Страница:
начинает писать стихи. Прославленные поэты либо посвящали Амуру целые книги,
либо, о чем бы они ни писали, не осмеливались заканчивать свои произведения
без достойного упоминания о нем. Орфей, Мусей, Гомер, Лиин {67}, Алкей, Сафо
и другие поэты, а также философы, как Платон и тот, кого именуют Мудрым
{58}, излагали свои самые возвышенные воззрения в форме любовных историй.
Многие другие писатели, желавшие писать на другие темы, прикрывали их
подобными речами. Купидону было угодно, чтобы каждый воспевал либо свои,
либо чужие страсти, либо прикрывал свои рассуждения образами любви, ибо
ничто не может быть принято лучше. Овидий всегда говорил, что он любил {59}.
Петрарка на своем родном языке {60} сделал единственным своим стремлением
приблизиться к славе того {61}, кто изобразил все страсти, привычки, повадки
и природу людей, - Гомера. Кто когда-либо лучше Вергилия воспел любовь
властительницы Карфагена {62}? На эту тему пришлось бы долго
распространяться тому, кто желал бы изложить ее так, как она того
заслуживает. Но, по-моему, нельзя отрицать того, что для людей Амур -
источник славы, чести, пользы, наслаждения и что жизнь без него была бы
неустроенной. Вот почему он столь ценим среди людей, его почитающих и
любящих как того, кому они обязаны всеми благами и удовольствиями. И делать
ему это было легко, пока он был зрячим. Но теперь, когда он лишился глаз и
если Безумие будет вмешиваться в его дела, можно опасаться - ибо это почти
неизбежно, - что он станет источником мерзости, вреда и неудовольствия,
равно как в прошлом - чести, пользы и наслаждения. Великие, которых Амур
заставлял любить своих подданных и малых, изменятся так, что будут
благоволить лишь к тем, на чьи услуги они смогут рассчитывать. Подчиненные,
которые любили своих князей и господ, будут любить их единственно ради
желания извлечь пользу, надеясь при этом разойтись с ними, как только
обогатятся. Ибо там, где Амур задумает установить согласие между высшими и
низшими, Безумие окажется тут как тут и помешает ему даже в излюбленных им
местах. Каким бы добрым и невинным он ни был, Безумие сумеет изменить его
природный нрав так, что любящие его начнут совершать сумасбродные поступки.
И чем тесней была дружба, тем сильней будет разлад, как только в нее
вмешается Безумие. Снова увидят Семирамиду, Библиду, Мирру, Канаку, Федру
{63}. И не останется ни одного святого места на земле. Высокие стены и
ограды не удержат весталок. Старость превратит свою почтенную и отеческую
любовь в шальную юношескую страсть. Стыд пропадет вовсе. Не будет никакого
различия в поведении дворянина, мужика, неверного или мавра, дамы, госпожи,
служанки. Любовные связи станут столь неравными, что красавицы не будут
сочетаться с красавцами, но зато чаще сходиться с уродами. Знатные дамы
начнут влюбляться в тех, кто недостоин быть у них и слугой, а умные люди
будут волочиться за дурнушками. А когда бедные и верные влюбленные будут
чахнуть от любви к какой-нибудь красотке, Безумие доставит легкую победу
какому-нибудь проходимцу там, где другой не сможет ее достичь. Я уже не
говорю о душевном смятении и раздорах, которые она будет сеять повсюду, а за
ними воспоследуют обиды, оскорбления и убийства. Я очень опасаюсь, что туда,
где Амуром изобретено столько наук и принесено столько благ, эта сумасбродка
приведет с собой великую лень, сопровождаемую невежеством; что она помешает
юношам научиться владеть оружием и служить своему государю; или вместо
достойных занятий она научит их грязным словам, бесстыдным песням, пьянству
и обжорству; наградит их болезнями {64} и ввергнет их во множество
опасностей. Ибо нет более опасной компании, чем Безумие. Вот зло, которого
следует опасаться, если Безумие будет сопутствовать Амуру. А если случилось
так, что эта зловредная особа захотела мешать ему здесь, наверху {65}, то
как бы Венера не отвратила от нас свой нежный лик, а Меркурий не перестал бы
поддерживать между нами согласие, - и какое тогда воцарилось бы смятение? Но
я обещал говорить только о том, что происходит на земле. Вот ты, Юпитер,
называешь себя отцом людей, ты для них источник всех благ, посылаешь им,
когда нужно, дождь и осушаешь землю при избытке влаги. Так взгляни же на
зло, которое уготовано людям, если Безумие будет находиться возле Амура.
Пусть Амур мирно веселится среди людей. Пусть будет дозволено каждому жить в
кругу своих близких и домашних, с теми, кого они любят, без страха и
подозрения. Пусть наступление ночи не вынудит друга покинуть дом своей
подруги из-за боязни пересудов. Пусть каждый сможет сопровождать жену своего
друга, соседа или родственника, куда ей угодно, не опасаясь, что его или ее
честь от этого пострадают {66}. А чтобы впредь ни у кого голова не шла
кругом при виде таких вольностей, дай знать по всей земле, но не звуком труб
и не посредством афиш, вывешенных у входов в храмы, но вложивши в сердца
всех тех, кто будет глядеть на влюбленных, понимание того, что невозможно,
предположить, будто они желают совершить или замыслить нечто безумное. И
вот, когда ты установишь впредь такой порядок, люди начнут тебя восхвалять и
возвеличивать больше, чем когда-либо, и ты сделаешь многое и для себя, и для
нас. Таким образом ты избавишь нас от множества жалоб, которые в противном
случае воспоследуют от людей, на бесчинства, творимые влюбленной богиней
Безумие во всем мире. Но если ты предпочитаешь, чтобы все пошло, как раньше,
то заставь Парок и богинь Судьбы (ведь ты имеешь над ними некоторую власть)
пустить свои веретена обратным ходом и сделать так, дабы по твоему велению и
по моему ходатайству и ради любви к Венере, которую до сих пор ты так ласкал
и любил, и ради наслаждений и радостей, которые все мы получаем от любви,
они повелели, чтобы глаза были возвращены Купидону, повязка снята и мы
смогли бы вновь увидеть его в его прелестном и первоначальном виде -
вызывающим сострадание со всех сторон {67}, доступных взору, и лишь с одной
стороны - улыбающимся. О Парки, не будьте на этот раз неумолимыми, чтобы не
сказали, будто ваши веретена были орудием жестокой мести Безумия. Это не
помешает последующему ходу вещей. Юпитер соединит эти три дня в один, как
превратил три ночи, проведенные им с Алкменой, в одну {68}. Я взываю к вам,
вы, прочие боги, и вы, богини, воздающие почести Венере. Вот подходящий
случай, когда вы сможете отблагодарить ее за все милости, которые вы от нее
видели. Но на кого же мне надеяться больше, чем на тебя, Юпитер? Неужто
слезы прекраснейшей из богинь будут напрасны? Неужто ты не сжалишься над
страданием несчастного ребенка, достойного лучшей участи? Неужто тщетны наши
просьбы и мольбы? Уж если людские мольбы могли тебя принудить (и принуждали
не один раз) выпустить из рук, не причинив никому вреда, молнию, которую ты
им заготовил, то какую же силу будут иметь моленья нас, которым ты придал
свою мощь и власть? И мы просим тебя за тех особ, ради которых (если бы ты
не был здесь главным) ты сам охотно попросил бы и для кого (если только мне
дано проникнуть в какую-либо тайну будущего {69}), возможно после некоторых
превращений, совершил бы гораздо более того, о чем мы просим: навеки
подчинил бы Безумие Амуру, а его сделал бы более зорким, чем любого из
богов. Я сказал.
