Кук Робин. Грань риска

   Много времени проводила Ким и в замке — либо на чердаке, либо в винном погребе. Находка дневника Элизабет подтолкнула ее к продолжению поисков. Отчаяния, вызванного бесплодностью предыдущих изысканий, как будто и не было.
   В первых числах сентября, во время первого посещения замка после бесценной находки, Ким посчастливилось найти еще одно важное письмо. Оно находилось в том же матросском сундуке, что и дневник. Это было письмо Джонатана Корвина, члена магистрата, хозяина нынешнего «Дома ведьмы», адресованное Рональду Стюарту.
 
   20 июля 1692 года
   Салем
   Дорогой Рональд!
   Я нахожу весьма благоразумным обратить Ваше внимание на то, что извлечение Вами тела Элизабет из места его захоронения на Висельном холме было замечено Роджером Симмонсом, который также стал свидетелем того, как сын Ребекки Нерс извлек тело своей матери из той же могилы, что и Вы. Я прошу Вас, моего друга, не предавать широкой огласке Ваши действия в наше столь неспокойное время, если Вы не хотите навлечь еще большее несчастье на себя и свою семью, так как перезахоронение останков казненных многими расценивается как козни дьявола. Я также нисколько не настроен привлекать к этому делу общественного внимания по тем же причинам, а именно: чтобы не навлечь на Вашу голову несправедливых обвинений. Я говорил с вышеупомянутым Роджером Симмонсом, и он поклялся мне, что никому не расскажет о Вашем деянии, за исключением членов магистрата, понеже они спросят его об этом. Да пребудет с Вами Господь.
   Ваш слуга и друг Джонатан Корвин.
 
   После этой находки в течение двух недель Ким не удавалось найти ничего, что касалось бы Рональда и Элизабет. Но это нисколько не умерило ее энтузиазма, и она продолжала проводить в замке много времени. Осознав, хоть и не сразу, что почти все документы на чердаке и в винном погребе имеют историческую ценность, Ким решила отныне сортировать просмотренные бумаги, а не просто искать документы семнадцатого века.
   На чердаке и в погребе она выделила специальные места хранения документов, время создания которых она разделила на полувековые промежутки. В каждом таком хранилище она разделила документы на деловые, государственные и личные. Это была монументальная задача, но решение ее давало Ким чувство удовлетворения, даже если ей не удавалось ничего присовокупить к коллекции, касающейся ее предков из семнадцатого столетия.
   Вот так, в полном душевном комфорте и согласии с собой, провела Ким первую половину сентября, деля свое время между украшением и обустройством дома и приведением в порядок семейного архива. К середине месяца она совершенно перестала ходить в лабораторию и не встречала никого из работавших там исследователей. Более того, она все реже и реже видела Эдварда, который приходил домой все позже и позже, а уходил на работу все раньше и раньше.

12

   Понедельник, 19 сентября 1994 года
   Стоял чудесный осенний день. Яркое теплое солнце быстро подняло температуру почти до восьмидесяти градусов ³.
   К полному восторгу Ким, окрестные леса стали постепенно одеваться в великолепный осенний наряд, а прилегающие к имению поля покрылись красно-золотым покрывалом.
   Ким вообще перестала видеть Эдварда. Сегодня он встал намного раньше, чем она успела проснуться, и ушел, не позавтракав. Это она могла сказать точно, потому что в раковине не оказалось грязной посуды. Ким нисколько не удивилась, когда несколько дней назад Эдвард объявил ей, что сотрудники лаборатории теперь решили есть прямо на рабочем месте, чтобы не терять времени. Он также рассказал Ким, что им удалось добиться просто замечательных успехов.
   Все утро Ким провела в коттедже, занимаясь его украшением. После тяжких сомнений, когда Ким промучилась неделю, размышляя, какую ткань купить на покрывала и занавески для спальни, она, наконец, сделала этот трудный выбор и теперь была очень довольна собой. Держа в руках клочок бумаги, на котором записала номера материи по каталогу, она позвонила подруге из Центра отделки интерьера в Бостоне и сделала заказ.
   На завтрак Ким насладилась салатом и холодным чаем. После этого отправилась в замок приводить в порядок архив. Придя туда, она, как всегда, несколько минут решала, куда ей пойти на этот раз. Решила, что на чердак. Уж очень хороша была сегодня погода. Ким подумала, что в погребе она станет заниматься разборкой, когда испортится погода и пойдут дожди.
