—Ты сегодня меня с трех часов подменишь?— спросил Николай.— Заявки на меня оставляй.
   —А что посерьезнее, то сам делай,— закончил за него Виталий.— Ну, ну. Можешь сказать, зачем это тебе нужно?
   —Калым подвернулся. На полтинник. Завтра кутнем по-крупному.
   —Ах, если так, то конечно.— Виталий как бы невзначай оглянулся. Козлов и Вельда шли за ними, о чем-то переговариваясь. Шипов, не замечая ничего, ушел вперед. Виталий махнул рукой парочке, чтобы они скрылись. Когда он убедился, что те следуют за ними незаметно, догнал Николая. Тот уже подходил к остановке.
   Они подошли к ларьку.
   —Пить хочу,— сказал Виталий и купил «Колу».
   Напарник, часто страдавший простудой, отказался.
   Через двадцать минут подошел 71 автобус. Николай решил ехать.
   —Значит ты не хочешь составить мне компанию?— спросил Виталий.
   —Извини, тороплюсь; мне еще за видаком надо заехать к зятю.— И Шипов побежал к автобусу. Виталий тихо произнес в ответ:
   —А. Ну, ну.
   Спустя пять минут подошел и его автобус. Войдя в салон, Серебряков увидел на заднем сидении Вельду. Она поманила его. Он сел рядом.
   —Могли хотя бы спрятаться,— сделал он ей замечание.
   —Но вы же всё равно знаете,— сказала та.
   —Вы, вы... А сколько тебе лет?— неожиданно спросил Виталий ее,— если не секрет, конечно.
   —Да нет никакого секрета,— отвечала Вельда,— мне тысяча девятьсот двадцать лет, если только память меня не подводит.
   —А мне,— произнес Виталий,— двадцать один. И не выкай больше. Хорошо?
   Вельда согласилась:
   —Ладно. Как прикажешь.
   —А Козлов где?
   —Здесь я,— послышался голос за их спинами,— как же я могу тебя оставить? Просто никак не могу.
   —А что стало с Резцовым?— опять спросил Виталий.
   Козлов пересказал ему всё ночные происшествия, из которых Серебряков узнал, что Осиел вернулся и незамедлительно начал мстить.
   —А Наташа?— испугался Виталий.— Она же ничего не подозревает.
   —Осиелу она не нужна,— ответил Ипполит.— На наше счастье он не занимается похищениями и шантажом. На подобное способен только человек. Так что я бы не упустил такую возможность.
   Виталий произнес задумчиво:
   —Не упустил… Он же совершенно хладнокровно убивает людей. Для него ничего не стоит взять ее в заложники. И я— в его руках.
   —На наше счастье,— заговорила Вельда,— он тоже имеет некоторые принципы и живет по своим законам. Все мятежные ангелы живут по своим законам, ими же созданными. А Осиел не может получить тебя силой. Он считает, что ты должен перейти на его сторону добровольно. Он либо убьет тебя, либо сделает своим сторонником.
   —Я— добровольно?— удивился Серебряков.— Да никогда в жизни!
   Козлов усмехнулся и произнес:
   —Он обладает поразительным даром убеждения. Освальд даже не устоял, хотя он был намного опытнее тебя. Ладно— «Аврора»— наша остановка.
   Они сошли и пересекли проезжую часть. Виталий бросил пустую бутылку из-под «Колы» в урну. Все сели в другой автобус и через пятнадцать минут уже подходили к дому номер 33.
* * *
   Шипов уже был у своего дома, когда его окликнули. Он повернулся. К нему шел маленький человек со шрамом на правой щеке.
   —Извините, молодой человек,— высоким голосом сказал он, теребя своей рукой что-то в кармане. Этим что-то вполне могла быть мелочь, так как раздавалось позвякивание.— Вы не подскажете, который час?
   Николай произнес, посмотрев на часы:
   —Тринадцать, двадцать семь.
   —Благодарю вас,— сказал человек и стал удаляться в обратном направлении.
   А Шипов почти сразу же забыл о нем.
