Квиннел А.. Эта черная, черная смерть (Приключения Кризи - 4)

   Вокруг него разносились звуки ночи: гомон птиц, устраивавшихся на ночлег в ветвистых кронах деревьев, писк, стрекот и жужжание мириадов насекомых, возня двух бородавочников, озабоченных проблемой продолжения рода. Где-то далеко отвратительно хохотала гиена, а еще дальше грозно рычал лев. Маленькие черные тени летучих мышей носились над костром, время от времени пикируя на него, чтобы подкрепиться насекомыми, привлеченными лучами света.
   Кризи хотелось как-нибудь договориться со своей болью, упросить ее хоть на время покинуть его душу. На людях так легко казаться сильным и скрывать свои чувства. А в Матопос он пошел в надежде остаться наедине с Господом, которого перестал понимать. С Господом, который вместо его жизни решил взять жизнь Майкла. Он огляделся вокруг, в сумеречном свете уходящего дня поражаясь тому, как Господь, сотворивший этот рай земной, мог так часто допускать несправедливую смерть и страдания. Всю свою жизнь он так и не мог решить эту головоломку.
   Здесь, в Матопосе, казалось, что Бог просто не участвует в разыгрывавшемся спектакле - все происходит лишь по законам природы. Лев, гепард или леопард выходят на охоту лишь потому, что им диктует это инстинкт. Преднамеренного зла здесь нет - они просто хотят есть.
   Часа через два пришли львы. Их было четверо: три львицы и один черногривый лев. Самца Кризи сразу узнал, это именно его он видел по дороге сюда, склоненного над растерзанной жертвой, пока львицы ждали поодаль своей очереди.
   Как и все кошачьи, они были любопытны, и любопытство это привело их к костру. Животы их были полны. Они медленно шли к теплу костра, но страха в них не было. Львы разлеглись на земле и сквозь пламя костра смотрели на Кризи. А он смотрел на них. Они лежали от него метрах в двадцати. Огонь понемногу угасал. Он подбросил в костер несколько сухих веток. Одна из львиц легла на бок, подставив раздутое брюхо огню.
   Лев сидел на задних лапах, разглядывая Кризи живыми желтыми глазами. Через час две другие львицы тоже подвинулись поближе к огню и уснули. Черногривый лев сидел неподвижно, как и Кризи, который лишь изредка кидал в костер ветку-другую, чтобы поддержать огонь.
   Прошел еще час, на протяжении которого Кризи не прекращал спорить с самим собой о сути вещей. Он изредка откусывал вяленое мясо и запивал его водой. Его черногривый сосед иногда совсем не элегантно рыгал, переваривая недавнюю кровавую трапезу. В конце концов Кризи соскользнул с полена, сложил на груди руки, улегся и задремал. После этого черногривый царь зверей тоже склонил голову на землю и закрыл глаза.
   Ночные шорохи навевали сон, но незадолго перед рассветом к ним прибавился еще один звук, кашляющий лай гиены. Он раздался за спиной Кризи, заставив его открыть глаза.
   Кризи еще не успел повернуться, как заметил, что лев с черной гривой настороженно смотрит вдаль поверх костра. Потом лев поднялся, обошел вокруг костра и остановился метрах в семи от Кризи. Зверь пристально вглядывался во тьму, потом вдохнул и раскатисто зарычал, как тысячи лет грозно рычат львы, вселяя ужас во все живое в самом сердце Африки.
   Когда рычание стало смолкать, Кризи уловил слабый звук быстро удалявшихся шагов. По другую сторону костра три львицы подняли головы. Убедившись, что опасность им не грозит, они вновь заснули. Черногривый лев обошел костер и улегся на старом месте. Огонь почти догорел. Больше Кризи веток в него не подбрасывал. Справа, за линией горизонта, уже явственно обозначился скорый восход солнца. Он встал, потянулся, допил из фляжки остатки воды и засыпал землей еще тлевшие угли костра. Потом направился к своему "лэндроверу", оставленному в двух часах пешего пути.
