– Мама, что-то нюхается… – пропищал Гришка, завернутый куколкой в одеяло.
   – Это хорошо, что «нюхается», значит, нос все-таки пробило.
   – Мама, у меня и кашель…
   – Да, я слышу… Очень плохо…
   – Это меня папа заразил? Он вчера кашлял, я слышал.
   – Может быть, и папа. В любом случае, кашель – это очень плохо.
   – А тебя папа заразил?
   – Нет, слава Богу.
   – Это потому что он ко мне пристает. Целоваться лезет… А к тебе не пристает.
   Устами младенца… Интересное наблюдение.
   Гришка, пропотев, быстро уснул. Времени – одиннадцать. Антон не возвращался…
 
   Свекровь мирно похрапывала за стеной, Гришка легко дышал свободным от козявок носом в густом чесночном воздухе спальни. Я тихонько оделась, пересчитала деньги в кошельке, освободила от зарядки мобильник и, свернув на всякий случай отвлекающую кишку из одеяла на своей кровати, вышла в коридор.
   В полумраке кривошеей лампы из зеркала на меня взглянула безумными глазами тетка средних лет. Время летит непростительно быстро. Где мои чудные длинные волосы, где мои веселые беззаботные глаза, где тощие коленки и длинные ярко-красные ногти? Волосы, впрочем, я сама отрезала. Во всем сама виновата. Хотя если прислушиваться к мнению практикующих психологов, то дело не во мне, ибо я – непогрешимая звезда. Надо, ой как надо рубить пятиголовую гидру. Вот сейчас доеду до ресторана и оттаскаю гидру за патлы. И прямо по полу, прямо по полу мерзкую сволочь. Дайте мне только за волосенки ее подержаться…
   Я не стала ждать автобуса. На мою несмело поднятую руку немедленно остановился обглоданный жизнью жигуленок, и из его темного нутра послышался голос с характерным акцентом:
   – Дэвушка, тэбэ куда?
   – В центр, ресторан «Премудрый пескарь», я покажу дорогу, – решительно сказала я и села на переднее пассажирское сидение.
   – С вэтерком или как? – поинтересовался немолодой водитель в блестящих трениках и офисной рубашке в тонкую полоску.
   – Лучше без ветерка. – Я попыталась нащупать железный язык ремня безопасности.
   – Ай, дэвушка, – обиделся водитель, – зачем сэрдишься? Не надо привязываться, поедем как скажешь.
   – Привычка, – миролюбиво объяснила я. – У меня муж очень быстро водит, я с ним всегда пристегиваюсь.
   – Я не муж, – ласково взглянул водитель.
   Я предпочла промолчать, и какое-то время мы ехали в тишине. Когда свернули на Садовое, он вежливо осведомился:
   – На работу?
   – Поздно уже для работы, – тоном учительницы младших классов ответила я. – Мне… э… по делам надо. Вернее, на встречу. С подругой.
   – Подруга молодой? Красивый как пэрсик? – развеселился водила.
   – Почти, – уклончиво сказала я. – Она серьезная дама, директор ресторана. К ней на работу я и еду.
   – Ресторан – хорошо. Шашлык-машлык, вино, песни… Ресторан – очень хорошо. У меня был ресторан.
   – Был? А куда делся? Прогорели?
   – Да, прогорели. Конкурент сжег, сабака.
   – Ужас какой. Никто не пострадал?
   – Пастрадал… Сабака и пастрадал. Я его сильно бил потом.
   У меня в кармане похотливо завибрировал телефон.
   – Маша? – Антон пытался перекричать гремевшую рядом с ним музыку. – Я, наверное, не приеду.
   – Не поняла?
   – Я встретил однокурсника. Представляешь, такое совпадение, у него тоже сегодня день рождения. Я его сто лет не видел. Мы выпили, за руль уже не сяду.
   – Вызови такси, – прошипела я.
   – Маш, ну не злись. Он живет тут рядом, мы скоро к нему пойдем. Посидим. Стариной тряхнем…
   – Чем ты тряхнешь?
