Сэр Ройс? Посланник короля, который передал Медланд Гильберту несколько месяцев тому назад? Бросив взгляд через плечо, она заметила голые ягодицы Гильберта и, вспыхнув, отвернулась.
   – Я… я не знала, что он приехал. У тебя с ним дела?
   – Нет, он проезжал мимо. Мы встретились с его отрядом сегодня после полудня.
   Она комкала в руках юбку.
   – Он надолго останется?
   – Нет, только на эту ночь.
   Тогда она сможет избежать встречи с ним. С обитателями замка и дружинниками Гильберта она смогла поладить, но мысль о встрече с представителем короля беспокоила.
   – Ты мог бы лечь спать в холле, – предложила Грей.
   – Да, но ты-то здесь.
   Последовала тишина, хотя воздух, казалось, был накален, так напряженно искала Грей вы-ход из неловкого положения.
   Храня полное равнодушие к своей наготе, Гильберт двигался по комнате, задувая свечи, прежде чем вернуться в постель, потом, нахмурившись, глянул на напряженную спину Грей и лег, натянув одеяло до пояса. Заложив руки за голову, он смотрел на скованно выпрямившуюся фигуру. Интересно, подумалось ему, со спины совсем незаметно ее беременности.
   Он откинул одеяло.
   – Ложись, Грей. Не стоит бояться, что я нарушу свое слово.
   Грей не была в этом убеждена, не вполне доверяя своим собственным желаниям, а не намерениям Гильберта. Закусив губу, она глянула через плечо и с облегчением обнаружила, что глаза ого закрыты, а голова повернута набок. Да, он сдержит обещание не принуждать ее к объятиям. Но что будет, если он дотронется до нее, как тогда в саду?
   Упрямясь до конца, несмотря на усталость, она продержалась на ногах, пока не услышала ого глубокое дыхание. Потом напряжение спало, она распустила шнуровку на платье и сняла его.
   Некоторое время спустя Грей в одной рубашке подошла к той стороне кровати, где горела последняя свеча. Поколебавшись, она глянула на Гильберта и впервые заметила, какие длинные у него ресницы, когда они лежат на веках. Скользя взглядом по лицу рыцаря, она потрясенно осознала, что никогда раньше не видела его спящим. А ведь была так близка с ним, что смогла начать ребенка, который сейчас растет в ней.
   Если бы только все было по-другому, пожаловалась Грей самой себе. Если бы она выросла, окруженная родительской любовью, и ей позволили выбрать самой свою судьбу. И Гильберт совсем иначе думал бы о ней, и эта всепоглощающая ненависть никогда не возникла бы в его душе. Наверное, у них была бы возможность быть вместе? Смог бы он любить ее, как она любит его?
   Слезы начали щипать глаза, и Грей решительно переменила ход мыслей. Облизнув большой и указательный пальцы, она потушила фитилек свечи, потом направилась вокруг кровати, чтобы прикорнуть с той стороны, где ей было оставлено месте.
   – Ох! – тихо воскликнула девушка, наткнувшись на сапог, оставленный Гильбертом у кровати, и, наморщив нос, проследовала дальше уже с большей осторожностью.
   Вытянутая рука остановила Грей, когда она собиралась лечь, не задев спящего.
   – Тебе полагалось спать! – воскликнула она, увертываясь от руки, старавшейся схватить ее.
   – Я и спал, – ворчливо ответил Гильберт, обвивая рукой ее пополневшую талию и втаскивая на постель. – Это ты любишь притворяться спящей, а не я.
   – He желая вступать в борьбу с превосходящим по силам противником, Грей позволила уложить себя на кровать. Мысли в то же время лихорадочно метались, она терялась в догадках, какие намерения мог таить в себе Гильберт.
   – Ты любишь спать на спине или на боку? – спросил он, притягивая ее поближе.
   Грей изумилась неожиданному вопросу.
   – На… на боку, – прошептала она.
