Страница:
Дариус спросил:
– В чем дело, Гарри?
Женщина положила клочок бумаги в карман пальто.
Гарри сказал:
– Но как я смогу продолжать жить после того, что случилось со мной? Как?
– Вы сможете это сделать, – ответила ему женщина. – Хотя вы уже не будете Гарри Дескоте.
Она улыбнулась, кивнула Дариусу и пошла прочь.
Гарри смотрел, как она уходила. У него опять появилось ощущение, что он находится в волшебной стране Оз.
Возвратившись сюда после того, как прошла целая вечность, Спенсер не нашел здесь ничего, что бы радовало его глаз. Каждый склон и ложбина, каждое строение, каждое дерево оставались такими, какими были раньше. Хотя за прошедшие годы сильно подросли сосны, клены и березы. Ранчо тоже не изменилось, но теперь Спенсеру казалось, что это самое неприятное место на земле. Его не украшал даже зимний убор. Резкая геометрия обширных полей и многочисленных холмов могла только резать глаз наблюдателя, подобно архитектуре ада. Деревья были самыми обычными, но Спенсеру они казались уродливыми, иссушенными болезнями и вскормленными ужасами, пропитавшими землю и проникшими в их корни из подземных катакомб. Строения: конюшни, дом, флигель – все они представлялись бесформенными глыбами, полными привидений. Они словно нависали над вами, а окна были черными и мрачными, как разверстые могилы.
Спенсер остановил машину возле дома. Сердце у него колотилось. Пересохло во рту и так сдавило горло, что он не мог глотать. Дверца пикапа открылась с сопротивлением солидного банковского сейфа.
Элли осталась в машине, у нее на коленях лежал компьютер. Она была в полной боевой готовности, чтобы в случае опасности исполнить то, к чему она так тщательно готовилась. С помощью микроволнового приемопередатчика она связалась со спутником и от него пошла дальше в систему компьютера. Она не сказала Спенсеру, в какую именно компьютерную систему она подключилась, та могла находиться в любом месте на земном шаре. Элли сказала, что информация – это власть и сила. Но Спенсер не представлял себе, как информация сможет защитить их от пуль, если сотрудники Агентства притаились неподалеку и ждали, когда добыча сама шагнет в расставленный капкан.
Спенсер подошел к крыльцу. Словно глубоководный ныряльщик, одетый в костюм водолаза, со стальным шлемом на голове, придавленный мощью воды над ним, он с трудом поднялся по ступенькам и остановился у двери. Потом позвонил.
Он слышал, как внутри раздался перезвон. Те самые пять нот, которые оповещали о приходе гостя раньше, когда Спенсер жил здесь мальчиком. Нажимая на кнопку звонка, он боролся с собой, чтобы не повернуться и не убежать отсюда. Он стал взрослым мужчиной, и те страшные гномы, которых пугаются дети, уже не обладали властью над ним. Он вдруг испугался, что за дверью увидит свою мать – мертвую, но она каким-то образом сможет подойти к двери. Она будет обнаженной, такой, как ее нашли в той канаве, и будут явно видны все ее страшные раны.
Он с трудом избавился от страшного образа и снова позвонил в дверь.
Ночь была настолько тихой, что казалось, он мог бы услышать шуршание червей глубоко под землей, ниже замерзшего слоя почвы. Ему нужно только напрячься и послушать, что они там делают.
Когда и после второго звонка никто не открыл, Спенсер достал ключ из тайника над дверью. Дресмундам велели оставлять его там, если вдруг он понадобится хозяину. То же самое касалось и ключей от сарая.
Держа в руках этот кусок металла, который был холоден и прилипал к его пальцам, Спенсер поспешил обратно в машину.
Дорога раздваивалась. Одна вела к сараю, а вторая проходила позади него. Спенсер направился по второй дорожке.
– Мне нужно войти туда так же, как в ту ночь, – сказал он Элли. – Через заднюю дверь, чтобы полностью повторить ситуацию.
Они остановились там, где очень давно стоял фургон с нарисованной радугой. Этот фургон принадлежал его отцу. Той ночью Спенсер увидел его в первый раз, потому что отец всегда оставлял его на чужом участке. Фургон был зарегистрирован на другое имя. Это был охотничий дом на колесах, в котором Стивен Акблом путешествовал подальше от дома, выслеживая и захватывая женщин и девушек, кому судьбой было предназначено стать постоянными жительницами катакомб. Как правило, он приезжал в свое поместье в фургоне, только когда его жена и сын уезжали из дома на скачки или чтобы навестить ее родителей. Но иногда осторожность не могла возобладать над его темными желаниями.
Элли хотела оставаться в машине, не выключая мотора и не снимая пальцев с клавиатуры компьютера, стоявшего у нее на коленях, чтобы сразу среагировать на любую провокацию.
Спенсер не догадывался, что она сможет сделать, если действительно кто-то нападет на них, как она сможет отразить нападение бандитов из Агентства. Но Элли была весьма серьезна. Он уже знал ее достаточно и верил, что она разработала хороший план. Он может быть достаточно странным, но хорошо продуманным.
– Их здесь нет, – сказал он ей. – Нас никто не ждет. Если бы они были здесь, то уже напали бы на нас.
– Я в этом не уверена...
– Чтобы вспомнить, что случилось в те забытые мной минуты, мне нужно спуститься вниз... в то самое место. Компании Рокки мне недостаточно. Я не решусь туда идти один. Мне не стыдно в этом признаться.
Элли кивнула головой:
– Вам нечего стыдиться. Если бы я была на вашем месте, у меня не хватило бы мужества даже приехать сюда. Я бы уехала прочь и даже не оглянулась назад.
Она посмотрела на освещенные луной поля и холмы позади сарая.
– Я здесь не один, – сказал он.
– Ладно. – Ее пальцы пробежались по клавиатуре компьютера, и она вышла из той компьютерной программы, куда до этого проникла. Экран дисплея померк. – Пошли.
Спенсер выключил фары и заглушил мотор.
Он взял пистолет, а Элли «узи».
Когда они вылезли из пикапа, Рокки настоял на том, чтобы отправиться вместе с ними. Он весь дрожал. Ему легко передавалось настроение хозяина – он боялся идти с ними, но еще больше боялся оставаться один.
Спенсер посмотрел на небо. Он дрожал сильнее, чем Рокки. Небо было чистым и усеянным звездами, как в ту далекую июльскую ночь. На сей раз луна не осветила ему ни ангела, ни совы.