   Но через сотню метров Кризи остановился и оглянулся. Львицы еще спали, а лев с черной гривой сидел на задних лапах и провожал его взглядом. Тогда Кризи сделал то, чего не делал уже долгие годы - встал по стойке "смирно" и правой рукой отдал честь. Потом повернулся и продолжил путь.
   * * *
   Когда Кризи скрылся в зарослях буша, метрах в ста пятидесяти от того места, где еще дымились остатки костра, из невысокого кустарника поднялся мужчина.
   Впервые за много часов Макси Макдональд поставил ружье на предохранитель. Потом очень осторожно он направился по следам друга из Матопоса... точно так же, как вчера он шел за ним в глубь заповедника.
   ЧАСТЬ ВТОРАЯ
   Глава 32
   Похоронная церемония на Гоцо заканчивается странным ритуалом. Мужчины, присутствующие в церкви, выстраиваются в ряд, подходят к гробу и окружают его кольцом. Потом друг за другом по кругу приближаются к покойному, целуют большой палец правой руки, касаются им гроба и отходят в сторону.
   Службу вел отец Мануэль Зерафа. Рядом с гробом стоял Кризи, обнимая за плечи Джульетту. Около нее стоял Гвидо, а за ним - семья Шкембри. Церковь Святой Девы Лореттской, возвышавшаяся над заливом Мджарр, была заполнена до отказа. Люди пришли туда не только в знак скорби по Майклу, но и потому, что хотели отдать дань уважения Кризи, которого местные жители называли просто Человек.
   Кризи смотрел на мужчин, которые молча подходили к гробу, исполняя печальный обычай островитян. Он каждого узнавал в лицо, но имен их всех припомнить не мог. Они шли друг за другом медленной вереницей - от подростков до седовласых старцев. Поток людей казался нескончаемым, но, когда он подошел к концу, Кризи вздрогнул от неожиданности. Он увидел Фрэнка Миллера, который лишь мельком на него взглянул и отдал Майклу последний долг. Потом Кризи удивился еще больше: за Миллером шли Рене Кайяр, Йен Йенсен и Сова. Замыкал траурное шествие Макси. Мимо проследовали Пол и Джойи Шкембри. Они прошли вокруг гроба и остановились около двери. То же самое сделал Гвидо.
   Церковь почти опустела. Внутри оставались лишь самые близкие, - те, кто прибыл совсем недавно, и, конечно, отец Зерафа. Вошли шесть юношей, поднесших покров. Пол Шкембри прошептал что-то на ухо Гвидо, который кивнул в ответ. Пол подошел к молодым людям, спокойно им что-то сказал, они повернулись и вышли. Тогда он подал знак пятерым мужчинам, стоявшим у выхода, и они подошли к гробу. Вместе с Джойи они подняли его на плечи, вынесли из церкви, спустились по ступеням и погрузили на катафалк. За ними шли Кризи с Джульеттой, остальные члены семьи Шкембри и отец Зерафа.
   Вслед за катафалком к ближайшему кладбищу следовала длинная процессия автомобилей. После короткой службы у могилы Кризи обернулся к вновь прибывшим и сказал:
   - Вы, ребята, меня удивили.
   Фрэнк Миллер пожал плечами.
   - Нам сказали, что после похорон будут хорошие поминки. - Он посмотрел на остальных. - А мы не из тех, кто упустит случай выпить в своей компании.
   Ни один из них не высказал соболезнований ни Кризи, ни Джульетте. Когда хватало жеста, слова были не нужны.
   Глава 33
   Люси Куок просто не могла в это поверить. Она стояла во дворе со стаканом белого вина в руке и смотрела на восхитительную панораму Гоцо и бескрайнего моря. Занимался вечер. Работая стюардессой, она много путешествовала и не без оснований считала, что повидала немало. Но здешние виды казались Люси просто невероятными.
