Девки местные, ясен пень, обрадовались и тут же на сеновале братьев ублажать стали всем скопищем. Шестнадцать их было аль семнадцать, гистория сие умалчивает. Все молодки крепкие, задастые. Знали ведь, хитрюги, кто к ним ночью пожаловал. Это те два дурня думали, что раз одежку сменили, так сразу и замаскировались.
   А девки-то забеременеть от этих лопухов мечтали, дабы ялименты потом за чадо княжеское с папаши сбивать, да и наследник лишний для будущей междоусобицы никогда не помешает. Глядишь, и порешит в ратном бою законнорожденных братьев. Так что все тогда там на сеновале происходило с глубоким сокровенным умыслом.
   И вот, как в бородатом анекдоте, внезапно на ту деревню нагрянули половцы.
   Ясно, что заложил им кто-то заранее братьев. Недаром местные крестьяне наутро обнаружили у границы висящего на дереве дровосека с вывалившимся на волосатую грудь языком. Ведь вешали половцы лишь предателей, даже ежели те им своих закладывали. Давали золота, ну а потом ловили и вздергивали на ближайшем суку. Остальным же «секир башка»!
   Понятно было, что половцы токмо за князьями прискакали. Девок голых плетками по задницам разогнали и Всеволода скрутили. В иной ситуации, ежели это был просто обычный набег, забрали бы и девок, а так приказ был строгий братьев знатных словить.
   Осмомысл же, шельмец, убег.
   Волосы-то у него были длинные, бороду он тоже не носил, задница круглая широкая. Вот и затерялся он среди визжащих молодок, благо темно было как у ефиопа в… гм… под мышкой.
   Привезли половцы Всеволода в шатер самого хана Кончака. А хан Кончак в ту ночь страдал бессонницей. Нужен был ему партнер по шахам заморским, игре заумной, увлекательной. Половцы-то все тупее бурдюка с водой, с ними, дурындами, особо не поиграешь. Вот и послал хан отряд князя какого-нибудь словить для игры в шахи. Князья-то расейские с виду дурни дурнями, но на самом деле все образованные, юниверситеты заокиянские позаканчивали. Да еще предатель ентот так удачно подвернулся.
   Это потом Всеволод всем раструбил, как он был вероломно схвачен половецкими шпиенами в собственном тереме (причем басурманы закололи пятнадцать человек из охраны князя), как, он отбивался от них голыми руками и уложил около сотни. Но те все лезли и лезли в распахнутые окна по трупам собратьев. Князь не выдержал и сдался. Затем шел душераздирающий рассказ (княжеские дружинники при этом хором рыдали в голос) о том, как Всеволод несколько раз убегал по степи от басурман, но те его неизменно ловили и волокли в шатер хана Кончака. Ну а в шатре Ясно Солнышко (напоминаю, по его же словам!) ждали немыслимые пытки: раскаленные кузнечные щипцы и знаменитый половецкий козий сыр. На самом же деле играли князь с ханом в шахи до самого утра, вяло попивая отличное эллинское вино, и неспешно вели беседы о политике да об оружии редком, кое Кончак маниакально коллекционировал.
   Затем, уже на рссвете, когда умаявшийся хан опьянел и заснул, Всеволод отправился гулять по огромному половецкому шатру в поисках места, где бы прикорнуть. И забрел князь в конце концов в покои дочери Кончака красавицы Гюльчитай. Забрел и сразу же понял, что тут он и переночует.
   Наутро, понятное дело, переполох начался.
   Хан кричит, кулаками потрясает. Половцы с перепугу головы стали пленным тьмутараканским купцам рубить. Гюльчитай вся в слезах. А Всеволод, весь такой довольный, нагло так заявляет: «Да кому она теперь такая, папаша, нужна?.»
   На это хан грустно вздохнул и приказал сыграть свадьбу. Благо получался еще один повод славно развлечься, выпить и пару партий в шахи с новоявленным зятьком сыграть.
   Князь потом брехал, что похитил он ханскую дочь. Разорвал, дескать, спутывавшие его веревки, убил голыми руками еще одну добрую сотню половцев и вместе с прекрасной пленницей был таков на лучшем белом скакуне Кончака.
