"Сидя на красивом холме..."
И скис... скис... кис-кисс...
Меня куда-то несли, везли, тащили, волокли, как тюк, мешок, ящик с паклей, ватой, дерьмом; катали-переворачивали разноцветные люди с разнокалиберными целями; тени-пятна лиц, блики-выкрики волос. Вместо нашатыря меня пробуждали плясками белых халатов: хо-о-шень-ки-э де-э-воч-ки в бее-ээнь-ких хаа-ти-ках. Их разогнал неприятно-сердитый бас, заполнив пространство, жидкое, как кисель без крахмала: "Приходит в себя!" Ба-шой шут-ник по-па-ася. Кто при-ходит в меня? Лицо: Сиби, Кесс, Милена. Зачем-почему она?
Болезненный укол в руку, фиксированно-горизонтальное положение тела - отдых...
Я спал-спал-спал... Знал, что сплю и не беспокоился. Лишь напевал: "Баю-бай, спи до тех пор, пока не проснешься..."
Нежданный гость: меня посетило солнце! Привет! Но глаза открылись нехотя. Задрапированные окна сдерживали напор света, но крохотная щелка-точка пропускала луч, выстреливая в глаза. Мучала жажда, как с похмелья. И общая слабость - головокружение с примесью желудочного дискомфорта. Я повернул голову к стене, прошуршал волосами о накрахмаленное одеяние подушки. "Человек свалился в реку, помогите..." Ого! Куда меня занесло!
Фотообои ласкали видом берега Лазурного Моря - нежнобелый песок, ананасовые пальмы, банановая трава, баранчики волн. Девочки, играющие в прибрежной воде. Девушки, бронзовеющие на поцелуе океана и суши. Знакомый пляж. Знакомая комната. Я влез - когда-то - по водосточной трубе, надеясь позагорать в постели, всю ночь, с хозяйкой дома, Принцессой. Миленой. Но она оказалась проворнее и хитрее, чем я. Смешно вспоминать прошлое, связанное с неудачными любовными попытками. Ага! Радостная весть - если я могу смеяться - я жив, что само по себе приятно, без приправы.
Познать край постели, как вчера и позавчера не удалось: слабость, черт побери! Значит, я смеялся не в открытое пространство, а над собой. Веселость прокисла, оборотившись кефирной грустью. Хотелось написать трагикомедию на шестистах страницах для театра Миражей. Я еще раз попытался выбраться, но не смог сесть - а так хотелось покинуть вязкую мягкотелость перины. Действительно, братец кролик, ослабел ты за сутки. Полежав на пляже, я вернулся в комнату, уставился в дверь с богатой резной отделкой. За ее скрупулезно-отточенным хребтом, в соседней комнате, кто-то шуршал, скрипел, позвякивал - шумовые эффекты сопровождались мелодичным посапыванием, скорее всего, тихим женским пением. Милена дома петь не станет, значит...
- Эгей! - крикнул я, как заправский конюх, жаль седла подо мной нет. - Помираю от тоски и обезвоживания! - и задышал, высунув язык, как после скачек.
Дверь тяжело повернулась в мою сторону, откликнувшись на мой взвыв стуком каблучков: вошла миловидная девушка-прислуга, я следил за ее появлением сквозь неплотно сомкнутые веки.
- Кто ты? - спросил я и открыл глаза.
- Здравствуйте, Владислав, - тихо сказала она и поклонилась. Ну и выучка! А что вы хотите: Берлога Мэтра Города!
- Как тебя зовут?
- Меня зовут Лика, - сообщило нежноголосое существо, погруженное в километры белорозовых лент, рюшечек и оборок, даже на мягких туфлях крепились прозрачнотканные искуственпые розочки.
- Я служу...
- Не надо, не объясняй! - взмолился я. Может, прерывать рассказ не слишком вежливо, но выслушивать слова благодарности в адрес "Добрейшего Мэтра Города и Дочери Его" - ну уж дудки! - Не сердись! Лучше объясни, как я сюда попал?
- Мэтр Города, Его Дочь Милена, Их Родственники - присутствовали на концерте...
- Вот как?! - изумился я, чуть было не вскочив с постели. Год назад они обходили Шпорт-халле стороной. - Обитатели Этого Дома посетили рок-концерт!
- Да-да, - засуетилась Лика. - Когда они узнали, что Вы вернулись и будете выступать, то заказали билеты. Даже для прислуги. Бони возил нас на автобусе...
Она покачала головой, сжав щеки ладонями:
- Мы так Вам благодарны, В. В.! Ох, извините, я Вас так назвала... - и тут же, в испуге закрыв ладонью рот, округлив глаза, зашептала: - Извините, Владислав, я забыла...
- Что случилось? - я зашевелился, скрипя простынями, правой рукой судорожно ощупывая лицо, шею, гладкие щеки и подбородок - больного уже побрили!
- О, простите, я напугала Вас...
- Да, - сознался я.
- Забыла спросить, как Вы себя чувствуете?
- Местами не чувствую. И слабость, - вздохнул я. - Принеси попить, хорошо?
- Конечно-конечно, - засуетилось существо - ленты и ленточки обесценивали женственность, придавали Лике оттенки среднего рода - и, стуча каблуками, выбежало из комнаты. Секундой позже она вернулась с подносом и кувшином. На серебряном подносе стоял один - но хруста.и.ныи стакян. Для меня. Я выпил залпом два стакана апельсинового сока, а Лика стояла рядом, почти по стойке ""Смир-но!". Я заглатывал сок, раздумывая о порядках Дома Мэтра Города. Почему Лика носит мягкие туфли с каблуками? Специально пришили? Чтобы не подслушивала?
Скрипнула дверь, Лика аж вздрогнула. Я отдал ей стакан, и она быстро ретировалась в другую комнату...
В дверях красовалась Принцесса Милена - умеет появляться тихо и незаметно, как послеполуденная тень, как навязчивый призрак угрызений совести. Но сейчас она появилась "со скрипом". С чем ты явилась, любовь моя безрадостная?
Прр-фи Нцесса быстро пересекла пляжную комнату, подошла к моему лежаку и села, да не на стул, а на постель, на белоснежность простыней - Чудо! Она - Милена - Дочь Мэтра Города, никогда себе не позволявшая подобного! Наверное, это ее первый антиобщественный поступок за всю жизнь! Если, конечно, его можно возвести в ранг нарушения правопорядка.
О, Святой Постинор, Бог Прогресса! *
Милена осторожно опустилась на край постели, улыбнулась, вполне искренне, положила на мой лоб изысканно-аристократическую ладонь - холодные замшевые пальцы из змеиной кожи.
- Как ты себя чувствуешь? - спросила она.
- Местами не чувствую. И слабость, - стандартно ответил я, другое не придумывалось. И закрыл глаза. Милена тут же очертила изгиб моих бровей тонким пальцем-указкой.
- Понимаешь, Влад, отец, тетя, я... - Милена запнулась, подбирая слова - обычно они готовы заранее - улыбнулась. Как нежно! Мне? Оглянуться? Зачем - двое нас.
* Постинор - одноразовое нероральное контрацептивное средство.
