Страница:
— Но все ваши люди полностью преданы вам, — возразила Рэчел.
— Я знаю это и очень им благодарен, — сказал он с улыбкой. — Есть соседи, присматривающиеся ко всем, кто приезжает и уезжает с нашей плантации. Люди, которые не простят мне того, что они считают предательством. Я никогда не делал тайны из моих убеждений, Рэчел, ты знаешь это, но я не могу сознательно подставлять под удар свою семью. Это не для меня, — констатировал он. — Так что моя деятельность протекает вне дома — моего и твоего. Я должен быть там, где никто и не подозревает.
Мэтью устроил для нее сиденье на одеяле.
— Сожалею, что не могу предложить тебе ничего лучшего, но это все мое имущество.
— Для меня это совершенно неважно, Мэтью, — сказала Рэчел. — Мое место там, где ты! — С этими словами она сняла шляпу и аккуратно опустила ее на пол, затем принялась расстегивать пуговицы своего жакета. Мэтью помог ей снять его и положил рядом со шляпой.
Он пожирал взглядом ее лицо, ее вздымающуюся грудь, ее пышные волосы. Ему страстно хотелось вытащить шпильки из ее аккуратной прически, чтобы белокурая волна рассыпалась по плечам, как в тот памятный вечер в Бель-Шансон, но он не решился. Для этого еще не пришло время.
Мэтью протянул руку и приподнял ее подбородок. Рэчел повернула голову и прижалась губами к его ладони.
— Поцелуй меня, Мэтью, — хрипло пробормотала она. — Пожалуйста!
Он исполнил ее желание. Их губы слились и, подобно набирающему силу смерчу, поцелуй становился все более и более неистовым.
Вскоре они уже лежали на тонком одеяле, тесно прижавшись друг к другу. Даже толстые штаны из оленьей кожи не могли скрыть возбуждения его плоти. Когда Мэтью еще крепче прижал к себе распростертое под ним тело Рэчел, она ощутила его твердый член между своих бедер.
Рэчел обхватила руками широкую спину Мэтью, вцепилась пальцами в его сорочку, желая никогда не выпускать его из своих объятий. Она забыла обо всем, ее жизнь и весь мир сосредоточились здесь — в поцелуях Мэтью, вливающих в нее наслаждение, в тяжести его тела, замершего в ее объятиях. Сквозь плотную ткань амазонки и тонкий муслин нижней юбки она ощущала сильные толчки его члена, и они причиняли ей сладкую боль.
Мэтью начал целовать ее по-другому — прерывистыми, нежными поцелуями. Они были медленными, ласкающими, томными. Мэтью осознал, как далеко они с Рэчел могут зайти, и, овладев собой, решил, что его долг — ослабить напряжение охватившей их страсти.
«О Боже», — вздохнул он про себя. Когда они в конце концов займутся любовью по-настоящему, это будет достойной наградой за долгое воздержание, ведь они испытают подлинную страсть, наслаждение, в котором сольются их души и тела.
Сейчас ни время, ни место не подходили для этого. Но рано или поздно их время наступит, и он знал, что блаженство превзойдет все испытанное им когда-либо прежде.
Однако все это в будущем, а пока их время не наступило, он не мог себе позволить большего.
Рэчел, удобно устроившись в объятиях Мэтью, наслаждалась его близостью, и некоторое время они лежали тихо и неподвижно. Эти минуты были вдвойне дороги ей, потому что она прекрасно понимала, как нескоро она сможет увидеть его в следующий раз. Мысленно она перебирала все изменения, произошедшие в нем с момента их последнего свидания. Он похудел на несколько фунтов, он еще сильнее загорел, он начал отращивать усы. И теперь он носил ружье.
— Темнеет, я должен ехать, — нежно прошептал он ей на ухо.
Высвободившись из его объятий, Рэчел села.
— Я так много передумала…
— А я думал о том, что сегодняшнего слишком мало.
— Это все-таки лучше, чем вообще не видеть тебя, любимый, — заверила Рэчел, заставляя себя улыбнуться, чтобы он не догадался о той острой сердечной боли, которую она испытала, услышав, что их свидание пришло к концу. — Встреча с тобой была нежданной радостью, и я буду все время вспоминать ее.
— Я тоже, — пообещал он.
С каждым разом ему становилось все тяжелее и тяжелее расставаться с ней, пускаться в далекий и опасный путь без оглядки назад. Если бы он не верил, что действительно помогает приблизить окончание этой войны, если бы не был убежден в правоте дела, за которое сражается, он, вполне вероятно, поддался бы искушению все бросить и бежать отсюда вместе с ней, чтобы где-нибудь в новом месте начать жизнь сначала, с новыми традициями и новыми перспективами.
Но он не мог этого сделать. И никогда бы не сделал. Его любовь к Соединенным Штатам равнялась его любви к Рэчел. И если бы он поступился любовью к родной стране, то его любовь к Рэчел, его жизнь с ней оказались бы ложью.
— Мэтью? — Рэчел почувствовала, что он витает где-то далеко от нее.
— Извини, — оказал он, поднимаясь и помогая встать ей.
— Куда же ты направляешься?
Мэтью подошел к одному из окон, вернее, к тому, что от него осталось. Взглянув на садящееся солнце, он наконец промолвил:
— На север.
Рэчел облегченно вздохнула:
— В Филадельфию?
Мэтью покачал головой.