   Гильберт решительно прижал ее к себе и, натянув одеяло, обнял, пристроив свою руку в узкой впадине между ее грудью и животом.
   Как Грей ни пыталась, но не могла расслабиться, когда он так держал ее; она медленно возвращалась к тому, как соприкасаются их тела. Она явственно ощущала выпуклые мускулы на его широкой груди, к которой прижималась ее спина, слышала стук его сердца.
   Почувствовав дрожь ее тела, Гильберт еще сильнее прижал Грей к себе, хотя, по правде говоря, между ними уже не оставалось свободного пространства.
   – Не бойся, – сказал он, – я не кусаюсь.
   – Я и не думаю, что ты кусаешься, – огрызнулась Грей, которой стало неловко из-за способности этого человека читать ее мысли.
   – Хмм, – проворчал он, явно не веря ей. Положив руку на живот Грей, Гильберт больше не передвигал свою ладонь.
   Затем последовала долгая ночь.

ГЛАВА 18

    Как поживает сэр Майкл? – спросил сэр Ройс барона Бальмейна за обедом. Ему пришлось повысить голос, чтобы разговаривать среди проголодавшихся шумных воинов и рыцарей. – Я не вижу его в холле. Он еще состоит у вас на службе?
   Поднося очередной кусок ко рту, королевский посланник заметил, каким неожиданно холодным и суровым стал взгляд его собеседника. Тягостная тишина наступила в холле, а вопрос так и остался без ответа, что вызывало подозрения.
   Нож, которым Гильберт разрезал мясо, застыл в воздухе. Барон перевел взгляд с сэра Ройса на своих людей. Они резко прекратили все разговоры, что и вызвало ту ужасную, выжидающую тишину, разрядить которую мог только он. Нахмурившись, наблюдал Гильберт, как многие взгляды скользят то по нему, то по леди рядом с ним, которую он полчаса тому назад вытащил в холл против ее воли.
   В следующий момент Гильберт тоже посмотрел на Грей. У нее был такой вид, словно она полностью отрешилась от всего и от всех. Девушка спокойно сидела, отхлебывая из кубка, одной рукой поглаживала ножку сосуда, пальцы другой скользили по ручке ножа. Словно не подозревая обо всех обращенных на нее взглядах, она смотрела на деревянную доску для хлеба и мяса, которая лежала между ней и Гильбертом.
   Грей не только категорически возражала против своего присутствия в холле за обедом с людьми короля, но и отказывалась вымолвить хоть слово, сидя рядом с ним за столом. Она даже глаз не подняла.
   Гильберт не понял ее нежелания участвовать в общей трапезе, потому что она постоянно ела в холле вместе со всеми. Нельзя сказать, что проснулась Грей в плохом настроении, потому что, когда утром при пробуждении обнаружила Гильберта в своей постели, отнеслась к этому вполне благодушно. А когда он стал массировать больную ногу, предложила свою помощь. Гильберт, конечно, отказался.
   Однако Грей заупрямилась, когда он предложил ей присоединиться к нему для того, чтобы приветствовать гостей. Она ясно дала понять, что не собирается сопровождать его в холл и он должен пойти туда без нее.
   Гильберт не понял причины возражений и продолжал настаивать. Грей даже отвернулась и стала одеваться сама. И, без сомнения, ее появление в холле потребовало немало храбрости, потому что она была уверена: придется испытать определенное унижение в присутствии сэра Ройса.
   Гильберт слишком поздно понял, какую ошибку совершил, настаивая на послушании. Любопытные взгляды, которые бросали украдкой на Грей люди короля, окончательно убедили его в том, что она пыталась внушить ему в спальне. К любопытству обитателей Пенфорка она уже привыкла, но это было совсем другое дело. Грей была не только невенчанной знатной женщиной, беременной незаконным ребенком, но и открыто сидела на людях с человеком, который являлся отцом этого ребенка – человеком, не имевшим никакого намерения уладить такое неловкое положение, женившись на ней.