   Ким прошла в самый конец чердачного помещения и принялась за работу. Сегодня ей предстояло рассортировать содержимое нескольких шкафов. Для сортировки она использовала каталожные ящики на колесиках, в которые Эдвард при переезде паковал свои книги. Ким начала разбирать документы. В большинстве своем это были деловые бумаги, относящиеся к началу девятнадцатого века.
   Ким привыкла читать рукописные страницы, легко разбираясь в чужих старомодных почерках. Чтобы определить вид документа, ей теперь достаточно было взглянуть на его название, если оно было. Если же нет, то вполне хватало прочтения первого абзаца. Ближе к вечеру она занялась последним на сегодня секретером. Перебирая судовые контракты в предпоследнем ящике, она вдруг наткнулась на письмо, адресованное Рональду Стюарту.
   Ким уже очень долго не удавалось найти ничего, касающегося ее предков из семнадцатого века. Находка была сюрпризом, и Ким даже вздрогнула от неожиданности. Она посмотрела на письмо, не веря своим глазам. Взяла его кончиками пальцев, как брала Мэри Кастленд письмо Матера. Подпись очень ее заинтересовала и породила некоторые надежды. Письмо было от Сэмюэля Сьювалла.
 
   8 января 1697 года
   Бостон
   Мой дорогой друг!
   Вам, несомненно, известно, что высокочтимый наместник губернатора колоний, Совет и Ассамблея Его Величества провинции Массачусетского залива особым указом повелели Верховному Суду назначить четырнадцатое января, четверг, днем строгого поста, во искупление тех прегрешений, которые были допущены в отношении невинных людей, коим были приписаны преступления и кои были оговорены в связях с Сатаной и его присными в Салеме. Следуя их благочестивому примеру и сознавая свою ответственность, поскольку я участвовал в заседаниях Особого Трибунала, я желаю публично принять на себя вину и покаяться в содеянном, что и будет мною сделано в Старой южной церкви. Но что касается Вас, мой друг, то, к великому моему сожалению, я не знаю, чем мог бы я облегчить Ваше положение. В том, что Элизабет была вовлечена в сети Сил Зла, у меня нет никакого сомнения. Единственное, чего я не знаю, это была ли Элизабет одержимой или состояла в сговоре с дьяволом. Мне не хотелось бы высказывать по этому поводу своего мнения, так как время показало, что мои суждения подвержены ошибкам. На Ваш вопрос относительно записей протоколов Особого Трибунала вообще и протоколов, касающихся суда над Элизабет, в частности, могу засвидетельствовать, что вышеозначенные материалы находятся в ведении преподобного Коттона Матера, который поклялся, что они никогда не попадут в злые руки, дабы не могли повредить репутации наших судей и членов магистрата, которые пытались изо всех сил добросовестно служить закону, хотя во многих случаях и впали в заблуждение. Полагаю также, что я не вправе спрашивать или даже желать знать, не собирается ли преподобный Матер сжечь вышеупомянутые материалы. Как бы то ни было, я думаю, что надо последовать предложению члена магистрата Джонатана Корвина и передать Вам все протоколы дела Элизабет, включая сюда донос, постановление о взятии под стражу, обвинительное заключение и протоколы судебных слушаний. Я думаю, что Вам следует взять этиматериалы и поступить с ними так, чтобы грядущие поколения Вашей семьи не страдали от выставления напоказ участия и роли Элизабет в трагедии, разыгравшейся в Салеме.
   Ваш друг и брат во Христе Сэмюэль Сьювалл.
 
   — Господи, наконец-то! — воскликнул Эдвард. — Оказывается, иногда тебя бывает чертовски трудно найти.
   Оторвавшись от письма, Ким посмотрела наверх и увидела Эдварда, который стоял у нее за спиной, нависая над ней всей своей массой. Ей захотелось спрятаться поглубже за дверцу секретера с бумагами.
   — Что-нибудь случилось? — нервно спросила Ким.
   — Да, — ответил Эдвард. — Я ищу тебя уже битых полчаса. Так и подумал, что ты здесь. Я поднялся на чердак и покричал тебе, но ты не откликнулась. Тогда я спустился в погреб. Поняв, что тебя нет, я снова вернулся сюда. Это же смешно, если ты собираешься сидеть здесь так подолгу, то хотя бы поставь телефон.
   Ким вскочила на ноги.
