SLII
   Как дух изгнанья, быстро он исчез
   За пеленой волнистого тумана!..
   У табуна сторожевой черкес,
   Дивяся, долго вслед ему с кургана
   Смотрел и думал: "Много есть чудес!..
   Велик аллах!.. ужасна власть шайтана!
   Кто скажет мне, что этого коня
   Хозяин мрачный - сын земли, как я?"
   ГЛАВА ВТОРАЯ
   Меж виноградных лоз нагорный ключ
   От мирного аула недалеко
   Бежал по камням, светел и гремуч.
   Небес восточных голубое око
   Гляделось в нем; и плавал жаркий луч
   В его волне студеной и глубокой;
   И мелкий дождь серебряных цветов
   В него с прибрежных сыпался дерев.
   334
   Вот мирный час, когда на водопои
   Бежит к потоку серн пугливых стая,
   Шумя по листьям и траве густой.
   Вот час, когда черкешенка младая
   Идет купаться тайною тропой.
   Нагую ножку в воду погружая,
   Она дрожит, смеется... и вокруг
   Кидает взгляд, где дышит страсть и юг!
   ш
   Не бойся, Зара! - всюду тишина;
   Присядь на камень, сбрось покров узорный!
   Вода в ручье прозрачна, холодна;
   Смирит волненье груди непокорной
   И освежит твой смуглый стан она.
   Но, чу!.. постой!.. чей это шаг проворный
   Не в добрый час раздался меж кустов?..
   Святой пророк! Скорей, где твой покров?..
   IT
   Но сильно чья-то жаркая рука
   Хватает руку Зары. Страстен, молод
   Огонь руки сей!.. Сакля далека...
   Что делать? В грудь ее смертельный холод
   Проник, как пуля меткого стрелка,
   И сердце громко билось в ней, как молот!
   "Селим, ты здесь? злой дух тебя принес!
   Зачем пришел ты?" - "Я?.. Какой вопрос!"
   "Селим!.. о!.. я погибла!.." - "Может быть;
   Так что ж!" - "Ужель! ни капли сожаленья!
   Чего ты хочешь?" - "Я хочу любить!
   Хочу! - ты видишь: краткие мученья
   Меня уж изменили... скучно жить,
   335
   Как зверю, одному... часам терпенья
   Настал последний срок!- я снова здесь.
   Я твой навек, душой и телом,'-весь!
   Т1
   Я знал, что ваш пророк-не мой пророк,
   Что люди мне - чужие, а не братья;
   И странствовал в пустыне одинок
   И сумрачен, как див, дитя проклятья!
   Без страху я давно б в могилу слег;
   Но холодны сырой земли объятья...
   Ах! я мечтал хоть миг один заснуть,
   Мою главу склонив к тебе на грудь!..
   VII
   Беги со мной!.. оставь свой бедный дом.
   Я молод, свеж; твой муж - старик суровый!
   Решись, спеши: мне тайный путь знаком;
   Мое ружье верней стрелы громовой;
   Кинжал мой блещет гибельным лучом;
   Моя рука быстрей, чем взгляд и слово;
   И у меня жилище есть в горах,
   Где отыскать нас может лишь аллах!
   Т1П
   Мой дом изрыт в расселинах скалы:
   В нем до меня два барса дружно жили.
   Узнав пришельца, голодны и злы,
   Они, воспрянув, бросились, завыли...
   Я их убил - ив тот же день орлы
   Кровавые их кости растащили;
   И кожи их у входа, по бокам,
   Висят, как тени, в страх другим зверям.
   IX
   Там ложе есть из моха и цветов,
   Там есть родник, меж камней иссеченный;
   Его питает влага облаков,
   336
   И брызжет он, журча струею пленной.
   Беги со мной!.. никто твоих следов
   Не различит в степи, мой друг бесценный!
   И только месяц с солнцем золотым
   Узнают, как и кто тобой любим!.."
   Обнявши стан ее полунагой,
   Едва дыша, склонившись к ней устами,
   Он ждал ответа с страхом и тоской:
   Она молчала - шаткими ветвями
   Шумел над ними ветер полевой,
   И тени листьев темными рядами
   Бродили по челу ее: она,
   Как мраморный кумир, была бледна.
   XI
   "Решись же, Зара: ждать я не могу!..
   Ты побледнела?.. что такое?.. слезы?
