12. Путь, предлагаемый ими, есть срединный путь – без крайностей гедонизма или аскетического мазохизма.
   Можно еще отметить ряд биографических сближений (и там и там есть предатели – Иуда и Девадата; есть апостол, уговаривающий не умирать – Петр и Ананда)… Но они немногое добавляют к пониманию образа жизни Наставников.
   Однако нетрудно заметить, что то, что сближает Иисуса и Гаутамы, носит в основном чисто отрицательный характер. Они едины в том, от чего они воздерживаются, чего они не делают, против чего предостерегают. Они едины в том, что считают «неглавным». Но во имя чего необходимо это отталкивание, по отношению к чему наш мир является вторичным – на эти вопросы они дают радикально различные ответы.
   Близость отрицательной программы далеко не всегда означает сходство положительного идеала. В мирской жизни, например, мы видим, что общая для всей интеллигенции нелюбовь к советской власти отнюдь не сделала нас едиными в исповедании положительных ценностей.
   Так же и при сопоставлении обликов Иисуса и Гаутамы, Распятого и Просветленного, нельзя не заметить весьма разнящихся черт восприятия ими мира и человека.
   Пожалуй, первое и самое заметное отличие в их жизненных путях состоит в том, что в облике Христа, насколько он нам известен, мы не можем уловить переломного момента. В Нем Самом незаметен момент покаянного перелома; не видно, чтобы Он какое-то время в своей юности считал вот так, а затем его посетило новое понимание вещей и он резко переломил образ своей жизни. Он изначально чувствует себя в доме Отца Своего, Он всегда ощущает Себя Сыном Отца.
   Сломанное место всегда будет давать знать о себе. Достаточно посмотреть на русских философов, проделавших путь от марксизма к церковности – Бердяева, Франка, Булгакова… Место мировоззренческого перелома у них болело всю жизнь, и они всегда вспоминали о нем и обращались к его опыту.
   Но Иисус говорит слишком органично, у Него нет внутренних следов перелома, когда-то происшедшего прозрения и раскаяния. Нет в жизни Христа поворотной точки, которая означала бы для Него разрыв с прошлым, поворот с ошибочной дороги. Он никогда не говорит о своем личном опыте просветления и обращения.
   В Его жизни есть поворот от первых 30 лет молчания к трем годам проповеди. Но для Христа этот поворот означает обращение от жизни потаенной к жизни публичной: это не удаление от мира и это не обращение внутрь себя, но обращение к миру. Он из пустыни молчания врывается в мир. Для Гаутамы же самый главный поворот его жизни – это бегство из мира. Невозможно войти в мир буддизма, если не знать о пропасти, пролегшей между царевичем Гаутамой и Буддой.
   Иисус из бедной семьи плотника, Гаутама – наследный принц. Гаутама приходит к идее аскетизма от пресыщенности, от разочарования и, соответственно, обращается прежде всего к тем из своих современников, которые также пресыщены цивилизацией. У Христа нет разочарования ни в мире, ни в людях. Христос возвещает блаженство нищим не потому, что бедность является желательным идеалом, а просто потому, что бедные остаются более открыты к новой реальности, чем люди иного положения.
   Как замечает современный католический богослов Ганс Кюнг в книге, посвященной диалогу христианства с мировыми религиями, «мир не был для Иисуса ничего на стоящей реальностью, подходящей только для того, чтобы оторваться от нее и через акт медитации проникнуть в ничто; еще менее он склонен отождествлять мир с абсолютом; это доброе творение, хоть и постоянно повреждаемое человеком»1584. Мир земли можно не уничтожать – если человек «кроток», он может безопасно «наследовать землю» (Мф. 5,5). Мир не прогорк для самого Христа. Мир для Христа – это поврежденное доброе творение: оно изначально доброе, но оно попало в плен.