   Брехня это все великая. Не верьте ей. Правду, ее ведь не сокроешь, сколько ни пытайся.
   Сыграли свадьбу, и Всеволод с молодой женой да с дарами великими в свой удел вернулся. То-то Осмомысл удивился и от зависти чуть сам себя не порешил.
   Но не повезло Всеволоду. Гулящей оказалась половчанка, как девка из веселого дома. Что называется, растлил на свою голову. И мало того, что рога князю с каждым встречным-поперечным наставляла, так еще и бросила его опосля семнадцати лет совместной жизни, сбежав с каким-то заморским цирковым силачом, по слухам, ефиопом.
   Да и с сынишкой Ясно Солнышку, скажем так, не повезло. Весь в мать Лука пошел. Сбег на совершеннолетие от отца и в ловеласы расейские подался. Стал стишки непотребные сочинять, тем и прославился. Взял псевдоним Пырьев и принялся по Руси скитаться: девок портить да стихами на жизнь зарабатывать.
   Вот вам и вся чистая правда как она есть.
* * *
   Наутро от похмелья мучился один лишь Муромец, так как нажрался он накануне немерено.
   — Опохме-э-э-эл! Дайте на опохмел!!! — с первыми лучами солнца раздалось в избе Лешего немелодичное завывание.
   В горницу тут же вбежала Кимка с кувшином, одетая в легкую ночную сорочку. Илья от вида полуобнаженной дочери Лешего впал во временный эротический ступор и лишь безумно таращился на пышные груди молодки, которым под тонкой сорочкой было явно тесновато.
   — Пей, добрый молодец, сразу легче станет, — ласково проговорила Кимка, но богатырь так, наверно, и пребывал бы в ступоре, кабы его не укусил за ногу догадливый домовенок Потап.
   — А-а-а-а… — взревел Муромец и, глупо заморгав, перевел взгляд с женских прелестей на протянутый ему кувшин с медом.
   — Спасибо! — смущенно поблагодарил Илья и зараз выдул все содержимое.
   — Что за крики? — В горницу вошел встревоженный Колупаев. — А где Лесной Владыка?
   — Он «скачок» вам настраивает, — непонятно пояснила Кимка, принимая у опохмелившегося Муромца пустой кувшин.
   Степан скептически осмотрел богатыря. Судя по неестественному блеску глаз, Илья был близок к белой горячке.
   — Ты сколько вчера, елефант ефиопский, выпил? — с угрозой поинтересовался кузнец, надвигаясь на оторопевшего Муромца.
   — Дык не помню, — басом пролепетал богатырь, испуганно вращая ошалелыми глазами.
   — Три бочонка выпил, — пояснила уже успевшая облачиться в домашний сарафан Кимка.
   — Сколько?!!
   — А что такое? — возмутился Муромец. — Отчего русскому человеку не выпить, коль ему предлагают.
   — Да ты знаешь, чем это тебе грозит?!! — словно змей прошипел Колупаев.
   — Белочкой?
   — Хуже.
   — А что может быть хуже? — здорово струхнул Илья, тяжело поднимаясь со скамьи.
   — Все-таки мозги у тебя за эти тридцать три года малость протухли, — сокрушенно покачал головой кузнец.
   В дверь сторожки настойчиво постучали.
   — Кто это? — насторожился Колупаев. — Лесной Владыка?
   — Нет, — ответила Кимка, с интересом наблюдая, как домовенки, отпихивая друг друга, прячутся за печку. — Отцу незачем стучать в дверь своей же избы.
   Настойчивый стук повторился.
   Кимка пожала плечами и пошла отворять.
   — Не открывай! — в отчаянии пролепетал Муромец, нутром почувствовав беду.
   Но было поздно — дочь Лешего уже отворила дверь.
   На крыльце сторожки стоял здоровый детина с синюшным лицом и в странной светящейся кольчуге, которая при ближайшем рассмотрении оказалась изготовлена из маленьких проволочных пивных чарок. На голове детины был надет пустой бочонок с крантиком. В руках незнакомец держал огромный железный молот.