   Во время похорон она стояла в дальнем углу церкви. Она была католичкой и посетила немало храмов, но, кроме Ватикана, такого богатства церковного убранства не видела нигде. Статуи и стены блистали золотом и драгоценными камнями. Тяжелые, роскошно украшенные подсвечники, стоявшие на алтаре, казалось, были отлиты из серебра. Но, судя по виду собравшихся, богатство обошло их стороной.
   За ее спиной оживленно звучали голоса, иногда даже раздавались взрывы смеха. Она обернулась и стала разглядывать сорок с лишним человек, поднимавшихся в дом после непродолжительной службы у могилы. В числе гостей были два священника, державших в руках стаканы. Слева от нее Кризи, окруженный пятью мужчинами, появившимися в церкви, когда заупокойная служба уже началась, направлялся к дымившейся в саду жаровне. Казалось, они что-то добродушно советовали Кризи. Рядом с раскрытой дверью в кухню стоял стол, служивший импровизированным баром. Около него с воодушевлением хлопотал молодой островитянин.
   Люси вновь обратила взгляд на Кризи и мысленно перенеслась к тому моменту, когда впервые встретила его в аэропорту Булавайо во время погрузки гроба Майкла на "Гольфстрим". Он сразу же произвел на нее впечатление: покрытое шрамами, бесстрастное лицо человека, которому, казалось, все безразлично. Но когда она заглянула ему в глаза, то увидела в них такую силу затаенной ненависти, что по ее коже пробежали мурашки.
   В самолете он подошел к ней и сел напротив. Люси попыталась высказать ему какие-то слова утешения, но он остановил ее, подняв руку.
   - С этим покончено, мисс Куок. Комиссар Ндлову объяснил мне, почему вы прилетели в Зимбабве. Он мне рассказал, что произошло с вашей семьей в Гонконге. Здесь, конечно, должна существовать какая-то связь, и я хотел бы, чтобы вы мне обо всем рассказали как можно подробнее. Я так думаю, что, кто бы ни убил моего сына, приказ об этом он получил из Гонконга. И я хочу знать, кто этот приказ отдал.
   Потом они говорили еще часа два, и, пока шла их беседа, Люси проникалась все большей симпатией к этому человеку. Она чувствовала, что у них есть много общего. Оба они пережили страшные трагедии, но окружающие этого почти не замечали. В конце концов он заметил, что ее глаза слипаются, и постелил ей в одной из кабин в хвосте самолета.
   Люси снова взглянула на толпу гостей и увидела, что от нее отделилась Джульетта и направилась к ней.
   - Ты выглядишь усталой, - сказала Джульетта. - Тебе совсем не обязательно оставаться со всеми. Как только захочешь, можешь уйти к себе в спальню - путешествие было долгим.
   - Ты права, но и я почти всю дорогу спала. Кроме того, часовой пояс здесь один и тот же. - Она взглянула девушке в лицо. - У тебя тоже усталый вид. А после твоего перелета с запада на восток разница во времени составила шесть часов. Наверное, ты вообще не спала.
   - Так и есть, - подтвердила Джульетта. - Я не могла сомкнуть глаз. Позже я, наверное, просто свалюсь и просплю целые сутки.
   Китаянка покачала головой.
   - Мне приходилось часто пересекать часовые пояса. Старайся не заснуть, пока у тебя глаза не слипнутся, и много не пей. Часов через шесть ты, скорее всего, проснешься. А потом снова борись со сном, сколько сможешь. И когда проснешься во второй раз, временной барьер пройдет.
   Джульетта отрицательно мотнула головой.
   - После того как здесь все закончится, я снова улечу в Денвер, и если я сделаю, как ты говоришь, разница во времени появится снова. - Она посмотрела на Кризи и других мужчин, стоявших вокруг жаровни. - Тебе, наверное, все это кажется странным. В Китае ведь так поминки не справляют.
   - Да, у нас обычаи другие. Все это очень для меня необычно. Здесь, например, роскошь церкви совсем не соответствует бедности жителей острова. Да и теперь, смотри, вместо траура - чуть ли не праздник, все смеются и шутят.
   Джульетта принялась терпеливо объяснять.
