Страница:
– На юге вообще нечего делать, можно сутки ехать и ни одного живого человека не встретить, – сказал собеседник. – Все погибли или ушли. Мы там бываем иногда по своим делам, даже привозим оттуда людей, но их совсем мало.
Потом парня с загадочным «калашом» позвали его спутники, и он попрощался с нами, заодно оделив полезным советом – показал, где можно взять в прокат велосипеды, к огромной нашей радости. И обошлось недорого, и удобство великое.
В первую минуту, взгромоздившись на черный, архаичного вида велосипед с проволочной корзинкой на багажнике и еще одной впереди, я даже испугался, что не смогу поехать – так давно я делал это в последний раз. Но ничего, как оказалось, навык не утрачивается, и через пару минут мы уже катили к своей машине с ветерком.
Жизнь в порту кипела. Сновали люди туда-сюда, ездили машины, по Шельде двигались катера, лодки, все были при деле. Где-то что-то строили, что-то перестраивали, были даже полицейские патрули в самой настоящей полицейской форме, приглядывающие за порядком. Часто попадались импровизированные бары и рестораны, пахло жареной рыбой, причем так пахло, что слюнки текли, хотя, казалось бы, за долгое морское путешествие рыба могла бы и надоесть. Новая жизнь как-то налаживалась, что и неудивительно: народ в этих краях всегда был крепко работящим.
Сэм, как оказалось, не перетрудился в наше отсутствие. Нашли мы его развалившимся в раскладном кресле и попивающим холодное пиво. Кот валялся у его ног, вытянувшись на нагретом солнцем бетоне, вроде как тоже блаженствовал.
– Что-нибудь узнали? – спросил Сэм после того, как мы слезли с велосипедов.
– Не очень много, если честно, – ответил я, открывая заднюю дверь кабины и вытаскивая из-под сиденья пластиковые упаковки патронов.
– Может быть, завтра будет что-то, Информцентр взял заявку на поиск мамы, – добавила Дрика.
– Даже так? – удивился Сэм. – Они здесь как-то организовались?
Дрика вкратце рассказала ему о том, что нам удалось узнать. Сэм выслушал и заключил:
– То есть всей информации у них все равно нет, и даже если они о твоей маме ничего не знают, то это ничего не значит, так?
– Да, наверное! – поддержала эту мысль девушка.
– А теперь вы куда?
– На рынок, – ответил уже я. – Нужны патроны для М-25.
– Патроны нужны, да, сэр, – кивнул Сэм. – Но думаю, что вы без меня там справитесь? Я бы пока здесь посидел.
– Здесь есть бары, – намекнул я ему.
– А это пиво как раз оттуда, – сказал он, приподняв бутылку. – Не думаешь ведь ты, что у меня совсем нюх не работает?
Послышались шаги неподалеку. Я обернулся и встретился взглядом с тем парнем, с каким только что общались на рынке. Его спутники тоже шли вместе с ним. Увидев, что я его заметил, парень показал большой палец и сказал:
– Отличная машина! Если мы загоримся, то непременно вас позовем.
Его взгляд скользнул по забитой патронными упаковками сумке, и я затолкнул ее под сиденье, захлопнув дверь. Затем ответил:
– Из машины удалили все лишнее, так что она умеет только возить и не умеет гасить пожары.
– А жаль! – засмеялся тот, и мужчины с необычными автоматами прошли дальше.
3 июня, воскресенье, утро. Бельгия, Антверпен
4 июня, понедельник, утро. Бельгия, Антверпен
Потом парня с загадочным «калашом» позвали его спутники, и он попрощался с нами, заодно оделив полезным советом – показал, где можно взять в прокат велосипеды, к огромной нашей радости. И обошлось недорого, и удобство великое.
В первую минуту, взгромоздившись на черный, архаичного вида велосипед с проволочной корзинкой на багажнике и еще одной впереди, я даже испугался, что не смогу поехать – так давно я делал это в последний раз. Но ничего, как оказалось, навык не утрачивается, и через пару минут мы уже катили к своей машине с ветерком.
Жизнь в порту кипела. Сновали люди туда-сюда, ездили машины, по Шельде двигались катера, лодки, все были при деле. Где-то что-то строили, что-то перестраивали, были даже полицейские патрули в самой настоящей полицейской форме, приглядывающие за порядком. Часто попадались импровизированные бары и рестораны, пахло жареной рыбой, причем так пахло, что слюнки текли, хотя, казалось бы, за долгое морское путешествие рыба могла бы и надоесть. Новая жизнь как-то налаживалась, что и неудивительно: народ в этих краях всегда был крепко работящим.
Сэм, как оказалось, не перетрудился в наше отсутствие. Нашли мы его развалившимся в раскладном кресле и попивающим холодное пиво. Кот валялся у его ног, вытянувшись на нагретом солнцем бетоне, вроде как тоже блаженствовал.
– Что-нибудь узнали? – спросил Сэм после того, как мы слезли с велосипедов.
– Не очень много, если честно, – ответил я, открывая заднюю дверь кабины и вытаскивая из-под сиденья пластиковые упаковки патронов.
– Может быть, завтра будет что-то, Информцентр взял заявку на поиск мамы, – добавила Дрика.
– Даже так? – удивился Сэм. – Они здесь как-то организовались?
Дрика вкратце рассказала ему о том, что нам удалось узнать. Сэм выслушал и заключил:
– То есть всей информации у них все равно нет, и даже если они о твоей маме ничего не знают, то это ничего не значит, так?
– Да, наверное! – поддержала эту мысль девушка.
– А теперь вы куда?
– На рынок, – ответил уже я. – Нужны патроны для М-25.
– Патроны нужны, да, сэр, – кивнул Сэм. – Но думаю, что вы без меня там справитесь? Я бы пока здесь посидел.
– Здесь есть бары, – намекнул я ему.
– А это пиво как раз оттуда, – сказал он, приподняв бутылку. – Не думаешь ведь ты, что у меня совсем нюх не работает?
Послышались шаги неподалеку. Я обернулся и встретился взглядом с тем парнем, с каким только что общались на рынке. Его спутники тоже шли вместе с ним. Увидев, что я его заметил, парень показал большой палец и сказал:
– Отличная машина! Если мы загоримся, то непременно вас позовем.
Его взгляд скользнул по забитой патронными упаковками сумке, и я затолкнул ее под сиденье, захлопнув дверь. Затем ответил:
– Из машины удалили все лишнее, так что она умеет только возить и не умеет гасить пожары.
– А жаль! – засмеялся тот, и мужчины с необычными автоматами прошли дальше.