Едва Аполлон кончил свою обвинительную речь, как весь сонм богов в
единодушном порыве выразил свое сочувствие присутствовавшей при сем
прекрасной богине и ее сыну. Они охотно тут же осудили бы богиню Безумие, но
справедливый Юпитер в своем царственном величии повелел им молчать, дабы
выслушать речь в защиту Безумия, порученную им Меркурию, который начал так.
Меркурий
Не ожидайте, Юпитер, и вы, прочие бессмертные боги, что я начну мою
речь извинениями (как иногда из боязни порицания поступают ораторы, готовясь
защищать дело явно дурное) за то, что я беру на себя защиту Безумия и даже
выступаю против Купидона, которому я не один раз выказывал столько
повиновения, что он мог бы считать меня своим сторонником. К тому же я так
любил его мать, что никогда не вел счета своим хождениям {70} туда и
обратно, столь я старался сделать ей что-либо приятное. Дело, которое я
защищаю, настолько справедливо, что даже те, кто со мной несогласны,
выслушав мою речь, изменят свое мнение. Исход тяжбы, как я надеюсь, будет
таким, что сам Амур когда-нибудь поблагодарит меня за услугу, которую я
вопреки ему оказываю Безумию. Это ссора двух друзей, которые вовсе не - так
далеки друг от друга, чтобы в одно прекрасное утро им не удалось примириться
к их взаимному удовольствию, как это бывало раньше. Если в угоду, одному вы
изгоните другого, то, когда жажда мести иссякнет (а она, вспыхнув нежданно,
кончится тем, что вызовет у них огорчение), Амур первый об этом пожалеет. И
не будь их старинная дружба и союз столь тесными и прочными, что нельзя было
оказать предпочтение одному, чтобы это не почувствовал другой, я бы стал
весьма сомневаться в том, что вы сумеете решить этот спор, следуя все за
Амуром, за исключением Паллады {71}, которая, как главный враг Безумия, не
проявила бы справедливости, если бы пожелала стать судьей в этом
разбирательстве.
И тем не менее Безумие {72} - особа не столь уж вам незнакомая: она
чувствовала себя на ваших пиршествах и празднествах желанной гостьей, когда
она появлялась со своей свитой и вносила в них приятное разнообразие.
Поразмыслите также и о том, что те из вас, кто были влюблены, сохранили о
ней столь же доброе воспоминание, сколь и о самом Купидоне. Более того, она
считает вас всех столь справедливыми и разумными, что ждет от вас только
разумного решения, как если бы это дело было вашим собственным.
Я ставлю перед собой три задачи: защитить голову Безумия, против
которой Амур ведет тяжбу; ответить на предъявленные ей, как я слышал,
обвинения и на требование Амура относительно его глаз.
Аполлон, долгое время слушавший судейских говорунов в Риме {73},
перенял у них обыкновение говорить только то, что ему выгодно. Но Безумие,
поскольку у нее все на виду, вовсе не желает, чтобы я что-нибудь скрывал, и
лишь хочет рассказать вам обо всем безыскусно, безо всяких притворств и
каких-либо прикрас.
Вот чистая правда: Безумие, играя с Амуром, опередила его, чтобы войти
первой и поскорей доставить вам удовольствие. Амур пришел в ярость. Они
обменялись колкостями. Амур попытался ранить ее бывшим при нем оружием. Она
защищалась своим, которое ей служит не для того, чтобы ранить кого-нибудь, а
просто потому, что она его носит с собой. Ибо, как вам известно, подобно
тому как Амур стреляет в сердце, Безумие вцепляется в глаза и бросается в
голову, у нее нет другого оружия, кроме пальцев. Амур пожелал проявить свою
власть над ее сердцем, а она показала свое могущество, лишив его глаз. Он
пожаловался ей только на то, что его лицо обезображено. Сжалившись над ним,
она наложила ему повязку, чтобы скрыть две зияющие дыры, уродовавшие его
лицо. Утверждают, что она нанесла ему двойное оскорбление: во-первых, вырвав
ему глаза, а во-вторых, наложив ему эту повязку. Преступление, содеянное
против одной особы, столь любимой другой особой {74}, с которой многие имела
дело {75}, сильно преувеличено. Нужно ответить на обвинение в двух
Оскорблениях. Что касается первого, то я скажу так: человеческие законы и
разум разрешают защищаться каждому, кто подвергнется нападению, причем все,
что каждый предпримет в свою защиту, должно считаться достойным и
справедливым. Амур был зачинщиком. Ибо хотя Безумие и начала первой говорить
с Амуром, но то было сделано ею не ради ссоры, а для того, чтобы пошутить и
поиграть с ним. Безумию пришлось защищаться. Чья же тут вина? Если она
поступила с ним худо, то я не вижу в этом ничего, за что с нее можно
спросить. А если вы не хотите верить, что Амур был зачинщиком, спросите его.
Вы увидите, что он признает правду. Что касается Амура, то в том, что именно
он начал ссору, нет ничего невероятного. Ведь не с сегодняшнего дня он,
когда только ему вздумается, становится столь несносным. Разве не он напал
на Марса, когда тот наблюдал, как Вулкан кует оружие {76}, и ни с того ни с
сего ранил его? А ведь Марс не из тех, кто склонен без конца выслушивать
похвальбу. Безумие вечно посмеивается, но при этом не думает ни о чем
заранее и забегает вперед не для того, чтобы оказаться первой, а просто
потому, что более проворна и тороплива. Я не знаю, при чем тут ссылка на
поощряемую привычку Купидона стрелять из лука в кого попало? Разве он имеет
больше права стрелять в Безумие, чем она - к нему обратиться? Ему еще не
причинили никакого зла, а он тем не менее его совершил с полным сознанием
своей правоты. Что плохого сделала она, укротив Амура так, что он больше не
сможет вредить никому, разве лишь случайно?