Звуки приближающейся машины заставили замолчать двух мужчин во флигеле. Там, в темной галерее, Рой рассуждал о многих вещах. Художник его слушал с заметным интересом и даже с уважением. При звуках мотора им пришлось прекратить обмен мнениями.
Чтобы их не увидели, они отступили подальше от окон, но им была видна дорога.
Вместо того чтобы остановиться перед флигелем, машина продолжала двигаться вокруг здания.
– Я привез вас сюда, потому что хочу знать, что связывает вашего сына с этой женщиной, – сказал Рой Акблому. – Мы не можем его разгадать. Он – как карта из рукава. Кажется, что он связан с какой-то организацией, и это волнует нас. Некоторое время мы считали, что это небольшая организация, которая пытается помешать нашей работе. Иногда им это удавалось, и они причиняли нам неприятности. Может, он связан с этой группой. Если она вообще существует. Может, они помогают этой женщине. Но если учитывать, что Спенсер... О, простите! Принимая во внимание военную подготовку Майкла и его спартанский образ жизни, я не уверен, что он «расколется», если мы станем использовать обычные методы допроса. Если даже мы причиним ему изрядную боль.
– Да, он мальчик с сильной волей, – подтвердил Стивен.
– Но если вы станете его допрашивать, он может «расколоться».
– Возможно, вы и правы, – согласился Стивен. – У вас возникла хорошая идея.
– Таким образом, у меня появится шанс исправить зло.
– Какое еще зло?
– Конечно, сын не имеет права предавать своего отца.
– О, и чтобы сильнее отомстить за предательство, можно мне получить еще и женщину? – спросил Роя Стивен.
Рой подумал об этих прекрасных глазах. Их взгляд был прямым и правдивым. Он мечтал о них четырнадцать месяцев. Пожалуй, ему придется отказаться от своей мечты, но только в обмен на возможность наблюдать, чего сумеет достигнуть творческий гений Стивена Акблома, если он станет работать над живой плотью.
Они боялись, что к ним сейчас пожалуют визитеры, и поэтому разговаривали шепотом.
– Да, так будет справедливо, – согласился Рой. – Но я хочу присутствовать и наблюдать за вами...
– Вам, должно быть, ясно, что то, что я стану делать с ней, будет... сверх всяких человеческих сил.
– Робкие никогда не узнают чувство превосходства.
– Вы абсолютно правы, – согласился Стивен.
– "Они были так прекрасны в своих страданиях, а после смерти напоминали ангелов", – процитировал Рой.
– И вы хотите увидеть этот краткий момент идеальной красоты? – спросил Стивен.
– Да.
От входа до них донеслось царапанье ключа в замке. Потом тишина. И потом слабый скрип дверных петель.
За перекрестком стояли четыре автобуса, работающие на программы телевизионных новостей. У них на крышах торчали самые современные микроволновые антенны. Автобусы были припаркованы попарно с обеих сторон дороги. Их освещал желтоватый свет уличных фонарей. Первый автобус обслуживал местный канал национальной ТВ-сети, второй автобус работал на пятом ТВ-канале – это была независимая станция с самым высоким рейтингом в Лос-Анджелесе. Гарри не мог разобрать надписи на других двух автобусах, но решил, что они, наверное, из местных каналов «ABC» и «CBS» в Лос-Анджелесе. За автобусами стояли еще машины. Несколько человек прохаживались рядом.
Голос Дариуса был злым и ироничным:
– Да, эта история станет центральным сообщением всех новостей.
– Ну, пока еще нет, – мрачно сказал Гарри. – Нам лучше проехать мимо них, но не настолько быстро, чтобы они обратили на нас внимание.
Вместо того чтобы повернуть налево к дому, Дариус сделал так, как просил его Гарри.
Когда они проезжали мимо автобусов, Гарри отвернулся от окна и наклонился вперед к радиоприемнику, как будто искал какую-то радиостанцию.
– Их заранее предупредили, и они остановились здесь, чтобы подождать, пока все начнется. Кто-то постарался, чтобы меня вдоволь поснимали, когда будут выводить из дома, закованного в наручники. Если они зашли так далеко, что использовали отряд спецназа, тогда прежде чем они высадят дверь, люди с телевидения уже будут предупреждены, что пора начинать работу.
Ондина, сидевшая сзади, наклонилась к Гарри и спросила его:
– Папочка, ты хочешь сказать, что они все собрались здесь, чтобы снимать тебя?
– Это так, мое золотце.
– Негодяи, – возмутилась она.
– Они всего лишь журналисты и делают свою работу.
Вилла была гораздо слабее сестры, и она снова начала плакать.
– Ондина права, – сказала Бонни. – Они – вонючие ублюдки!
С заднего сиденья автобуса Мартин заявил:
– Вот это да! Дядя Гарри, они гоняются за вами, как будто вы – Майкл Джексон или еще кто-нибудь такой же знаменитый!
– Все, мы уже проехали, – сказал Дариус, и Гарри выпрямился.
Бонни сказала:
– Полиция, наверное, думает, что мы дома, потому что система охраны зажигает и тушит свет в наше отсутствие.
– Система запрограммирована несколькими сценариями, – объяснил Дариус. – Каждый вечер, когда мы отсутствуем, работает одна из программ – в одной комнате зажигаются, а в другой выключаются лампы. Включаются радио и телевизор. Все похоже на то, что в доме идет жизнь. Программы были разработаны, чтобы отпугивать грабителей. Я никогда не рассчитывал, что смогу убедить в нашем присутствии дома полицейских.
Бонни спросила:
– И что теперь?
– Давайте еще немного проедем вперед, – сказал Гарри. Он протянул руки к печке и сидел, не двигаясь.
Он никак не мог согреться. – Поезжай вперед, пока я все обдумаю.
Они уже до этого катались пятнадцать минут, пока Гарри рассказывал им о мужчине, обратившемся к нему, когда Гарри вышел на прогулку. Потом он рассказал им о втором незнакомце, встреченном в мужском туалете, и о рыжеволосой женщине в зеленом пальто.
Даже до того, как они увидели телевизионные автобусы, они серьезно отнеслись к предупреждению женщины. События последних дней уже убедили их в чрезвычайном положении. Они хотели быстро проехать мимо дома и незаметно высадить Бонни и Мартина, чтобы те собрали одежду, которую Ондина и Вилла купили в магазине, и жалкие пожитки, которые удалось привезти к Дариусу Джессике и девочкам в субботу. Через десять минут автобус бы снова оказался у дома, и Бонни с Мартином присоединились бы к остальным. Но их прогулка кончилась тем, что они подъехали к дому с другой стороны и увидели автобусы с телевизионными командами новостей. Тогда они поняли, что дело очень серьезно и предупреждение было сделано вовремя.