— Севернее, — ответил он.
Рэчел предпочла не настаивать на более подробных объяснениях. Ей довольно было сознавать, что там он будет, по-видимому, в большей безопасности, чем в рядах юнионистской армии, намеревавшейся проникнуть в самое сердце Юга.
Он обернулся к ней.
— Я решил, что, когда окончится война, мне не захочется пускаться в такое грандиозное свадебное путешествие, — объявил он.
— У тебя есть на примете какое-нибудь другое место, куда ты хотел бы поехать? — спросила Рэчел, удивленная тем, что он намерен отказаться от столь заманчивой поездки. Самой ей было безразлично, куда ехать, лишь бы быть вместе с ним.
— Есть, — ответил Мэтью, и его глаза неожиданно загорелись энтузиазмом. — Калифорния.
— Калифорния? — переспросила она.
— Вот именно, северная Калифорния, — пояснил он. — Я недавно был там, и она показалась мне невообразимо прекрасной. — Мэтью с нежностью привлек ее снова в свои объятия. —
Я хочу показать тебе горы, пляжи, океан. Тихий океан великолепен, в нем столько оттенков голубого, словно эта палитра самого Господа Бога. — Он приподнял ее подбородок и заглянул в самую глубину ее глаз. — Я все-таки понял, какой именно голубой соответствует твоим глазам. Ляпис-лазурь.
— Хорошо, после войны мы поедем туда, — подтвердила она с улыбкой, усилием воли останавливая готовые хлынуть слезы.
— Быть может, тебе стоило бы поехать туда прямо сейчас, — мрачно проговорил он.
Рэчел была ошеломлена.
— Зачем?!
— Вы были бы там в большей безопасности, и ты, и твои родители, — настаивал он. — Я не думаю, что война сколько-нибудь серьезно затронет Калифорнию, а о Луизиане я, к сожалению, этого сказать не могу.
— Твоя семья уезжает?
— Нет. Они не хотят даже обсуждать эту тему. Да я, честно говоря, и не ожидал иного, — сознался он.
— Здесь твой дом, Мэтью. Я не могу покинуть его, так же как и тебя самого, — ответила Рэчел.
— Но ты должна учесть, что если в Новом Орлеане узнают о нашей помолвке, то жизни тебе не будет.
— Я не какая-нибудь недотрога, которая хлопается в обморок от одного грубого слова, — вздернув голову, парировала Рэчел. — Мы, ирландцы, крепкие орешки, уверяю тебя.
— Тем не менее, — продолжал он, — если мое кольцо на пальце станет причиной какой-либо неприятности и ты почувствуешь, что лучше его снять, я не рассержусь и не обижусь.
— Как ты смеешь, Мэтью Деверо? — в негодовании вскричала Рэчел.
— Я думал только о…
— Я знать не желаю, о чем ты там думал, — бушевала Рэчел. — Я не давала тебе повода считать меня жалкой трусихой.
— Ты знаешь, что я никогда не думал о тебе ничего подобного, — защищался он.
— Твое счастье! — отрезала она и продолжала уже менее воинственно: — Я горжусь твоей любовью и этим кольцом. И мне совершенно безразлично, что думают по этому поводу другие. — Она положила руки на его широкие плечи и добавила: — Если уж на то пошло, я готова кричать об этом во весь голос во Вьё-Карэ или любом другом месте Нового Орлеана.
— Нет нужды забираться так далеко, cherie, — улыбнулся он и поцеловал ее в губы. — Чем я заслужил такое счастье?
— Нет, любимый, счастливица — это я, — прошептала она, пряча голову у него на груди.
— Теперь я должен идти, — грустно сказал он.
— Уже?
— Да.
Обнявшись, они вышли из домика туда, где их поджидал Ахилл с лошадями, привязанными к дереву.
— Ты заберешь вещи, которые я оставил в комнате, Ахилл? — спросил Мэтью.
Ахилл кивнул и вошел в дом. Рэчел и Мэтью стояли под деревом в быстро сгущавшихся сумерках.
— Похоже, мы только и делаем, что прощаемся, cherie, — произнес он с тоской.
На какой-то момент Рэчел охватило отчаяние.
— Это так несправедливо, — согласилась она.
— Не спорю, — ответил Мэтью, впиваясь в ее губы пылким, но коротким поцелуем. — Но запомни мои слова, cherie. Я вернусь к тебе. Никогда не сомневайся в этом. Что бы ни произошло, сколько бы времени это ни потребовало, я вернусь к тебе. Клянусь тебе в этом.
Ахилл вернулся с набитой провизией наволочкой, одеялом и флягой и передал их Мэтью, который уложил все это в седельную сумку. Ахилл что-то шепнул Мэтью, и тот кивнул.
— Проследи, чтобы Рэчел благополучно вернулась в Новый Орлеан, — распорядился он. — А сам лучше переночуй здесь, чтобы не привлекать внимания местной милиции. — Он вскочил на своего крупного рыжего жеребца и последний раз взглянул на свою невесту: — Я люблю тебя, Рэчел. Никогда не забывай об этом, ведь ничто не заставит меня тебя раз любить.
Эти слова звучали в ушах Рэчел, пока она наблюдала, как он скрывается из виду. Но вот он исчез и мужество, помогавшее ей удерживаться от слез, покинуло ее. Она, рыдая, опустилась на поломанные ступеньки.