   Не раз после этого своего открытия Гильберт пожалел, что не позволил ей остаться наверху. Особенно сейчас, когда сэр Ройс затронул тот последний болезненный вопрос, который совсем не хотелось обсуждать за трапезой.
   Тяжело вздохнув, он обратился к королевскому посланнику:
   – Поговорим об этом потом, – и в тоне его голоса чувствовалось больше, чем можно было сказать словами.
   Трапеза сразу лее пошла своим чередом, десятки разговоров слились в ровный гул.
   – Милорд, – окликнула Грей барона. Она подняла глаза от деревянной дощечки, разглядывая сидевших за остальными столами. Лишь некоторые посмотрели в их сторону.
   Гильберт наклонился поближе.
   – Почему сэра Майкла нет среди твоих дружинников? – спросила Грей. – Он провинился перед вами?
   Нахмурившись, она глянула на него своими милыми светлыми глазами.
   Так, значит, она не совсем равнодушна к происходящему вокруг, сделал вывод Гильберт. Ему не слишком понравилось, что она загоняет его в угол. Не место и не время начинать этот нелегкий разговор, и Гильберт всеми силами старался избежать объяснения. Попозже он останется наедине с Грей и тогда сможет рассказать ей о смерти юного рыцаря.
   Как можно непринужденнее он попробовал предложить ей кусочек мяса.
   – Нет, – отказалась Грей, качнув головой. -Я не хочу есть.
   – Но ты бы поела, если бы я послал Мелли с подносом в твою комнату, – возразил Гильберт, осмеливаясь отрицать, что она потратила много усилий, чтобы убедить его поступить именно таким образом.
   – Я бы предпочла как раз это! – отрезала Грей. Потом, вспомнив, что они не одни, огляделась вокруг – не вызвал ли их обмен репликами излишнего интереса. Никто, казалось, не проявил чрезмерного любопытства.
   – Перестань дуться, Грей, – шепотом увещевал ее Гильберт, – и ешь, чтобы наш ребенок вырос сильным и здоровым, раз уж он отваживается заявиться в этот жестокий мир.
   Веки молодой женщины затрепетали, потом она резко вскинула голову:
   – Известно ли тебе, о чем они думают?
   – Я точно знаю, о чем они думают, – тихо ответил Гильберт, приближая свое лицо к ее лицу. – Они завидуют – большинство из них.
   Грей посмотрела в его голубые глаза, искрившиеся смехом.
   – Да, завидуют, – последовал горький ответ. – Завидуют, что у них нет шлюхи, которая согревала бы им постель, как у тебя.
   Не следовало этого говорить: глаза Гильберта сразу же утратили веселый блеск, потемнели, и взгляд стал жестким. Грей внутренне сжалась, заметив, как подействовали на него ее слова, поняла, что зашла слишком далеко. Затаив дыхание, она ждала, какая кара обрушится на нее теперь.
   Бесконечно долго тянулись мгновения, пока Гильберт с непроницаемым лицом пристально смотрел на нее. Затем, словно не доверяя словам, он плотно сжал губы и протянул ей кинжал с кусочком мяса.
   Грей повиновалась и потянулась к мясу, насаженному на острие лезвия. Однако Гильберт не удовольствовался этой маленькой уступкой.
   – Нет, – хриплым голосом произнес он, и рука Грей застыла в воздухе над предложенным кусочком. – Зубами.
   Гнев Грей вспыхнул заново.
   – Ты испорченный человек! – прошептала она.
   – Да, и не забывай об этом.
   При других обстоятельствах Грей дала бы волю своей ярости, но сейчас мудро сдержалась. Сделав глубокий вдох, она разомкнула зубы и склонилась к Гильберту.
   На лице барона не появилось торжествующе-злорадного выражения, которое она ожидала увидеть, когда он поднес мясо ей ко рту. С каменным лицом он снова взял с дощечки очередной кусочек для нее.
   Кипя от негодования, Грей молча жевала.
