Он и пугал и очаровывал девушку.
   – Доверься мне, – умоляюще произнес Марк. – Все, чего я хочу от тебя, – это просто пройти дальше по этому проселку до…
   – До лесной избушки, – закончила Энни, вздрогнув при этом. – Я знаю, куда ведет этот проселок. Скоро стемнеет. Я ненавидела этот сон. От него такая горечь на душе. Ощущение утраты, пустоты… Он ушел, ушел навсегда. -
   Чувство страшной потери вновь обрушилось на девушку, словно сон повторялся наяву.
   – Я с тобой, – шепотом напомнил ей Марк, целуя Энни в щеку.
   Она недоуменно посмотрела на Марка, крепко обняла его, словно опасаясь, что он опять пропадет куда-то, сгинет…
   – О Марк! Что со мной происходит? Я боюсь… Я схожу с ума? Я не могу туда пойти Мне нельзя туда Я знаю, что там…
   – Я хочу, чтобы ты пошла и увидела, – мягко продолжал настаивать Марк. – Ты все должна увидеть собственными глазами и убедиться в том, что все правда.
   Девушка колебалась; дрожа на ветру, затем тяжко вздохнула и согласно кивнула головой. Марк был прав, она должна все увидеть собственными глазами и во всем сама разобраться.
   Они медленно поднимались в гору в сгущающихся сумерках. Энни вздрагивала при каждом звуке, пугливо озиралась по сторонам. Завидев избушку, Энни остановилась как вкопанная. Сердце гулко билось в груди.
   – Это же… Это точно, я помню… Я это видела… – в тех самых кошмарах, мысленно добавила девушка. Да, она видела это место во сне, но кто мог поручиться, что Марк каким-то способом не внушил ей эти сновидения?
   И мог ли он заставить ее все вспомнить? И так ярко? Она знала эти места так, словно всю жизнь тут жила, узнавала малейшие подробности – то, как были сложены бревна стен под крытой дерном крышей. Энни помнила эту дверь, окна, прикрытые ставнями, деревянную бочку с крышкой, она помнила и эти сосны, уходящие в бесконечность, и даже старый ясень, растущий неподалеку, с молодой листвой на растрескавшихся старых ветвях.
   Энни робко глянула на дверь избушки.
   – Я не могу туда войти! Не пытайтесь меня заставить…
   – Даже вместе со мной?
   Девушка посмотрела на Марка, заглянула в глубь его темных бездонных глаз и тяжко вздохнула.
   – Что ж, если так надо… – Впрочем, если Марк рядом с ней, она может многое.
   – Ну, а где же спрятан ключ? – спросил Марк.
   Энни, ни минуты не задумываясь, ответила:
   – Под ступенькой.
   Только тут она замерла, вся похолодев, – откуда она могла об этом знать?
   Марк шумно дышал. Не глядя в ее сторону, он наклонился и медленно провел рукой под деревянной половицей, потом выпрямился с ключом в руках. Никто из них не произнес ни слова. Марк вставил ключ в дверной замок, послышался металлический скрежет. Он толкнул дверь, и та распахнулась внутрь. Энни замерла на пороге, вся сжавшись, испуганно заглядывая внутрь. Воздух в избушке был сырой и холодный, пахло плесенью от земляного пола. Убранство избушки состояло из старого деревянного стула, широкой деревянной лавки в углу, на которой можно было разложить соломенную подстилку, да ржавой печки в центре, с дымовой трубой, уходящей под крышу. На стене полка с несколькими кружками и тарелками. Тут же кастрюльки на гвоздях и охапка дров, видимо укрытых здесь от дождя. Ничего тут не изменилось, и Энни как-то сразу поняла это. Мгновенно. Даже старые сковородки остались на своих местах. И старые погнутые оловянные тарелки, некогда имевшие голубой ободок, также были знакомы ей, словно она видела их только вчера. У Энни слезы навернулись на глаза. Девушка прижалась лицом к стене, замерла. Потом ее зазнобило от воспоминаний, которые сейчас проносились у нее перед глазами с немыслимой быстротой, словно она едет в поезде и смотрит на людей, поля, вокзалы, уходящие назад… Воспоминания летели все быстрее и быстрее, из тьмы времени выплывали лица, события, образы.
   – О, нет! Нет-нет, нет! – твердила Энни. Марк стоял вплотную к ней, придерживая ее, чтобы не упала.
   – Ну тихо, дорогая, успокойся, не плачь. Сейчас мы уедем, если это так плохо на тебя действует.