- Ты так пел! Даже предположить не могла, что человек может так петь! Ты - смог! Отец, тетя, я... что-то надломилось внутри, перевернулось, где-то здесь, - она приподняла мою ладонь, приложила к своей груди, - да. Здесь. Задрожало, закачалось и перевернулось, - Милена вздохнула, убрала свою руку с моей, но мою ладонь с груди не отлепила. А дальше прошептала такое... - Влад, милый, раздень меня, я хочу к тебе...
Я отдернул руку, обожженную ее грудью, спрятал под одеялом. Собрать волю в кулак, напрячься и проснуться: видеосон с Миленой в главной роли мне не пережить!
- Я хочу лечь к тебе, - шептала Милена. Мои руки, змеипредатели, выползли из-под одеяла, обняли Принцессу за талию. Я открывал-закрывал глаза, но видение не исчезало... Это ж надо, до чего дошла техника! Милена - исполнительница главной роли в соблазн-фильме! Не могу не подыграть ей - сны и мечты требуют взаимного напряжения.
- Ты же знаешь, - возбудилгя я, растекаясь по простыням, - что уже четвертый год только о том и мечтаю.
- Все смеешься? - спросила она, блеснув глазами, но тут же стерла улыбкой прошлосекундную резкость - перезаписала эпизод. И не рассердилась, как написано в сценарии.
- Влад, я серьезно...
- Я тоже... - мрмяу...
Принцесса Милена, не дожидаясь утвердительно-однозначного ответа, как обещала, начала растегивать пуговицы блузки: одну, вторую, третью. Милена играла роль, я не сомневался, но сопротивление бессмысленно. Прежде всего она - гипнотизерпрофессионал - очаровала меня. обг.чдннжила. отключила от розетки общечеловеческого напряжения течения и отсчета времени, от моего собственного настоящего и будущего. И, приковав мое внимание к последней, роковой пуговице, подключила к изнаночной поверхности супердорогих штор. Я понял, еще миг и мне хана. Однажды Принцесса уже испытывала на мне это зелье - подействовало - даже с учетом того, что последняя пуговка осталась запретным плодом... Парень, а ведь зелье на том и действует, что ты бегаешь несколько лет, теша себя надеждой заглянуть за ткань под последней пу...
- Я хочу от тебя ребенка... - ее волосы накрыли мое лицо, я почувствовал вкус ее губ - розовое масло. Приторно-розовое масло, по десяти миллионов за баррель.
- А Папенька? - спросил я, улоьив момент и глоток воздуха, облизнув губы и усы. Их, временно, оставили в покое, сместив акцент военных действий волшебных губ на левую щеку, подбородок, шею и ниже...
- Он не станет возражать, - прошептали мягкие теплые уста, расположившиеся на моей груди, - он согласен, чтобы мы поженились...
- Аа-а... - прохрипел я, одновременно довольный и разочарованный - зверь, загнанный в ловушку... Меня обцеловывает девушка, которую я люблю больше жизни, а мне противно. И за себя, и за нее. Слава Богу, что противно... И еще, Влад, ты уверен, что любишь? Может все в прошлом - любил?
- Мы поженимся и уедем - далеко-далеко, станем жить в небольшом уютном домике, будем наслаждаться друг другом, воспитывать детей... Мы обязательно Будем Счастливы всю оставшуюся жизнь! Ты же знаешь, нам не о чем беспокоиться и волноваться, - Милена откинула волосы на спину, потянулась и распахнула блузку... приколола меня к своей груди, как бабочку к мягкой подстилке из коллекции сушеных насекомых. Принцесса разрезала-таки ленту выставки - лучшее полотно года - натюрморт куполообразных грудей, розовых нецелованных еще сосков, мною, по крайней мере... Нет! Я не кот и не бабочка - я задыхался от бессильной злобы дикого пса, которого подманили муляжной костью и посадили на цепь. "Барсик, Служи!" Или Бобик. Или Владик. Принцесса может посадить на цепь любого зверя... А зверь? Хватит ли сил вырваться?
"Если не хватит мне сил доползти,
Я их займу у лесных моих братьев..."
- Что? - спросила Милена и, как лохматая домашняя болонка редкой породы - единственный экземпляр на континенте - склонила на бок голову, насторожившись: я-жду-отве-та. Н-ну!
Ответа не последовало: нас прервала дверь, расщедрившаяся на несколько торопливых подстукиваний, но не с наружной стороны, как принято у людей, а с внутренней, как принято у Хозяина.
- Ты здесь, Милэ, - промонотонил Мэтр Города сквозь могучие породистые брови, расплылся улыбкой, застыл - от уха до уха Само Обаяние голосуйте за кандидатов Откакойхотитемоейпартии!
- Как вы себя чувствуете, Владислав? - спросил он.
- Спасибо, лучше. Местами подъем настроения...
Мэтр Города обратился ко мне, не отреагировав на явную наготу Дочери! Милена сморщила носик, фыркнула, нехотя сомкнула блузку двумя пальцами, но с кровати не встала, даже не повернулась к Папеньке - ждет-не дождется, когда он покинет "скромный приют влюбленных", и продолжит хищничество. У меня появилась передышка, а значит - шанс.
Хозяин дважды, против заведенных правил Дома и течения общественной жизни, вшагнул в комнату. Остановился. Надо отдать ему должное - хорош! Истинный Светский СуперЛайон! Стоит возле полуголой дочурки, равнодушно ее не замечая. А та, при живом-то отце, пытается отдаться первому встречному.
- Значит, вам лучше, - заверил меня Мэтр Города.
- Спасибо, - сипло-слабо ответил я, выдавливая звуки. Моя рука приподнялась и... безвольно упала на простыню. - О... простите, я еща слаб...
- Ну, отдыхайте, - разрешил Наш Самый Щедрый Горожанин, трижды вышагнул спиной, извернулся, - Милэ, - напомнил он, доктора сказали, что Владиславу нужен покой... - и выплыл, растворившись за шелковыми водорослями Дома.
Принцесса изящно опустила руку-скрепочку, начав второе действие, напомнив, кто в замке король. Король, Принцесса и Придворный Трубадур.
Я смотрел не нее сквозь щели глаз и не верил ей! Чего Она добивается?
- Устал, Мила, - тихо сказал я, сжимая веки. Еще секунда и решетчатые ворота западни навсегда захлопнутся за моей спиной.
- Конечно, - согласилась Принцесса. Кровать услужливо скрипнула, приподняла ее. - Я приду позже...
Минут двадцать я наблюдал за детьми, купающимися в Лазурном море, после чего вздохнул с облегчением - вырвался... Теперь можно попробовать и подняться... Получилось. Я намотал на бедра простыню, прокрался вдоль кустов и пальм, пряча себя от купальщиков, чтобы не напугать детей мертвецки белой шкурой моего тела. Дверь была плотно закрыта, символизируя конкретный запрет на выход из дома. Спасительно холодная пасть тигра - ручка двери - вернула уверенность, поддалась.
- Лика, - позвал я.
Девушка-в-рюшечках выронила тряпку, вскрикнула.
- Тихо... - зашипел я, - иди ко мне.
- Вы не одеты... - зарделась она, не сдвинулась с места.
- Вот одежда-то мне и нужна.
- Одежда? - переспросила Лика, забуксовав на середине перегона Тряпочка-на-Полу - Владислав В.
- Да-да, черт побери! Штанцы, рубаха, тапочки. Только без каблуков. Не в простыне же мне ходить!
- А? Ага, конечно.