3 июня, воскресенье, утро. Бельгия, Антверпен
Мы были возле Информцентра еще до его открытия, минут за пятнадцать. Дрика собиралась сюда вообще за два часа прийти – я ее еле удержал, убедив в том, что стояние у закрытых дверей нам точно ничем не поможет. Но сейчас уже удерживать не мог, и мы стояли вдвоем, опираясь на загородку и наблюдая за тем, как рыжий усатый буфетчик открывает свой киоск и выгружает туда ящики с напитками, которые привез на чем-то вроде садового мотоблока.
Кроме нас троих, на площадке никого не было. Персонал Информцентра появился почти к самому открытию, причем все подъехали на велосипедах. Женщина с лошадиным лицом узнала нас, поздоровалась, Дрика было рванулась к ней, но та быстро зашла в вагончик и захлопнула дверь за собой.
Начала собираться небольшая очередь, человек пять всего. Все подходили к висящей на стене вагончика штуковине и отрывали вытягивающиеся билетики с номерами. У нас тоже такой был, с черной единичкой, и, когда выглянувший в окно похожий на бухгалтера мужчина крикнул: «Ein!» – мы зашли внутрь.
Женщина с лошадиной дежурной улыбкой открыла папку, достала заполненную Дрикой анкету и прочитала, что написано на небольшом листочке, прикрепленном к ней скрепкой.
– Похоже, что мы не нашли вашу маму, – сказала она. – Есть две женщины со сходными именами, но отличаются даты рождения и адрес проживания до Катастрофы. Вот здесь, на всякий случай, их нынешние координаты. Не могут быть родственницами?
– Нет, не могут, – совершенно убитым голосом сказала Дрика.
– Не отчаивайтесь, – попыталась утешить ее женщина. – Наши базы данных еще очень неполны, в них и половины людей нет. Кстати, я должна внести в нее вас – вы же не значитесь тоже.
Дрика махнула рукой, но женщина настаивала:
– Не следует к этому так относиться. Кто знает, может быть, ваша мама жива и сейчас пытается разыскать вас? А вы тоже не зарегистрированы. Заполните эти формы, пожалуйста. – Она подвинула и к Дрике, и ко мне по паре отпечатанных листов, при этом уже перешла на английский язык.
– Мне не надо, – сказал я, отодвигая анкету. – Я не местный и здесь не задержусь. Никого не ищу, и меня никто не знает. Разберемся с проблемой девочки – и я поеду дальше.
– Как хотите, – пожала она плечами. – Откуда вы?
– Из Москвы.
Ответ ее, против ожидания, не удивил, она лишь сказала:
– Вам очень далеко ехать.
– У меня там семья.
– Удачи.
Дрика заполнила анкету, пообещав обратиться в местный аналог Информцентра в том месте, где она все же устроится, и дать свой новый адрес, и на этом мы распрощались.
Мы встали у киоска на входе, опять взяли по бутылке минеральной воды.
– Куда мне теперь? – спросила девушка, явно растерянная.
Я достал из сумки атлас, раскрыл, прикрывая его собой от свежего ветра, дувшего со стороны Шельды.
– Ну смотри, – сказал я… – Ехать надо в Амстердам через Схипхол, может быть, там что-то удастся узнать. Больше всего на Амстердам надеюсь – там же недалеко до порта было, так?
– Да, так, – подтвердила она.
– Так и начнем тогда.
К нам кто-то подошел, мы обернулись и столкнулись взглядами с улыбающимся парнем – тем самым, с которым беседовали на рынке.
– Извините, что опять вмешался, – сказал он, – но вижу, что вы ищете кого-то?
Смотрел он на Дрику, белозубо улыбаясь. Ну понятен, в общем, мотив такой активности в общении.
– Да, – коротко улыбнулась девушка. – Я маму разыскиваю, но они, – кивок на вагончик Информцентра, – ничего не знают.
– Откуда им все знать? – вроде даже удивился парень. – Много людей живет в меньших коммунах, откуда никто в Информцентр не дает никакой информации. У нас на въезде прямо доска с объявлениями висит, там тысячи людей друг друга ищут. И еще много где так.
– Вы же в Кааге? – поморщив лоб, спросила Дрика. – Я правильно запомнила?
– Правильно! – радостно подтвердил тот и протянул руку, представившись кем-то вроде Димитра.
Понятно, все же Балканы. Дрика представилась в ответ, а я просто протянул руку, почему-то себя не назвав. Не знаю почему – что-то не очень он мне нравился. И это не ревность из-за Дрики, вовсе нет, просто почему-то никогда не доверял людям назойливым, пусть даже и очень дружелюбным. А этот Димитр постоянно рядом оказывается, и в недостатке назойливости его не обвинишь. Как банный лист примерно.
– Вы можете с нами доехать до Каага и там почитать все объявления, – предложил он. – И список людей есть, нас там уже почти две тысячи.
– Мама вряд ли бы оказалась в Кааге – далековато, – усомнилась Дрика.
– Объявления развешивает и те, кто едет в другие коммуны, – возразил Димитр. – Мы сюда тоже целую пачку привезли и развесили – от тех, кто у нас живет. Не видели? Почти у самого КПП на шлюзе. И к нам могли привезти.
– Нет, не обратили внимания, – ответил я. – Посмотрим обязательно.
– А Кааг прямо на пути к Амстердаму, даже крюка делать не надо – почти не потеряете времени. К тому же у нас много людей из Амстердама: люди из города во все стороны бежали.
Я мельком глянул на Дрику и увидел, что она явно загорелась идеей, подкинутой назойливым Димитром. Идея и вправду была разумной – было бы странно, если бы не появились такие доски с объявлениями о розыске близких. Поэтому, несмотря на всю антипатию к «кавалеру», я сказал:
– Дрика, давай тогда заедем, почитаем. Смотри, отсюда в Схипхол ехать не проблема.
– Да, конечно! – радостно согласилась она.
– Мы завтра с утра выезжаем, – сообщил обрадованный Димитр. – Мы стоим в соседнем ряду с вашей пожарной машиной.
– Хорошо.
Димитр ушел в сторону рынка, а мы с Дрикой, оседлав велосипеды, поехали в сторону КПП, где действительно обнаружили стену, почти сплошь оклеенную объявлениями. Их было очень много – сотни, тысячи небольших бумажек, на которых фломастерами, маркерами, карандашами и ручками были написаны имена, адреса, призывы. Это был словно молчаливый и одновременно оглушительный крик отчаяния – последние люди почти мертвой земли надеялись найти живыми тех, с кем потеряли связь. Я видел лицо Дрики, я видел, как она шевелила губами, читая объявление за объявлением, не дочитывала, перебегала с места на место, время от времени сталкиваясь с другими людьми… больно на нее смотреть, если честно. У меня ведь не просто так надежда на то, что моя семья в безопасности: они ведь были в безопасности. А что ждет ее? Семь процентов населения Бельгии. В Голландии немного больше. Сколько? Десять? Пятнадцать? Теперь о чем – о теории вероятности поговорим? Каковы шансы одинокой женщины, художника-реставратора, проживающей в центре старинного и к тому же большого города, пробиться в безопасное место?