   Но Энни его даже не слышала. Она вся целиком была где-то в прошлом, в его объятиях. И не сейчас, не в этой избушке, а там, под раскидистыми ветвями деревьев, темной летней ночью, где они любили друг друга на подстилке из папоротников, шуршавшей в такт движению их тел. Аромат смятой травы и листьев был столь силен, что Энни ощущала его и сейчас.
   Девушка стояла с закрытыми глазами, вдыхая аромат, который напомнил ей о блаженстве, какое она испытала тогда в его объятиях. Ее руки ощущали тепло его кожи, гладили его крепкие широкие плечи, спину, чувствуя его силу, вслушиваясь в неровное шумное дыхание. Она вспомнила, как жадно притянула тогда его к себе, как неистово впустила его в себя, горя желанием удержать так навсегда.
   Свет луны падал на их обнаженные тела, струясь, словно речная вода… Они оба понимали опасность, грозящую им, и тем неистовее любили друг друга. Они отдавались любви полностью, казалось, им не утолить любовный голод, ведь они не могли знать, будет ли у них еще такой шанс. В их ненадежном мире лишь любовь была очагом стабильности, но любовь такая хрупкая материя, а смерть была рядом, буквально за углом…
   Внезапно картина резко изменилась. Энни издала грудной стон. Каким-то образом она поняла, что наступил тот страшный момент, ее последняя встреча с ним. Это было на следующий день. Марка привели в деревню его преследователи.
   Немцы требовали опознать английского летчика, грозя жестокими карами. Они хотели знать, кто укрывал беглеца. Анна как раз стояла на пороге своей лавки и видела, как Марка провели мимо, бледного, с трудом переставляющего ноги, покрытого багровыми пятнами запекшейся крови.
   Девушка не могла вновь вынести такое, она рванулась назад, в настоящее, в эту избушку, где сейчас и стояла дрожащая и всхлипывающая.
   – Ну зачем вы заставили меня прийти сюда? – бормотала она. – Я не хочу больше вспоминать… Это слишком больно.
   – Энни, но все это было давным-давно. Сейчас нам ничто не грозит, – тихо сказал Марк, поглаживая девушку по голове, по спине. – А теперь расскажи мне, что ты вспомнила. Ведь ты что-то припомнила, правда?
   На миг Энни затихла, потом шепотом начала:
   – Мы пришли сюда после того, как… были в лесу в тот последний раз. Вернулись в эту самую избушку…
   Он слушал внимательно каждое ее слово, не спуская с нее глаз. Его сильная рука гладила ее, успокаивая, передавая свое тепло ее заледенелому телу.
   – А еще вы сказали, что вам бы хотелось, чтобы у нас был ребенок, – припомнила Энни и тут же снова увидела его лицо тогда, в прошлом. Она слышала голос того Марка. Ей снова захотелось выть в голос, потому что тот Марк был убит. Но нет же, он живой и стоит рядом с ней, слушая ее рассказ.
   От всего этого у девушки голова пошла кругом. Запинаясь, она продолжала:
   – Но вы сказали еще, что это невозможно – в нынешних условиях… Мне пришлось бы плохо в деревне. У сельчан свои представления о морали, меня бы никогда не простили. Вы сказали, что не хотите для меня такой участи. А еще вы сказали, что если нам удастся выжить, то вы вернетесь сюда и разыщете меня, а потом мы устроим свадьбу. Но если нам не суждено пережить войну, не суждено более свидеться, то нам надо, как вы тогда сказали, Марк, жить сегодняшним днем в полную меру, ничего не оставляя на потом и ничего не оставляя после себя, как если бы нас и вовсе не было на этом свете.
   Энни вдруг замерла, потом побледнела как смерть.
   – Что? Что еще случилось? – поспешно спросил Марк, испуганный внезапной переменой в ней.
   Девушка взглянула на него, повернулась, прикусив губу, оглядела помещение. Марк ждал, бледный, напряженный.
   – Энни, в чем дело?
   Девушка остановила взгляд на дровах, сложенных под окном.
   – Здесь. Это было здесь… – С этими словами она принялась растаскивать дрова.
   Марк после краткого замешательства стал помогать ей. Это была грязная и тяжелая работа, но Энни ничего не замечала.
   Пять минут спустя она замерла, хрипло и тяжко дыша, опустилась на колени и дрожащими пальцами дотронулась до глубоко вырезанных в нижнем бревне стены инициалов. Буквы потемнели от времени, но все еще были отчетливо видны – начальные буквы их имен "А" и "М", переплетенные вместе, и под ними слово "Навечно". Прошедшие полвека не смогли уничтожить их.