   - Прежде всего, должна тебе сказать, что остров вовсе не бедный, а все жители его - ревностные католики. Еще лет десять назад здесь было полно семей с пятнадцатью детьми или даже больше. Остров был страшно перенаселен. Поскольку люди, которые здесь живут, в основном занимаются земледелием и рыболовством, всем работы не хватало, и потому многие молодые парни уезжали - в основном в Америку, Канаду и Австралию. Они там пахали от зари до зари, а деньги посылали домой. А теперь, выйдя на пенсию, многие из них вернулись на родину. Так что внешность этих людей обманчива, многие из них очень богаты. Что же до того, что сейчас здесь происходит, вообще-то на Гоцо это не принято: местные жители обычно подолгу носят траур. Эта традиция пришла сюда из Ирландии, мы сейчас собрались не печалиться о безвременной смерти Майкла, а радоваться прожитой им жизни. Этот обычай переняли наемники, участвовавшие в африканских войнах, - так они устраивали поминки по тому, кто погиб с оружием в руках. Могу тебе сказать, что к полуночи веселье будет в самом разгаре, а разойдутся все только завтра к полудню.
   Люси взглянула на девушку.
   - Для своего возраста ты очень много знаешь.
   - Я никогда не бывала не только на поминках, но даже на похоронах, но я много времени провела с наемниками и наслушалась их разговоров. Если наемник погибал во время взрыва, особенно если при этом что-то горело, они называли его гибель "цветным кино". А если наемник умирал от несчастного случая, это была "дурацкая смерть". У них свой язык и свои обычаи. Но лет через десять они, наверное, останутся в прошлом.
   - Ты хочешь сказать, что не останется наемников?
   Девушка покачала головой.
   - Нет. Наемники будут всегда, пока будут войны. Просто наше поколение совсем другое. - Она взглянула на китаянку. - Как миссис Мэннерз все это восприняла?
   - Плохо... Ты знаешь о предсмертной записке Майкла?
   - Да, Кризи мне рассказал.
   - Да-а, - произнесла Люси. - Мы летели в ее самолете, но она за всю дорогу почти ни слова не проронила, ни крошки в рот не взяла. Все время просидела в своем салоне. Думаю, Раби дала ей сильное успокоительное. Когда мы приземлились на Мальте, она лишь парой слов перекинулась с Кризи и Макси и попрощалась со мной. Она, наверное, уже вернулась в Штаты.
   Джульетта задумчиво кивала, потом подняла голову, отпила глоток вина и сказала:
   - Давай я тебя со всеми познакомлю.
   Люси положила руку ей на плечо.
   - Погоди минуту. Сначала расскажи мне, пожалуйста, что за люди здесь собрались. Ты их всех знаешь?
   - Естественно. - Джульетта указала на мужчин возле жаровни. - Кризи и Макси ты знаешь. Лысый австралиец - это Фрэнк Миллер. Он часто работал с Кризи. Красивый мужчина, который стоит рядом с Фрэнком, вон тот, со слегка крючковатым носом и темными волосами - Рене Кайяр. Он бельгиец, пятнадцать лет протрубил во французском Иностранном легионе, какое-то время вместе с Кризи. А потом они сражались в Африке. Блондин по ту сторону жаровни - Йен Йенсен. Он датчанин, бывший полицейский. Сейчас у него в Копенгагене частное сыскное агентство, он разыскивает пропавших без вести. А его партнер, вон тот маленький человечек рядом с ним, в больших круглых очках, - француз, и все зовут его Сова. Раньше он был бандитом в Марселе. Потом стал телохранителем одного торговца оружием, а года четыре назад перешел к Йенсену. Обожает классическую музыку. Очень странно его видеть без проигрывателя и наушников.
   - Какие разные люди!