Дариус поехал к бульвару Уилшир и далее двинулся на запад, к морю, в направлении Санта-Моники.
– Если меня обвиняют в преднамеренном убийстве семи человек, включая трех детей, – вслух рассуждал Гарри, – то осудят за убийство первой степени при отягчающих обстоятельствах. Это так же точно, как и то, что Бог создал маленькие зеленые яблоки.
Дариус заметил:
– Тебя не выпустят под залог. Тут нет никаких сомнений. Будет заявлено, что риск слишком велик.
Сидя рядом с Мартином, Джессика сказала:
– Если бы даже позволили внести залог, у нас нет возможности достать столько денег.
– Суды завалены делами, – заметил Дариус. – Сейчас много новых законов. Каждый год из Конгресса поступает семьдесят тысяч страниц новых законов. Плюс еще апелляции, выступления защиты. Многие дела обрушиваются на суд, как лавины. Боже мой, Гарри, тебе придется просидеть в тюрьме год или два, чтобы дождаться своей очереди в суде, когда станут рассматривать твое дело...
– Это время будет потеряно навечно, – сердито сказала Джессика. – Даже если его оправдают.
На сей раз заплакали обе девочки – Ондина и Вилла.
Гарри вспомнил приступы клаустрофобии в камере.
– Я не выдержу ни полугода, даже ни одного месяца там.
Колеся по городу, где миллионы ярких огней не могли разогнать темноту, они снова и снова обсуждали все варианты. В конце концов все поняли, что выбора у них нет. Гарри нужно бежать. Но без денег и удостоверения личности он мог убежать очень недалеко, и его скоро бы поймали. Оставалась надежда только на таинственную группу, к которой принадлежала рыжеволосая женщина в зеленом пальто и двое незнакомых мужчин. Гарри почти ничего не знал о них, и ему было страшно вверять им свое будущее.
Джессика, Ондина и Вилла не желали с ним разлучаться. Они боялись, что расстаются навсегда, и поэтому решили бежать с ним. Гарри был уверен, что они правы.
Он не сомневался, что, оставшись без него, они станут следующими жертвами насилия.
Гарри взглянул назад в затемненное нутро автобуса. Он видел там понурые лица своих детей, лицо невестки, потом встретил взгляд жены. Она сидела рядом с Мартином.
– Так не должно было случиться.
– Неважно, самое главное, что мы будем вместе.
– Нам так трудно все доставалось, и вот...
– У нас уже все отобрали.
– ...но начинать все сначала в сорок четыре года...
– Лучше, чем умереть в сорок четыре года, – заметила Джессика.
– Ты – настоящий боец, – с любовью сказал он.
Джессика улыбнулась:
– Ведь могло случиться землетрясение, и дом пропал бы, и вместе с ним погибли бы и мы.
Гарри перевел взгляд на Ондину и Виллу. Девочки перестали плакать, но все еще всхлипывали. В глазах у них светилась решимость.
Он сказал:
– Вам придется оставить всех ребят в школе...
– Подумаешь, ребята. – Ондина старалась не показать, что ей будет трудно расставаться со своими друзьями. Подросткам всегда трудно терять друзей. – Это всего лишь ребята, глупые и несмышленые, вот и все!
Вилла добавила:
– А ты – наш отец.
В первый раз, после того как начался этот кошмар, Гарри прослезился.
– Тогда все решено, – объявила Джессика. – Дариус, нам нужно найти платный телефон.
Они нашли его перед пиццерией, рядом с торговым центром.
Гарри пришлось попросить у Дариуса мелочь для автомата. Он вышел из автобуса и один пошел к телефону. Сквозь окна пиццерии он видел людей, которые ели пиццу, пили пиво, разговаривали, смеялись. За большим столом сидела веселая компания, было видно, что они прекрасно проводят время. Они так смеялись, что заглушали музыку, льющуюся из музыкального автомата. Никому из них не приходило в голову, что мир вывернут наизнанку и летит в тартарары!
Гарри позавидовал им так сильно, ему хотелось разбить витрины, влететь в ресторан, перевернуть все столы, и отобрать у людей их еду, и выплеснуть пиво из кружек. Ему хотелось кричать и трясти посетителей, пока, наконец, их иллюзии нормальной и безопасной жизни не рассыпятся в прах, как это случилось у него. Он был настолько озлоблен, что сделал бы это, мог бы сделать, если бы у него не было жены и двух дочерей. Ему следовало позаботиться о них. Он не мог начинать новую жизнь один. Он завидовал не только счастью этих людей – нет, это была зависть их благословенному незнанию. Гарри так хотелось вернуть себе это блаженное состояние.
К сожалению, было ясно, что если ты что-то узнал, то это уже останется с тобой навсегда.
Он опустил монетки и поднял трубку. Какое-то жуткое мгновение он не мог вспомнить номер телефона, который ему дали. Он слышал гудки и пытался представить цифры, написанные на бумажке, которую держала в руках рыжеволосая женщина. Потом он неожиданно все вспомнил и начал нажимать кнопки. Его рука так дрожала, что он боялся набрать не jot номер.
После третьего гудка мужской голос сказал:
– Алло?
– Мне нужна помощь, – сказал Гарри. Потом он понял, что не представился. – Простите. Я... мое имя... Дескоте, Гарри Дескоте. Один из ваших людей, я, правда, не знаю, кто вы... она сказала, чтобы я позвонил по этому номеру, что вы мне можете помочь, что вы готовы оказать помощь.
Было ясно, что человек колеблется, потом он произнес:
– Если вы получили этот номер в нормальных условиях, тогда вы должны помнить, что существуют определенные правила.
– Правила?
Мужчина молчал.
Гарри вдруг испугался, что он повесит трубку, и уйдет от этого телефона навсегда, и с ним будет невозможно связаться. Он не понимал, чего от него ждут, но потом вспомнил три слова, которые были напечатаны на бумажке под номером телефона. Женщина в зеленом сказала, что он должен запомнить и эти слова тоже. Он произнес:
– Фазаны и драконы.
Спенсер принес с собой фонарик из пикапа и осветил стену слева.