   Он зашел в свой подъезд, отпер дверь и только сделал шаг за порог, как зазвенел телефон. Николай поднял трубку:
   —Да?
   Ответили очень знакомым высоким голосом:
   —Можно позвать Максима?
   —Перезвоните, вы ошиблись номером,— сообщил Николай и услышал в ответ:
   —Благодарю вас.
   Пошли короткие гудки. Николай еще долго не отходил от телефона, странное беспокойство посетило его. Но, наконец, он положил трубку на место, разделся и пошел на кухню.
   Часа через полтора вышел из дома, пересек улицу имени Гагарина и только ступил на тротуар, как навстречу ему из находившейся рядом закусочной двинулся маленький человек, тот самый, что еще спрашивал, который час. Человек подошел почти вплотную и, смотря своими маленькими глазками в глаза Шипова, спросил:
   —Шипов Николай Георгиевич?
   —Да,— ответил удивленный Николай,— это я.
   —Очень, очень приятно,— сообщил человек,— благодарю вас.— Он вынул руку из кармана и дотронулся щеки Шипова. Тот удивленно отпрянул со словами:
   —Вы что, идиот?
   —Конечно,— сказал человек.
   В глазах Николая день стал меркнуть, и он начал заваливаться на левый бок. Дипломат выпал из рук. Николай упал, закрыв глаза. Он перекатился на спину, шапка слетела с головы. Шипов застыл в обмороке. А маленький человек наклонился над ним и пальцем приоткрыл правый глаз Николая. Посмотрел, отрицательно мотнул головой и поднялся. Вдруг на другой стороне дороги раздался возглас:
   —Что с ним?
   Это кричала одна пожилая женщина, которая увидела своего соседа лежащим на краю тротуара.
   —Да вот, в обморок упал,— сказал маленький человек.
   —Вы его покараульте, а я вызову «скорую»,— крикнула женщина и скрылась во дворе своего дома.
   Маленький человек растворился в воздухе, не собираясь дольше оставаться рядом с Шиповым.
   Через полчаса Николая Шипова машина скорой помощи увезла в больницу имени Семашко.
* * *
   В три часа дня в квартире № 47 тридцать третьего дома по улице Мориса Тореза раздался телефонный звонок. Виталий поднял трубку.
   —Да?
   В трубке чихнули, а потом ответили:
   —Ты не поднимешься на этаж выше.
   Серебряков сразу узнал голос Козлова.
   —Что-то случилось?— спросил Виталий.
   —Отец хочет поговорить с тобой.
   —Хорошо, сейчас буду.
   Через минуту Виталий входил в 49 квартиру. Его встретила Вельда.
   В зале ничего не изменилось. Леонард как обычно сидел в своем кресле и курил.
   —Садись, сын,— он указал на кресло подле себя. Виталий сел.
   —Сегодня ночью ты мне будешь нужен,— произнес граф.— Мы в скором времени должны будем расстаться. Ты должен быть введен в курс дела.
   —Ладно,— несколько удивленно ответил Серебряков.
   —Осиел подступает все ближе и ближе,— продолжал Леонард.— Он скоро нас обнаружит. Поэтому мы должны найти его раньше. Но я хочу подстраховаться.
   Зазвонил телефон, Козлов, сидевший напротив Виталия, подскочил с аппарату.
   —Я слушаю,— прошипел он в трубку.
   —Ипполит,— сказала трубка голосом Гебриела,— я нашел Осиела. Передай трубку графу.
   —Вас, сир,— произнес Ипполит, протягивая Леонарду трубку,— господин барон хочет новость сообщить.
   Через секунду Леонард говорил с Гебриелом:
   —Где ты?
   —Около магазина «Электроника». Свинцов только что вошел внутрь. Я жду его здесь,— ответил Гебриел.
   —Сейчас мы будем. Паси его, только смотри, чтобы он не заметил,— сказал граф.— И умоляю тебя: дождись нас!
   Гебриел помолчал, а потом вновь заговорил:
   —С ним Морозов.
