В назначенное время я был в кабинете митрополита Никодима. Он сразу начал мне объяснять, почему мне отказали в продлении визы: " Владыко, в пятницу и субботу ОВИР закрыт, а Ваша виза кончается во вторник. Когда наши люди пошли хлопотать о продлении, им сказали, что уже поздно, потому что виза кончается на следующий день... нужно уезжать".
Тут возникает первая неточность, подумал я - ОВИР по пятницам открыт по утрам.
- " Да ведь я дал свой паспорт для продления визы еще до начала Собора, да еще несколько раз напоминал.." - возразил я.
- " Во время Собора все были так заняты, что не могли заниматься паспортами", - ответил митрополит Никодим.
- " А почему же другим продлили?"
- " Ну, потому что у других виза не кончалась на следующий день... было время хлопотать". То что говорил митрополит Никодим не соответствовало действительности и было внешне искусно подстроено. А главное находилось в противоречии с тем, что утром мне говорил по телефону Кудинкин. Ведь говорил же он, что " митрополиту Никодиму пришлось для кое-кого "вмешаться, нажать и пробить" продление виз". Я не сослался на свой разговор с Кудинкиным и вообще ничего не стал говорить митрополиту Никодиму. Он был крайне утомлен от Собора.
Вечер я провел у о. Всеволода Шпиллера. Конечно, много говорили о Соборе, обсуждали, кто может быть теперь назначен митрополитом Крутицким. Я сказал о. Шпиллеру, что слышал о двух кандидатах - архиепископ Антоний Минский или архиепископ Сергий Одесский. Первое хорошо, а второе очень плохо, решили мы оба. У о. Всеволода были свои сведения на сей счет.
-" Я слыхал, - сказал он, - что Патриарх хочет, чтобы Крутицким был епископ Самаркандский Платон".
- " Этого не может быть! - страшно удивился я. - Епископ Платон младше всех по хиротонии, да к тому же он малограмотный, примитивный человек".
- " Ну, вот поэтому его и хочет Патриарх Пимен! Ему такого и надо на этом месте. Владыка Платон в прошлом тракторист, из малообразованной семьи, то что называется "от земли" близкий "к народу". Так его и будут называть " Платон, иже во трактористах". Он действительно очень примитивный человек и не потому что из села, а как- то не развит, но зато предан по сыновнему уже много лет Пимену. Всецело его человек. Патриарх Пимен сможет на него уверенно опираться".
- " Я не думаю все же, что его назначат, - сказал я. - Слишком уж невероятно".
В результате, не был назначен ни один из перечисленных выше кандидатов. Эту должность занял архиепископ Курский Серафим, довольно бесцветная личность, заведующий хозяйственным отделом Патриархии.
Закончился наш вечер с о. Всеволодом его рассказом, что против митрополита Никодима составлена записка в 50 страниц небезызвестным Феликсом Карелиным, весьма спорной личностью. Он обвиняет митр. Никодима в ереси модернизма и в извращении Православия. Записка эта, как я впоследствии узнал, предназначалась для Собора, но по неизвестным причинам до нас не дошла и осталась неизвестной. Собором о. Всеволод был, в общем, доволен, что с ним бывает редко.
Уже поздно вечером я вернулся в гостиницу. Ко мне пришел о. Сергий Гаккель и стал рассказывать о своем посещении Макарцева, совместно с митрополитом Антонием.
- " Макарцев недоволен Вами, - сказал о. Гаккель, - и выражался о Вас невежливо. Он говорил, что Вас считали серьезным человеком, но Вы их разочаровали своими действиями".
Больших подробностей мне от о. С. Гаккеля не удалось выяснить, но впоследствии митрополит Антоний мне рассказал, что Макарцев был недоволен не только моим выступлением на Соборе, но и разговорами, а также письмами архиереям. Макарцев, оказывается, спросил митрополита Антония, доволен ли он ходом дел на Соборе, на что митр.Антоний ответил, что не особенно.
-" Почему?" - спросил Макарцев.
-" Потому что все было заранее предрешено", - ответил Антоний.
-" Откуда же это видно?"
