– Для меня так и было.
   Валери промолчала. Наконец произнесла:
   – Вы шутите?
   – Вы мне сразу понравились.
   Она снова замолчала, потом сказала:
   – Вы пришли в «Красную дверь», заболтали меня, выглядели приятным завсегдатаем, а потом последовали за мной до дома.
   Значение ее откровения доходило постепенно, но затем Спенсера медленно стало охватывать изумление.
   – Вы заметили?
   – Вы действовали неплохо. Но, если бы я не умела распознавать «хвост», я была бы мертва давным-давно.
   – А «жучок»... Как?
   – Как я поставила его? Вышла через заднюю дверь, когда вы сидели в вашем фургоне на противоположной стороне улицы. А потом какой-то автомобиль появился на улице и остановился в квартале от вас, дождался, пока вы уехали, а потом последовал за вами.
   – Последовал за мной?
   – А вы и простачок...
   – Последовал за мной? В Малибу?
   – Последовал за вами в Малибу.
   – А я и не видел. Я ничего не заметил.
   – Вы не ожидали, что за вами будут следить.
   – Господи...
   – И там я открыла заднюю дверцу, дождалась, чтобы никакие огни не освещали вашу кабину...
   – Господи!
   – И укрепила передатчик, работающий от батареек, под багажником вашего фургона.
   – У вас случайно нашелся передатчик?
   – Вы бы изумились, если бы узнали, какие у меня есть случайные вещи.
   – Теперь уже не изумился бы.
   Хотя Спенсер не хотел покидать ее, Валери стала растворяться и исчезла в тени. А он снова погрузился в темноту внутри себя.
   Позднее, когда он опять выплыл, Валери расхаживала перед ним. Он услышал, как его собственный голос произнес с изумлением:
   – "Жучок" в моем фургоне!
   – Я хотела знать, кто вы такой, почему следуете за мной. Я понимала, что вы не один из них.
   Он слабо сказал:
   – Из людей Таракана?
   – Правильно.
   – Но мог быть одним из них.
   – Нет, потому что вы бы вышибли мои мозги сразу же, как только оказались бы рядом.
   – Они недолюбливают вас, да?
   – Не слишком любят. Поэтому я и размышляла, кто вы.
   – Теперь вы знаете.
   – Не совсем. Вы – тайна. Спенсер Грант.
   – Это я-то тайна! – Он засмеялся. Когда он смеялся, боль пронизывала всю голову, но он все равно смеялся. – Во всяком случае, вы знаете мое имя.
   – Конечно. Разумеется, раз вы мне его сказали.
   – Оно настоящее.
   – Конечно.
   – Законное имя. Спенсер Грант. Гарантирую.
   – Может быть. Но кем вы были до того, как стали полицейским, до того, как поступили в университет Лос-Анджелеса, и еще раньше, когда служили в армии?
   – Вы все узнали обо мне.
   – Не все. Только то, что вы оставляли в разных записях. Только то, что нашел бы всякий, кто хотел этого. Когда вы следовали за мной до моего дома, вы встревожили меня, поэтому я начала выяснять, кто вы такой.
   – Из-за меня вы съехали из бунгало.
   – Потому что не знала, кто вы, черт возьми. Но я поняла, что если вы смогли найти меня, то и они смогут. Снова.
   – И они сделали это.
   – Уже на следующий день.
   – Так что, когда я напугал вас... я спас вас.
   – Можете это так рассматривать.
   – Если бы не я, вы бы там остались.
   – Возможно.
   – Тогда бы эта команда обрушилась на вас.
   – Может быть.
   – Похоже, что-то подобное должно было произойти.
   – Но что вы делали там? – спросила она.
   – Гм...
   – В моем доме.
   – Вы исчезли.
   – Ну и что?
   – Следовательно, это место уже не было вашим домом.
   – А вы знали, что это уже не мое место, когда входили туда?
   Полное значение ее откровений удержало его от отрицающего движения головой. Он яростно заморгал, безуспешно стараясь яснее разглядеть ее лицо.
   – Господи, если вы посадили, «жучок» в мою машину...
   – То что?
   – То вы следовали за мной в среду вечером?
   – Да. Наблюдала, что вы там делаете, – сказала она.
   – От Малибу?..
   – До «Красной двери».
   – И потом обратно до Санта-Моники?
   – Но я не была внутри, как вы.
   – Но вы видели, как это происходило. Нападение.
   – На расстоянии. Не уходите от темы.
