В этих горах у койотов не было естественных врагов, способных бросить им вызов. Несколько остающихся медведей питались дикими фруктами, клубнями, сладкими корешками. Если они и охотились, то на рыбу. Рысей в непосредственной близости от человека выжило больше, чем медведей, но они кормились зайцами и грызунами и не стали бы преследовать другого хищника ради еды или забавы.
   Мускусный запах койотов остался на крыльце и после их бегства. Более того, он не ослабел, наоборот, усиливался.
   Стоя на верхней ступеньке, Молли вытянула руку, выведя кисть из-под крыши. В эту прохладную осеннюю ночь мерцающий дождь, обволакивающий пальцы, оказался на удивление теплым.
   Фосфоресцирующая вода выделила морщинки на тыльной стороне ладони.
   Она перевернула руку. Линии головы, сердца, жизни светились ярче, чем остальная рука, внезапно наполнившись таинственным смыслом, словно среди ее предков, о чем она раньше не подозревала, оказалась цыганка, которая теперь призывала Молли предсказать по ладони собственное будущее.
   Когда же она убрала руку из-под дождя и понюхала ее, то уловила тот самый запах, который ранее приписывала койотам. Не духи, разумеется, но не очень уж и неприятный, чем-то напоминающий запахи на рынке специй.
   С таким запахом встречаться ей не доводилось. Однако в сложной палитре этого уникального запаха Молли уловила очень знакомую составляющую. Но попытки идентифицировать ее ни к чему не привели. Память никак не хотела ей помочь.
   Хотя пахнул дождь смесью эссенций и экзотических масел, но по консистенции и ощущениям на коже ничем не отличался от простой воды. Она потерла мокрые большой и указательный пальцы друг о друга и не почувствовала ничего необычного.
   Тут Молли поняла, что она стоит на крыльце в надежде, что койоты вернутся. Ей вновь хотелось испытать те незабываемые ощущения: стоять среди них, словно овечка среди львов, чувствуя, что находишься на пороге какого-то великого открытия.
   Но койоты не возвращались, и Молли охватило острое чувство потери. А вместе с ним вернулось ощущение, что за ней наблюдают, от которого чуть раньше у нее на затылке дыбом встали волосы.
   Иногда лес казался ей зеленым собором. Массивные стволы сосен превращались в колонны огромного нефа, кроны образовывали сводчатый потолок.
   Теперь же, когда благоговейная тишина леса сменилась шумом ливня, а темнота под деревьями, несомненно, отличалась от той, что царила там прошлой ночью, бог этого кафедрального собора был владыкой тьмы.
   Вновь охваченная тревогой, Молли попятилась в глубь крыльца. Ни на секунду она не спускала глаз с обступившего дом леса и не удивилась бы, если б что-то бросилось на нее, выскочив из-за сосен, что-то злобное и со множеством клыков.
   Вернувшись на кухню, закрыла дверь. Заперла на врезной замок. Постояла, дрожа всем телом.
   Собственная эмоциональная реакция продолжала удивлять и тревожить Молли. Ее действиями руководил инстинкт, а не сердце или разум, то есть из умудренной жизненным опытом женщины она разом превратилась в девчонку, которая доверяет лишь своим эмоциям, и вот это ей совершенно не нравилось.
   Она поспешила на кухню, чтобы вымыть руки.
   Подходя к открытой двери, увидела, что в вытяжной панели над плитой горит свет: она не выключила его после того, как согрела в микроволновке кружку с молоком.
   На пороге Молли застыла, внезапно у нее возникла мысль, что на кухне кто-то есть. Кто-то вошел в дом через дверь черного хода, пока ее отвлекали койоты.
   Опять эмоции. Глупо. На кухне ее не ждал незваный гость.
   Она пересекла кухню, направляясь к двери черного хода. Попробовала ее открыть. Куда там. Заперта на врезной замок. Никто не мог через нее войти.
   Потоки светящегося дождя серебрили ночь. Тысячи глаз могли наблюдать за нею из-за водяной пелены. Она опустила жалюзи на окне у стола, за которым обычно завтракала с Нейлом. Опустила жалюзи на окне над раковиной.
   Включила воду, отрегулировала на самую высокую температуру, какую только могла вытерпеть, намылила руки жидким мылом из контейнера, закрепленного на стене. Мыло пахло апельсином, этим приятным запахом чистоты.
   Она не прикасалась к койотам.
