– Почему же вы, Станислав Францевич, не поставите вопрос перед самим Сталиным? – удивился Шрейдер. – Вы же его родственник, близкий человек.
   – Неужели ты не понимаешь, что ставить подобный вопрос перед Иосифом Виссарионовичем – значит ставить вопрос о нем самом, – удивился Реденс наивности своего заместителя. – Разве может Ежов без его санкции арестовывать членов политбюро?
   В Бутырской тюрьме арестованные боялись говорить с соседями, считая себя невиновными и подозревая в других настоящих врагов народа или секретных осведомителей.
   Большинство были убеждены, что взяты по ошибке, и верили: как только об этом узнает Сталин, их сейчас же освободят. Почти все наперебой требовали бумагу, чтобы немедленно писать заявления и жалобы.
   Но попытки кого-то спасти уже не удавались. Иван Михайлович Гронский, который был главным редактором «Известий» и журнала «Новый мир», возглавлял Союз писателей и, что важнее всего, долгое время имел прямой доступ к Сталину, пытался спасти талантливого поэта Павла Николаевича Васильева, арестованного в феврале 1937-го: «Когда его арестовали, я звонил дважды, трижды даже Ежову. Мы рассорились. Я позвонил И.В. Сталину, произошел резкий разговор. Мы поругались. Затем я ходил к М.И. Калинину, А.И. Микояну, В.М. Молотову. Мы оптом все пытались его спасти, особенно А.И. Микоян. Но ничего поделать не смогли. И этот яркий, талантливый поэт, может быть, самый выдающийся после В.В. Маяковского, погиб».
   Сталину, должно быть, дико досаждали эти просьбы кого-то освободить, помиловать. Неужели его приближенные не понимали, что так надо? Что весь смысл репрессий, всесоюзной зачистки, говоря современным языком, заключается в тотальности? Никаких исключений! Дела есть на всех, скажем, на всех членов политбюро, в любой момент каждый из них может быть арестован. И нелепо задавать вопрос: почему именно он?
   Генеральный секретарь исполкома Коминтерна Георгий Димитров 7 ноября 1937 года записал в дневнике, что на обеде у Ворошилова после праздничной демонстрации Сталин сказал:
   – Мы не только уничтожим всех врагов, но и семьи их уничтожим, весь их род до последнего колена…
   Анастас Иванович Микоян вспоминает, что без разрешения Сталина нельзя было звонить в НКВД. Было принято решение, которое запрещало членам политбюро вмешиваться в работу наркомата внутренних дел. Имелось в виду, что члены политбюро не смеют ни за кого вступаться.
   Молотов приказал своим помощникам письма репрессированных не включать в перечень поступивших бумаг. Он не считал нужным кого-то миловать. Ведь массовые репрессии не были для него ошибкой. Это была политика, нужная стране.
   Председатель Военной коллегии Верховного суда СССР Василий Васильевич Ульрих потом доложит, что за два ежовских года Военная коллегия приговорила «к расстрелу 36 514 человек, к тюремному заключению 5643 человека. Всего 42 157 человек». Любое дело они рассматривали не более 10–15 минут, иначе не сумели бы достичь такой фантастической производительности.
   Ульрих расстреливал почти исключительно знакомых. Это были люди, с которыми он сидел на совещаниях и пленумах, вместе проводил выходные дни, отдыхал в Соснах, в Барвихе…
   В 1937 году было арестовано за контрреволюционные преступления 936 750 человек, в 1938-м – 638 509. В 1937-м расстреляли 353 074 человека (то есть больше, чем каждого третьего). В 1938-м – 328 618 (каждого второго).
   В лагерях и тюрьмах сидело миллион триста тысяч человек. Органы НКВД только за шпионаж в 1937 году осудили 93 тысячи человек. Сколько же шпионов было в стране!
   Каждый начальник управления действовал в меру своей фантазии. Например, в Новосибирске был отдан приказ арестовать как германских шпионов всех бывших солдат и офицеров, которые в Первую мировую войну попали в немецкий плен…

ХОТЕЛ ЛИ МАРШАЛ СТАТЬ ДИКТАТОРОМ?

   Под руководством Сталина Ежов провел массовую чистку Красной армии. Она началась с расстрела маршала Тухачевского и еще семи крупных военачальников.