   Но разве здесь ты предана врагу?
   Иль речь любви похожа на угрозы?
   Иль ты меня не любишь? нет! я лгу...
   Твои уста нежней иранской розы:
   Они не могут это произнесть!..
   Пусть нет в тебе любви... но... жалость есть!
   О, как я был бы счастлив, как богат,
   Под звездами аллы, один с тобою!..
   Скажи: тебя не любит Акбулат?
   Он зол, ревнив, он пасмурен душою,
   И речь его хладнее, чем 'булат?..
   Он для тебя постыл... беги со мною...
   Но ты качаешь молча головой...
   Не он тобой любим!!, но кто ж другой?
   Скорей: откуда? где он? назови
   Я вытвержу зловещее названье...
   Я обниму как брата - ив крови
   Запечатлею братское лобзанье.
   Кто ж он, счастливый царь твоей любви?
   Пускай придет дразнить мое страданье,
   При мне тебя и нежить и ласкать...
   Я рад смотреть, клянусь... и рад молчать!.."
   И он склонил мятежную главу,
   И он закрыл лицо свое руками,
   И видно было ей, как на траву
   Упали две слезы двумя звездами.
   Без смысла и без звука, наяву,
   Как бы во сне, он шевелил устами
   И, наконец, припал к земле сырой,
   Как та земля, и хладный и немой.
   XV
   Ей стало жаль; она сказала вдруг:
   "Не плачь!.. ужасен вид твоей печали!
   Отец мой был великий воин: юг,
   И север, и восток об нем слыхали.
   Он был свирепый враг, но верный друг,
   И низкой лжи уста его не знали...
   Я дочь его, и честь его храню:
   Умру, погибну - но не изменю!..
   XVI
   Оставь меня! Я счастлива с другим!"
   "Неправда!"-"Я люблю его!"-"Конечно!!!
   Он мой злодей, мои враг!!" - "Селим! Селим!
   Кто ж виноват?"-"Он прав?"-"Ужели вечно
   Не примиритесь вы?" - "Мириться? с ним?
   Да кто же я, чтоб злобой скоротечной
   Дразнить людей и небо!" - "Ты жесток!"
   "Как быть? такую душу дал мне рок!
   338
   xvn
   Прощай! уж поздно! Бог рассудит нас!
   Но если я с тобой увижусь снова,
   То это будет-знай-в последний раз!..->
   Он тихо встал, и более ни слова,
   И тихо удалился. День угас;
   Лишь бледный луч из-за Бешту крутого
   Едва светил прощальною струей
   На бледный лик черкешенки младой!
   ХУШ
   Селим не возвращался. Акбулат
   Спокоен. Он не .видит, что порою
   Его жены доселе ясный взгляд
   Туманится невольною слезою.
   Вот раз с охоты ехал он назад:
   Аул дремал в тени таясь от зною;
   С мечети божей лишь мулла седой
   Ему, смеясь, кивает головой.
   XIX
   И говорит: "Куда спешишь, мой сын!
   Не лучше ли гулять в широком поле?
   Черкес прямой - всегда, везде один,
   И служит только родине да воле!
   Черкес земле и небу господин,
   И чуждый враг ему не страшен боле;
   Но, если б он послушался меня,
   Жену бы кинул - а купил коня!"
   "Молись себе пророку, злой мулла,
   И не мешайся так в дела чужие.
   Твой верен глаз-моя верней стрела:
   За весь табун твой не отдам жены я!"
   И тот в ответ: "Я не желаю зла,
   22* 339
   Но вспомнишь ты слова мои простые!"
   Смутился Акбулат-потупил взор
   'И скачет он скорей к себе на двор.
   XXI
   С дрожащим сердцем в саклю входит он,
   Глядит: на ложе смятом и разрытом
   Кинжал знакомый блещет без ножон.
   Любимый конь не ржет, не бьет копытом,
   Нейдет навстречу Зара: мертвый сон
   Повсюду. Лишь на очаге забытом
   Сверкает пламень. Он невзвидел дня:
   Нет ни жены! ни лучшего коня!!!
   Без сил, без дум, недвижим, как мертвец,
   Пронзенный сзади пулею несмелой,
   С открытым взором встретивший конец,
   Присел он на порог - и что кипело
   В его груди, то знает лишь творец!