На что митрополит Антоний очень хорошо ответил: - " Да хотя бы из того, что заключительное слово Патриарха сразу после окончания прений, было прочитано им по заранее заготовленному тексту".
- " Я Вам хочу напомнить, что у нас в Советском Союзе все заранее глубоко обдумывается и случайностей быть не должно!" - резко ответил Макарцев.
На следующий день в 7 часов утра я выезжал в аэропорт Шереметьево, откуда вылетел в Брюссель, через Стокгольм и Копенгаген. При проходе через таможню меня не осматривали, и весь полет прошел без инцидентов.
До аэропорта меня провожал мой сопутствующий о. Владимир Есипенко и мой племянник Никита.
Брюссель, 11 февраля 1972 года.
Архиепископ Брюссельский и Бельгийский Василий
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Летом 1972 года мне пришлось вновь побывать в России, на этот раз в качестве " туриста". Во время этой поездки мне удалось получить дополнительные сведения об участниках и обстоятельствах Собора и исправить некоторые неточности.
Так, например, я писал, что мне было известно, по крайней мере, о четырех архиереях (участников Собора) сидевших в лагерях - митрополит Иосиф, архиепископ Вениамин, архиепископ Иов, архиепископ Андрей. Как мне стало теперь известно, их было больше. Из архиереев, по крайней мере, двое: будущий Патриарх Пимен,(ныне избранный) проведший в лагерях пять лет (19391941) в сане иеромонаха и мобилизованный оттуда в 1941 году непосредственно в армию(об этом я узнал от моей двоюродной сестры О.А.Кавелина.) А так же митрополит Палладий Орловский, просидевший на Воркуте десять лет(об этом мне стало известно от архиепископа Рижского Леонида).
Митрополит Палладий, как один из старейших по хиротонии, долгое время после кончины митрополита Николая(Ярушевича) считался главным кандидатом в Патриархи, в случае кончины Патриарха Алексия. Его к этому готовили, даже со стороны Советского Правительства было дано согласие. Но в феврале 1970 года, он был послан в Варшаву вместе с епископом Ювеналием. Они должны были представлять Русскую Православную Церковь на торжествах интронизации митрополита Варшавского Василия. Здесь в Польше, у митрополита Палладия "развязался язык" и он начал рассказывать, как он сидел десять лет в лагере на Воркуте.... Об этом довольно быстро стало известно в Москве и кандидатура митрополита Палладия была сразу и окончательно отброшена
- " А каким образом это стало известно в Москве?" - спросил я владыку Леонида Рижского.
-" Так об этом сообщил епископ Ювеналий, в присутствии которого митрополит Палладий рассказывал польским иерархам о своем аресте и лагере".
Кроме того, Вера Александровна Рещикова, рассказала мне в Москве, в то лето 72 года, что из присутствующих тогда на Соборе старых архимандритов, некоторые просидели в советских лагерях по 20 лет.
Мне пришлось тогда же в Москве услышать любопытную версию о причинах отсутствия на Соборе архиепископа Новосибирского Павла.
Как известно, официальная версия, которая мне была преподнесена митрополитом Никодимом, будто бы владыка Павел обварился кипятком. То ли сам обварил себе руки или ноги и поэтому не смог приехать на Собор, то ли его обварили. Он прислал письмо, официально оглашенное на Соборе, что голосует за кандидатуру митрополита Пимена. Мы сидели на знаменитой " колокольне" у о. Всеволода Шпиллера в Москве, удалившись отдельно от других, чтобы побеседовать т вот что он мне сказал:- " Все гораздо хуже и серьезнее с Владыкой Павлом. Он сам был у меня и рассказал как было дело на самом деле".
Рассказ архиепископа Павла
" Я должен был садиться в этот день на самолет, все было готово, билет взят, вещи уложены, когда мне позвонил оперуполномоченный и попросил незамедлительно зайти к нему по срочному делу. Я ответил ему, что очень тороплюсь, так как улетаю на Собор и тороплюсь как бы мне не опоздать на самолет. Оперуполномоченный продолжал настаивать, что дело очень важное, неотложное и что это касается именно моей поездки на Собор... пришлось поехать. Ввели меня к нему в кабинет, он сажает меня в кресло, начинает говорить о всяких пустяках и ничего существенного, ничего серьезного. Так проходит полчаса, я удивлен, смущен, ничего не понимаю, потом опер со мной прощается, и я ухожу в полном недоумении.