- Тогда подбери на свой вкус и притащи, что найдешь.
- Я... я не знаю... вам лежать надо, - вспомнила Лика.
- Мне убираться отсюда надо. И чем скорее, тем лучше. Иначе от меня останется один футляр.
"Всех вас вместе соберу, если на чужбине
я случайно не помру от своей латыни..."
Музыка послышалась после того, как выключили мотор старого загнанного грузовика. Вернула к жизни, напомнив, что существует мир за стенами крепости Мэтра Города, что в нем живут люди, которым н нужен.
- Кто это?
- Бони - племянник тетушки Марты, поварихи.
- Приехал на обед? - спросил я.
- Почему на обед? - удивилась Лика. - После работы.
- Время... - вытаращился я, схватил девушку за руку, сколько теперь времени... - голос задрожал.
- Начало шестого. Ой! - и она поняла.
- Концерт не отменили?
- Кажется, нет. Я ничего об этом не слышала.
- Бони музыку любит?
Лика кивнула.
- Тогда зови его сюда...
С большим трудом, преодолевая слабость, я натянул футболку и джинсы - Бони предпочитал одежду на несколько номеров меньше моей. С обувью пошло легче - дамские тапочки подмялись, но на ногах прижились.
Лика распахнула шторы, я рванул на себя створки резных окон с ручками-гривами львов. Или Мэтров Города?
Шторы замахали крыльями, ветер наполнил комнату - свежий воздух незнакомых голосов нежно перебирал струны и-мо-ей-жиз-ни-то-же, позвал за собой на свободу, поднял на подоконник, как пушинку. Я смотрел вниз, на асфальт, дальше - на ровные газоны для гольфа, на розовые кусты, теплицы, фруктовые деревья. Мотор кашлянул, тоскливо заскрипела резина колес, раскачиваясь, они оттолкнулись от земли: Бони подогнал грузовик под самое окно: в кузове лежали тюки с чем-то мягким.
- Может, с нами? - в третий раз спросил я. Лика отрицательно покачала головой. - Выкрутишься? Она кивнула. - Ну, тогда, "гардины, картины, картонки и хорошенькие девчонки" прощай! - я прыгнул вниз, приземлился, подвернув ногу... В окне улыбалось по-детски приятное личико Лики.
- Гони! - крикнул я, заколошматил по кабине. Грузовик сорвался с места, унося от Дома Принцессы Милены.
А она уже наполнила окно своими роскошными волосами, щедро раздавая взгляды: злобно-напряженный прищур для Лики, язвительно-ухмыляющаяся улыбка в мой адрес. Она уверена в себе, во всесилии денег, в вопиющей неотразимости своей волшебной красоты. Она не бросится в погоню, так как считает судьба Влада В. - предрешена. Если ему хочется малость побеситься - пусть бесится. Принцесса выждет момент и нанесет решающий удар. Все-рав-но-е-му-не-вы-кру-тить-ся.
Посмотрим, кто кого, дорогая моя, любимая до ненависти Принцесса Милена. Если и не сегодня, так завтра. Или чуть позже. Я все равно убегу от тебя. Вопрос в другом: почему Мэтр Города и Дочь Его так вцепились в тебя, Влад? Они готовы на любые жертвы, лишь бы ты заткнулся. Неужели ты представляешь для них опасность? Выходит - представляешь.
Грузовик качнуло, я ударился головой о кабину...
- А-а-а... - голова наполнилась болью, душа отвращением, сердце защемило. А-а-аа... - я все вспомнил. Амнезия следствие. Я победил его, убежал от беспамятства, вырвался из его сетей, спрыгнув с подоконника. А-аа-аа... - как больно, как тошно. Сбежал. Сейчас - от Милены. Год назад - к Милене, но от всех друзей. Сбежал - значит предал. Всех одним махом. И себя, и "Континуум", и ждущих в Зале. Предал - лишил себя прошлого, заполучив гарантированное беспамятство. Ээ, Влад-Влад, позарился на Принцессу, как Истан-дурак! Знаешь ведь, что каждый должен брать то, что ему по зубам! И не стучаться в запертые ворота. Понял теперь, почему все так знакомо? Долго же ты рассматривал себя в зеркале, прохаживаясь взад-вперед, поглядывая на отражение и удивленно восклицая: "И кто это там такой?"
Грузовик затормозил, откатившись от Дома на несколько километров. Бони пригласил к себе в кабину, я пристроился на рулоне ваты, заменявшем выломанное сидение, поджав под себя ноги.
- Успеем? - спросил я.
- Сделаем, - улыбнулся Бони и подмигнул. - Я этот рыдван подобрал на свалке, подкрутил, подмазал - пока бегает.
- Отличный грузовик. Главное - своевременный.
- Да ты не беспокойся, Влад, не опаздаем.
Сказать ему, что я не Влад? Зачем? Он, наверное, сам все знает. Да и нельзя мне пользоваться чужой славой, пусть своей-быв-шей. Надо завоевывать новую. И доказывать, что ты чегото да стоишь. Каждый день доказывать.
Бони достал из кармана десяток фотографий, сунул их мне:
- Подпиши. Я свое дело знаю, Влад. А ты - свое. Главное ной, еще - фотографии подписывай, а мы тебя возить будем! и он, приподняв над баранкой руки, сжал кулаки.
- Прежде всего, вы меня угробите.
- Не угробим, - рассмеялся Бони, - и не опаздаем, ехать осталось минут двадцать. Так что, пока я смотрю вперед, отдохни, что-то ты неважно выглядишь. А вечером отдохну я, когда ты...
- Спасибо, - я вернул Бони фотографии, - хочу спросить, вот только как... - Зачем я вам нужен? Лично тебе, зачем?
- Зачем... - задумался Бони, - ты сидишь один, на сцене, поешь о нас, о себе... ты внушаешь надежду...
- Надежду? Но я пугаю войнами и экологическими кризисами. Или, я пытаюсь разобраться сам, помочь разобраться другим?
- Да спи ты... - буркнул Бони.
Новый день, старый сон: ледяные скалы уже заждались моей песни-рассказа. Жизнь на материке. Несколько минут они слушали, начали подпевать, позванивая колокольчиками и таять...
Эй, льды, так был я среди вас?
Бони присвистнул - я проснулся, протер глаза, успев поймать в поле зрения мотоцикл, перебежавший дорогу нашему грузовику. Кости и мышцы ломило, но я улыбался, предчувствуя счастливую возможность говорить вслух. Я скажу, даже если меня поймет один из десяти.
Бони заглушил мотор метров за сто до въезда на площадь: дорогу перекрыли полицейские. Бони схитрил, остановившись у одной из таких мундирных групп - молодой усатый лейтенант, судя по эмблеме на рукаве - выпускник городского училища, узнал меня, отсалютовал, попытался помочь вылезти из кабины. В итоге я просто вывалился ему на руки. Он сопроводил меня и Бони к служебному входу.
Площадь перед Шпорт-халле, как и вчера, бурлила все теми же разноцветными масс-потоками: крики, визг, хохот - шум. Особенно шумно меня приветствовали группа панкующих юнцов, одетых так же вызывающе, как и я - другое дело, никто из них не мог похвастаться такими же тапочками.