– Нет, ничего нет, – вздохнула Дрика.
– Откуда здесь взяться? – вроде бы даже удивился я. – Мы же пока в Бельгии, до Нидерландов еще ехать и ехать.
– Ну да, верно, – кивнула она. – Поехали обратно?
– Да, давай.
Кроме нас троих, на площадке никого не было. Персонал Информцентра появился почти к самому открытию, причем все подъехали на велосипедах. Женщина с лошадиным лицом узнала нас, поздоровалась, Дрика было рванулась к ней, но та быстро зашла в вагончик и захлопнула дверь за собой.
Начала собираться небольшая очередь, человек пять всего. Все подходили к висящей на стене вагончика штуковине и отрывали вытягивающиеся билетики с номерами. У нас тоже такой был, с черной единичкой, и, когда выглянувший в окно похожий на бухгалтера мужчина крикнул: «Ein!» – мы зашли внутрь.
Женщина с лошадиной дежурной улыбкой открыла папку, достала заполненную Дрикой анкету и прочитала, что написано на небольшом листочке, прикрепленном к ней скрепкой.
– Похоже, что мы не нашли вашу маму, – сказала она. – Есть две женщины со сходными именами, но отличаются даты рождения и адрес проживания до Катастрофы. Вот здесь, на всякий случай, их нынешние координаты. Не могут быть родственницами?
– Нет, не могут, – совершенно убитым голосом сказала Дрика.
– Не отчаивайтесь, – попыталась утешить ее женщина. – Наши базы данных еще очень неполны, в них и половины людей нет. Кстати, я должна внести в нее вас – вы же не значитесь тоже.
Дрика махнула рукой, но женщина настаивала:
– Не следует к этому так относиться. Кто знает, может быть, ваша мама жива и сейчас пытается разыскать вас? А вы тоже не зарегистрированы. Заполните эти формы, пожалуйста. – Она подвинула и к Дрике, и ко мне по паре отпечатанных листов, при этом уже перешла на английский язык.
– Мне не надо, – сказал я, отодвигая анкету. – Я не местный и здесь не задержусь. Никого не ищу, и меня никто не знает. Разберемся с проблемой девочки – и я поеду дальше.
– Как хотите, – пожала она плечами. – Откуда вы?
– Из Москвы.
Ответ ее, против ожидания, не удивил, она лишь сказала:
– Вам очень далеко ехать.
– У меня там семья.
– Удачи.
Дрика заполнила анкету, пообещав обратиться в местный аналог Информцентра в том месте, где она все же устроится, и дать свой новый адрес, и на этом мы распрощались.
Мы встали у киоска на входе, опять взяли по бутылке минеральной воды.
– Куда мне теперь? – спросила девушка, явно растерянная.
Я достал из сумки атлас, раскрыл, прикрывая его собой от свежего ветра, дувшего со стороны Шельды.
– Ну смотри, – сказал я… – Ехать надо в Амстердам через Схипхол, может быть, там что-то удастся узнать. Больше всего на Амстердам надеюсь – там же недалеко до порта было, так?
– Да, так, – подтвердила она.
– Так и начнем тогда.
К нам кто-то подошел, мы обернулись и столкнулись взглядами с улыбающимся парнем – тем самым, с которым беседовали на рынке.
– Извините, что опять вмешался, – сказал он, – но вижу, что вы ищете кого-то?
Смотрел он на Дрику, белозубо улыбаясь. Ну понятен, в общем, мотив такой активности в общении.
– Да, – коротко улыбнулась девушка. – Я маму разыскиваю, но они, – кивок на вагончик Информцентра, – ничего не знают.
– Откуда им все знать? – вроде даже удивился парень. – Много людей живет в меньших коммунах, откуда никто в Информцентр не дает никакой информации. У нас на въезде прямо доска с объявлениями висит, там тысячи людей друг друга ищут. И еще много где так.
– Вы же в Кааге? – поморщив лоб, спросила Дрика. – Я правильно запомнила?
– Правильно! – радостно подтвердил тот и протянул руку, представившись кем-то вроде Димитра.
Понятно, все же Балканы. Дрика представилась в ответ, а я просто протянул руку, почему-то себя не назвав. Не знаю почему – что-то не очень он мне нравился. И это не ревность из-за Дрики, вовсе нет, просто почему-то никогда не доверял людям назойливым, пусть даже и очень дружелюбным. А этот Димитр постоянно рядом оказывается, и в недостатке назойливости его не обвинишь. Как банный лист примерно.
– Вы можете с нами доехать до Каага и там почитать все объявления, – предложил он. – И список людей есть, нас там уже почти две тысячи.
– Мама вряд ли бы оказалась в Кааге – далековато, – усомнилась Дрика.
– Объявления развешивает и те, кто едет в другие коммуны, – возразил Димитр. – Мы сюда тоже целую пачку привезли и развесили – от тех, кто у нас живет. Не видели? Почти у самого КПП на шлюзе. И к нам могли привезти.
– Нет, не обратили внимания, – ответил я. – Посмотрим обязательно.
– А Кааг прямо на пути к Амстердаму, даже крюка делать не надо – почти не потеряете времени. К тому же у нас много людей из Амстердама: люди из города во все стороны бежали.
Я мельком глянул на Дрику и увидел, что она явно загорелась идеей, подкинутой назойливым Димитром. Идея и вправду была разумной – было бы странно, если бы не появились такие доски с объявлениями о розыске близких. Поэтому, несмотря на всю антипатию к «кавалеру», я сказал:
– Дрика, давай тогда заедем, почитаем. Смотри, отсюда в Схипхол ехать не проблема.
– Да, конечно! – радостно согласилась она.
– Мы завтра с утра выезжаем, – сообщил обрадованный Димитр. – Мы стоим в соседнем ряду с вашей пожарной машиной.
– Хорошо.