Только вернулся домой, опять телефонный звонок и на этот раз из Горсовета. Просят приехать незамедлительно. Опять начинаю возражать, говорю, что окончательно опоздаю на самолет. Вынужден был подчиниться и поехать! Картина повторяется- сажают в кресло, начинают говорить о ерунде, не относящейся к делу, после получаса опять отпускают... Спрашиваю себя, а зачем два раза вызывали и ничего не сказали?
По возвращении домой, не успел я уехать в аэропорт, у меня начались сильнейшие ожоги и боли в задних частях тела и на спине, как раз там, где я сидел и соприкасался с креслами. Пришлось вызвать врача, он вызвал еще двух других, из лучших медицинских учреждений города. Они констатировали, что у меня сильнейшие ожоги по всему телу, вызванные химическими веществами, употребляемыми во время войны. Это вещество не видимо простому глазу и действует через одежду.(Таким же образом в СССР была попытка отравить А.И.Солженицына и профессора литературы Жоржа Нива.- Прим. Арх. В)Я попросил составить протокол, врачи его составили и подписали. По моей просьбе дали мне официальную копию. Впоследствии, как мне стало известно, главный врач, выдавший мне эту копию, был уволен со службы. Боли у меня были такие сильные, что несколько дней я не мог двигаться. Конечно, о поездке на Собор не могло быть и речи".
Этот рассказ Владыки Павла, переданный мне о. Всеволодом Шпиллером, показалась мне маловероятным в своих фантастических подробностях и ненужной сложности. Неужто у чекистов не было более простого и менее "пинкертоновского" способа не пустить владыку Павла на Собор? И зачем весь этот шизофренический детектив? Неужто владыка Павел представлял такую опасность для избрания Патриарха Пимена?
Обо всем этом я рассказал через несколько дней А.В.Ведерникову, добавив, что я сомневаюсь в достоверности рассказа. На что он мне ответил, что " вполне вероятно это правда и такие случаи у нас могут быть".
Мои попытки встретиться с архиепископом Павлом во время моего пребывания в Москве в июле 1972 года оказались не удачными. Я послал ему заранее письмо, извещая, что буду на праздник преподобного Сергия в Лавре. Но он на мое письмо не ответил и на праздник не приехал.
Вскоре я встретился в Ленинграде в Духовной Академии с архиепископом Антонием Минским и передал ему рассказ о "креслах". Владыка Антоний решительно высказался против вероятности версии об отравлении.
- " Если бы власти действительно захотели не допустить владыку Павла на Собор, они могли бы сделать это гораздо проще. Например, вызвать его свидетелем по делу его секретаря, который был под следствием по обвинению в хозяйственных злоупотреблениях. Или придумать какой-нибудь другой административный предлог и просто не разрешить ему поехать в Москву. Не было никакой необходимости сажать его в "кресла". Тем более, что им был известен характер владыки Павла, что он не успокоится, будет кричать на весь свет, что его усадили в кресла и обожгли. Произошел бы громадный скандал, а это властям не желательно".
- " Да, Вы рассуждаете логично. Именно зная характер владыки Павла, его бесстрашие, со стороны властей не нужно было этого делать, но с другой им было страшно выступление его на Соборе. И потом, ожоги были!
Об этом на Соборе официально говорил сам митрополит Никодим",- возразил я.
- " Я думаю, - продолжал архиепископ Антоний, - что многое объясняется тем, что архиепископ Павел давно страдает тяжелыми головными болями. Для лечения он пользуется очень сильными лекарствами. От болей это помогает, но он ими злоупотребляет, и это вредно отражается на организме. Вызывает нарывы на теле, подобные ожогам... вероятно, так было в данном случае".
- " Но почему же именно накануне отъезда на Собор, где его присутствие было для многих нежелательно? - спросил я. - И почему на Соборе говорили об ожогах кипятком?"