Что самое главное в этом деле? Была ли в нем какая-нибудь засада,
ношение оружия, недозволенные сборища или что-либо другое, что могло бы
привести к беспорядкам в Республике? С одной стороны, Безумие, а с другой -
мальчишка, которому не следовало бы уделять столько внимания. Я не понимаю,
что ты здесь имеешь в виду, Аполлон. Если Амур так стар, как ты утверждаешь,
пора ему научиться держать себя поскромней, а если юн, то и богиня Безумие
тоже молода {77}, ибо она дочь юности. А потому кто ранен, тот пусть таким и
остается. А впредь пусть никто не нападает на Безумие. Ибо у нее есть чем
отплатить за обиду, когда это ей понадобится, не так уж она незначительна,
чтобы терпеть дерзкие выходки Купидона.
Что же касается второго оскорбления, которое она ему нанесла, наложив
ему повязку, то это - чистейшая клевета. Ибо, перевязывая ему лоб, она вовсе
не собиралась усилить его страдания или лишить его возможности исцелиться. И
нужно ли лучшее свидетельство, чем самого Купидона? Он счел перевязку
полезной, ибо знал, что был зачинщиком и что оскорбление исходило от него;
он согласился принять эту милость. Но он не знал, что эта повязка обладает
такой силой. А когда узнал, разве теперь это может ему повредить? Повязка с
него никогда не будет снята, следовательно, незачем возвращать ему глаза. А
если глаза не будут ему возвращены, то чем помешает повязка?
"Каким неблагодарным ты выказываешь себя, сын Венеры, когда клевещешь
на мое доброе желание помочь тебе и истолковываешь дурно то, что я сделала
для твоего блага" {Здесь и далее кавычками отмечены реплики, которые подает
Безумие.}.
Дабы усугубить случившееся, говорят, что это произошло в месте,
охраняемом правом убежища. Но ведь именно в этом месте Амур и совершил свое
нападение. Алтари и храмы существуют не для того, чтобы злым там было
дозволено убивать добрых, а, напротив, дабы спасать обездоленных от ярости
народа или гнева какого-либо владыки. Но разве тот, кто посягает на право
убежища, не должен сам потерять блага, предоставляемые этим правом? Если бы
Амуру дозволили, как он намеревался, ранить эту даму, то, думается мне, он
не захотел бы, чтобы это ему вменили бы в вину. Подобным образом и следует,
что он должен и сам находить хорошее в благе другого.
Богиня Безумие запретила мне выставлять ее перед вами несчастной,
умолять вас простить ее, если она виновата; запретила мне проливать слезы,
обнимать ваши колени, заклинать вас ее прекрасными глазами, которые вы,
бывая у нее, находили нередко приятными; приводить сюда ее родных, детей,
друзей, чтобы пробудить у вас к ней сострадание. Она требует у вас только
то, в чем вы не можете ей отказать: пусть скажут, что Амур стал слепым по
собственной вине.
Второй пункт, которого коснулся Аполлон, состоит в том, что впредь он
хочет положить запрет Безумию и на сто шагов приближаться к Амуру. Он
основывает свои доводы на том, что если Амур, пользуясь у людей почетом и
славой, приносит им столько добра и радости, то при вмешательстве Безумия
все пойдет противоположным образом. Я же собираюсь доказать, что богиня
Безумие ни в чем не уступает Амуру и Амур без нее был бы ничем и не смог бы
царствовать без ее помощи. И раз уж Амур начал с того, что подтверждал свое
величие древностью своего рода, то и я поступлю подобным же образом. Я
попрошу вас вспомнить, что, как только человек был отправлен на землю, он
начал свою жизнь с помощью Безумия и потомкам людей это настолько пришлось
по вкусу, что с тех пор ни одна дама в мире не пользовалась столь большим
успехом.
Правда, сперва люди не совершали крайне безумных поступков; к тому же у
них еще не было перед глазами никаких примеров. Власть безумия проявлялась в
том, что люди носились друг за другом, влезали на деревья, чтобы поглядеть,
что делается вдали, кувыркались на траве, осенью съедали все плоды сразу,
так что зимой им нечего было есть. Безумие со временем мало-помалу
возрастало. Самые находчивые из людей либо для того, чтобы оградить от
волков и других хищных животных овец своих соседей и сотоварищей, либо чтобы
защищать своих близких от обиды, либо просто потому, что они чувствовали
себя более сильными или находили себя более красивыми, стали провозглашать
себя королями и возлагать на себя венки из дубовых листьев {78}. И
возрастало тщеславие {79}, но не у королей, в те времена мирно пасших своих
баранов, быков, свиней и ослиц, а у следовавших за королями дурных
бездельников, живущих отдельной от народа жизнью. Они потребовали себе мяса
понежней, одежду пороскошней. Если другие пользовались латунью, они нашли
более драгоценный металл, коим является золото. Когда же золото получило
распространение, его стали украшать жемчугами, рубинами, алмазами и
всевозможными драгоценными камнями. И вот где проявилось величайшее безумие:
если для простых людей был установлен один закон, то высокие особы придумали
для себя другие законы. Они стали считать дозволенным для себя то, в чем
отказывали другим. Богиня Безумие впервые внушила кому-то мысль заставить
других трепетать перед собой, она же заставила всех других повиноваться. Она
изобрела все отличия, великолепие, пышность, которые тому воспоследовали, И
все же: кого из людей почитают больше всех, как не того, кто повелевает
другими? Ты сам, Юпитер, называешь их пастырями Народов {80} и требуешь,
чтобы им повиновались под страхом смертной казни. А ведь их породила именно
эта дама. Но, как ты и привык всегда поступать, ты превратил в добро
изобретенное людьми зло. Однако, возвращаясь к сути моего выступления, кто
пользуется большим почетом, чем безумцы? Кто был большим безумцем, чем
Александр, который, памятуя о том, как он страдал от голода и жажды, и порою
не могший скрыть свое опьянение, что приводило к болезненному состоянию и
опасности подвергнуться нападению, тем не менее заставил поклоняться себе
как божеству {81}? И чье имя самое прославленное среди царей? А какие люди
во все времена пользовались большим уважением, чем философы? А ведь среди
них вы найдете мало таких, кого не питала бы богиня Безумие. Как вы
полагаете, сколько раз эта богиня овладевала рассудком Хрисиппа {82}?
