Страница:
Типпельскирх пишет об этих боях: "В начале октября ослабленная группа армий "Север", передавшая часть своих сил группе армий "Центр", согласно директиве начала наступление севернее озера Ильмень. К середине октября удар в северо-восточном направлении нанесли ее корпуса, располагавшиеся юго-восточнее озера Ильмень у Валдайской возвышенности; встретив сильного противника, они после некоторых первоначальных успехов вскоре застряли у Валдайской возвышенности. Этим с самого начала был поставлен под угрозу успех наступления, в ходе которого северный фланг 16-й армии к 10 ноября, преодолевая упорное сопротивление противника, продвинулся до Тихвина. После того как наступление через Валдайскую возвышенность на северо-восток провалилось, для прикрытия юго-восточного фланга, который от Новгорода до вершины ударного клина растянулся на 150 километров, уже не хватило сил. Русское контрнаступление, начавшееся в начале декабря, отбросило части 16-й армии, продвинувшиеся до Тихвина, за реку Волхов"{2}.
Генерал-майор немецко-фашистской армии Бутлар так же, как и Типпельскирх, общий неуспех предпринятого гитлеровцами наступления связывает с неуспехами южного фланга 16-й немецкой армии в районе Валдайской возвышенности{3}.
Из высказываний гитлеровских генералов видно,что наступление немцев на Сухую Ниву-станцию Любница преследовало не узкие тактические, как мы предполагали в то время, а широкие оперативные цели. Прорывая нашу оборону на северных отрогах Валдайской возвышенности, немецко-фашистское командование намеревалось выровнять свой фронт, вынести его восточное озера Ильмень и сомкнуть разделенные озером северный и южный фланги 16-й армии, чтобы в дальнейшем надежно обеспечить удар на реку Свирь для соединения с финской армией.
Однако успешное наступление северного фланга 16-й армии на Тихвин не было поддержано южным флангом. Наступление немецкого армейского корпуса на северных отрогах Валдайской возвышенности было сорвано в самом его начале. Дальше Сухой Нивы немцы продвинуться не смогли. Удары дивизии СС "Мертвая голова", а затем и пехотной дивизии разбились о стойкость частей 26-й стрелковой Златоустовской дивизии.
Несмотря на численное и техническое превосходство, гитлеровцам не удалось преодолеть сопротивление наших частей.
* * *
Зима установилась рано. Уже в первых числах ноября земля покрылась тонким слоем снега. Ночью и по утрам было холодно, днем по-осеннему пригревало. Внимание дивизии по-прежнему приковывала Сухая Нива. Занимал ее эсэсовский батальон численностью до четырехсот человек.
На левый участок я перевел Казанский полк, который был теперь наиболее боеспособным. Центр полкового участка обороны проходил перед Сухой Нивой, седлал шоссейную дорогу, а своими флангами обтекал населенный пункт с востока и запада. На Казанский полк была возложена частная задача освободить Сухую Ниву.
Как-то в одно из моих посещений полка Герасимснко сказал мне:
- Выкуриваем фашистов из Сухой Нивы. Задачу выполним.
- Чем же вы выкуриваете? - спросил я.
- Снайперами. Фашисты воют от этих орлов, а поделать с ними ничего не могут.
- Кто же эти орлы?
- Савченко, Майоров, Тевосян и другие - всего тринадцать человек.
Свою задачу Казанский полк выполнил с честью. Упорно и долго добивался он цели. Там, где ранее не помогла сила, теперь помогло умение.
Группа снайперов во главе с зачинателем снайперcкoгo движения в дивизии сержантом Григорием Савченко за полтора месяца вывела из строя свыше трехсот гитлеровцев.
В любую погоду снайперские пары вели свою кропотливую и настойчивую охоту. Уходили они затемно, а возвращались на отдых поздно ночью.
Обложив Сухую Ниву с двух сторон и постоянно меняя места засад, снайперы все ближе и ближе подвигались к горловине, связывавшей гарнизон немцев с остальной их обороной.
За малейшие промахи в маскировке и передвижении фашисты расплачивались жизнью.
Активность гарнизона Сухой Нивы постепенно замирала, численность его сокращалась, и, наконец, он оказался совсем парализованным. Пришло время штурма.
Командир полка и его штаб длительное время тренировали для ночных действий роту лейтенанта Бушуева. Рота была доукомплектована специально подобранными бойцами: смелыми, физически сильными, имеющими хорошие зрение и слух. Тщательная подготовка дала блестящие результаты. Сухая Нива была захвачена внезапной ночной атакой с незначительными потерями.
К глубокому нашему прискорбию, при выполнении задачи погиб непосредственный руководитель штурма лейтенант Бушуев. Он подорвался в одном из оставленных немцами бункеров. Противник имитировал бункер под командный пункт. Внутри него, на столике, были небрежно разбросаны командирская карта, блокнот, карандаши, автоматическая ручка. Некоторые из этих предметов тончайшими проводами соединялись со взрывателями сильных зарядов. На эту приманку и наскочил командир роты. Неосторожность погубила его.
Сухую Ниву мы освободили. С нас наконец была снята та вина за ее потерю, которая долгое время камнем лежала на дивизии.
Командующий войсками фронта наградил тринадцать снайперов Казанского полка орденами и медалями. Армейская газета писала о наших снайперах целую неделю, а фронтовая посвятила им специальный номер.
Вскоре в каждом полку насчитывались уже десятки снайперов. Стали проводить специальные полковые и дивизионные слеты, на которых снайперы обменивались опытом.
* * *
В Новгородском полку, занимавшем оборону правее Казанского, тем временем шла своя жизнь. Командовать им продолжал начальник штаба майор Свистельников. Нового командира вместо Фирсова нам все еще не назначали.
Конфигурация обороны Новгородского полка представляла собой глубокий выступ в расположение противника. Перед фронтом находились Лужно и Каменная Гора, а на флангах, оттянутых на четыре - пять километров назад, - Белый Бор и Сухая Нива. Ширина выступа достигала четырех километров и с обоих флангов простреливалась пулеметным огнем.
Командный пункт полка находился как раз в центре выступа, в том самом маленьком овражке, где когда-то, в первые дни боев за Лужно, размещался КП дивизии. Трудно было теперь узнать эти места. Там, где осенью стоял густой зеленый лес, торчали пни: деревья были сметены снарядами и минами. Овражек и канавы до краев засыпало снегом. Сохранились лишь наши старые земляные постройки. Полк усовершенствовал их и приспособил к зимним условиям.