Она сидела так некоторое время, прежде чем услышала голос Ахилла:
— Вам тоже лучше ехать, мисс Рэчел. Она вытерла глаза руками и сказала:
— Я оставила там жакет и шляпу. Подожди минуту.
Одевшись, она вернулась, и Ахилл помог ей подняться в седло.
Едва они стали удаляться от домика, Рэчел охватило чувство утраты, столь острое, что она даже почувствовала какую-то дурноту. Оно не покидало ее всю долгую дорогу, становясь лишь сильнее и сильнее.
Когда поздно вечером Рэчел наконец рухнула в постель, отмахнувшись от родителей, встретивших ее расспросами о том, где это она пропадала, она снова расплакалась. Отчаянные, безутешные рыдания сотрясали все ее тело.
— О Мэтью, — повторяла она, — не забывай своего обещания, ведь я своего не забуду никогда.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
— Я знаю это и очень им благодарен, — сказал он с улыбкой. — Есть соседи, присматривающиеся ко всем, кто приезжает и уезжает с нашей плантации. Люди, которые не простят мне того, что они считают предательством. Я никогда не делал тайны из моих убеждений, Рэчел, ты знаешь это, но я не могу сознательно подставлять под удар свою семью. Это не для меня, — констатировал он. — Так что моя деятельность протекает вне дома — моего и твоего. Я должен быть там, где никто и не подозревает.
Мэтью устроил для нее сиденье на одеяле.
— Сожалею, что не могу предложить тебе ничего лучшего, но это все мое имущество.
— Для меня это совершенно неважно, Мэтью, — сказала Рэчел. — Мое место там, где ты! — С этими словами она сняла шляпу и аккуратно опустила ее на пол, затем принялась расстегивать пуговицы своего жакета. Мэтью помог ей снять его и положил рядом со шляпой.
Он пожирал взглядом ее лицо, ее вздымающуюся грудь, ее пышные волосы. Ему страстно хотелось вытащить шпильки из ее аккуратной прически, чтобы белокурая волна рассыпалась по плечам, как в тот памятный вечер в Бель-Шансон, но он не решился. Для этого еще не пришло время.
Мэтью протянул руку и приподнял ее подбородок. Рэчел повернула голову и прижалась губами к его ладони.
— Поцелуй меня, Мэтью, — хрипло пробормотала она. — Пожалуйста!
Он исполнил ее желание. Их губы слились и, подобно набирающему силу смерчу, поцелуй становился все более и более неистовым.
Вскоре они уже лежали на тонком одеяле, тесно прижавшись друг к другу. Даже толстые штаны из оленьей кожи не могли скрыть возбуждения его плоти. Когда Мэтью еще крепче прижал к себе распростертое под ним тело Рэчел, она ощутила его твердый член между своих бедер.
Рэчел обхватила руками широкую спину Мэтью, вцепилась пальцами в его сорочку, желая никогда не выпускать его из своих объятий. Она забыла обо всем, ее жизнь и весь мир сосредоточились здесь — в поцелуях Мэтью, вливающих в нее наслаждение, в тяжести его тела, замершего в ее объятиях. Сквозь плотную ткань амазонки и тонкий муслин нижней юбки она ощущала сильные толчки его члена, и они причиняли ей сладкую боль.
Мэтью начал целовать ее по-другому — прерывистыми, нежными поцелуями. Они были медленными, ласкающими, томными. Мэтью осознал, как далеко они с Рэчел могут зайти, и, овладев собой, решил, что его долг — ослабить напряжение охватившей их страсти.
«О Боже», — вздохнул он про себя. Когда они в конце концов займутся любовью по-настоящему, это будет достойной наградой за долгое воздержание, ведь они испытают подлинную страсть, наслаждение, в котором сольются их души и тела.
Сейчас ни время, ни место не подходили для этого. Но рано или поздно их время наступит, и он знал, что блаженство превзойдет все испытанное им когда-либо прежде.
Однако все это в будущем, а пока их время не наступило, он не мог себе позволить большего.
Рэчел, удобно устроившись в объятиях Мэтью, наслаждалась его близостью, и некоторое время они лежали тихо и неподвижно. Эти минуты были вдвойне дороги ей, потому что она прекрасно понимала, как нескоро она сможет увидеть его в следующий раз. Мысленно она перебирала все изменения, произошедшие в нем с момента их последнего свидания. Он похудел на несколько фунтов, он еще сильнее загорел, он начал отращивать усы. И теперь он носил ружье.
— Темнеет, я должен ехать, — нежно прошептал он ей на ухо.
Высвободившись из его объятий, Рэчел села.
— Я так много передумала…
— А я думал о том, что сегодняшнего слишком мало.
— Это все-таки лучше, чем вообще не видеть тебя, любимый, — заверила Рэчел, заставляя себя улыбнуться, чтобы он не догадался о той острой сердечной боли, которую она испытала, услышав, что их свидание пришло к концу. — Встреча с тобой была нежданной радостью, и я буду все время вспоминать ее.
— Я тоже, — пообещал он.
С каждым разом ему становилось все тяжелее и тяжелее расставаться с ней, пускаться в далекий и опасный путь без оглядки назад. Если бы он не верил, что действительно помогает приблизить окончание этой войны, если бы не был убежден в правоте дела, за которое сражается, он, вполне вероятно, поддался бы искушению все бросить и бежать отсюда вместе с ней, чтобы где-нибудь в новом месте начать жизнь сначала, с новыми традициями и новыми перспективами.