Лейтенант, открыв дверь, с рук на руки сдал меня полицейским внутреннего контроля, шепнул:
- У меня в Зале жена... она боится родов... очень боится, у ее старшей сестры родился мертвый ребенок... теперь и она ждет того же... Спой для нее так, чтобы страх ушел, хорошо?
Я кивнул. Я постараюсь помочь всем, кто пришел со своими бедами и тревогами. Самое главное - появилась мысль, появился смысл-цель, за которую можно зацепиться. Я должник и обязан расплатиться, меня ждут Бони и Лика, жена лейтенанта, наверное совсем еще девочка, Кесс, Томми, стюардесса из воспоминаний, ребята - Боб, Вейн, Стас, Любен. И Сибилла. Кисуля. Ведь это они вернули меня в опьяняющий омут "живой" музыки.
Но я каким-то образом влияю и на Мэтра Города и Дочь Его. Как относиться к ним, то-же-под-вер-же-ным-из-ме-не-ниям? Ведь они превратно, под свой живот интерпретируют "живую музыку". Альтернатива - не петь вовсе, то есть - ни-для-ко-го! А значит, не петь для-кого-ты-ну-жен-о-чень!
Нет. Если нужен - пиши, рисуй, сочиняй, пой.
Альтернативы нет. Но! Только в том случае, если уверен, что не схалтуришь, не пойдешь на новый компромисс с совестью и зажиточной прослойкой Города, со Всемогущим Мэтром.
Очередной вопрос: Джеб. Да, Человечество познакомилось с наркотиками тысячелетия назад, но не все стали наркоманами. Любая религия, верование, идеология воспринимаются исходя из пространственного расположения сердца, кошелька или мозга индивидуума в каждую секунду его бытия. Аналогично действию наркотика. Списывать возникновение отрицательных эмоциональных сдвигов у молодежи - почитайте опусы дока Корнера - на счет рок-музыки может лишь улитка, прячущаяся в своем домике и не желающая оглядеться. Извечные споры: мое - хорошо, твое - плохо! Мой музыка - надо, твой музыка - вон. Тупость неприемлемость взглядов окружающих, особенно тех, кто моложе. Опыт - ущербность прожитых лет. Джеб, я согласен с Томми, но выступлю на твоей стороне. Если ты прав - я вдвойне обязан. Напоминать, чтобы не ходили строем, чтобы не становились нос-к-затылку...
Я продрался за нагромождения штор и декораций, прислушиваясь: "Континуум" подстраивал аппаратуру. На моем месте, пожарном ящике, сидела "Киска", носком туфли передвигая окурки. Я приготовился к радостной встрече - машущие крылья, нежное воркованье, возможно, слезливое. Нет, Сиби, не отрывая блестящего комбинезона от засаленного ящика, спокойно подняла на меня сухие, подкрашенные аквамарином глаза:
- Ты вовремя, - и протянула усилитель.
- Ждешь меня, как курьерского поезда, - я покачал головой, нагнулся к "Киске", - никаких сомнений, что примчусь точно по расписанию?
- Абсолютно никаких сомнений! - объявила Сиби. - Пока ты можешь петь, как вчера, ты будешь приходить, ничто тебя не удержит!
- А если нет? - спросил я, но "Киска" не ответила. - Ладно, давай усилитель.
- А зачем он тебе?
- Как это, зачем? Петь!
- А ты помнишь, кто снял его с твоей шеи?
- Ты, наверное...
- Ты сам снял его, когда выходил переодеться, ясно?
- Что?! - вытаращился я.
- "Кто любит, тот любим. Кто светел, тот и свят!" - пропела Сибилла.
Я смотрел на нее, не в силах закрыть рот. Что произошло? Только то, что тебе не нужен усилитель - Влад У.!
- Ты "чувствуешь сквозняк оттого, что это место свободно?" - спросила-спела Сибилла.
- Чувствую, - оттаял я, - потому что вспомнил, что сам себя согнал с места.
- А-а... - протянула Сиби и как-то внешне изменилась: обаяние осталось, но красота, та ЕЕ КРАСОТА, о которой я так долго распинался...
Только теперь я понял, почему мои воспоминания - тонкий срез трехдневной памяти. Я живу настоящим, а прошлое придумываю по мере необходимости, так чтобы оно меня устраивало, так, чтобы легче жилось. Выходит, все что я рассказывал о ней - ложь, которая устраивала час или сутки назад? А прошлое, мое истинное прошлое? Я буду ежедневно придумывать его для себя?
Я вышел на сцену, когда начали стихать прощальные аккорды инструментальной пьесы. Значит, она мне не приснилась. Распахнул завесу - тишина. Сегодня - не пугающая. Ребята внимательно следили... Жестом я подозвал Вейна:
- Дай для верности Книгу Тилла У.
- Драммабан! - выругался Молчун, - какого такого Тилла У.?
- Ну, Книгу Его Стихов, - прошипел я.
- Кого, Его? - переспросил Вейн, - что ты мелешь!..
- Тилла У., - огрызнулся я.
- Парень, кто такой Тилл У.? - поинтересовался Вейн, наливаясь злостью, становясь старым привычным Молчуном.
- Ты готов? - спросил я.
- Что значит, готов? - скривился Вейн.
- Ну... подыграть мне...
- Отродясь гитары в руки не брал! - разозлился Молчун, ошалел ты что ли!
Боб, Любен и Стас, сложив оружие подошли к нам.
- Влад! - сказал "Киндер". - Зал ждет.
- Что, один? - удивился я, частично амнезируя.
- Идиот он! - Вейн покрутил пальцем возле виска. - Видать, опять перепил.
Я дыхнул ему в пасть:
- Чувствуешь?
- Ничего не чувствую, - хмыкнул Вейн, - представляешь, Боб, он попросил меня ему подыграть!
Боб заржал, Стас и Любен подхватили.
- Да ведь ему слон на ухо наступил! - воскликнул Любен. Иди уж, потом поговорим. Я начинаю.
- И гитару сними! - добавил Стас.
Тут я действительно почувствовал, что у меня за спиной на ремне висит гитара. Я осторожно снял ее, прикоснулся к струнам, прошептал: "МОЯ... моя..."
Здорово качнулся маятник внутренних часов: покинув морозные необъятные просторы Антарктиды, я переместился на пляж парного моря Принцессы Милены. А завтра? Что будет завтра? Утро вечера мудренее: завтра будет видно. Или - завтра будет поздно?
Я стоял на краю сцены...
Да, лед надо скалывать сегодня, иначе к утру примерзнешь задницей, простудишь и ее, и горло, потеряешь голос: останется один натужный хрип. Я буду петь сегодня, пока не закостенели знаки "Беды...", буду петь правду. А значит - отвечать на зовуще-вопросительные взгляды, устремленные мне в Душу...
"И можно свернуть..." - хотел начать я, но потом придумал иной ответ, крепко сжал микрофон:
"И снизу лед, и сверху - маюсь между".
Еще несколько строк - ноги предательски задрожали, подтвердив радостное подозрение, что я могу петь без диска. Из вен высасывали душу, сладостное чувство; но возвращали что-то тяжелое, тягостное, от него начинали болеть руки, глаза, сердце... На сегодня меня хватит, будем надеяться, а до завтрашнего дня я придумаю новые строки, новые слова, которые будут помогать вам, а пока я стою, пока не упал, слушайте:
"Конечно, всплыть и не терять надежду!.."