   Часы бежали. Небо потемнело;
   С росой на землю пала тишина;
   Из туч косматых прянула луна.
   Бледней луны сидел он недвижим.
   Вдруг слышен топот: все ясней, яснее,
   Вот мчится в поле конь. Как легкий дым
   Волною грива хлещет вдоль по шее;
   И вьется что-то белое над ним
   Как покрывало... Конь летит быстрее
   Знакомый конь!.. вот близко, прискакал...
   Но вдруг затрясся, захрипел - и пал.
   XXIT
   Издохший конь недвижимо лежит,
   На нем колеблясь блещет покрывало:
   Черкесской пулей тонкий холст пробит:
   Кровь запеклась на нем струею алой!
   340
   К коню в смущенье Акбулат бежит;
   Лицо надеждой снова заблистало:
   "Спасибо, друг, не позабыл меня!"
   И гладит он издохшего коня.
   XXV
   И покрывала белого конец
   Нетерпеливой поднял он рукою;
   Склонился - месяц светит: о творец,
   Чей бледный труп он видит пред собою?
   Глубоко в грудь, как скорпион, свинец
   Впился, насытясь кровью молодою;
   Ремень, обвивший нежный стан кругом,
   К седлу надежным прикреплен узлом.
   XX П
   Как ранний снег бела и холодна,
   Бесчувственно рука ее лежала,
   Обрызганная кровью... и луна
   По гладкому челу, скользя, играла.
   С бесцветных уст, как слабый призрак сна,
   Последняя улыбка исчезала;
   И, опустясь, ресницы бахромой
   Бездушный взор таили под собой.
   Узнал ли ты, несчастный Акбулат,
   Свою жену, подругу жизни старой?
   Чей сладкий голос, чей веселый взгляд
   Был одарен неведомою чарой,
   Пленял тебя лишь день тому назад?
   Все понял он - стоит над мертвой Зарой;
   Терзает грудь и рвет одежды он,
   Зовет ее - но крепок мертвых сон!
   ХХУШ>
   Да упадет проклятие людей
   На жизнь Селима. Пусть в степи палящей
   От глаз его сокроется ручей.
   341
   Пускай булат руке его дрожащей
   Изменит в битве; и в кругу друзей
   Тоска туманит взор его блестящий;
   Пускай один, бродя во тьме ночной,
   Он чей-то шаг все слышит за собой.
   ХХ1Х>
   Да упадет проклятие аллы
   На голову убийцы молодого;
   Пускай умрет не в битве - от стрелы
   Неведомой разбойника ночного,
   И полумертвый на хребте скалы
   Три ночи и три дня лежит без крова;
   Пусть зной палит и бьет его гроза
   И хищный коршун выклюгт глаза!
   ххх>
   Когда придет, покинув выси гор,
   Его душа к обещанному раю,
   Пускай пророк свой отворотит взор
   И грозно молвит: "Я тебя не> знаю!"
   Тогда, поняв язвительный укор,
   Воскликнет он: "Прости мне1 умоляю!.."
   И снова скажет грешнику пророк:
   "Ты был жесток-и я с тобой жесток!"
   ХХХ1>
   И в ту же ночь за час перед зарей
   С мечети грянул вещий звук набата.
   Народ сбежался: как маяк ночной,
   Пылала ярко сакля Акбулата.
   Вокруг нее огонь вился змеей,
   Кидая к небу с треском искры злата;
   И чей-то смех мучительный и злой
   Сквозь дым и пламя вылетал порой.
   хххп>
   И ниц упал испуганный народ.
   "Молитесь, дети! это смех шайтана!"
   Сказал мулла таинственно - и вот
   342
   Какой-то темный стих из алкорана
   Запел он громко. Но огонь ревет
   И мечется сильнее урагана
   И, не внимая жалобным мольбам,
   Расходится по крышам и стенам.
   хххш
   И зарево на дальних высотах
   Трепещущим румянцем отразилось;
   И серна гор, лежавшая в кустах,
   Послышав крик, вздрогнула, пробудилась,
   Ее невольно обнял тайный страх:
   Стряхнув с себя росу, она пустилась,
   И спавшие под сению скалы
   Взвилися с криком дикие орлы.
   XXXIV
   Сгорел аул - и слух об нем исчез;'
   Его сыны рассыпаны в чужбине.