   И поэтому цель спасения не может носить лишь отрицательный характер. Цель Иисуса – не в бегстве (от колеса перерождений), как для Будды, но в прибытии, во вхождении в Полноту. Реальность, возвещаемая Иисусом, не вырывает душу из тела, а человека из мира. Она пришла в человеческий мир, чтобы изнутри преобразить его (при этом, прорастая изнутри человека, она приносит в мир человека энергии совершенно Иного уровня Бытия).
   Важнейшее различие Христа и Будды в том, что Будда никем не послан. Идея посланничества ему совершенно чужда. Он в себе самом открыл путь просветления и показал его. Это путь внутри человека, и он никуда не идет за его пределы. Путь же, возвещаемый Христом, ведет за пределы человека и даже в некотором смысле за пределы самого Христа – ко Отцу. Христос послан1585 – и, значит, путь, открывающийся в Нем и через Него, выводит за пределы человека к Пославшему. (Это различие между «мистическими» и «пророческими» религиями, совершенно игнорируемое теософами.) В буддизме нет фундаментальной христианской идеи трансцендирования – переступания за свои пределы. Человек должен лишь навести порядок в своем сознании.
   Несмотря на то, что истина, возвещаемая Буддой, радикально имманентна по отношению к человеку, она не имманентна по отношению к самому Будде. Будда не отождествляется с ней. Он сам не находится в необходимой связи со своей философией. Это отношение подобно отношению Ньютона к открытым им законам. Законы действовали до него и без него. Их мог бы открыть другой ученый помимо Ньютона. Так и Будда просто удачнее других постиг некоторые законы человеческого мышления, но сами эти законы действуют сами по себе, они независимы от самого Будды. То, что сообщает ученикам Будда, мог бы в принципе принести людям каждый. Будда не находится в особом положении по отношению к Истине или к Вечности. Просто он удачнее, безошибочнее остальных людей прошел жизненный путь. Будда не говорит от горнего мира, он просто научился правильно ориентироваться в мире дольнем, научился жить в нем так, чтобы не слишком задерживаться в нем. Будда нужен людям не потому, что человек неспособен достичь просветления без Будды, а просто потому, что в силу случайных обстоятельств люди узнали о пути просветления именно от Будды. Будда показал Путь, но этот Путь существует вне всякой зависимости от Будды. Поэтому в ортодоксальном буддизме вполне возможно проведение медитаций на тему: «Представьте себе, что Будды нет».
   Итак, Будда и Христос находятся в совершенно разных отношениях к проповедуемым ими истинах. Будда сотериологически вторичен по сравнению со своей философской системой. Но любое христианское богословие вторично и иллюзорно по сравнению с феноменом самого Христа. Невозможно принять мировоззренческую систему христианства, не приняв тайну личности самого Христа. Он не говорит: вот там есть путь, по которому вы должны идти. Он говорит «Я есмь путь».
   Надо иметь в виду, что и религиозно-философский фон, на котором выступают оба проповедника, вполне различен. Иисус не знал идеи автоматического воздаяния за добрые или злые дела (карма). Отношения человека и Бога не регулируются некиим законом, возвышающимся и над Богом, и над человеком. Грешник оправдывается и карается волей Личного бога. Поэтому акцент в проповеди Христа делается не на исполнении закона и не на познании закона. Иисус делает ударение на проповеди милосердия Божия, Его готовности прощать – «Ты Бог, любящий прощать» (Неем. 9,17).
   Поскольку от этого Бога Христос послан в мир, Его волю Он возвещает. Христос как «посланный от Отца» видит в бытии ту Волю, то желание, которые могут обновить и исцелить человека. Для этого жизнь человека должна быть сообразована с Высшей волей. Значит, путь ко спасению лежит не через угашение всяческого воления, а через согласование воли человека с волей Бога, через преображение волящего и желающего, любящего и ненавидящего сердца человека. И при этом Он возлагает на человека очень странную заботу: озаботьтесь тем, чтобы воля Бога была исполнена не только на небе, но и на земле. На волю Бога человек должен отвечать своим же волеизъявлением.