И скис... скис... кис-кисс...
Меня куда-то несли, везли, тащили, волокли, как тюк, мешок, ящик с паклей, ватой, дерьмом; катали-переворачивали разноцветные люди с разнокалиберными целями; тени-пятна лиц, блики-выкрики волос. Вместо нашатыря меня пробуждали плясками белых халатов: хо-о-шень-ки-э де-э-воч-ки в бее-ээнь-ких хаа-ти-ках. Их разогнал неприятно-сердитый бас, заполнив пространство, жидкое, как кисель без крахмала: "Приходит в себя!" Ба-шой шут-ник по-па-ася. Кто при-ходит в меня? Лицо: Сиби, Кесс, Милена. Зачем-почему она?
Болезненный укол в руку, фиксированно-горизонтальное положение тела - отдых...
Я спал-спал-спал... Знал, что сплю и не беспокоился. Лишь напевал: "Баю-бай, спи до тех пор, пока не проснешься..."
Нежданный гость: меня посетило солнце! Привет! Но глаза открылись нехотя. Задрапированные окна сдерживали напор света, но крохотная щелка-точка пропускала луч, выстреливая в глаза. Мучала жажда, как с похмелья. И общая слабость - головокружение с примесью желудочного дискомфорта. Я повернул голову к стене, прошуршал волосами о накрахмаленное одеяние подушки. "Человек свалился в реку, помогите..." Ого! Куда меня занесло!
Фотообои ласкали видом берега Лазурного Моря - нежнобелый песок, ананасовые пальмы, банановая трава, баранчики волн. Девочки, играющие в прибрежной воде. Девушки, бронзовеющие на поцелуе океана и суши. Знакомый пляж. Знакомая комната. Я влез - когда-то - по водосточной трубе, надеясь позагорать в постели, всю ночь, с хозяйкой дома, Принцессой. Миленой. Но она оказалась проворнее и хитрее, чем я. Смешно вспоминать прошлое, связанное с неудачными любовными попытками. Ага! Радостная весть - если я могу смеяться - я жив, что само по себе приятно, без приправы.
Познать край постели, как вчера и позавчера не удалось: слабость, черт побери! Значит, я смеялся не в открытое пространство, а над собой. Веселость прокисла, оборотившись кефирной грустью. Хотелось написать трагикомедию на шестистах страницах для театра Миражей. Я еще раз попытался выбраться, но не смог сесть - а так хотелось покинуть вязкую мягкотелость перины. Действительно, братец кролик, ослабел ты за сутки. Полежав на пляже, я вернулся в комнату, уставился в дверь с богатой резной отделкой. За ее скрупулезно-отточенным хребтом, в соседней комнате, кто-то шуршал, скрипел, позвякивал - шумовые эффекты сопровождались мелодичным посапыванием, скорее всего, тихим женским пением. Милена дома петь не станет, значит...
- Эгей! - крикнул я, как заправский конюх, жаль седла подо мной нет. - Помираю от тоски и обезвоживания! - и задышал, высунув язык, как после скачек.
Дверь тяжело повернулась в мою сторону, откликнувшись на мой взвыв стуком каблучков: вошла миловидная девушка-прислуга, я следил за ее появлением сквозь неплотно сомкнутые веки.
- Кто ты? - спросил я и открыл глаза.
- Здравствуйте, Владислав, - тихо сказала она и поклонилась. Ну и выучка! А что вы хотите: Берлога Мэтра Города!
- Как тебя зовут?
- Меня зовут Лика, - сообщило нежноголосое существо, погруженное в километры белорозовых лент, рюшечек и оборок, даже на мягких туфлях крепились прозрачнотканные искуственпые розочки.
- Я служу...
- Не надо, не объясняй! - взмолился я. Может, прерывать рассказ не слишком вежливо, но выслушивать слова благодарности в адрес "Добрейшего Мэтра Города и Дочери Его" - ну уж дудки! - Не сердись! Лучше объясни, как я сюда попал?
- Мэтр Города, Его Дочь Милена, Их Родственники - присутствовали на концерте...
- Вот как?! - изумился я, чуть было не вскочив с постели. Год назад они обходили Шпорт-халле стороной. - Обитатели Этого Дома посетили рок-концерт!
- Да-да, - засуетилась Лика. - Когда они узнали, что Вы вернулись и будете выступать, то заказали билеты. Даже для прислуги. Бони возил нас на автобусе...
Она покачала головой, сжав щеки ладонями:
- Мы так Вам благодарны, В. В.! Ох, извините, я Вас так назвала... - и тут же, в испуге закрыв ладонью рот, округлив глаза, зашептала: - Извините, Владислав, я забыла...
- Что случилось? - я зашевелился, скрипя простынями, правой рукой судорожно ощупывая лицо, шею, гладкие щеки и подбородок - больного уже побрили!
- О, простите, я напугала Вас...
- Да, - сознался я.
- Забыла спросить, как Вы себя чувствуете?
- Местами не чувствую. И слабость, - вздохнул я. - Принеси попить, хорошо?
- Конечно-конечно, - засуетилось существо - ленты и ленточки обесценивали женственность, придавали Лике оттенки среднего рода - и, стуча каблуками, выбежало из комнаты. Секундой позже она вернулась с подносом и кувшином. На серебряном подносе стоял один - но хруста.и.ныи стакян. Для меня. Я выпил залпом два стакана апельсинового сока, а Лика стояла рядом, почти по стойке ""Смир-но!". Я заглатывал сок, раздумывая о порядках Дома Мэтра Города. Почему Лика носит мягкие туфли с каблуками? Специально пришили? Чтобы не подслушивала?
Скрипнула дверь, Лика аж вздрогнула. Я отдал ей стакан, и она быстро ретировалась в другую комнату...
В дверях красовалась Принцесса Милена - умеет появляться тихо и незаметно, как послеполуденная тень, как навязчивый призрак угрызений совести. Но сейчас она появилась "со скрипом". С чем ты явилась, любовь моя безрадостная?
Прр-фи Нцесса быстро пересекла пляжную комнату, подошла к моему лежаку и села, да не на стул, а на постель, на белоснежность простыней - Чудо! Она - Милена - Дочь Мэтра Города, никогда себе не позволявшая подобного! Наверное, это ее первый антиобщественный поступок за всю жизнь! Если, конечно, его можно возвести в ранг нарушения правопорядка.
О, Святой Постинор, Бог Прогресса! *
Милена осторожно опустилась на край постели, улыбнулась, вполне искренне, положила на мой лоб изысканно-аристократическую ладонь - холодные замшевые пальцы из змеиной кожи.
- Как ты себя чувствуешь? - спросила она.
- Местами не чувствую. И слабость, - стандартно ответил я, другое не придумывалось. И закрыл глаза. Милена тут же очертила изгиб моих бровей тонким пальцем-указкой.
- Понимаешь, Влад, отец, тетя, я... - Милена запнулась, подбирая слова - обычно они готовы заранее - улыбнулась. Как нежно! Мне? Оглянуться? Зачем - двое нас.
* Постинор - одноразовое нероральное контрацептивное средство.