Командиры штаба дивизии предпочитали посещать Свистельникова днем, в часы затишья. Ночью фронт оживал, и передвижение в "мешке" становилось опасным. Непрерывным огненным потоком неслись с обоих флангов трассирующие пули, гулко рвались мины, обкладывая наезженную дорогу.
В полку я бывал раза два в неделю. Во время очередного посещения полка предложил его командиру:
- Пройдемте сначала на правый фланг к Чуприну, а потом к Лютикову. (Старший лейтенант Лютиков командовал вторым батальоном.)
Сопровождаемые адъютантом и автоматчиком, мы двинулись в путь.
- Товарищ полковник! Кто-то бежит навстречу. Смотрите!-обратился ко мне адъютант Федя Черепанов, когда мы поднимались на оголенный гребень, отделявший командный пункт полка от расположения первого батальона. Гребень хорошо просматривался с Каменной Горы, и раньше переходить его днем было небезопасно. Теперь Каменная Гора помалкивала: со снарядами у немцев так же, как и у нас, стало туговато.
Навстречу нам бежал маленький боец, одетый в легкий ватный костюм, ушанку и валенки. Через плечо у него висела большая санитарная сумка.
- Да это же Катя! - всмотревшись, сказал Свистельников.- Точно, чупринская Катя,- после небольшой паузы подтвердил он.
С этой смуглой черноглазой девушкой я был уже знаком. Недели две назад она появилась у нас на КП дивизии вместе с новым начальником штаба, который проверял полк.
Подполковник Батицкий в начале декабря убыл от нас командовать дивизией, а вместо него был назначен комбриг Корчиц.
- Она пленила меня, - смеялся Корчиц, представляя мне Катю. - Застала меня в окопе, когда я беседовал с бойцами, а потом уж так и не отпустила от себя.
- Товарищ полковник, я чуть не умерла со страху, когда узнала, что в нашем батальоне комбриг один по окопам ходит. А если бы что случилось с ним? - наивно оправдывалась передо мной Катя.
Мне понравилась бойкая, миловидная девушка. На вид ей было лет двадцать.
- У нее блестящие командирские способности!- говорил Корчиц. Однажды, когда она возвращалась к себе в батальон, ей поручили доставить человек сорок пополнения. При переходе через открытую поляну гитлеровцы заметили их и обстреляли. Что делать? Надо бы броском выбежать из-под огня, а молодые бойцы перепугались, залегли и стали зарываться в снег. Вот тут-то Катя и проявила себя. Стоя под огнем во весь рост, она обозвала молодых бойцов трусами, заставила подняться и благополучно доставила по назначению. Сконфуженные бойцы потом отзывались о ней с восхищением. "С виду незаметная, а дала нам жизни. Молодец!" С тех пор у Кати большой авторитет.
Поравнявшись с нами и глубоко вздохнув, чтобы успокоить дыхание, Катя обратилась ко мне:
- Товарищ полковник! Командир санитарного взвода военфельдшер Светлова. Разрешите сопровождать вас?
- Здравствуйте, Катя! Как это вы узнали, что мы идем к вам?
- А нам позвонили из штаба.
- Где капитан Чуприн?
- Он у себя на капе.
- Очень хорошо. Можете пристраиваться.
Чуприн и Катя! - эти два имени как-то незаметно переплелись между собой. Поговаривали, что с прибытием Кати в батальон Чуприн очень изменился. Раньше он был неряшлив, частенько поругивался, а теперь стал вежлив, подтянут, всегда с белоснежным подворотничком.
К концу декабря капитан Чуприн остался у нас единственным кадровым комбатом.
Батальон Чуприна занимал оборону по мелколесью, на границе с дивизией Назарова. Правофланговая рота батальона располагалась фронтом на запад, на Ильину Ниву, а левофланговая - фронтом на юг, на Лужно. Центр батальона был несколько оттянут и образовывал уступ назад. За уступом, у маленькой лесной поляны, находился КП батальона. Он сразу бросался в глаза своей оригинальностью. Неподалеку от двух жилых землянок были отрыты четыре окопа, соединенные с землянками глубокими ходами сообщения. От окопов по мелколесью лучами расходились четыре широкие просеки для обзора и обстрела. Землянки и окопы были обнесены проволочным забором, удаленным от сооружений немногим более чем на бросок гранаты. Все сделано с особым вкусом, продуманно. Командный пункт превращен в маленький, но крепкий опорный пункт.
- Чего это вы загородились? - показывая на забор, шутя спросил я у выбежавшего навстречу комбата.
- Он как феодальный князек: построил себе город, обнес тыном, обособился и скоро признавать никого не станет,- посмеиваясь, сказал Свистельников.
- Боюсь, как бы не украли,- в тон нам ответил Чуприн.
- А почему вы обнесли командный пункт забором? - спросил я у капитана. - Не лучше ли было загородить проволокой на низких кольях?
- Я уже думал об этом, - ответил Чуприн.-Препятствие на низких кольях менее заметно и маскируется лучше, но у меня было мало проволоки.
Немного помолчав, он добавил:
- Я хотел бы обнести проволокой и командно-наблюдательные пункты командиров рот. Если поможете, то там я оплетку обязательно сделаю на низких кольях.
По дороге к Чуприпу Свистельников рассказал мне о том, что на днях в расположение капитана забрались гитлеровцы. Я попросил Чуприна рассказать об этом подробнее.
Было это два дня назад перед рассветом. Сидя в своей землянке, капитан дремал. И вдруг ему почудилось, что кто-то бродит около землянки, бродит осторожно, нерешительно. Свои люди так не ходят.
Набросив на плечи шинель, Чуприн вышел из землянки. У входа в нее стояли несколько немцев и о чем-то тихонько переговаривались.
- Увидел я их и, откровенно говоря, опешил, - вспоминал Чуприн. - При моем внезапном появлении они тоже растерялись. Разговор их оборвался. Не знаю, чем бы все это кончилось, если бы не ординарец. Он вышел вслед за мной с автоматом и дал по фашистам очередь. Они и разбежались. Вот и все, закончил Чуприн.
- И никого не убил?
- Никого! Очередь прошла поверх голов.