   —Рыбак рыбака… Жди, мы сейчас будем.— Граф повесил трубку. После обратился к Виталию,— ты подожди дома.
   —Нет, отец, я хочу идти с вами,— запротестовал тот.
   —С нами ты не пойдешь,— сказал твердо Леонард,— спускайся и жди звонка.
   Виталий ушел.
* * *
   По магазину, торгующему всякой всячиной, ходила странная парочка: маленький бледный человек с причудливым шрамом на правой щеке и злыми маленькими глазками, одетый в старенькое пальтишко, и молодой высокий парень с прямым, довольно свежим шрамом, пересекавшим правую щеку. Эта парочка ходила бесцельно по магазину. Молодой человек интересовался всякой аппаратурой, а его спутник постоянно говорил ему что-то. И некоторые, проходившие мимо, слышали, как молодой человек отвечал с дрожью в голосе: «Да». Больше никаких слов он не говорил. Через некоторое время маленького человека с бледным лицом посетило некое беспокойство. Он стал беспокойно озираться по сторонам. Потом дернул парня за рукав и произнес:
   —Убирайся отсюда через левую дверь. Я пойду через другую.
   —Да,— ответил его спутник и направился к выходу, тогда как Осиел (а это был не кто иной, как он) подошел к правой двери и осторожно посмотрел поверх головы торгующей мороженом около выхода женщины. Не известно, разглядели ли что-нибудь глаза Свинцова, только после этого он противно причмокнул, отпугнув покупательницу, которая хотела приобрести пломбир. У той аппетит резко сменился тошнотой, и она торопливо покинула магазин. Свинцов вышел из магазина спустя несколько минут.
   Выйдя на воздух, Николай Иванович понял, что так его беспокоит. Его трюк удался; Гебриел, который, видимо, следил за ними очень давно, двинулся за Морозовым, забыв про Осиела. И этого было вполне достаточно, чтобы Свинцов заметил барона. Гебриел повернулся, глаза его встретились с колючими глазками брата. Осиел поспешно отвернулся, пересек рынок и скрылся во дворе дома. Гебриел следовал за ним.
   Свинцов, как заметил Гебриел, забежал в последний подъезд ближайшего высотного дома. Барон, не раздумывая, двинулся туда же.
   Как только дверь захлопнулась за спиной Гебриела, барон увидел Свинцова, который стоял на последней ступеньке первого пролета. Глаза его горели красным светом.
   —Вот мы и встретились, братец,— первым произнес Николай Иванович, доставая из кармана серебряный клинок.
   —Зачем ты здесь?— спросил спокойно без тени эмоций Гебриел.
   —А разве ты не в курсе?— Маленький рот Осиела растянулся в противной змеиной улыбке.— Я могу сообщить.
   —Сделай одолжение.
   —Мне нужна земная жизнь моего старшего братца, да и твоя не помешает для разнообразия. Ну, а еще я жажду познакомиться с избранным. Говорят, что он превосходит по мастерству даже Освальда.— С этими словами Осиел стал наступать.
   —Горе тебе, ибо не ведаешь ты, что творишь.
   Гебриел ничего не ответил, он просто вынул из своего кармана нож из платины с золотой рукояткой. Осиел как-то брезгливо окинул взглядом соперника, плюнул тому под ноги и сделал выпад, но не рассчитал своих возможностей. Гебриел кулаком врезал ему по челюсти, от чего та слетела с замков, а обладатель ее больно ударился правым боком о перила. Осиел отступил, Гебриел последовал за ним. Вдруг вся фигура Свинцова засветилась как бы изнутри, запахло озоном, между прутьями арматуры перил засверкали молнии, посыпались на пол искры. Барон вырвал ближайший прут и, размахнувшись, выбил из руки Свинцова раскалившийся до бела кинжал. Тот громко прогремел вниз и остался лежать на полу за спиною Гебриела. Свинцов понял, что приходит его второй конец. Он предпринял попытку проскочить под рукой Гебриела. Но барон был намного быстрее него. Он резко наклонился, и платиновое лезвие ножа, пропоров ветхую ткань пальто Свинцова, вошло в сердце. Пораженное тело дернулось. Свинцов из последних сил подпрыгнул, его руки вцепились в горло Гебриела. Барон выпустил нож, тот звякнул об пол. После обеими руками ухватился за концы прута и обернул его вокруг шеи Николая Ивановича. Свинцов слишком поздно среагировал, чтобы освободиться. Вместо этого он, видимо, решил за собою унести в могилу и барона, надавив тому на горло сильнее. Барон стал хрипеть. Но у него все же хватило сил завязать концы арматуры. Заскрежетал металл. Гебриел, сделав последнее усилие, затянул узел. Тело Свинцова обмякло. Руки беспомощно повисли.