Искренне скажу, что вся эта история с "креслами" и ожогами мне оставалась долгое время не ясной и скорее даже комичной. Более того, даже маловероятной!
Тут возникает первая неточность, подумал я - ОВИР по пятницам открыт по утрам.
- " Да ведь я дал свой паспорт для продления визы еще до начала Собора, да еще несколько раз напоминал.." - возразил я.
- " Во время Собора все были так заняты, что не могли заниматься паспортами", - ответил митрополит Никодим.
- " А почему же другим продлили?"
- " Ну, потому что у других виза не кончалась на следующий день... было время хлопотать". То что говорил митрополит Никодим не соответствовало действительности и было внешне искусно подстроено. А главное находилось в противоречии с тем, что утром мне говорил по телефону Кудинкин. Ведь говорил же он, что " митрополиту Никодиму пришлось для кое-кого "вмешаться, нажать и пробить" продление виз". Я не сослался на свой разговор с Кудинкиным и вообще ничего не стал говорить митрополиту Никодиму. Он был крайне утомлен от Собора.
Вечер я провел у о. Всеволода Шпиллера. Конечно, много говорили о Соборе, обсуждали, кто может быть теперь назначен митрополитом Крутицким. Я сказал о. Шпиллеру, что слышал о двух кандидатах - архиепископ Антоний Минский или архиепископ Сергий Одесский. Первое хорошо, а второе очень плохо, решили мы оба. У о. Всеволода были свои сведения на сей счет.
-" Я слыхал, - сказал он, - что Патриарх хочет, чтобы Крутицким был епископ Самаркандский Платон".
- " Этого не может быть! - страшно удивился я. - Епископ Платон младше всех по хиротонии, да к тому же он малограмотный, примитивный человек".
- " Ну, вот поэтому его и хочет Патриарх Пимен! Ему такого и надо на этом месте. Владыка Платон в прошлом тракторист, из малообразованной семьи, то что называется "от земли" близкий "к народу". Так его и будут называть " Платон, иже во трактористах". Он действительно очень примитивный человек и не потому что из села, а как- то не развит, но зато предан по сыновнему уже много лет Пимену. Всецело его человек. Патриарх Пимен сможет на него уверенно опираться".
- " Я не думаю все же, что его назначат, - сказал я. - Слишком уж невероятно".
В результате, не был назначен ни один из перечисленных выше кандидатов. Эту должность занял архиепископ Курский Серафим, довольно бесцветная личность, заведующий хозяйственным отделом Патриархии.
Закончился наш вечер с о. Всеволодом его рассказом, что против митрополита Никодима составлена записка в 50 страниц небезызвестным Феликсом Карелиным, весьма спорной личностью. Он обвиняет митр. Никодима в ереси модернизма и в извращении Православия. Записка эта, как я впоследствии узнал, предназначалась для Собора, но по неизвестным причинам до нас не дошла и осталась неизвестной. Собором о. Всеволод был, в общем, доволен, что с ним бывает редко.
Уже поздно вечером я вернулся в гостиницу. Ко мне пришел о. Сергий Гаккель и стал рассказывать о своем посещении Макарцева, совместно с митрополитом Антонием.
- " Макарцев недоволен Вами, - сказал о. Гаккель, - и выражался о Вас невежливо. Он говорил, что Вас считали серьезным человеком, но Вы их разочаровали своими действиями".
Больших подробностей мне от о. С. Гаккеля не удалось выяснить, но впоследствии митрополит Антоний мне рассказал, что Макарцев был недоволен не только моим выступлением на Соборе, но и разговорами, а также письмами архиереям. Макарцев, оказывается, спросил митрополита Антония, доволен ли он ходом дел на Соборе, на что митр.Антоний ответил, что не особенно.
-" Почему?" - спросил Макарцев.
-" Потому что все было заранее предрешено", - ответил Антоний.
-" Откуда же это видно?"
На что митрополит Антоний очень хорошо ответил: - " Да хотя бы из того, что заключительное слово Патриарха сразу после окончания прений, было прочитано им по заранее заготовленному тексту".