   И какое-то время не могла понять, почему с таким остервенением трет руки. Потом до нее дошло, что она смывает дождь.
   Этот ароматический дождь оставил на ее руке ощущение… грязи.
   Она держала руки под водой, пока они не покраснели, потом намылила их вторично.
   Она помнила, что из смеси экзотических запахов выделила один знакомый, пусть и не могла вспомнить, откуда он ей известен. И хотя она уже смыла этот запах с рук, он снова ударил ей в нос, и она вспомнила, что это запах спермы.
   В сложную композицию экзотических запахов, которую источал дождь, входил и запах мужской спермы.
   Это казалось столь невероятным, до абсурда фрейдистским, что ей поневоле пришлось задаться вопросом, а не спит ли она. Не начинает ли галлюцинировать.
   Необъяснимое свечение, оплодотворяющий дождь, укрывающиеся на крыльце койоты: от кровати до струи горяченной воды каждый шаг, каждый эпизод несли в себе элементы галлюцинации.
   Она выключила воду, втайне надеясь, что тишина установится в тот самый момент, когда струя воды перестанет бить в раковину. Но рев ливня никуда не делся, то ли действительно за стенами дома на землю обрушивались тонны и тонны воды, то ли звучал саундтрек сна, который никак не хотел отпустить ее.
   А потом где-то в доме раздался крик, разрезавший монотонный шум, врывающийся снаружи. Кричали наверху. Крик повторился. Нейл. Ее спокойный, сдержанный, хладнокровный муж кричал в ночи.
   Слишком уж близко познакомившись с насилием в восьмилетнем возрасте, Молли отреагировала мгновенно. Сдернула трубку с настенного телефонного аппарата, набрала 911, прежде чем поняла, что не услышала гудка.
   В трубке слышался лишь треск помех. Какое-то шипение, свистки, писки.
   Она повесила трубку.
   У них был пистолет. Наверху. В ящике прикроватного столика.
   Нейл вскрикнул вновь.
   Молли посмотрела на запертую дверь, вновь у нее возникло желание убежать в ночь вслед за койотами. Но она не была трусихой, пусть иной раз и могла вести себя как безумная или глупая, истеричная девчонка.
   Выдвинув ящик с ножами, она ухватилась за мясницкий тесак.

Глава 3

   Молли так не хватало света, яркого, заливающего комнату до самых дальних углов, но она не прикоснулась к выключателю. Дом она знала лучше, чем любой незваный гость. В этих комнатах темнота была ей союзником, не врагом.
   Направляясь из кухни к лестнице на второй этаж, она раздвигала густой сумрак лезвием тесака, а потом следовала на ним.
   Некоторые ступени скрипели, но шум дождя маскировал звуки ее торопливого подъема.
   Над головой ливень по-прежнему рисовал звездные туманности на плексигласе фонарей крыши.
   Приблизившись к спальне, Молли услышала стон, за которым последовал более тихий, в сравнении с предыдущими, вскрик.
   Ее сердце, сжавшись в кулак, молотило по ребрам.
   Открыв дверь и входя в темную спальню, она нанесла несколько ударов тесаком и, конечно, пронзила бы незваного гостя, окажись тот в непосредственной близости от двери.
   Свечение дождя, которое превратило спальню в некое подводное царство, не могло разогнать тьму в углах. Тени там шевелились, колыхались, и, возможно, некоторые из них были совсем не тенями.
   Тем не менее Молли опустила тесак. Стоя в непосредственной близости от кровати, она поняла, что крики и стоны мужа вызваны кошмаром, который ему снился.
   Обычно Нейл спал крепко, практически без сновидений. Если же ему что-то и снилось, то исключительно успокаивающее, даже смешное.
   Иногда она видела, как он улыбался во сне. А однажды, не просыпаясь, он громко рассмеялся.
   Но, как и со всем остальным, увиденным ею в эту ночь со вторника на среду, прошлое не могло служить надежным гидом по настоящему. Сон Нейла, несомненно, отличался от тех, что он видел за те семь лет, в течение которых Молли делила с ним постель. Учащенное дыхание и крики предполагали, что он лихорадочно продирался сквозь заросли сна, а ужас, который преследовал его, неумолимо сокращал разделявшее их расстояние.
   Молли включила лампу на прикроватном столике. Вспышка света ее мужа не разбудила.
   Пот превратил его каштановые волосы в черные. Перекошенное от напряжения лицо блестело.
   Положив мясницкий тесак на прикроватный столик, Молли позвала: «Нейл».
