Рядом с пресвитерианской церковью доктор по обыкновению сбавил ход. Пастор стоял на лужайке, и Франческа ему помахала. Церковь располагалась посередине Клиффс-Лэндинга и, как когда-то в Скунсовой Пади, являла собой средоточие сельской жизни. Если жителям и приходилось где-то встречаться, то именно в этих белокаменных стенах, знак над которыми привечал всех без исключения. Конечно, церковь на Сто тридцать первой была роднее, но и эта неплохо ее заменит.
   Миновав ее, «ровер» свернул вправо, где дорога раздваивалась и начинала то срываться в овраги, то взлетать на кручи, подпираемые старыми каменными стенами. Большая часть улочек оканчивалась у самого Гудзона или бежала вдоль скалистого берега. Среди деревьев проглядывали грубоватые сельские дома, порой размером с небольшую усадьбу.
   Минута – и машина уже шуршала по гравийной дорожке, начинавшейся после спуска с Лоуфордлейн и короткого проезда через лесополосу. Остановились они у подобия низкой каменной стены. По правде говоря, это и был дом, большая часть которого спускалась в овраг и была невидима сверху. Вдоль фасада шла дорожка из круглого плитняка. Но вот дверь открылась, и появился смотритель, которому доктор Росси звонил перед выездом.
   – Ага, приехали,– произнес старик, надевая фуражку и застегивая на пуговицы синюю штормовку.
   – Здравствуй, Джордж,– поприветствовал его доктор.– Как дела с домом?
   – Порядок! Я здесь все протопил и прибрал к вашему приходу. Вещи доставлены, приборы установлены. Уборку нынче утром закончили. Вам помочь с багажом?
   – Нет, справимся сами,– ответил Росси.
   Джордж обошел машину и откозырял Франческе и Мэгги.
   – Заходи как-нибудь,– пригласил старика Феликс.– Посмотришь, как мы устроились…
   – Спасибо. Зайду, как не зайти,– отозвался Джордж.
   Так уж здесь было заведено: старожилы всегда приглашали друг друга в гости, но ни у кого не хватало нахальства приходить.
   Чемоданы занесли в прихожую, одна стена которой была деревянная, другая – каменная, а с потолка свисала на цепи кованая люстра. Феликс вернулся к своим коробкам, а Мэгги и Франческа прошли по вязаному коврику, свернули налево, спустились по двум полированным ступенькам у порога гостиной, и… Всякому, кто попадал сюда впервые, казалось, что он в лесу, потому что задняя стена гостиной была целиком из стекла – от пола до потолка пяти с лишним метров высоты.
   Сама комната поражала размерами. В дальнем углу стоял кабинетный рояль, а с ним рядом на возвышении располагалась открытая библиотека. Чуть ближе, почти в центре, был устроен открытый камин с уходящей вверх черной трубой, а на переднем плане – бар из тикового дерева в едином стиле с потолком и обшивкой. То тут, то там гостей встречали мягкие диваны и кресла.
   От вида из гигантского окна просто захватывало дух.
   Кряжистые перекрученные стволы деревьев, поросшие плющом и мхом, в сочетании с полосой неба над ними создавали ни с чем не сравнимый пейзаж, которым Мэгги не уставала восхищаться. Деревья уходили вниз, к прибрежным скалам, а за ними тек Гудзон. Девушка боялась представить, сколько стоит такой дом, и просто радовалась, когда выпадала возможность приехать сюда еще раз. Теперь же ей предстояло в нем жить.
   – Здесь нас не найдут? – спросила она Франческу.
   – Куда им! Только если сильно постараются. Фактически дом все еще записан на Энею, хотя им пользовалась вся семья. Больше мы нигде не отдыхали, не то чтобы в Нью-Йорке это нам часто удавалось. Так что, если ты никому не говорила о нем…
   – Я? Вы ведь велели молчать, вот я и молчала.