   Лицо посинело.
   Гебриел вздохнул. Стояла тишина, как будто никого, кроме них здесь не было. Барон, наклонившись, подобрал свой нож, испачканный темной кровью Осиела, и шагнул к трупу маленького человека. Опустившись перед телом на колени, барон кончиком своего ножа, обмокнув его в кровь Свинцова, нарисовал на мертвом челе перевернутую пятиконечную звезду. И вдруг застыл, почувствовав около своего сердца холод. Холод превратился в жгучее пламя. Лицо барона исказила мука. Он повернулся и увидел за собой Морозова. Глаза того равнодушно смотрели в лицо Гебриела. Михаил напоминал человека, который читает книгу, думая о чем-то своем, и не вникает в смысл читаемого. Барон протянул руку к Морозову, но тот вогнал серебряный клинок Осиела по самую рукоять, пронзив сердце. Гебриел прислонился плечом к арматуре перил и выдохнул последний раз в этой жизни. Морозов не стал вынимать кинжал, а развернулся, но не ушел, услыхав голос Свинцова:
   —Помоги.
   Морозов с трудом мог понять слово; рот Осиела не закрывался.
   Кинувшись к своему господину, Морозов ухватился за концы прута, пытаясь развязать узел. Осиел открыл глаза, в которых еле теплилась жизнь.
   —Оставь,— приказал он Михаилу.— Наклонись поближе, я тебе хочу сказать…— Из-за вывихнутой Гебриелом челюсти лицо его дергалось, гримасы боли одна за другой пробегали по нему.
   Морозов повиновался. Николай Иванович с не присущей покойникам силой, сжав ладонями его затылок, впился своими губами в рот парня. Михаил дернулся и широко раскрыл глаза. Он попытался отбиться, но Осиел был сильнее. Едкая жидкость, опалив горло Морозова, ворвалась в желудок. Сознание Михаила померкло. Лицо стало меняться и приобретать черты Свинцова. Пропал прямой шрам со щеки, превратившись в трезубец. Наконец живой и здоровый Осиел оторвался от уст тела, которое минуту назад принадлежало ему. Теперь на полу оказался лежать окровавленный труп молодого парня. Из раны в груди всё еще струилась кровь, горло было сдавлено завязанным в узел стальным прутом. Свинцов наклонился к телу Гебриела и, выдернув кинжал, легким, но точным, движением руки отсек голову. Потом спрятал кинжал в карман, повернулся и вышел.
   Через полчаса, когда день уже померк и первый этаж предпоследнего подъезда погрузился во тьму, где-то наверху стукнула дверь квартиры, и кто-то стал спускаться вниз. Наконец женщина лет сорока ступила на площадку первого этажа. Она уже хотела ступить на первую ступень последнего пролета, как ее глаза, уже почти привыкшие к темноте, заметили тело, лежащее на пути.
   —Вот пьянь!— нашаривая рукой на стене выключатель, произнесла женщина.
   Щелкнуло, и площадка озарилась тусклым светом. Женщина сразу же забыла о цели своего выхода из квартиры, как только увидела всю картину. Она бледная прислонилась к стене, и из ее горла вырвался нечеловеческий, похожий на современную милицейскую сирену, вопль. Защелкали замки квартир на ближайших трех этажах,— вниз сбегались жители подъезда. Многие, закрыв рты, тут же покидали место драмы, спеша избавить свои желудки от ужина или остатков обеда. А первая свидетельница, уже покрасневшая от прилива крови к голове, низко наклонилась над бетонным полом. Ее тут же вырвало.