   Имя, произнесенное тихим голосом, его не разбудило.
   Он отреагировал так, будто услышал раздавшийся чуть ли не над ухом грубый голос Смерти. Замотал головой, мышцы шеи напряглись, пальцы начали сгребать простыню, дыхание еще более участилось, с губ вот-вот мог сорваться очередной крик.
   Молли положила руку ему на плечо.
   – Сладенький, тебе все это снится.
   Со сдавленным криком он сел, схватил ее руку, сбросил с плеча, словно решил, что к нему подступил убийца.
   Даже проснувшись, он, похоже, видел врага, который преследовал его во сне. В широко раскрытых глазах стоял страх, лицо оставалось перекошенным.
   Молли поморщилась от боли.
   – Эй, отпусти меня, это я.
   Нейл моргнул, по его телу пробежала дрожь, он отпустил руку Молли.
   Она отступила на шаг, потирая запястье.
   – Ты в порядке?
   Отбросив одеяло, Нейл перекинул ноги через край кровати.
   Спал он только в пижамных штанах. При не таком уж большом росте, пять футов и десять дюймов, его отличали мощные плечи и мускулистые руки.
   Молли нравилось прикасаться к его рукам, плечам, груди. Крепким, надежным.
   И действительно, фигура Нейла соответствовала его характеру. Молли всегда могла на него положиться.
   Иногда она прикасалась к нему просто так, невзначай, но страсть вспыхивала, как молния.
   Он всегда был уверенным, но спокойным любовником, не привыкшим торопить события, даже застенчивым. Более агрессивная из них двоих, Молли обычно укладывала его в постель, а не наоборот.
   После семи лет собственная смелость по-прежнему удивляла и радовала ее. С другими мужчинами она себя так не вела.
   Даже при этом вызывавшем нервную дрожь свете, под барабанящий по крыше светящийся дождь, с воспоминаниями о странном поведении койотов, Молли, увидев мужа, почувствовала прилив сексуального желания. Эти растрепанные волосы. Это симпатичное, пусть и небритое лицо. Этот рот, нежный, будто у мальчика.
   Он вытер лицо руками, очищая его от паутины сна. Когда посмотрел на жену, глаза Нейла, как ей показалось, потемнели больше обычного. В их синеве плавали густые тени, словно воспоминания о кошмарном сне, который никак не хотел отпустить его.
   – Ты в порядке? – повторила Молли.
   – Нет, – голос хриплый, словно он, мучимый жаждой, долго бежал по пустыням сна. – Господи Иисусе, что это было?
   – Ты о чем?
   Он поднялся с кровати. Тело вибрировало от напряжения, мышцы напоминали туго закруженные часовые пружины.
   – Тебе приснился кошмар, – добавила Молли. – Я услышала, как ты кричал во сне.
   – Не кошмар. Хуже, – он озабоченно оглядел спальню. – Этот звук.
   – Дождь, – она указала на окно.
   Нейл покачал головой.
   – Нет. Не только дождь. Что-то помимо дождя… над дождем.
   Его поведение еще больше встревожило Молли. Он никак не мог выйти из транса, по-прежнему находился во власти кошмара.
   По телу Нейла пробежала дрожь.
   – Гора падает вниз.
   – Гора?
   Нейл закинул голову назад, с тревогой уставился в потолок. Когда заговорил, хрипота начала исчезать.
   – Гигантская. Во сне. Массивная. Гора, чернее угля, медленно падает вниз. Ты бежишь и бежишь… но не успеваешь выскочить из-под нее. Ее тень растет и растет… у тебя нет ни малейшей возможности обогнать ее.
   Его слова дергали ей нервы, и она попыталась разрядить напряжение шуткой:
   – Ага. Пугливый детский сон.
   Нейл не отрывал взгляда от потолка.
   – Не во сне. Здесь. Сейчас, – он задержал дыхание, прислушиваясь. – Что-то поверх дождя. Что-то… спускается.
   – Нейл. Ты меня пугаешь.
   Он встретился с нею взглядом.
   – Что-то тяжелое, там, наверху. Нарастающее давление. Ты тоже это чувствуешь.
   Даже если бы падала Луна, Молли не стала бы утверждать, что именно гравитационное воздействие сошедшего с орбиты естественного спутника Земли вызвало приливы в ее крови. До этого момента она чувствовала себя всадницей, которая крепко держит в руках поводья жизни, и позволяла эмоциям пускаться в галоп только на страницах ее книг, оставляя драму для выдуманных ею героев.