   – Собственно, к чему нас вообще кому-то искать? Если бы тот репортер что-нибудь знал, то уже рассказал бы. Никому, кроме нас, не известно, что Феликс связан с плащаницей или что плащаница имеет отношение к клонированию. Можете играть в безумного гения и его ассистентку сколько захотите – все останется в тайне.
   Мэгги сочла за лучшее промолчать.
   Пронося вещи через холл, они миновали столовую с застекленной дверью, ведущей на великолепную каменистую террасу, что служила семейству Росси летней гостиной. Чемоданы сложили в крыле, занимаемом Франческой, обстановка которого напоминала эпоху тридцатых годов. Вещи Феликса отнесли в его комнаты с мягкими гарнитурами черной и коричневой кожи.
   Феликс открыл одну из смежных дверей.
   – Здесь будешь жить ты, Мэгги.
   Девушка увидела белую кровать с кованым изголовьем, на которой она всегда спала, приезжая сюда. Теперь к ней добавили белое кресло-качалку и маленький диван с цветочной обивкой, новую стенку с аудиосистемой, телевизором, книгами по беременности и родам. Рядом стояли белый столик и стулья. Из комнаты вели три двери: одна выходила на лестницу в небольшой чулан-прачечную, вторая, застекленная,– в садик с увитыми плющом стенами и бассейном для золотых рыбок в центре.
   – Это все мне? – спросила Мэгги.
   Феликс кивнул. Высокий и плечистый, он совершенно выбивался из этой типично женской обстановки. Он открыл третью дверь и придержал ее, приглашая Мэгги войти.
   Детская: стены голубоватого оттенка, белая кроватка с подвешенной к ней каруселью из ангелов, которые, чуть тронь, принимались порхать вверх-вниз на прозрачных крылышках.
   Нижний этаж превратился в единый научный комплекс. Все новехонькое, хоть сейчас за работу… Одна комната – процедурная, другая – родовая, остальные отведены Мэгги с ее будущим драгоценным ребенком.
   – Какая прелесть, Феликс! – воскликнула Франческа.– Как тебе это удалось?
   – Декоратор с рабочими почти пять суток трудились не покладая рук.
   Он вышел и через минуту вернулся с полосатым халатом, какие выдают в больницах, вручил его Мэгги и сказал:
   – Мы подождем в лаборатории. Когда будешь готова – спускайся.
   Час пробил.
   Глядя на бассейн в своем новом саду, Мэгги старалась успокоиться. Затем разделась, приняла душ перед осмотром, почистила зубы. Запахнув выданное белье, она опустилась на колени и склонила голову в молитве, прося Господа помочь ей с давлением.

Глава 22
Вторник, середина дня. Клиффс-Лэндинг

   Феликс извлек стерильные инструменты из автоклава, а Франческа в белом лабораторном халате так и стояла у двери смотровой, сложив на груди руки, не желая заходить внутрь.
   – Я, между прочим, только на днях была в кабинете гинеколога,– сказала она.– Чего не сказать о тебе.
   Феликс тяжело вздохнул. Сестра, как обычно, попала в точку. Он уже почти позабыл акушерскую практику, хотя часто консультировал. Звание магистра в области акушерства и гинекологии отлично дополняло его докторскую степень по молекулярной генетике. Отработав свое в больнице «Гора Синай», он продолжил исследования в Нью-Йоркском университете, а одно время ему приходилось осматривать пациенток в старом кабинете отца. В конце концов, как акушер он был подготовлен по высшему разряду, не говоря уже о навыках специалиста по искусственному оплодотворению. Кое-какие навыки, конечно, не мешало бы освежить, но в целом он чувствовал себя достаточно компетентным.
   – Думаю, основное я еще помню. Поможешь мне?
   – Я не медсестра, Феликс,– сказала Франческа, отворачиваясь.
   – Делать ничего и не придется, главное – поддерживай Мэгги. Успокой ее, подбодри, постой рядом за компанию. Скажи, если заметишь что-нибудь нехорошее. Потом вы с ней сможете вместе гулять и все такое. А хочешь – следи, чтобы она принимала витамины, как положено.