   – Маш, перестань. Помнишь, как ты напилась у Варьки и не пришла ночевать? Я же не устраивал истерик.
   – Антон, это было два года назад и один-единственный раз в нашей семейной жизни.
   – Так и я не каждый день у друзей ночую. Ладно, не удобно кричать на весь ресторан. А то еще подумают, что у меня с женой плохие отношения.
   – Действительно, какой ужас!
   Антон отключился. Черноволосый водитель сочувственно посмотрел на меня:
   – Гуляит? Ничего, пусть гуляит, пока молодой. Мужчина должен быть джигитом!
   – Да какой он джигит, он офисная крыса, – разозлилась я.
   – Нельзя, дэвушка, так про джигита говорить. Какой же он крыса, если он ночью в ресторане шашлык кушает?
   Машина завернула в переулок и остановилась перед темными окнами «Премудрого пескаря».
   – Тут подруга живет? – кивнул водитель на печально мерцающую вывеску.
   – Подруга-то? – мрачно переспросила я. – Подруга тут, но мне надо в другой ресторан. Он должен быть где-то рядом…
   Мы медленно проехали еще один квартал. На углу призывно засверкал искусственными огнями бар-ресторан «У подружки», донеслись возбуждающие звуки ламбады, и пьяный женский голос завизжал с открытой веранды:
   – Антоша!!!
   – Кажется, мне сюда. – Притормозите-ка…
   Горец бесшумно остановил своего железного коня и взял меня за локоть:
   – Дэвушка, хочешь с тобой пойду?
   – Зачем? – удивилась я.
   – Ты молодой, горячий… Можешь дров наломать.
   – Нет, спасибо. Я сама, – расчувствовалась я из-за такого рыцарского поведения незнакомого человека в трениках. – Вы меня лучше здесь подождите. Я только дров наломаю – и обратно. Я вам простой оплачу.
   – Деньги – пыль! – отрезал горец. – Если помощь надо – кричи. Вахтанг, кричи, Вахтанг. Поняла?
   – Ага, – кивнула я и сжала его шершавую ладонь, – буду кричать.
   Бар «У подружки», похоже, был довольно дешевым заведением, несмотря на то, что к нему и прилепили гордое «ресторан». Сквозь кусты распускающейся сирени был виден угол веранды, где веселились полуночные посетители. Ближе всего к моему наблюдательному пункту располагалась компания молодежи. Судя по крикам «сессию – в жопу!», студенты дневного отделения. Чуть дальше спал под столом человек в алом революционном свитере. И, наконец, за третьим столиком, который был виден только наполовину, сидела тощая девка в люрексовой кофте и орала пьяным голосом:
   – Антоша! Антош-а-а-а-а-а-а!
   Я пригляделась. На столе грязная посуда с рваными листьями зеленого салата, которым устилают тарелки для красоты. Полная щедрых окурков пепельница. Волосы девки собраны в пучок и зафиксированы модной заколкой-раковиной, сейчас такие рекламируют по телевизору. Шея тощая, бугристая от позвонков. Гидра… Она…
   Интересно, а куда Антон делся? Я вытащила из кармана мобильник и набрала номер мужа. В трубке похабно затрещало, включился автоответчик.
   «Я все знаю, ты сволочь» – тихо сказала я в телефон и дала отбой.
   Студенты подняли тост за настоящую мужскую дружбу и «чтоб сопромат сдох». Гидра за дальним столиком смачно почесала задницу и снова заголосила:
   – Антоша!!!!
   Я еще раз набрала номер мужа. На столе у девки зазвонил телефон. Она потянулась к нему тощей лапкой, посмотрела на табло и вдруг, привстав, размахнулась и швырнула мобильник ко мне в кусты сирени. Я встрепенулась и, ломая ветки, бросилась туда, где, утонул в траве дорогостоящий аппарат моего супруга.
   – Ребя, там кто-то есть! – начали вскакивать с мест студенты.
   Гидра заверещала и метнулась за угол, сверкнув на свету пошлой люрексовой кофтой.