   Есть люди, которые и по сей день считают, что маршал Тухачевский поддерживал тесные отношения с изгнанным из страны Троцким, готовил государственный переворот и свержение Сталина, собираясь стать диктатором. Материалы суда над маршалом и его товарищами они читают как подлинный документ. Многие из тех, кто был возмущен расстрелом Тухачевского, тоже, нисколько его не осуждая, полагают, что нет дыма без огня: наверняка амбициозный маршал строил какие-то политические планы.
   Имели ли эти подозрения и предположения реальную основу?
   Фамилия Тухачевского замелькала в делах госбезопасности задолго до его расстрела. Доктор исторических наук Олег Хлевнюк нашел в рассекреченных теперь архивах документы, свидетельствующие о том, что в первый раз Тухачевского чекисты предложили арестовать еще в 1930 году.
   Работники ОГПУ раскрыли очередной «заговор» – на сей раз в Военной академии. Выбили из арестованных показания о том, что глава заговора – Тухачевский. Обвинение то же: заговорщики собирались убить Сталина и захватить власть.
   10 сентября 1930 года председатель ОГПУ Менжинский доложил Сталину, отдыхавшему на юге: «Арестовывать участников группы поодиночке – рискованно. Выходов может быть два: или немедленно арестовать наиболее активных участников группировки, или дождаться вашего приезда, принимая пока агентурные меры, чтобы не быть застигнутым врасплох. Считаю нужным отметить, что сейчас все повстанческие группировки созревают очень быстро и последнее решение представляет известный риск».
   Сталин не спешит с ответом. Он пишет Орджоникидзе: «Стало быть, Тухачевский оказался в плену у антисоветских элементов и был сугубо обработан тоже антисоветскими материалами из рядов правых. Так выходит по материалам. Возможно ли это? Конечно, возможно, раз оно не исключено».
   Потрясающая реакция. Сталин фактически признает, что чекистские материалы могут быть подлинными, а могут быть фальшивыми, то есть ОГПУ ничего не стоит сфабриковать заговор… Осенью Сталин, Орджоникидзе и Ворошилов устроили Тухачевскому очную ставку с арестованными и признали его невиновным. Тухачевский был еще нужен.
   23 октября 1930 года в письме Молотову Сталин написал: «Что касается дела Тухачевского, то последний оказался чистым на все 100 процентов. Это очень хорошо».
   Характерно, что ОГПУ выговора за фабрикацию дела не получило. За что ругать-то? Чекисты действовали по установленной для них методологии: органы выбивали показания на всех, а Сталин выбирал, что ему нужно в данный момент. Ненужное ждет своего часа…
   Самое интересное, что ряд сотрудников ОГПУ открыто говорили в 1931 году, что арест военных – это дутое дело. Но Сталин приказал считать это «групповой борьбой против руководства ОГПУ», 6 августа 1931 года политбюро приняло решение убрать из госбезопасности «сомневающихся».
   Сталин в тот же день подписал директивное письмо для ЦК нацреспублик, крайкомов и обкомов:
   «Поручить секретарям национальных ЦК, крайкомов и обкомов дать разъяснение узкому активу работников ОГПУ о причинах последних перемен в руководящем составе ОГПУ на следующих основаниях:
   1. Тт. Мессинг и Бельский отстранены от работы в ОГПУ, тов. Ольский снят с работы в Особом отделе, а т. Евдокимов снят с должности начальника секретно-оперативного управления на том основании, что…
   б) они распространяли среди работников ОГПУ совершенно не соответствующие действительности разлагающие слухи о том, что дело о вредительстве в военном ведомстве является «дутым» делом;
   в) они расшатывали тем самым железную дисциплину среди работников ОГПУ…
   ЦК отмечает разговоры и шушуканья о «внутренней слабости» органов ОГПУ и «неправильности» линии их практической работы как слухи, идущие без сомнения из враждебного лагеря и подхваченные по глупости некоторыми горе-»коммунистами».
   Разработка Тухачевского продолжилась. Причем некоторые сообщения были фантастическими. Агент Зайончковская, дочь бывшего генерала царской армии, сообщила в 1934 году: «Из среды военной должен раздаться выстрел в Сталина… Выстрел этот должен быть сделан в Москве и лицом, имеющим возможность близко подойти к т. Сталину или находиться вблизи его по роду своих служебных обязанностей».