   – Какой темы? – спросил он в замешательстве.
   – Вы собирались объяснить мне, почему вы вторглись в мой дом в среду вечером, – напомнила она. В ее голосе не было гнева. Он чувствовал бы себя лучше, если бы она откровенно злилась на него.
   – Вы... вы никак не показывали, чем занимаетесь.
   – И поэтому вы вторглись в мой дом?
   – Я не вторгался.
   – Или я забыла, что послала вам приглашение?
   – Дверь не была заперта.
   – А каждая незапертая дверь для вас приглашение?
   – Я был... обеспокоен.
   – Ах да, обеспокоен. Давайте-ка расскажите мне правду. Что вы искали в моем доме в ту ночь?
   – Я был...
   – Что «был»?
   – Я нуждался...
   – В чем? В чем вы нуждались в моем доме?
   Спенсер не знал, от чего он умирает: от ранений или от смущения. Но какова бы ни была причина, он потерял сознание.
* * *
   Вертолет доставил Роя Миро из высохшего русла в пустыне к посадочной площадке на крыше высотного здания Агентства в деловой части Лас-Вегаса. В то время как на земле и в воздухе Мохав велись поиски женщины и машины, на которой Спенсер Грант был увезен от своего изувеченного «Эксплорера», Рой после полудня в субботу находился на пятом этаже Центра спутникового слежения.
   Не отрываясь от работы, он съел скудный ленч, доставленный по его просьбе и мало напоминавший обильный завтрак, порожденный его фантазией. А позднее ему понадобится вся энергия, какую он сможет мобилизовать, когда снова отправится с Евой к ней домой.
   Бобби Дюбуа ввел Роя в ту же самую комнату, в которой он был накануне. Тогда здесь было тихо, работали лишь несколько сотрудников. Сейчас за каждым компьютером и другими приборами сидели люди, и в большом помещении стоял гул голосов.
   Похоже, что машина, которую они разыскивали, невзирая на негостеприимность местности, проделала за ночь значительный путь. Грант и эта женщина могли оказаться достаточно далеко и достигнуть магистрали за пределами площади наблюдения, где Агентство установило посты на каждой дороге, ведущей из южной части штата. В таком случае они снова ускользнули из расставленной сети.
   С другой стороны, возможно, они и не уехали далеко. Их машина могла увязнуть в трясине или вовсе сломаться.
   Возможно, Грант был ранен. По словам Теда Тавелова, на сиденье водителя обнаружены высохшие пятна крови, не похожей на кровь мертвой крысы. Если Грант был в плохом состоянии, то, пожалуй, они должны были задержаться.
   Рою требовалось как следует подумать. Мир – это то, что ты делаешь или пытаешься делать. Вся его жизнь была подчинена этой философии.
   Из имеющихся в его распоряжении спутников, двигавшихся по геосинхронным орбитам, позволяющим охватывать западную и юго-западную часть территории Соединенных Штатов непрерывно, три обладали особенными возможностями – Рой Миро хотел, чтобы они наблюдали за территорией Невады и всех соседних штатов. Один из этих трех наблюдательных постов находился под контролем Агентства по борьбе с наркотиками, второй принадлежал Агентству по защите окружающей среды. Третий был военным объектом, которым официально владели совместно армия, флот, воздушные силы, морская пехота и береговая охрана, но на деле он находился под железным контролем ведомства председателя Объединенного комитета штабов.
   Агентство по борьбе с наркотиками, несмотря на деятельность своих агентов, но главным образом из-за вмешательства политиков, основательно провалилось в осуществлении своей миссии. И военные службы по крайней мере в годы, последовавшие за окончанием холодной войны, находились в замешательстве, не имея определенной цели, и хирели, не получая достаточных средств.
   В отличие от них Агентство по защите окружающей среды осуществляло свою миссию на беспрецедентном уровне. Отчасти потому, что ему не противостояли хорошо организованные преступные элементы или заинтересованные группы, а отчасти потому, что его работниками руководило жгучее стремление спасти мир природы. Агентство так хорошо сотрудничало с министерством юстиции, что человек, даже по неосторожности загрязнивший охраняемое болото, рисковал провести в тюрьме больший срок, чем гангстер, убивший беременную мамашу и двух монахинь.
   Вследствие этих блистательных успехов, вскормленное щедрым бюджетом и возрастающими поступлениями от дополнительных внебюджетных фондов Агентство владело лучшим оборудованием, начиная от оснащения кабинетов до орбитальных спутников наблюдения. Если бы какое-нибудь федеральное ведомство захотело осуществлять независимый контроль за ядерным оружием, то это было бы только Агентство по защите окружающей среды.
