Глава 24

   — Слушай, Бронята! — решился, наконец, задать вопрос Нойдак, поняв, что Броня собирается покинуть их компанию.
   — Слушаю.
   — Ты собираешься уйти ведь, так?
   — Да, наши пути сейчас разойдутся, — кивнул Бронята, — но мы еще встретимся! Вы ведь возвращаетесь в стольный град Киев, я тоже скоро буду там, но сначала должен побывать в двух других местах. Но то — мое дело, ведунье…
   — Да, понятно, — растеряно произнес Рахта, он только-только примирился с тем, что этот ведун — его бывший маленький дружок, а тут еще выясняется, что у него свои дела, которые простым смертным, вроде него, Рахты, знать не положено!
 
   — Но ты что-то хотел спросить меня?
   — Да, хотел, — кивнул Нойдак, — а можно мне в тот город светлый?
   — Тебе? А зачем?
   — Хочу все-все знать!
   — Ну, всего и там не знают, и даже те, кто этот мир создавал — тоже…
   — Как так? — удивился северянин, — Ведь тот, кто мир создал, должен все о нем знать!
   — Как же! — засмеялся Бронята, — Коли ты курятник состроишь, да кур в нем заведешь, разве ж будешь знать каждое перышко у каждой несушки? И когда какая чего снесет, да кто вылупится — петушок али несушка? Хоть и хозяин, хоть и в миг всех кур передушить могешь, а где тебе про них все знать?!
   — Так что, некому, выходит, меня выучить? — вконец расстроился Нойдак.
   — Отчего ж, выучат, и очень многому… Но не всему!
   — Так хоть немногому, я готов и немногому выучиться! — выпалил Нойдак, — Пустят ли меня в тот город? Будут ли учить?
   — В тот град пускают всех, кто туда за знаниями идет, и всех учат, — успокоил Нойдака Бронята.
   — А как до него добраться?
   — С этим сложнее, город этот из многих озер русских вход имеет, вот только когда и с какого — вот в чем вопрос!
   — Я так понял, что звезды в ряд должны встать, — заметил Нойдак, — и новолуние быть должно…
   — Да, ты хорошо слушал, только не звезды, а планеты, сие — разница немалая! Впрочем, если у мудрых людей подучишься, то и сам срок знать будешь… А где город сей вновь всплывет — о том я тебе потом скажу, попозже, когда срок придет!
   — А Лёкки можно со мной?
   — Лёкки? — чему-то удивился молодой ведун, — Открою тебе, что знаю я заранее, что придешь ты, Нойдак, в тот град, но об остальном — умолчу! А вот насчет Лёкки там ничего не было, в той книге…
   — Так ты читал Книгу Судеб? — поразился Сухмат, — Тогда не знаешь ли ты…
 
   — Судьбы наши Пряха нитью прядет, — холодно бросил Броня, — а что в предсказаниях рунами обозначено — так то еще может и не спрястись! И нет большего зла, чем сказать человеку его судьбу, Сухмат, ты уж не держи на меня зла…
   — Значит, Нойдаку сказать можно, а мне — нельзя? — Сухмат разозлился.
   — Разные то вещи! — голос ведуна был холоден, но в глазах промелькнула печаль, — Тебе, Сухмат, знать будущее никак нельзя! Уж такова твоя Судьба! А Нойдаку что, я лишь дорогу ему обозначил… Кстати, Рахта, дружище, вы по какой дороге идти дальше собираетесь? Уж не влево ли собрались?
   — Тебе вправо нам влево, так что ж?
   — Если Вы дальше этой дорогой побредете, так прямиком в Шушмор и попадете!
 
   — Что за Шушмор такой?
   — Место запретное есть такое, мало кто живым возвращается, коли в Шушмор попадает!
   — Что за место — расскажи!