   — Прости, пожалуйста, — произнесла она. — Но я не слышала, как ты меня звал.
   — Это очевидно, — сказал Эдвард. — Слушай, тут возникла одна проблема. Стентон опять взбесился из-за денег и сейчас едет в Салем разбираться с нами. Мы не хотим тратить время на встречу с ним, особенно в лаборатории, где он, ясное дело, начнет выяснять, чем именно занимается каждый из нас. Что еще хуже — все страшно устали и находятся на пределе, того и гляди произойдет взрыв. У нас уже случаются ссоры по самым нелепым поводам — кому досталось больше места и у кого лучше холодильник. Я начинаю чувствовать себя нянькой в младшей группе скаутов. Короче говоря, я хочу принять его в коттедже. Это позволит избавить сотрудников от нервирующего их окружения. Чтобы сэкономить время, мы можем одновременно поесть. Ты сможешь собрать что-нибудь на обед?
   Сначала Ким решила, что Эдвард пошутил. Когда же она поняла, что ему не до шуток, то взглянула на часы.
   — Уже шестой час, — напомнила она ему.
   — Если бы ты так надежно не спряталась тут, сейчас было бы только половина пятого, — возразил Эдвард.
   — Я не смогу приготовить полноценный обед на восемь персон в такое время. — Ким начала раздражаться.
   — А почему бы и нет? — поинтересовался Эдвард. — Ради Бога, только не надо никаких кулинарных изысков. Если это окажется полуфабрикат пиццы, я буду очень доволен. Мы все время так питаемся, и ничего, до сих пор живы. Приготовь что-нибудь, чтобы им просто набить брюхо. Прошу тебя, Ким. Мне очень нужна твоя помощь. Я просто схожу с ума.
   — Ладно, — согласилась Ким против своей воли. Она видела, что Эдвард сильно подавлен и измотан. — Я приготовлю кое-что получше, чем пицца, но предупреждаю: это будет блюдо не для гурманов.
   Ким собрала вещи, прихватила письмо Сьювалла и вслед за Эдвардом пошла к выходу с чердака.
   Спускаясь по лестнице, Ким отдала Эдварду письмо и объяснила, что она в нем нашла. Он, не читая, вернул письмо Ким.
   — Сейчас у меня нет времени на Сэмюэля Сьювалла.
   — Это очень важно, — продолжала настаивать Ким. — В этом письме содержится объяснение того, как удалось Рональду вычеркнуть имя Элизабет из всех исторических документов, касающихся салемских процессов. Он сделал это не один. Ему помогли Джонатан Корвин и Коттон Матер.
   — Позже я обязательно почитаю это письмо, — отмахнулся от нее Эдвард.
   — Здесь есть один кусок, который может тебя заинтересовать, — не отступала Ким. Они в это время дошли до подножия главной лестницы. Эдвард остановился около витражного окна. Желтоватый свет придавал его лицу сильную бледность. Ким подумала, что Эдвард выглядит просто больным.
   — Ладно, — нетерпеливо кивнул он. — Покажи мне то место, которое может меня заинтересовать.
   Ким дала ему письмо и обратила внимание на последнее предложение, где было сказано об участии и роли Элизабет в салемской трагедии.
   Эдвард прочитал фразу и вопросительно посмотрел на Ким.
   — Ну и?.. — спросил он. — Все это мы и так знаем.
   — Мы-то знаем, — согласилась с ним Ким. — А они? Я хочу сказать, они могли догадаться о плесени?
   Эдвард еще раз перечитал последнее предложение.
   — Нет, не могли, — уверенно заключил он. — Уровень науки того времени не позволил бы им догадаться. Это просто невозможно.
   — Тогда как объяснить эту фразу? — спросила Ким. — В начале письма Сьювалл признает, что в отношении многих осужденных была допущена ошибка. Но он отказывается признать это в отношении Элизабет. Они все знали то, чего не знаем мы.
   — Мы снова упираемся в таинственное свидетельство. — Эдвард отдал письмо Ким. — Это интересное письмо, но для моих целей оно совершенно бесполезно. Честно говоря, у меня сейчас действительно нет времени на эти дела.
   Они продолжили спускаться.
   — Прости меня, но я сейчас на самом деле очень занят, — повторил Эдвард. — На психику давит Стентон, да еще эта верблюжья колючка в заднице — Гарвард. Еще немного такого давления — и я попаду в психушку.