   Тогдашний начальник Особого отдела ГУГБ НКВД Гай написал на донесении:
   «Это сплошной бред глупой старухи, выжившей из ума». Но ее донесения продолжали ложиться в дело Тухачевского.
   Подлинную цену Тухачевскому Сталин знал, и талантливый военачальник становится заместителем наркома обороны, потом первым заместителем, получает маршальские звезды, избирается кандидатом в члены ЦК.
   Но в 1937-м настала очередь военных.
   Многие историки полагают, что если Тухачевский и не был немецким шпионом, то уж точно пал жертвой немецкой разведки, которая подсунула чекистам умело сфабрикованную фальшивку, так называемую красную папку, а подозрительный Сталин ей поверил… Однако Сталин не был легковерным человеком.
   Маршал Тухачевский, разумеется, не являлся немецким шпионом, но был германофилом, поклонником немецкой армии, как и почти все высшее руководство Красной армии в те годы.
   В те годы германский военный опыт тщательно изучался советскими военачальниками. Сменивший Троцкого на посту наркома по военным и морским делам Михаил Васильевич Фрунзе, высоко ценивший генеральный штаб немецкой армии, писал: «Германия до самого последнего времени была государством с наиболее мощной, стройной системой организации вооруженных сил».
   Советским военачальникам нравился ярко выраженный наступательный дух немецкой армии. Историки говорят об уважительном, а то и восхищенном, с оттенком зависти отношении командиров Красной армии к немецкой армии.
   Когда немецкие танкисты и летчики летом 1941-го обрушились на Красную армию, отступающие советские командиры не подозревали, что оружие, которым немцы воевали против России, создавали для немцев сами русские. И что немецкие генералы, которые в 1941-м вторглись в Россию, учились военному делу в нашей стране.
   Первое соглашение о сотрудничестве Красной армии и рейхсвера было подписано в августе 1922 года. Версальский договор лишил разгромленную Германию права создавать современное оружие. Политбюро предоставило немецкой армии право строить военные объекты на территории Советской России, проводить испытания военной техники и обучать личный состав. В ответ немцы щедро делились с Красной армией своими военными достижениями.
   В Липецке закрыли летную школу Красной армии, и там теперь стали учиться немецкие летчики. Многие знаменитые немецкие асы прошли через эту школу.
   В Самарской области построили для немцев школу химической войны, но, к счастью, химическое оружие не было применено во Второй мировой войне.
   В Казани создали танковую школу для немцев. Проверять ее работу приезжал самый известный немецкий танкист Хайнц Гудериан, который командовал танковой армией, дошедшей осенью 1941-го до Москвы.
   Даже в 1933 году, уже после того, как немецкое правительство сформировал новый канцлер Адольф Гитлер, военное сотрудничество продолжалось. В мае на приеме в честь немецких гостей заместитель наркома обороны Тухачевский сказал: «Нас разделяет политика, а не наши чувства, чувства дружбы Красной армии к рейхсверу. Вы и мы, Германия и СССР, можем диктовать свои условия всему миру, если мы будем вместе».
   Сталину эта формула нравилась. Он, как и Ленин, был сторонником стратегического сотрудничества с Германией. Тут у него с Тухачевским разногласий не было.
   Главный секрет Сталина? Есть еще одна версия. Советская военная разведка получила на Западе материалы о связях Сталина с царской охранкой. Тухачевский, Якир, Уборевич, Гамарник и некоторые другие военачальники и пришли к выводу, что Сталина нужно убрать, потому что предатель и провокатор не должен стоять во главе партии. Но их выдал один из офицеров, надеясь на этом предательстве сделать карьеру…
   Сходную версию в 1956 году в американском журнале «Лайф» изложил бывший резидент НКВД в Испании Александр Орлов, который убежал на Запад раньше, чем его расстреляли.
   Орлов писал: «Когда станут известны все факты, связанные с делом Тухачевского, мир поймет: Сталин знал, что делал… Я говорю об этом с уверенностью, ибо знаю из абсолютно точного источника, что дело маршала Тухачевского было связано с самым ужасным секретом, который, будучи раскрыт, бросит свет на многое, кажущееся непостижимым в сталинском поведении».