   Гильберт, казалось, был доволен таким послушанием, и когда порция была проглочена, кинжал снова оказался у ее рта.
   – Я могу поесть сама, – возмутилась она.
   – Да, но наш ребенок не может, – заметил Бальмейн, подталкивая следующий кусок.
   Вздохнув, она съела и этот, ожидая, что в любой момент появится еще один. Однако, видно, Гильберт понял, что урок пошел ей впрок. Вложив кинжал в руку девушки, он вернулся к своей собственной трапезе.
   – И не вздумай ничего скармливать этой своей зверюге, – предупредил он, завидев на колене Грей большую голову Ворчуна.
   Убедившись в решительном настрое Гильберта, она неохотно повиновалась и стала выбирать овощи, которые предпочитала любому мясу. Только начав есть, она с удивлением обнаружила, насколько на самом деле голодна.
   Грей решила помедлить, прежде чем снова задать вопрос, на который Гильберт так и не ответил. Когда обеденная доска наконец опустела, она отважилась спросить снова.
   – Милорд, – начала Грей, облизывая губы кончиком языка, – вы не ответили на мой вопрос насчет сэра Майкла.
   Он взглянул на нее поверх доски. Складки рта стали жесткими.
   – Я не забыл, – последовал четкий ответ. – Это подождет.
   Он что-то скрывает от нее, поняла Грей. Ведь нет ничего плохого в том, чтобы сказать, где находится тот или иной человек. Но все-таки Грей не стала больше искушать судьбу. Не настолько она была отважна, чтобы дважды за один час дразнить зверя. Нет, дважды в день этого делать не стоило.
   – Он умер, – сообщил Гильберт сэру Ройсу, который откинулся на спинку кресла.
   Ройс отшатнулся, пораженный этими бесстрастными словами, словно ударом кулака.
   – Умер? – недоверчиво повторил он. – Но как? Гильберт твердым взглядом ответил на взор его широко раскрытых глаз.
   – Своим собственным мечом лишил он себя жизни. Но если бы он этого не сделал, я бы с радостью обеспечил ему такой же конец.
   Оправившись от оцепенения, Ройс обдумывал услышанное.
   – Вот как, – сказал он некоторое время спустя, – тот же случай, что и с сэром Уильямом, не так ли? Он тоже предал вас ради Чарвика.
   Усевшись на стул в своей любимой позе – качаясь на двух задних ножках, – Гильберт смотрел на пустой холл, где остались только они двое.
   – Да, и его предательство стоило жизни двоим крестьянам и троим моим лучшим воинам, а также была сожжена целая деревня.
   – Но, как я понял, вы послали в деревню воинов для охраны, чтобы воспрепятствовать дальнейшим набегам, – заметил Ройс.
   – Да, послал, но когда получил подтверждение о месте стоянки Чарвика, оставил по одному воину в каждой деревне, а большую часть дружины взял с собой в тот поход, – он провел рукой по лицу, прежде чем продолжать. – Чарвик получил предупреждение о нашем приближении еще до того, как мы добрались до него.
   Ройс покачал головой.
   – Значит, сэр Майкл донес ему о вашем намерении напасть на его лагерь?
   – Очевидно, так оно и было.
   – А предал он вас из-за леди Грей. Вздохнув, Гильберт поставил стул на четыре ножки.
   – Да, он любил ее.
   Грей стояла у лестницы, прижавшись к стене. Она зажмурила глаза, но не могла избавиться от чувства стыда за то, что вина только что была возложена на нее. Из-за нее погибли люди, крестьяне лишились своих жилищ – все ради мщения, которое замыслил Эдуард Чарвик, и по причине предательства сэра Майкла.
   Она понимала, что нехорошо подслушивать, но оказалась здесь случайно, а слова Гильберта «Он умер» исключили всякую мысль о том, чтобы незаметно уйти или обнаружить свое присутствие. Теперь понятно, почему Гильберт не хотел говорить о сэре Майкле во время еды – это была не праздная беседа.