   — Посреди леса — поляна великая, а на той поляне — камни преогромные, и Алатырь-камень там, и Бел-Горюч камень, и другие… о которых не многие знают, — вздохнул Броня, видно знал он теперь не мало, — Коли увидите вы камень посреди других камней, как купол иль над домом крыша, так и знайте — впереди Шушмор, и ходить туда не надо, а лучше бежать назад без оглядки, если повезет — живыми уйдете…
   — Сдается мне, бывали мы уж там, — заметил Сухмат, — и, ничего, вроде живы-здоровы!
   — Бывали?! — поразился Броня, потом его взгляд упал на Полину, — Хотя да, теперь понятно… Но не всегда смертному богов побеждать!
   — Посмотрим, — отозвался Сухмат.
   — Коли такова наша Судьба — так и Шушмор этот пройдем, а коли нет счастия да удачи — так и здесь сгинуть можем, — согласился с побратимом Рахта.
   — Что же, мое дело — предупредить, — вздохнул Бронята, — а сейчас прощайте! Вернее, до свидания, Рахта, друг ты мой, до свидания и ты, Сухматий, до свидания и ты, Полина, — его взгляд остановился почему-то на ее животе, — может, и до скорого!
* * *
   В то морозное зимнее утро ничто не предвещало беды. Небо было светленькое, лишь чуть голубое, а более — белое, и с этой самой белизны падал редкий снег крупными хлопьями. Наши герои уже полностью перешли на валенки, обзавелись теплыми шапками и варежками. Не забыли и про коней, обрядив и их как смогли… Короче, к зиме, даже самой лютой, богатыри были готовы!
   — Странное у меня чувство, — вдруг заявил Сухмат, ехавший первым, — будто теперь не я по дороге еду, а дорога меня куда-то ведет…
   — Вернее, не ведет, а заводит! — откликнулся Рахта.
   — И у тебя тоже?
   — Да, что-то не так, только не слышал я, чтобы дорогами колдовали так, как лешие деревьями да тропинками в лесу, — продолжал недоумевать Рахта.
   — Это ж какое колдовство нужно, чтобы старую дорогу заворожить! — сказал Сухмат, — Этой дороге, поди, тысяча лет будет, а то и две… Эй, Нойдак, бывает ли волшба дорожная? Чтобы дороги крутить?
   — Не знаю… — протянул Нойдак.
   — Может, повернем обратно?
   — Еще чего, мужи, а дороги испугались! — воскликнула Полина, — Да и где это видать, чтобы судьбы своей миновать?
   — Ладно, ладно, только не сердись…
   В этот момент лошади встали как вкопанные. За разговорами богатыри и не заметили, что окружившие их высокие камни и не камни вовсе. Или были камнями, да вдруг стали идолами каменными! И стоят наши путники посреди капища древнего, зловещего, и впереди дороги уж нет. Оглянулись — и позади тоже идолы стоят, назад не выпускают. Стало быть, приехали! А впереди — тот самый огромный камень-купол, о котором их Броня предупреждал.
   — Шушмор, стало быть, — констатировал ставшее уже для всех очевидным Рахта.
   — И что теперь? — спросил неизвестно кого Сухмат.
   Небо аж потемнело — это невероятное скопление черных воронов, невесть откуда прилетевшее, кружило сейчас над богатырями. Путники вытащили мечи — а как это злые колдуны воронами обратились, да сейчас нападут сверху? Но нет, вороны покружив, расселись по камням — на верхушке каждого идола по ворону, а то и по два! Вороны, известное дело, чьи птицы…
   — А вы думали, что от меня так легко отделаться? — спросила огромная мертвая каменная голова, невесть откуда, как из-под земли, возникшая перед богатырями, — Мое все одно моим будет!
   — Твое твоим бывает, когда срок приходит! — возразил Сухмат.
   — Твой, стало быть, пришел!
   — С каких это пор ты нить жизни отмеряешь? — не согласился Сухмат, — Не Виево это дело!
   — А я такой… На все руки мастер, — отвечала голова, — и на Дурня больше не надейтесь, не поможет, далеко он, да и глуп слишком, забыл о вас, поди!
   — Нет у тебя права в Светлом Мире распоряжаться! — заявила Полина.