- Ты так пел! Даже предположить не могла, что человек может так петь! Ты - смог! Отец, тетя, я... что-то надломилось внутри, перевернулось, где-то здесь, - она приподняла мою ладонь, приложила к своей груди, - да. Здесь. Задрожало, закачалось и перевернулось, - Милена вздохнула, убрала свою руку с моей, но мою ладонь с груди не отлепила. А дальше прошептала такое... - Влад, милый, раздень меня, я хочу к тебе...
Я отдернул руку, обожженную ее грудью, спрятал под одеялом. Собрать волю в кулак, напрячься и проснуться: видеосон с Миленой в главной роли мне не пережить!
- Я хочу лечь к тебе, - шептала Милена. Мои руки, змеипредатели, выползли из-под одеяла, обняли Принцессу за талию. Я открывал-закрывал глаза, но видение не исчезало... Это ж надо, до чего дошла техника! Милена - исполнительница главной роли в соблазн-фильме! Не могу не подыграть ей - сны и мечты требуют взаимного напряжения.
- Ты же знаешь, - возбудилгя я, растекаясь по простыням, - что уже четвертый год только о том и мечтаю.
- Все смеешься? - спросила она, блеснув глазами, но тут же стерла улыбкой прошлосекундную резкость - перезаписала эпизод. И не рассердилась, как написано в сценарии.
- Влад, я серьезно...
- Я тоже... - мрмяу...
Принцесса Милена, не дожидаясь утвердительно-однозначного ответа, как обещала, начала растегивать пуговицы блузки: одну, вторую, третью. Милена играла роль, я не сомневался, но сопротивление бессмысленно. Прежде всего она - гипнотизерпрофессионал - очаровала меня. обг.чдннжила. отключила от розетки общечеловеческого напряжения течения и отсчета времени, от моего собственного настоящего и будущего. И, приковав мое внимание к последней, роковой пуговице, подключила к изнаночной поверхности супердорогих штор. Я понял, еще миг и мне хана. Однажды Принцесса уже испытывала на мне это зелье - подействовало - даже с учетом того, что последняя пуговка осталась запретным плодом... Парень, а ведь зелье на том и действует, что ты бегаешь несколько лет, теша себя надеждой заглянуть за ткань под последней пу...
- Я хочу от тебя ребенка... - ее волосы накрыли мое лицо, я почувствовал вкус ее губ - розовое масло. Приторно-розовое масло, по десяти миллионов за баррель.
- А Папенька? - спросил я, улоьив момент и глоток воздуха, облизнув губы и усы. Их, временно, оставили в покое, сместив акцент военных действий волшебных губ на левую щеку, подбородок, шею и ниже...
- Он не станет возражать, - прошептали мягкие теплые уста, расположившиеся на моей груди, - он согласен, чтобы мы поженились...
- Аа-а... - прохрипел я, одновременно довольный и разочарованный - зверь, загнанный в ловушку... Меня обцеловывает девушка, которую я люблю больше жизни, а мне противно. И за себя, и за нее. Слава Богу, что противно... И еще, Влад, ты уверен, что любишь? Может все в прошлом - любил?
- Мы поженимся и уедем - далеко-далеко, станем жить в небольшом уютном домике, будем наслаждаться друг другом, воспитывать детей... Мы обязательно Будем Счастливы всю оставшуюся жизнь! Ты же знаешь, нам не о чем беспокоиться и волноваться, - Милена откинула волосы на спину, потянулась и распахнула блузку... приколола меня к своей груди, как бабочку к мягкой подстилке из коллекции сушеных насекомых. Принцесса разрезала-таки ленту выставки - лучшее полотно года - натюрморт куполообразных грудей, розовых нецелованных еще сосков, мною, по крайней мере... Нет! Я не кот и не бабочка - я задыхался от бессильной злобы дикого пса, которого подманили муляжной костью и посадили на цепь. "Барсик, Служи!" Или Бобик. Или Владик. Принцесса может посадить на цепь любого зверя... А зверь? Хватит ли сил вырваться?
"Если не хватит мне сил доползти,
Я их займу у лесных моих братьев..."
- Что? - спросила Милена и, как лохматая домашняя болонка редкой породы - единственный экземпляр на континенте - склонила на бок голову, насторожившись: я-жду-отве-та. Н-ну!
Ответа не последовало: нас прервала дверь, расщедрившаяся на несколько торопливых подстукиваний, но не с наружной стороны, как принято у людей, а с внутренней, как принято у Хозяина.
- Ты здесь, Милэ, - промонотонил Мэтр Города сквозь могучие породистые брови, расплылся улыбкой, застыл - от уха до уха Само Обаяние голосуйте за кандидатов Откакойхотитемоейпартии!
- Как вы себя чувствуете, Владислав? - спросил он.
- Спасибо, лучше. Местами подъем настроения...
Мэтр Города обратился ко мне, не отреагировав на явную наготу Дочери! Милена сморщила носик, фыркнула, нехотя сомкнула блузку двумя пальцами, но с кровати не встала, даже не повернулась к Папеньке - ждет-не дождется, когда он покинет "скромный приют влюбленных", и продолжит хищничество. У меня появилась передышка, а значит - шанс.
Хозяин дважды, против заведенных правил Дома и течения общественной жизни, вшагнул в комнату. Остановился. Надо отдать ему должное - хорош! Истинный Светский СуперЛайон! Стоит возле полуголой дочурки, равнодушно ее не замечая. А та, при живом-то отце, пытается отдаться первому встречному.
- Значит, вам лучше, - заверил меня Мэтр Города.
- Спасибо, - сипло-слабо ответил я, выдавливая звуки. Моя рука приподнялась и... безвольно упала на простыню. - О... простите, я еща слаб...
- Ну, отдыхайте, - разрешил Наш Самый Щедрый Горожанин, трижды вышагнул спиной, извернулся, - Милэ, - напомнил он, доктора сказали, что Владиславу нужен покой... - и выплыл, растворившись за шелковыми водорослями Дома.
Принцесса изящно опустила руку-скрепочку, начав второе действие, напомнив, кто в замке король. Король, Принцесса и Придворный Трубадур.
Я смотрел не нее сквозь щели глаз и не верил ей! Чего Она добивается?
- Устал, Мила, - тихо сказал я, сжимая веки. Еще секунда и решетчатые ворота западни навсегда захлопнутся за моей спиной.
- Конечно, - согласилась Принцесса. Кровать услужливо скрипнула, приподняла ее. - Я приду позже...
Минут двадцать я наблюдал за детьми, купающимися в Лазурном море, после чего вздохнул с облегчением - вырвался... Теперь можно попробовать и подняться... Получилось. Я намотал на бедра простыню, прокрался вдоль кустов и пальм, пряча себя от купальщиков, чтобы не напугать детей мертвецки белой шкурой моего тела. Дверь была плотно закрыта, символизируя конкретный запрет на выход из дома. Спасительно холодная пасть тигра - ручка двери - вернула уверенность, поддалась.
- Лика, - позвал я.
Девушка-в-рюшечках выронила тряпку, вскрикнула.
- Тихо... - зашипел я, - иди ко мне.
- Вы не одеты... - зарделась она, не сдвинулась с места.
- Вот одежда-то мне и нужна.
- Одежда? - переспросила Лика, забуксовав на середине перегона Тряпочка-на-Полу - Владислав В.
- Да-да, черт побери! Штанцы, рубаха, тапочки. Только без каблуков. Не в простыне же мне ходить!
- А? Ага, конечно.