Но он не мог этого сделать. И никогда бы не сделал. Его любовь к Соединенным Штатам равнялась его любви к Рэчел. И если бы он поступился любовью к родной стране, то его любовь к Рэчел, его жизнь с ней оказались бы ложью.
— Мэтью? — Рэчел почувствовала, что он витает где-то далеко от нее.
— Извини, — оказал он, поднимаясь и помогая встать ей.
— Куда же ты направляешься?
Мэтью подошел к одному из окон, вернее, к тому, что от него осталось. Взглянув на садящееся солнце, он наконец промолвил:
— На север.
Рэчел облегченно вздохнула:
— В Филадельфию?
Мэтью покачал головой.
— Севернее, — ответил он.
Рэчел предпочла не настаивать на более подробных объяснениях. Ей довольно было сознавать, что там он будет, по-видимому, в большей безопасности, чем в рядах юнионистской армии, намеревавшейся проникнуть в самое сердце Юга.
Он обернулся к ней.
— Я решил, что, когда окончится война, мне не захочется пускаться в такое грандиозное свадебное путешествие, — объявил он.
— У тебя есть на примете какое-нибудь другое место, куда ты хотел бы поехать? — спросила Рэчел, удивленная тем, что он намерен отказаться от столь заманчивой поездки. Самой ей было безразлично, куда ехать, лишь бы быть вместе с ним.
— Есть, — ответил Мэтью, и его глаза неожиданно загорелись энтузиазмом. — Калифорния.
— Калифорния? — переспросила она.
— Вот именно, северная Калифорния, — пояснил он. — Я недавно был там, и она показалась мне невообразимо прекрасной. — Мэтью с нежностью привлек ее снова в свои объятия. —
Я хочу показать тебе горы, пляжи, океан. Тихий океан великолепен, в нем столько оттенков голубого, словно эта палитра самого Господа Бога. — Он приподнял ее подбородок и заглянул в самую глубину ее глаз. — Я все-таки понял, какой именно голубой соответствует твоим глазам. Ляпис-лазурь.
— Хорошо, после войны мы поедем туда, — подтвердила она с улыбкой, усилием воли останавливая готовые хлынуть слезы.
— Быть может, тебе стоило бы поехать туда прямо сейчас, — мрачно проговорил он.
Рэчел была ошеломлена.
— Зачем?!
— Вы были бы там в большей безопасности, и ты, и твои родители, — настаивал он. — Я не думаю, что война сколько-нибудь серьезно затронет Калифорнию, а о Луизиане я, к сожалению, этого сказать не могу.
— Твоя семья уезжает?
— Нет. Они не хотят даже обсуждать эту тему. Да я, честно говоря, и не ожидал иного, — сознался он.
— Здесь твой дом, Мэтью. Я не могу покинуть его, так же как и тебя самого, — ответила Рэчел.
— Но ты должна учесть, что если в Новом Орлеане узнают о нашей помолвке, то жизни тебе не будет.
— Я не какая-нибудь недотрога, которая хлопается в обморок от одного грубого слова, — вздернув голову, парировала Рэчел. — Мы, ирландцы, крепкие орешки, уверяю тебя.
— Тем не менее, — продолжал он, — если мое кольцо на пальце станет причиной какой-либо неприятности и ты почувствуешь, что лучше его снять, я не рассержусь и не обижусь.
— Как ты смеешь, Мэтью Деверо? — в негодовании вскричала Рэчел.
— Я думал только о…
— Я знать не желаю, о чем ты там думал, — бушевала Рэчел. — Я не давала тебе повода считать меня жалкой трусихой.
— Ты знаешь, что я никогда не думал о тебе ничего подобного, — защищался он.
— Твое счастье! — отрезала она и продолжала уже менее воинственно: — Я горжусь твоей любовью и этим кольцом. И мне совершенно безразлично, что думают по этому поводу другие. — Она положила руки на его широкие плечи и добавила: — Если уж на то пошло, я готова кричать об этом во весь голос во Вьё-Карэ или любом другом месте Нового Орлеана.
— Нет нужды забираться так далеко, cherie, — улыбнулся он и поцеловал ее в губы. — Чем я заслужил такое счастье?
— Нет, любимый, счастливица — это я, — прошептала она, пряча голову у него на груди.
— Теперь я должен идти, — грустно сказал он.
— Уже?
— Да.
Обнявшись, они вышли из домика туда, где их поджидал Ахилл с лошадями, привязанными к дереву.
— Ты заберешь вещи, которые я оставил в комнате, Ахилл? — спросил Мэтью.
Ахилл кивнул и вошел в дом. Рэчел и Мэтью стояли под деревом в быстро сгущавшихся сумерках.
— Похоже, мы только и делаем, что прощаемся, cherie, — произнес он с тоской.
На какой-то момент Рэчел охватило отчаяние.
— Это так несправедливо, — согласилась она.
— Не спорю, — ответил Мэтью, впиваясь в ее губы пылким, но коротким поцелуем. — Но запомни мои слова, cherie. Я вернусь к тебе. Никогда не сомневайся в этом. Что бы ни произошло, сколько бы времени это ни потребовало, я вернусь к тебе. Клянусь тебе в этом.
Ахилл вернулся с набитой провизией наволочкой, одеялом и флягой и передал их Мэтью, который уложил все это в седельную сумку. Ахилл что-то шепнул Мэтью, и тот кивнул.