   Поэтому для поисков Спенсера Гранта и женщины Рой использовал наблюдательный спутник «Страж Земли-3», который находился на геосинхронной орбите над западной частью Соединенных Штатов. Чтобы полностью и безраздельно использовать этот спутник, «Мама» проникла в компьютер Агентства по защите окружающей среды и насытила его ложными данными, в результате в «Страже Земли-3» произошел сбой всех систем. Ученые этого Агентства немедленно подняли вопрос о необходимости провести обследование, чтобы поставить диагноз «заболевания» спутника с помощью дистанционного телемеханического тестирования. Однако «Мама» тайно перехватывала все команды, посылаемые на этот аппарат, нашпигованный хитроумной электроникой стоимостью в восемьдесят миллионов долларов, и продолжала делать это до тех пор, пока Агентство по защите окружающей среды не отказалось от использования «Стража Земли-3».
   Теперь Агентство Роя смогло из космоса осуществлять сверхчувствительное визуальное наблюдение за многими штатами. Спутник был способен сфокусироваться на площади в один квадратный метр, наблюдая за подозреваемой личностью или автомобилем.
   «Страж Земли-3» обеспечивал также два способа высокоэффективного ночного наблюдения. Используя инфракрасные лучи боковой направленности, он мог дифференцировать транспорт и стационарные источники, излучающие тепло, как бы по их тепловому автографу. Система спутника могла также применять технологию ночного видения «Стартрон», чтобы усиливать в восемнадцать тысяч раз свет, делая ночную сцену почти так же ясно видимой, как в солнечный день, – хотя и монохромно, в жутковатом зеленом цвете.
   Все изображения автоматически проходили программу усиления на борту спутника, прежде чем кодировались и передавались. После приема контрольным центром в Вегасе они также автоматически, но по более хитроумной программе усиливались и поступали на суперкомпьютер «Крэй» последнего поколения. Здесь очищались до видеоизображения высокой разрешающей способности, прежде чем проецировались на дисплей во всю стену. Если требовалось дополнительное прояснение, нужные кадры могли быть подвергнуты еще одной очищающей программе под наблюдением опытных техников.
   Эффективность спутникового наблюдения – и инфракрасного, и ночного видения, и обычной телескопической фотографии – варьировалась в соответствии с наблюдаемой территорией. Обычно в более населенных районах поиски из космоса таких небольших объектов, как человек или автомобиль, оказывались менее эффективными. Рядом находилось множество других движущихся объектов, а также источников тепла, которые было трудно достаточно быстро и точно рассортировать и проанализировать. За небольшими городами было проще наблюдать, чем за крупными, за сельской местностью проще, чем за небольшими городами, а открытые трассы просматривались лучше, чем столичные улицы.
   Если Спенсер Грант и эта женщина застряли где-то, как надеялся Рой, они должны пребывать на идеальной территории для прослеживания «Стражем Земли-3». Бесплодная, ненаселенная пустыня.
   С полудня и до вечера субботы обнаруженные подозреваемые машины будут или изучены и определены, или включены в список для наблюдения, пока не окажется, что их пассажирами является нужная компания: мужчина, женщина и собака.
   После нескольких часов наблюдения за дисплеем во всю стену у Роя сложилось впечатление, что их часть мира с орбиты выглядит совершенной. Все цвета были мягкими и приглушенными, все формы – гармоничными.
   Иллюзия совершенства становилась более полной, когда «Страж Земли-3» наблюдал обширные, а не мелкие районы, и поэтому использовал меньшее усиление, и когда изображение давалось в инфракрасных лучах.
   Чем меньше улавливалось очевидных признаков человеческой цивилизации, тем ближе к совершенству казалась планета.
   Возможно, был смысл в высказываниях тех экстремистов, которые настаивали, что во имя спасения экологии население Земли должно быть любыми способами сокращено на девяносто процентов. Какова же будет жизнь в таком мире, где цивилизация превратится в ничто?
   Если такая программа сокращения населения была бы когда-нибудь осуществлена, Рой испытал бы глубокое личное удовлетворение, помогая ее проведению, хотя эта работа была бы очень изнурительной и подчас неблагодарной.