   Реальность, которую возвещает Будда, – реальность гносеологическая. Будда возвещает истину, верную для всех времен. Реальность, возвещаемая Христом, – онтологическая. Христос возвещает не истину для всех времен, а конец времен. Он возвещает вторжение Божественной вечности в историческое время. «Достигло до вас Царство Небесное». Царство пришло. Оно стоит на пороге каждого дома, и эту реальность неотмирного Царства надо усилием своей воли ввести в свое сердце.
   После ухода Будды (а ушел он в «пустоту») остается не он сам, а всего лишь воспоминание о нем, а также «учение и община». Когда любимый ученик Будды Ананда высказал пожелание, чтобы перед кончиной учитель сделал последние наставления, Будда ответил: «Ананда, неужели община монахов-бикху еще чего-то ждет от меня? Я уже изложил, не различая внутреннего и внешнего, должное учение, ибо Татхагатха при изложении не скупится, хотя иначе ведут себя другие учителя. Кто будет готов высказывать еще наставления в адрес общины бикху? Лишь тот, кто еще не отсек потаенных желаний и все еще хочет держать от себя в зависимости общину бикху и руководить ею. Но Татхагатха свободен от подобных задних мыслей. Посему, Ананда, далее ищите светильник и убежище в себе самих, а не где-то еще» (Dighanikaya. («Великое известие о смерти Будды») II,25-26)1586.
   Заметим, чего Будда не оставляет ученикам: он не оставляет самого себя, он уходит от общины, не хочет ею руководить и предостерегает, чтобы никто другой не стал учителем и руководителем.
   Христос же прощается с учениками словами: «Се, Я с вами во все дни до скончания века». Христос не уходит в пустоту, а «пребывает» с Церковью потому, что и пришел Он от Полноты, а не от пустоты.
   Христос ведет людей к Полноте Жизни. Поэтому на пороге Своего земного служения Он говорит о том, как будет восполнено отсутствие зримой связи с Ним: «Я к Отцу Моему иду… И Я умолю Отца, и даст вам другого Утешителя, да пребудет с вами вовек, Духа истины, Которого мир не может принять… Не оставлю вас сиротами; приду к вам… Утешитель же, Дух Святый, научит вас всему и напомнит вам все, что Я говорил вам… Еще много имею сказать вам; но вы теперь не можете вместить. Когда же приидет Он, Дух истины, то наставит вас на всякую истину» (Ин. 14,12 – 16,13).
   А вот что оставляет после себя Будда: «Когда я умру, Ананда, то вы не должны думать, что уже нет Будды; правила и наставления, какие я возвестил общине, должны заменить у вас место учителя»1587. Все-таки Будды нет – и вместо него остаются «правила и наставления».
   Это внутренний парадокс буддизма, который начался с протеста против всякой ритуалистики и который уже при жизни Будды вынужден был облечься в обильные и детальные правила, регламентирующие все подробности монашеского быта вплоть до толщины подстилки, которую имеет право использовать монах. Негативная программа буддизма не могла всерьез сплотить. Надо было дать зримое единство в «неглавном». Будда не хотел создавать монашеской общины – и все же создал ее и дал ей инструкции. Будда хоть и высмеивал ритуальные омовения в Ганге или жертвоприношения брахманистов, но сам оставил четыре сотни монашеских правил. Трипитака – три корзины, тройной канон буддизма – обращен именно к монахам. Монашеские общины подчиняются уставу, и в уставе предусматриваются и меры наказания для отступников или недисциплинированных членов общины1588. Позднее уставные различия приводили к серьезным расколам внутри буддизма. Например, есть течения, различающиеся между собой только в вопросе о том, надо ли носить платье только на одном плече или на двух1589.
   Христос, изначала стремившийся к созданию своей общины («Созижду Церковь Мою… «), не дал ей ни устава, ни жестких правил, ни аскетических наставлений.
   Будда оставляет ученикам свод законов. Христос подводит Своих учеников к Той Последней Реальности, которая стоит по ту сторону религиозного стремления, ритуала, слова. Для Гаутамы такой Реальности просто нет (или к ней не надо стремиться). И поэтому там, где Иисус говорит «приимите Дух Мой», Будда завещает «приимите мои законы и уставы. Их тьмы, и тьмы и тьмы». Итак, Христос оставляет ученикам Дух, Будда – инструкции.