- У страха глаза велики, - сказал Свистельников. - После того случая пристал ко мне Чуприн: дай да подай проволоку. Отдал ему последний моток. А теперь у него новая идея - оплести желает и ротных командиров. Ну и ну!-насмешливо посмотрел он на комбата.
- Что ж! Это неплохо,- заметил я и спросил Чуприна:-Откуда проникла к вам разведка?
- Вот отсюда, со стороны Ильиной Нивы. - Чуприн показал рукой на стык с дивизией Назарова.
По приказу командующего армией за обеспечение стыка отвечал Назаров, но я все-таки еще раз приказал командиру полка и комбату вести серьезное наблюдение.
Целый день провел я в расположении Новгородского полка, осмотрел весь район Чуприна, а затем и район Лютикова. Заходил чуть ли не в каждую землянку. Люди потрудились основательно: оборудовали во всех землянках печи, устроили нары для отдыха, утеплили земляные полы хвоей. Да и сами бойцы, отдохнувшие за время обороны, выглядели тоже иначе, чем во время осенних боев.
Меня беспокоило то, что между взводными, ротными и батальонными районами по-прежнему имелись большие, никем не занятые промежутки. Днем они наблюдались и простреливались нашими войсками, а ночью через них в наш тыл могли проникнуть небольшие разведывательные и поисковые группы врага. В связи с этим меры, которые принял Чуприн по усилению обороны командных пунктов, имели большой смысл. Оборудовав в каждом батальонном районе еще несколько опорных пунктов, можно было не только предохранить командиров подразделений от всевозможных случайностей и обеспечить более надежную связь, но и повысить общую устойчивость обороны.
Я решил поддержать инициативу Чуприна и распространить ее не только на Новгородский полк, но и на всю дивизию. Надеялся, что эти мероприятия будут поддержаны Военным советом армии.
* * *
Начавшийся 1942 год сулил много нового. После разгрома гитлеровцев под Москвой ожидались перемены и на Северо-Западном фронте.
Главная цель советских войск зимой сорок второго года на северо-западном направлении состояла в том, чтобы освободить Ленинград от блокады и разгромить действовавшую на этом направлении группу вражеских армий "Север". Выполнить эту задачу, по замыслу Ставки, должны были войска Ленинградского и Волховского фронтов, а также войска правого крыла Северо-Западного фронта.
Северо-Западному фронту предстояло перейти в наступление на старорусском направлении, разгромить войска 16-й немецкой армии, находившейся южнее озера Ильмень, и выйти во фланг и тыл новгородской группировке противника.
Одновременно войска фронта должны были наступать и на своем левом крыле в направлении Торопец, Велиж, Рудня с целью содействовать войскам Калининского и Западного фронтов в разгроме главных сил немецкой группы армий "Центр".
Для решения задач, поставленных Ставкой, командующий Северо-Западным фронтом создавал две ударные группировки. На правом крыле фронта он сосредоточивал 11-ю армию в составе пяти стрелковых дивизий, десяти лыжных и трех танковых батальонов. Армия должна была нанести удар в общем направлении на Старую Руссу, Сольцы, Дно и совместно с войсками левого крыла Волховского фронта разгромить новгородскую группировку противника. Войска левого крыла фронта в составе 3-й и 4-й ударных армий получили задачу нанести удар из района Осташков в общем направлении на Торопец, Рудня и во взаимодействии с войсками правого крыла Калининского фронта глубоко охватить с запада главные силы группы вражеских армий "Центр".
На войска 34-й армии (пять стрелковых дивизий), действовавшей в центре Северо-Западного фронта, командующий фронтом возложил задачу сковать противника в центре полосы действия армии и одновременно нанести два удара своими фланговыми дивизиями: на правом фланге - в направлении Беглово, Свинорой, на левом - на Ватолино с целью окружения вражеской группировки в районе Демянска.
Начало наступления войск фронта намечалось на 7-9 января 1942 года.
В конце декабря в полосе обороны 11-й армии началась спешная перегруппировка войск. Она захватила и нашу дивизию.
Сначала командующий армией вывел в свой резерв наш Карельский полк, находившийся до этого во втором эшелоне дивизии. Исполняющего обязанности командира полка майора Герусова отдел кадров направил на учебу в военную академию.
Карельский полк мы доукомплектовали, усилили опытным командным составом, возвратившимся из госпиталей, поставили целиком на лыжи.
Жалко было расставаться с карельцами. Отправляя их, мы надеялись, что они быстро вернутся. Никому и в голову не приходило, что это произойдет не скоро.
Вслед за отправкой карельцев последовал новый приказ - принять оборонительную полосу от дивизии Назарова, которая также выводилась в армейский резерв.
Судя по распоряжениям из армии, чувствовалось, что производится какая-то большая перегруппировка.
Фронт нашей обороны увеличивался до двадцати километров, то есть в два раза, а ее плотность, без Карельского полка, уменьшалась в три раза.
Казанский полк дополнительно принимал участок Новгородского полка, растягиваясь, таким образом, по всей прежней полосе дивизии.
Освободившийся Новгородский полк сменял части Назарова.
Из представителей обеих дивизий была создана приемо-сдаточная комиссия, которая наблюдала за сменой и подготавливала акт о приеме и сдаче.
От наших приемщиков стали поступать сообщения о плохом состоянии оборонительных сооружений у сменяемых частей, особенно на переднем крае. Невольно вспоминался доклад Назарова в начале зимы на Военном совете. Тогда оборона Назарова ставилась в пример другим.
Я решил до подписания акта во всем разобраться сам и выехал в Сухонивочку.
Командные пункты дивизий разделялись тремя километрами и связывались глубоким оврагом, по которому пролегал санный путь.
- Прошу, прошу! - приветливо встретил меня Назаров. -Собирался уже звонить к тебе, думал, что не приедешь попрощаться.
- Ну как, Михаил Семенович, можно поздравить тебя с получением новой задачи? - спросил я Назарова, когда мы вошли в его маленький, но очень уютный блиндажик.
- Пока ничего неизвестно, - ответил он, - дали только новый район сосредоточения, а что за этим последует, сказать пока трудно.
- Я думаю, что вы будете наступать. Смотри-ка, как Гитлера от Москвы гонят. Пора и нам! Засиделись! Одним словом, завидую я тебе и желаю успеха.
- Спасибо. Может, позавтракаем? Ты ведь в гости приехал, на проводы!