Аристотель, не умер ли он от горя {83} как безумец, не будучи в состоянии
постигнуть причину приливов и отливов Эврипа {84}? Кратет {85}, мудро ли он
поступил, побросав свои сокровища в море? Эмпедокл, пожелавший прослыть
бессмертным {86}, добился бы он своей цели, если бы не его медные сандалии?
Диоген в бочке и Аристипп {87}, возомнивший себя великим философом после
того, как его благосклонно выслушал великий властитель, - были ли они
мудрецами? Я полагаю, что тот, кто попристальнее вглядится в их воззрения,
найдет их столь же несообразными, сколь их мозги дурно устроены. Сколько в
мире существует других наук, кои представляют собой чистейшие бредни? А
разве сделавшие себе из них ремесло не считаются выдающимися людьми? Разве
не должны быть возведены в этот же ранг те, кто строят небесные д_о_мы {88},
эти счислители точек, изготовители магических линий и тому подобного? А эта
безумная любознательность, заставляющая людей измерять небо, звезды, моря и
землю, тратить свое время на то, чтобы считать, исчислять, изучать тысячу
мельчайших вопросов, которые, будучи сами по себе безумными, тем не менее
радуют ум, заставляют его казаться возвышенным и изощренным, как если бы это
имело хоть какое-нибудь значение. Я бы никогда не кончил, если бы пустился
рассказывать, сколько почестей и уважения ежедневно воздается той
благородной даме, о которой вы отзываетесь так плохо. Но буду краток:
давайте пошлем в мир мудреца и безумца и проследим, кто из них окажется в
большем почете. Господин мудрец будет дожидаться, когда его позовут, да так
и останется наедине со своей мудростью и без того, чтобы его призвали
управлять городами или заседать в совете. Он захочет услышать приглашение,
дабы затем степенно отправиться туда, где он понадобился. Однако все
предпочитают иметь дело с людьми подвижными и проворными, которые готовы
скорее потерпеть неудачу, чем промедлить в пути. А мудрецу предоставят
возможность сажать на досуге капусту. Безумец же станет действовать очертя
голову, вкривь и вкось, пока на встретит единомышленника, который проложит
ему дорогу; и вот уже его почитают как великого человека. Безумец ринется во
все аркебузные перестрелки, и, если выйдет из них целым и невредимым, его
станут почитать, восхвалять, высоко ценить, и каждый ему будет внимать. Он
затеет какое-нибудь безумное предприятие, и, если выпутается из него, его
превознесут до небес. И вы в конце концов согласитесь с той истиной, что на
одного мудреца, о котором будет говорить весь мир, найдется десять тысяч
безумцев, пользующихся успехом у народа. Вам этого достаточно? Смогу ли я
перечислить все беды, которые произошли бы в мире, не будь в нем Безумия, и
все проистекающие от нее блага? Долго бы просуществовал мир, если бы она не
мешала предвидеть всевозможные ссоры и случайности, возникающие в браке? Она
мешает тому, чтобы их увидели, скрывает их, с тем чтобы мир заселялся
привычным путем. Долго ли продолжался бы любой брак, если бы ив глупость 89
мужчин, которая мешает им видеть таящиеся в нем недостатки? Кто стал бы
пускаться в плавание, не имея в качестве кормчего Безумие? Кто положился бы
на милость ветров, волн, скал и мелей, стал бы терять из виду землю,
отправляться в неведомый путь, вести торговлю с народами варварскими и
бесчеловечными, первым являться к ним, если бы не она? А ведь именно
благодаря ей, страны обмениваются своими богатствами, науками и ремеслами;
благодаря ей мы знакомимся с землей, свойствами и природой трав, минералов и
животных. Разве не Безумие заставляет нас искать в недрах земли железо и
золото? Сколько всяких ремесел перестало бы существовать, если бы богиня
Безумие была изгнана? Половина людей умерла бы с голоду. Чем стали бы жить
адвокаты, прокуроры, секретари суда, полицейские чины, судьи, деревенские
скрипачи, скоморохи, парфюмеры, вышивальщицы и представители сотен тысяч
других ремесел?
"И раз уж Амур пожелал заручиться, насколько смог, всеобщим
расположением, чтобы выставить в дурном свете причиненную мной ему обиду, то
будет справедливо, если я, выслушав все его похвальбы, выскажу ему всю
правду насчет моего дела".
Радость, которую посылает нам Амур, испытывает лишь один человек, самое
большее два: влюбленный и его подруга. Но удовольствие, даруемое нам
Безумием, не столь ограниченно. Развлекая, она может развеселить сразу
большое общество. В другой раз заставляет одного человека засмеяться мысли,
которая будет брошена мимоходом. Амур приносит нам удовольствие скрытое и
тайное, а Безумие - охватывающее всех и каждого. Оно бывает настолько
забавно, что иногда одно имя может развеселить человека. Кого не рассмешит
появление в зале человека, напудренного мукой, с горбом на спине и ухватками
дурака? Стоит назвать имя какого-нибудь надутого сумасброда - и вы увидите,
что кто-нибудь из присутствующих не сможет удержаться от смеха. Все прочие
поступки Безумия таковы, что о них нельзя говорить, не почувствовав в сердце
какой-то веселости, которая прогоняет досаду и вызывает смех. Наоборот, вещи
мудрые и хорошо сложенные сперва приводят нас в восхищение, а затем
надоедают и заставляют скучать. Какими бы пышными и церемонными ни были
ассамблеи высоких особ и мудрецов, они не доставляют нам столько
удовольствия, сколько шаловливое общество молодых людей, ведущих себя
непринужденно и непочтительно. Только такое зрелище пробуждает в нас
способности души и дает возможность раскрыться ее природным стремлениям. А
вот когда уходишь с ученого собрания, голова болит, чувствуешь, что устал
душой и телом, хотя и просидел все время на скамейке. Впрочем, не следует
полагать, что все поступки Безумия легкомысленны, как прыжки пастушков,
которые они предпринимают из любви к своим подружкам, и вольны, как забавы
сатиров или шалости пастушек, когда они подставляют ножку своим товаркам,
чтобы те упали, или щекочут спящих веткой дуба. Есть у нее и более серьезные
деяния, которые она осуществляет весьма обдуманно, весьма искусно с помощью
умов самых изобретательных. Таковы Трагедии, которые изобретены были юношами
поселянами {90}, а затем столь успешно перекочевали в города. Комедии берут
свое начало из того же источника. Таково же происхождение танца с пантомимой
- представления, составленного так живо из многих и различных повествований,
либо, о чем бы они ни писали, не осмеливались заканчивать свои произведения
без достойного упоминания о нем. Орфей, Мусей, Гомер, Лиин {67}, Алкей, Сафо
и другие поэты, а также философы, как Платон и тот, кого именуют Мудрым
{58}, излагали свои самые возвышенные воззрения в форме любовных историй.