Димитр ушел в сторону рынка, а мы с Дрикой, оседлав велосипеды, поехали в сторону КПП, где действительно обнаружили стену, почти сплошь оклеенную объявлениями. Их было очень много – сотни, тысячи небольших бумажек, на которых фломастерами, маркерами, карандашами и ручками были написаны имена, адреса, призывы. Это был словно молчаливый и одновременно оглушительный крик отчаяния – последние люди почти мертвой земли надеялись найти живыми тех, с кем потеряли связь. Я видел лицо Дрики, я видел, как она шевелила губами, читая объявление за объявлением, не дочитывала, перебегала с места на место, время от времени сталкиваясь с другими людьми… больно на нее смотреть, если честно. У меня ведь не просто так надежда на то, что моя семья в безопасности: они ведь были в безопасности. А что ждет ее? Семь процентов населения Бельгии. В Голландии немного больше. Сколько? Десять? Пятнадцать? Теперь о чем – о теории вероятности поговорим? Каковы шансы одинокой женщины, художника-реставратора, проживающей в центре старинного и к тому же большого города, пробиться в безопасное место?
– Нет, ничего нет, – вздохнула Дрика.
– Откуда здесь взяться? – вроде бы даже удивился я. – Мы же пока в Бельгии, до Нидерландов еще ехать и ехать.
– Ну да, верно, – кивнула она. – Поехали обратно?
– Да, давай.
4 июня, понедельник, утро. Бельгия, Антверпен
Вчера к нам опять зашел Димитр, или как там его правильно, и пригласил Дрику прогуляться. Она заметно обрадовалась приглашению, и я думаю, что не из-за самого признания ее привлекательности незнакомым парнем, а просто потому, что он внушил ей некую надежду на удачный исход наших поисков. Не убеждал ее ни в чем, боже упаси, а просто дал понять и доказал, что еще не все потеряно. И теперь девушка рада была держаться к нему поближе, словно продолжая заряжаться от него этой самой надеждой.
Мне, если честно, отпускать ее не хотелось: недоверие к странному прилипчивому парню никуда не делось, но нормального способа не пустить ее я не знал, да и вообще не мое это дело, я ей не отец. Пошлет меня куда подальше – и будет права.
Сэма визитер, похоже, тоже в восторг не привел. Он лишь сказал, что тот похож на мексиканского наркотрафиканта, и затем уточнил:
– В глазах что-то похожее. Не понравился он мне, да, сэр.
– Мне тоже, – признался и я. – Но здесь место безопасное, насколько я понял, патрули везде, и вообще… времена изменились.
– Верно, – кивнул Сэм, вытирая испачканные машинным маслом руки и закидывая грязную тряпку в инструментальный ящик. – Времена изменились, здесь девочка в безопасности, поэтому я и не сказал ничего. Но мы же поедем дальше вместе?
– Осторожно поедем, – сказал я, поморщившись. – По сути, этот парень прав: стоит заехать и посмотреть. Если все так, как он и сказал, то вполне можно что-то узнать.
– Люди бывают разные в это время, – вздохнул он. – Как узнать заранее, кто там живет?
– Никак, – покачал я головой. – Я пытался вчера вечером зайти в Информбюро, но там мне сказали, что сведений у них мало. Просто люди собрались в безопасном месте, живут. Все.
– Хорошо, если так.
С вечера у меня вообще мандраж начался. Мы впервые приблизились к какой-то «контрольной точке» нашего путешествия. Пусть пока не к моей, но все равно волновался я уже не меньше Дрики, пожалуй. Найдем? Не найдем? Что узнаем? Как все это будет выглядеть? И что, если… даже не знаю, останется она на родине в таком случае или поедет дальше? Что у нее здесь осталось? А что может ждать впереди? Я даже не знаю, что там ждет меня, хоть и верю в то, что у нас все же не так все ужасно, как в Европе.
Дрика пришла обратно, сопровождаемая Димитром. Сказала, что сидели в какой-то местной харчевне и пили пиво, больше и рассказывать нечего. Ну и ладно, обошлось без проблем.
С утра мы были готовы к отъезду. Вернули велосипеды в прокат, официально сдали место на стоянке и остановились на выезде с нее. Вскоре к нам подъехала трехосная полноприводная «скания» армейского оливкового цвета, с лебедкой и кенгурятником. В ней оказалось четверо – двое в кабине, оба возрастом постарше, и двое в кузове – тот самый Димитр и еще один небритый парень, носатый и с выбитым передним зубом. У носатого на голове был черный берет с какой-то непонятной кокардой, а черная полицейская разгрузка была надета поверх кожаной мотоциклетной куртки. Оружие немного удивило – бесшумный «Хеклер-Кох МР5 SD» с толстой трубой глушителя на месте ствола. А что, неплохо, если какое место от мертвецов зачищать, – и внимания не привлечешь, и патрон пистолетный, распространенный.
Димитр ловко выпрыгнул из кузова, подошел к нам, заглянул снизу в кабину.
– Езжайте прямо за нами… связь есть?
Я молча показал ему карманную рацию.
– Четыреста шестой канал, хорошо? – спросил он, постучав по своей, закрепленной на плече.
Я опять, молча же, кивнул.
– Дрика, а вы к нам в кузов не хотите? Веселей будет, – предложил он, заулыбавшись до ушей.
Дрика заметно обрадовалась, но я предостерегающе поднял руку. Они оба – и она, и Димитр – уставились на меня.
– В движении группу не разбиваем, – сказал я, больше адресуясь к «кавалеру». – Доедем – там общайтесь, у нас здесь все роли расписаны.
Тот лишь кивнул, а Дрика заметно расстроилась и даже оскорбилась, но ничего не сказала. Ну и я не сказал: большая уже, сама все понимать должна. Вообще-то к кому другому я бы ее отпустил, к кому-то вроде нашего Майка, что остался в Аризоне и к которому она заглядывала в трейлер в последние ночи, а вот к этому Димитру отпускать не хочется. Я за нее пока ответственность чувствую – хотя бы перед самим собой.
«Жених» забрался в кузов «скании», в котором виднелся еще и небольшой штабель каких-то ящиков, после чего большая зеленая машина тронулась с места. А следом двинула и наша пожарка.
– Далеко ехать? – спросил Сэм, видя, что я перелистываю дорожный атлас.
– Сто пятьдесят примерно, – ответил я, прикинув расстояние. – Быстро доберемся.
Выезжали не через тот КПП, через который приехали сюда. Проскочили контейнерный терминал, затем по туннелю проехали под Шельдой. Затем был остров с огромным нефтехранилищем, вновь тоннель, огромная железнодорожная станция, на которой тоже кипела работа, а уже затем мы выбрались на трассу. Идущая впереди «скания» ускорилась километров до семидесяти в час, ну и мы шли с такой же скоростью, отстав метров на двести. Отстали умышленно – не хотелось все время находиться под наблюдением. Нас пару раз запросили по рации с просьбой подтянуться, но мы просьбу проигнорировали. Просто так, на всякий случай.