– Там находится туалет и раковина, – сказал он Элли. Рядом с туалетом была еще дверь. – Здесь – небольшая кладовка. – В конце коридора огонек высветил третью дверь. – А здесь он устроил галерею. Ее посещали только самые богатые коллекционеры. Из галереи на второй этаж ведет лестница. Там была его студия. – Спенсер перевел луч на правую сторону коридора. Там располагалась только одна дверь. Она была приоткрыта. – В этой комнате хранились документы и нужные бумаги.
Он мог бы зажечь лампы дневного света, укрепленные на потолке. Но шестнадцать лет назад он вошел в полумрак. Единственным освещением тогда служили зеленые буквы на панели сигнальной системы. Интуиция подсказывала Спенсеру, что, только воссоздав обстановку той ночи, ему удастся вспомнить, что же мучило его все эти годы. Тогда во флигеле работал кондиционер. Сейчас он согревал воздух, и слабое тепло напоминало мягкую июльскую ночь.
Резкий свет дневных ламп над головой изменил бы полностью восприятие. Спенсер понимал, что, если он желает хотя бы в общих чертах воскресить свое настроение той ночью, даже свет фонарика чересчур ярок, но у него не хватило духа двигаться в полной темноте, как тогда, в четырнадцать лет.
Рокки визжал и царапал дверь, которую Элли закрыла за собой. Он дрожал и был очень расстроен.
Спенсер не мог понять почему, но Рокки больше всего боялся темноты на улице. Как правило, он не трусил, когда дома было темно, но иногда приходилось включать настольную лампу, чтобы он перестал визжать и трястись.
– Бедняжка, – сказала Элли.
Свет фонарика был ярче, чем свет ночника, и Рокки не должен был так сильно нервничать. Но он дрожал, будто его ребра бились друг о друга, как пластинки ксилофона.
– Все нормально, дружище, – сказал собаке Спенсер. – То, что ты чувствуешь, – это прошлое. Все кончено много лет назад. Теперь здесь ничего не может привести в ужас.
Собаку он не убедил, и она продолжала царапать дверь.
– Может, мне его выпустить? – спросила Элли.
– Нет, он поймет, что на улице ночь, и начнет проситься обратно.
Когда Спенсер снова направил луч на дверь комнаты, где хранился архив, он понял, что сам является источником собачьего страха, то волнение, что бушевало в нем. Рокки всегда очень сильно реагировал на его настроение. Спенсер постарался успокоиться. То, что он сказал собаке, было правдой: аура зла, сохранившаяся в этих стенах, была отголоском ужасного прошлого, но сейчас уже нечего было бояться.
Однако так Спенсер мог утешить собаку, но не себя. Он до сих пор жил в прошлом наполовину. Его не отпускал вязкий деготь памяти. И сильнее держало его то, что память не открывала ему, нежели то, что он ясно помнил. Воспоминание, которое он приглушил и задвинул глубоко в темноту сознания, превратилось именно в такое, державшее его озеро дегтя. События, происшедшие шестнадцать лет назад, были безопасны для Рокки, но Спенсера они могли поймать в западню, поглотить и разрушить его полностью.
Он начал рассказывать Элли о той ночи, о филине, радуге и ноже. Его перепугал свой собственный голос. Каждое слово казалось ему звеном в цепи, с помощью которой вагончик «дороги ужасов» в парке развлечений подтягивался вверх на горку, а потом цепь отпускали, и кабинка с мордой чудовища впереди вдруг срывалась вниз, в наполненную привидениями черноту комнаты ужасов. Цепь несет кабинку только в одном направлении. И если впереди кажется провал или же начнется пожар в самом конце комнаты ужасов, обратного пути не будет.
– В то лето, как и всегда, я спал в своей комнате без кондиционера. Зимой в доме бесшумно работала система обогрева, и я ее не замечал. Но меня раздражал свист и шипение холодного воздуха, который нагнетался через отверстия вентилятора. Меня также раздражало гудение компрессора... Нет, «раздражало» – это не то слово. Меня оно пугало. Я боялся, что из-за этого шума не смогу услышать другие звуки в ночи... Тот звук, который мне следовало услышать и отреагировать на него... иначе я мог погибнуть.
– Что за звук? – спросила Элли.
– Я не знаю. Какой-то детский страх. Или так думал в то время. Я стыдился этого страха. Но мое окно было открыто ночью, и поэтому я услышал крики. Я пытался убедить себя, что это была сова или ее жертва. Что они где-то далеко отсюда, в ночи. Но... крик был таким отчаянным, жалким и полным ужаса... это был крик человеческого существа...
Спенсер рассказал Элли о своем путешествии в ту июльскую ночь. Он говорил быстрее и с большими подробностями, чем когда рассказывал о том же незнакомым людям в барах или Рокки. Спенсер говорил, как он вышел из тихого дома, прошел по зеленому газону, припорошенному снежным светом луны, повернул за угол флигеля, как над ним пролетел филин. Как потом он подошел к фургону, из открытой двери которого несло мочой, как вошел в прихожую, где они сейчас стояли...
– И тогда я открыл дверь в комнату с документами, – сказал он.
Открыв ее теперь снова, Спенсер переступил порог.
Элли последовала за ним.
В темной прихожей Рокки по-прежнему скулил и царапал дверь, пытаясь выбраться отсюда.
Спенсер обвел лучом фонаря комнату. Из нее исчезли длинный рабочий стол и два кресла. Не было и полок с разными документами.
Длинные шкафы из сосны стояли вдоль дальней стены, закрывая ее от пола до потолка. В шкафах было три высоких узких дверцы.
Спенсер остановил луч света на средней и сказал:
– Дверцы были открыты, и странный свет шел изнутри шкафа. Оттуда, где не должно было быть никаких огней. – Он сам ощутил новое напряжение в своем голосе. – Мое сердце сильно билось, у меня дрожали руки. Я сжал их в кулаки, я пытался сдерживаться. Мне хотелось убежать, просто повернуться и убежать обратно в постель и позабыть обо всем.
– В чем дело, Гарри?
Женщина положила клочок бумаги в карман пальто.
Гарри сказал:
– Но как я смогу продолжать жить после того, что случилось со мной? Как?
– Вы сможете это сделать, – ответила ему женщина. – Хотя вы уже не будете Гарри Дескоте.
Она улыбнулась, кивнула Дариусу и пошла прочь.
Гарри смотрел, как она уходила. У него опять появилось ощущение, что он находится в волшебной стране Оз.