   — А кто ж мне перечить будет? А?
   — Мы Солнце ясное попросим!
   — Солнце сейчас не в силе, вы лучше Перуна-Громовика попросите помочь, уж он-то вам точно споможет, молний да громов по головам вашим глупым накидает! — продолжал издеваться Вий.
   — Так что, нет на тебя управы? — спросил Рахта несколько растеряно.
   — Какая ж на меня может быть управа? Сам подумай?
   — А Прародитель наш Род? — воскликнул Сухмат, — Роду поклонимся…
   — Спит Род сном великим, спит! — заявил Вий, — Стар он, да немощен, да и чего ему не спать — мир-то создал, все уже сделал, пора и на покой…
   — А вот выходит, что и не пора! — молвил вдруг один из воронов голосом человечьим. Сидевшие рядом другие вороны, размером поменьше, так и шарахнулись от «собрата». А ворон, точнее — Ворон, тем временем как-то вдруг стал большим-пребольшим.
   Богатыри бросились на колени перед этой огромной птицей, поняв, кто сейчас перед ними. Нойдак, слышавший уже сокровенные сказания о создании Мира и Всего Сущего, и хорошо осознавший важность момента, силой заставил поклониться ворону недоумевавшего и даже слегка сопротивлявшегося Лёкки. Просто взял его рукой за шею и наклонил!
   — Защиты твоей просим, великий Прародитель наш! — воскликнул Сухмат.
   — Справедливости! — потребовал Рахта.
   — Рассуди нас… — попросил Нойдак.
   — Да, не пора мне на покой пока, — продолжал рассуждать Ворон, — Так вот вздремнешь чуток, и сразу разные там начинают… С каких это пор ты, Владыка Мира Мертвого, в дела живых людишек лезешь?
   — Но они беглые из царства моего… — начал было оправдываться Вий, но Ворон уже отвернулся от него, и начал разглядывать людей, переводя взгляд с одного на другого.
   — Защиты просишь? То не для меня дело, мое дело — все сущее хранить, а не часть его охранять от другой части. Что ты, добрый молодец, — Род смотрел в этот момент на Сухмата, — что Вий — все вы мои дети… А вот насчет справедливости, — теперь ворон взглянул на Рахту, — это уже ближе! Но нет в мире справедливости, запомни, мил человек, нет ее, а кабы была полная справедливость, одна правда без кривды, одно добро без зла — замер бы мир, жизнь в нем умерла бы! На то вы и люди, чтобы сами за свою справедливость бороться… Что же до «рассуди», — Род внимательно посмотрел на Нойдака, — не люблю я этого дела, да ничего не поделаешь, придется, а то где вы еще на Вия судью найдете?
   — Лады! — встрепенулся Вий, — Судить так судить! Прими, в таком разе, от меня слова истцовые…
   — Ишь, обвинять-то все скоры, — в этот момент богатыри увидели, что перед ними уже не ворон, а высокий седой старик с красивым, прямо-таки лучащимся мудростью лицом. Одет Прародитель был в длинную холщовую рубаху до самых пят, даже не беленую, без расшивки, но зато — идеально чистую! Старец сидел на троне дубовом, сплошь покрытом резными изображениями зверей, птиц и растений. Нойдак, в отличии от других, так и уставился на эти узоры. Род заметил его взгляд, — А ты его рассматриваешь?
   — Птицы и звери у тебя как живые! Мне бы так научиться…
   — Тьфу на тебя! — опешил Прародитель, — Тебя, твою жизнь да поступки Высшим Судом судить будут, а ты — узоры разглядываешь?
   — Да дурак он, — выпалил Сухмат, — и по нашим обычаям дураков не судят!
   — Что ж, ты прав, смел богатырь, — неожиданно согласился Род, — дураков не судят! Встань и отойди в сторону, паренек, и ты, — бог указал на Лёкки, — ты, отроче, тоже отойди с ним подале, потому как дети — тем паче неподсудны…
   В центре капища остались пятеро — Прародитель, сидящий на троне, двое богатырей и поляница, стоявшие перед ним, да Вий, принявший уже свой исконный, страхолюдный вид, окруженный со всех сторон черными воронами…
   — Слушаю тебя, подземный паренек, несчастненький ты наш, что за напасть такая с тобой приключилась, чем тебя эти смертные забидели? — насмешливо спросил Род Вия.