   Франческа фыркнула и обвела глазами кабинет.
   – Хорошо, Ватикан этого не видит, кстати, чем твои коллеги объясняют то, что ты сбежал из Турина посреди сессии?
   – Смертью Энеи.
   – Как мило.
   Феликс потупился.
   – Бартоло решил, что я слишком расстроен и не смогу координировать проект. Мне нашли замену, но я периодически выхожу на связь, чтобы не вызывать подозрений.
   – Почему ты так уверен в успехе? Ты что, уже клонировал человеческие эмбрионы, а мне не сказал?
   – Пока только мышиные, свиные, овечьи. Обезьяньи, если на то пошло.
   – Я должна восторгаться?
   Феликс знал, что нельзя выказывать ни малейшего сомнения.
   – Да. Я их подращивал, прежде чем уничтожить, проверял. Все были здоровыми. Верь, у нас получится. Так ты поможешь?
   – Еще подумаю.– Она повернулась, намереваясь уйти.
   – Франческа, ты мне понадобишься во время осмотра. Особенно в первый раз. Представь, каково будет Мэгги.
   – Я уже говорила, Фликс…
   – Да-да, ты не медсестра, но ты все-таки женщина.– Феликс взял планшет с листом и подошел к сестре.– Можешь пока оформить ее карту. Задавай вопросы по списку и вписывай ответы в соответствующие графы.
   Франческа взглянула на планшет.
   – Ты хочешь, чтобы я расспросила ее до того, как ты начнешь осмотр?
   – Нет, спешить необязательно. Создадим ей уютную атмосферу.
   Франческа вроде бы и не согласилась, однако и не уходила – просто стояла в дверях, похлопывая планшетом по колену. Они привыкли быть вместе, привыкли помогать друг другу. Одни принципы, одни слабости – все на двоих.
   – Я разработаю для нее комплекс упражнений и диету, – добавил Феликс.– От тебя сейчас требуется просто побыть с ней, чтобы она чувствовала себя комфортнее.
   Франческа по-прежнему не двигалась с места.
   Феликс походил взад-вперед по комнате, перепроверил материалы, пощелкал тумблерами аппаратов, то и дело оглядываясь на сестру. У автоклава располагался мини-модуль неонатолога, включающий инкубатор по выхаживанию недоношенных, а также портативный электрокардиограф, прибор для УЗИ, дефибрилляторы, кислородный блок – в общем, все, чем оборудовались реанимационная или родовая палаты. За массивной перегородкой стояли рентгенографические приборы.
   На тележке лежали стерильные инструменты, накрытые салфеткой.
   Не хватало лишь Мэгги.
   Проходя мимо ее двери, Феликс остановился.
   – Чего она так долго?
   – Боится, стесняется, думает, не зря ли в это ввязалась.
   – Может, сходишь, по…
   Франческа с силой шлепнула планшетом по косяку.
   – Ни в коем случае! У Мэгги есть право спокойно обдумать свое будущее и изменить его в случае чего. Спокойно, понимаешь?
   Феликс кивнул, начиная нервничать.
   – Понимаю, понимаю. А вдруг…
   В этот миг дверная ручка скрипнула, а на пороге возникла Мэгги, одетая в халат и заметно дрожащая.
   – О, Мэгги! – воскликнула Франческа и кинулась к ней.– Тебя никто не неволит! Никто!
   – Я немного побаиваюсь, это верно.– Она взглянула на Феликса.– Так куда мне идти?
   – Не бойся, Мэгги.– Он взял ее за руку.– Я буду осторожен.
   – Ладно. Ну, так куда идти?
   – Сюда. Сначала измерим твой вес и рост. – Они с Франческой проводили девушку к весам.
   – Если там больше шестидесяти двух кило, не говорите мне.
   Феликс пощелкал гирьками.
   – Шестьдесят. Как тебе это?
   – Наверное, неплохо.
   Увидев, что Франческа фиксирует данные, доктор повеселел.