* * *
Давно-давно здесь было так красиво. Когда Спенсер был мальчиком и носил другое имя, он обожал ранчо именно зимой, когда все вокруг покрывалось белой пеленой. Днем поместье являло собой яркую империю снежных крепостей, туннелей и дорожек для катания на санках. Все было подготовлено с любовью и мастерством. Ясными ночами небо над скалистыми горами казалось бесконечней, чем сама вечность. Такое небо нельзя было себе представить. Свет звезд отражался в зеркале сосулек.Возвратившись сюда после того, как прошла целая вечность, Спенсер не нашел здесь ничего, что бы радовало его глаз. Каждый склон и ложбина, каждое строение, каждое дерево оставались такими, какими были раньше. Хотя за прошедшие годы сильно подросли сосны, клены и березы. Ранчо тоже не изменилось, но теперь Спенсеру казалось, что это самое неприятное место на земле. Его не украшал даже зимний убор. Резкая геометрия обширных полей и многочисленных холмов могла только резать глаз наблюдателя, подобно архитектуре ада. Деревья были самыми обычными, но Спенсеру они казались уродливыми, иссушенными болезнями и вскормленными ужасами, пропитавшими землю и проникшими в их корни из подземных катакомб. Строения: конюшни, дом, флигель – все они представлялись бесформенными глыбами, полными привидений. Они словно нависали над вами, а окна были черными и мрачными, как разверстые могилы.
Спенсер остановил машину возле дома. Сердце у него колотилось. Пересохло во рту и так сдавило горло, что он не мог глотать. Дверца пикапа открылась с сопротивлением солидного банковского сейфа.
Элли осталась в машине, у нее на коленях лежал компьютер. Она была в полной боевой готовности, чтобы в случае опасности исполнить то, к чему она так тщательно готовилась. С помощью микроволнового приемопередатчика она связалась со спутником и от него пошла дальше в систему компьютера. Она не сказала Спенсеру, в какую именно компьютерную систему она подключилась, та могла находиться в любом месте на земном шаре. Элли сказала, что информация – это власть и сила. Но Спенсер не представлял себе, как информация сможет защитить их от пуль, если сотрудники Агентства притаились неподалеку и ждали, когда добыча сама шагнет в расставленный капкан.
Спенсер подошел к крыльцу. Словно глубоководный ныряльщик, одетый в костюм водолаза, со стальным шлемом на голове, придавленный мощью воды над ним, он с трудом поднялся по ступенькам и остановился у двери. Потом позвонил.
Он слышал, как внутри раздался перезвон. Те самые пять нот, которые оповещали о приходе гостя раньше, когда Спенсер жил здесь мальчиком. Нажимая на кнопку звонка, он боролся с собой, чтобы не повернуться и не убежать отсюда. Он стал взрослым мужчиной, и те страшные гномы, которых пугаются дети, уже не обладали властью над ним. Он вдруг испугался, что за дверью увидит свою мать – мертвую, но она каким-то образом сможет подойти к двери. Она будет обнаженной, такой, как ее нашли в той канаве, и будут явно видны все ее страшные раны.
Он с трудом избавился от страшного образа и снова позвонил в дверь.
Ночь была настолько тихой, что казалось, он мог бы услышать шуршание червей глубоко под землей, ниже замерзшего слоя почвы. Ему нужно только напрячься и послушать, что они там делают.
Когда и после второго звонка никто не открыл, Спенсер достал ключ из тайника над дверью. Дресмундам велели оставлять его там, если вдруг он понадобится хозяину. То же самое касалось и ключей от сарая.
Держа в руках этот кусок металла, который был холоден и прилипал к его пальцам, Спенсер поспешил обратно в машину.
Дорога раздваивалась. Одна вела к сараю, а вторая проходила позади него. Спенсер направился по второй дорожке.
– Мне нужно войти туда так же, как в ту ночь, – сказал он Элли. – Через заднюю дверь, чтобы полностью повторить ситуацию.
Они остановились там, где очень давно стоял фургон с нарисованной радугой. Этот фургон принадлежал его отцу. Той ночью Спенсер увидел его в первый раз, потому что отец всегда оставлял его на чужом участке. Фургон был зарегистрирован на другое имя. Это был охотничий дом на колесах, в котором Стивен Акблом путешествовал подальше от дома, выслеживая и захватывая женщин и девушек, кому судьбой было предназначено стать постоянными жительницами катакомб. Как правило, он приезжал в свое поместье в фургоне, только когда его жена и сын уезжали из дома на скачки или чтобы навестить ее родителей. Но иногда осторожность не могла возобладать над его темными желаниями.
Элли хотела оставаться в машине, не выключая мотора и не снимая пальцев с клавиатуры компьютера, стоявшего у нее на коленях, чтобы сразу среагировать на любую провокацию.
Спенсер не догадывался, что она сможет сделать, если действительно кто-то нападет на них, как она сможет отразить нападение бандитов из Агентства. Но Элли была весьма серьезна. Он уже знал ее достаточно и верил, что она разработала хороший план. Он может быть достаточно странным, но хорошо продуманным.
– Их здесь нет, – сказал он ей. – Нас никто не ждет. Если бы они были здесь, то уже напали бы на нас.
– Я в этом не уверена...
– Чтобы вспомнить, что случилось в те забытые мной минуты, мне нужно спуститься вниз... в то самое место. Компании Рокки мне недостаточно. Я не решусь туда идти один. Мне не стыдно в этом признаться.
Элли кивнула головой:
– Вам нечего стыдиться. Если бы я была на вашем месте, у меня не хватило бы мужества даже приехать сюда. Я бы уехала прочь и даже не оглянулась назад.
Она посмотрела на освещенные луной поля и холмы позади сарая.
– Я здесь не один, – сказал он.
– Ладно. – Ее пальцы пробежались по клавиатуре компьютера, и она вышла из той компьютерной программы, куда до этого проникла. Экран дисплея померк. – Пошли.
Спенсер выключил фары и заглушил мотор.
Он взял пистолет, а Элли «узи».
Когда они вылезли из пикапа, Рокки настоял на том, чтобы отправиться вместе с ними. Он весь дрожал. Ему легко передавалось настроение хозяина – он боялся идти с ними, но еще больше боялся оставаться один.
Спенсер посмотрел на небо. Он дрожал сильнее, чем Рокки. Небо было чистым и усеянным звездами, как в ту далекую июльскую ночь. На сей раз луна не осветила ему ни ангела, ни совы.