Многие другие писатели, желавшие писать на другие темы, прикрывали их
подобными речами. Купидону было угодно, чтобы каждый воспевал либо свои,
либо чужие страсти, либо прикрывал свои рассуждения образами любви, ибо
ничто не может быть принято лучше. Овидий всегда говорил, что он любил {59}.
Петрарка на своем родном языке {60} сделал единственным своим стремлением
приблизиться к славе того {61}, кто изобразил все страсти, привычки, повадки
и природу людей, - Гомера. Кто когда-либо лучше Вергилия воспел любовь
властительницы Карфагена {62}? На эту тему пришлось бы долго
распространяться тому, кто желал бы изложить ее так, как она того
заслуживает. Но, по-моему, нельзя отрицать того, что для людей Амур -
источник славы, чести, пользы, наслаждения и что жизнь без него была бы
неустроенной. Вот почему он столь ценим среди людей, его почитающих и
любящих как того, кому они обязаны всеми благами и удовольствиями. И делать
ему это было легко, пока он был зрячим. Но теперь, когда он лишился глаз и
если Безумие будет вмешиваться в его дела, можно опасаться - ибо это почти
неизбежно, - что он станет источником мерзости, вреда и неудовольствия,
равно как в прошлом - чести, пользы и наслаждения. Великие, которых Амур
заставлял любить своих подданных и малых, изменятся так, что будут
благоволить лишь к тем, на чьи услуги они смогут рассчитывать. Подчиненные,
которые любили своих князей и господ, будут любить их единственно ради
желания извлечь пользу, надеясь при этом разойтись с ними, как только
обогатятся. Ибо там, где Амур задумает установить согласие между высшими и
низшими, Безумие окажется тут как тут и помешает ему даже в излюбленных им
местах. Каким бы добрым и невинным он ни был, Безумие сумеет изменить его
природный нрав так, что любящие его начнут совершать сумасбродные поступки.
И чем тесней была дружба, тем сильней будет разлад, как только в нее
вмешается Безумие. Снова увидят Семирамиду, Библиду, Мирру, Канаку, Федру
{63}. И не останется ни одного святого места на земле. Высокие стены и
ограды не удержат весталок. Старость превратит свою почтенную и отеческую
любовь в шальную юношескую страсть. Стыд пропадет вовсе. Не будет никакого
различия в поведении дворянина, мужика, неверного или мавра, дамы, госпожи,
служанки. Любовные связи станут столь неравными, что красавицы не будут
сочетаться с красавцами, но зато чаще сходиться с уродами. Знатные дамы
начнут влюбляться в тех, кто недостоин быть у них и слугой, а умные люди
будут волочиться за дурнушками. А когда бедные и верные влюбленные будут
чахнуть от любви к какой-нибудь красотке, Безумие доставит легкую победу
какому-нибудь проходимцу там, где другой не сможет ее достичь. Я уже не
говорю о душевном смятении и раздорах, которые она будет сеять повсюду, а за
ними воспоследуют обиды, оскорбления и убийства. Я очень опасаюсь, что туда,
где Амуром изобретено столько наук и принесено столько благ, эта сумасбродка
приведет с собой великую лень, сопровождаемую невежеством; что она помешает
юношам научиться владеть оружием и служить своему государю; или вместо
достойных занятий она научит их грязным словам, бесстыдным песням, пьянству
и обжорству; наградит их болезнями {64} и ввергнет их во множество
опасностей. Ибо нет более опасной компании, чем Безумие. Вот зло, которого
следует опасаться, если Безумие будет сопутствовать Амуру. А если случилось
так, что эта зловредная особа захотела мешать ему здесь, наверху {65}, то
как бы Венера не отвратила от нас свой нежный лик, а Меркурий не перестал бы
поддерживать между нами согласие, - и какое тогда воцарилось бы смятение? Но
я обещал говорить только о том, что происходит на земле. Вот ты, Юпитер,
называешь себя отцом людей, ты для них источник всех благ, посылаешь им,
когда нужно, дождь и осушаешь землю при избытке влаги. Так взгляни же на
зло, которое уготовано людям, если Безумие будет находиться возле Амура.
Пусть Амур мирно веселится среди людей. Пусть будет дозволено каждому жить в
кругу своих близких и домашних, с теми, кого они любят, без страха и
подозрения. Пусть наступление ночи не вынудит друга покинуть дом своей
подруги из-за боязни пересудов. Пусть каждый сможет сопровождать жену своего
друга, соседа или родственника, куда ей угодно, не опасаясь, что его или ее
честь от этого пострадают {66}. А чтобы впредь ни у кого голова не шла
кругом при виде таких вольностей, дай знать по всей земле, но не звуком труб
и не посредством афиш, вывешенных у входов в храмы, но вложивши в сердца
всех тех, кто будет глядеть на влюбленных, понимание того, что невозможно,
предположить, будто они желают совершить или замыслить нечто безумное. И
вот, когда ты установишь впредь такой порядок, люди начнут тебя восхвалять и
возвеличивать больше, чем когда-либо, и ты сделаешь многое и для себя, и для
нас. Таким образом ты избавишь нас от множества жалоб, которые в противном
случае воспоследуют от людей, на бесчинства, творимые влюбленной богиней
Безумие во всем мире. Но если ты предпочитаешь, чтобы все пошло, как раньше,
то заставь Парок и богинь Судьбы (ведь ты имеешь над ними некоторую власть)
пустить свои веретена обратным ходом и сделать так, дабы по твоему велению и
по моему ходатайству и ради любви к Венере, которую до сих пор ты так ласкал
и любил, и ради наслаждений и радостей, которые все мы получаем от любви,
они повелели, чтобы глаза были возвращены Купидону, повязка снята и мы
смогли бы вновь увидеть его в его прелестном и первоначальном виде -
вызывающим сострадание со всех сторон {67}, доступных взору, и лишь с одной
стороны - улыбающимся. О Парки, не будьте на этот раз неумолимыми, чтобы не
сказали, будто ваши веретена были орудием жестокой мести Безумия. Это не
помешает последующему ходу вещей. Юпитер соединит эти три дня в один, как
превратил три ночи, проведенные им с Алкменой, в одну {68}. Я взываю к вам,
вы, прочие боги, и вы, богини, воздающие почести Венере. Вот подходящий
случай, когда вы сможете отблагодарить ее за все милости, которые вы от нее
видели. Но на кого же мне надеяться больше, чем на тебя, Юпитер? Неужто
слезы прекраснейшей из богинь будут напрасны? Неужто ты не сжалишься над
страданием несчастного ребенка, достойного лучшей участи? Неужто тщетны наши
просьбы и мольбы? Уж если людские мольбы могли тебя принудить (и принуждали
не один раз) выпустить из рук, не причинив никому вреда, молнию, которую ты
им заготовил, то какую же силу будут иметь моленья нас, которым ты придал
свою мощь и власть? И мы просим тебя за тех особ, ради которых (если бы ты
не был здесь главным) ты сам охотно попросил бы и для кого (если только мне
дано проникнуть в какую-либо тайну будущего {69}), возможно после некоторых
превращений, совершил бы гораздо более того, о чем мы просим: навеки
подчинил бы Безумие Амуру, а его сделал бы более зорким, чем любого из
богов. Я сказал.