   — Обидели — не обидели, а мое у меня отнято-украдено! — заявил Вий, — Эта баба, по имени Полина, умерла, в требу принесенная, а вот этот человечек, по имени Рахта, в злом безумстве своем с любовью своей расстаться не захотел, как тем Судьба распорядилась, и вымолил у Леля, чтоб она живой-мертвой на Белом Свете осталась!
   — И что, Лель на то согласился?
   — Он отказать не мог, закон таков!
   — Непорядок, непорядок… — кивнул Прародитель.
   — А потом они — вот эти оба, в Мир Мертвых попали, — продолжал Вий, но был перебит Сухматом:
   — Не попали, а ты их туда обманом заманил!
   — Не обманом, нет, я еще предупреждал — брось, богатырь, деву, заберу только ее, а ты — живи! Так нет, упрям был!
   — Но если они в твоем царствие оказались, то почему теперь они здесь? — спросил Рад, прищурясь, — Упустил?
   — Да я бы не упустил бы их ни за что, да вот им какой-то дух пришлый, законов не соблюдавший, помог!
   — Что же это за дух такой? — Род, кажется, знал определенно, что это за «дух»!
   — Не знаю, но поймаю — плохо тому злыдню придется! — пообещал Вий.
   — Ну, лови, лови… — согласился Прародитель, явно не собиравшийся выдавать секрет Лёкки.
   — А потом твой любимчик, Дурий бог, Алатырь-камень с места сдвинул, дверь между мирами открыл, они и сбежали!
   — Но если они сбежали, отчего ж живые они, не мертвые?
   — Да они источники Живой да Мертвой Воды нашли, как я ни прятал, все — разнюхали! — продолжал злиться Вий.
   — Ну, тогда все по закону, — пожал плечами Род, — так уж положено — коли в Мертвой воде искупался — раны заживут, коли в Живой воде — снова жить будешь!
   — А вот и не все по закону!
   — А что же не так?
   — А то… Что живому любить мертвую — не положено! А любиться — тем паче! — нашел победный аргумент Вий.
   — Любиться живому с мертвой? — задумался Прародитель, — Да, нет такого обычая! Правда ли это, добрый молодец?
   — Правда… — признался Рахта.
   — Тогда плохи твои дела! — вздохнул Первый Бог, — Может, есть, что в оправдание сказать?
   — Люблю я ее! — молвил Рахта.
   — Так тебя ж я, Прародитель твой сужу, а не Лель какой-нибудь, это для него — любовь — оправдание! — рассердился Род.
   — Но ведь не делал зла Рахта, — вступился Сухмат за побратима, — все от доброты души…
   — Добро, зло — какое мне до них дело! — вскипел Прародитель, — И Суд я свой заканчиваю, виновны вы в нарушении законов да обычаев — человечьих и божьих! И кара вам будет…
   — Позволь, о Прародитель, дураку слово молвить, — неожиданно полез в пекло Нойдак.
   — Только дурака здесь и не хватало! — Род неожиданно подобрел, — Ну, скажи свое слово…
   — Ты ведь Род, продолжения рода человеческого заступник?
   — Это я и сам знаю…
   — А как же ты собираешься губить вместе с виноватой и жизнь будущую, невинную, дитя малое? — спросил Нойдак, указывая на Полину.
   — Чего-чего? — смутился Прародитель, потом вгляделся в поляницу и покачал головой, — А говорят — дурак! Бога на место поставил, а я по старости и не посмотрел… Нет над ней суда, раз ребенка ждет, а коли так — и виновнику — прощение, пусть отцом будет!
   — Ну и что? — встрял было Вий, но остановленный гневным взглядом Рода, умолк.