   - Да, слушай дальше - еще больше удивишься. Вон, видишь, человек, у которого лицо в шрамах, тот, который разговаривает с женщиной средних лет. Это - Гвидо Арелио, лучший друг Кризи. Они прямо как братья. Но они ни за что не покажут, как любят друг друга. Гвидо тоже служил в Иностранном легионе. И его, и Кризи вышвырнули на улицу, когда в конце войны в Алжире часть легионеров подняла восстание. Тогда они вместе уехали в Конго и еще несколько лет там воевали... Как-то раз, лет десять назад, они вместе проводили на Гоцо отпуск. Гвидо влюбился в девушку, которая работала в гостинице. Через пару недель они расписались, и он увез ее в Неаполь, где они открыли свой небольшой пансион. Она была дочкой той женщины, с которой сейчас разговаривает Гвидо.
   - Была?
   - Да. Она погибла в автомобильной катастрофе несколько лет назад. Ее мать - Лаура Шкембри, а отец - Пол, невысокий смуглый мужчина - вон тот, который болтает со священником. А парень, который стоит у стола с бутылками, - их сын Джойи. Его жена Мария режет салат на кухне. Семья Шкембри очень близка с Кризи и со мной... Мне иногда кажется, что Лаура единственная женщина, которая может заставить Кризи делать то, что ему не хочется. Они очень привязаны друг к другу. Кризи однажды ввязался в настоящее сражение с одной из банд итальянской мафии и был тяжело ранен. Гвидо предложил ему поехать на Гоцо подлечиться. Он остановился на ферме Шкембри и пробыл там месяца два. Как раз в то время из Англии после развода вернулась младшая дочка Шкембри Надя. Она сошлась с Кризи и забеременела от него, но никому ничего об этом не сказала. Кризи отправился обратно в Италию. Когда он закончил работу и вернулся на Гоцо, его снова ранили. А как поправился, он женился на Наде и у них родилась дочка. Следующие несколько лет они счастливо прожили в этом самом доме. - Она обернулась и посмотрела на китаянку. - Но в декабре 1988 года, когда Надя с дочкой летели из Лондона в Нью-Йорк, чтобы вместе с Кризи отпраздновать Новый год, над Шотландией самолет взорвался, и все, кто в нем летел, погибли.
   Джульетта умолкла. Люси Куок взглянула через двор на человека у жаровни.
   Она спокойно сказала:
   - Сколько трагедий и смертей пришлось ему пережить!
   Люси обернулась и взглянула на Джульетту - лицо ее было печально.
   - Да. И это еще не все.
   - Почему ты так думаешь?
   - Через несколько дней он улетает в Гонконг... Там снова будут убитые.
   - Это он тебе сказал?
   - Нет. Но я хорошо его знаю. Он не успокоится, пока не расправится с людьми, которые довели Майкла до самоубийства.
   * * *
   Через час зазвонил телефон. Трапеза во дворе за столами была в самом разгаре. Кризи посмотрел на Джульетту, она встала и пошла на кухню. Через минуту донесся ее голос:
   - Кризи, это Джим Грэйнджер звонит из Денвера.
   Кризи вытер губы бумажной салфеткой и пошел на кухню. Вернулся он спустя минут пятнадцать. Сел на свое место и сказал Макси:
   - Глория Мэннерз в Денвер не вернулась.
   - А куда она делась?
   - В том-то и дело, что она никуда не девалась. Ее "Гольфстрим" даже не взлетал. Сейчас она в номере гостиницы "Мджарр Бэй" здесь, на Гоцо.
   - Как же так? - спросила Люси Куок.
   - Понятия не имею. Но она хочет со мной поговорить.
   - Ты думаешь с ней встретиться? - спросил Макси.
   Кризи кивнул.
   - Да, завтра утром я к ней схожу.
   - О чем тебе еще с ней разговаривать? - спросила Джульетта. - Я хочу сказать, после того, что случилось там, в Зимбабве.
   Кризи взял нож и вилку и сказал:
   - Я ее навещу, потому что Джим Грэйнджер просил меня об этом, как о личном одолжении. Ты, Джульетта, прекрасно знаешь, чем я ему обязан, и кроме того, это он будет за тобой присматривать в Штатах.
   - Да, но...
   - И никаких "но".
