят? — спросил я обрадовавшись.
   — Далеко, ехать надо.
   — Ну так поехали, какой базар, — сказал я и обратился к Хасану: — Тебе еще долго?
   — Да нет, ху-ня осталась, сейчас потащим мыть в арык.
   — Я сам смотаюсь, если что, скажу — движок барахлит, в ремроту еду за деталью, да, в общем, найду, что сказать. Мяса мне отрежьте.
   — Сколько они хотят? — спросил Хасан.
   — Да ляжку заднюю отметель и хватит им.
   — А у кого там кишмишовка? — спросил Хасан.
   — У земы твоего, у кого же еще, — ответил Туркмен.
   — Вот сука, а мне сказал, что нету.
   — За просто так, конечно нету, — сказал я Хасану.
   Хасан отрезал ляжку от барана и передал Туркмену, потом они с Сапогом сняли барана с БТРа и потащили к арыку мыть, Туркмен укатил к танкистам, а я взял лопату и стал закапывать яму с кишками.
   — А как будем жарить? — спросил Урал, подойдя ко мне.
   — А х-й его знает, Хасан вон грозился приготовить, пусть сам и думает.
   Закопав яму, я подошел к котелку и налил себе немного чая.
   — Татарин, чая хочешь?! — крикнул я.
   — Налей немного.
   Налив еще в одну кружку чая, я протянул ее Уралу. Мы уселись на ящики с патронами и молча попивали чай, поджидая остальных.