   — Это че? — вытаращился на гостя Илья. — Скандинавский бог грома Тор?!!
   — Нет, — прошептал Степан. — Это кое-кто похуже. Это КОНДРАТИЙ!!!
   Синелицый Кондратий весело улыбнулся.
   — Илья, выходи! — гулко произнес он и махнул в сторону леса рукой.
   — 3-з-з-з-ач-ч-ч-ч-ем?!! — еле выдавил из себя трясущийся богатырь.
   — Ну как? — Кондратий озадаченно почесал бровь, держа железный молот на правом плече. — Ты вчера медовуху больше дозволенного пил?
   — П-п-п-п-ил.
   — Три бочонка?
   — Угу!
   — С первачом лыковым мед смешивал?
   — Смешивал.
   — Выходи на подворье!
   — Степан, что делать? — жалобно возопил Муромец, хватая за руку хмурого друга.
   — Раньше надо было думать! — огрызнулся кузнец. — Когда первач жрал. Вот теперь тебя Кондратий и пришел хватить.
   — Так и есть, хвачу! — радостно подтвердил Кондратий. — Только в избе Лешего не положено, выходи на подворье, Муромец!
   — Не надо, — горько зарыдал Илья, видно, еще не до конца опохмелившись. — Степан, помоги-и-и-и…
   — Может, договоримся? — предложил навьему богатырю Колупаев.
   — Выходи, — мотнул головой Кондратий. Снаружи клубился утренний туман. Преграды не было видно, и казалось, что совсем рядом дремлют Ерихонские трубы, готовые в любой момент взорваться оглушительным потоком ветра.
   — По вызову? — спросил Степан, оглядываясь на сторожку, в окне которой, словно блин, маячила бледная перекошенная физиономия Муромца.
   — Ага! — кивнул Кондратий. — Прямо из Навьего Царства сюда. Мне потом еще двух хохлов в граде Киеве посетить нужно будет. Славная, однако, штука эта их горилка.
   — Цыгана знаешь? — осторожно поинтересовался кузнец.
   — Какого цыгана?
   — Ну того, чьи сапоги на мне.
   — А… понял, — хмыкнул Кондратий. — Его в Навье Царство из-за тебя не пущают. А у нас с этим строго. Всю нечисть подземную этот случай под удар поставил. Негоже мертвецам среди людей шататься. Вернул бы ты ему сапоги, Степан.
   — Верну, — твердо ответил Колупаев. — Ежели ты сегодня Муромца не займешь, как пить дать верну, клянусь своей удалью молодецкой.
   Кондратий задумался.
   — Хитер ты, кузнец, ох и хитер, — через некоторое время весело проговорил он.
   — А что делать? — развел руками Степан. — Кручусь, как могу.
   Кондратий вздохнул:
   — Ладно, твоя взяла. На первый раз пощажу твоего Муромца. Но и ты свое слово сдержи. Когда цыган появится, сразу отдай ему сапоги. Хотя сдается мне, что с твоим друганом мы очень скоро еще свидимся. Ладно, прощай…
   И, поудобней перехватив молот, Кондратий медленно погрузился в разверзшуюся землю…
   — Ну что? — закричал Илья, когда Колупаев неспешно вернулся в избу.
   — За тобой теперь должок, — усмехнулся кузнец. — Я обо всем договорился. Но учти, еще раз нажрешься, и хана тебе. Я бы, конечно, в поединке с Кондратием выстоял, но ты и полсекунды не продержишься…
   Муромец в ответ понуро промолчал… Где-то через час в сторожку воротился Леший и сообщил русичам, что, мол, пора уже.
   Они вышли из избы и, провожаемые Кимкой с домовенками, прошли к маленькому сараю, стоявшему практически у самой Преграды.
   Илья с сожалением обернулся к Кимке, но сказать что-нибудь соответствующее моменту так и не смог. Даже домовенкам и тем ясно было, что запала богатырю на сердце желтоглазая девка. Но ведь это токмо в сказках да песнях красавицы невиданные в добрых молодцев влюбляются, в жизни-то оно совсем не так. Да и по возрасту своему Илья молодице в двоюродные деды годился.