   – Держи гомиков! – вдруг закричал один из двоечников по сопромату и сиганул через низкую плетеную ограду веранды. За ним с радостными воплями устремились товарищи. Я ойкнула и, круто сменив направление, побежала к дороге.
   Завидев меня, несущуюся, как антилопа, по тротуару, джигит взревел мотором своего скакуна.
   Я, с трудом вписавшись в распахнутую дверцу машины, завалилась на заднее сиденье, и автомобиль, сорвавшись с места как в кино, понесся по переулку к Садовому кольцу.
   Нам вслед полетели вилки и пара пивных бокалов. Студенты отстали.
   – Маладца! Ай, маладца! – восхищенно сказал джигит. – Такие дэвушки у нас в армии служат. Уважаю! Ай, уважаю!
 
   Дома было темно и душно. Свекровь звонко храпела, тихо тикали ходики на кухне. Через открытую форточку в спальне доносились яростные соловьиные трели. Гришка разметался по кровати, свалив на пол одеяло в гномиках.
   Я потрогала его лоб. Температуры, кажется, не было.
   – Мама, я тебя люблю, – сказал ребенок во сне.
   Я села на пол возле детской кроватки и заплакала.

Глава 18
Безумие стихии

   Будильник-пищалка настойчиво взывал к совести, но горячая мягкая подушка с наволочкой в лебедях не отпускала. Помнится, Варька возмущалась, что после ссоры мужчины быстро и легко засыпают, а женщины мучаются бессонницей, снова и снова прокручивая в голове обидные слова, которые не успели сказать любимому. На поверку оказалось, что я после детективных приключений с погонями и выяснением деталей мужниной измены засыпаю моментально и сплю безмятежно и крепко.
   – Мам, ну мам… – ныл Гришка, – мне твой будильник спать мешает…
   Рыжий кот, утеряв всякий стыд, запрыгнул на кровать и потерся головой о мою голую пятку, выглядывающую из-под одеяла.
   Послышались полушаркающие шаги свекрови:
   – Мария, ты не заболела?
   – Нет, конечно, – пробубнила я, силясь выкопаться из одеяла, – не имею такого права.
   Мария Петровна шумно понюхала воздух в спальне:
   – Маша, а где Антон?
   – Он уже уехал, – моментально, не задумываясь, соврала я. – А вчера очень поздно вернулся.
   – Бедный мальчик, – покачала головой свекровь, – все работает, работает. Не высыпается совсем. Вставай уже, Маша. – И свекровь, скроив недовольное лицо, удалилась.
   Антон позвонил, когда я засыпала мясистые зерна «Арабики» в кофемолку.
   – Маша, я сейчас все объясню…
   Кто бы сомневался! Классическая фраза.
   – Хочешь, я сама все придумаю, – сказала я, пнув очень кстати подвернувшегося кота.
   Тот прижал уши и ретировался в коридор.
   – Только не начинай! – предупредил Антон.
   – Не начинать чего?
   – Истерик, – деловито ответил Антон. – Они совершенно беспочвенны.
   – Это подозрения бывают беспочвенны, истерики обычно необоснованны.
   – Не буду спорить, ты же у нас художник слова.
   – Итак, – я крепко прижала крышку кофемолки к ее краснобокому телу, – ты потерял мобильник…
   – Откуда ты знаешь? – опешил Антон.
   – У меня третий глаз, – сообщила я, на всякий случай бросив взгляд в маленькое зеркальце, которое висело в кухне возле похабного календаря с котятами. – А еще ты познакомился с удивительным человеком.
   – Не с женщиной, – тут же уточнил Антон.
   – Ну, какая же она женщина. Женщина – это ординарно, она – фея и принцесса. Она – само совершенство.
   – Маша, я просил не начинать! – В голосе Антона послышались нотки неподдельного раздражения.
   – Или не так… Ты спасал товарища, который попал в беду. Например, выбросился в Москву-реку с десятого этажа, предварительно выпив крысиного яду.