   Лишь иногда в тумяыный день черкес
   Об нем, вздохнув, рассказывает ныне
   При малых детях. И чужих небес
   Питомец, проезжая по пустыне,
   Напрасно молвит казаку:
   "Скажи, Не знаешь ли аула Баетунджи?.."
   <<<<<<
   ХАДЖИ АБРЕК
   Велик, богат аул Джемат,
   Он ни кому не платит дани;
   Его стена - ручной булат;
   Его мечеть - на поле брани.
   Его свободные сыны
   В огнях войны закалены;
   Дела их громки по Кавказу,
   В народах дальних и чужих,
   И сердца русского ни разу
   Не миновала пуля их.
   По небу знойный день катится,
   От скал горячих пар струится;
   Орел, недвижим на крылах,
   Едва чернеет в облаках;
   Ущелья в сон погружены:
   В ауле нет лишь тишины.
   Аул встревоженный пустеет,
   И под горой, где ветер веет,
   Где из утеса бьет поток,
   Стоит внимательный кружок.
   Об чем ведет переговоры
   Совет джематских удальцов?
   Хотят ли вновь пуститься в горы
   На ловлю чуждых табунов?
   Не ждут ли русского отряда,
   До крови лакомых гостей?
   Нет,-только жалость и досада
   344
   Видна во взорах узденей.
   Покрыт одеждами чужими,
   Сидит на камне между ними
   Лезгинец дряхлый и седой;
   И льется речь его потоком,
   И вкруг себя блестящим оком
   Печально водит он порой.
   Рассказу старого лезгина
   Внимали все. Он говорил:
   "Три нежных дочери, три сына
   Мне бог на старость подарил;
   Но бури злые разразились,
   И ветви древа обвалились,
   И я стою теперь один,
   Как голый пень среди долин.
   Увы, я стар! Мои седины
   Белее снега той вершины.
   Но и под снегом иногда
   Бежит кипучая вода!..
   Сюда, наездники Джемата!.
   Откройте удаль мне свою! .
   Кто знает князя Бей-Булата? :
   Кто возвратит мне дочь мою?
   В плену сестры ее увяли,
   В бою неровном братья пали;
   В чужбине двое, а меньшой
   Пронзен штыком передо мной.
   Он улыбался, умирая!
   Он, верно, зрел, как дева рая
   К нему слетела пред концом,
   Махая радужным венцом!..
   И вот пошел я жить в пустыню
   С последней дочерью своей.
   Ее хранил я, как святыню;
   Все, что имел я, было в ней:
   Я взял с собою лишь ее
   Да неизменное ружье.
   В пещере с ней я поселился,
   Родимой хижины лишен:
   К беде я скоро приучился,
   Давно был к воле приучен.
   34.5
   Но час ударил неизбежный,
   И улетел птенец мой нежный!..
   Однажды ночь была глухая,
   Я спал... Безмолвно надо мной
   Зеленой веткою махая,
   Сидел мой ангел молодой.
   Вдруг просыпаюсь: слышу, шепот,
   И слабый крик, - и конский топот...
   Бегу и вижу - под горой
   Несется всадник с быстротой,
   Схватив ее в свои объятья.
   Я с ним послал свои проклятья.
   О, для чего, второй гонец,
   Настичь не мог их мой свинец!
   С кровавым мщеньем, вот здесь скрытым,
   Без сил отметить за свой позор,
   Влачусь я по горам с тех пор,
   Как змей, раздавленный копытом.
   И нет покоя для меня
   С того мучительного дня...
   Сюда, наездники Джемата!
   Откройте удаль мне свою!
   Кто знает князя Бей-Булата?
   Кто привезет мне дочь мою?"
   "Я!"-молвил витязь черноокий,
   Схватившись за кинжал широкий,
   И в изумлении немом
   Толпа раздвинулась кругом.
   "Я знаю князя! Я решился!..
   Две ночи здесь ты жди меня:
   Хаджи бесстрашный не садился
   Ни разу даром на коня.
   Но если я не буду к сроку,
   Тогда обет мой позабудь,
   И об душе моей пророку
   Ты помолись, пускаясь в путь".
   Взошла заря. Из-за туманов
   На небосклоне голубом
   Главы гранитных великанов
   346
   Встают увенчанные льдом.
   В ущелье облако проснулось,
   Как парус розовый, надулось
   И понеслось по вышине.