   Естественно поэтому, что при всей важности монашества в Церкви «правила Василия Великого» не заняли место Евангелия; они не читаются в храмах, они остаются на третьем месте. В буддизме же именно правила для монахов являются авторитетнейшей книгой – «Патимокша». И при этом, согласно догме буддизма, Будда не помогает своим адептам – в отличие от Христа, Чьи действия внутри ученика воспринимаются как та единственная благодать, которая может воссоединить нас с Богом.
   Христианство не стало религией человеческого аскетизма. Спрошенный юношей – «что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную», Иисус не отправил его в монастырь в Кумран, уже существовавший в Его время. Христос указывает только одну цель, ради которой можно все оставить и идти за Ним – ради проповеди Евангелия. Христос не устраивал монастырей, Его ученики оставались жить в миру; Он умел жить в пустыне – но не уводил в пустыню Своих учеников. На вопрос учеников «научи нас молиться», Христос не дает технику медитации. Он дает простую, повседневную и совершенно неэзотерическую молитву – «Отче наш».
   Учение Будды и Христа не одно и не едино. Их даже нельзя назвать взаимодополняющими. То, что страшит Гаутаму, радует Христа. И то, к чему зовет своих учеников Будда, совсем не близко Тому, Кто первое Свое чудо совершил на брачном пире1590
   Да, и Будда и Иисус называются «Спасителями». Но сколь различно из служение! Будда спасает от незнания и спасает своим учением. Христос спасает от смерти и спасает своей Пасхой. Цель Будды – в исчезновении человеческой индивидуальности, в последнем развоплощении человека. Цель Христа – в увековечивании конкретного человека в его целостности. Выход за пределы бытия, растворение личности в океане безличной Нирваны, которое своим высшим именем имеет Ничто – вот цель буддистской практики. Не жить, не возвращаться к жизни, отсечь все, что привязывает к жизни – вот что значит «быть спасенным». В христианском мире человек должен спасти для вечной жизни всю свою целостность (в том числе и телесность) от распада, которым угрожают грех и смерть. «Я пришел исцелить всего человека», – говорит Христос, а не просто некую «лучшую» его часть, как говорят пантеисты и гностики (буддисты же и для души человека не желают такой участи).
   В общем, Г. К. Честертон был прав, заметив, что Будда жалеет людей за то, что они живут, Христос – за то, что они умирают. «Иссякла, побеждена жизнь, закончена святость, совершен подвиг, мир этот более не существует», – вот торжествующий крик Будды1591. «Смерть! где твое жало? ад! где твоя победа?», – вот пасхальный возглас ап. Павла (1 Кор. 15,55).
   Исполняя Волю Отца, к Которому Ему надлежит привести мир, Иисус не просто обретает в Себе свой покой и упокоевается в себе самом – Он отдает Себя людям.
   Сколь различны истоки земного служения Христа и Будды, столь же различны и их исходы из мира. Будда прожил несколько десятилетий после своего просветления. Иисус после Крещения – всего три года. Будда умирает, уже увидев сильных мира сего приклоненными к его проповеди. Он умирает 80-летним от пищевого отравления. Будда, улыбающийся и просветленный, восседающий на цветке лотоса – и страдающий Иисус, пригвожденный на кресте. Будда умирает среди впитавших его учение последователей. Иисус умирает в максимальной оставленности: ни семьи, ни учеников, которые отреклись или разбежались, и даже Его Бог, кажется, оставил Его.
   Когда на Евангелие смотришь вблизи, то становится очевидной нетождественность Христа и Будды. Их духовный опыт, их возвещения разительно не похожи друг на друга. Но теософы предпочитают показывать свой товар издалека. Они не любят, когда аналитический взгляд повреждает красивую рекламную упаковку «всемирной религии».