- Нет, Михаил Семенович, - уклонился я, - вначале давай поговорим о деле. У меня есть претензии к вашей обороне. Ты когда-то говорил, что у тебя замечательные оборонительные постройки, а они на деле оказались не такими: окопы и землянки оборудованы плохо, обогреваются люди кое-как, наблюдатели сидят под открытым небом.
- Неправда! - горячо возразил Назаров.
- Ну что ж, выходит, докладывают нам по-разному, а кому верить сказать трудно. Предлагаю выехать в ближайший полк и самим разобраться. Тогда уж со спокойной совестью и подпишем акт.
Поехали в полк, занимавший Володиху. Долго лазили по снегу, осматривали окопы, разговаривали с бойцами и командирами. Мои приемщики оказались правы.
- Черт возьми! Действительно недостатки есть, - согласился Назаров. Но ты же знаешь, - оправдывался он, - окопы есть окопы: они осыпаются, обваливаются, разрушаются снарядами и непогодой, заносятся снегом. За ними каждый день ухаживать надо. А землянки твои люди доделают по своему вкусу. Когда в квартиру вселяется новый хозяин, он всегда переделывает все по-своему. Вы теперь новые хозяева - вам и карты в руки.
Эта наша встреча с Назаровым поистине оказалась прощальной. Через месяц он сдал свою дивизию и выехал в тыл страны. Увиделись мы с ним только после войны.
* * *
Вскоре после приема от Назарова обороны наша дивизия приказом фронта была передана из 11-й армии в состав 34-й. В начале февраля меня срочно вызвали к новому командующему.
Командный пункт 34-й армии находился у Соснино, в 20 километрах от нашего расположения. Добраться туда, а тем более найти его в лесу оказалось не так-то просто.
Все лесные дороги были занесены снегом. Как нарочно, началась метель. Ехать пришлось ощупью, наугад. Лошадка моя по брюхо утопала в сугробах, измучилась, обессилела и еле-eле тянула сани.
С большим трудом, опоздав на целых два часа, добрался я, наконец до места. Из-за опоздания чувствовал себя неловко, волновался, ожидал замечания, но, к моему удивлению, все обошлось благополучно. Командный пункт новой армии, расположенный в бору с густой порослью молодого ельника, целиком был врыт в землю.
В блиндаже начальника штаба, куда меня провели, царила тишина. За рабочим столиком сидел седой генерал и, склонившись над картой, измерял что-то циркулем. От настольной электрической лампы разливался вокруг мягкий свет. Через открытую дверь виднелась маленькая спальня.
- Здравствуйте, здравствуйте! - поднимаясь из-за стола, любезно ответил на мое приветствие генерал-майор П. С. Ярмошкевич.
- Прошу извинить меня, товарищ генерал. Первый раз являюсь и то с большим опозданием, - оправдывался я.
- Ничего, ничего, погода-то ведь вон какая! Командующий уж беспокоился, не замела ли вас по дороге вьюга. Раздевайтесь! Сейчас пойдем к нему.
Генерал провел меня крытым ходом в столовую Военного совета и через нее на половину командарма. В столовой около длинного стола, накрытого к обеду, толпились и тихо переговаривались человек десять старших командиров.
Генерал-майор Николай Эрастович Берзарин принял меня радушно.
- Наконец-то! Очень приятно видеть дальневосточника, - улыбаясь, протянул он мне руку. - Как здоровье? Как дивизия?
На столе была развернута оперативная карта с нанесенной обстановкой. Тут же в коробочке лежали цветные карандаши, циркуль, резинки.
- Радуйтесь! - сказал командарм после моего короткого ответа. Радуйтесь и хорошенько запоминайте! Подойдите сюда поближе и внимательно смотрите, - пригласил он меня к оперативной карте. - На днях наша армия возобновит наступление. Ставкой и фронтом подтверждена задача - окружить демянскую группировку в составе шести - семи дивизий 16-й немецкой армии. Соседняя с нами армия генерала Морозова продолжает бои за Старую Руссу. На ее левом фланге командующий фронтом вводит прибывшие к нам во фронт 1-й и 2-й гвардейские стрелковые корпуса и 1-ю ударную армию. Эти войска нанесут улар из района Парфино на юг вдоль берегов Ловати и Редьи, рассекут фронт противника и отделят его старорусскую группировку от демянской. Вместе с армией Морозова они создадут внешний фронт окружения, вместе с нашей армией - внутренний, непосредственно вокруг демянской группировки.
Войска левого фланга нашей армии, - продолжал Берзарин, - 9 января прорвали оборону противника, продвинулись на расстояние свыше сорока километров и ведут теперь бои за Ватолино и Молвотицы. Они вновь переходят в наступление в общем направлении на Залучье, Коровитчино. Где-то здесь, на берегах Ловати, - генерал показал по карте, - и должна произойти встреча с войсками 1-го гвардейского корпуса. Ваша дивизия будет наступать на правом фланге армии вместе с 202-й стрелковой дивизией полковника Штыкова. Ей ставится серьезная задача - форсировать болото Нeвий Мох, прорвать оборону противника и развить успех в направлении на Любецкое, Веретейка, Горчицы. На берегах реки Пола вы должны соединиться с войсками 1-го гвардейского корпуса, а может быть, даже и с войсками южной ударной группы армии. Но это мы еще уточним, - сказал Берзарин, оторвавшись от карты. - На смену и сосредоточение вашей дивизии будет предоставлено два - три дня и один - два дня на марш ее в исходное положение. Ясно?
- Все ясно, товарищ генерал.
- Очень хорошо. Имейте в виду, все, что вы узнали сейчас от меня, это только для вашей личной ориентировки и проведения подготовительных мероприятий. Письменный приказ на смену получите завтра, а приказ на наступление - через два - три дня.
- А как с Карельским полком? Он возвратится в дивизию? - спросил я.
- Нет. Он держит оборону у Лычково, и заменить его пока некем, ответил Берзарин. - А теперь пойдемте пообедаем, -пригласил он. - Там я познакомлю вас с командирами других дивизий, а главное, с полковником Штыковым - вашим соседом слeва. С ним вам надо держать тесный контакт.
Обед проходил непринужденно, по-домашнему.
С большим интересом и вниманием присматривался я ко всему, что происходило за столом, к моим новым боевым товарищам, вместе с которыми предстояло провести в эту зиму, может быть, не один бой.