- " Я Вам хочу напомнить, что у нас в Советском Союзе все заранее глубоко обдумывается и случайностей быть не должно!" - резко ответил Макарцев.
На следующий день в 7 часов утра я выезжал в аэропорт Шереметьево, откуда вылетел в Брюссель, через Стокгольм и Копенгаген. При проходе через таможню меня не осматривали, и весь полет прошел без инцидентов.
До аэропорта меня провожал мой сопутствующий о. Владимир Есипенко и мой племянник Никита.
Брюссель, 11 февраля 1972 года.
Архиепископ Брюссельский и Бельгийский Василий
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Летом 1972 года мне пришлось вновь побывать в России, на этот раз в качестве " туриста". Во время этой поездки мне удалось получить дополнительные сведения об участниках и обстоятельствах Собора и исправить некоторые неточности.
Так, например, я писал, что мне было известно, по крайней мере, о четырех архиереях (участников Собора) сидевших в лагерях - митрополит Иосиф, архиепископ Вениамин, архиепископ Иов, архиепископ Андрей. Как мне стало теперь известно, их было больше. Из архиереев, по крайней мере, двое: будущий Патриарх Пимен,(ныне избранный) проведший в лагерях пять лет (19391941) в сане иеромонаха и мобилизованный оттуда в 1941 году непосредственно в армию(об этом я узнал от моей двоюродной сестры О.А.Кавелина.) А так же митрополит Палладий Орловский, просидевший на Воркуте десять лет(об этом мне стало известно от архиепископа Рижского Леонида).
Митрополит Палладий, как один из старейших по хиротонии, долгое время после кончины митрополита Николая(Ярушевича) считался главным кандидатом в Патриархи, в случае кончины Патриарха Алексия. Его к этому готовили, даже со стороны Советского Правительства было дано согласие. Но в феврале 1970 года, он был послан в Варшаву вместе с епископом Ювеналием. Они должны были представлять Русскую Православную Церковь на торжествах интронизации митрополита Варшавского Василия. Здесь в Польше, у митрополита Палладия "развязался язык" и он начал рассказывать, как он сидел десять лет в лагере на Воркуте.... Об этом довольно быстро стало известно в Москве и кандидатура митрополита Палладия была сразу и окончательно отброшена
- " А каким образом это стало известно в Москве?" - спросил я владыку Леонида Рижского.
-" Так об этом сообщил епископ Ювеналий, в присутствии которого митрополит Палладий рассказывал польским иерархам о своем аресте и лагере".
Кроме того, Вера Александровна Рещикова, рассказала мне в Москве, в то лето 72 года, что из присутствующих тогда на Соборе старых архимандритов, некоторые просидели в советских лагерях по 20 лет.
Мне пришлось тогда же в Москве услышать любопытную версию о причинах отсутствия на Соборе архиепископа Новосибирского Павла.
Как известно, официальная версия, которая мне была преподнесена митрополитом Никодимом, будто бы владыка Павел обварился кипятком. То ли сам обварил себе руки или ноги и поэтому не смог приехать на Собор, то ли его обварили. Он прислал письмо, официально оглашенное на Соборе, что голосует за кандидатуру митрополита Пимена. Мы сидели на знаменитой " колокольне" у о. Всеволода Шпиллера в Москве, удалившись отдельно от других, чтобы побеседовать т вот что он мне сказал:- " Все гораздо хуже и серьезнее с Владыкой Павлом. Он сам был у меня и рассказал как было дело на самом деле".
Рассказ архиепископа Павла
" Я должен был садиться в этот день на самолет, все было готово, билет взят, вещи уложены, когда мне позвонил оперуполномоченный и попросил незамедлительно зайти к нему по срочному делу. Я ответил ему, что очень тороплюсь, так как улетаю на Собор и тороплюсь как бы мне не опоздать на самолет. Оперуполномоченный продолжал настаивать, что дело очень важное, неотложное и что это касается именно моей поездки на Собор... пришлось поехать. Ввели меня к нему в кабинет, он сажает меня в кресло, начинает говорить о всяких пустяках и ничего существенного, ничего серьезного. Так проходит полчаса, я удивлен, смущен, ничего не понимаю, потом опер со мной прощается, и я ухожу в полном недоумении.