   Орлов писал, что Сталин был осведомителем охранного отделения. А ему это известно от его двоюродного брата Зиновия Кацнельсона, комиссара госбезопасности второго ранга, который специально приехал в Париж в феврале 1937 года, чтобы рассказать обо всем Орлову. Он умолял Орлова в случае чего позаботиться о его маленькой дочери.
   Орлов пишет: «Я содрогался от ужаса на своей больничной койке, когда слышал историю, которую Зиновий осмелился рассказать мне лишь потому, что между нами всю жизнь существовали доверие и привязанность…»
   По словам Кацнельсона, Сталин предложил Ягоде подготовить свидетельства, что обвиняемые на московских процессах были агентами царской охранки.
   Ягода поручил своим людям найти бывшего сотрудника охранного отделения, который это подтвердит. Сотрудник НКВД Штейн стал рыться в документах и нашел папку, в которой Виссарионов, заместитель директора департамента полиции, хранил особо важные документы. Там была анкета Сталина с его фотографиями и его собственноручные донесения полиции.
   Штейн не знал, что делать с этой информацией. Он взял папку и уехал с ней в Киев, к своему другу, наркому внутренних дел Украины комиссару госбезопасности первого ранга Всеволоду Балицкому. Тот рассказал своему заместителю Кацнельсону. Проверив документы, они передали их первому секретарю ЦК компартии Украины Станиславу Коссиору и командующему Киевским военным округом Ионе Якиру.
   Якир рассказал о документах Тухачевскому, тот – первому заместителю наркома обороны и начальнику политуправления Красной армии Яну Гамарнику. Они решили убедить Ворошилова созвать совещание, на которое придет Сталин. Два полка Красной армии должны были взять под контроль центр Москвы и блокировать войска НКВД. Заговорщики собирались предъявить Сталину обвинение и расстрелять, но не успели…
   Трудно определить ценность воспоминаний Орлова. Он написал в эмиграции книгу о своей работе в НКВД, но не выдал ни одного советского агента. Он не рассказал ничего, что могло повредить его родному ведомству.
   Слухи о том, что Сталин сотрудничал с охранкой, ходили всегда, даже назывались его агентурные клички – Семинарист, Фикус, Василий. Какие-то же есть основания для таких подозрений?
   Скажем, во всех энциклопедиях и официальных биографиях написано, что Иосиф Виссарионович Джугашвили родился 21 декабря (по новому стилю) 1879 года. Но есть документы, из которых следует, что он родился на год и три дня раньше, чем считалось. Не в 1879-м, а в 1878-м.
   В метрической книге Горийской Успенской соборной церкви для записи родившихся и умерших написано, что Иосиф Джугашвили родился в 1878 году. Эта же дата значится в свидетельстве об окончании им Горийского духовного училища, в документах департамента полиции и в анкете, которую Сталин заполнил в 1920 году собственноручно. А вот потом год его рождения был изменен.
   Когда Сталин сам заполнял анкету, год рождения он вообще опускал, не писал. Если кто-то писал с его слов, то указывал: ему, к примеру, сорок пять лет и опять-таки пропускал год рождения…
   Историки считают, что этому есть объяснение.
   – Похоже, за этим стояло желание скрыть следы общения с жандармским управлением во время пребывания в тюрьме, – считает профессор Наумов. – Как ищут человека в картотеке? Нужно знать фамилию, имя, отчество и дату рождения. Когда год и день рождения другие – человек теряется.
   Значит, у историков все-таки остаются подозрения, что Сталин состоял в каких-то отношениях с жандармским ведомством?
   Профессор Наумов:
   – Это не сенсация. Кто знает, как вел себя человек, попав в тюрьму? На свободе, с товарищами – герой. А там – иной. Особых отношений, скорее всего, не было, но какие-то колебания, желание поскорее выйти на свободу – могло быть. А Сталин не хотел, чтобы кто-то об этом узнал.
   На допросах в полиции многие будущие партийные руководители вели себя не самым достойным образом.
   После смерти Орджоникидзе, который в свое время возглавлял партийную инквизицию – Центральную контрольную комиссию – в его архиве нашлись два запечатанных пакета. На пакетах Серго написал: «Без меня не вскрывать».