   Все дышит утром. За оврагом,
   По косогору едет шагом
   Черкес на борзом скакуне.
   Еще ленивое светило
   Росы холмов не осушило.
   Со скал высоких, над путем,
   Склонился дикий виноградник;
   Его серебряным дождем
   Осыпан часто конь и всадник:
   Небрежно бросив повода,
   Красивой плеткой он махает
   И песню дедов иногда,
   Склонись на гриву, запевает.
   И дальний отзыв за горой
   Уныло вторит песни той.
   Есть поворот-и путь, прорытый
   Арбы скрипучим колесом,
   Там, где красивые граниты
   Рубчатым сходятся венцом.
   Оттуда он, как под ногами,
   Смиренный различит аул,
   И пыль, поднятую стадами,
   И пробужденья первый гул,
   И на краю крутого ската
   Отметит саклю Бей-Булата
   И, как орел, с вершины гор
   Вперит на крышу светлый взор.
   В тени прохладной, у порога,
   Лезгинка юная сидит.
   Пред нею тянется дорога,
   Но грустно вдаль она глядит.
   Кого ты ждешь, звезда востока,
   С заботой нежною такой?
   Не друг ли будет издалека?
   Не брат ли с битвы роковой?
   От зноя утомясь дневного,
   347
   Твоя головка уж готова
   На грудь высокую упасть;
   Рука скользнула вдоль колета,
   И неги сладостная власть
   Плечо исторгнула из плена;
   Отяготел твой ясный взор,
   Покрывшись влагою жемчужной;
   В твоих щеках как метеор
   Играет пламя крови южной;
   Уста волшебные твои
   Зовут лобзание любви.
   Немым встревожена желаньем
   Обнять ты ищешь что-нибудь,
   И перси слабым трепетаньем
   Хотят покровы оттолкнуть.
   О, где ты, сердца друг бесценный!..
   Но вот - и топот отдаленный,
   И пыль знакомая взвилась,
   И дева шепчет: "Это князь!"
   Легко надежда утешает,
   Легко обманывает глаз:
   Уж близко путник подъезжает...
   Увы, она его не знает
   И видит только в первый раз!
   То странник, в поле запоздалый,
   Гостеприимный ищет кров;
   Дымится конь его усталый,
   И он спрыгнуть уже готов...
   Спрыгни же, всадник!.. Что же он
   Как будто крова испугался?
   Он смотрит! Краткий, грустный стон
   От губ сомкнутых оторвался,
   Как лист от ветви молодой,
   Измятый летнею грозой!
   "Что медлишь, путник, у порога?
   Слезай с походного коня.
   Случайный гость - подарок бога.
   Кумыс и мед есть у меня.
   348
   Ты, вижу, беден; я богата.
   Почти же кровлю Бей-Булата!
   Когда опять поедешь в путь,
   В молитве нас не позабудь!"
   Хаджи Абрек
   Аллах спаси тебя, Лейла!
   Ты гостя лаской подарила;
   И от отца тебе поклон
   За то привез с собою он.
   Лейла
   Как! Мой отец? Меня поныне
   В разлуке долгой не забыл? Где он живет?
   Хаджи Абрек
   Где прежде жил:
   То в чуждой сакле, то в пустыне.
   Лейла
   Скажи: он весел, он счастлив?
   Скорей ответствуй мне...
   Хаджи Абрек
   Он жив. Хотя порой дождям и стуже
   Открыта голова его... Но ты?
   Л е и л а
   Я счастлива. Хаджи Абрек (тихо)
   Тем хуже! Л е и л а А? что ты молвил?..
   Х аджи Абрек
   Ничего! 349
   Сидит пришелец за столом.
   Чпхирь с серебряным пшеном
   Пред ним не тронуты доселе
   Стоят! Он странен, в самом деле!
   Как на челе его крутом
   Блуждают, движутся морщины!
   Рукою лет или кручины
   Проведены они по нем?
   Развеселить его желая,
   Леила бубен свой берет;
   В него перстами ударяя,
   Лезгинку пляшет и поет.
   Ее глаза как звезды блещут,
   И груди полные трепещут;
   Восторгом детским, но живым
   Душа невинная объята:
   Она кружится перед ним,
   Как мотылек в лучах заката.