   — Стоит ли это дело таких усилий? — спросила Ким. Эдвард недоверчиво посмотрел на нее.
   — Конечно, стоит, — раздраженно проговорил он. — Наука требует жертв. Мы все это прекрасно знаем.
   — Все это больше напоминает экономику, чем науку, — усомнилась Ким.
   Эдвард промолчал.
   Выйдя на улицу, он направился к своей машине.
   — Мы приедем в коттедж ровно в половине восьмого, — уточнил он, усаживаясь за руль. Он включил двигатель и, выбросив из-под колес массу песка и мелких камешков, на большой скорости поехал к лаборатории.
   Ким села в свою машину и забарабанила пальцами по рулевому колесу, задумавшись о том, что можно приготовить на обед. Теперь, когда Эдвард ушел, она испытывала только раздражение и разочарование от того, что согласилась взвалить на себя это ненужное ей и обременительное дело. Мало у нее хлопот, так еще этот обед!
   Ким проанализировала свое поведение и осталась очень недовольна. Проявив такую податливость, она продемонстрировала готовность к поистине детской политике умиротворения, чем много лет назад так возмущался ее отец. Однако понять свои промахи и не допускать их — это совсем не одно и то же. Так же как и в отношении отца, ей хотелось как-то ублажить Эдварда, доставить ему удовольствие, так как она не хотела, чтобы он переживал унижение и перестал уважать самого себя. Кроме того, уговаривала себя Ким, Эдвард находился в тяжелых обстоятельствах и нуждался в ней и ее помощи.
   Ким завела мотор и поехала в город покупать продукты для обеда. По дороге она обдумывала свое положение. Да, она не хочет потерять Эдварда, но в последние несколько недель ей начало казаться, что чем больше она старается угодить ему и чем старательнее добивается взаимопонимания, тем капризнее и требовательнее он становится.
   Придя к таким неутешительным выводам, Ким решила приготовить простенький обед из зажаренных в гриле стейков, салата и горячего рулета. Из напитков она решила купить вино и пиво. На десерт пойдут свежие фрукты и мороженое. К шести сорока пяти стейки были порезаны, салат приготовлен, а рулет оставалось только засунуть в печь СВЧ.
   Зайдя в ванную, Ким быстро приняла душ, потом поднялась к себе и переоделась. Вернувшись на кухню, достала салфетки и столовые приборы. Она накрывала стол в гостиной, когда перед домом остановился «мерседес» Стентона.
   — Привет, сестричка, — сказал он, входя и чмокая ее в щечку.
   Ответив на приветствие, Ким спросила у Стентона, не хочет ли он стаканчик вина.
   — Почему бы и нет? — Стентон вслед за Ким прошел на кухню. — У тебя только это вино? — спросил он, глядя, как она открывает бутылку.
   — Боюсь, что да.
   — Тогда я, пожалуй, выпью пива.
   Ким вернулась к приготовлению обеда, а Стентон, усевшись на стул, взирал на ее суету у стола. Он не предложил свою помощь, да Ким в ней и не нуждалась. У нее почти все было уже готово.
   — Я смотрю, вы с Буфером прекрасно поладили, — заговорил, наконец, Стентон. Пес путался у Ким под ногами, не отставая от нее ни на шаг. — Это впечатляет. Буфер — просто потрясающе противный сукин сын.
   — Я поладила с Буфером? — переспросила Ким с явным циничным намеком. — Не обращай внимания, это шутка. Он находится здесь отнюдь не из преданности мне. Он обожает стейки. А так он обычно отирается с Эдвардом в лаборатории.
   Ким проверила температуру в духовке и поставила туда рулет.
   — Как тебе нравится жить в коттедже? — спросил Стентон.
   — Мне хорошо здесь, — вздохнула Ким. — В общем, хорошо. Но на меня плохо действует обстановка в лаборатории. Со всей этой гонкой Эдвард вот-вот сорвется.
   — Это-то я знаю, — отозвался Стентон.
   — Ему очень докучает Гарвард, университет постоянно создает ему всякие трудности, — продолжала Ким. Она не стала добавлять, что Стентон ведет себя точно так же.
   — Я предупреждал его о Гарварде с самого начала нашего предприятия, — напомнил Стентон. — По прошлому опыту я знаю, что в таких случаях, когда появляется перспектива хороших доходов и высоких заработков, Гарвард не отходит в сторону, уступая место молча. В наше время университеты стали очень болезненно реагировать на подобные ситуации. Гарвард в этом деле не исключение.