— Проследи, чтобы Рэчел благополучно вернулась в Новый Орлеан, — распорядился он. — А сам лучше переночуй здесь, чтобы не привлекать внимания местной милиции. — Он вскочил на своего крупного рыжего жеребца и последний раз взглянул на свою невесту: — Я люблю тебя, Рэчел. Никогда не забывай об этом, ведь ничто не заставит меня тебя раз любить.
Эти слова звучали в ушах Рэчел, пока она наблюдала, как он скрывается из виду. Но вот он исчез и мужество, помогавшее ей удерживаться от слез, покинуло ее. Она, рыдая, опустилась на поломанные ступеньки.
Она сидела так некоторое время, прежде чем услышала голос Ахилла:
— Вам тоже лучше ехать, мисс Рэчел. Она вытерла глаза руками и сказала:
— Я оставила там жакет и шляпу. Подожди минуту.
Одевшись, она вернулась, и Ахилл помог ей подняться в седло.
Едва они стали удаляться от домика, Рэчел охватило чувство утраты, столь острое, что она даже почувствовала какую-то дурноту. Оно не покидало ее всю долгую дорогу, становясь лишь сильнее и сильнее.
Когда поздно вечером Рэчел наконец рухнула в постель, отмахнувшись от родителей, встретивших ее расспросами о том, где это она пропадала, она снова расплакалась. Отчаянные, безутешные рыдания сотрясали все ее тело.
— О Мэтью, — повторяла она, — не забывай своего обещания, ведь я своего не забуду никогда.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
«Я всегда считала, что, если человек желает чего-либо очень сильно, если он верит и горячо молится, он в конце концов обретает желанное.
Однако теперь сомнение разрастается в моей душе, вытесняя оттуда ростки надежды. Эта война идет второй год, и, похоже, все, кто утверждал, что она затянется не более чем на два-три месяца, что это временная мера и т. д., все они жестоко заблуждались.
Новый Орлеан сдался юнионистской армии и теперь весь наводнен солдатами-янки в голубых мундирах. Мнения о генерале Батлере различны: одни присвоили ему кличку «Зверь» и только так его и зовут, иные уважают как человека, способного навести в городе порядок. Пока что генерал Батлер распорядился очистить все колодцы и водопроводы, чтобы пресечь распространение инфекций и эпидемий. В то оке время по пятам за армией следуют, многочисленные барышники и спекулянты, сколачивающие капитал на общей нужде. Доки уже много времени пустуют, и провизии не хватает.
Наши соседи Чандлеры уже четыре месяца как покинули город и вернулись в Нью-Йорк. Мне очень недостает бесед с Каролиной, ведь я делилась с ней своими чувствами к Мэтью, рассказывала ей о нашей помолвке. Мы переписываемся, но это далеко не то же самое, что разговор с глазу на глаз. Но главное, мне необходимо получить хоть какие-нибудь сведения о Мэтью. Страдания, неизвестность и постоянная тревога мало-помалу сокрушают мой дух. Мои мысли беспрерывно заняты войной и его ролью в ней. Не проходит ни единого дня, когда бы я не думала и не тосковала о Мэтью».
Рэчел опустилась на скамеечку для коленопреклонений и склонила голову, перебирая четки, подаренные ей Мэтью. В последние несколько месяцев у нее вошло в привычку приходить в эту маленькую церковь молиться за здоровье и счастливое возвращение своего жениха. Ее внутреннее убранство, делавшее ее очень похожей на средневековую часовню в родном городе Рэчел, действовало на девушку умиротворяюще. Здесь она чувствовала себя ближе к Богу и словно вступала на маленький островок покоя в море безумия, охватившего все вокруг. Она любила и беседы со священником, отцом Донованом, который, подобно ей самой, был выходцем из Европы.
Рэчел подняла голову и увидела в боковом приделе какую-то женщину, которая легким движением преклонила колени, а затем повернулась и направилась к выходу из храма. Рэчел подумала, что в этой женщине есть что-то очень знакомое, хотя понять, кто она, девушка не могла. Лицо женщины скрывала вуаль, спускавшаяся со шляпки и достигавшая подбородка.
Рэчел следила взглядом за незнакомкой, когда та скользнула по проходу между скамьями и остановилась у чаши со святой водой. Она приподняла вуаль и, погрузив кончики пальцев в воду, поднесла их к лицу.
И тут Рэчел поняла, кто это. Доминика дю Лак. Бывшая любовница Мэтью.
Как странно встретить ее здесь! Быть может, она пришла поставить свечку за своего прежнего возлюбленного?
Не в силах побороть желание последовать за этой женщиной, Рэчел поспешно опустила четки в ридикюль и крепко затянула мешочек с молитвенником. Она должна выяснить, имеет ли Доминика какие-либо сведения о Мэтью.
Когда Рэчел вышла за дверь, яркий солнечный свет заставил ее зажмуриться. Ей понадобилось несколько минут, чтобы привыкнуть к нему, а обретя наконец способность смотреть, она была потрясена зрелищем, представившимся ее глазам.
Доминика дю Лак стояла на обочине дороги, окруженная злобно ухмыляющимися солдатами-янки. Пять человек образовали вокруг нее кольцо, так что она оказалась в настоящей ловушке.