   Однако даже не-богословское, поверхностное знакомство с Евангелием заставляет выделять Иисуса из обычного ряда «основателей религий». Русский философ С. Л. Франк так пишет об этом: «Если я будучи христианином, не могу доказать – себе и другим – правду моей веры простой ссылкой на текст Писания или на учение христианской Церкви, я должен и могу – увидать и показать, что учение Христа и личность выше, чище, прекраснее, убедительнее, чем учение и личность Моисея, Магомета и Будды. А это значит: я должен увидать и показать, что в учении и образе Христа сама правда Божия выражена полнее, яснее, вернее, чем где бы то ни было. Так, ограничившись лишь самыми элементарными указаниями – мне достаточно вспомнить, что Моисей, несмотря на все величие открытой им правды Божией, велел от имени Бога беспощадно убивать иноплеменников и язычников, а Христос учил любить всех людей без различия, даже чужих и врагов, чтобы уже из одного этого знать, что Христос открыл людям правду Божию полнее, глубже, вернее, чем Моисей. Мне достаточно вспомнить, что Магомет женился на богатой вдове, вел коммерческое предприятие, имел много жен, был завоевателем и хитрым политиком, и что Христос жил бездомным бедняком, и не ведал иных побуждений, кроме исповедания и самоотверженного выполнения воли Божией, причем существо этой веры Он открыл как всеобъемлющую Божию любовь – чтобы с полной достоверностию знать, что личность и учение Христа по меньшей мере неизмеримо ближе к Богу, чем личность Магомета, и что по сравнению со сверхчеловеческим совершенством Христа Магомет, даже если видеть в нем подлинно пророка Божия, являет себя только несовершенным, грешным смертным. И даже возвышенная проповедь Будды, учившего людей отречением от земных желаний достигать блаженства Нирваны, совершенно очевидно уступает по полноте правды проповеди Христа, показавшего путь к вечной жизни и блаженству небесного царства через самоотвержение и любовь к ближнему – так же как образ Будды, царевича в юности и старца, мирно скончавшегося под деревом1592 , при всей его красоте не сравним с образом Христа, бездомного сына плотника, сердце которого неустанно горело божественным светом любви, и который пошел на крестную муку, чтобы спасти мир от греха»1593.
   Эти вполне очевидные мысли С. Франка важны не для религиеведов. Своей ясностью и очевидностью они могут помочь тем весьма многочисленным людям, которые просто приходят в растерянность при осознании того факта, что в мире есть много непохожих друг на друга религий. Их много, а я – один. И мне, в моей единственности и ответственности, предстоит сделать выбор. Чему довериться? Где правда? Всей жизни не хватит, чтобы изучить все многообразие религий, сект и секточек.
   Что ж – прежде чем всматриваться в кажущееся многообразие сект, лучше вглядеться в лик Христа. Евангелие ставит вопрос о Нем. И оно же дает ответ.
Был ли Иисус в Индии?
   Христа отправили в ссылку. Его сослали в Гималаи, в Шамбалу – куда подальше, лишь бы не пустить его на порог своего дома и своего сердца. Я говорю не о событиях двадцативековой давности, а о том, что происходит сегодня, в нашей России.
   Не хочется человеку жить по Евангелию. Но сказать честно (хотя бы самому себе): «мне Евангелие мешает, я не буду жить по его заповедям», – значит лишиться толики интеллектуальной и культурной респектабельности. Поэтому создается более сложный механизм противоевангельской самозащиты: Христа я уважаю, но Евангелиям не верю, потому что это слишком церковные книги. Говорят («наука доказала»), что церковные Евангелия – это поздние и искаженные книги, в которых уже утрачен подлинный эзотеризм Учения Иисуса. Христос, говорят, на самом деле был в Индии (то ли в годы своей юности, то ли после Распятия), и там Он научился подлинной мудрости. Мудрость эта незаписанна и туманна. Но, несомненно, что состояла она именно в том, что лично мне нравится именно сегодня. Таким образом реальные слова Христа, записанные в реальных и древних христианских источниках отстраняются – ради того, чтобы из Христа сделать попугая, послушно поддакивающего оккультно-интеллектуальным модам современности. Ведь если от Него осталось лишь молчание и бессвязные обрывки легенд, то это молчание можно истолковать как знак согласия с чем угодно. А угодно мне, чтобы Христос был согласен именно со мною.