– Андре, – окликнула меня сзади Дрика.
– Да? – спросил я, попутно распихивая по разгрузке увесистые кругляки гранат М67.
– Я тебя не поняла, – сказала девушка сухо.
– В смысле? – уточнил я, хотя на самом деле прекрасно понимал, о чем она.
– Дитмир хочет нам помочь, он хороший парень, а ты его просто ненавидишь. – Голос звучал осуждающе. – Так нельзя.
– Как? Как его правильно зовут, ты сказала? – чуть не подскочил я на месте. – Не Димитр?
– Дит-мир, – повторила она по слогам. – Дитмир. Ты даже его имя не соизволил запомнить, а разговариваешь как с врагом. Переводится как «Добрый день», кстати.
– Что переводится?
– Его имя.
– Ага… – Кое-что в голове у меня начало складываться. – А славный юноша Дитмир, «добрый день» который, часом, не рассказал, откуда он приехал? С какого языка оно так поэтично переводится?
– Это здесь при чем? – прищурилась она подозрительно.
– И все же?
Сэм явно прислушивался к разговору, но не вмешивался.
– Какая разница? – Голос звучал возмущенно. – Он из Косова, беженец, он бежал сюда от сербов. Хорошо, что здесь сумел устроиться, там бы его убили и зарыли в какой-нибудь могиле, как тех боснийцев в Сребренице.
Мне почему-то захотелось попросить Сэма остановить машину, вывести Дрику за ухо куда-нибудь в сторонку и там отлупить ремнем. Нагнуть, зажать голову меж колен и хлестать ремнем по тощему заду, до слез и визга, за дурость в тяжелой форме, которая наказуема. Добротную такую, наивную, светлую, чистую европейскую дурость, которой из нее не выбил даже Большой Песец, пробежавшийся по земле.
– Я что-то пропускаю? – спросил Сэм.
– Ты почти угадал, когда сравнивал нашего нового друга с мексиканцем, – ответил я, обернувшись к нему. – Эти «страдальцы» и «беженцы» исключительно для того, чтобы их не убили кровожадные сербы, контролируют почти весь оборот героина в Европе и заодно большую часть проституции. А вот эти вот… – я кивнул за окно, подразумевая сытые европейские страны, зарастившие мозговые извилины добротным бюргерским салом, – относятся к ним как к сироткам. Разрешают приезжать, позволяют оставаться, дают пособия и очень им сочувствуют. Почти даже больше, чем гомикам.
Дрика злобно фыркнула, но ничего не сказала.
– Дрика, еще раз, – обратился я к ней, глядя в злые, как у рассерженного Тигра, глаза. – Эти люди с большой вероятностью – бандиты. Обычные бандиты. И позвали нас с собой они не просто так: такие вообще ничего просто так не делают.
– Ты их не знаешь! – Тонкий палец с обгрызенным ногтем уставился мне в лицо. – Ты даже не разговаривал с ними, а делаешь такие выводы! О незнакомых людях!
– А мне и не надо их знать, – хмыкнул я. – Есть народы с дурными традициями, и албанцы – один из них. У нас в стране есть такие же чеченцы. С ними можно общаться там, где они не могут тебе угрожать, или тогда, когда ты сильнее. Но оставаться с ними наедине просто не стоит, и тем более быть слабее: эти самые традиции могут привести к тому, что тебя ограбят и убьют. Причем произойдет это с очень высокой долей вероятности, если они будут знать, что им за это ничего не будет. А сейчас никому ни за что ничего не будет: мир рухнул!
– Ты неправ, – решительно заявила она. – Ты основываешь свое мнение на предрассудках. Дитмир совершенно нормальный парень, мы с ним даже в одни и те же места ходили.
– В смысле?
– Ну… клубы и все такое, даже общие знакомые есть.
– А зачем он туда ходил? – вдруг спросил Сэм.
– А зачем ходят в клубы? – вопросом на вопрос ответила Дрика.
Сэм пожал плечами, затем сказал:
– Кто за чем, да, сэр. Кто-то идет закинуться таблеткой и танцевать до утра, а кто-то идет эту таблетку продать и посмотреть на прыгающих от нее идиотов.
– Вы… вы… – Дрика не находила слов от возмущения, даже немного заикаться начала. – Как можно быть настолько предубежденными? Настолько нетерпимыми? Как можно обвинять людей без всяких доказательств?
– Я их ни в чем не обвиняю, успокойся, – ответил я. – В чем я их обвинил? Ни в чем. Я просто предупреждаю о том, что от них лучше держаться подальше, на всякий случай. Как тебе, например, такой молодой, красивой и блондинке, не следует оставаться наедине с компанией мусульманских юношей. Просто на всякий случай – чтобы потом не жалеть.
– Ты неправ! – сказала она, опять почти что ткнув меня в лицо пальцем. – Ты неправ, ты оскорбляешь людей недоверием!
– Они не слышат, – сказал я примирительно и показал на едущий далеко впереди грузовик, – вон сколько до них. И я не сужу, я опасаюсь. На всякий случай. И тебе советую.
На этом разговор прервался. Дрика не ответила и сидела теперь мрачнее тучи. Нет, что-то с ней неправильно. То нормальная была всю дорогу, а теперь, стоило добраться до места, дурь из нее полезла как тесто из квашни. Компенсация? Боится узнать страшное про мать и хватается за все, что кажется знакомым и привычным? Может быть, мы ведь с ней пока еще ни разу не ругались, а тут – на тебе… Нехорошо.
Затем «скания» свернула с трассы на второстепенную дорогу, заставив нас насторожиться. В рации послышался голос Дитмира:
– По главным дорогам не проехать, там все забито брошенными машинами. Не отставайте, а то замучаетесь искать проезд.
Сэм искоса глянул на меня, и я кивнул. Все верно, когда я смотрел на карту, то сам понимал: такое шоссе обязано быть забитым. Просто потому что не занятая людьми земля закончилась, один город будет перетекать в другой – здесь ведь даже «природы», как таковой, нет, кроме воды, только распаханные поля или застройки. Не страна, а газон. А ведь нам надо будет еще и проскочить через Роттердам: шоссе идет прямо через центр большого города, мостами зажатое между строениями, – даже представить страшно, что там может твориться. Проедем мы там вообще? Хотя… албанцы как-то проехали, значит, есть путь, в любом случае нам лучше сейчас за ними держаться.
Правда, там еще роттердамский порт есть, и в нем тоже люди… Хотя нам сказали, что база по спасенным и найденным оттуда в Антверпене есть, значит, и смысла нет заезжать. И в любом случае мы мимо не проедем – не получится.