   Воздух двора огласился воем милицейских сирен. Через час две машины скорой помощи увезли тела. На одну погрузили тело высокого красивого мужчины и его голову, а на другую— труп молодого парня с посиневшим от удушья лицом, на шее которого был завязан узлом стальной прут, а на лбу нарисована уже запекшейся кровью пятиконечная звезда.
   Первый этаж дома заполонили люди в форме и репортеры, которым никто не сообщал о случившимся, но которые, как всегда, все узнали по своим им одним известным каналам. Один из репортеров говорил в диктофон свои соображения. Многие, рядом находившиеся, слышали, как с его уст сорвалось словосочетание «сатанинская секта».
   А наутро в областных газетах пестрели заголовки: «Секта Сатаны в Самаре», «Их убили сектанты» и другие. Нашлись и такие репортеры, которые связали эти убийства со многими уже происшедшими в Самаре за последнюю неделю. Понемногу многие самарцы стали бояться выходить на улицу после захода солнца. А в местное Управление Внутренних Дел прибыла группа следователей из Москвы. Было открыто уголовное дело по факту совершения убийств в Самаре. Через сутки дело насчитывало уже около четырех томов, по несколько сотен страниц на каждый.

Глава XXIII
ИППОЛИТ ИПАТЬЕВИЧ

   Он ляжет костьми за тебя и знакомых твоих…

   Автобус был переполнен. Виталий смотрел в окно. Мимо проносились люди, машины, дома, заснеженные тротуары, Виталий не спал всю ночь. Он и Леонард со своей компанией уничтожали тело Гебриела в морге. Какое-то чувство злобы поднималось со дна души парня. Чувство злобы на собственное бессилие. Они, как не спешили, а помочь барону не успели. Виталий видел, как выносили из подъезда тела барона и Морозова. «Вот достойный конец для этого подлеца,— подумал про Михаила тогда Серебряков,— Он был превосходной находкой для Осиела. Лучшего и желать было нельзя». Тогда Козлов, бывший, видимо, неким экспертом по всяким непонятным делам, сказал, что это тело не Морозова, это то, что остались от тела молодого охранника больницы. Оказывается Свинцов, когда его собственное тело приходит в негодность, способен для себя использовать любое другое— действующее,— находящееся поблизости. Но и это возможно, если голова Осиела находится на плечах, поэтому-то он отсек голову Гебриелу. Тот тоже обладает такой возможностью. Ясно стало, что уничтожить Осиела будет совсем не просто.
   Виталий ехал в больницу. Утром оказалось, что его напарник с сотрясением мозга был увезен вчера на «скорой». Как сообщила его жена, ему сделали какую-то операцию, он пришел в себя и сейчас находится в общей палате.
   Козлова видно не было. Но Виталий чувствовал,— тот где-то рядом. После случившегося с Гебриелом он ни на шаг не отставал от Серебрякова. Но в такой толкотне даже увидеть собственную руку было проблемой.
   Наконец автобус подъехал к нужной остановке. Серебряков, еле протиснувшись, сошел и едва не упал, поскользнувшись на льду. Едва найдя вход в травматологическое отделение, Виталий попал в здание через обшарпанную дверь и был встречен подозревающей всех и вся вахтершей. Та окинула оценивающе парня взглядом, полным равнодушия и какой-то злобы, и только потом справилась о цели его визита. Убедившись, что Серебряков никаких противоправных целей не имеет, она указала на верхний этаж. Поднявшись, Виталий осведомился у медсестры, где находится привезенный вчера парень. Он назвал имя. Медсестра, пролистав журнал, указала на двести девятую палату. Серебряков вошел и наткнулся на человека в халате.
   —Осторожно, молодой человек,— произнес человек,— не следует так торопиться. Вы к кому?