Звуки приближающейся машины заставили замолчать двух мужчин во флигеле. Там, в темной галерее, Рой рассуждал о многих вещах. Художник его слушал с заметным интересом и даже с уважением. При звуках мотора им пришлось прекратить обмен мнениями.
Чтобы их не увидели, они отступили подальше от окон, но им была видна дорога.
Вместо того чтобы остановиться перед флигелем, машина продолжала двигаться вокруг здания.
– Я привез вас сюда, потому что хочу знать, что связывает вашего сына с этой женщиной, – сказал Рой Акблому. – Мы не можем его разгадать. Он – как карта из рукава. Кажется, что он связан с какой-то организацией, и это волнует нас. Некоторое время мы считали, что это небольшая организация, которая пытается помешать нашей работе. Иногда им это удавалось, и они причиняли нам неприятности. Может, он связан с этой группой. Если она вообще существует. Может, они помогают этой женщине. Но если учитывать, что Спенсер... О, простите! Принимая во внимание военную подготовку Майкла и его спартанский образ жизни, я не уверен, что он «расколется», если мы станем использовать обычные методы допроса. Если даже мы причиним ему изрядную боль.
– Да, он мальчик с сильной волей, – подтвердил Стивен.
– Но если вы станете его допрашивать, он может «расколоться».
– Возможно, вы и правы, – согласился Стивен. – У вас возникла хорошая идея.
– Таким образом, у меня появится шанс исправить зло.
– Какое еще зло?
– Конечно, сын не имеет права предавать своего отца.
– О, и чтобы сильнее отомстить за предательство, можно мне получить еще и женщину? – спросил Роя Стивен.
Рой подумал об этих прекрасных глазах. Их взгляд был прямым и правдивым. Он мечтал о них четырнадцать месяцев. Пожалуй, ему придется отказаться от своей мечты, но только в обмен на возможность наблюдать, чего сумеет достигнуть творческий гений Стивена Акблома, если он станет работать над живой плотью.
Они боялись, что к ним сейчас пожалуют визитеры, и поэтому разговаривали шепотом.
– Да, так будет справедливо, – согласился Рой. – Но я хочу присутствовать и наблюдать за вами...
– Вам, должно быть, ясно, что то, что я стану делать с ней, будет... сверх всяких человеческих сил.
– Робкие никогда не узнают чувство превосходства.
– Вы абсолютно правы, – согласился Стивен.
– "Они были так прекрасны в своих страданиях, а после смерти напоминали ангелов", – процитировал Рой.
– И вы хотите увидеть этот краткий момент идеальной красоты? – спросил Стивен.
– Да.
От входа до них донеслось царапанье ключа в замке. Потом тишина. И потом слабый скрип дверных петель.
* * *
Дариус остановился перед знаком «стоп». Они ехали на восток. Дом Дариуса находился через два квартала к северу отсюда, но он не стал поворачивать в ту сторону.За перекрестком стояли четыре автобуса, работающие на программы телевизионных новостей. У них на крышах торчали самые современные микроволновые антенны. Автобусы были припаркованы попарно с обеих сторон дороги. Их освещал желтоватый свет уличных фонарей. Первый автобус обслуживал местный канал национальной ТВ-сети, второй автобус работал на пятом ТВ-канале – это была независимая станция с самым высоким рейтингом в Лос-Анджелесе. Гарри не мог разобрать надписи на других двух автобусах, но решил, что они, наверное, из местных каналов «ABC» и «CBS» в Лос-Анджелесе. За автобусами стояли еще машины. Несколько человек прохаживались рядом.
Голос Дариуса был злым и ироничным:
– Да, эта история станет центральным сообщением всех новостей.
– Ну, пока еще нет, – мрачно сказал Гарри. – Нам лучше проехать мимо них, но не настолько быстро, чтобы они обратили на нас внимание.
Вместо того чтобы повернуть налево к дому, Дариус сделал так, как просил его Гарри.
Когда они проезжали мимо автобусов, Гарри отвернулся от окна и наклонился вперед к радиоприемнику, как будто искал какую-то радиостанцию.
– Их заранее предупредили, и они остановились здесь, чтобы подождать, пока все начнется. Кто-то постарался, чтобы меня вдоволь поснимали, когда будут выводить из дома, закованного в наручники. Если они зашли так далеко, что использовали отряд спецназа, тогда прежде чем они высадят дверь, люди с телевидения уже будут предупреждены, что пора начинать работу.
Ондина, сидевшая сзади, наклонилась к Гарри и спросила его:
– Папочка, ты хочешь сказать, что они все собрались здесь, чтобы снимать тебя?
– Это так, мое золотце.
– Негодяи, – возмутилась она.
– Они всего лишь журналисты и делают свою работу.
Вилла была гораздо слабее сестры, и она снова начала плакать.
– Ондина права, – сказала Бонни. – Они – вонючие ублюдки!
С заднего сиденья автобуса Мартин заявил:
– Вот это да! Дядя Гарри, они гоняются за вами, как будто вы – Майкл Джексон или еще кто-нибудь такой же знаменитый!
– Все, мы уже проехали, – сказал Дариус, и Гарри выпрямился.
Бонни сказала:
– Полиция, наверное, думает, что мы дома, потому что система охраны зажигает и тушит свет в наше отсутствие.
– Система запрограммирована несколькими сценариями, – объяснил Дариус. – Каждый вечер, когда мы отсутствуем, работает одна из программ – в одной комнате зажигаются, а в другой выключаются лампы. Включаются радио и телевизор. Все похоже на то, что в доме идет жизнь. Программы были разработаны, чтобы отпугивать грабителей. Я никогда не рассчитывал, что смогу убедить в нашем присутствии дома полицейских.
Бонни спросила:
– И что теперь?
– Давайте еще немного проедем вперед, – сказал Гарри. Он протянул руки к печке и сидел, не двигаясь.
Он никак не мог согреться. – Поезжай вперед, пока я все обдумаю.
Они уже до этого катались пятнадцать минут, пока Гарри рассказывал им о мужчине, обратившемся к нему, когда Гарри вышел на прогулку. Потом он рассказал им о втором незнакомце, встреченном в мужском туалете, и о рыжеволосой женщине в зеленом пальто.