   – Нет, – ответила она, – это всего лишь шум дождя, который проник в твой сон, вот ты и принял его за что-то другое, вообразил себе падающую гору.
   – Ты тоже это чувствуешь, – повторил он и босиком зашлепал к окну.
   Слабого янтарного света настольной лампы не хватало для того, чтобы скрыть свечение проливного дождя, который серебрил лес и землю.
   – Что происходит? – спросил Нейл.
   – Необычный минеральный состав, может быть, какие-то загрязнения, – ответила она, озвучив предположение, которое сама же выдвинула и отвергла.
   Любопытство и изумление, заставившие ее чуть раньше выйти на крыльцо к койотам, сменились нерешительностью. Ей захотелось вновь улечься в постель, укрыться с головой, проспать этот странный ливень и проснуться от света нормальной зари.
   Нейл повернул шпингалет, собрался открыть окно.
   – Не делай этого, – вырвалось у нее.
   Не отходя от окна, он повернулся к жене.
   – Этот дождь очень странно пахнет. И оставляет ощущение… грязи.
   Только тут он заметил, что она в халате.
   – Ты давно встала.
   – Не могла спать. Спустилась вниз, чтобы поработать. Но…
   Он посмотрел в потолок.
   – Там. Ты это чувствуешь?
   Может, она и чувствовала. А может, ее воображение создавало горы в небесной выси.
   Его взгляд скользнул по потолку.
   – На нас оно больше не падает, – говорил он шепотом. – Движется на восток… с запада на восток.
   Она, несомненно, не могла похвастаться его интуитивным восприятием огромного неведомого объекта, но вдруг обнаружила, что вытирает правую руку о халат… ту самую руку, которую выставляла под дождь, а потом так тщательно отмывала жидким мылом с апельсиновой отдушкой.
   – Большое, как две горы, три… такое огромное, – прошептал Нейл. И перекрестился, коснулся лба, груди, левого плеча, правого… она и не помнила, когда видела такое в последний раз.
   И внезапно… скорее, почувствовала, чем услышала, неспешное, низкое гудение, практически растворяющееся в шуме дождя.
   – …сеять вас, как пшеницу…
   Эти слова Нейла, такие странные, но при этом знакомые, заставили ее оторвать взгляд от потолка и посмотреть на мужа.
   – Что ты сказал?
   – Оно огромное.
   – Нет. После этого. Что ты сказал насчет пшеницы?
   Вероятно, слова, о которых говорила Молли, Нейл произнес, сам того не ведая, поскольку он в недоумении уставился на жену.
   – Пшеницы? О чем ты говоришь?
   Уловленное краем глаза мерцание привлекло внимание Молли к электронным часам, которые стояли на ее прикроватном столике. Зеленые цифры быстро и непрерывно менялись, словно старались угнаться за сорвавшимся с цепи временем.
   – Нейл.
   – Вижу.
   Последовательности не наблюдалось. На часах время не спешило к утру, не возвращалось к вечеру. В этот момент электронные часы напоминали компьютер, производящий какие-то вычисления.
   Молли посмотрела на наручные часы, со стрелками. Часовая вращалась в положенном ей направлении, отсчитывая сутки за какие-то полминуты. Минутная – еще быстрее, но в противоположном направлении, словно наткнулась на скалу в реке времени, и будущее быстро-быстро уплывало от нее.
   От загадочных звуковых импульсов (практически за пределом слышимости, но ощущаемых кровью и костями) у нее разбухало сердце.
   Ощущения были уникальные, ничего такого испытывать ей не приходилось, но она знала: источник этих ощущений – что-то враждебное, неведомое.
   В эпизоде с койотами инстинкты Молли разошлись с ее здравым смыслом. Тогда, выходя на крыльцо, она действовала бессознательно.
   Теперь же инстинкт и здравый смысл объединились. Что интуиция, что холодный расчет твердили одно и то же: ей и Нейлу грозит серьезная опасность, пусть даже они еще и не понимают, откуда она исходит и в чем заключается.
   По его глазам Молли поняла, что мысли их совпадают. За годы семейной жизни, попеременно меняя роли духовника и грешника, они достигли такого единения мыслей и души, что частенько могли обойтись без слов.
   Из ящика прикроватного столика она достала пистолет калибра 9 мм. Всегда держала его заряженным, однако вытащила обойму, чтобы убедиться, что пустот нет. И конечно же, все десять патронов были на месте, поблескивая медными гильзами.