   —Добрый день,— поздоровался Виталий.
   —Это ко мне, Валерий Витальевич.— Услышал он голос напарника.
   Врач вышел.
   Коля лежал на ближайшей к двери кровати. Виталий подумал, что он побывал в какой-то драке. Вся область вокруг правого глаза напарника была синей, а лоб покрывал бинт.
   —Интересно, в какой потасовке ты побывал?— сказал, прикрывая за собой дверь, Виталий.
   Николай поднялся и пожал руку Серебрякова.
   —С грузовиком не нашел общий язык. Малость повздорили,— произнес Шипов, пододвигая табурет для Виталия.
   Виталий сел.
   —Ну, а что на самом деле случилось?— спросил он.
   Николай пожал плечами:
   —Да не помню. Шел по улице. Перешел дорогу. А потом— всё, не помню.
   —Тебя машина сбила?— не унимался Серебряков.
   —Нет. Я на тротуаре лежал. И больше, кроме глаза и головы, ничего не пострадало. Соседка вызвала врачей, а потом сообщила жене.
   —Ох, и напугалась же она, наверное,— сказал Виталий.
   —Всю ночь от него не отходила,— раздалось с соседней кровати. Там лежал с газетой старичок лет семидесяти.
   —На дежурстве был лучший хирург— Теплых Валерий Витальевич,— мне сильно повезло. На работе как?— спросил Николай, поднимаясь и усаживаясь на кровати.
   —Как всегда,— ответил Серебряков,— заходил правда на оперативку Светлов, тебя спрашивал.
   —Чего от меня ему было нужно?
   —Не сказал. Наверное хотел выписать этих-самых по первое число.
   —А ты чего сказал?
   —Сказал, что ты в отгуле.— Виталий открыл дипломат и достал чистый лист. Протянул напарнику со словами: —Пиши заявление. Сегодня среда. Пяти дней тебе, надеюсь, хватит, чтобы оклематься. Инженер в курсе.
   Николай написал заявление и протянул Серебрякову. Виталий спрятал лист в дипломат.
* * *
   —Ты прекратишь жульничать или нет?— воскликнул Виконт после того, как Вельда в очередной раз сорвала банк.
   —Ну что я могу поделать,— оправдывалась та,— если мне в покере везет лучше тебя.
   —Не знаю,— не унимался де ла Вурд,— можно ли назвать везением, если в десяти случаях у тебя оказывался покер.
   Вельда всё прикидывалась дурочкой:
   —А сколько партий мы уже играем?
   —Десять,— передразнивая соперницу, отвечал Виконт,— если ты вдруг неожиданно забыла.
   В зале, кроме Виконта и Вельды, находился Леонард. Он на этот раз изменил несколько своей привычке; вместо коньяка или вина теперь перед ним стояла чашка с черным кофе. Правда сигара находилась при нем.
   На коленях графа тихо урчал Маркиз. Его только что накормила Вельда. Попугай по своему обыкновению спал на канделябре. Он уже полностью примирился с присутствием кота, когда понял, что тому глубоко наплевать, где находится Цезарь и чем он занят. Да к тому же и гибель Гебриела подействовала сильнейшим образом на психику попугая.
   —Вам еще не надоело?— спросил граф.— Какой смысл играть в карты, если любой из вас может, когда захочет, узнать карты соперника или сделать так, чтобы в колоде были одни тузы? Пора бы понять это давно. Поиграли лучше бы в шахматы.
   —Сир,— сказал Виконт,— мы договорились, что будем играть честно.
   —Ладно, Виконт.— Граф стряхнул пепел с сигары в пепельницу.— Что сказал прокурор?
   Виконт дунул в воздух, и колода карт испарилась. После, наливая себе вина из покрытой плесенью бутылки, сказал:
   —Когда я его навестил и предоставил доказательства, он выписал ордер на арест, но признался мне, что его голова после этого не дорого стоит.
   —А ты что ответил?— спросил Леонард.