Командарм держал себя просто, как старший товарищ, шутил, смеялся, подтрунивал над некоторыми командирами. Те не оставались в долгу. По их поведению в присутствии старшего начальника и обращению между собой чувствовалось, что коллектив здесь спаянный, а командарма не только уважают, но и любят.
Мне самому генерал Берзарин нравился уже давно, еще со времени нашей совместной службы на Дальнем Востоке. Да не я один, очень многие любили его в нашей дивизии, любили и гордились им, как своим старым однополчанином. Всего несколько лет назад он отлично командовал у нас Казанским полком, а теперь уже командарм!
Генерал-майор немецко-фашистской армии Бутлар так же, как и Типпельскирх, общий неуспех предпринятого гитлеровцами наступления связывает с неуспехами южного фланга 16-й немецкой армии в районе Валдайской возвышенности{3}.
Из высказываний гитлеровских генералов видно,что наступление немцев на Сухую Ниву-станцию Любница преследовало не узкие тактические, как мы предполагали в то время, а широкие оперативные цели. Прорывая нашу оборону на северных отрогах Валдайской возвышенности, немецко-фашистское командование намеревалось выровнять свой фронт, вынести его восточное озера Ильмень и сомкнуть разделенные озером северный и южный фланги 16-й армии, чтобы в дальнейшем надежно обеспечить удар на реку Свирь для соединения с финской армией.
Однако успешное наступление северного фланга 16-й армии на Тихвин не было поддержано южным флангом. Наступление немецкого армейского корпуса на северных отрогах Валдайской возвышенности было сорвано в самом его начале. Дальше Сухой Нивы немцы продвинуться не смогли. Удары дивизии СС "Мертвая голова", а затем и пехотной дивизии разбились о стойкость частей 26-й стрелковой Златоустовской дивизии.
Несмотря на численное и техническое превосходство, гитлеровцам не удалось преодолеть сопротивление наших частей.
* * *
Зима установилась рано. Уже в первых числах ноября земля покрылась тонким слоем снега. Ночью и по утрам было холодно, днем по-осеннему пригревало. Внимание дивизии по-прежнему приковывала Сухая Нива. Занимал ее эсэсовский батальон численностью до четырехсот человек.
На левый участок я перевел Казанский полк, который был теперь наиболее боеспособным. Центр полкового участка обороны проходил перед Сухой Нивой, седлал шоссейную дорогу, а своими флангами обтекал населенный пункт с востока и запада. На Казанский полк была возложена частная задача освободить Сухую Ниву.
Как-то в одно из моих посещений полка Герасимснко сказал мне:
- Выкуриваем фашистов из Сухой Нивы. Задачу выполним.
- Чем же вы выкуриваете? - спросил я.
- Снайперами. Фашисты воют от этих орлов, а поделать с ними ничего не могут.
- Кто же эти орлы?
- Савченко, Майоров, Тевосян и другие - всего тринадцать человек.
Свою задачу Казанский полк выполнил с честью. Упорно и долго добивался он цели. Там, где ранее не помогла сила, теперь помогло умение.
Группа снайперов во главе с зачинателем снайперcкoгo движения в дивизии сержантом Григорием Савченко за полтора месяца вывела из строя свыше трехсот гитлеровцев.
В любую погоду снайперские пары вели свою кропотливую и настойчивую охоту. Уходили они затемно, а возвращались на отдых поздно ночью.
Обложив Сухую Ниву с двух сторон и постоянно меняя места засад, снайперы все ближе и ближе подвигались к горловине, связывавшей гарнизон немцев с остальной их обороной.
За малейшие промахи в маскировке и передвижении фашисты расплачивались жизнью.
Активность гарнизона Сухой Нивы постепенно замирала, численность его сокращалась, и, наконец, он оказался совсем парализованным. Пришло время штурма.
Командир полка и его штаб длительное время тренировали для ночных действий роту лейтенанта Бушуева. Рота была доукомплектована специально подобранными бойцами: смелыми, физически сильными, имеющими хорошие зрение и слух. Тщательная подготовка дала блестящие результаты. Сухая Нива была захвачена внезапной ночной атакой с незначительными потерями.
К глубокому нашему прискорбию, при выполнении задачи погиб непосредственный руководитель штурма лейтенант Бушуев. Он подорвался в одном из оставленных немцами бункеров. Противник имитировал бункер под командный пункт. Внутри него, на столике, были небрежно разбросаны командирская карта, блокнот, карандаши, автоматическая ручка. Некоторые из этих предметов тончайшими проводами соединялись со взрывателями сильных зарядов. На эту приманку и наскочил командир роты. Неосторожность погубила его.
Сухую Ниву мы освободили. С нас наконец была снята та вина за ее потерю, которая долгое время камнем лежала на дивизии.
Командующий войсками фронта наградил тринадцать снайперов Казанского полка орденами и медалями. Армейская газета писала о наших снайперах целую неделю, а фронтовая посвятила им специальный номер.
Вскоре в каждом полку насчитывались уже десятки снайперов. Стали проводить специальные полковые и дивизионные слеты, на которых снайперы обменивались опытом.
* * *
В Новгородском полку, занимавшем оборону правее Казанского, тем временем шла своя жизнь. Командовать им продолжал начальник штаба майор Свистельников. Нового командира вместо Фирсова нам все еще не назначали.
Конфигурация обороны Новгородского полка представляла собой глубокий выступ в расположение противника. Перед фронтом находились Лужно и Каменная Гора, а на флангах, оттянутых на четыре - пять километров назад, - Белый Бор и Сухая Нива. Ширина выступа достигала четырех километров и с обоих флангов простреливалась пулеметным огнем.
Командный пункт полка находился как раз в центре выступа, в том самом маленьком овражке, где когда-то, в первые дни боев за Лужно, размещался КП дивизии. Трудно было теперь узнать эти места. Там, где осенью стоял густой зеленый лес, торчали пни: деревья были сметены снарядами и минами. Овражек и канавы до краев засыпало снегом. Сохранились лишь наши старые земляные постройки. Полк усовершенствовал их и приспособил к зимним условиям.
Командиры штаба дивизии предпочитали посещать Свистельникова днем, в часы затишья. Ночью фронт оживал, и передвижение в "мешке" становилось опасным. Непрерывным огненным потоком неслись с обоих флангов трассирующие пули, гулко рвались мины, обкладывая наезженную дорогу.