Даже до того, как они увидели телевизионные автобусы, они серьезно отнеслись к предупреждению женщины. События последних дней уже убедили их в чрезвычайном положении. Они хотели быстро проехать мимо дома и незаметно высадить Бонни и Мартина, чтобы те собрали одежду, которую Ондина и Вилла купили в магазине, и жалкие пожитки, которые удалось привезти к Дариусу Джессике и девочкам в субботу. Через десять минут автобус бы снова оказался у дома, и Бонни с Мартином присоединились бы к остальным. Но их прогулка кончилась тем, что они подъехали к дому с другой стороны и увидели автобусы с телевизионными командами новостей. Тогда они поняли, что дело очень серьезно и предупреждение было сделано вовремя.
Дариус поехал к бульвару Уилшир и далее двинулся на запад, к морю, в направлении Санта-Моники.
– Если меня обвиняют в преднамеренном убийстве семи человек, включая трех детей, – вслух рассуждал Гарри, – то осудят за убийство первой степени при отягчающих обстоятельствах. Это так же точно, как и то, что Бог создал маленькие зеленые яблоки.
Дариус заметил:
– Тебя не выпустят под залог. Тут нет никаких сомнений. Будет заявлено, что риск слишком велик.
Сидя рядом с Мартином, Джессика сказала:
– Если бы даже позволили внести залог, у нас нет возможности достать столько денег.
– Суды завалены делами, – заметил Дариус. – Сейчас много новых законов. Каждый год из Конгресса поступает семьдесят тысяч страниц новых законов. Плюс еще апелляции, выступления защиты. Многие дела обрушиваются на суд, как лавины. Боже мой, Гарри, тебе придется просидеть в тюрьме год или два, чтобы дождаться своей очереди в суде, когда станут рассматривать твое дело...
– Это время будет потеряно навечно, – сердито сказала Джессика. – Даже если его оправдают.
На сей раз заплакали обе девочки – Ондина и Вилла.
Гарри вспомнил приступы клаустрофобии в камере.
– Я не выдержу ни полугода, даже ни одного месяца там.
Колеся по городу, где миллионы ярких огней не могли разогнать темноту, они снова и снова обсуждали все варианты. В конце концов все поняли, что выбора у них нет. Гарри нужно бежать. Но без денег и удостоверения личности он мог убежать очень недалеко, и его скоро бы поймали. Оставалась надежда только на таинственную группу, к которой принадлежала рыжеволосая женщина в зеленом пальто и двое незнакомых мужчин. Гарри почти ничего не знал о них, и ему было страшно вверять им свое будущее.
Джессика, Ондина и Вилла не желали с ним разлучаться. Они боялись, что расстаются навсегда, и поэтому решили бежать с ним. Гарри был уверен, что они правы.
Он не сомневался, что, оставшись без него, они станут следующими жертвами насилия.
Гарри взглянул назад в затемненное нутро автобуса. Он видел там понурые лица своих детей, лицо невестки, потом встретил взгляд жены. Она сидела рядом с Мартином.
– Так не должно было случиться.
– Неважно, самое главное, что мы будем вместе.
– Нам так трудно все доставалось, и вот...
– У нас уже все отобрали.
– ...но начинать все сначала в сорок четыре года...
– Лучше, чем умереть в сорок четыре года, – заметила Джессика.
– Ты – настоящий боец, – с любовью сказал он.
Джессика улыбнулась:
– Ведь могло случиться землетрясение, и дом пропал бы, и вместе с ним погибли бы и мы.
Гарри перевел взгляд на Ондину и Виллу. Девочки перестали плакать, но все еще всхлипывали. В глазах у них светилась решимость.
Он сказал:
– Вам придется оставить всех ребят в школе...
– Подумаешь, ребята. – Ондина старалась не показать, что ей будет трудно расставаться со своими друзьями. Подросткам всегда трудно терять друзей. – Это всего лишь ребята, глупые и несмышленые, вот и все!
Вилла добавила:
– А ты – наш отец.
В первый раз, после того как начался этот кошмар, Гарри прослезился.
– Тогда все решено, – объявила Джессика. – Дариус, нам нужно найти платный телефон.
Они нашли его перед пиццерией, рядом с торговым центром.
Гарри пришлось попросить у Дариуса мелочь для автомата. Он вышел из автобуса и один пошел к телефону. Сквозь окна пиццерии он видел людей, которые ели пиццу, пили пиво, разговаривали, смеялись. За большим столом сидела веселая компания, было видно, что они прекрасно проводят время. Они так смеялись, что заглушали музыку, льющуюся из музыкального автомата. Никому из них не приходило в голову, что мир вывернут наизнанку и летит в тартарары!
Гарри позавидовал им так сильно, ему хотелось разбить витрины, влететь в ресторан, перевернуть все столы, и отобрать у людей их еду, и выплеснуть пиво из кружек. Ему хотелось кричать и трясти посетителей, пока, наконец, их иллюзии нормальной и безопасной жизни не рассыпятся в прах, как это случилось у него. Он был настолько озлоблен, что сделал бы это, мог бы сделать, если бы у него не было жены и двух дочерей. Ему следовало позаботиться о них. Он не мог начинать новую жизнь один. Он завидовал не только счастью этих людей – нет, это была зависть их благословенному незнанию. Гарри так хотелось вернуть себе это блаженное состояние.
К сожалению, было ясно, что если ты что-то узнал, то это уже останется с тобой навсегда.
Он опустил монетки и поднял трубку. Какое-то жуткое мгновение он не мог вспомнить номер телефона, который ему дали. Он слышал гудки и пытался представить цифры, написанные на бумажке, которую держала в руках рыжеволосая женщина. Потом он неожиданно все вспомнил и начал нажимать кнопки. Его рука так дрожала, что он боялся набрать не jot номер.
После третьего гудка мужской голос сказал:
– Алло?
– Мне нужна помощь, – сказал Гарри. Потом он понял, что не представился. – Простите. Я... мое имя... Дескоте, Гарри Дескоте. Один из ваших людей, я, правда, не знаю, кто вы... она сказала, чтобы я позвонил по этому номеру, что вы мне можете помочь, что вы готовы оказать помощь.
Было ясно, что человек колеблется, потом он произнес:
– Если вы получили этот номер в нормальных условиях, тогда вы должны помнить, что существуют определенные правила.
– Правила?
Мужчина молчал.
Гарри вдруг испугался, что он повесит трубку, и уйдет от этого телефона навсегда, и с ним будет невозможно связаться. Он не понимал, чего от него ждут, но потом вспомнил три слова, которые были напечатаны на бумажке под номером телефона. Женщина в зеленом сказала, что он должен запомнить и эти слова тоже. Он произнес:
– Фазаны и драконы.