   Там находились документы царского департамента полиции. В том числе показания Михаила Ивановича Калинина от февраля 1900 года. На допросе будущий всесоюзный староста сказал: «Будучи вызванным на допрос вследствие поданного мной прошения, желаю дать откровенные показания о своей преступной деятельности». И он рассказал все, что ему было известно о работе подпольного кружка, в котором он состоял. Орджоникидзе заинтересовался делом Калинина и получил другие документы, связанные с поведением Михаила Ивановича после ареста.
   В архиве Орджоникидзе лежала и заботливо приготовленная справка о члене политбюро Яне Эрнестовиче Рудзутаке, которого когда-то прочили в генеральные секретари. Рудзутак в конце 1909 года был приговорен к десяти годам тюремного заключения по делу виндавской организации Латышской социал-демократической рабочей партии. Во время следствия Рудзутак назвал имена и адреса членов своей организации. Основываясь на его показаниях, полиция провела обыски, изъяла оружие и подпольную литературу…
   Все эти материалы Орджоникидзе получил еще в 20-х годах, когда архивы царской полиции были изучены самым тщательным образом. Если там нашлось нечто, компрометирующее имя Сталина, это было немедленно извлечено и уничтожено.
   Сталин на протяжении всей своей жизни делал все, чтобы в архивах не осталось ни одного документа, опасного для его репутации. В зарубежных архивах, как теперь уже ясно, никаких материалов о сотрудничестве Сталина с охранкой тоже нет. Так что в руки военных никакие документы, свидетельствующие против вождя, попасть не могли.
   Упомянутые Орловым чекисты Балицкий и Кацнельсон тоже были уничтожены, поскольку Ежов чистил не только военные, но и собственные кадры.
   Балицкого в мае 1937 года внезапно назначили начальником управления НКВД по Дальневосточному краю, но уже через месяц освободили от этой должности и через две недели он был арестован. Следствие продолжалось пять месяцев. 27 ноября 1937 года его приговорили к расстрелу.
   Кацнельсона отозвали из Киева чуть раньше Балицкого и 29 апреля 1937 года назначили заместителем начальника ГУЛАГ НКВД и одновременно заместителем начальника строительства канала Волга – Москва. 17 июля был арестован. 10 марта 1938 года его приговорили к высшей мере наказания.
   Следствие в обоих случаях шло – по тем меркам – медленно. Если бы они действительно что-то знали о Сталине, их бы ликвидировали моментально.

КРАСНАЯ ПАПКА ГЕЙДРИХА

   Первым о красной папке сказал Никита Сергеевич Хрущев в заключительном слове на XXII съезде партии. По его словам, Гитлер, готовя нападение на нашу страну, через свою разведку ловко подбросил Сталину фальшивку о том, что Тухачевский и другие высшие командиры Красной армии – агенты немецкого генерального штаба.
   Тухачевский ездил в Германию шесть раз, не считая плена в Первую мировую. У немцев остались какие-то документы, подписанные им. Эти подписи будто бы и использовали немецкие спецслужбы, готовя для Сталина красную папку с фальшивками.
   Эту версию подтвердил руководитель гитлеровской разведки Вальтер Шелленберг, известный нам в основном по фильму «Семнадцать мгновений весны», где его блистательно играл Олег Табаков. Шелленберг, правда, знает эту историю из вторых рук – он ссылается на Райнхарда Гейдриха, своего начальника, возглавлявшего Главное управление имперской безопасности.
   Гейдрих вроде бы говорил Шелленбергу, что «в середине декабря 1936 года бывший царский генерал Скоблин, который работал как на советскую, так и на немецкую разведку, сообщил, что группа высших командиров Красной армии во главе с заместителем наркома обороны маршалом Тухачевским готовит заговор против Сталина и при этом поддерживает постоянные контакты с генеральным штабом вермахта».
   Немцы решили «поддержать Сталина, а не Тухачевского, и было приказано изготовить поддельное досье Тухачевского и передать его в Москву». Досье переправили через тогдашнего президента Чехословацкой республики доктора Бенеша, который поддерживал доверительные отношения с советскими руководителями.
   Вальтер Шелленберг, как один из самых заметных разведчиков XX столетия, воспринимается всеми всерьез. Но не надо забывать, что он рассказывает о деле с чужих слов. Досье, о котором пишет Шелленберг, не найдено ни в немецких архивах, ни в советских. И белый генерал Скоблин в этом деле не участвовал.