   – Не яду, а водки, что, впрочем, почти одно и тоже, – поправил Антон. – И не выбросился, а упал случайно. И не в реку, а в клумбу напротив мэрии. И это бы еще ничего, но он нагрубил милиционеру, попытавшемуся поднять его с этой клумбы. Короче говоря, вспомнили студенческую юность – попали в милицию. – И муж засмеялся весело и радостно, как двоечник-первоклассник, которого старшие курящие товарищи признали за своего.
   На кухне возникла Мария Петровна, вся в бигудях и в волнующем жабо.
   – Вы куда-то собираетесь? – насторожилась я, забыв про Антона.
   – Сегодня конференция по обмену опытом с молодыми преподавателями истории и литературы, – сообщила свекровь с таким видом, как будто помнить эту чушь – моя прямая обязанность.
   – Мария Петровна, а как же Гришка? Он кашляет…
   – Машенька, – входя в роль матроны, передающей бесценный педагогический опыт, медленно произнесла свекровь, – я вырастила Антона без бабушек и тетушек. И вообще я никогда ни на кого не надеялась.
   В такие минуты мне отчаянно хочется ее задушить. И мне кажется, что технически сделать это несложно. Несмотря на бодрый вид и все еще активный возраст, Мария Петровна представляется мне простым объектом для удушения. Впрочем, если начать немедленно здесь же, на кухне, то, возможно, придется преодолеть некоторое сопротивление, а вот если подождать, пока она уснет, то при помощи обычной подушки можно сотворить настоящие чудеса.
   – Я надеюсь, ты понимаешь, Маша, – продолжала между тем свекровь, поправляя печенинки на блюде, чтоб лежали симметрично, – что обижаться на меня не следует.
   – Ну что, вы, – процедила сквозь зубы я, – давно уже перестала на вас обижаться.
   – Вот и хорошо, – медово улыбнулась Мария Петровна и уплыла в ванную.
   За окном сгущались серые тяжелые тучи, как пить дать – к сильному дождю. На плите зашипел, завонял и выплюнул порцию коричневой жижи на блестящий бочок турки мой утренний бодрящий кофе. Я взяла турку за черный хвост и с чувством опрокинула содержимое в раковину.
 
   Мобильный телефон няни Кристины не отвечал. Пришлось звонить полногрудой Ангелине и петь сладкую песню о ее незаменимости. Ангелина была сдержанна в ответах:
   – Да… Нет… Даже и не знаю… Мне так неудобно добираться вечером домой… У вас там парк…
   – Антон вас проводит, – решилась я на крайние меры, здраво рассудив, что вполне могу пожертвовать гулящим мужем. Какая теперь разница.
   Я надеюсь, сегодня наш герой-любовник соизволит добраться после работы домой без заходов в милицию или по бабам. Почему бы ему не пожамкать няню в парковых кустах, от этого хоть польза семье будет.
   – Ну ладно, – согласилась та. – Скоро буду…
   – Не опаздывайте, пожалуйста, моя свекровь через полчаса уходит, – попросила я.
 
   Осталась одна радость в жизни – физкультура по утрам. Несешься словно лошадь по движущимся ступенькам эскалатора и чувствуешь, как целлюлит из задницы плавно перемещается в мозоли на пятках.
   Из-за переговоров с Ангелиной я опаздывала на работу, поэтому мчалась не разбирая дороги, не глядя на людей. Сейчас уйдет редакционная маршрутка от станции метро, только пукнет на прощанье колечком выхлопного газа – и уйдет. А следующую ждать полчаса, не меньше. Или идти пешком до редакции, что приятно в хорошую погоду, а сейчас, наверное, дождь: навстречу идут мокрые люди с капающими полузакрытыми зонтами.
   Подземный переход длинный, с низким потолком, темный и сырой, как катакомба в Великую Отечественную. В таких прятались враги народа и государства – попеременно. Народу много, всем жарко, все потные и воняют. Все бегут, как будто вместе собрались догнать мою маршрутку. Вдруг авангардные ряды где-то там далеко впереди притормозили – оказывается, прямо по курсу глубокая лужа с Каспийское море. Пока я тряслась в метро на улице прошел сильный ливень.