   Затем на Мэгги опустили ползунок ростомера.
   – Метр шестьдесят девять.
   Она отошла и спросила:
   – Куда дальше?
   Росси указал на огороженный занавесями угол, где стоял светло-желтый родильный стол с деревянным изголовьем и съемными упорами для рук и ног. Сам лежак мог опускаться и подниматься, а секционный матрац позволял выпрямлять его полностью или складывать в положение кресла с откидным передом для приема ребенка. Сейчас он был как раз в таком виде.
   – Я хотел использовать этот отсек как смотровую, чтобы ты к нему со временем привыкла…
   Мэгги присела на стол, Франческа встала с ней рядом, держа планшет.
   Доктор надел Мэгги на руку манжет от тонометра и заметил, что девушку снова бросило в дрожь.
   – Давай-ка измерим тебе давление и температуру. Потом перейдем к медицинской истории.
   – Хочешь, я подержу тебя за руку? – предложила Франческа.
   – Спасибо, мисс Росси.
   – Постарайся расслабиться.– Феликс положил ей в рот цифровой термометр и отошел снова вымыть руки и надеть хирургические перчатки, зная, что должен излучать уверенность, чтобы и Мэгги было спокойнее переносить осмотр.– Все идет хорошо, не волнуйся.
   Франческа нагнулась к его уху и прошептала:
   – Мне уже записывать историю?
   – Ради бога, не шепчитесь, пока мы еще не начали,– взмолилась Мэгги.– Что случилось?
   – Ничего,– ответил Феликс.
   Глядя на табло тонометра, он отметил, что пульс Мэгги восемьдесят шесть ударов в минуту, а давление – сто тридцать восемь на девяносто, то есть близкое к первой стадии гипертензии. Впрочем, зачастую одна только перспектива медосмотра заставляла пациентов напрягаться.
   – Попытайся не нервничать. Это совсем не страшно.
   – Сказать по правде, я думала, что свалюсь в обморок. Наверное, поэтому у меня подскочило давление. Не обращайте внимания, доктор Росси. Оно скоро снизится.
   – Феликс, давай подождем,– попросила Франческа.
   – Не надо, прошу вас! – воскликнула Мэгги.– Закончим хотя бы с этим. Я сейчас успокоюсь.– Она закрыла глаза и несколько раз глубоко вздохнула.
   Феликс увидел, как ее артериальное давление немного упало.
   – Хорошо. Сейчас я возьму у тебя кровь и начну анализ. Потом наберешь немного мочи, мы исследуем и ее. Договорились?
   – А зачем? Что вы ищете? – спросила Мэгги.
   – Это обычная процедура. Ищем следы заболеваний…
   – Их у меня нет.
   – Отлично. Тогда какие-нибудь вещества вроде…
   – Я не принимаю ни наркотиков, ни таблеток, доктор Росси.
   – А контрацептивы? Нам придется проверить, как и что…
   – Их я тоже не принимаю.
   – Ну, доктор наверняка…
   – Да, прописывал, но зачем мне они? У меня никого нет.
   – Послушай, Мэгги, я должен провести все анализы. Мы будем проверять и сердце, и легкие, и щитовидную железу, проведем неврологический и гинекологический осмотры.
   Возьмем мазки, сделаем тест на туберкулез и ВИЧ. Стандартные процедуры.
   Мэгги молитвенно сжала ладони.
   – Уверяю вас, я совершенно здорова! Ничем не болела, ни разу не оперировалась! В моей крови нет ничего, кроме того, что дал Господь.– Девушка поднесла к глазам табло датчика на запястье.– Видите? От всего этого у меня зуб на зуб не попадает.
   Феликс взял ее за руку.
   – Мэгги, некоторые заболевания не имеют явно выраженных симптомов, однако могут навредить и тебе, и ребенку.
   – А-а,– протянула она с понимающим видом.
   – Отдохни. Как я уже говорил, это самая приятная часть. Мэгги не на шутку встревожилась.