   — Эх! — только и выдохнул Муромец, и они со Степаном вошли вслед за Лешим в сарай.
   Вошли и охнули, увидав там такое….
   Прямо посередине на устланном соломой полу стоял огромный светящийся прозрачный конус, видно, изготовленный из того же материала, что и Купол Преграды. Внутри конуса ничегошеньки, кроме этого нестерпимого сияния, не было. В земляной пол от чудо-устройства шли какие-то непонятные корни, словно от столетнего разросшегося дуба.
   — Заходите внутрь! — приказал Леший, подталкивая оробевших русичей в спины. — Енто совсем небольно, лишь кожу слегка пощиплет. Станьте прямо в луче света.
   Степан с Ильей зажмурились и покорно шагнули вперед.
   Тут же навалилось странное головокружение, словно с удвоенной силой вернулось недавнее похмелье.
   Русичи прислушались
   Ничего.
   Ни голоса Лешего, ни шума живности пернатой, в сарае Лесного Владыки обитающей.
   Путешественники открыли глаза.
   Вокруг над высокой травой низко стелился все тот же белесый жидкий туман. Сарай, стало быть, исчез! Они стояли на лесной поляне. В прогалинах между деревьями виднелись высокие каменные стены Новгорода.
   — Чудеса да и только! — прошептал Колупаев, недоверчиво ощупывая собственную одежку.
   Рубаха на кузнеце почему-то была надета задом наперед, а у Муромца, так у того вообще правый сапог оказался надет заместо левого, а левый соответственно заместо правого.
   Яростно ругаясь, Илья повалился на траву, и в этот момент издалека донеслось истошное «Помогите!!!».
* * *
   Гришка с Тихоном очнулись одновременно. Очнулись от холода во всех частях тела, ибо одеты добры молодцы были в одно исподнее. Следующее открытие оказалось куда более неприятным. Княжьи племянники сидели у дерева, крепко привязанные прочной веревкой к толстому стволу.
   Проклятый рыжий бандит не только их оглушил, но и ограбил самым наглым образом, оставив братьев без новых кольчуг, сапог и прочих не менее важных и чертовски дорогих вещей. Всеволод хоть и был скуп, но племянников своих рядил в лучшее. Дружинники, они ведь лицо удела!
   Новенькое оружие также пропало. Теперь им дорога в Новгород заказана. В исподнем их в жизни не пустят в сердце расейской дерьмократии. А еще чего доброго и палками побьют, приняв за попрошаек.
   — О, горе-то какое! — чуть не зарыдал Тихон, осматривая поляну, на которой они ночью имели глупость заночевать.
   Естественно, ни кобылы, ни повозки, ни самого одноглазого мерзавца нигде видно не было. Прихватил добро и был таков. Ищи-свищи его теперь по всей Руси. Лишь зола от костра напоминала о том, что все приключившееся с братьями им не приснилось.
   — Гляди, Тихон! — вдруг воскликнул Гришка, отчаянно мотая головой. — Вроде как путники какие-то, вон на поляне…
   — А-а-а-а… помогите!!! — взревели добры молодцы с таким отчаянием, что по дереву, к которому они были привязаны, в панике запрыгали разбуженные белки.
 
   Степан с Ильей недоуменно огляделись, пытаясь определить, откуда исходит звук. В этот момент за их спинами раздался оглушительный хлопок.
   Колупаев тут же профессионально упал в траву, успев подсечь и ойкнувшего Муромца.
   За спинами залегших русичей раздалось радостное ржание.
   Кузнец вскочил из травы:
   — Буцефал, неужто ты? — Посреди поляны как ни в чем не бывало стояла их повозка с довольно всхрапывающим Буцефалом. — А мы о тебе, дурни, совсем позабыли. — К сбруе коня был прицеплен кусочек бересты. «Извиняйте, забыл про вашу лошадку, — прочел Степан зеленые, криво накаляканные буквы. — Так и не успел попрощаться. Ну не беда, еще, может, свидимся. — И подпись — Леший».
   — Угу, — булькнул Муромец, озадаченно потирая переносицу.
   — Помоги-и-и-ите! — снова донеслось издалека.