   "Навечно", – мысленно повторила девушка. Неужели поэтому они и вернулись сюда? Неужели силой своих чувств они смогли стать частичкой вечности…
   Марк опустился на колени рядом с ней и тоже дотронулся пальцем до инициалов, вглядываясь в них.
   – О, Марк… – выдохнула девушка, оборачиваясь к нему. – Смотри, они все еще здесь…
   Марк заглянул девушке в глаза, его собственные ярко горели.
   – Ну вот, Энни. – Он дышал так бурно, лицо его залилось краской. – Я люблю тебя, – с трудом выговорил он. В следующий миг он уже жадно впился в ее губы…
   Все сомнения, которые еще оставались, мигом улетучились. Энни совершенно точно знала, что уже давно любила этого человека, любит его и сейчас так же, как любила его В той, прошлой жизни. Их лишили тогда любви – смерть отобрала у Энни возлюбленного. Но на этот раз у них все впереди.
   Марк неохотно оторвался от поцелуя, посмотрел на ее воодушевленное лицо…
   – Dear, – прошептал он. – Я так давно тебя люблю. С того момента, как ко мне стали возвращаться воспоминания, я знал, что когда-нибудь разыщу тебя. А потом я увидел твою фотографию и мгновенно узнал. У меня была одна-единственная цель в жизни – найти тебя вновь. Я должен был прийти и разом все решить, но вместо этого мне пришлось выжидать и тщательно планировать свои действия. Я боялся, что ты примешь меня за сумасшедшего.
   – Так оно и было, – сказала девушка со вздохом.
   – Но теперь ты мне веришь. – Марк смотрел на нее сверкающим взором, с выражением надежды и веры.
   – Я стала кое-что припоминать после нашей встречи, – призналась девушка.
   – Мне не хотелось этого… Я боялась, что могу сойти с ума вместе с вами, но вот Сегодня все картины были настолько живы, настолько реальны, что я больше не сомневаюсь. Я вспоминала то, что действительно произошло в реальной жизни…
   – Я знал, что ты вспомнишь. Ты должна была вспомнить, – хрипло вставил Марк. – То, что мы вспоминаем, – частичка вечности. Воспоминания приходят и уходят. Но в одном я абсолютно уверен – мы принадлежим друг другу. Нам дали еще одну возможность прожить жизнь вместе, вырастить детей, которых у нас не было в той жизни… – Марк запнулся, бросив на нее быстрый хмурый взгляд.
   – Так в чем же дело? – встревожившись, спросила Энни.
   – Я не могу жить нигде, кроме Франции, Энни, – решительно сказал он. – Что ты на это скажешь? Можно, конечно, пойти на компромисс, полгода жить здесь, полгода в Англии… но…
   – Я буду рада жить в Париже, – сказала Энни, и ее глаза засверкали от обуревавших ее чувств. – Разве вы забыли, что я наполовину француженка? И там, где живете вы, там и мой дом. А с Филиппом и Дианой мы как-нибудь уладим. Я не вижу причин, почему он не может оставаться моим менеджером, вы согласны?
   – Абсолютно, – ответил Марк. – К тому же у меня есть собственное дело. Что ж, Филипп отличный профессионал, и мне он нравится. Я тоже думаю, что нам удастся прийти к полюбовному соглашению. Не волнуйся, мы все уладим, любовь моя, – и Марк чмокнул девушку в щечку, потом поцеловал ее глаза. – Главное, что мы вновь вместе, – шепнул он.
   Энни притянула его к себе и засыпала поцелуями. Теперь она могла оставаться в этой стылой и затхлой избушке хоть всю жизнь, лишь бы вот так целоваться с Марком, ощущать жар его тела, слышать его неровное дыхание. Но Марк отпрянул назад, глубоко вздохнул и сказал:
   – Уже поздно, становится темно. Нам бы лучше поспешить вернуться в трактир.
   Марк помог девушке подняться с пола, и они, обнявшись, вышли из избушки.
   Марк ей улыбался, светясь такой же радостью, что и она.
   – Сегодня вечером мы поужинаем вдвоем и будем долго-долго говорить обо всем, Энни. Я хочу знать, что ты вспомнила. А утром я познакомлю тебя с моими родителями. Я скажу им, что встретил женщину, которую ждал всю свою жизнь. Я скажу им, что хочу жениться на ней, как только она даст свое согласие…
   – Я согласна, – произнесла Энни.