   – А что, потом будет неприятная?
   Доктор Росси ответил подчеркнуто-деликатным тоном:
   – Я должен взять у тебя яйцеклетку, помнишь?
   – Да, точно. А как это?
   – У женщины образуется по одной яйцеклетке в месяц. Мы, если можно так выразиться, заставим твои яичники выдавать в два-три раза больше. Их подготовка займет около трех недель. Я буду делать инъекции. Потом мы посмотрим, как твой организм реагирует на препарат – через анализы крови и ультразвук. Если все пройдет гладко, я введу последнюю дозу, чтобы яйцеклетки дозрели. И наконец, спустя тридцать семь часов я их извлеку.
   – А мне обязательно находиться в сознании?
   – Здесь, в Клиффс-Лэндинге, у меня есть знакомый анестезиолог. Можем попросить его сделать тебе внутривенный наркоз или эпидуральную блокаду.
   – А не опасно приглашать посторонних?
   – Пожалуй, что нет. Думаю, мы еще вернемся к этой проблеме.
   – Как же вы будете извлекать яйцеклетки?
   – Введу специальную иглу через влагалище к фолликулам и соберу их. Мои движения будет направлять ультразвуковой датчик. Риска практически никакого, просто много возни. Сегодня мы проведем лишь обычный осмотр.
   – Последний вопрос,– сказала Мэгги, прежде чем доктор взял шприц для забора крови.– Сколько времени занимает… в общем, скоро ли я начну вынашивать?
   – Не сразу. С момента взятия яйцеклеток – минимум пять дней, если замена ядер пройдет удачно и яйцеклетки начнут дробиться. Этого может не произойти. Возможно, нам придется ждать следующей партии яйцеклеток. Поэтому чем скорее начнем – тем лучше.
   Мэгги выглядела расстроенной.
   – Не знала, что будет так тяжело…
   Многолетняя практика заставила Феликса высказать горькую правду.
   – К сожалению, я не могу гарантировать результата. Тут как повезет. Шансы пятьдесят на пятьдесят. Хотя, если учесть, что эмбриону еще предстоит прижиться… – Он глубоко вздохнул.– Но, не хвастая, скажу: у меня наивысший процент из возможных. Если кто и способен создать клон из этой ДНК, то лишь я. Тем не менее ты – точнее, мы должны реально смотреть на вещи. Даже моих стараний может не хватить. Успех вовсе не гарантирован. К этому тоже нужно готовиться.
   Он и раньше видел горестные лица женщин, узнавших, что долгожданная беременность так и не наступила, но обездоленный вид Мэгги не шел с ними ни в какое сравнение. Взглянув на нее, Феликс вдруг вспомнил еще об одной опасности, которую они не обсудили.
   – Знаешь, это еще не самое страшное.
   Мэгги подняла глаза.
   – Теоретически процесс клонирования может принести жизнеспособный, но ущербный плод, который либо не выживет, либо останется жить обезображенным. Хоть я и уверен в своих…
   – Тсс.– Мэгги смежила веки, будто для молитвы.
   Феликс последовал ее примеру. Как бы он ни был уверен в себе, их все же могла постичь катастрофа.
   Мэгги открыла глаза и улыбнулась ему.
   – Не бойтесь, доктор Росси. Если мой ребенок выживет, все у него будет на месте. Сердцем чувствую.
   Франческа озадаченно смотрела на них и вдруг обняла – сначала Мэгги, затем брата.
   – Мечтатели, вот вы кто! Ты, Мэгги, видишь себя Марией, а ты, Фликс,– архангелом Гавриилом. Если шансы так малы, стоит ли рисковать?
   На минуту все замолкли.
   – Значит, анализ мочи тоже нужен? – спросила Мэгги.
   – Да.
   – Где здесь баночка?
   Когда она вернулась, Франческа покорно приняла у нее стаканчик с крышкой. Феликс, однако, знал, что сестрица так просто не сдастся и, помогая, будет всячески подбивать их отказаться от безумной затеи.