До Рэчел доносился нежный, с легким французским акцентом голос Доминики, просившей:
— Пожалуйста, мсье, прошу вас, дайте мне пройти.
— Эй, ребята, а нам попалась одна из этих французских штучек. — Говоривший придвинулся к Доминике и положил огромную ручищу ей на плечо.
Она сбросила его руку и попятилась назад, но только чтобы очутиться в объятиях другого солдата, обхватившего ее талию.
— А я думаю, сержант, она из тех квартероночек, о которых столько болтают местные французишки, — сказал он.
— А-а, ихние потаскушки, ты о них? — спросил третий, раздвигая в безобразной ухмылке жирные губы.
Рэчел смогла различить ужас на лице несчастной женщины, когда та повернулась в ее сторону. Глаза ее были расширены, взгляд остановившийся. Кто-то, по-видимому, успел сорвать с нее шляпку, так как она, затоптанная, валялась на земле.
— Отпустите ее, — тон Рэчел был сухим и требовательным.
Сержант взглянул на девушку, стоявшую на церковных ступенях.
— Займитесь своим делом, мисс, — прошипел он, злобно взглянув на нее. — А не то сами примете участие в забаве, — угрожающе добавил он.
В ответ Рэчел наградила его взглядом, полным ледяного презрения:
— Вы настоящая дубина! Как вы смеете приставать к этой женщине?
— Эй, сержант, — вмешался один из солдат, — она непочтительно говорит с тобой? Если так, мы имеем право обойтись с ней как с публичной женщиной, верно?
Ноздри Рэчел затрепетали при этих словах. Она хорошо знала о позорном распоряжении генерала Батлера, согласно которому любая жительница Нового Орлеана, выказавшая неуважение к солдату-янки, могла считаться проституткой.
Рэчел испугалась, что не сумела совладать с презрением, которое внушали ей эти негодяи. Взывать к их разуму было бесполезно, и она в первый раз пожалела, что не прислушалась к совету отца и не стала носить с собой пистолет, который он ей дал. Он остался, надежно запертый, в ящике ее стола, ибо Рэчел была уверена, что ни за что и никогда не смогла бы направить его на человека. А теперь она поняла, что смогла бы — лишь бы заставить эту мерзкую свинью отпустить женщину.
По лицу Доминики было видно, что она узнала Рэчел.
Рэчел заметила это и попыталась подбодрить ее взглядом. Но чем она могла ей помочь? Она была одна и, увидев выражение их лиц, почувствовала, как страх проникает в ее душу. Перед ней были животные, готовые на все.
Рэчел содрогнулась.
— Ну так возьмем обеих и научим, как обращаться с теми, кто их главней! — объявил сержант с улыбочкой, обнажившей гнилые зубы.
Два солдата схватили Рэчел, в то время как сержант с двумя другими теснее сомкнулись вокруг Доминики.
— Я для начала попробую темную курочку, ребята, — решил сержант со скабрезной ухмылкой, — а вы забирайте себе ту спесивую сучку.
Рэчел издала отчаянный крик и начала драться с обидчиками. Ей удалось укусить державшую ее руку.
— Сумасшедшая сука, она укусила меня! — завопил солдат, отдергивая руку и выпуская Рэчел.
Она кинулась бежать в надежде найти помощь.
— Идиоты! — прорычал сержант. — Держите ее, пока она никому не нажаловалась!
Он схватил Доминику и втащил ее в церковь.
Рэчел успела сделать лишь несколько шагов, как чьи-то руки снова схватили ее. Она отчаянно боролась, но в конце концов один из солдат сильно ударил ее по лицу, так что Рэчел даже пошатнулась.
В конце улицы послышался цокот копыт.
Рэчел, из губы которой текла кровь, взглянула туда и увидела двух приближавшихся всадников. Синие мундиры. Янки.
«Господи, — молилась она, — хоть бы они помогли нам!»
— Капрал! — гаркнул один из наездников. — Что тут происходит? Отпустите эту женщину! — приказал он.
Солдат, державший Рэчел, вспыхнул под пристальным взглядом капитана и сопровождавшего его лейтенанта.
— Мы не делали ничего плохого, сэр, — отвечал он, избегая смотреть в глаза капитану. —
Мы немного пошутили, а вот эта девка стала нас всячески обзывать и поносить. И мы всего-навсего собирались выполнить приказ генерала насчет таких, как она.
— Я думаю, вы лжете, капрал. — Офицер спешился и уставился на обоих солдат холодным, тяжелым взглядом. — Я с превеликим удовольствием публично выпорол бы вас кнутом — прямо здесь, на месте, — если бы имел на это право. Но поскольку такого права у меня нет, считайте себя арестованным.
— Что?
— Вы меня слышали. Я позабочусь о том, чтобы предать вас обоих трибуналу за подобное безобразие.
— Из-за потаскухи? — возмутился второй солдат, до тех пор молчавший.
Рэчел задохнулась от возмущения. Офицер взглянул на нее:
— Это еще пустяки. Можете считать, что вам повезло. — И он шагнул к Рэчел, предлагая ей чистый носовой платок. — Я очень сожалею о случившемся, мисс, — с искренним огорчением произнес он. — Пожалуйста, не судите обо всех нас по этим свиньям.
Рэчел глубоко, с облегчением, вздохнула.