   — Мне очень не нравится, что он губит свою академическую карьеру, — пожаловалась Ким. — До этого предприятия с «ультра» он был просто влюблен в преподавание.
   Ким начала заправлять салат. Стентон молча наблюдал за ее работой и заговорил, только встретив ее взгляд.
   — Как у тебя дела с Эдвардом? Я не хочу выглядеть любопытным, но, поработав с ним, я понял, что характер у него довольно тяжелый. С ним не всегда приятно иметь дело.
   — Он стал таким в последнее время из-за всех этих стрессов, — попыталась защитить Эдварда Ким. — Переезд сюда прошел не так гладко, как я ожидала. Но я же не могла знать об «Омни» и «ультра». Я уже говорила тебе, что сейчас Эдвард находится под двойным давлением.
   — Не он один, — заметил Стентон.
   Открылась входная дверь, и в дом ввалилась команда сотрудников лаборатории, ведомая Эдвардом. Ким вышла поприветствовать их, чтобы несколько уменьшить напряженность, но это не слишком удалось ей. Все были сильно раздражены, даже Глория и Дэвид. Создавалось впечатление, что никто из них не горел желанием приходить сюда на обед. Эдварду пришлось, чуть ли не силой загонять их в гостиную.
   Хуже всех вела себя Элеонор. Ознакомившись с меню, она сообщила, что не ест красного мяса.
   — Что вы обычно едите? — спросил у нее Эдвард.
   — Рыбу или курятину, — ответила она.
   Эдвард посмотрел на Ким и вопросительно выгнул дугой брови, словно говоря: «Ну и что мы будем делать?»
   — Я могу купить рыбу. — Ким достала ключи от машины. Садясь за руль, она подумала о том, что поведение Элеонор недопустимо грубо. Однако сейчас ей очень хотелось уйти из дома, и она была рада такому повороту событий. В коттедже царила очень напряженная атмосфера.
   Недалеко от имения находился маленький рынок, на котором торговали свежей рыбой, и Ким купила там несколько кусков лососевого филе на случай, если кто-нибудь еще, кроме Элеонор, предпочтет рыбу. На обратном пути Ким трепетала при мысли о том, какую обстановку найдет она в доме по возвращении.
   Войдя в коттедж, она была приятно удивлена. Обстановка явно разрядилась. Хотя до веселья было далеко, но все же ситуация стала менее напряженной. В ее отсутствие гости раскупорили вино и пиво и основательно к ним приложились. Этого Ким не ожидала и была очень рада, что купила достаточно выпивки.
   Все находились в гостиной и сидели вокруг стола. Элизабет молча взирала с портрета на это сборище. Ким кивнула тем, кто обратил внимание на ее появление, и проследовала на кухню. Она вымыла рыбу, положила ее вместе с мясом в гриль.
   Налив себе стакан вина, Ким вернулась в гостиную. Тем временем, получив молчаливое разрешение присутствующих, Стентон встал, подошел к камину и, стоя под портретом, приготовился произнести речь.
   — Я могу четко предсказать вам, что мы скоро растранжирим все деньги первоначального капитала, если будем с такой быстротой их тратить, — начал он. — Очевидно, что ситуацию, в которую мы попали, не назовешь благоприятной. Поэтому мне нужно, чтобы каждый из вас определил тот рубеж, подойдя к которому он сможет предложить способ поступления капитала на счета компании. У нас три возможных варианта выхода из создавшегося положения: предложить нашу продукцию обществу, что, мне кажется, сейчас не сработает, потому что пока нам просто нечего продать…
   — У нас есть что продать, — перебил его Эдвард. — У нас в руках самое перспективное после изобретения антибиотиков лекарство. Мы получили его в руки благодаря вот этой миссис. — Эдвард показал бутылкой пива на портрет Элизабет. — Хочу выпить за женщину, которая со временем, возможно, станет самой знаменитой салемской ведьмой.
   Все, кроме Ким, подняли кверху свои бутылки и бокалы. Даже Стентон не сразу, но присоединился к тосту. Помолчав немного, все с удовольствием выпили.
   Ким не знала куда деваться. Ей даже показалось, что у Элизабет изменилось выражение лица. Ее покоробила бестактность Эдварда. Тост показался ей верхом пошлости. Ким подумала о том, как бы отнеслась Элизабет к вторжению в дом людей, которые хотят получить личную выгоду от открытия, обязанного своим происхождением ее несчастьям и преждевременной смерти.