   —Ну что я мог сказать? Прописную истину: лучше спокойно существовать на заработанные честно гроши, чем всю жизнь трястись над ворованным золотом. И пообещал, что он останется на своем месте.
   —Так он и поверил,— вставил проснувшийся попугай.
   —Он поверил,— сказал де ла Вурд,— и еще как! После того, как я разжевал его пепельницу, он поверил бы в то, что я— папа Иоанн Павел Второй.
   —Так значит,— сделал вывод граф.— Степашин арестован.
   —Именно арестован, сир. Нарядом милиции.— Виконт опустошил второй бокал вина.— На глазах множества соседей.
   Цезарь хихикнул:
   —Пусть теперь посмотрит на небо в клеточку.
   —Нет, Цезарь,— сказал Леонард,— до суда дело не дойдет. Виконтовы доказательства уничтожат, а прокурор будет отстранен от дела. Степашин просидит в КПЗ самое большее до понедельника, пока его папа нажимает на соответствующие рычажки.
   Леонард, затянувшись сигарой, выпустил в потолок облако сизого дыма, а Виконт продолжил:
   —Степашина отпрыск со своим папашей будут всячески стараться не только замять дело об изнасиловании, они постараются всю вину свалить на девушку.— Он развалился в кресле.— Ее обвинят в том, что это она совратила «благопристойного» сына хороших родителей да и вообще была, так сказать, не совсем добродетельна. Сир, я желаю завершить дело,— наконец сделал вывод де ла Вурд.
   —На следующей неделе,— сказал граф,— ты убьешь его. Степашин-старший берет взятки, приторговывает наркотиками и вообще ведет себя, как полная противоположность служителю закона. Вслед за сыном. Но в прокуратуре должны при этом остаться доказательства вины обоих. И да пусть правит несчастный случай. Хватит нераскрытых убийств.
   Виконт криво усмехнулся:
   —О, монсеньор, об этом можете не беспокоиться. Доказательств хватит, а дело обстряпаю так, что комар носа не подточит.
   —Зато черт переломает ноги,— вставил с канделябра попугай.— Ежели судить о том, как помер бедный лаборант.
   Де ла Вурд несколько не обиделся:
   —А с тем у меня были особые счеты.
   —Здесь только не ошибись,— приказал Леонард, делая последнюю затяжку.
   Виконт кивнул:
   —Да, сир, как прикажете.
   Сигара графа исчезла бесследно. Леонард сделал глоток из чашки с кофе, потом произнес:
   —Что касается Свинцова…
* * *
   Аня влетела в комнату, как на крыльях. Если б дверь была заперта, то слетела бы с петель. В глазах девушки блестели искорки, щеки горели огнем, Наташа подумала, что это от мороза на улице. Но подруга была невероятно возбуждена. Она на ходу скинула шубу, сапоги, перчатки и, кинувшись к Торцовой, обняла ее так, что у той перехватило дыхание. От Анны пахло морозом, снегом и, вроде бы, каким-то мужским дезодорантом.
   Наконец Аня отпустила подругу и заперла дверь в комнату.
   —Ты не поверишь!..— начала было она, но Наташа прервала ее словами:
   —«Сержио Армани»?
   —Что?— не поняла ошеломленная Анна,— что ты сказала?
   Наташа улыбнулась и повторила:
   —Дезодорант «Сержио Армани»? Он им пользуется? Где же ты его нашла?
   Подруга перевела дыхание, откинулась на подушку, закатила глаза и прошептала в каком-то экстазе:
   —Такие глаза! Если б ты видела его глаза!..
   —Мадмуазель Кошечкина,— сказала Наташа, щелкая пальцами перед лицом подруги,— очнитесь.— А потом рассмеялась переливчатым смехом,— или вы уже не мадмуазель?
   Это подействовало отрезвляюще; девушка села.
   —Ну, вот теперь рассказывай, где ты с ним познакомилась.
   Взъерошив волосы рукой, Аня сказала:
   —На улице.
   —Да ты сума сошла,— вывела спокойно Наташа,— на улице, и уже целовалась?