   – Я не умею плавать, – сердито говорит дама в платье в горох, мокрая юбка которого нежно облепила ее кривые ноги.
   Шутки шутками, а воды выше щиколоток. И не обойти никак: затопило, похоже, весь переход. Мне в моих тряпичных шлепанцах-полосках в лужу ну совсем нельзя. Вдруг заметила, что сбоку, прямо из чрева стены хлещет серая звонкая вода, рядом с источником болтается на толстом проводе самодельная розетка… Много лет назад учитель физики пытался мне что-то объяснить насчет электропроводимости, не припомню точно что. Но чувствую, надо делать отсюда мокрые ноги, и побыстрее. Путь один – в обход, в составе группы идущих на железнодорожную платформу. Однако и тут дорогу преградили мутные лужи. Делать нечего. Закатала штаны, сказала тихо неприличное слово и ступила в холодную тяжелую воду…
   – Девушка, а это дорога куда? – Веселый румяный мужик с полосатой сумкой попытался меня обогнать, заглянуть в лицо и прочитать в нем участие.
   – Это? Это дорога в мир!
   И ведь даже не выругалась, вот что значит – книжек в детстве начиталась: то про д’Артаньяна, то про доктора Паскаля, да еще про этого… Мастера с его Иешуа.
   – Девушка, а можно с вами? – не унимался мужик, бодренько семеня рядом.
   – Куда со мной? – рассердилась все-таки я.
   – В мир… – Лицо спутника принимает жалостливое выражение, бровки собираются к переносице, сжимая кожу в розовую упитанную гармошку. – Понимаете, я не местный… Если я опоздаю, у меня вся жизнь разрушится.
   – Думаете, я вам помогу? В моей жизни уже все разрушилось напрочь!
   – Что вы говорите?! – Мужик на бегу взялся за сердце.
   – Да! У меня муж дома не ночует! У ребенка сопли, а у свекрови дележка опыта. А у няни – четвертый размер груди!
   – Не может быть! – восхищенно воскликнул мой спутник.
   – Ну, третий. С половиной.
   Я резко повернула влево, мужик отстал и остановился, беспомощно разводя толстенькими ручками.
   Новое препятствие – земляная лестница, идущая вверх. Скользкая от дождя, усеянная старым и молодым мусором, с ржавой трубой слева – держаться. Народ пыхтит, сопит – устремляется. Полезла и я… Взглянула на ноги и ужаснулась. Пальцы грязные, ногти черные, прямо как в детстве на огороде.
   Синяя редакционная маршрутка была переполнена, корректор сидела на руках у курьера, откуда-то сзади доносился сдавленный голос Лидочки:
   – Девушка, не жмите мне на сердце, не жмите мне на сердце…
   Я втиснулась четвертой на переднюю лавку рядом с водителем, рассчитанную на двух пассажиров. Маршрутка тронулась в дождевой пруд, и в ту же секунду полило. Заплясали крупные жирные капли на переднем стекле, застучали в ржавеющую синюю крышу. Сверкнула в сером небе молния, и крякнул гром, откашлявшись раскатом.
   Стихия настолько органично вписалась в мое настроение, что я улыбнулась. Вспомнился безногий капитан, друг Форреста Гампа из одноименного фильма, что с безумием радовался шторму.
   – Нравится? – спросил водитель.
   – Разумеется, – ответила я.
   Хорошее слово – «разумеется». Редкий собеседник будет продолжать болтать, когда ему скажут «разумеется» вместо человеческого «да». Проверено.
 
   В редакции все мокрые и возбужденные. Особенно странно вела себя наша почтенная Инна Владиславовна.
   – Это было ужасно, ужасно, – непрерывно моргая, рассказывала корректорша, – мы еле проникли в маршрутку. Вы же знаете, я всегда хожу пешком от метро, но когда все это гремит и неистовствует… Это так пугает, пугает…
   Марина энергично кивала, подтверждая – да, так пугает, так пугает.