Поля, городки, поля. Что в Испании, что во Франции пустующих земель хватало. Были и леса, были и горы, были и невозделанные поля, но здесь… как китайцы, вот ей-богу, каждый квадратный метр использован. И плотность населения здесь явно зашкаливала: городки и деревни кругом, всегда в поле зрения, нет толком никакой «сельской местности».
Городки были замертвячены, живых людей с момента выезда из Антверпена так и не видели, разве что несколько машин попалось навстречу. Дорогу расчищали – остатки пробок мы видели почти в каждом населенном пункте. Не пусти здесь кто-то умный бульдозеров или чего-то подобного, мы бы вообще никуда не проехали. Тесная страна, прорва машин. И это еще на боковых дорогах – подозреваю, что на трассе вообще жуть что творится.
Рация вновь заговорила голосом Дитмира:
– Приближаемся к Роттердаму, держитесь к нам поближе и ни в коем случае не останавливайтесь.
– Там людей нет? – уточнил я.
– В порту только, и то не везде, – ответил он. – Порт большой, людей мало.
– Я понял, – ответил я и отключился.
Ладно, с нашими проблемами потом разберемся. Даже если у албанцев на уме плохое, то сейчас им шалить невыгодно: место будет очень уж опасным, это и по карте понять можно. Им лучше всего проскочить его без проблем и задержек, не будут они ничего лишнего устраивать.
– Сэм, давай пока к ним поближе, – сказал я.
Сзади, где сидела все это время, надувшись, Дрика, донеслось сердитое фырканье: она пока еще не успокоилась.
Вскоре наше неширокое шоссе влилось в широкую трассу, с обеих сторон замельтешили строения пригородов. Зомби тоже хватало – пусть и не на самой трассе, но вокруг, в поле зрения. Действительно, останавливаться в таком месте никак нельзя, если ты не самоубийца. Много их, очень много.
Чем дальше, тем теснее сдвигались дома, вызывая подсознательный страх того, что дорога вот-вот превратится в затор и мы застрянем среди массы зомби, затем был мост через Маас, с которого хорошо просматривался широко раскинувшийся порт Роттердама. После моста машины понеслись по улицам города – не слишком узким, но и не очень широким. Зомби были везде – замедленные, впавшие в ступор, вяло реагирующие на проносящиеся мимо шумные грузовики. Зрелище здорово давило на нервы: какое-то нелепое сочетание подчеркнуто уютной и обжитой архитектуры этого города с гуляющей по его улицам Смертью.
Пожары. Еще местами что-то продолжало гореть, и множество зданий, мимо которых мы проскакивали, демонстрировали обугленные оконные проемы, закопченные стены и прочие следы гулявших по городу пожаров.
Нет, здесь, где знаки смерти буквально на каждом шагу назойливо лезут в глаза, я оставаться не хочу. Я в Россию – у нас места больше. А не будь России, так в Америку бы вернулся, но здесь никак не хочу жить, категорически.
Снаружи в машину постоянно заносило запахи. Я выразился так потому, что слово «вонь» множественного числа не образует. Вонь гари сменялась вонью мертвечины, мертвечина – забитой канализацией, гниющими отходами, и так до бесконечности. Город был убит и теперь разлагался.
Я опять скосил глаза на мрачно молчащую Дрику, пытаясь понять, о чем она сейчас может думать. Неужели все еще дуется?
Роттердам все никак не заканчивался, границы одного города наползали на границы другого, даже всегда спокойный Сэм, как я видел, заметно волновался. Страшно представить, что будет, если, например, машина сломается в этом рассаднике мертвечины. Даже не хочется представлять, учитывая то, что единственным шансом на спасение будет машина албанцев, а верю я им примерно как цыганам у метро или чуть меньше.
Вроде бы все, вырвались на простор, замельтешили по сторонам компактные голландские поля, окруженные дренажными канавами, – и вновь город, еще один, и опять вокруг мертвяки, и бегущий куда-то кривобокий мутант, из пасти которого свешивалась чья-то обгрызенная грудная клетка – беспорядочный набор поломанных ребер с клочьями свисающей гнилой плоти. Кошмар, Босх, мрак.
Мне, если честно, отпускать ее не хотелось: недоверие к странному прилипчивому парню никуда не делось, но нормального способа не пустить ее я не знал, да и вообще не мое это дело, я ей не отец. Пошлет меня куда подальше – и будет права.
Сэма визитер, похоже, тоже в восторг не привел. Он лишь сказал, что тот похож на мексиканского наркотрафиканта, и затем уточнил:
– В глазах что-то похожее. Не понравился он мне, да, сэр.
– Мне тоже, – признался и я. – Но здесь место безопасное, насколько я понял, патрули везде, и вообще… времена изменились.
– Верно, – кивнул Сэм, вытирая испачканные машинным маслом руки и закидывая грязную тряпку в инструментальный ящик. – Времена изменились, здесь девочка в безопасности, поэтому я и не сказал ничего. Но мы же поедем дальше вместе?
– Осторожно поедем, – сказал я, поморщившись. – По сути, этот парень прав: стоит заехать и посмотреть. Если все так, как он и сказал, то вполне можно что-то узнать.
– Люди бывают разные в это время, – вздохнул он. – Как узнать заранее, кто там живет?
– Никак, – покачал я головой. – Я пытался вчера вечером зайти в Информбюро, но там мне сказали, что сведений у них мало. Просто люди собрались в безопасном месте, живут. Все.
– Хорошо, если так.
С вечера у меня вообще мандраж начался. Мы впервые приблизились к какой-то «контрольной точке» нашего путешествия. Пусть пока не к моей, но все равно волновался я уже не меньше Дрики, пожалуй. Найдем? Не найдем? Что узнаем? Как все это будет выглядеть? И что, если… даже не знаю, останется она на родине в таком случае или поедет дальше? Что у нее здесь осталось? А что может ждать впереди? Я даже не знаю, что там ждет меня, хоть и верю в то, что у нас все же не так все ужасно, как в Европе.
Дрика пришла обратно, сопровождаемая Димитром. Сказала, что сидели в какой-то местной харчевне и пили пиво, больше и рассказывать нечего. Ну и ладно, обошлось без проблем.
С утра мы были готовы к отъезду. Вернули велосипеды в прокат, официально сдали место на стоянке и остановились на выезде с нее. Вскоре к нам подъехала трехосная полноприводная «скания» армейского оливкового цвета, с лебедкой и кенгурятником. В ней оказалось четверо – двое в кабине, оба возрастом постарше, и двое в кузове – тот самый Димитр и еще один небритый парень, носатый и с выбитым передним зубом. У носатого на голове был черный берет с какой-то непонятной кокардой, а черная полицейская разгрузка была надета поверх кожаной мотоциклетной куртки. Оружие немного удивило – бесшумный «Хеклер-Кох МР5 SD» с толстой трубой глушителя на месте ствола. А что, неплохо, если какое место от мертвецов зачищать, – и внимания не привлечешь, и патрон пистолетный, распространенный.