   Так Христос, пришедший, чтобы «Новым Заветом» рассеять магию язычества, становится покровителем возродившегося ветхого оккультизма. Так Христос, пришедший обновить и обжечь человеческую совесть, трансформируется в магический талисман из пушкинской сказки: «Свет мой, зеркальце, скажи, я ль на свете всех милее, все румяней и белее?». Евангелия от Матфея, от Марка, от Иоанна и от Луки в ответ на этот вопрос ясно скажут: «Нет!». Ну что ж – на чердак их, таких упрямых!
   Все эти Евангелия Евангелие молчит о первых 30 годах жизни Христа. Это молчание неудивительно: Евангелия – это не биографии. Это не портрет Христа и не рассказ о Его жизни. Это икона. И рассказ о Его служении. О том, что Господь сделал «нас ради человек и нашего ради спасения». В этом отличие подлинных Евангелий от апокрифов: Христос не творит бессмысленных чудес, Он не делает ничего просто шокирующего.
   В каноне все чудеса Христа центрированы вокруг главного: оживления нашей человеческой природы. Рассказы о второстепенном отвлекли бы от главного, Человек, увлеченный проповедями и чудесами, множащимися из года в год, не заметил бы главного чуда: Страсти и Пасху. И именно у Иоанна – человека, который пишет самое содержательное Евангелие, и человека, который много лет жил под одной крышей с матерью Иисуса и больше кого бы то ни было мог знать о годах молодости Спасителя, меньше, чем у остальных евангелистов, уделено внимания допасхальным событиям.
   Есть своя духовная педагогика в том, что иудеям была неизвестна могила Моисея и в том, что сам Моисей не смог войти в землю Обетованную (иначе мог бы возникнуть культ Моисея, в лучах которого померкла бы память о Том, Кто дал Моисея Израилю). Есть своя педагогика и в том, что апостолы молчат о годах, предшествующих Голгофе.
   Но именно то основание, по которому апостолы не говорили о молодости Христа, делает этот период Его жизни чрезвычайно привлекательным для оккультистов. Апостолы не говорят о ранних годах, «ибо я рассудил быть у вас незнающим ничего, кроме Иисуса Христа, и притом распятого» (1 Кор 2,2). Апостолы поглощены мистерией Креста – и говорят только о ней. Оккультисты не любят Крест. Он им непонятен – и потому они готовы писать свои «евангелия», в которых Распятие оказывается всего лишь традиционным сюжетным завершением, неизбежным жестом. Чтобы не оставаться вблизи Голгофы, теософы убегают в юность Христа.
   Оккультисты не хотят быть христианами, они не хотят слушать ясных слов Христа о Его служении. Христос Учащий им не мил, поэтому они норовят сделать Христа своим соучеником, норовят самого Христа усадить на колени у ног Единственно Великого Будды.
   И вот могилу Христа показывают то в Кашмире, то в Японии, а Христа объявляют то учеником египетских магов, то выучеником магов Тибетских, то питомцем японских магов. И люди готовы верить всему – лишь бы не свидетельству апостолов. Учительница Рерихов Елена Блаватская (а после нее – Анна Безант) уверяла, что Христос родился во втором веке «до Рождества Христова»; а рериховский ученик Эндрю Томас (Томашевский) – не менее безапелляционно уверял, что Христос родился в третьем веке после Рождества Христова. Никаких аргументов никто из них не привел – но по законам жанра это и не требуется: пропаганда есть пропаганда. Главное – подорвать доверие к церковной традиции, а затем уже можно будет приступить к реализации великого призыва основателя «Аум Сенрике»: «Превратим Россию в Шамбалу!».