   – И вы представляете, Мариночка, я была вынуждена, у меня просто не было другого выхода… Я не хотела, мне пришлось… Вы знаете, я просто навалилась на этого несчастного молодого человека. И так провела весь путь до редакции.
   Потрепанный курьер, двоечник-заочник Института печати, нервно теребил в углу листочек с заданиями, время от времени поглядывая на Инну Владиславовну.
   – Да, да, я вас понимаю… – Марина участливо смотрела на корректора. – Не волнуйтесь, только не волнуйтесь…
   Лидочка разложила веером на столе мокрые бумаги.
   – Так… И это намокло… И справка из ЖЭКа… И доверенность в суд… О боже! И заявление на раздел имущества…
   Появилась Надюха с пустым чайником в руках:
   – Маш, ты представляешь, на нашем этаже нет воды.
   – Как нет?! – возмутилась я, уставившись на свои черные пальцы. – Только на нашем или во всем здании?
   – Говорят, что в мужских журналах есть.
   Замечательно, помоемся там. Однако выяснилось, что в «Алексе» в женском туалете воды тоже нет. Я повертела яростно синюю и красную ручки у всех кранов по очереди – результата ноль. В сердцах пнула корзину для использованных салфеток и вышла в коридор. Из комнаты для джентльменов послышалось благостное урчание унитаза, и на пороге появился неизвестный по имени сотрудник дружественного издания.
   – Извините, – обратилась я к нему, по-птичьи поджимая грязные пальцы на ногах, – а у вас там, в заведении, вода есть?
   – Да, – приветливо улыбнулся молодой человек, – милости просим.
   – Да мне бы только.. это… ополоснуться.
   – Заходите, заходите, – распахнул дверь, ведущую на запретную территорию, коллега, – там все равно никого нет.
   – Думаете, это удобно?
   – Конечно. Я уже ухожу.
   Когда попадаешь в мужской туалет по жестокой необходимости, то даже прекрасно понимая, что никто тебя тут ловить и насиловать не будет, все равно воровато озираешься, как будто совершаешь нечто непристойное. Нет, надо быть свободной от предрассудков. Я же не на вокзале, в конце концов, а в родной редакции. Здесь нет врагов и маньяков, максимум – появится коллега, который все поймет правильно.
   Перламутровый лак поблескивал на ногтях сквозь слой вязкой грязи. Попытка привести себя в порядок салфетками не принесла ожидаемых результатов. Я закатала немнущиеся штаны до колен, задрала ногу в раковину и аккуратно вымыла ее. Промокнула интеллигентно салфеточками и придирчиво осмотрела. Получилось неплохо.
   Только я водрузила в раковину вторую ногу, скрипнула дверь, и на пороге появился Леша.
   Я так и знала.
   – Маша, – расплылся он в идиотской улыбке, – а что вы тут делаете?
   – Черт, Леш, простите меня, пожалуйста, – я попыталась элегантно вынуть ногу из раковины, – в женском туалете нет воды…
   – Давайте я вам помогу! – Леша метнулся ко мне.
   – Нет, нет, спасибо, – заволновалась я, пытаясь отстранить помощника, – все равно эта нога еще не готова. Будет совсем странно, если я появлюсь в таком виде…
   – Я понял, – моментально сориентировался юноша.
   Он вдруг наклонился, сделал воду посильнее и… начал мыть мне ногу, перебирая грязные пальцы с перламутровыми ногтями. Я взвизгнула и от удивления замерла. Это была ошибка, потому что в следующую секунду Леша, не прекращая своего развратного действа, повернул ко мне лицо, посмотрел масляно в глаза и, шумно вдохнув побольше воздуху, припал страстным поцелуем к моим губам…
   Если я ничего не путаю, нежные девы обязаны закрывать глаза, когда их целуют. Я же, напротив, вылупилась на Лешину мелкую щетину, которая агрессивно зашевелилась в непосредственной близости от моих ресниц. Мысли вертелись исключительно вокруг того, что мне ужасно неудобно стоять, еще секунда – и я упаду на холодный кафельный пол мужского туалета, увлекая за собой крепкое тело переполненного страстью коллеги.