   День проходил, поиски беглецов как на земле, так и с воздуха не увенчались успехом. С наступлением темноты охоту придется прекратить до рассвета. И «Страж Земли-3» со своими глазами и методиками поиска оказался не более удачлив, чем люди, шагавшие пешком и летавшие в вертолетах. Хотя по крайней мере он способен был продолжать ночные поиски.
   Рой оставался в Центре спутникового наблюдения почти до восьми вечера, после чего отправился с Евой Джаммер ужинать в армянский ресторан. После вкусного, заправленного маслом салата и последовавшего за ним роскошного шашлыка из барашка они обсудили концепцию повсеместного и быстрого сокращения населения. Они представляли, как можно добиться успеха без нежелательных побочных последствий, таких, как ядерная радиация и стихийные бунты на улицах. И продумали несколько справедливых методов уничтожения, благодаря которым десять процентов населения выживут, чтобы воплотить менее хаотичную и намного более совершенную версию человеческой жизни. Они набросали возможную символику для движения за сокращение населения, сочинили вдохновляющие лозунги и обсудили, какой должна быть униформа исполнителей. Они были в состоянии высокого возбуждения к тому времени, когда покинули ресторан и отправились к Еве домой. Они могли убить любого полицейского, который имел бы глупость остановить их за превышение скорости в жилой зоне.
   Пятнистые, мрачные стены имели лица. Странные, застывшие лица. С мучительным выражением, видимые только наполовину, с разверстыми ртами, безответно вопиющими о снисхождении. Руки. Тянущиеся руки. Молчаливо умоляющие. Живописные картины, белые, как привидения, местами испещренные серыми и ржаво-красными, коричневыми и желтыми пятнами. Лицо к лицу, тело рядом с телом, иногда сплетенные вместе, но всегда выражающие просьбу, отчаяние нищих – умоляющих, заклинающих, молящихся.
   – Никто не знает... Никто не знает...
   – Спенсер! Вы меня слышите, Спенсер?
   Голос Валери эхом доносился до него в длинном тоннеле, где он брел между полудремой и настоящим сном, между отрицанием и принятием, между одним адом и другим.
   – Спокойнее, теперь спокойнее, не бойся, все о'кей, тебе просто снится.
   – Нет. Видишь? Видишь? Здесь, в катакомбах, катакомбах.
   – Это только сон.
   – Как в школе, в книгах, на картинах, как в Риме, жертвы, вниз в катакомбы, но хуже, хуже, хуже...
   – Ты можешь уйти от этого. Это только сон.
   Он слышал свой собственный голос, понижающийся от крика до шепота, несчастного плача:
   – О Господи, о Господи, Боже мой!
   – Вот, возьми меня за руку. Спенсер, ты слышишь меня? Держись за мою руку. Я здесь. Я с тобой.
   – Они так боялись, боялись, были одни и боялись. Ты видишь, как они напуганы? Одни, их некому услышать, некому, никто, кто бы понял, как напуганы. О, Иисус, Иисус, помоги мне, Иисус!
   – Пойдем, держись за мою руку, вот так, так хорошо, держись крепче. Я здесь, совсем рядом с тобой. Ты больше не один, Спенсер.
   Он держался за ее теплую руку, и каким-то образом она уводила его от этих слепых белых лиц, молчаливого крика.
   Увлекаемый силой этой руки, Спенсер плыл, легче воздуха, вверх из глубины, через темноту, через красную дверь. Не через дверь с влажными отпечатками рук на пожелтевшем от времени белом фоне. Эта дверь была целиком красной, сухой, покрытой слоем пыли. Она открывалась в сапфирово-синий свет. Черные кабинки и стулья, отделка из полированной стали, зеркальные стены. Пустая площадка для оркестра. Несколько человек, спокойно выпивающих за столиками. В джинсах и замшевом пиджаке вместо юбки с разрезами и черного свитера, она села на высокий стул у стойки рядом с ним, потому что обслуживали очень медленно. Он лежал на надувном матрасе, обливался потом и дрожал от озноба, а она была на этом стуле, как на насесте. Но они были на одном уровне, держались за руки и оживленно болтали, как старые друзья, а сзади шипела лампа Кольмана.
   Он понимал, что бредит, но не волновался. Она была такой красивой.
   – Почему ты приходил в мой дом в среду вечером?
   – Разве я уже не говорил тебе?
   – Нет, ты постарался уйти от ответа.
   – Хотел узнать о тебе.
   – Зачем?
   – Ты ненавидишь меня?
   – Конечно, нет. Я просто хочу понять.