   – Значит, Чарвик знает о ребенке, которого она носит, – сделал вывод сэр Ройс. – Если не от Ротвильда, то от сэра Майкла.
   – Да, знает, и, зная, что ребенок мой, очевидно, снова постарается погубить ее, – Гильберт вскочил на ноги и принялся мерить шагами комнату.
   – Сэр Майкл с большим удовольствием описал мне в точности, что Чарвик собирается сделать, – сказал Бальмейн, в третий раз проходя мимо Ройса.
   Рыцарь вполне мог представить себе, что намеревался сделать кровожадный Чарвик, но постарался не давать волю воображению, эмоционально отгораживаясь от ситуации.
   – Если только Чарвик не сошел окончательно с ума, то я опасался бы не только за жизнь леди Грей, а за благополучие вашего ребенка и, конечно, за вашу собственную жизнь.
   Гильберт остановился и резко повернулся:
   – О чем вы говорите?
   Поставив локти на стол и опершись на сомкнутые руки, Ройс наклонился вперед.
   – Я говорю о вашем наследнике. Старик хотел получить наследника своих владений – только по этой причине он привез леди Грей из Ар-леси. Теперь у него скоро появится внук, представляющий гораздо большую ценность, чем возможный отпрыск от союза его дочери с сэром Уильямом. Если бы он смог завладеть этим ребенком и убить вас, то получил бы владения обратно и вдобавок те земли, что принадлежат вам.
   Гильберт кивнул, следя за мыслью сэра Ройса.
   – Да, вы правы, именно этого он жаждет, при условии, что мозги у него еще шевелятся.
   – Что вы собираетесь предпринять?
   То, что собирался сделать с самого начала, подумал Гильберт. Нет, это было не совсем верно. Пока старик не попытался сжечь Грей заживо, настоящего стремления пролить кровь Чарвика у него не было.
   – Его постигнет та же судьба, что Филиппа, – хрипло проговорил он. – А потом я освобожусь от проклятия Чарвиков.
   – Вы так быстро забыли, что Грей тоже принадлежит к семейству Чарвиков?
   Напоминание об этом поразило Гильберта, заставив его замолчать.
   Мелли, стоявшая рядом с Грей, потянула ее за рукав.
   – Миледи, – поспешно прошептала она. – Мы должны вернуться в вашу комнату.
   Грей бросила взгляд через плечо. До этого момента она совершенно забыла о присутствии служанки и теперь потрясенно смотрела на ее смазливое личико. Переложив стопку чистого белья в другую руку, Мелли сделала хозяйке знак подняться вслед за нею по лестнице.
   Грей не имела никакого желания выслушивать ответ Гильберта – она и так знала, каким он будет. Подобрав юбки, девушка позволила Мелли взять ее за локоть, и обе женщины тихо прошмыгнули по лестнице. Ни одна из них не заговорила, пока они не подошли к комнате Грей.
   – Можете не беспокоиться, я не побегу к барону рассказывать, что мы подслушали этот разговор, миледи, – сказала Мелли, распахивая дверь и пропуская хозяйку вперед.
   Грей прошла в комнату и направилась к окну.
   – Я очень благодарна тебе за это, Мелли, – ответила она. Это было истинной правдой, потому что у Грей больше не оставалось сил противостоять гневу Гильберта. Он, конечно, усмотрит новый обман в том, что она слышала его разговор с сэром Ройсом.
   – Услуга за услугу, – заметила Мелли. Недовольно нахмурившись, Грей посмотрела через плечо на служанку. Мелли пожала плечами.
   – Вы меня вчера выручили, – объяснила она, – и я должна отплатить вам тем же. Тогда я уже не буду у вас в долгу.
   – Конечно, нет, – улыбнулась Грей.
   К ее удивлению, Мелли ответила такой же улыбкой. Потом снова переложила свою ношу из руки в руку и выпорхнула из комнаты.