   — Тебе волю дай, и род человеческий пресечется, — сказал Прародитель, — а о том не думаешь, что ты и сам тогда никому не нужен будешь, коли людей не станет…
   Вий весь затрясся, с него так и летела кожа-кора, осыпаясь прямо на землю. А сам Владыка начал уходить вниз, медленно погружаясь в почву. Через мгновение на месте, где он только что стоял, осталась лишь куча старой листвы да гнилой коры…
   Богатыри встали вместе, ожидая, что будет дальше. Исчезнет ли Род, как Вий, улетит ли, как только что улетели черные вороны, или еще слово скажет? Но Первого Бога они более не интересовали. А интересовал… Лёкки!
   — А теперь подойди ко мне поближе, мальчик, — сказал Прародитель, — я хочу поговорить с тобой.
   Лёкки не заставил себя просить два раза, подбежал к Роду. Вслед за ним потянулся и Нойдак.
   — А тебя я не звал, — даже не подняв глаз на Нойдака, молвил Род.
   — Я его друг!
   — Все вы тут друзья, — вдруг рассердилось божество, — и все друг за друга, и все всё поперепутали, понарушили! А ты, мальчик, больше всех!
   — Я? — удивился Лёкки.
   — Да, ты, — подтвердил Прародитель Всего Сущего, — с тобой — сложнее всего!
   — Как так? — удивился Нойдак, — Ну, Полинушку — это еще да… Нарушила законы жизни да смерти… А Лёкки то причем?
   Род на поверку оказался богом вовсе не злым, а даже весьма добрым, к людям — справедливым да внимательным. Это выразилось в том, что он не испепелил молодого колдуна на месте, не превратил его в жабу или кикимору, а начал спокойно и вразумительно объяснять суть проблемы, вставшей перед ним и Лёкки.
   — Видишь ли, юный, мало знающий еще человечек, то, что сделала Полина, что сделал Рахта — это все так… Ну, погуляла мертвой по свету, ну, новое тело обрела, воскресла. Вий недоволен, да переживет, с горя не соскусится! А вот ты, мальчик был духом, как и положено тебе было быть по роду твоему. Духи — бессмертны. А люди смертны. Но умирая, люди живут снова и снова — либо в прежнем мире, либо в других мирах, потому что у них есть свой бессмертный дух внутри, понимаешь меня, мальчик?
   — Да.
   — А у духов лесных да речных, да прочих, поскольку они бессмертны, человеческого духа нет, ведь она им без надобности, это понятно?
   — Да… — кивнул Лёкки.
   — Так у него нет души? — удивился Нойдак, вновь забыв, что у него не спрашивают.
   — В том-то и дело! — теперь уже Великий Прародитель забыл, что перед ним всего лишь человечек, он, кажется, готов был перейти к разговору на равных, — Превратившись из духа в человеческого ребенка, твой дружок обрел лишь тело человека, его личность, но не стал обладателем бессмертного человеческого духа!
 
   — И если он умрет сейчас, погибнет…
   — То это будет его окончательной смертью!
   — А как же быть? — спросил Нойдак, — Ты можешь дать ему человеческий дух?
   — Проще всего твоему дружку снова стать духом, — ответил Род, — тогда все станет на свои места…
   — А дать душу человечью? — настаивал Нойдак, — Или это не в твоих силах?
   — Все в этом мире в моих силах, — спокойно констатировал Прародитель, — но, однако ж, как ты за друга вступаешься, даже на меня, твоего Творца, наседаешь… Душу ему подай, понимаешь ли, да еще без всякой оплаты!
   — Я готов заплатить… Отработать! — Нойдак захлебнулся, — Если надо — возьми у меня мой дух…
   — Глупец! — рассердился Род, — Если твой дух перенести в мальчика, то это ты будешь жить в его теле, а его — больше не станет, понятно?
   — Понятно.
   — Равно как сотворить новую душу и вселить ее в Лёкки — и в его теле будет жить новый человек, а сам Лёкки, как "Я" исчезнет! Теперь понятно?
   — Так что же делать?