* * *
У двери флигеля Спенсер набрал несколько цифр на панели сигнального устройства, и оно отключилось. Дресмундам было приказано не менять код, чтобы у владельца не возникло сложностей, если вдруг он решит вернуться в их отсутствие. Когда Спенсер нажал последнюю цифру, надпись на светящемся табло изменилась. Вместо «Включено и находится под охраной» появилось «Готов к включению охраны».Спенсер принес с собой фонарик из пикапа и осветил стену слева.
– Там находится туалет и раковина, – сказал он Элли. Рядом с туалетом была еще дверь. – Здесь – небольшая кладовка. – В конце коридора огонек высветил третью дверь. – А здесь он устроил галерею. Ее посещали только самые богатые коллекционеры. Из галереи на второй этаж ведет лестница. Там была его студия. – Спенсер перевел луч на правую сторону коридора. Там располагалась только одна дверь. Она была приоткрыта. – В этой комнате хранились документы и нужные бумаги.
Он мог бы зажечь лампы дневного света, укрепленные на потолке. Но шестнадцать лет назад он вошел в полумрак. Единственным освещением тогда служили зеленые буквы на панели сигнальной системы. Интуиция подсказывала Спенсеру, что, только воссоздав обстановку той ночи, ему удастся вспомнить, что же мучило его все эти годы. Тогда во флигеле работал кондиционер. Сейчас он согревал воздух, и слабое тепло напоминало мягкую июльскую ночь.
Резкий свет дневных ламп над головой изменил бы полностью восприятие. Спенсер понимал, что, если он желает хотя бы в общих чертах воскресить свое настроение той ночью, даже свет фонарика чересчур ярок, но у него не хватило духа двигаться в полной темноте, как тогда, в четырнадцать лет.
Рокки визжал и царапал дверь, которую Элли закрыла за собой. Он дрожал и был очень расстроен.
Спенсер не мог понять почему, но Рокки больше всего боялся темноты на улице. Как правило, он не трусил, когда дома было темно, но иногда приходилось включать настольную лампу, чтобы он перестал визжать и трястись.
– Бедняжка, – сказала Элли.
Свет фонарика был ярче, чем свет ночника, и Рокки не должен был так сильно нервничать. Но он дрожал, будто его ребра бились друг о друга, как пластинки ксилофона.
– Все нормально, дружище, – сказал собаке Спенсер. – То, что ты чувствуешь, – это прошлое. Все кончено много лет назад. Теперь здесь ничего не может привести в ужас.
Собаку он не убедил, и она продолжала царапать дверь.
– Может, мне его выпустить? – спросила Элли.
– Нет, он поймет, что на улице ночь, и начнет проситься обратно.
Когда Спенсер снова направил луч на дверь комнаты, где хранился архив, он понял, что сам является источником собачьего страха, то волнение, что бушевало в нем. Рокки всегда очень сильно реагировал на его настроение. Спенсер постарался успокоиться. То, что он сказал собаке, было правдой: аура зла, сохранившаяся в этих стенах, была отголоском ужасного прошлого, но сейчас уже нечего было бояться.
Однако так Спенсер мог утешить собаку, но не себя. Он до сих пор жил в прошлом наполовину. Его не отпускал вязкий деготь памяти. И сильнее держало его то, что память не открывала ему, нежели то, что он ясно помнил. Воспоминание, которое он приглушил и задвинул глубоко в темноту сознания, превратилось именно в такое, державшее его озеро дегтя. События, происшедшие шестнадцать лет назад, были безопасны для Рокки, но Спенсера они могли поймать в западню, поглотить и разрушить его полностью.
Он начал рассказывать Элли о той ночи, о филине, радуге и ноже. Его перепугал свой собственный голос. Каждое слово казалось ему звеном в цепи, с помощью которой вагончик «дороги ужасов» в парке развлечений подтягивался вверх на горку, а потом цепь отпускали, и кабинка с мордой чудовища впереди вдруг срывалась вниз, в наполненную привидениями черноту комнаты ужасов. Цепь несет кабинку только в одном направлении. И если впереди кажется провал или же начнется пожар в самом конце комнаты ужасов, обратного пути не будет.
– В то лето, как и всегда, я спал в своей комнате без кондиционера. Зимой в доме бесшумно работала система обогрева, и я ее не замечал. Но меня раздражал свист и шипение холодного воздуха, который нагнетался через отверстия вентилятора. Меня также раздражало гудение компрессора... Нет, «раздражало» – это не то слово. Меня оно пугало. Я боялся, что из-за этого шума не смогу услышать другие звуки в ночи... Тот звук, который мне следовало услышать и отреагировать на него... иначе я мог погибнуть.
– Что за звук? – спросила Элли.
– Я не знаю. Какой-то детский страх. Или так думал в то время. Я стыдился этого страха. Но мое окно было открыто ночью, и поэтому я услышал крики. Я пытался убедить себя, что это была сова или ее жертва. Что они где-то далеко отсюда, в ночи. Но... крик был таким отчаянным, жалким и полным ужаса... это был крик человеческого существа...
Спенсер рассказал Элли о своем путешествии в ту июльскую ночь. Он говорил быстрее и с большими подробностями, чем когда рассказывал о том же незнакомым людям в барах или Рокки. Спенсер говорил, как он вышел из тихого дома, прошел по зеленому газону, припорошенному снежным светом луны, повернул за угол флигеля, как над ним пролетел филин. Как потом он подошел к фургону, из открытой двери которого несло мочой, как вошел в прихожую, где они сейчас стояли...
– И тогда я открыл дверь в комнату с документами, – сказал он.
Открыв ее теперь снова, Спенсер переступил порог.
Элли последовала за ним.
В темной прихожей Рокки по-прежнему скулил и царапал дверь, пытаясь выбраться отсюда.
Спенсер обвел лучом фонаря комнату. Из нее исчезли длинный рабочий стол и два кресла. Не было и полок с разными документами.
Длинные шкафы из сосны стояли вдоль дальней стены, закрывая ее от пола до потолка. В шкафах было три высоких узких дверцы.
Спенсер остановил луч света на средней и сказал:
– Дверцы были открыты, и странный свет шел изнутри шкафа. Оттуда, где не должно было быть никаких огней. – Он сам ощутил новое напряжение в своем голосе. – Мое сердце сильно билось, у меня дрожали руки. Я сжал их в кулаки, я пытался сдерживаться. Мне хотелось убежать, просто повернуться и убежать обратно в постель и позабыть обо всем.