   Мэгги замерла, позволяя доктору набрать кровь из вены, здоровой и четкой, потом откинулась в кресле, чтобы он мог послушать ее легкие и зафиксировать ЭКГ. Ее по-прежнему время от времени колотило, особенно когда Феликс взялся перепроверять давление.
   Франческа задавала вопрос за вопросом, как значилось в форме, но на очередном пункте покраснела и сконфуженно посмотрела на брата: графа посвящалась менструальному циклу, выкидышам и благополучным беременностям, родам и абортам, если таковые были. Феликс кивнул: с этим можно повременить. Пусть Мэгги расскажет ему все, когда они будут наедине. Он не мог не заметить, как подробно она описала историю гипертонии в семье. Вместо односложных ответов девушка выдавала долгие путаные фразы, явно увиливая от признания. Феликс решил понаблюдать за ее давлением в течение суток. Гипертония, как известно, может быть серьезной угрозой для матери и плода.
   Дальше он повел осмотр в манере семейного доктора-добряка: проверил у Мэгги глаза (на предмет кровоизлияний в сетчатке), уши, рот, прощупал гланды и шейные лимфоузлы, рефлексы, давая ей привыкнуть к своему прикосновению. Затем снял ЭКГ и не нашел никаких признаков патологии, в том числе нарушений сердечного ритма. Самые деликатные вопросы Феликс приберег на потом.
   Проверку внутренних органов – все ли на месте, не увеличены ли – он начал с пальпации и также не нашел каких бы то ни было отклонений. Таким же образом он исследовал грудь Мэгги.
   Все время осмотра она лежала, глядя в потолок, но когда Феликс поднял подколенники для гинекологического осмотра, наступила поистине неловкая пауза. Франческа, казалось, была готова сквозь пол провалиться. Обстановку разрядила Мэгги. Она без лишних просьб подвинулась к краю и уперлась пятками в подколенники, а затем закрыла глаза. Феликс подумал, что будет рад, когда эта процедура станет для них обыденной. Он кивнул Франческе, и та спросила у Мэгги, удобно ли ей.
   – Все хорошо, мисс Росси. Можете продолжать, доктор. Он включил свет и попросил Мэгги опуститься пониже.
   Первым, как водится, шел наружный осмотр, выявляющий всяческие отклонения наружных половых органов, как-то: сыпей, необычных разрастаний или пороков развития. Затем Феликс обследовал преддверие влагалища, высматривая швы, изъязвления, ссадины. Морща лоб, он выдавил гель на палец перчатки, ввел его почти на дюйм, замер и тут же отдернул руку как ошпаренный. Затем выпрямился и ошарашенно уставился на Мэгги, стягивая перчатки.
   – Что-то не так? – спросила она откуда-то издалека.
   – Феликс, в чем дело? – удивилась Франческа.
   Он не мог ни ответить, ни объяснить, только озирался как помешанный, а потом опрометью бросился вверх по лестнице, кляня себя за глупость.
   В этот миг кто-то окликнул его, и Феликс, подняв голову, увидел Аделину. Она стояла на пороге гостиной, кутаясь в непальскую шаль,– должно быть, приехала, пока они были в лаборатории.
   – Здравствуй,– начала Аделина.– я звонила, а вас не было дома. Решила заглянуть сюда перед отъездом – думаю пожить за границей какое-то время.
   Он опешил.
   – Мне хотелось узнать, не смогу ли я еще раз попробовать… попросить тебя…
   Аделина подошла ближе, и Феликс встретил ее взгляд, полный надежды. Тревожный знак. Не иначе как она снова собралась его отговаривать.
   – Что стряслось, Феликс? На тебе лица нет!