Едва Аполлон кончил свою обвинительную речь, как весь сонм богов в
единодушном порыве выразил свое сочувствие присутствовавшей при сем
прекрасной богине и ее сыну. Они охотно тут же осудили бы богиню Безумие, но
справедливый Юпитер в своем царственном величии повелел им молчать, дабы
выслушать речь в защиту Безумия, порученную им Меркурию, который начал так.
Меркурий
Не ожидайте, Юпитер, и вы, прочие бессмертные боги, что я начну мою
речь извинениями (как иногда из боязни порицания поступают ораторы, готовясь
защищать дело явно дурное) за то, что я беру на себя защиту Безумия и даже
выступаю против Купидона, которому я не один раз выказывал столько
повиновения, что он мог бы считать меня своим сторонником. К тому же я так
любил его мать, что никогда не вел счета своим хождениям {70} туда и
обратно, столь я старался сделать ей что-либо приятное. Дело, которое я
защищаю, настолько справедливо, что даже те, кто со мной несогласны,
выслушав мою речь, изменят свое мнение. Исход тяжбы, как я надеюсь, будет
таким, что сам Амур когда-нибудь поблагодарит меня за услугу, которую я
вопреки ему оказываю Безумию. Это ссора двух друзей, которые вовсе не - так
далеки друг от друга, чтобы в одно прекрасное утро им не удалось примириться
к их взаимному удовольствию, как это бывало раньше. Если в угоду, одному вы
изгоните другого, то, когда жажда мести иссякнет (а она, вспыхнув нежданно,
кончится тем, что вызовет у них огорчение), Амур первый об этом пожалеет. И
не будь их старинная дружба и союз столь тесными и прочными, что нельзя было
оказать предпочтение одному, чтобы это не почувствовал другой, я бы стал
весьма сомневаться в том, что вы сумеете решить этот спор, следуя все за
Амуром, за исключением Паллады {71}, которая, как главный враг Безумия, не
проявила бы справедливости, если бы пожелала стать судьей в этом
разбирательстве.
И тем не менее Безумие {72} - особа не столь уж вам незнакомая: она
чувствовала себя на ваших пиршествах и празднествах желанной гостьей, когда
она появлялась со своей свитой и вносила в них приятное разнообразие.
Поразмыслите также и о том, что те из вас, кто были влюблены, сохранили о
ней столь же доброе воспоминание, сколь и о самом Купидоне. Более того, она
считает вас всех столь справедливыми и разумными, что ждет от вас только
разумного решения, как если бы это дело было вашим собственным.
Я ставлю перед собой три задачи: защитить голову Безумия, против
которой Амур ведет тяжбу; ответить на предъявленные ей, как я слышал,
обвинения и на требование Амура относительно его глаз.
Аполлон, долгое время слушавший судейских говорунов в Риме {73},
перенял у них обыкновение говорить только то, что ему выгодно. Но Безумие,
поскольку у нее все на виду, вовсе не желает, чтобы я что-нибудь скрывал, и
лишь хочет рассказать вам обо всем безыскусно, безо всяких притворств и
каких-либо прикрас.
Вот чистая правда: Безумие, играя с Амуром, опередила его, чтобы войти
первой и поскорей доставить вам удовольствие. Амур пришел в ярость. Они
обменялись колкостями. Амур попытался ранить ее бывшим при нем оружием. Она
защищалась своим, которое ей служит не для того, чтобы ранить кого-нибудь, а
просто потому, что она его носит с собой. Ибо, как вам известно, подобно
тому как Амур стреляет в сердце, Безумие вцепляется в глаза и бросается в
голову, у нее нет другого оружия, кроме пальцев. Амур пожелал проявить свою
власть над ее сердцем, а она показала свое могущество, лишив его глаз. Он
пожаловался ей только на то, что его лицо обезображено. Сжалившись над ним,
она наложила ему повязку, чтобы скрыть две зияющие дыры, уродовавшие его
лицо. Утверждают, что она нанесла ему двойное оскорбление: во-первых, вырвав
ему глаза, а во-вторых, наложив ему эту повязку. Преступление, содеянное
против одной особы, столь любимой другой особой {74}, с которой многие имела
дело {75}, сильно преувеличено. Нужно ответить на обвинение в двух
Оскорблениях. Что касается первого, то я скажу так: человеческие законы и
разум разрешают защищаться каждому, кто подвергнется нападению, причем все,
что каждый предпримет в свою защиту, должно считаться достойным и
справедливым. Амур был зачинщиком. Ибо хотя Безумие и начала первой говорить
с Амуром, но то было сделано ею не ради ссоры, а для того, чтобы пошутить и
поиграть с ним. Безумию пришлось защищаться. Чья же тут вина? Если она
поступила с ним худо, то я не вижу в этом ничего, за что с нее можно
спросить. А если вы не хотите верить, что Амур был зачинщиком, спросите его.
Вы увидите, что он признает правду. Что касается Амура, то в том, что именно
он начал ссору, нет ничего невероятного. Ведь не с сегодняшнего дня он,
когда только ему вздумается, становится столь несносным. Разве не он напал
на Марса, когда тот наблюдал, как Вулкан кует оружие {76}, и ни с того ни с
сего ранил его? А ведь Марс не из тех, кто склонен без конца выслушивать
похвальбу. Безумие вечно посмеивается, но при этом не думает ни о чем
заранее и забегает вперед не для того, чтобы оказаться первой, а просто
потому, что более проворна и тороплива. Я не знаю, при чем тут ссылка на
поощряемую привычку Купидона стрелять из лука в кого попало? Разве он имеет
больше права стрелять в Безумие, чем она - к нему обратиться? Ему еще не
причинили никакого зла, а он тем не менее его совершил с полным сознанием
своей правоты. Что плохого сделала она, укротив Амура так, что он больше не
сможет вредить никому, разве лишь случайно?