   — Илья, сходи посмотри, кто там глотку так дерет, — бросил Колупаев, осматривая бережно положенный в седельную сумку коня ароматный гостинец от Кикиморы.
   Богатырь колебался, но вряд ли тот, кто зовет на помощь, может представлять какую-нибудь опасность.
   — Ладно, — кивнул Муромец и тяжело затрусил к краю поляны.

ГЛАВА 11
Приключения продолжаются

   К привязанным к дереву молодцам Колупаев подъехал чуть погодя.
   Илья в этот момент намеревался одним ударом булатного меча перерубить опутывающую пленников веревку. Судя по углу замаха, Муромец собирался заодно и отрубить добрым молодцам головы.
   — Стой!!! — закричал Степан. — Ты что это делаешь?!!
   — Дык, — булькнул в ответ богатырь, нехотя опуская меч.
   — Да он же пьян!!! — завопили добры молодцы, в ужасе таращась на Муромца.
   Кузнец покачал головой и с помощью ножа быстро освободил бедолаг.
   — Фух, — выдохнул Тихон, растирая затекшие руки. — Спасибо вам, добрые люди… Ой… никак мы с вами уже встречались?!!
   — Точно! — воскликнул Колупаев. — Вы те двое остоло… то есть дружинников, которые к Илье за помощью обращались. Как же это вас так угораздило?
   Яростно жестикулируя и по обыкновению перебивая друг друга, княжьи племянники вкратце поведали о том, что с ними давеча приключилось.
   — Говорите, рыжий мужик то был? — хитро прищурился Степан.
   — Рыжий, как есть рыжий!
   — И глаз лентой перевязан?
   — Так точно!
   — И на балалайке играл, песни крамольные горланил?
   — Так ты его знаешь?
   — Еще как знаю, — усмехнулся Колупаев. — Кто же этого плута не знает. Это ведь знаменитый Сивка урка, вор в законе. Обул он вас, вижу, по полной. Ну и что теперь думаете делать? — Добры молодцы смущенно пожали плечами.
   — А что тут поделаешь? Приодеться нам надо бы. В исподнем в Новгород ни в жисть не пустят.
   — А чего вы там забыли, в Новгороде ентом?
   — Емельяна Великого ищем, — не подумав, ляпнул Тихон, — колдуна расейского.
   Гришка злобно посмотрел на брата: лишнее, мол, чужим болтаешь. Но Степан не стал вдаваться в дальнейшие расспросы. Он лишь быстро переглянулся с озадаченно хмыкнувшим Муромцем. Утренний туман еще не рассеялся.
   — Мальчики-и-и-и… — протяжно донеслось из кисейной пелены.
   Илья так резко обернулся, что аж доспехи звякнули.
   Добры молодцы побледнели.
   — Это кто? — спросил Колупаев, предчувствуя недоброе. — Ваша знакомая?
   Княжьи племянники в ответ непонятно замычали.
   — Мальчики-и-и-и, я иду-у-у-у…
   — Не нравится мне это. — Илья снова вытянул из ножен булатный меч.
   — Ты рубило-то свое лучше спрячь, — посоветовал Степан, — А то ненароком себе какую часть тела отрежешь. Хорошо еще ежели голову, а то можешь и что поважнее оттяпать.
   Муромец покраснел и нехотя засунул булатный меч обратно в ножны.
   — Мальчики-и-и-и…
   — Это Лихо! — сдавленно прошептал Тихон
   — Одноглазое!!! — добавил Гришка.
   — Прячьтесь, дурни. — Кузнец пошарил в телеге и извлек на свет божий здоровую сучковатую палку. Как ни странно, его волшебные сапоги были на удивление спокойны.
   Отталкивая друг дружку, княжьи племянники вместе с Ильей проворно полезли в ближайшие кусты.
   — Не кличь лихо, пока оно тихо, — проговорил Колупаев, взвешивая в руке недавно выструганную, отлично сбалансированную палицу. — Ну-ну, иди-ка сюда, красотка.
   Туман на поляне зашевелился, потемнел и явил взору хромую высокую образину, какую можно увидеть разве что в самом кошмарном эротическом сне.