   Глава 34
   Кризи вошел в вестибюль гостиницы сразу же после десяти утра. Настроение у него было паршивое. Поминки затянулись до самого утра, теперь раскалывалась голова.
   Когда он подошел к стойке регистрации, приземистый, хорошо одетый человек с темными усами отошел от группы людей, сидевших за угловым столом. Он прошел через холл, подошел к Кризи и слегка хлопнул его по плечу. Кризи был с ним знаком уже много лет. Это был управляющий гостиницы, а прикосновение к его плечу - жест сочувствия.
   - Здесь у тебя должна была остановиться некая миссис Мэннерз, - сказал Кризи.
   - Да, она в сто пятом.
   - Когда она въехала?
   - Вчера утром.
   - Проблем с ней не было?
   - Наоборот. Ест только у себя в номере вместе с сиделкой, сотрудники говорят, что дает хорошие чаевые и со всеми без исключения любезна.
   - Сейчас она у себя?
   Управляющий взглянул на девушку, сидевшую за стойкой регистрации, и спросил:
   - В сто пятом есть кто-нибудь?
   - Да, сэр, есть. Постояльцы после вселения оттуда не выходили.
   Кризи сказал управляющему:
   - Я буду в сто пятом минут двадцать. Помнишь, чем ты мне советовал опохмеляться много лет назад?
   Под черными усами управляющего блеснула белозубая улыбка.
   - Что за вопрос... Тебе в номер прислать?
   - Век буду твоим должником.
   * * *
   Кризи прошел по коридору почти до конца и постучал в дверь сто пятого номера. Ему открыла Раби, как будто только его и ждала.
   - Привет, Раби.
   - Здравствуйте, Кризи. Проходите. Хотите кофе? Или, может, чего покрепче?
   - Нет, спасибо. "Чего покрепче" мне сейчас принесут.
   Он прошел в комнату и сквозь большое французское окно увидел, что миссис Мэннерз сидит в своей инвалидной каталке на просторном балконе. Он взял стул, вынес его на балкон и устроился напротив нее. Гостиница возвышалась над заливом. Как и из его дома, отсюда открывался великолепный вид.
   Высунувшись в балконную дверь, Раби спросила:
   - Вы чего-нибудь хотите, миссис Мэннерз?
   Глория покачала головой.
   - Спасибо, Раби, мне ничего не надо... но, может быть, Кризи чего-нибудь хочет?
   - Себе я уже заказал, - сказал Кризи.
   Раби исчезла в комнате.
   Кризи был удивлен. Когда Глория Мэннерз говорила с Раби, он заметил в ее голосе перемену. Казалось, жизнь уже покинула престарелую даму - в ней не было никаких эмоций. Он взглянул ей в лицо: оно словно состарилось на годы, морщины стали глубже, глаза еще больше ввалились.
   - Я думал, что вы уже в Денвере, - сказал он.
   - Я не хотела улететь, не поговорив с вами. Но и беспокоить вас до похорон Майкла тоже не хотела. Прошу меня извинить за то, что я нажала на Джима Грэйнджера.
   Кризи спросил:
   - Зачем вы здесь остались?
   - Во-первых, хотела выразить вам свое глубокое сожаление по поводу того, что я стала причиной гибели Майкла. Это я его наняла и, кроме того, стала для него дурным примером.
   Прежде чем ответить, Кризи глубоко вздохнул и посмотрел Глории прямо в глаза.
   - Не вы стали причиной смерти Майкла. Мне надо было бы это вам сказать, еще когда мы летели сюда, но вы всю дорогу спали. Через несколько дней я собирался вам написать. Мне бы не хотелось, чтобы вы убивались чувством вины. Смерть Майкла имеет две причины - это я сам и человек из Гонконга.
   - Но я прочла его записку!
   - Эта записка была всего лишь извинением.
   - Извинением?