   — Я уже сказал, слушать надо было! — проворчал Бог, — Сделаем его снова духом, и узелок развяжется…
   — Но я хочу быть человеком! — возразил Лёкки, — Духом я был, но вроде и не жил, как будто видел все со стороны. А сейчас — я живу в этом прекрасном мире, как часть его, все ощущаю…
   — И можешь в любой момент умереть!
   — Ну и пусть! Пусть умру и больше ничего не увижу… — Лёкки подыскивал нужные слова, наконец, нашел, — А стать духом сейчас — это все равно что умереть сразу. А так я хоть еще немного поживу, подышу!
   — Каков жизнелюбец! — странно, Прародитель вновь не рассердился. В чем было дело? Возможно, Род, создавший Жизнь, более всего любил и гордился именно этим своим творением. И то, что мальчишка готов был обменять совсем немного этой самой полнокровной человеческой жизни на тусклое бессмертное существование бестелесного существа — это не только не сердило Рода, это ему даже льстило! — Последний раз предлагаю — стать вновь духом!
   — Нет, я хочу быть человеком! — решительно ответил Лёкки.
   — Воля твоя, иди, живи, сколько успеешь, — велел Род и слегка прикрыл глаза, показывая, что разговор окончен.
   — Но, Великий наш Прародитель, — Нойдак бросился на колени перед старцем, — прошу тебя, сделай для Лёкки…
   — Что?
   — Не знаю, но сделай!
   — А какое право ты имеешь просить меня? — вдруг рассердился Род, — Разве ты сделал за свою жизнь что-то, что дало бы тебе такое право?
   — Нет, не сделал я ничего такого, — вздохнул Нойдак, — но, может быть, еще сделаю?
   — Вот как? — подивился Род, — Ну, ты даешь! Заранее тебе поверить… Нет, сначала подвиги совершают, а потом только — награды за них получают! Идите отсюда оба! — Род прикрыл глаза.
   Нойдак и Лёкки, понурив головы, пошли прочь.
   — Эй мальчик, — окликнул вдруг Род, — ты что, так и уйдешь?
   — Да…
   — Ладно, твоя взяла! — Род вздохнул, — Придется с тобою повозиться!
   Лёкки подбежал к божеству. Род положил руку на голову мальчика.
   — Останешься со мной, поучишься, может, что из тебя и выйдет, — продолжал Род, — а пока — побегаешь у меня в вестовых. И, когда нужно будет, в духа обращаться все равно придется! На время… А там решим, что дальше с тобой делать…
   — Спасибо тебе, Великий Род! — сказал Лёкки.
   — Иди, попрощайся с приятелем, теперь вы будете видеться значительно реже…
   Нойдак обнял Лёкки, и через мгновение почувствовал, что держит в руках лишь воздух. Не стало ни Лёкки, ни Прародителя. Молодой колдун вздохнул, ему жаль было расставаться с мальчиком. Но ведь Великий Род не сказал: «Попрощайся с приятелем, больше ты его не увидишь!», он сказал: «Вы будете видеться значительно реже!». Значит, он еще увидит Лёкки…
   — А откуда ты знал? — не удержался, спросил Нойдака Рахта.
   — Я ведь и сама не была уверена… — подхватила Полина.
   — Но я ведь все-таки колдун, — пожал плечами Нойдак, — старый Нойдак успел кое-чему выучить молодого…
* * *
   Их стало вновь четверо. Остававшийся путь был прост, а будущее — определенно. Кажется, все самое страшное было позади. Конечно, все люди смертны, это может случиться с каждым в любой момент, но страшная неопределенность, угроза, связанная с «долгами» перед Миром Мертвых перестала довлеть над ними…
   Как-то морозным утром Сухмат растолкал Рахту. Приложил палец ко рту — что б тихо себя вел — и повел побратима что-то показать. Недалече от избенки, где богатыри остановились на ночь, была полянка. Туда-то и привел Сухмат Рахту, а потом указал пальцем. Ну и сцена!