   «Дело Тухачевского» тщательно проанализировано созданной при Ельцине президентской комиссией по реабилитации. Нигде, ни на одной странице этого многотомного дела нет и упоминания о том, что следствие в 1937 году располагало таким важнейшим доказательством, как «досье Тухачевского» из немецкого генерального штаба.
   Само предположение о том, что машине репрессий нужны были доказательства, свидетельствует о непонимании сталинского менталитета. Для того чтобы провести гигантскую чистку армии, Сталин не нуждался в немецких папках. У него были более веские основания уничтожить военных.
   Армия не могла избежать судьбы, уже постигшей все общество. Ценнейшее свидетельство на сей счет – записи разговоров с Молотовым, сделанные поэтом Феликсом Чуевым. В подлинности суждений бывшего председателя Совнаркома сомневаться не приходится. То, что другим кажется преступлением, Феликс Чуев полагал за добродетель, поэтому ничего не приукрашивал, записывал за Молотовым дословно.
   Молотов и сорок лет спустя продолжал говорить, что считает Тухачевского «очень опасным военным заговорщиком, которого только в последнюю минуту поймали».
   Что же Молотов считал главным преступлением Тухачевского? «Создавал группу антисоветскую».
   «Но ему приписывали, что он был немецким шпионом», – подает реплику автор книжки.
   Если бы существовало досье, указывавшее на связь Тухачевского с немецким генеральным штабом, мог ли Молотов, в предвоенные годы второй после Сталина человек в кремлевской иерархии, не знать о нем? Память у Молотова была прекрасная. Но он не обнаруживает знакомства с немецким досье. Вот что он отвечает: «Тут границы-то нет. До 1935 года Тухачевский побаивался и тянул, а начиная со второй половины 1936-го или, может быть, с конца 1936-го он торопил с переворотом. И откладывать никак не мог. И ничего другого, кроме как опереться на немцев. Так что это правдоподобно…»
   Точное слово нашел Вячеслав Михайлович Молотов: «правдоподобно». То есть все это – липа, но сделали так, что люди поверили.
   В царской армии Михаил Николаевич Тухачевский дослужился до поручика. В Гражданскую командовал армиями и фронтами, в том числе Западным – в войне против Польши в 1920-м.
   В 1935 году, когда было введено звание маршала, Тухачевский получил большие звезды в петлицы вместе с наркомом Ворошиловым, командующим Особой Дальневосточной армией Василием Константиновичем Блюхером, инспектором кавалерии РККА Семеном Михайловичем Буденным и начальником генерального штаба Александром Ильичом Егоровым. Из пяти первых маршалов троих расстреляют, Сталин сохранит только своих старых друзей Ворошилова и Буденного – они оба звезд с неба не хватали, но были преданы вождю до мозга костей.
   Как стратег Тухачевский был на голову выше своих боевых товарищей. Маршал был честолюбив, он хотел быть первым, лучшим, он жаждал славы и побед, званий и отличий. Его называли молодым Бонапартом. Может быть, он видел себя диктатором Советской России и опасения Сталина не напрасны?
   В руководстве Красной армии действительно были две группировки. Старая гвардия – Ворошилов, Егоров, Буденный, Блюхер – собиралась воевать так, как воевали в Гражданскую, шашкой и винтовкой, и ни в коем случае не соглашалась сменить коня на танк.
   В противоположность им Тухачевский, первый заместитель наркома обороны Ян Борисович Гамарник и командующий войсками Киевского военного округа командарм первого ранга Иона Эммануилович Якир, образовавшие вторую группировку, следили за современной военной мыслью. Они были сторонниками внедрения новой боевой техники, танков, авиации, создания крупных моторизованных и воздушно-десантных частей.
   Но спор двух групп не носил политического характера. Это была скорее профессиональная дискуссия.
   Максимум того, что Тухачевский и его друзья себе позволяли, – это были кухонные разговоры о том, что необразованный Ворошилов, который никогда и ничему не учился и считал, что опыта Первой конной армии хватит и на будущую войну, не годится в наркомы.
   Через три года к этому же выводу придет и сам Сталин. После неудачной и неумелой финской войны Сталин снимет своего друга с поста наркома. В Отечественную войну Ворошилов не осилит и командование фронтом. Сталин назначит его на ничего не значащий пост главнокомандующего партизанским движением и навсегда отодвинет от себя.