   Узрев Степана, Лихо в нерешительности остановилось. Сам Степан ее не очень-то интересовал, а вот палка в руках кузнеца образине явно не понравилась.
   — Ты кто? — осторожно спросило Лихо, чутко принюхиваясь.
   — Я гроза всяческой нечисти Степан свет Колупаев, — гордо ответил кузнец, демонстративно поигрывая палкой.
   Лихо осторожно оглядело окрестности:
   — А где мальчики?
   — Какие мальчики?
   — Ну те двое красавчиков, что свататься ко мне в избу приходили?
   — Чего?!! — Челюсть у Колупаева слегка отвисла.
   — Дело было так, — жутковато улыбаясь, стало рассказывать Лихо. — Прихожу домой, а они, голубки, за столом обеденным сидят, меня, значит, дожидаются. Только уж больно они стеснительные попались… но ничего, я их быстро исправлю.
   Колупаев ошалело переваривал услышанное. За его спиной в кустах раздался сдавленный смех Ильи Муромца.
   — Экие они, оказывается, безобразники! — прошептал Степан, с тревогой оглядываясь на кусты и думая, как бы эти добры молодцы в исподнем чего плохого с Муромцем не сделали.
   Лихо осторожно подковыляло ближе.
   — А ну пошла отсюдова! — взревел кузнец, замахиваясь палкой. — Навье отродье.
   — Не навье отродье, а суккуб! — обиделось Лихо, потрясая костяными побрякушками.
   — Енто по-каковски? — опешил Степан.
   — По-латыни! — огрызнулось Лихо, подойдя ближе.
   — Ах, по-латыни! — взревел Колупаев. — Ну я тебе, образине, сейчас покажу.
   И он неожиданно прыгнул, перетягивая Лихо палкой поперек спины.
   — Уа-а-а-а… — взвыла «красотка» и нелепыми скачками понеслась по поляне.
   Но Степан, войдя в раж, не отставал.
   — Стой, страхолюдина! — в запале кричал он. — Стой, кому говорю! Тебе же лучше будет. Зашибу вот, и мучиться больше не станешь, свою мармызу ужасную в зеркале больше не узреешь.
   — Скажи это моим двенадцати мужьям! — продолжало огрызаться на ходу Лихо.
   — А где они сейчас? — орал в ответ Колупаев. — На том свете? Небось сожрала их, сварив в котле, а ну отвечай?
   Сучковатая палка снова прошлась по спине «красотки».
   — А-а-а-а… — завопило Лихо, но тут кузнец очень некстати обо что-то споткнулся и упал на одно колено. Скорость была потеряна.
   Лихо еще раз взвизгнуло и зигзагами понеслось к краю поляны. Вот в тумане исчезла кривая спина, а затем затих и сам топот.
   — Ух! — Степан утер тыльной стороной руки струящийся по челу пот. — Совсем я что-то размяк в последнее время. Надо бы пару подвигов совершить, а то и вовсе богатырскую закалку потеряю…
   Взвалив палицу на плечо, Колупаев вразвалочку вернулся к брошенной на краю поляны телеге, у которой отдыхал пожевывающий травинку Муромец.
   — А где лоботрясы?!! — удивленно поинтересовался кузнец, бросая палку в воз.
   — А я их прогнал, — усмехнулся Илья, — одному в глаз двинул, а другому ногой под зад… как наподдал!
   Степан с недоверием посмотрел на хвастающегося богатыря.
   — Что, не веришь? — спросил Муромец и продемонстрировал Колупаеву ободранные костяшки на правой руке.
   Хорошо хоть не в латных рукавицах добрых молодцев охаживал, а то мог и зашибить ненароком.
   — Проклятые недоноски! — подвел итог всему происшедшему Илья. — Это же надо, к Лиху Одноглазому свататься?!! Тьфу ты, срамотища! Гм… Я тут давеча поразмыслил…
   — Ну-ну… — Кузнец ласково погладил Буцефала. Муромец, оказывается, время от времени еще и «мыслит». Это что-то новое.
   — Я тут решил, надо бы с робостью моей начать бороться.