   - Да, и ничем больше. Это Майкл так просил прощения за свою слабость. Миссис Мэннерз, я взял Майкла из детского приюта, который находится всего в километре отсюда, когда ему было семнадцать лет. Я воспитал и обучил его по своему образу и подобию, сделал из него человека для особых жизненных ситуаций. Он был сильный и умелый, и я очень его любил. Не меньше, чем любил бы родного сына. Но я смог научить его жить только так, как умею сам, и это был единственный образ жизни, который он признавал. После этой травмы Майкл понял, что так жить не сможет. Конечно, он бы и в таком состоянии мог прожить полную жизнь. Здесь на острове есть человек, который был точно так же парализован после автомобильной катастрофы. Когда это случилось, ему было еще совсем немного лет. И он смог начать новую жизнь. В прошлом году он участвовал в Олимпийских играх для инвалидов и завоевал бронзовую медаль. Этого человека Майкл хорошо знал и восхищался им. Но он не видел себя в роли этого человека. Он вообще не мог себя представить в какой бы то ни было иной роли. Тогда, когда я был у него в больнице в Булавайо, он попросил меня его убить. Я просил его подождать ровно три месяца. Если бы он не отступился и чувствовал то же самое по прошествии этого времени, я бы выполнил его просьбу. Но вся беда в том, что он мне не поверил.
   Глядя на море, пожилая женщина внимательно слушала. Когда он закончил говорить, она повернулась и взглянула ему в глаза и спросила:
   - И вы бы это сделали?
   - Да.
   - Вы бы смогли?
   - Да.
   В залив входил паром с туристами, приехавшими на один день. Она молча за ним наблюдала, но, когда уже собралась что-то сказать, в проеме балконной двери появился официант. Он принес поднос, на котором стоял единственный бокал с напитком ярко-красного цвета. Официант подал бокал Кризи, коснулся его плеча и вышел. Кризи залпом осушил бокал.
   Потом он сказал:
   - Лет десять назад я был на свадьбе в другой гостинице и перепил шампанского. Вообще-то мой организм неважно переносит эту шипучку. Наутро метрдотель смешал мне напиток, после которого через полчаса похмелье как рукой сняло. Тот метрдотель теперь стал управляющим этой гостиницы. - Он поднял бокал. - Здесь было то самое снадобье. Надеюсь, оно подействует так же, как в тот раз.
   - Вы действительно убили бы Майкла через три месяца, если бы он вас об этом попросил?
   - Да. Но он бы не попросил. Это была моя ошибка. Мне надо было остаться с ним в Булавайо и тогда, и на следующие ночи. Я думал, он сильнее.
   - Но эта записка!
   Кризи вздохнул.
   - Эта записка была лишь извинением. - Он поднялся на ноги. - Миссис Мэннерз, то, что там написано, повлияло на решение Майкла, может быть, меньше чем на один процент. Он никак не мог подумать о том, что вы ее прочитаете... Мне очень жаль, что вы это сделали. А теперь возвращайтесь обратно в Денвер. Убийцы вашей дочери мертвы, отчасти благодаря Майклу. Пусть у вас останутся о нем светлые воспоминания, а не обида и горечь.
   Он поставил бокал на стол.
   - Кризи, уделите мне, пожалуйста, еще десять минут.
   Увидев в глазах Глории мольбу, он замялся, потом снова медленно опустился на стул.
   Она сказала:
   - Вы все это говорили, только чтобы меня успокоить?
   - Нет, все, что я сказал вам, - чистая правда. Может быть, вам есть за что себя винить в других делах, но смерть Майкла не на вашей совести. Прошлой ночью мы справили по нему поминки. Неожиданно приехали мои - и Майкла - старые друзья. Вчера ночью мы похоронили душу Майкла. Теперь это в прошлом.
   - Так просто?
   - Нет, не просто. Через несколько дней я улечу в Гонконг, и там будут еще не одни похороны. Потом я смогу спать спокойнее.
   Она внимательно смотрела на него и, несмотря на внешнее холодное спокойствие, глубоко в глазах разглядела его боль.
   - Я как раз и хотела поговорить с вами о Гонконге, - сказала она.
   - О Гонконге?