   Он был не в состоянии отвечать – просто не мог. Слыша, как Мэгги и Франческа уже поднимаются к ним, он заметался, чувствуя себя пойманным в этом мире женщин, куда мужчина должен проникать не иначе как в панцире, если не хочет расстаться с самообладанием. Всю свою жизнь Феликс бежал от женщин, чья плоть отвращала его разум от Господа. Он изучил возможности и загадки женского тела, но душу так и не смог понять – ни Франческу, которая занималась любовью, не любя, ни Аделину, годами скрывавшую свои чувства к нему. Как сказать невесте, пришедшей молить его в последний раз, что Мэгги лежит на столе в смотровой? Его охватил такой жгучий стыд, что он не смел думать, не смел поднять глаз на своих женщин.
   – Феликс!
   Сестра обняла его и взъерошила ему волосы, как мальчишке. Аделина словно онемела, а Мэгги стояла ни жива ни мертва в ожидании вердикта, забыв обо всем, кроме желания выносить Божье дитя.
   – Феликс! Ты всех пугаешь, – сказала Франческа, все еще утешая брата. Так его утешала мать, когда в детстве он попал в аварию и лежал при смерти. Телом он был с ней, а душой – далеко.
   Он видел человека, чье лицо отпечаталось на плащанице. Христа. Именно так он понял, что плащаница подлинна.
   – Простите, доктор Росси,– проронила Мэгги. В ее голосе было столько муки, что Феликс ощутил себя уязвленным.
   –Я не знала, что дела так плохи. Честное слово, доктор. Клянусь.
   Он молча встал, качая головой.
   – Когда, говоришь, ты в последний раз жила половой жизнью?
   Мэгги смятенно потупилась и произнесла, заикаясь:
   – П-последний раз…
   Феликс подошел и обнял ее за плечи.
   – Не помнишь? И немудрено. Потому что ты девственна, как младенец.– Он взял ее лицо в ладони.– Ты всегда была моей Марией. Почему же ты скрыла это, Мэгги? Почему не сказала?

Глава 23
Вечер вторника.
Адвокатская контора «Темз уок чемберс», Лондон

   Под белыми сводами лондонского офиса «Темз уок чемберс» Джером Ньютон вяло прихлебывал чай. Чай здесь развозила старушка в переднике, сопровождая каждую чашку печеньем в шоколадной глазури якобы домашнего приготовления и аж целыми двумя кусками сахара. Джером ворочал ложкой, глядя сквозь причудливые рамы готических окон.
   Вызвавший его сюда Уолтер Финсбери даже не успел снять парик, так как только что примчался из Олд-Бейли.[14]
   Ходжес, поверенный Джерома, сидел справа, давясь пресловутым домашним печеньем.
   – Итак,– начал Финсбери из-за векового стола, звучно осушив чашку,– думаю, мы с вами без труда договоримся, верно?
   – Вернее некуда,– подхватил Ходжес.– Для протокола: как уполномоченный Джерома Ньютона, имею заявить, что мой клиент ничего не крал у доктора Абрамса, вашего клиента.
   – Хм,– произнес Финсбери.– По-моему, доктор Абраме с вами не согласился бы.
   – Чушь собачья! – взорвался Ньютон и привычно закинул ногу на ногу.– Ваш Абрамс – забулдыга и годами не заглядывал в лабораторию. Секретная информация… Ха! Бьюсь об заклад, он в жизни не держал ничего, на что можно позариться. Короче, заберите заявление – тогда и договоримся.
   – Забрать заявление? – переспросил Финсбери.– Стоит мне заикнуться об этом, как доктор Абрамс, мой высокоуважаемый клиент, добьется, чтобы меня лишили лицензии.
   – Раз так, что за резон нам с вами встречаться? – спросил Ходжес, проглатывая последний кусок печенья.
   Финсбери подался вперед.
   – Если не ошибаюсь, на карту поставлена ваша журналистская репутация, мистер Ньютон.
   Джером хмуро покосился на него. Здесь адвокат попал в точку. В прошлом году Ньютон чуть было не вылетел из «Таймс» за пару чересчур вольных, хотя и правдоподобных статей. Еще один такой ляп – и его опусы навсегда перекочуют на страницы бульварных листков. Собственно, только это и заставило его сюда прийти.