   И вдруг звенящий бубен свой
   Подъемлет белыми руками;
   Вертит его над головой
   И тихо черными очами
   Поводит, - и, без слов, уста
   Хотят сказать улыбкой милой:'
   "Развеселись, мой гость унылый!
   Судьба и горе - все мечта!"
   Хаджи Абрек
   Довольно! Перестань, Леила;
   На миг веселость позабудь:
   Скажи, ужель когда-нибудь
   О смерти мысль не приходила
   Тебя встревожить? отвечай.
   Леила
   Нет! Что мне хладная могила?
   Я на земле нашла свой рай.
   350
   Хаджи Абрек
   Еще вопрос: ты не грустила
   О дальней родине своей,
   О светлом небе Дагестана?
   Леила
   К чему? Мне лучше, веселей
   Среди нагорного тумана.
   Везде прекрасен божий свет.
   Отечества для сердца нет!
   Оно насилья не боится,
   Как птичка вырвется, умчится.
   Поверь мне - счастье только там,
   Где любят нас, где верят нам!
   Хаджи Абрек
   Любовь!.. Но знаешь ли, какое
   Блаженство на земле второе
   Тому, кто все похоронил,
   Чему он верил, что любил!
   Блаженство то верней Любови
   И только хочет слез да крови.
   В нем утешенье для людей,
   Когда умрет другое счастье;
   В нем преступлений сладострастье,
   В нем ад и рай души моей.
   Оно при нас всегда, бессменно;
   То мучит, то ласкает нас...
   Нет, за единый мщенья час,
   Клянусь, я не взял бы вселенной!
   Ты бледен?
   Леила
   Хаджи Абрек
   Выслушай. Давно
   Тому назад имел я брата;
   И он, - так было суждено,
   Погиб от пули Бей-Булата.
   Погиб без славы, не в бою,
   Как зверь лесной,- врага не зная;
   331
   Но месть и ненависть свою
   Он завещал мне, умирая.
   И я убийцу отыскал:
   И занесен был мой кинжал,
   Но я подумал: "Это ль мщенье?
   Что смерть! Ужель одно мгновенье
   Заплатит мне за столько лет
   Печали, грусти, мук?.. О нет!
   Он что-нибудь да в мире любит:
   Найду любви его предмет,
   И мой удар его погубит!"
   Свершилось наконец. Пора!
   Твой час пробил еще вчера.
   Смотри, уж блещет луч заката!..
   Пора! я слышу голос брата.
   Когда сегодня а первый раз
   Я увидал твой образ нежный,
   Тоскою горькой и мятежной
   Душа, как адом, вся зажглась.
   Но это чувство улетело...
   Баллах! исполню клятву смело!
   Как зимний снег в горах, бледна,
   Пред ним повергнулась она
   На ослабевшие колени;
   Мольбы, рыданья, слезы, пени
   Перед жестоким излились.
   "Ох, ты ужасен с этим взглядом!
   Нет, не смотри так! Отвернись!
   По мне текут холодным ядом
   Слова твои... О, боже мой!
   Ужель ты шутишь надо мной?
   Ответствуй! ничего не значат
   Невинных слезы пред тобой?
   О, сжалься!.. Говори-как плачут
   В твоей родимой стороне?
   Погибнуть рано, рано мне!..
   Оставь мне жизнь! оставь мне младость!
   Ты знал ли, что такое радость?
   Бывал ли ты во цвете лет
   Любим, как я?.. О, верно нет!"
   352
   Хаджи в молчанье роковом
   Стоял с нахмуренным челом.
   "В твоих глазах ни сожаленья,
   Ни слез, жестокий, не видать!..
   Ах!.. Боже!.. Ай!.. дай подождать!..
   Хоть час один... одно мгновенье!!."
   Блеснула шашка. Раз - и два!
   И покатилась голова...
   И окровавленной рукою
   С земли он приподнял ее.
   И острой шашки лезвее
   Обтер волнистою косою.
   Потом, бездушное чело
   Одевши буркою косматой,
   Он вышел и прыгнул в седло.
   Послушный конь его, объятый
   Внезапно страхом неземным,
   Храпит и пенится под ним:
   Щетиной грива, - ржет и пышет,
   Грызет стальные удила,
   Ни слов, ни повода не слышит
   И мчится в горы как стрела.
   Заря бледнеет; поздно, поздно,
   Сырая ночь недалека!