   — He стану отрицать, потенциально мы располагаем этим продуктом, — продолжил Стентон, поставив пиво на стол. — Мы все это знаем. Но пока мы не можем выкинуть этот продукт на рынок. Поверьте мне, при нынешней экономической ситуации мы не можем предложить обществу наш препарат. Единственное, что мы можем сделать, это обратиться к частным компаниям. Тогда мы не потеряем контрольного пакета акций. Последней из альтернатив может быть привлечение капиталов других инвесторов, которые согласятся войти в наше предприятие на правах учредителей. Конечно, этот подход потребует от нас жертв и сокращений ожидаемых дивидендов. В этом случае нам предстоит разбавить и без того жидкий капитал, который мы имеем сейчас.
   Среди сотрудников поднялся ропот недовольства.
   — Я не хочу терять ни одной акции, — заявил Эдвард, — когда «ультра» поступит на рынок, они станут очень дорогими. Почему бы нам просто не взять деньги взаймы?
   — У нас нет никаких побочных поступлений в обеспечение такого заимствования, — ответил Стентон. — Заем такой суммы денег, которая нам нужна, без побочных доходов вызовет повышенный интерес к фирме, так как деньги пойдут не из обычных источников. А коль скоро это будет так, то люди, с которыми нам придется иметь дело, не позволят нам сохранять никаких коммерческих тайн, если дела пойдут неважно. Ты уловил мою мысль, Эдвард?
   — В общих чертах и по смыслу — да, — проговорил Эдвард. — Но надо исследовать все возможности. Давайте изыскивать любой вариант, чтобы избежать потери дивидендов. Это было бы очень обидно, ведь «ультра» — это верняк.
   — Ты так же уверен в этом, как тогда, когда мы приступили к делу? — поинтересовался Стентон.
   — И еще сильнее! — Эдвард не колебался. — С каждым днем я все больше в этом убеждаюсь. Дела идут хорошо, и если они пойдут так и дальше, то через шесть, ну, самое позднее через девять месяцев мы сможем подать заявку на разрешение клинических испытаний, и это вместо обычных трех — трех с половиной лет.
   — Чем быстрее вы будете продвигаться вперед, тем лучше будет наше финансовое положение, — одобрил Стентон. — Если вы прибавите темп, то оно улучшится в еще большей степени.
   Элеонор рассмеялась — коротко и вызывающе.
   — Мы и так работаем с максимально возможной скоростью, — заметил Франсуа.
   — Это правда, — поддержал его Курт. — Большинство из нас спит меньше шести часов в сутки.
   — Есть только одна вещь, к выполнению которой я еще не приступал, — пояснял Эдвард. — Я все еще не связывался со своими знакомыми из Комитета по лекарствам и пищевым продуктам. Я хочу сначала сделать «ультра» по меньшей мере, пригодным для клинических испытаний, то есть закончить основополагающую работу. Со временем мы попытаемся применить его при тяжелой депрессии у больных СПИДом и запущенным раком.
   — Нам поможет все, что поможет сэкономить время, — заявил Стентон. — Фактор времени невозможно переоценить, поверьте мне.
   — Мне кажется, что мы получили некоторые обнадеживающие данные, — заверил Эдвард.
   — Вы получили новые данные о механизме действия «ультра»? — спросил Стентон.
   Эдвард попросил Дэвида и Глорию рассказать о своем открытии.
   — Как раз сегодня утром мы нашли в головном мозге крыс низкий уровень ферментативной активности белка, который метаболизирует «ультра», — вступила в разговор Глория.
   — По-вашему, это должно меня чрезвычайно взволновать? — саркастически поинтересовался Стентон.
   — Да, должно, — парировал Эдвард, — если ты, конечно, помнишь хоть что-то из того, что в твою голову пытались впихнуть за четыре года сидения на медицинском факультете.
   — Это означает, что «ультра» скорее всего, является для мозга естественной, то есть «своей», молекулой или, по крайней мере, она структурно очень близка к таковым, — продолжала Глория. — Дополнительным аргументом в пользу такой точки зрения является устойчивость связывания «ультра» мембранами нейронов. Мы начинаем думать, что положение здесь похоже на взаимоотношения морфиноподобных препаратов и эндорфинов головного мозга.