В полку я бывал раза два в неделю. Во время очередного посещения полка предложил его командиру:
- Пройдемте сначала на правый фланг к Чуприну, а потом к Лютикову. (Старший лейтенант Лютиков командовал вторым батальоном.)
Сопровождаемые адъютантом и автоматчиком, мы двинулись в путь.
- Товарищ полковник! Кто-то бежит навстречу. Смотрите!-обратился ко мне адъютант Федя Черепанов, когда мы поднимались на оголенный гребень, отделявший командный пункт полка от расположения первого батальона. Гребень хорошо просматривался с Каменной Горы, и раньше переходить его днем было небезопасно. Теперь Каменная Гора помалкивала: со снарядами у немцев так же, как и у нас, стало туговато.
Навстречу нам бежал маленький боец, одетый в легкий ватный костюм, ушанку и валенки. Через плечо у него висела большая санитарная сумка.
- Да это же Катя! - всмотревшись, сказал Свистельников.- Точно, чупринская Катя,- после небольшой паузы подтвердил он.
С этой смуглой черноглазой девушкой я был уже знаком. Недели две назад она появилась у нас на КП дивизии вместе с новым начальником штаба, который проверял полк.
Подполковник Батицкий в начале декабря убыл от нас командовать дивизией, а вместо него был назначен комбриг Корчиц.
- Она пленила меня, - смеялся Корчиц, представляя мне Катю. - Застала меня в окопе, когда я беседовал с бойцами, а потом уж так и не отпустила от себя.
- Товарищ полковник, я чуть не умерла со страху, когда узнала, что в нашем батальоне комбриг один по окопам ходит. А если бы что случилось с ним? - наивно оправдывалась передо мной Катя.
Мне понравилась бойкая, миловидная девушка. На вид ей было лет двадцать.
- У нее блестящие командирские способности!- говорил Корчиц. Однажды, когда она возвращалась к себе в батальон, ей поручили доставить человек сорок пополнения. При переходе через открытую поляну гитлеровцы заметили их и обстреляли. Что делать? Надо бы броском выбежать из-под огня, а молодые бойцы перепугались, залегли и стали зарываться в снег. Вот тут-то Катя и проявила себя. Стоя под огнем во весь рост, она обозвала молодых бойцов трусами, заставила подняться и благополучно доставила по назначению. Сконфуженные бойцы потом отзывались о ней с восхищением. "С виду незаметная, а дала нам жизни. Молодец!" С тех пор у Кати большой авторитет.
Поравнявшись с нами и глубоко вздохнув, чтобы успокоить дыхание, Катя обратилась ко мне:
- Товарищ полковник! Командир санитарного взвода военфельдшер Светлова. Разрешите сопровождать вас?
- Здравствуйте, Катя! Как это вы узнали, что мы идем к вам?
- А нам позвонили из штаба.
- Где капитан Чуприн?
- Он у себя на капе.
- Очень хорошо. Можете пристраиваться.
Чуприн и Катя! - эти два имени как-то незаметно переплелись между собой. Поговаривали, что с прибытием Кати в батальон Чуприн очень изменился. Раньше он был неряшлив, частенько поругивался, а теперь стал вежлив, подтянут, всегда с белоснежным подворотничком.
К концу декабря капитан Чуприн остался у нас единственным кадровым комбатом.
Батальон Чуприна занимал оборону по мелколесью, на границе с дивизией Назарова. Правофланговая рота батальона располагалась фронтом на запад, на Ильину Ниву, а левофланговая - фронтом на юг, на Лужно. Центр батальона был несколько оттянут и образовывал уступ назад. За уступом, у маленькой лесной поляны, находился КП батальона. Он сразу бросался в глаза своей оригинальностью. Неподалеку от двух жилых землянок были отрыты четыре окопа, соединенные с землянками глубокими ходами сообщения. От окопов по мелколесью лучами расходились четыре широкие просеки для обзора и обстрела. Землянки и окопы были обнесены проволочным забором, удаленным от сооружений немногим более чем на бросок гранаты. Все сделано с особым вкусом, продуманно. Командный пункт превращен в маленький, но крепкий опорный пункт.
- Чего это вы загородились? - показывая на забор, шутя спросил я у выбежавшего навстречу комбата.
- Он как феодальный князек: построил себе город, обнес тыном, обособился и скоро признавать никого не станет,- посмеиваясь, сказал Свистельников.
- Боюсь, как бы не украли,- в тон нам ответил Чуприн.
- А почему вы обнесли командный пункт забором? - спросил я у капитана. - Не лучше ли было загородить проволокой на низких кольях?
- Я уже думал об этом, - ответил Чуприн.-Препятствие на низких кольях менее заметно и маскируется лучше, но у меня было мало проволоки.
Немного помолчав, он добавил:
- Я хотел бы обнести проволокой и командно-наблюдательные пункты командиров рот. Если поможете, то там я оплетку обязательно сделаю на низких кольях.
По дороге к Чуприпу Свистельников рассказал мне о том, что на днях в расположение капитана забрались гитлеровцы. Я попросил Чуприна рассказать об этом подробнее.
Было это два дня назад перед рассветом. Сидя в своей землянке, капитан дремал. И вдруг ему почудилось, что кто-то бродит около землянки, бродит осторожно, нерешительно. Свои люди так не ходят.
Набросив на плечи шинель, Чуприн вышел из землянки. У входа в нее стояли несколько немцев и о чем-то тихонько переговаривались.
- Увидел я их и, откровенно говоря, опешил, - вспоминал Чуприн. - При моем внезапном появлении они тоже растерялись. Разговор их оборвался. Не знаю, чем бы все это кончилось, если бы не ординарец. Он вышел вслед за мной с автоматом и дал по фашистам очередь. Они и разбежались. Вот и все, закончил Чуприн.
- И никого не убил?
- Никого! Очередь прошла поверх голов.
- У страха глаза велики, - сказал Свистельников. - После того случая пристал ко мне Чуприн: дай да подай проволоку. Отдал ему последний моток. А теперь у него новая идея - оплести желает и ротных командиров. Ну и ну!-насмешливо посмотрел он на комбата.
- Что ж! Это неплохо,- заметил я и спросил Чуприна:-Откуда проникла к вам разведка?
- Вот отсюда, со стороны Ильиной Нивы. - Чуприн показал рукой на стык с дивизией Назарова.
По приказу командующего армией за обеспечение стыка отвечал Назаров, но я все-таки еще раз приказал командиру полка и комбату вести серьезное наблюдение.