Что самое главное в этом деле? Была ли в нем какая-нибудь засада,
ношение оружия, недозволенные сборища или что-либо другое, что могло бы
привести к беспорядкам в Республике? С одной стороны, Безумие, а с другой -
мальчишка, которому не следовало бы уделять столько внимания. Я не понимаю,
что ты здесь имеешь в виду, Аполлон. Если Амур так стар, как ты утверждаешь,
пора ему научиться держать себя поскромней, а если юн, то и богиня Безумие
тоже молода {77}, ибо она дочь юности. А потому кто ранен, тот пусть таким и
остается. А впредь пусть никто не нападает на Безумие. Ибо у нее есть чем
отплатить за обиду, когда это ей понадобится, не так уж она незначительна,
чтобы терпеть дерзкие выходки Купидона.
Что же касается второго оскорбления, которое она ему нанесла, наложив
ему повязку, то это - чистейшая клевета. Ибо, перевязывая ему лоб, она вовсе
не собиралась усилить его страдания или лишить его возможности исцелиться. И
нужно ли лучшее свидетельство, чем самого Купидона? Он счел перевязку
полезной, ибо знал, что был зачинщиком и что оскорбление исходило от него;
он согласился принять эту милость. Но он не знал, что эта повязка обладает
такой силой. А когда узнал, разве теперь это может ему повредить? Повязка с
него никогда не будет снята, следовательно, незачем возвращать ему глаза. А
если глаза не будут ему возвращены, то чем помешает повязка?
"Каким неблагодарным ты выказываешь себя, сын Венеры, когда клевещешь
на мое доброе желание помочь тебе и истолковываешь дурно то, что я сделала
для твоего блага" {Здесь и далее кавычками отмечены реплики, которые подает
Безумие.}.
Дабы усугубить случившееся, говорят, что это произошло в месте,
охраняемом правом убежища. Но ведь именно в этом месте Амур и совершил свое
нападение. Алтари и храмы существуют не для того, чтобы злым там было
дозволено убивать добрых, а, напротив, дабы спасать обездоленных от ярости
народа или гнева какого-либо владыки. Но разве тот, кто посягает на право
убежища, не должен сам потерять блага, предоставляемые этим правом? Если бы
Амуру дозволили, как он намеревался, ранить эту даму, то, думается мне, он
не захотел бы, чтобы это ему вменили бы в вину. Подобным образом и следует,
что он должен и сам находить хорошее в благе другого.
Богиня Безумие запретила мне выставлять ее перед вами несчастной,
умолять вас простить ее, если она виновата; запретила мне проливать слезы,
обнимать ваши колени, заклинать вас ее прекрасными глазами, которые вы,
бывая у нее, находили нередко приятными; приводить сюда ее родных, детей,
друзей, чтобы пробудить у вас к ней сострадание. Она требует у вас только
то, в чем вы не можете ей отказать: пусть скажут, что Амур стал слепым по
собственной вине.
Второй пункт, которого коснулся Аполлон, состоит в том, что впредь он
хочет положить запрет Безумию и на сто шагов приближаться к Амуру. Он
основывает свои доводы на том, что если Амур, пользуясь у людей почетом и
славой, приносит им столько добра и радости, то при вмешательстве Безумия
все пойдет противоположным образом. Я же собираюсь доказать, что богиня
Безумие ни в чем не уступает Амуру и Амур без нее был бы ничем и не смог бы
царствовать без ее помощи. И раз уж Амур начал с того, что подтверждал свое
величие древностью своего рода, то и я поступлю подобным же образом. Я
попрошу вас вспомнить, что, как только человек был отправлен на землю, он
начал свою жизнь с помощью Безумия и потомкам людей это настолько пришлось
по вкусу, что с тех пор ни одна дама в мире не пользовалась столь большим
успехом.
Правда, сперва люди не совершали крайне безумных поступков; к тому же у
них еще не было перед глазами никаких примеров. Власть безумия проявлялась в
том, что люди носились друг за другом, влезали на деревья, чтобы поглядеть,
что делается вдали, кувыркались на траве, осенью съедали все плоды сразу,
так что зимой им нечего было есть. Безумие со временем мало-помалу
возрастало. Самые находчивые из людей либо для того, чтобы оградить от
волков и других хищных животных овец своих соседей и сотоварищей, либо чтобы
защищать своих близких от обиды, либо просто потому, что они чувствовали
себя более сильными или находили себя более красивыми, стали провозглашать
себя королями и возлагать на себя венки из дубовых листьев {78}. И
возрастало тщеславие {79}, но не у королей, в те времена мирно пасших своих
баранов, быков, свиней и ослиц, а у следовавших за королями дурных
бездельников, живущих отдельной от народа жизнью. Они потребовали себе мяса
понежней, одежду пороскошней. Если другие пользовались латунью, они нашли
более драгоценный металл, коим является золото. Когда же золото получило
распространение, его стали украшать жемчугами, рубинами, алмазами и
всевозможными драгоценными камнями. И вот где проявилось величайшее безумие:
если для простых людей был установлен один закон, то высокие особы придумали
для себя другие законы. Они стали считать дозволенным для себя то, в чем
отказывали другим. Богиня Безумие впервые внушила кому-то мысль заставить
других трепетать перед собой, она же заставила всех других повиноваться. Она
изобрела все отличия, великолепие, пышность, которые тому воспоследовали, И
все же: кого из людей почитают больше всех, как не того, кто повелевает
другими? Ты сам, Юпитер, называешь их пастырями Народов {80} и требуешь,
чтобы им повиновались под страхом смертной казни. А ведь их породила именно
эта дама. Но, как ты и привык всегда поступать, ты превратил в добро
изобретенное людьми зло. Однако, возвращаясь к сути моего выступления, кто
пользуется большим почетом, чем безумцы? Кто был большим безумцем, чем
Александр, который, памятуя о том, как он страдал от голода и жажды, и порою
не могший скрыть свое опьянение, что приводило к болезненному состоянию и
опасности подвергнуться нападению, тем не менее заставил поклоняться себе
как божеству {81}? И чье имя самое прославленное среди царей? А какие люди
во все времена пользовались большим уважением, чем философы? А ведь среди
них вы найдете мало таких, кого не питала бы богиня Безумие. Как вы
полагаете, сколько раз эта богиня овладевала рассудком Хрисиппа {82}?