   – Вошел в твою квартиру, гранаты влетают в окна.
   – Ты не мог уйти, когда понял, в какой я беде?
   – Нет, не мог позволить тебе погибнуть в канаве в восьми-десяти милях от дома.
   – Что?
   – Или в катакомбах.
   – После того как ты понял, что я в беде, почему ты полез в это дело?
   – Я сказал тебе. Ты мне понравилась с первого раза, когда мы встретились.
   – Но это было всего лишь во вторник вечером! Я чужая для тебя!
   – Я хочу...
   – Чего?
   – Я хочу... жизни.
   – У тебя нет жизни?
   – Хочу жить... с надеждой.
   Помещение бара куда-то исчезло, голубой свет превратился в мрачный желтый. Пятнистые и затененные стены имели лица. Белые лица, мертвые маски, рты, разверстые в беззвучном ужасе, молчаливо умоляющие.
   По электрическому проводу, спадавшему петлями, бежал паук, и его искаженная тень металась по пятнистым белым безобидным лицам.
   Потом снова возник зал бара. И он сказал ей:
   – Ты хороший человек.
   – Ты этого не можешь знать.
   – Теда.
   – Теда о каждом думает, что он хороший человек.
   – Она была так больна. Ты заботилась о ней.
   – Только пару недель.
   – Днем и ночью.
   – Не такое уж великое дело.
   – А теперь со мной.
   – Я еще не выходила тебя.
   – Чем больше я узнаю тебя, тем лучше ты оказываешься.
   Она сказала:
   – Черт возьми, может быть, я святая?
   – Нет, просто хороший человек. Слишком саркастичный, чтобы быть святым.
   Она засмеялась.
   – Я не могу помогать тебе, чтобы нравиться, Спенсер Грант.
   – Это очень мило. Начинаем узнавать друг друга.
   – Ты полагаешь, мы этим занимаемся?
   Импульсивно он произнес:
   – Я люблю тебя.
   Валери замолчала так надолго, что Спенсеру показалось, он снова потерял сознание.
   Наконец она сказала:
   – Ты бредишь.
   – В этом нет.
   – Я сменю тебе компресс.
   – Я люблю тебя.
   – Ты лучше успокойся, постарайся немного отдохнуть.
   – Я всегда буду любить тебя.
   – Успокойся, странный человек, – сказала она с выражением, какое, как он верил и надеялся, было проявлением нежности. – Просто успокойся и отдохни.
   – Всегда, – повторил он.
   Признавшись себе, что надежду он обрел в ней, Спенсер испытал такое облегчение, что погрузился в темноту без катакомб.
   Спустя много времени, неуверенный, проснулся он или продолжает спать, в полусвете, который мог быть рассветом, сумерками, накалом лампы или холодным, без источника, свечением сна, Спенсер изумился, услышав, как он сам произнес:
   – Майкл.
   – Ах, ты пришел в себя, – сказала она.
   – Майкл.
   – Здесь нет никого по имени Майкл.
   – Ты должна знать о нем, – заявил Спенсер.
   – О'кей. Расскажи мне.
   Ему хотелось бы видеть ее. Но перед глазами маячили свет и тень, не было даже расплывчатого силуэта. Он сказал:
   – Ты должна знать, если... если собираешься быть со мной.
   – Расскажи мне, – поддержала она его.
   – Только не возненавидь меня, когда узнаешь.
   – Я не так-то легко способна возненавидеть человека. Доверься мне и расскажи. Доверься. Спенсер. Кто это Майкл?
   Его голос был прерывистым:
   – Умер, когда ему было четырнадцать.
   – Майкл был твоим другом?
   – Он был мной. Умер в четырнадцать... не был похоронен, пока ему не стало шестнадцать.
   – Майкл был ты?
   – Обретался мертвым два года... потом я стал Спенсер.
   – Это была твоя... это твоя фамилия была Майкл?
   Тут он понял, что, должно быть, бодрствовал, не спал, потому что он никогда не чувствовал себя так скверно во сне, как в этот момент. Стремление раскрыться дальше не могло подавляться, хотя такое раскрытие означало агонию. Его сердце билось тяжело и часто, тайны пронизывали его болезненно, как иглы.
   – Его фамилия была... именем дьявола.
   – А каково было имя дьявола?
   – Акблом, – сказал он, выплевывая ненавистные слоги.
   – Акблом? Почему ты говоришь, что это имя дьявола?
   – Ты не помнишь? Ты никогда не слышала?