Целый день провел я в расположении Новгородского полка, осмотрел весь район Чуприна, а затем и район Лютикова. Заходил чуть ли не в каждую землянку. Люди потрудились основательно: оборудовали во всех землянках печи, устроили нары для отдыха, утеплили земляные полы хвоей. Да и сами бойцы, отдохнувшие за время обороны, выглядели тоже иначе, чем во время осенних боев.
Меня беспокоило то, что между взводными, ротными и батальонными районами по-прежнему имелись большие, никем не занятые промежутки. Днем они наблюдались и простреливались нашими войсками, а ночью через них в наш тыл могли проникнуть небольшие разведывательные и поисковые группы врага. В связи с этим меры, которые принял Чуприн по усилению обороны командных пунктов, имели большой смысл. Оборудовав в каждом батальонном районе еще несколько опорных пунктов, можно было не только предохранить командиров подразделений от всевозможных случайностей и обеспечить более надежную связь, но и повысить общую устойчивость обороны.
Я решил поддержать инициативу Чуприна и распространить ее не только на Новгородский полк, но и на всю дивизию. Надеялся, что эти мероприятия будут поддержаны Военным советом армии.
* * *
Начавшийся 1942 год сулил много нового. После разгрома гитлеровцев под Москвой ожидались перемены и на Северо-Западном фронте.
Главная цель советских войск зимой сорок второго года на северо-западном направлении состояла в том, чтобы освободить Ленинград от блокады и разгромить действовавшую на этом направлении группу вражеских армий "Север". Выполнить эту задачу, по замыслу Ставки, должны были войска Ленинградского и Волховского фронтов, а также войска правого крыла Северо-Западного фронта.
Северо-Западному фронту предстояло перейти в наступление на старорусском направлении, разгромить войска 16-й немецкой армии, находившейся южнее озера Ильмень, и выйти во фланг и тыл новгородской группировке противника.
Одновременно войска фронта должны были наступать и на своем левом крыле в направлении Торопец, Велиж, Рудня с целью содействовать войскам Калининского и Западного фронтов в разгроме главных сил немецкой группы армий "Центр".
Для решения задач, поставленных Ставкой, командующий Северо-Западным фронтом создавал две ударные группировки. На правом крыле фронта он сосредоточивал 11-ю армию в составе пяти стрелковых дивизий, десяти лыжных и трех танковых батальонов. Армия должна была нанести удар в общем направлении на Старую Руссу, Сольцы, Дно и совместно с войсками левого крыла Волховского фронта разгромить новгородскую группировку противника. Войска левого крыла фронта в составе 3-й и 4-й ударных армий получили задачу нанести удар из района Осташков в общем направлении на Торопец, Рудня и во взаимодействии с войсками правого крыла Калининского фронта глубоко охватить с запада главные силы группы вражеских армий "Центр".
На войска 34-й армии (пять стрелковых дивизий), действовавшей в центре Северо-Западного фронта, командующий фронтом возложил задачу сковать противника в центре полосы действия армии и одновременно нанести два удара своими фланговыми дивизиями: на правом фланге - в направлении Беглово, Свинорой, на левом - на Ватолино с целью окружения вражеской группировки в районе Демянска.
Начало наступления войск фронта намечалось на 7-9 января 1942 года.
В конце декабря в полосе обороны 11-й армии началась спешная перегруппировка войск. Она захватила и нашу дивизию.
Сначала командующий армией вывел в свой резерв наш Карельский полк, находившийся до этого во втором эшелоне дивизии. Исполняющего обязанности командира полка майора Герусова отдел кадров направил на учебу в военную академию.
Карельский полк мы доукомплектовали, усилили опытным командным составом, возвратившимся из госпиталей, поставили целиком на лыжи.
Жалко было расставаться с карельцами. Отправляя их, мы надеялись, что они быстро вернутся. Никому и в голову не приходило, что это произойдет не скоро.
Вслед за отправкой карельцев последовал новый приказ - принять оборонительную полосу от дивизии Назарова, которая также выводилась в армейский резерв.
Судя по распоряжениям из армии, чувствовалось, что производится какая-то большая перегруппировка.
Фронт нашей обороны увеличивался до двадцати километров, то есть в два раза, а ее плотность, без Карельского полка, уменьшалась в три раза.
Казанский полк дополнительно принимал участок Новгородского полка, растягиваясь, таким образом, по всей прежней полосе дивизии.
Освободившийся Новгородский полк сменял части Назарова.
Из представителей обеих дивизий была создана приемо-сдаточная комиссия, которая наблюдала за сменой и подготавливала акт о приеме и сдаче.
От наших приемщиков стали поступать сообщения о плохом состоянии оборонительных сооружений у сменяемых частей, особенно на переднем крае. Невольно вспоминался доклад Назарова в начале зимы на Военном совете. Тогда оборона Назарова ставилась в пример другим.
Я решил до подписания акта во всем разобраться сам и выехал в Сухонивочку.
Командные пункты дивизий разделялись тремя километрами и связывались глубоким оврагом, по которому пролегал санный путь.
- Прошу, прошу! - приветливо встретил меня Назаров. -Собирался уже звонить к тебе, думал, что не приедешь попрощаться.
- Ну как, Михаил Семенович, можно поздравить тебя с получением новой задачи? - спросил я Назарова, когда мы вошли в его маленький, но очень уютный блиндажик.
- Пока ничего неизвестно, - ответил он, - дали только новый район сосредоточения, а что за этим последует, сказать пока трудно.
- Я думаю, что вы будете наступать. Смотри-ка, как Гитлера от Москвы гонят. Пора и нам! Засиделись! Одним словом, завидую я тебе и желаю успеха.
- Спасибо. Может, позавтракаем? Ты ведь в гости приехал, на проводы!
- Нет, Михаил Семенович, - уклонился я, - вначале давай поговорим о деле. У меня есть претензии к вашей обороне. Ты когда-то говорил, что у тебя замечательные оборонительные постройки, а они на деле оказались не такими: окопы и землянки оборудованы плохо, обогреваются люди кое-как, наблюдатели сидят под открытым небом.
- Неправда! - горячо возразил Назаров.
- Ну что ж, выходит, докладывают нам по-разному, а кому верить сказать трудно. Предлагаю выехать в ближайший полк и самим разобраться. Тогда уж со спокойной совестью и подпишем акт.