   Нойдак стоял совсем близко от некого чуда-юда лесного — такого, с медведя ростом, мохнатого, однако ж более на человека смахивающего существа с преогромными ушами-лопухами и большими, круглыми, непрерывно моргающими глазами. Существо доверчиво смотрело на Нойдака и жевало протягиваемые молодом колдуном пряники.
   — Тихо, не вспугни! — шепнул Сухмат.
   Какое там! Когда Нойдак поманил неведомого зверя за собой, тот пошел за ним, как собачка, только что хвостиком не вилял. Не испугался лопоухий и богатырей, и проснувшейся уже Полинушки.
   — Это что за чудо-юдо такое? — спросила девушка у Нойдака.
   — Это — Моргунок, — ответил колдун, — мы с ним подружились…
   — А, ведь Лесной Владыка обещал, помнится, прислать нам лешачка! — молвил Рахта, — исполнил, стало быть, обещание.
   Богатыри окружили лешачка, начали его разглядывать со всех сторон. Зверь крутил головой и все быстрее моргал.
   — Маленький, испугался… — Полина погладила лешачка, тот на мгновение вздрогнул, а потом, почуяв ласку, довольно заурчал, — Не бойся, мы тебя не обидим!
   — Какой-то он… Глупый! — сказал Сухмат даже как-то недовольно.
   — Он маленький совсем, может — новорожденный… — заступился за Моргунка Нойдак.
   — Да, малыш совсем, — в суровой обычно Полине проснулись какие-то материнские чувства, — отойдите, не пугайте дите!
   — Да он и не боится, — усмехнулся Рахта, — пойдешь, Моргунок, с нами в Киев-град?
   Моргунок ничего не ответил, потому как, по всей вероятности, разговаривать не умел — то ли еще, то ли — вообще… Вскоре выяснилось, что с лешачком было все просто — он и не думал никуда убегать. Жевал себе все, что ему предлагали, отдавая явное предпочтение пряникам, довольно урчал и даже лизал руки Нойдаку…
   Ну вот, теперь дружина богатырская вновь стала полной. Друзья возвращались не только живые и здоровые, не только с воскресшей невестой одного из них, но и с вполне прирученным маленьким лешим…

Эпилог

   Вот наши богатыри и возвернулись в стольный град Киев. Уехали втроем, вернулись — аж вчетвером, да и не с пустыми руками. Лешачка — хоть и невелика ростом, да добыли. Князь Владимир, нового зверя узрев, даже расстроился…
   — Чего-то он такой маленький, леший-то ваш?
   — Так то — детеныш, — оправдывался Рахта, — подрастет ишо!
   — Детеныш… — князь был разочарован.
   — Зато — вырастет, ручным станет! — убеждал князя Сухмат, — Звать Моргунок, на кличку откликается, ушами шевелит, к рукам за лакомством да за лаской бежит… Надо только его пряниками кормить, да гулять почаще выводить!
   — Да на такого пряников не напасешься!
   — Что поделать, зверь редкий, волшебный, он обращения требует! — стоял на своем богатырь.
   — Ну ладно, пряники, так пряники, — вздохнул князь, — так большой вырастет?
   — Большой, большой! — закивал Сухмат, — Вот и Нойдак подтвердит!
   — Ой, большой вырастет! — «подтвердил», энергично покачав головой, северянин, — Совсем большой!
   Так на несколько дней маленький лешачок стал игрушкой князя и всеобщим любимцем. Ел он все сладкое, что ни приносили. Многие богатыри баловались, подкармливая ушастое лесное чудо. Лешачок был безобиден, не кусался и не царапался. Одно настораживало — когда пару раз ушастика забывали вывести погулять, он сам каким-то образом просачивался через прутья и гулял «сам по себе», возвращаясь, однако, обратно в клеть, которую считал, по всей видимости, своим домом. Князь, узнав о таком обычае, велел посадить Моргунка на цепь. Посадили… На утро цепи лежали в одном углу, малыш спал — в другом. Цепи были целы, лапки лешего — тоже. Просочился, стало быть!