   – Полагаю, ты должен рассказать мне.
   – У Майкла, до того как он стал Спенсером, – проговорил Спенсер, – у него был папа. Как все другие ребята, он имел... папу. Но... не такого, как другие папы. Имя его п-папы было... было... его имя было Стивен Акблом. Художник.
   – О Господи!
   – Не бойся меня, – взмолился он, его голос ломался, слова отчаяния вылетали одно за другим.
   – Так ты тот мальчик?
   – Не возненавидь меня.
   – Почему я должна ненавидеть тебя?
   – Потому что... я тот мальчик.
   – Мальчик, который был героем, – сказала она.
   – Нет.
   – Да, ты им был.
   – Я не смог спасти их.
   – Но ты спас всех, кто мог последовать за ними.
   От звука собственного голоса он дрожал сильнее, чем ранее от холодного дождя.
   – Не смог спасти их.
   – Все в порядке.
   – Не смог спасти их.
   Он почувствовал руку на своем лице. На своем шраме. Ощупывающую горячую линию его зажившего рубца.
   – Бедный мой, бедный, – сказала она.
* * *
   Вечером в субботу, сидя на краешке кресла в спальне Евы Джаммер, Рой Миро наблюдал примеры совершенства, которые ему не мог бы показать даже оборудованный самой наилучшей аппаратурой спутник.
   На этот раз Ева не сняла атласные простыни и не использовала ароматические масла. У нее был новый – совершенно необычный – комплект игрушек. И хотя Миро был поражен, обнаружив, что такое возможно, но Ева достигла еще больших высот самоудовлетворения и еще сильнее возбудила Роя.
   После ночи, посвященной систематизации Евиных совершенств, Рою пришлось набраться величайшего терпения для последовавшего несовершенного дня.
   За весь воскресный день спутниковое наблюдение, вертолеты и пешие команды добились не больших успехов в обнаружении беглецов, чем накануне в субботу.
   Оперативники в Кармеле, штат Калифорния, посланные туда в связи с откровениями Теды Давидович, сказавшей Гранту, что Ханна Рейни считала это место идеальным для жизни, восторгались красотой ландшафта, окутанного туманом и зимней прохладой. Однако не обнаружили никаких признаков разыскиваемой женщины.
   Джон Клек из Оранж-Каунти прислал другой, строго составленный рапорт о том, что он не обнаружил никаких зацепок.
   В Сан-Франциско агент, который собирал информацию о семействе Портов, узнал, что они умерли много лет назад, и чуть продвинулся, изучив документы. Он выяснил, что имущество Этель Порт перешло к Джорджу, имущество Джорджа перешло к их внуку – Спенсеру Гранту из Малибу, Калифорния, единственному отпрыску единственного ребенка Портов – Дженнифер. Ничто не указывало на личность его отца и на то, что Спенсер когда-либо носил другое имя.
   В углу помещения, в котором размещался центр контроля спутникового наблюдения, Рой говорил по телефону с Томасом Саммертоном. Хотя было воскресенье, Саммертон находился в своем офисе в Вашингтоне, а не в имении в Вирджинии. Как всегда соблюдая меры безопасности, он откликнулся на звонок Роя фразой о неправильно набранном номере, а затем перезвонил ему по надежно защищенной линии, используя скрэмблер, подобный устройству на аппарате Роя.
   – В Аризоне одни неприятности, – сказал Саммертон. Он был разъярен.
   Рой не понял, о чем говорит его босс.
   Саммертон сказал:
   – Этот сраный активист думает, что может спасти мир. Видели новости?
   – Слишком занят, – сказал Рой.
   – Этот мерзавец достал кое-какие свидетельства по ситуации в Техасе в прошлом году, они ставят меня в затруднительное положение. То, что он вытащил из некоторых людей, основательно подпортит нам дело. Поэтому мы должны быстро придавить его и получить свидетельства его причастности к наркобизнесу.
   – Постановление о конфискации имущества?
   – Да. Забрать все. Когда его семье будет не на что жить и у него не окажется средств для серьезной защиты, он объявится. Так всегда бывает. Но тогда операция прошла неудачно.
   «Так всегда бывает», – устало подумал Рой. Но не высказал этого. Он понимал, что Саммертон не оценит его искренность. Кроме того, такая мысль была бы прямым показателем постыдно негативного мышления.
   – Дальше, – строго сказал Саммертон. – Там в Аризоне мертвый агент ФБР.