- Тогда подбери на свой вкус и притащи, что найдешь.
- Я... я не знаю... вам лежать надо, - вспомнила Лика.
- Мне убираться отсюда надо. И чем скорее, тем лучше. Иначе от меня останется один футляр.
"Всех вас вместе соберу, если на чужбине
я случайно не помру от своей латыни..."
Музыка послышалась после того, как выключили мотор старого загнанного грузовика. Вернула к жизни, напомнив, что существует мир за стенами крепости Мэтра Города, что в нем живут люди, которым н нужен.
- Кто это?
- Бони - племянник тетушки Марты, поварихи.
- Приехал на обед? - спросил я.
- Почему на обед? - удивилась Лика. - После работы.
- Время... - вытаращился я, схватил девушку за руку, сколько теперь времени... - голос задрожал.
- Начало шестого. Ой! - и она поняла.
- Концерт не отменили?
- Кажется, нет. Я ничего об этом не слышала.
- Бони музыку любит?
Лика кивнула.
- Тогда зови его сюда...
С большим трудом, преодолевая слабость, я натянул футболку и джинсы - Бони предпочитал одежду на несколько номеров меньше моей. С обувью пошло легче - дамские тапочки подмялись, но на ногах прижились.
Лика распахнула шторы, я рванул на себя створки резных окон с ручками-гривами львов. Или Мэтров Города?
Шторы замахали крыльями, ветер наполнил комнату - свежий воздух незнакомых голосов нежно перебирал струны и-мо-ей-жиз-ни-то-же, позвал за собой на свободу, поднял на подоконник, как пушинку. Я смотрел вниз, на асфальт, дальше - на ровные газоны для гольфа, на розовые кусты, теплицы, фруктовые деревья. Мотор кашлянул, тоскливо заскрипела резина колес, раскачиваясь, они оттолкнулись от земли: Бони подогнал грузовик под самое окно: в кузове лежали тюки с чем-то мягким.
- Может, с нами? - в третий раз спросил я. Лика отрицательно покачала головой. - Выкрутишься? Она кивнула. - Ну, тогда, "гардины, картины, картонки и хорошенькие девчонки" прощай! - я прыгнул вниз, приземлился, подвернув ногу... В окне улыбалось по-детски приятное личико Лики.
- Гони! - крикнул я, заколошматил по кабине. Грузовик сорвался с места, унося от Дома Принцессы Милены.
А она уже наполнила окно своими роскошными волосами, щедро раздавая взгляды: злобно-напряженный прищур для Лики, язвительно-ухмыляющаяся улыбка в мой адрес. Она уверена в себе, во всесилии денег, в вопиющей неотразимости своей волшебной красоты. Она не бросится в погоню, так как считает судьба Влада В. - предрешена. Если ему хочется малость побеситься - пусть бесится. Принцесса выждет момент и нанесет решающий удар. Все-рав-но-е-му-не-вы-кру-тить-ся.
Посмотрим, кто кого, дорогая моя, любимая до ненависти Принцесса Милена. Если и не сегодня, так завтра. Или чуть позже. Я все равно убегу от тебя. Вопрос в другом: почему Мэтр Города и Дочь Его так вцепились в тебя, Влад? Они готовы на любые жертвы, лишь бы ты заткнулся. Неужели ты представляешь для них опасность? Выходит - представляешь.
Грузовик качнуло, я ударился головой о кабину...
- А-а-а... - голова наполнилась болью, душа отвращением, сердце защемило. А-а-аа... - я все вспомнил. Амнезия следствие. Я победил его, убежал от беспамятства, вырвался из его сетей, спрыгнув с подоконника. А-аа-аа... - как больно, как тошно. Сбежал. Сейчас - от Милены. Год назад - к Милене, но от всех друзей. Сбежал - значит предал. Всех одним махом. И себя, и "Континуум", и ждущих в Зале. Предал - лишил себя прошлого, заполучив гарантированное беспамятство. Ээ, Влад-Влад, позарился на Принцессу, как Истан-дурак! Знаешь ведь, что каждый должен брать то, что ему по зубам! И не стучаться в запертые ворота. Понял теперь, почему все так знакомо? Долго же ты рассматривал себя в зеркале, прохаживаясь взад-вперед, поглядывая на отражение и удивленно восклицая: "И кто это там такой?"
Грузовик затормозил, откатившись от Дома на несколько километров. Бони пригласил к себе в кабину, я пристроился на рулоне ваты, заменявшем выломанное сидение, поджав под себя ноги.
- Успеем? - спросил я.
- Сделаем, - улыбнулся Бони и подмигнул. - Я этот рыдван подобрал на свалке, подкрутил, подмазал - пока бегает.
- Отличный грузовик. Главное - своевременный.
- Да ты не беспокойся, Влад, не опаздаем.
Сказать ему, что я не Влад? Зачем? Он, наверное, сам все знает. Да и нельзя мне пользоваться чужой славой, пусть своей-быв-шей. Надо завоевывать новую. И доказывать, что ты чегото да стоишь. Каждый день доказывать.
Бони достал из кармана десяток фотографий, сунул их мне:
- Подпиши. Я свое дело знаю, Влад. А ты - свое. Главное ной, еще - фотографии подписывай, а мы тебя возить будем! и он, приподняв над баранкой руки, сжал кулаки.
- Прежде всего, вы меня угробите.
- Не угробим, - рассмеялся Бони, - и не опаздаем, ехать осталось минут двадцать. Так что, пока я смотрю вперед, отдохни, что-то ты неважно выглядишь. А вечером отдохну я, когда ты...
- Спасибо, - я вернул Бони фотографии, - хочу спросить, вот только как... - Зачем я вам нужен? Лично тебе, зачем?
- Зачем... - задумался Бони, - ты сидишь один, на сцене, поешь о нас, о себе... ты внушаешь надежду...
- Надежду? Но я пугаю войнами и экологическими кризисами. Или, я пытаюсь разобраться сам, помочь разобраться другим?
- Да спи ты... - буркнул Бони.
Новый день, старый сон: ледяные скалы уже заждались моей песни-рассказа. Жизнь на материке. Несколько минут они слушали, начали подпевать, позванивая колокольчиками и таять...
Эй, льды, так был я среди вас?
Бони присвистнул - я проснулся, протер глаза, успев поймать в поле зрения мотоцикл, перебежавший дорогу нашему грузовику. Кости и мышцы ломило, но я улыбался, предчувствуя счастливую возможность говорить вслух. Я скажу, даже если меня поймет один из десяти.
Бони заглушил мотор метров за сто до въезда на площадь: дорогу перекрыли полицейские. Бони схитрил, остановившись у одной из таких мундирных групп - молодой усатый лейтенант, судя по эмблеме на рукаве - выпускник городского училища, узнал меня, отсалютовал, попытался помочь вылезти из кабины. В итоге я просто вывалился ему на руки. Он сопроводил меня и Бони к служебному входу.
Площадь перед Шпорт-халле, как и вчера, бурлила все теми же разноцветными масс-потоками: крики, визг, хохот - шум. Особенно шумно меня приветствовали группа панкующих юнцов, одетых так же вызывающе, как и я - другое дело, никто из них не мог похвастаться такими же тапочками.