   Леша выпрямился, широко и радостно улыбнулся и сказал:
   – Маша, я вас люблю.
   Это было уже слишком. Левая нога, мытая и красивая, скользнула мокрым шлепанцем по кафелю, я взмахнула руками, как пикирующие пеликаны на Варькиных картинах крыльями, и шлепнулась задницей на пол.
 
   – Маша, что у вас с материалом об измене? – роясь в своих бумагах, спросила Марина.
   – У меня с этим все отлично.
   – В каком смысле?
   – В прямом, все доказано.
   – Что доказано? – Марина подозрительно посмотрела на меня. – Маша, иногда вы говорите так, что я вас совершенно не понимаю.
   – Измена доказана, – уточнила я.
   – А советы героине готовы?
   – Да, почти. Я проконсультировалась с практикующим психологом, через полчаса положу вам на стол.
   – Хорошо. Не тяните, Маша, не тяните… – Марина снова уткнулась в свои бумаги.
   – Вы представляете, я практически не могла дышать… – слышался шепот Инны Владиславовны, – у меня в груди как будто комок застыл, и я чувствовала, что коленки несчастного мальчика дрожат…
 
   Я попыталась сконцентрироваться на работе. Удавалось с трудом. Картина страстного поцелуя в мужском туалете стояла перед глазами и мешала думать. Однако я с удовлетворением отметила, что видение того, как я пала, занимает меня больше, чем сцены развратных приключений Антона. Может быть, в совете Варьки насчет встречной измены есть здравый смысл? Но только не Леша! Он же еще ребенок! Он моложе меня на восемь лет, меня посадят.
   Нет, надо попытаться сосредоточиться, иначе я ничего не сделаю сегодня…
   На корпоративную почту пришло письмо от Катерины. Подруга писала о радостях материнства, слала фотографии розового младенчика в рюшах и вскользь упоминала о том, что Аля, с которой мы встречали Новый год и которая, по слухам, обрела принца своей мечты, всерьез рассчитывает на то, что принц разведется с женой. И женится, как нетрудно догадаться, на Але. То есть они надеются отделаться от меня легко и непринужденно, можно сказать, незаметно. Ну, это мы еще посмотрим…
 
   Вечером, вернувшись домой, я поняла, что это все-таки случилось. Пыльные шарики-зубастики выбрались из-под кровати. И запрыгали по креслам, сбрасывая подушки, по стульям – опрокидывая их на спинки. Перевернули сахарницу на столе, размазали печеное яблоко по клеенке, а рядом вывалили горку разбухших коричневых хлопьев, что, как бородавчатые жабы, пучатся на входящих. А еще раскидали широким веером книжки про репку, уронили слоника и львенка с черепахой, а из деревянных кубиков соорудили замок – прямо на дороге, чтоб не пройти уже никуда вовсе. И засыпали пол солдатиками без рук и ног, красномордыми индейцами и блестящими рыцарями, ковбоями с китайскими лицами и набором животных «Лесные жители», у половины из которых обгрызаны хвосты… А еще они обнаружили в серванте любовно припрятанную мужем пастилу и слопали всю пачку. Еще они смотрели кино про «Возвращение короля» и играли в игру «В поисках Немо. Морские забавы».
   Другими словами, дома меня встретила полная разруха, посреди которой мой все еще муж Антон травил детские анекдоты няне Ангелине. Та сдержанно смеялась, поглядывая на рассказчика многообещающе томно. Антон все распалялся, начинал жестикулировать и запинаться.
   На диване скромно сидел белобрысенький худенький Гришка с длинными девчачьими ресницами. Вязаные носки бабушка зафиксировала на щиколотках резинками от дореволюционных трусов, чтоб не сползали. Как же я не люблю эту кусочную эстетику!