Димитр ловко выпрыгнул из кузова, подошел к нам, заглянул снизу в кабину.
– Езжайте прямо за нами… связь есть?
Я молча показал ему карманную рацию.
– Четыреста шестой канал, хорошо? – спросил он, постучав по своей, закрепленной на плече.
Я опять, молча же, кивнул.
– Дрика, а вы к нам в кузов не хотите? Веселей будет, – предложил он, заулыбавшись до ушей.
Дрика заметно обрадовалась, но я предостерегающе поднял руку. Они оба – и она, и Димитр – уставились на меня.
– В движении группу не разбиваем, – сказал я, больше адресуясь к «кавалеру». – Доедем – там общайтесь, у нас здесь все роли расписаны.
Тот лишь кивнул, а Дрика заметно расстроилась и даже оскорбилась, но ничего не сказала. Ну и я не сказал: большая уже, сама все понимать должна. Вообще-то к кому другому я бы ее отпустил, к кому-то вроде нашего Майка, что остался в Аризоне и к которому она заглядывала в трейлер в последние ночи, а вот к этому Димитру отпускать не хочется. Я за нее пока ответственность чувствую – хотя бы перед самим собой.
«Жених» забрался в кузов «скании», в котором виднелся еще и небольшой штабель каких-то ящиков, после чего большая зеленая машина тронулась с места. А следом двинула и наша пожарка.
– Далеко ехать? – спросил Сэм, видя, что я перелистываю дорожный атлас.
– Сто пятьдесят примерно, – ответил я, прикинув расстояние. – Быстро доберемся.
Выезжали не через тот КПП, через который приехали сюда. Проскочили контейнерный терминал, затем по туннелю проехали под Шельдой. Затем был остров с огромным нефтехранилищем, вновь тоннель, огромная железнодорожная станция, на которой тоже кипела работа, а уже затем мы выбрались на трассу. Идущая впереди «скания» ускорилась километров до семидесяти в час, ну и мы шли с такой же скоростью, отстав метров на двести. Отстали умышленно – не хотелось все время находиться под наблюдением. Нас пару раз запросили по рации с просьбой подтянуться, но мы просьбу проигнорировали. Просто так, на всякий случай.
– Андре, – окликнула меня сзади Дрика.
– Да? – спросил я, попутно распихивая по разгрузке увесистые кругляки гранат М67.
– Я тебя не поняла, – сказала девушка сухо.
– В смысле? – уточнил я, хотя на самом деле прекрасно понимал, о чем она.
– Дитмир хочет нам помочь, он хороший парень, а ты его просто ненавидишь. – Голос звучал осуждающе. – Так нельзя.
– Как? Как его правильно зовут, ты сказала? – чуть не подскочил я на месте. – Не Димитр?
– Дит-мир, – повторила она по слогам. – Дитмир. Ты даже его имя не соизволил запомнить, а разговариваешь как с врагом. Переводится как «Добрый день», кстати.
– Что переводится?
– Его имя.
– Ага… – Кое-что в голове у меня начало складываться. – А славный юноша Дитмир, «добрый день» который, часом, не рассказал, откуда он приехал? С какого языка оно так поэтично переводится?
– Это здесь при чем? – прищурилась она подозрительно.
– И все же?
Сэм явно прислушивался к разговору, но не вмешивался.
– Какая разница? – Голос звучал возмущенно. – Он из Косова, беженец, он бежал сюда от сербов. Хорошо, что здесь сумел устроиться, там бы его убили и зарыли в какой-нибудь могиле, как тех боснийцев в Сребренице.
Мне почему-то захотелось попросить Сэма остановить машину, вывести Дрику за ухо куда-нибудь в сторонку и там отлупить ремнем. Нагнуть, зажать голову меж колен и хлестать ремнем по тощему заду, до слез и визга, за дурость в тяжелой форме, которая наказуема. Добротную такую, наивную, светлую, чистую европейскую дурость, которой из нее не выбил даже Большой Песец, пробежавшийся по земле.
– Я что-то пропускаю? – спросил Сэм.
– Ты почти угадал, когда сравнивал нашего нового друга с мексиканцем, – ответил я, обернувшись к нему. – Эти «страдальцы» и «беженцы» исключительно для того, чтобы их не убили кровожадные сербы, контролируют почти весь оборот героина в Европе и заодно большую часть проституции. А вот эти вот… – я кивнул за окно, подразумевая сытые европейские страны, зарастившие мозговые извилины добротным бюргерским салом, – относятся к ним как к сироткам. Разрешают приезжать, позволяют оставаться, дают пособия и очень им сочувствуют. Почти даже больше, чем гомикам.
Дрика злобно фыркнула, но ничего не сказала.
– Дрика, еще раз, – обратился я к ней, глядя в злые, как у рассерженного Тигра, глаза. – Эти люди с большой вероятностью – бандиты. Обычные бандиты. И позвали нас с собой они не просто так: такие вообще ничего просто так не делают.
– Ты их не знаешь! – Тонкий палец с обгрызенным ногтем уставился мне в лицо. – Ты даже не разговаривал с ними, а делаешь такие выводы! О незнакомых людях!
– А мне и не надо их знать, – хмыкнул я. – Есть народы с дурными традициями, и албанцы – один из них. У нас в стране есть такие же чеченцы. С ними можно общаться там, где они не могут тебе угрожать, или тогда, когда ты сильнее. Но оставаться с ними наедине просто не стоит, и тем более быть слабее: эти самые традиции могут привести к тому, что тебя ограбят и убьют. Причем произойдет это с очень высокой долей вероятности, если они будут знать, что им за это ничего не будет. А сейчас никому ни за что ничего не будет: мир рухнул!
– Ты неправ, – решительно заявила она. – Ты основываешь свое мнение на предрассудках. Дитмир совершенно нормальный парень, мы с ним даже в одни и те же места ходили.
– В смысле?
– Ну… клубы и все такое, даже общие знакомые есть.
– А зачем он туда ходил? – вдруг спросил Сэм.
– А зачем ходят в клубы? – вопросом на вопрос ответила Дрика.
Сэм пожал плечами, затем сказал:
– Кто за чем, да, сэр. Кто-то идет закинуться таблеткой и танцевать до утра, а кто-то идет эту таблетку продать и посмотреть на прыгающих от нее идиотов.