   Хотя Мелли изо всех сил старалась ее недолюбливать, но первоначальная враждебность оказалась почти полностью утраченной. Иногда Мелли держала себя почти дружелюбно.
   Эта мысль на мгновение развеяла мрачное впечатление от подслушанного разговора. Всеми силами сдерживая волнение и отчаяние, готовое перейти в ужас, Грей отвернулась к окну. Нужно побольше узнать об этих событиях, решила она, и только один человек мог рассказать ей все. Как убедить Гильберта, что она готова услышать правду о Филиппе?
   Когда последний из королевских воинов исчез из виду, она перевела взгляд во внутренний двор и увидела барона, шагавшего к башне. «Надо ли пойти к нему?» – раздумывала Грей. Или он придет к ней?
   Выбор был сделан сам собой, когда через несколько минут Гильберт вошел в ее комнату.
   – Я думал, ты отдыхаешь, – сказал он, закрывая за собой дверь.
   Грей понимала, что наступил подходящий момент, но еще не знала, как затронуть интересовавшую ее тему. Она откликнулась, не отворачиваясь от окна.
   – Я не устала, – девушка наклонилась вперед, обхватив себя руками, вдыхая прохладный воздух. Свежий ветерок играл прядями волос, обрамлявших щеки.
   Положив руки на хрупкие плечи, Гильберт нежно повернул ее к себе лицом.
   Грей сразу же отвела глаза, опасаясь, как бы он не заметил в них виноватого выражения, если, конечно, уже не знает о провинности. Можно ли надеяться, что Мелли сдержала слово? Похоже, что так, иначе она бы почувствовала недовольство Гильберта еще до его прихода.
   Отстранившись, Грей перебросила свои распущенные волосы через плечо и стала заплетать косу.
   – Мне больше нравится, когда они распущены, – сказал Гильберт, снова привлекая ее к себе. Грей продолжала перебирать золотистые пряди, слишком поглощенная в свои мысли, чтобы обратить внимание на эти слова.
   – Грей, – он положил ладонь на ее быстрые пальцы, лихорадочные движения которых выдавали ее смятение.
   Девушке ничего другого не оставалось, как только уделить барону внимание, столь ему необходимое. Она глубоко вздохнула и глянула на него из-под ресниц.
   – Да, милорд?
   – Ты еще сердишься на меня?
   Она понимала, что Гильберт имеет в виду их ссору в холле, но в тот момент не могла и подумать, что вызвало их размолвку. Все началось из-за ее досады вследствие вынужденного присутствия в холле во время обеденной трапезы, словно она была женой Гильберта, в то время как он отказывался жениться на ней. Теперь, когда на ее плечах лежал груз ответственности за смерть погибших людей, все это казалось недостойным внимания.
   – Сержусь? – она покачала головой. – Нет, больше не сержусь. Я вела себя недостойно и раскаиваюсь в том, что поставила тебя в неудобное положение.
   Гильберт удивленно поднял брови. Он приготовился увидеть Грей в том же настроении, и каком она пребывала после обеда. «Почему она так присмирела?» – насторожился Гильберт.
   – О чем ты, Грей? – спросил он. Сжав губы, барон пытливо глянул в ее лицо, заметив покрасневшие глаза, которые пыталась скрыть под густыми ресницами. – И почему ты плакала?
   – Прости меня, Гильберт, – сказала Грей. – Из-за беременности у меня такое переменчивое настроение.
   Да, он слышал, что поведение беременных женщин часто непредсказуемо. Так объяснял отец перепады настроения матери, когда та была беременна Лизанной. Однако интуиция подсказывала, что странное поведение Грей объясняется не только ее состоянием. Уж лучше бы она сердилась.
   Все еще сомневаясь, он кивком подтвердил, что принимает объяснение, и увлек Грей к кровати.
   – Я должен извиниться за то, что тебе пришлось присутствовать на обеде вместе со мной, – сказал он, усаживая ее рядом с собой. – Я не подумал, как тягостно тебе это будет.