   Вернув обойму в рукоятку, Молли положила пистолет на туалетный столик, рядом со щеткой для волос и пудреницей, на расстоянии вытянутой руки.
   У противоположной стены на комоде стояли полдюжины старинных музыкальных шкатулок, коллекция, унаследованная от матери. Внезапно и одновременно все они заиграли: шесть разных мелодий наложились на монотонный шум дождя.
   На крышках двух шкатулок ожили фарфоровые фигурки, которые обычно приводились в действие часовой пружиной. На одной принялись вальсировать мужчина и женщина в костюмах эпохи королевы Виктории. На другой побежала по кругу карусельная лошадка.
   Какофония звуков действовала на нервы, буравила мозг.
   Эти шкатулки, часть ее жизни с самого детства, вдруг стали незнакомыми, враждебными.
   Нейл настороженно глянул на фарфоровых танцоров, на вращающуюся по кругу лошадку, но не сделал попытки выключить музыкальные шкатулки.
   Вместо этого опять повернулся к окну, но уже не для того, чтобы открыть окно. Повернул шпингалет, чтобы окно не смогли открыть и снаружи.

Глава 4

   Пока они торопливо надевали джинсы и свитера, Молли рассказала ему о койотах.
   Под монотонный шум дождя, резкие звуки, издаваемые музыкальными шкатулками, практически неслышные звуковые импульсы, идущие от неизвестного источника, история выхода Молли на крыльцо прозвучала куда более зловеще, чем это было на самом деле. Она пыталась донести до Нейла ощущение изумления и благоговейного восторга, которые испытала на крыльце, но поняла, что потерпела неудачу.
   Сидя на пуфике у туалетного столика, стараясь передать словами то единение с природой, которое ощутила, стоя среди койотов, она надевала на ноги водонепроницаемые туристические ботинки. Руки тряслись. Со шнурками пришлось повозиться, но в конце концов она сумела их завязать.
   Продолжая говорить, взяла по привычке щетку для волос, которая лежала рядом с пистолетом. И пусть отдавала себе отчет в том, что это абсурд – отрицать крайнюю необычность ситуации сохранением заведенного порядка, повернулась к зеркалу, чтобы расчесать волосы.
   Ее собственное отражение было таким же, как всегда, а вот со всем остальным произошло что-то невероятное. Зеркало не показывало освещенную настольной лампой, уютную, с разобранной постелью, спальню. Вокруг себя Молли увидела грязь и руины.
   Фраза, которую она произносила, оборвалась на полуслове, щетка для волос выпала из руки. Молли резко развернулась на пуфике, дабы убедиться, что спальня изменилась. Но нет, она оставалась прежней.
   В реальности из строя вышли только электронные часы на прикроватном столике. Зеленые цифры в окошечке дисплея продолжали меняться с калейдоскопической быстротой.
   В зеркале, однако, она видела стены, покрытые пятнами мха и плесени. Из двух ламп на прикроватных столиках осталась только одна, с перекосившимся, разбитым абажуром. По изголовью змеилась лиана, слишком уж мясистая для уроженки этих гор. Серовато-зеленый стебель блестел влагой, толстые листья напоминали высунутые языки.
   Снова Молли попыталась убедить себя, что не вставала с кровати и не спускалась вниз, проспала все события, которые успели произойти, и по-прежнему спит. Дождь и все странности, начавшиеся вместе с ним, от койотов до этого зеркала… где им было самое место, так это во сне.
   Подойдя к жене, Нейл протянул руку, чтобы прикоснуться к зеркалу, словно ожидал, что это будет не плоское отражение, а трехмерная реальность, мир за зеркалом.
   Но Молли перехватила его руку.
   – Нет.
   – Почему?
   – Потому что…
   Она не могла назвать причину, по которой остановила его, руководствовалась лишь суеверным страхом, опасаясь, что его пальцы провалятся сквозь посеребренную поверхность, если он прикоснется к ней, а обратно уже не вернутся.
   Однако второй рукой он таки прикоснулся к зеркалу, которое оставалось таким же твердым, как всегда, и не вобрало в себя его пальцы.
   А потом, в той, другой спальне, что-то двинулось. Тень, оказавшаяся совсем не тенью, а неведомым, темным существом, метнулась через ту часть другого мира, которая попадала в зеркало. То ли человек в плаще, то ли человек с перепончатыми крыльями, то ли вообще не человек.