Лейтенант, открыв дверь, с рук на руки сдал меня полицейским внутреннего контроля, шепнул:
- У меня в Зале жена... она боится родов... очень боится, у ее старшей сестры родился мертвый ребенок... теперь и она ждет того же... Спой для нее так, чтобы страх ушел, хорошо?
Я кивнул. Я постараюсь помочь всем, кто пришел со своими бедами и тревогами. Самое главное - появилась мысль, появился смысл-цель, за которую можно зацепиться. Я должник и обязан расплатиться, меня ждут Бони и Лика, жена лейтенанта, наверное совсем еще девочка, Кесс, Томми, стюардесса из воспоминаний, ребята - Боб, Вейн, Стас, Любен. И Сибилла. Кисуля. Ведь это они вернули меня в опьяняющий омут "живой" музыки.
Но я каким-то образом влияю и на Мэтра Города и Дочь Его. Как относиться к ним, то-же-под-вер-же-ным-из-ме-не-ниям? Ведь они превратно, под свой живот интерпретируют "живую музыку". Альтернатива - не петь вовсе, то есть - ни-для-ко-го! А значит, не петь для-кого-ты-ну-жен-о-чень!
Нет. Если нужен - пиши, рисуй, сочиняй, пой.
Альтернативы нет. Но! Только в том случае, если уверен, что не схалтуришь, не пойдешь на новый компромисс с совестью и зажиточной прослойкой Города, со Всемогущим Мэтром.
Очередной вопрос: Джеб. Да, Человечество познакомилось с наркотиками тысячелетия назад, но не все стали наркоманами. Любая религия, верование, идеология воспринимаются исходя из пространственного расположения сердца, кошелька или мозга индивидуума в каждую секунду его бытия. Аналогично действию наркотика. Списывать возникновение отрицательных эмоциональных сдвигов у молодежи - почитайте опусы дока Корнера - на счет рок-музыки может лишь улитка, прячущаяся в своем домике и не желающая оглядеться. Извечные споры: мое - хорошо, твое - плохо! Мой музыка - надо, твой музыка - вон. Тупость неприемлемость взглядов окружающих, особенно тех, кто моложе. Опыт - ущербность прожитых лет. Джеб, я согласен с Томми, но выступлю на твоей стороне. Если ты прав - я вдвойне обязан. Напоминать, чтобы не ходили строем, чтобы не становились нос-к-затылку...
Я продрался за нагромождения штор и декораций, прислушиваясь: "Континуум" подстраивал аппаратуру. На моем месте, пожарном ящике, сидела "Киска", носком туфли передвигая окурки. Я приготовился к радостной встрече - машущие крылья, нежное воркованье, возможно, слезливое. Нет, Сиби, не отрывая блестящего комбинезона от засаленного ящика, спокойно подняла на меня сухие, подкрашенные аквамарином глаза:
- Ты вовремя, - и протянула усилитель.
- Ждешь меня, как курьерского поезда, - я покачал головой, нагнулся к "Киске", - никаких сомнений, что примчусь точно по расписанию?
- Абсолютно никаких сомнений! - объявила Сиби. - Пока ты можешь петь, как вчера, ты будешь приходить, ничто тебя не удержит!
- А если нет? - спросил я, но "Киска" не ответила. - Ладно, давай усилитель.
- А зачем он тебе?
- Как это, зачем? Петь!
- А ты помнишь, кто снял его с твоей шеи?
- Ты, наверное...
- Ты сам снял его, когда выходил переодеться, ясно?
- Что?! - вытаращился я.
- "Кто любит, тот любим. Кто светел, тот и свят!" - пропела Сибилла.
Я смотрел на нее, не в силах закрыть рот. Что произошло? Только то, что тебе не нужен усилитель - Влад У.!
- Ты "чувствуешь сквозняк оттого, что это место свободно?" - спросила-спела Сибилла.
- Чувствую, - оттаял я, - потому что вспомнил, что сам себя согнал с места.
- А-а... - протянула Сиби и как-то внешне изменилась: обаяние осталось, но красота, та ЕЕ КРАСОТА, о которой я так долго распинался...
Только теперь я понял, почему мои воспоминания - тонкий срез трехдневной памяти. Я живу настоящим, а прошлое придумываю по мере необходимости, так чтобы оно меня устраивало, так, чтобы легче жилось. Выходит, все что я рассказывал о ней - ложь, которая устраивала час или сутки назад? А прошлое, мое истинное прошлое? Я буду ежедневно придумывать его для себя?
Я вышел на сцену, когда начали стихать прощальные аккорды инструментальной пьесы. Значит, она мне не приснилась. Распахнул завесу - тишина. Сегодня - не пугающая. Ребята внимательно следили... Жестом я подозвал Вейна:
- Дай для верности Книгу Тилла У.
- Драммабан! - выругался Молчун, - какого такого Тилла У.?
- Ну, Книгу Его Стихов, - прошипел я.
- Кого, Его? - переспросил Вейн, - что ты мелешь!..
- Тилла У., - огрызнулся я.
- Парень, кто такой Тилл У.? - поинтересовался Вейн, наливаясь злостью, становясь старым привычным Молчуном.
- Ты готов? - спросил я.
- Что значит, готов? - скривился Вейн.
- Ну... подыграть мне...
- Отродясь гитары в руки не брал! - разозлился Молчун, ошалел ты что ли!
Боб, Любен и Стас, сложив оружие подошли к нам.
- Влад! - сказал "Киндер". - Зал ждет.
- Что, один? - удивился я, частично амнезируя.
- Идиот он! - Вейн покрутил пальцем возле виска. - Видать, опять перепил.
Я дыхнул ему в пасть:
- Чувствуешь?
- Ничего не чувствую, - хмыкнул Вейн, - представляешь, Боб, он попросил меня ему подыграть!
Боб заржал, Стас и Любен подхватили.
- Да ведь ему слон на ухо наступил! - воскликнул Любен. Иди уж, потом поговорим. Я начинаю.
- И гитару сними! - добавил Стас.
Тут я действительно почувствовал, что у меня за спиной на ремне висит гитара. Я осторожно снял ее, прикоснулся к струнам, прошептал: "МОЯ... моя..."
Здорово качнулся маятник внутренних часов: покинув морозные необъятные просторы Антарктиды, я переместился на пляж парного моря Принцессы Милены. А завтра? Что будет завтра? Утро вечера мудренее: завтра будет видно. Или - завтра будет поздно?
Я стоял на краю сцены...
Да, лед надо скалывать сегодня, иначе к утру примерзнешь задницей, простудишь и ее, и горло, потеряешь голос: останется один натужный хрип. Я буду петь сегодня, пока не закостенели знаки "Беды...", буду петь правду. А значит - отвечать на зовуще-вопросительные взгляды, устремленные мне в Душу...
"И можно свернуть..." - хотел начать я, но потом придумал иной ответ, крепко сжал микрофон:
"И снизу лед, и сверху - маюсь между".
Еще несколько строк - ноги предательски задрожали, подтвердив радостное подозрение, что я могу петь без диска. Из вен высасывали душу, сладостное чувство; но возвращали что-то тяжелое, тягостное, от него начинали болеть руки, глаза, сердце... На сегодня меня хватит, будем надеяться, а до завтрашнего дня я придумаю новые строки, новые слова, которые будут помогать вам, а пока я стою, пока не упал, слушайте:
"Конечно, всплыть и не терять надежду!.."