— Уверяю вас, капитан, — она узнала его чин по золотым нашивкам на погонах его мундира, — что я далека от этого. Но вы должны еще помочь мне, — попросила она. — Несколько ваших солдат, — на этом слове она запнулась, — схватили одну женщину. Кажется, они затащили ее вон туда. — Она повернулась и указала на церковь.
Офицер приказал лейтенанту оставаться на месте, а сам, вытащив пистолет из кобуры, отправился на разведку.
Прошло несколько минут, показавшихся Рэчел бесконечными. Она трепетала при мысли о том, что мог обнаружить капитан, и горячо надеялась, что солдаты все же не успели надругаться над Доминикой.
Наконец появился капитан, ведя под прицелом пистолета троих солдат, а свободной рукой поддерживая мадемуазель дю Лак.
Будто гора свалилась с плеч Рэчел, она кинулась к Доминике:
— Мадемуазель дю Лак, с вами все хорошо?
На несколько секунд Доминика закрыла свои карие глаза, словно желая удостовериться, что она действительно в безопасности.
— Oui, мадемуазель, благодаря вам все в порядке. — Она подошла вплотную к Рэчел, чтобы обнять ее, но вместо этого сделала лучше. — Вы очень смелая, — сказала она все еще слегка дрожащим голосом. — Неудивительно, что Мэтью так любит вас.
Рэчел заулыбалась.
— Лейтенант, — скомандовал капитан, — я хочу, чтобы вы сейчас отправились в штаб и вызвали конвой — отвести арестованных в тюрьму.
— Есть, сэр, — повиновался лейтенант, отсалютовав командиру и поворачивая лошадь кругом.
— Леди, если вы согласны немного подождать, я позабочусь о том, чтобы вас обеих доставили домой в полной безопасности. — Он бросил суровый взгляд на своих пленников. — Я еще раз приношу извинения за действия этих людей. В особенности вам, мисс, — добавил он, обращаясь к Доминике.
— Merci, monsieur le capitain[25], — ответила она, и голос ее по-прежнему слегка дрожал, до того она была перепугана.
Рэчел, в свою очередь, сочла необходимым сказать слова благодарности капитану-янки:
— Да, капитан, наше счастье, что вы оказались здесь, и позвольте мне смиренно поблагодарить вас.
От этих слов румянец вспыхнул на бледных щеках капитана, и заметившая это Рэчел почувствовала к нему еще большее расположение.
Минут через двадцать лейтенант вернулся с отрядом конвойных, которые и забрали хулиганов, чтобы, согласно распоряжению капитана, доставить их в тюрьму.
— А теперь, леди, — сказал он, — мы проводим вас по домам, и, прошу вас, пусть этот инцидент не омрачает вашего мнения о северянах. К несчастью, далеко не каждый во время войны поступает наилучшим и наиболее достойным образом.
— Если бы все янки были похожи на вас, капитан?.. — вежливо сказала Доминика.
— Простите, мисс, — извинился он. — Где мои хорошие манеры? Капитан Фрезер, мадемуазель. Капитан Баррет Джефферсон Фрезер. — И, указав на лейтенанта, представил и его: — Лейтенант Адам Андерсон.
— Enchantй, капитан Фрезер, — с улыбкой ответила Доминика и, взглянув на молодого блондина, сидевшего на лошади, добавила: — Очень приятно, мсье.
— Лейтенант, не возьметесь ли вы сопровождать домой мадемуазель дю Лак? А я провожу мадемуазель. Это… — он запнулся, — если это совпадает с вашими пожеланиями, леди.
— Я живу недалеко, лейтенант Андерсон, — сказала Доминика. — В нескольких минутах ходьбы отсюда.
— Очень рад проводить вас, мэм, — ответил несколько мрачноватый молодой человек, спешившись и предложив ей руку, а другой рукой ведя лошадь в поводу.
Доминика задержалась на секунду и обратилась к Рэчел.
— Merci еще раз, мадемуазель, — горячо проговорила она. Вы оказали мне громадную, громадную услугу. Я никогда не сумею отблагодарить вас за нее.
Рэчел попыталась улыбнуться, насколько ей позволила разбитая губа.
— Напротив, вы уже это сделали, — призналась она.
Недоуменно пожав своими красивыми плечами, Доминика улыбнулась в ответ.
— В таком случае — всего хорошего, — нежно прощебетала она и удалилась, опираясь на мощную руку лейтенанта.
— А в какую сторону нам, мисс Галлагер?
— Я тоже живу недалеко, капитан, — ответила Рэчел. — Мой дом не более чем в миле отсюда.
— Приятная прогулка никому не принесет вреда, мисс Галлагер, так что пойдемте, — с энтузиазмом воскликнул он и поспешил добавить: — Но, быть может, вы предпочитаете, чтобы я подал экипаж?
Рэчел лукаво взглянула на него:
— Если вы всерьез полагаете, сэр, что меня может утомить короткая прогулка, то немного же вы знаете об ирландках!
— Не желаете ли выпить чего-нибудь прохладительного, капитан Фрезер? — вежливо предложила Рэчел, когда он проводил ее до дома.
Они стояли в вестибюле, а Лизль суетилась вокруг, охая по поводу разбитой губы Рэчел и ее испачканного и измятого костюма.
— Наверное, мне лучше откланяться и дать вам отдохнуть, мисс Галлагер, — возразил он. — Этот день был нелегким для вас, и я бы не хотел доставлять вам лишнее беспокойство.