   Грей молча смотрела на свои руки.
   – Ну? – прошептал он.
   Молодая женщина робко глянула на него.
   – По правде говоря, Гильберт, тебе ни к чему извиняться. Дело сделано. Все плохое позади и… – она отвела взгляд. – В будущем я не буду испытывать таких мучений, сидя за обеденным столом рядом с тобой.
   Гильберт молча раздумывал, не слишком ли многое ему чудится в ее поведении, может быть, все гораздо проще. Нет, что-то не ладилось. Женщина, рядом с которой он жил последние месяцы, не забыла бы так легко размолвку, происшедшую несколько часов назад. Но он не будет ворошить заново ту ссору, предстоит еще ответить на заданный ранее вопрос. А ответить необходимо, иначе она услышит о случившемся от других.
   – Я должен объяснить тебе насчет сэра Майкла…
   – Нет! – выпалила Грей, встряхивая головой. – Это неважно. Не имеет значения… правда.
   Гильберт несказанно удивился горячности ее слов. Эта женщина становится настоящей загадкой.
   – Он умер, – спокойно проговорил Гильберт. Она переплела пальцы на животе, не отрывая взгляда от неловко сцепленных рук.
   – Я уже догадалась.
   Он приподнял ее подбородок, стараясь заглянуть в глаза.
   – И как же ты пришла к такому заключению?
   Она пожала плечами:
   – Очевидно с ним случилось несчастье. Иначе ты не стал бы так упорно противиться разговору о нем.
   Гильберт удивился ее рассуждениям. Он больше склонялся к тому, что она подслушала его беседу с сэром Ройсом, или еще кто-то рассказал ей эту новость. Мелли? Нет, вряд ли.
   – Тебя это опечалило? – спросил Гильберт.
   – Конечно, – слезы набежали на глаза Грей.
   Слезы! Гильберт привлек ее к себе, поглаживая по волосам, в то время как она выплакивала горе, уткнувшись в его тунику. Он не понимал, как она может оплакивать человека, к которому не питала, по ее утверждению, никаких чувств.
   – Наверное, ты все же любила сэра Майкла? – предположил Гильберт, когда плач стих. Вероятность такого поворота дел ему совсем не нравилась, но он должен знать это.
   Грей подняла голову.
   – Любила? Нет, Гильберт. Я уже говорила тебе, что сэр Майкл не был любим мною. Ничего с тех пор не изменилось.
   Гильберт испытал огромное облегчение, но при мысли о том, что она не спросила о причине смерти сэра Майкла, беспокойство вернулось. Это только усилило подозрение, что Грей уже что-то известно.
   – Грей…
   – Гильберт, – прервала она его, – мне нужно знать о преступлениях Филиппа. Ты расскажешь мне?
   Гильберт напряженно замер, разомкнув объятия.
   – Ты вторгаешься туда, куда не следует, – предупредил он ледяным голосом.
   – Я должна знать, – умоляла Грей, придвигаясь ближе и кладя руку Гильберту на плечо. – Я ношу под сердцем твое дитя, Гильберт Бальмейн, и ничего не знаю о тебе и так мало о своей семье. Мне просто нужно знать правду.
   – А примешь ли ты правду, которую я открою тебе?
   Она кивнула:
   – Да, Гильберт, думаю, теперь я готова к тому, чтобы узнать и принять ее.
   Встав с кровати, он подошел к очагу и остановился спиной к Грей.
   – Ты знаешь, что твой брат был обручен с моей сестрой Лизанной?
   – Да, отец говорил мне.
   – Она обожала твоего брата, вообразила, что влюблена в него, хотя всего лишь его смазливая внешность и ее юность привели сестру к мысли, что она пребывает в таком нелепом состоянии духа. Почти пять лет назад, когда ей едва исполнилось четырнадцать, по повелению моего отца я вез ее из Пенфорка, чтобы выдать замуж за Филиппа.