Поехали в полк, занимавший Володиху. Долго лазили по снегу, осматривали окопы, разговаривали с бойцами и командирами. Мои приемщики оказались правы.
- Черт возьми! Действительно недостатки есть, - согласился Назаров. Но ты же знаешь, - оправдывался он, - окопы есть окопы: они осыпаются, обваливаются, разрушаются снарядами и непогодой, заносятся снегом. За ними каждый день ухаживать надо. А землянки твои люди доделают по своему вкусу. Когда в квартиру вселяется новый хозяин, он всегда переделывает все по-своему. Вы теперь новые хозяева - вам и карты в руки.
Эта наша встреча с Назаровым поистине оказалась прощальной. Через месяц он сдал свою дивизию и выехал в тыл страны. Увиделись мы с ним только после войны.
* * *
Вскоре после приема от Назарова обороны наша дивизия приказом фронта была передана из 11-й армии в состав 34-й. В начале февраля меня срочно вызвали к новому командующему.
Командный пункт 34-й армии находился у Соснино, в 20 километрах от нашего расположения. Добраться туда, а тем более найти его в лесу оказалось не так-то просто.
Все лесные дороги были занесены снегом. Как нарочно, началась метель. Ехать пришлось ощупью, наугад. Лошадка моя по брюхо утопала в сугробах, измучилась, обессилела и еле-eле тянула сани.
С большим трудом, опоздав на целых два часа, добрался я, наконец до места. Из-за опоздания чувствовал себя неловко, волновался, ожидал замечания, но, к моему удивлению, все обошлось благополучно. Командный пункт новой армии, расположенный в бору с густой порослью молодого ельника, целиком был врыт в землю.
В блиндаже начальника штаба, куда меня провели, царила тишина. За рабочим столиком сидел седой генерал и, склонившись над картой, измерял что-то циркулем. От настольной электрической лампы разливался вокруг мягкий свет. Через открытую дверь виднелась маленькая спальня.
- Здравствуйте, здравствуйте! - поднимаясь из-за стола, любезно ответил на мое приветствие генерал-майор П. С. Ярмошкевич.
- Прошу извинить меня, товарищ генерал. Первый раз являюсь и то с большим опозданием, - оправдывался я.
- Ничего, ничего, погода-то ведь вон какая! Командующий уж беспокоился, не замела ли вас по дороге вьюга. Раздевайтесь! Сейчас пойдем к нему.
Генерал провел меня крытым ходом в столовую Военного совета и через нее на половину командарма. В столовой около длинного стола, накрытого к обеду, толпились и тихо переговаривались человек десять старших командиров.
Генерал-майор Николай Эрастович Берзарин принял меня радушно.
- Наконец-то! Очень приятно видеть дальневосточника, - улыбаясь, протянул он мне руку. - Как здоровье? Как дивизия?
На столе была развернута оперативная карта с нанесенной обстановкой. Тут же в коробочке лежали цветные карандаши, циркуль, резинки.
- Радуйтесь! - сказал командарм после моего короткого ответа. Радуйтесь и хорошенько запоминайте! Подойдите сюда поближе и внимательно смотрите, - пригласил он меня к оперативной карте. - На днях наша армия возобновит наступление. Ставкой и фронтом подтверждена задача - окружить демянскую группировку в составе шести - семи дивизий 16-й немецкой армии. Соседняя с нами армия генерала Морозова продолжает бои за Старую Руссу. На ее левом фланге командующий фронтом вводит прибывшие к нам во фронт 1-й и 2-й гвардейские стрелковые корпуса и 1-ю ударную армию. Эти войска нанесут улар из района Парфино на юг вдоль берегов Ловати и Редьи, рассекут фронт противника и отделят его старорусскую группировку от демянской. Вместе с армией Морозова они создадут внешний фронт окружения, вместе с нашей армией - внутренний, непосредственно вокруг демянской группировки.
Войска левого фланга нашей армии, - продолжал Берзарин, - 9 января прорвали оборону противника, продвинулись на расстояние свыше сорока километров и ведут теперь бои за Ватолино и Молвотицы. Они вновь переходят в наступление в общем направлении на Залучье, Коровитчино. Где-то здесь, на берегах Ловати, - генерал показал по карте, - и должна произойти встреча с войсками 1-го гвардейского корпуса. Ваша дивизия будет наступать на правом фланге армии вместе с 202-й стрелковой дивизией полковника Штыкова. Ей ставится серьезная задача - форсировать болото Нeвий Мох, прорвать оборону противника и развить успех в направлении на Любецкое, Веретейка, Горчицы. На берегах реки Пола вы должны соединиться с войсками 1-го гвардейского корпуса, а может быть, даже и с войсками южной ударной группы армии. Но это мы еще уточним, - сказал Берзарин, оторвавшись от карты. - На смену и сосредоточение вашей дивизии будет предоставлено два - три дня и один - два дня на марш ее в исходное положение. Ясно?
- Все ясно, товарищ генерал.
- Очень хорошо. Имейте в виду, все, что вы узнали сейчас от меня, это только для вашей личной ориентировки и проведения подготовительных мероприятий. Письменный приказ на смену получите завтра, а приказ на наступление - через два - три дня.
- А как с Карельским полком? Он возвратится в дивизию? - спросил я.
- Нет. Он держит оборону у Лычково, и заменить его пока некем, ответил Берзарин. - А теперь пойдемте пообедаем, -пригласил он. - Там я познакомлю вас с командирами других дивизий, а главное, с полковником Штыковым - вашим соседом слeва. С ним вам надо держать тесный контакт.
Обед проходил непринужденно, по-домашнему.
С большим интересом и вниманием присматривался я ко всему, что происходило за столом, к моим новым боевым товарищам, вместе с которыми предстояло провести в эту зиму, может быть, не один бой.
Командарм держал себя просто, как старший товарищ, шутил, смеялся, подтрунивал над некоторыми командирами. Те не оставались в долгу. По их поведению в присутствии старшего начальника и обращению между собой чувствовалось, что коллектив здесь спаянный, а командарма не только уважают, но и любят.
Мне самому генерал Берзарин нравился уже давно, еще со времени нашей совместной службы на Дальнем Востоке. Да не я один, очень многие любили его в нашей дивизии, любили и гордились им, как своим старым однополчанином. Всего несколько лет назад он отлично командовал у нас Казанским полком, а теперь уже командарм!