Аристотель, не умер ли он от горя {83} как безумец, не будучи в состоянии
постигнуть причину приливов и отливов Эврипа {84}? Кратет {85}, мудро ли он
поступил, побросав свои сокровища в море? Эмпедокл, пожелавший прослыть
бессмертным {86}, добился бы он своей цели, если бы не его медные сандалии?
Диоген в бочке и Аристипп {87}, возомнивший себя великим философом после
того, как его благосклонно выслушал великий властитель, - были ли они
мудрецами? Я полагаю, что тот, кто попристальнее вглядится в их воззрения,
найдет их столь же несообразными, сколь их мозги дурно устроены. Сколько в
мире существует других наук, кои представляют собой чистейшие бредни? А
разве сделавшие себе из них ремесло не считаются выдающимися людьми? Разве
не должны быть возведены в этот же ранг те, кто строят небесные д_о_мы {88},
эти счислители точек, изготовители магических линий и тому подобного? А эта
безумная любознательность, заставляющая людей измерять небо, звезды, моря и
землю, тратить свое время на то, чтобы считать, исчислять, изучать тысячу
мельчайших вопросов, которые, будучи сами по себе безумными, тем не менее
радуют ум, заставляют его казаться возвышенным и изощренным, как если бы это
имело хоть какое-нибудь значение. Я бы никогда не кончил, если бы пустился
рассказывать, сколько почестей и уважения ежедневно воздается той
благородной даме, о которой вы отзываетесь так плохо. Но буду краток:
давайте пошлем в мир мудреца и безумца и проследим, кто из них окажется в
большем почете. Господин мудрец будет дожидаться, когда его позовут, да так
и останется наедине со своей мудростью и без того, чтобы его призвали
управлять городами или заседать в совете. Он захочет услышать приглашение,
дабы затем степенно отправиться туда, где он понадобился. Однако все
предпочитают иметь дело с людьми подвижными и проворными, которые готовы
скорее потерпеть неудачу, чем промедлить в пути. А мудрецу предоставят
возможность сажать на досуге капусту. Безумец же станет действовать очертя
голову, вкривь и вкось, пока на встретит единомышленника, который проложит
ему дорогу; и вот уже его почитают как великого человека. Безумец ринется во
все аркебузные перестрелки, и, если выйдет из них целым и невредимым, его
станут почитать, восхвалять, высоко ценить, и каждый ему будет внимать. Он
затеет какое-нибудь безумное предприятие, и, если выпутается из него, его
превознесут до небес. И вы в конце концов согласитесь с той истиной, что на
одного мудреца, о котором будет говорить весь мир, найдется десять тысяч
безумцев, пользующихся успехом у народа. Вам этого достаточно? Смогу ли я
перечислить все беды, которые произошли бы в мире, не будь в нем Безумия, и
все проистекающие от нее блага? Долго бы просуществовал мир, если бы она не
мешала предвидеть всевозможные ссоры и случайности, возникающие в браке? Она
мешает тому, чтобы их увидели, скрывает их, с тем чтобы мир заселялся
привычным путем. Долго ли продолжался бы любой брак, если бы ив глупость 89
мужчин, которая мешает им видеть таящиеся в нем недостатки? Кто стал бы
пускаться в плавание, не имея в качестве кормчего Безумие? Кто положился бы
на милость ветров, волн, скал и мелей, стал бы терять из виду землю,
отправляться в неведомый путь, вести торговлю с народами варварскими и
бесчеловечными, первым являться к ним, если бы не она? А ведь именно
благодаря ей, страны обмениваются своими богатствами, науками и ремеслами;
благодаря ей мы знакомимся с землей, свойствами и природой трав, минералов и
животных. Разве не Безумие заставляет нас искать в недрах земли железо и
золото? Сколько всяких ремесел перестало бы существовать, если бы богиня
Безумие была изгнана? Половина людей умерла бы с голоду. Чем стали бы жить
адвокаты, прокуроры, секретари суда, полицейские чины, судьи, деревенские
скрипачи, скоморохи, парфюмеры, вышивальщицы и представители сотен тысяч
других ремесел?
"И раз уж Амур пожелал заручиться, насколько смог, всеобщим
расположением, чтобы выставить в дурном свете причиненную мной ему обиду, то
будет справедливо, если я, выслушав все его похвальбы, выскажу ему всю
правду насчет моего дела".
Радость, которую посылает нам Амур, испытывает лишь один человек, самое
большее два: влюбленный и его подруга. Но удовольствие, даруемое нам
Безумием, не столь ограниченно. Развлекая, она может развеселить сразу
большое общество. В другой раз заставляет одного человека засмеяться мысли,
которая будет брошена мимоходом. Амур приносит нам удовольствие скрытое и
тайное, а Безумие - охватывающее всех и каждого. Оно бывает настолько
забавно, что иногда одно имя может развеселить человека. Кого не рассмешит
появление в зале человека, напудренного мукой, с горбом на спине и ухватками
дурака? Стоит назвать имя какого-нибудь надутого сумасброда - и вы увидите,
что кто-нибудь из присутствующих не сможет удержаться от смеха. Все прочие
поступки Безумия таковы, что о них нельзя говорить, не почувствовав в сердце
какой-то веселости, которая прогоняет досаду и вызывает смех. Наоборот, вещи
мудрые и хорошо сложенные сперва приводят нас в восхищение, а затем
надоедают и заставляют скучать. Какими бы пышными и церемонными ни были
ассамблеи высоких особ и мудрецов, они не доставляют нам столько
удовольствия, сколько шаловливое общество молодых людей, ведущих себя
непринужденно и непочтительно. Только такое зрелище пробуждает в нас
способности души и дает возможность раскрыться ее природным стремлениям. А
вот когда уходишь с ученого собрания, голова болит, чувствуешь, что устал
душой и телом, хотя и просидел все время на скамейке. Впрочем, не следует
полагать, что все поступки Безумия легкомысленны, как прыжки пастушков,
которые они предпринимают из любви к своим подружкам, и вольны, как забавы
сатиров или шалости пастушек, когда они подставляют ножку своим товаркам,
чтобы те упали, или щекочут спящих веткой дуба. Есть у нее и более серьезные
деяния, которые она осуществляет весьма обдуманно, весьма искусно с помощью
умов самых изобретательных. Таковы Трагедии, которые изобретены были юношами
поселянами {90}, а затем столь успешно перекочевали в города. Комедии берут
свое начало из того же источника. Таково же происхождение танца с пантомимой
- представления, составленного так живо из многих и различных повествований,