   С вершин Кавказа тихо, грозно
   Ползут, как змеи, облака:
   Игру бессвязную заводят,
   В провалы душные заходят,
   Задев колючие кусты,
   Бросают жемчуг на листы.
   Ручей катится - мутный, серый;
   В нем пена бьет из-под травы;
   И блещет сквозь туман пещеры,
   Как очи мертвой головы.
   Скорее, путник одинокой!
   Закройся буркою широкой,
   353
   Ремянный повод натяни,
   Ремянной плеткою махни.
   Тебе вослед еще не мчится
   Ни горный дух, ни дикий зверь,
   Но если можешь ты молиться,
   То не мешало бы - теперь.
   "Скачи, мой конь! Пугливым оком
   Зачем глядишь перед собой?
   То камень, сглаженный потоком!..
   То змей блистает чешуей!..
   Твоею гривой в поле брани
   Стирал я кровь с могучей длани;
   В степи глухой, в недобрый час,
   Уже не раз меня ты спас.
   Мы отдохнем в краю родном;
   Твою уздечку еще боле
   Обвешу русским серебром;
   И будешь ты в зеленом поле.
   Давно ль, давно ль ты изменился,
   Скажи, товарищ дорогой?
   Что рано пеною покрылся?
   Что тяжко дышишь подо мной?
   Вот месяц выйдет из тумана,
   Верхи дерев осеребрит,
   И нам откроется поляна,
   Где наш аул во мраке спит;
   Заблещут, издали мелькая,
   Огни джематских пастухов,
   И различим мы, подъезжая,
   Глухое ржанье табунов;
   И кони вкруг тебя столпятся...
   Но стоит мне лишь приподняться;
   Они в испуге захрапят,
   И все шарахнутся назад:
   Они почуют издалека,
   Что мы с тобою дети рока!.."
   Долины ночь еще объемлет,
   Аул Джемат спокойно дремлет;
   Один старик лишь в нем не спит.
   354
   Один, как памятник могильный,
   Недвижим, близ дороги пыльной,
   На сером камне он сидит.
   Его глаза на путь далекой
   Устремлены с тоской глубокой.
   "Кто этот всадник? Бережливо
   Съезжает он с горы крутой;
   Его товарищ долгогривый
   Поник усталой головой.
   В руке, под буркою дорожной,
   Он что-то держит осторожно
   И бережет как свет очей".
   И думает старик согбенный:
   "Подарок, верно, драгоценный
   От милой дочери моей!"
   Уж всадник близок: под горою
   Коня он вдруг остановил;
   Потом дрожащею рукою
   Он бурку темную открыл;
   Открыл, - и дар его кровавый
   Скатился тихо на траву.
   Несчастный видит, - боже правый!
   Своей Лейлы голову!..
   И он, в безумном восхищенье,
   К своим устам ее прижал!
   Как будто ей передавал
   Свое последнее мученье.
   Всю жизнь свою в единый стон,
   В одно лобзанье вылил он.
   Довольно люди и> печали
   В нем сердце бедное терзали!
   Как нить, истлевшая давно,
   Разорвалося вдруг оно,
   И неподвижные морщины
   Покрылись бледностью кончины.
   Душа так быстро отлетела,
   Что мысль, которой до конца
   Он жил, черты его лица
   Совсем оставить не успела.
   23* 355
   Молчанье мрачное храня,
   Хаджи ему не подивился:
   Взглянул на шашку, на коня
   И быстро в горы удалился.
   Промчался год. В глухой теснине
   Два трупа смрадные, в пыли,
   Блуждая, путники нашли
   И схоронили на вершине.
   Облиты кровью были оба,
   И ярко начертала злоба
   Проклятие на их челе.
   Обнявшись крепко, на земле
   Они лежали, костенея,
   Два друга с виду - два злодея!
   Быть может, то одна мечта,
   Но бедным странникам казалось,
   Что их лицо порой менялось,
   Что все грозили их уста.
   Одежда их была богата,
   Башлык их шапки покрывал:
   В одном узнали Бей-Булата,
   Никто другого не узнал.
   С А Ш К А Нравственная поэма
   Наш век смешон и жалок, - все пиши
   Ему про казни, цепи да изгнанья,
   Про темные волнения души,
   И только слышишь муки да страданья.
   Такие вещи очень хороши
   Тому, кто мало спит, кто думать любит,