Только вернулся домой, опять телефонный звонок и на этот раз из Горсовета. Просят приехать незамедлительно. Опять начинаю возражать, говорю, что окончательно опоздаю на самолет. Вынужден был подчиниться и поехать! Картина повторяется- сажают в кресло, начинают говорить о ерунде, не относящейся к делу, после получаса опять отпускают... Спрашиваю себя, а зачем два раза вызывали и ничего не сказали?
По возвращении домой, не успел я уехать в аэропорт, у меня начались сильнейшие ожоги и боли в задних частях тела и на спине, как раз там, где я сидел и соприкасался с креслами. Пришлось вызвать врача, он вызвал еще двух других, из лучших медицинских учреждений города. Они констатировали, что у меня сильнейшие ожоги по всему телу, вызванные химическими веществами, употребляемыми во время войны. Это вещество не видимо простому глазу и действует через одежду.(Таким же образом в СССР была попытка отравить А.И.Солженицына и профессора литературы Жоржа Нива.- Прим. Арх. В)Я попросил составить протокол, врачи его составили и подписали. По моей просьбе дали мне официальную копию. Впоследствии, как мне стало известно, главный врач, выдавший мне эту копию, был уволен со службы. Боли у меня были такие сильные, что несколько дней я не мог двигаться. Конечно, о поездке на Собор не могло быть и речи".
Этот рассказ Владыки Павла, переданный мне о. Всеволодом Шпиллером, показалась мне маловероятным в своих фантастических подробностях и ненужной сложности. Неужто у чекистов не было более простого и менее "пинкертоновского" способа не пустить владыку Павла на Собор? И зачем весь этот шизофренический детектив? Неужто владыка Павел представлял такую опасность для избрания Патриарха Пимена?
Обо всем этом я рассказал через несколько дней А.В.Ведерникову, добавив, что я сомневаюсь в достоверности рассказа. На что он мне ответил, что " вполне вероятно это правда и такие случаи у нас могут быть".
Мои попытки встретиться с архиепископом Павлом во время моего пребывания в Москве в июле 1972 года оказались не удачными. Я послал ему заранее письмо, извещая, что буду на праздник преподобного Сергия в Лавре. Но он на мое письмо не ответил и на праздник не приехал.
Вскоре я встретился в Ленинграде в Духовной Академии с архиепископом Антонием Минским и передал ему рассказ о "креслах". Владыка Антоний решительно высказался против вероятности версии об отравлении.
- " Если бы власти действительно захотели не допустить владыку Павла на Собор, они могли бы сделать это гораздо проще. Например, вызвать его свидетелем по делу его секретаря, который был под следствием по обвинению в хозяйственных злоупотреблениях. Или придумать какой-нибудь другой административный предлог и просто не разрешить ему поехать в Москву. Не было никакой необходимости сажать его в "кресла". Тем более, что им был известен характер владыки Павла, что он не успокоится, будет кричать на весь свет, что его усадили в кресла и обожгли. Произошел бы громадный скандал, а это властям не желательно".
- " Да, Вы рассуждаете логично. Именно зная характер владыки Павла, его бесстрашие, со стороны властей не нужно было этого делать, но с другой им было страшно выступление его на Соборе. И потом, ожоги были!
Об этом на Соборе официально говорил сам митрополит Никодим",- возразил я.
- " Я думаю, - продолжал архиепископ Антоний, - что многое объясняется тем, что архиепископ Павел давно страдает тяжелыми головными болями. Для лечения он пользуется очень сильными лекарствами. От болей это помогает, но он ими злоупотребляет, и это вредно отражается на организме. Вызывает нарывы на теле, подобные ожогам... вероятно, так было в данном случае".
- " Но почему же именно накануне отъезда на Собор, где его присутствие было для многих нежелательно? - спросил я. - И почему на Соборе говорили об ожогах кипятком?"
Искренне скажу, что вся эта история с "креслами" и ожогами мне оставалась долгое время не ясной и скорее даже комичной. Более того, даже маловероятной!