   Вскрикнув от изумления, Нейл отдернул руку, словно опасался, что существо из зазеркалья могло дотянуться до него сквозь зеркало.
   В тот же самый момент Молли развернулась на пуфике и вскочила на ноги, в полной уверенности, что какая-то тварь успела проскочить через заслон из стекла и сверкающей подложки. Но незваный визитер в спальне не появился.
   Она бросила взгляд на электронные часы и увидела, что безумный бег цифр прекратился. Часы показывали 2:44.
   Посмотрев на наручные часы, Молли убедилась, что часовая и минутная стрелки перестали вращаться. И время наручные часы показывали то же самое, что и настольные, – 2:44.
   Музыкальные шкатулки затихли.
   Миниатюрная карусельная лошадка остановилась. Замерли и вальсирующие фигурки мужчины и женщины.
   Молли почувствовала, что исчезла реальная или воображаемая гора, которая висела над ними, как дамоклов меч.
   И звуковые импульсы, на пределе или за пределом слышимости, затихли.
   – Зеркало, – прошептал Нейл.
   Теперь в нем отражалась та самая комната, в которой они стояли. Ни руин, ни заплесневевших стен, ни лианы на изголовье кровати.
   Нейл поднял глаза к потолку. Потом подошел к окну. Смотрел он не столько на окружающий лес, сколько на ночное небо, с которого продолжал литься дождь.
   – Ушло.
   – Я что-то почувствовала, – признала Молли. – Но… что это было?
   – Не имею ни малейшего понятия.
   Откровенность отсутствовала что в его словах, что в ее.
   Как личности, они оба сформировались в рамках культуры, жаждущей межзвездного контакта, были адептами новой веры, в которой Богу отводилась роль игрока второго плана. И доктрины этой квазирелигии знали лучше, чем большинство людей слова молитв: «Мы не одни… следите за небом… ответ там…» Их пророками стали Спилберг и Лукас. Тысяча кино– и телефильмов, десять тысяч книг убедили мир, что новыми волхвами станут ученые, которые поедут не в Вифлеем, а к месту посадки НЛО, и не на верблюдах, а в передвижных лабораториях со спутниковыми антеннами на крыше, и спасение человечества придет с другой планеты, а не из реальности высшего порядка.
   Молли знала признаки появления вышеуказанного НЛО, как по творениям Голливуда, так и по книгам научных фантастов. Знал их и Нейл.
   Эта сентябрьская ночь лежала в глубине Зоны близких контактов[7]. На этой территории единственным источником чудес были технические достижения инопланетян.
   Она не хотела облекать свое понимание случившегося в слова. Не испытывал такого желания и Нейл. Искренность представлялась обоим более опасной, чем притворное недоумение.
   Возможно, корни их нежелания признать очевидное следовало искать в двух знакомых сценариях, которые предлагал на сей счет Голливуд: в одном инопланетяне представали перед землянами милосердными богами, во втором – жестокими, безжалостными завоевателями. И последние события никак не укладывались в первый вариант.
   Нейл отвернулся от окна и светящегося дождя.
   – Не думаю, что оно нам понадобится… но я возьму ружье.
   Вспомнив таинственную фигуру, промелькнувшую по ту сторону зеркала в разрушенной комнате с заплесневевшими стенами, Молли взяла с туалетного столика пистолет.
   – А я – запасные патроны к пистолету.

Глава 5

   На кухонном столе лежало помповое ружье и коробка с патронами к нему. Рядом – пистолет, запасная обойма и коробка с патронами калибра 9 мм.
   Жалюзи на окнах в кухне и примыкающей к ней маленькой гостиной отсекали ночь и светящийся дождь, но, к сожалению, ничего не могли поделать с шумом последнего.
   Молли не могла отделаться от ощущения, что в окружающем лесу, который ранее она полагала своим другом, теперь затаились враждебные наблюдатели. Нейл, похоже, разделял ее паранойю. Во всяком случае, помогал опускать жалюзи.
   Они оба догадались, что таинственные силы, проявившие себя в эту залитую дождем ночь, не ограничились этими горами. Одновременно потянулись к пульту дистанционного управления. Нейл схватил его первым.
   Они стояли перед большим экраном, смотрели на него, слишком взволнованные, чтобы сесть.
   Качество приема заметно ухудшилось. На некоторых каналах вместо четкой картинки они видели расплывчатые силуэты, едва заметные на фоне белых помех, и слышали искаженные голоса, не понимая ни единого слова.