– Вы… вы… – Дрика не находила слов от возмущения, даже немного заикаться начала. – Как можно быть настолько предубежденными? Настолько нетерпимыми? Как можно обвинять людей без всяких доказательств?
– Я их ни в чем не обвиняю, успокойся, – ответил я. – В чем я их обвинил? Ни в чем. Я просто предупреждаю о том, что от них лучше держаться подальше, на всякий случай. Как тебе, например, такой молодой, красивой и блондинке, не следует оставаться наедине с компанией мусульманских юношей. Просто на всякий случай – чтобы потом не жалеть.
– Ты неправ! – сказала она, опять почти что ткнув меня в лицо пальцем. – Ты неправ, ты оскорбляешь людей недоверием!
– Они не слышат, – сказал я примирительно и показал на едущий далеко впереди грузовик, – вон сколько до них. И я не сужу, я опасаюсь. На всякий случай. И тебе советую.
На этом разговор прервался. Дрика не ответила и сидела теперь мрачнее тучи. Нет, что-то с ней неправильно. То нормальная была всю дорогу, а теперь, стоило добраться до места, дурь из нее полезла как тесто из квашни. Компенсация? Боится узнать страшное про мать и хватается за все, что кажется знакомым и привычным? Может быть, мы ведь с ней пока еще ни разу не ругались, а тут – на тебе… Нехорошо.
Затем «скания» свернула с трассы на второстепенную дорогу, заставив нас насторожиться. В рации послышался голос Дитмира:
– По главным дорогам не проехать, там все забито брошенными машинами. Не отставайте, а то замучаетесь искать проезд.
Сэм искоса глянул на меня, и я кивнул. Все верно, когда я смотрел на карту, то сам понимал: такое шоссе обязано быть забитым. Просто потому что не занятая людьми земля закончилась, один город будет перетекать в другой – здесь ведь даже «природы», как таковой, нет, кроме воды, только распаханные поля или застройки. Не страна, а газон. А ведь нам надо будет еще и проскочить через Роттердам: шоссе идет прямо через центр большого города, мостами зажатое между строениями, – даже представить страшно, что там может твориться. Проедем мы там вообще? Хотя… албанцы как-то проехали, значит, есть путь, в любом случае нам лучше сейчас за ними держаться.
Правда, там еще роттердамский порт есть, и в нем тоже люди… Хотя нам сказали, что база по спасенным и найденным оттуда в Антверпене есть, значит, и смысла нет заезжать. И в любом случае мы мимо не проедем – не получится.
Поля, городки, поля. Что в Испании, что во Франции пустующих земель хватало. Были и леса, были и горы, были и невозделанные поля, но здесь… как китайцы, вот ей-богу, каждый квадратный метр использован. И плотность населения здесь явно зашкаливала: городки и деревни кругом, всегда в поле зрения, нет толком никакой «сельской местности».
Городки были замертвячены, живых людей с момента выезда из Антверпена так и не видели, разве что несколько машин попалось навстречу. Дорогу расчищали – остатки пробок мы видели почти в каждом населенном пункте. Не пусти здесь кто-то умный бульдозеров или чего-то подобного, мы бы вообще никуда не проехали. Тесная страна, прорва машин. И это еще на боковых дорогах – подозреваю, что на трассе вообще жуть что творится.
Рация вновь заговорила голосом Дитмира:
– Приближаемся к Роттердаму, держитесь к нам поближе и ни в коем случае не останавливайтесь.
– Там людей нет? – уточнил я.
– В порту только, и то не везде, – ответил он. – Порт большой, людей мало.
– Я понял, – ответил я и отключился.
Ладно, с нашими проблемами потом разберемся. Даже если у албанцев на уме плохое, то сейчас им шалить невыгодно: место будет очень уж опасным, это и по карте понять можно. Им лучше всего проскочить его без проблем и задержек, не будут они ничего лишнего устраивать.
– Сэм, давай пока к ним поближе, – сказал я.
Сзади, где сидела все это время, надувшись, Дрика, донеслось сердитое фырканье: она пока еще не успокоилась.
Вскоре наше неширокое шоссе влилось в широкую трассу, с обеих сторон замельтешили строения пригородов. Зомби тоже хватало – пусть и не на самой трассе, но вокруг, в поле зрения. Действительно, останавливаться в таком месте никак нельзя, если ты не самоубийца. Много их, очень много.
Чем дальше, тем теснее сдвигались дома, вызывая подсознательный страх того, что дорога вот-вот превратится в затор и мы застрянем среди массы зомби, затем был мост через Маас, с которого хорошо просматривался широко раскинувшийся порт Роттердама. После моста машины понеслись по улицам города – не слишком узким, но и не очень широким. Зомби были везде – замедленные, впавшие в ступор, вяло реагирующие на проносящиеся мимо шумные грузовики. Зрелище здорово давило на нервы: какое-то нелепое сочетание подчеркнуто уютной и обжитой архитектуры этого города с гуляющей по его улицам Смертью.
Пожары. Еще местами что-то продолжало гореть, и множество зданий, мимо которых мы проскакивали, демонстрировали обугленные оконные проемы, закопченные стены и прочие следы гулявших по городу пожаров.
Нет, здесь, где знаки смерти буквально на каждом шагу назойливо лезут в глаза, я оставаться не хочу. Я в Россию – у нас места больше. А не будь России, так в Америку бы вернулся, но здесь никак не хочу жить, категорически.
Снаружи в машину постоянно заносило запахи. Я выразился так потому, что слово «вонь» множественного числа не образует. Вонь гари сменялась вонью мертвечины, мертвечина – забитой канализацией, гниющими отходами, и так до бесконечности. Город был убит и теперь разлагался.
Я опять скосил глаза на мрачно молчащую Дрику, пытаясь понять, о чем она сейчас может думать. Неужели все еще дуется?
Роттердам все никак не заканчивался, границы одного города наползали на границы другого, даже всегда спокойный Сэм, как я видел, заметно волновался. Страшно представить, что будет, если, например, машина сломается в этом рассаднике мертвечины. Даже не хочется представлять, учитывая то, что единственным шансом на спасение будет машина албанцев, а верю я им примерно как цыганам у метро или чуть меньше.
Вроде бы все, вырвались на простор, замельтешили по сторонам компактные голландские поля, окруженные дренажными канавами, – и вновь город, еще один, и опять вокруг мертвяки, и бегущий куда-то кривобокий мутант, из пасти которого свешивалась чья-то обгрызенная грудная клетка – беспорядочный набор поломанных ребер с клочьями свисающей гнилой плоти. Кошмар, Босх, мрак.