   — Трусостью, — поправил богатыря Степан. — Называй вещи своими именами.
   — Ну трусостью, — тяжко вздохнул Муромец. — Негоже такому великану, как я, каждого шороха бояться.
   — И что же ты решил?
   — Дык надобно мне хотя бы один подвиг ратный совершить, всамделишный. Маленький, но чтобы токмо я сам все сделал. Может, предложишь что, Степан?
   Колупаев задумался.
   — Дятлов на Руси что-то в последнее время мало стало, — наконец сказал он. — Надо бы спасти места обитания пернатых братьев меньших от вырубки. Думаю, ты с этим заданием легко управишься. Возьмешь булатный меч да разгонишь пьяных дровосеков. Даже драться ни с кем не придется.
   — Издеваешься? — грустно повесил голову Илья. — А я ведь все сурьезно. Мужик я сильный, неужель ни одного подвига не в силах совершить?
   — Сила есть, ума не надобно, — улыбнулся Степан, — об этом еще древние греки по поводу Херакла говаривали. Боюсь, Илья, что свой единственный ратный подвиг ты уже совершил.
   — Это когда ж такое было?!!
   — Тогда, — ответил кузнец, поглаживая по холке лошадь, — когда ты на печи тридцать три года в бодуне провалялся, тем на всю Русь и прославился. Это единственное, что о тебе тот летописец не наврал. Просто ни один дурак не удосужился проверить, как же ты остальные-то подвиги совершал, коль на печи все это время валялся.
   — Один подвиг мало, — продолжал упрямиться Муромец. — Да и то не ратный он вовсе.
   — Ну не скажи, — возразил Колупаев. — У нас на Руси никто тебя еще не смог переплюнуть. Ты у нас настоящий герой. Ведь как народ мыслит? Ежели ты Горыныча убил, это так, фигня. А вот ежели двадцать бочонков меда зараз выдул и даже глазом не моргнул, то уже герой. Песни о тебе слагают, добры девицы щупать себя дают.
   — Так уж и дают? — нахмурился богатырь, вспоминая красавицу Кимку. — Значит, не поможешь мне с подвигом?
   — Никаких подвигов! — отрезал Степан. — Уж извиняй, но подвиги — это по моей части. Лучше не срамись… хотя…
   И кузнец вдруг подумал, что ежели Муромец в самое ближайшее время опростоволосится, то ему (кузнецу) это будет только на пользу. Пускай честной народ узнает, какой на самом деле этот богатырь непобедимый.
   Просто отличная мысль, хотя и подлая.
* * *
   В то утро Всеволод Ясно Солнышко проснулся раньше обычного, когда еще даже светать не начало. Тревожное чувство заставило князюшку встать с теплой кровати, одеться и отворить ставни спальни, дабы можно было оглядеть покрытые предрассветными сумерками окрестности.
   Осмотр окрестностей поверг Всеволода сначала в легкое недоумение, а затем в ярость.
   К княжьему терему крались живые кусты.
   Медленно ползли, затем замирали на время и снова двигались, тихо шурша желтыми ветками.
   Вытащив из-под подушки заокеанскую «дозорную трубу», князь решил разглядеть эти двигающиеся кустики поближе. Покрутил маленькие колесики, повернул стекла и, хищно улыбнувшись, узрел среди сухих веток раскрасневшуюся харю пьяного дровосека.
   — Значит, снова штурм! — довольно проговорил Всеволод, потирая ладони. — Кто же этих супостатов из ямы-то выпустил? Узнаю, вздерну на виселице.
   С этими словами князь снял со стены свой любимый охотничий лук и, сладко зевнув, выпустил в окно первую стрелу.
   Раздался приглушенный крик, и один из «кустиков» сразу повалился на бок. Всеволод снова схватился за «дозорную трубу». Как он и ожидал, стрела угодила одному из дровосеков точно в торчавший кверху зад.
   — У… волки позорные, — приговаривал князь, целясь в очередной «кустик».
   Зазвенела тетива, взвизгнула стрела. Вторая цель была повержена. Тут-то до тупоголовых и дошло, что их тайная операция раскрыта.