— Очень признательна вам за вашу деликатность, капитан, — ответила Рэчел, принимая из рук Лизль смоченную в холодной воде салфетку и прикладывая ее к разбитой губе.
— Не стоит благодарности, мисс Галлагер, — заверил Фрезер, отвешивая ей официальный поклон.
— Но вы должны прийти еще раз, чтобы я могла по мере возможности выразить вам свою благодарность.
— Если желайте.
— Да, разумеется, желаю, — сказала Рэчел, протягивая ему руку.
Вежливым жестом он поднес ко рту ее затянутую в перчатку руку и коснулся губами кончиков пальцев.
— Тогда до завтра.
— Буду ждать вашего визита, капитан.
Рэчел стояла в дверях все время, пока он двигался по вымощенной плитами дорожке. Вскочив в седло, он помахал ей и ускакал прочь.
— Что произошло? — подступила к ней Лизль.
Рэчел рассказала ей о случившемся и терпеливо снесла полученный от экономки суровый нагоняй.
— Надо было вам уехать с родителями, мисс Рэчел, — сказала Лизль.
— Я не могла покинуть Новый Орлеан, и ты прекрасно знаешь почему, — решительно возразила Рэчел. — Кроме того, папа поехал только проводить маму в Филадельфию, к родственникам мадам Деверо. Как только он убедится, что она в безопасности, он вернется сюда.
— И уж во всяком случае, мистер Мэтью вряд ли захотел бы, чтобы вы тут подвергались опасности, — не сдавалась экономка.
Однако теперь сомнение разрастается в моей душе, вытесняя оттуда ростки надежды. Эта война идет второй год, и, похоже, все, кто утверждал, что она затянется не более чем на два-три месяца, что это временная мера и т. д., все они жестоко заблуждались.
Новый Орлеан сдался юнионистской армии и теперь весь наводнен солдатами-янки в голубых мундирах. Мнения о генерале Батлере различны: одни присвоили ему кличку «Зверь» и только так его и зовут, иные уважают как человека, способного навести в городе порядок. Пока что генерал Батлер распорядился очистить все колодцы и водопроводы, чтобы пресечь распространение инфекций и эпидемий. В то оке время по пятам за армией следуют, многочисленные барышники и спекулянты, сколачивающие капитал на общей нужде. Доки уже много времени пустуют, и провизии не хватает.
Наши соседи Чандлеры уже четыре месяца как покинули город и вернулись в Нью-Йорк. Мне очень недостает бесед с Каролиной, ведь я делилась с ней своими чувствами к Мэтью, рассказывала ей о нашей помолвке. Мы переписываемся, но это далеко не то же самое, что разговор с глазу на глаз. Но главное, мне необходимо получить хоть какие-нибудь сведения о Мэтью. Страдания, неизвестность и постоянная тревога мало-помалу сокрушают мой дух. Мои мысли беспрерывно заняты войной и его ролью в ней. Не проходит ни единого дня, когда бы я не думала и не тосковала о Мэтью».
Рэчел опустилась на скамеечку для коленопреклонений и склонила голову, перебирая четки, подаренные ей Мэтью. В последние несколько месяцев у нее вошло в привычку приходить в эту маленькую церковь молиться за здоровье и счастливое возвращение своего жениха. Ее внутреннее убранство, делавшее ее очень похожей на средневековую часовню в родном городе Рэчел, действовало на девушку умиротворяюще. Здесь она чувствовала себя ближе к Богу и словно вступала на маленький островок покоя в море безумия, охватившего все вокруг. Она любила и беседы со священником, отцом Донованом, который, подобно ей самой, был выходцем из Европы.
Рэчел подняла голову и увидела в боковом приделе какую-то женщину, которая легким движением преклонила колени, а затем повернулась и направилась к выходу из храма. Рэчел подумала, что в этой женщине есть что-то очень знакомое, хотя понять, кто она, девушка не могла. Лицо женщины скрывала вуаль, спускавшаяся со шляпки и достигавшая подбородка.
Рэчел следила взглядом за незнакомкой, когда та скользнула по проходу между скамьями и остановилась у чаши со святой водой. Она приподняла вуаль и, погрузив кончики пальцев в воду, поднесла их к лицу.
И тут Рэчел поняла, кто это. Доминика дю Лак. Бывшая любовница Мэтью.
Как странно встретить ее здесь! Быть может, она пришла поставить свечку за своего прежнего возлюбленного?
Не в силах побороть желание последовать за этой женщиной, Рэчел поспешно опустила четки в ридикюль и крепко затянула мешочек с молитвенником. Она должна выяснить, имеет ли Доминика какие-либо сведения о Мэтью.
Когда Рэчел вышла за дверь, яркий солнечный свет заставил ее зажмуриться. Ей понадобилось несколько минут, чтобы привыкнуть к нему, а обретя наконец способность смотреть, она была потрясена зрелищем, представившимся ее глазам.
Доминика дю Лак стояла на обочине дороги, окруженная злобно ухмыляющимися солдатами-янки. Пять человек образовали вокруг нее кольцо, так что она оказалась в настоящей ловушке.
До Рэчел доносился нежный, с легким французским акцентом голос Доминики, просившей:
— Пожалуйста, мсье, прошу вас, дайте мне пройти.
— Эй, ребята, а нам попалась одна из этих французских штучек. — Говоривший придвинулся к Доминике и положил огромную ручищу ей на плечо.
Она сбросила его руку и попятилась назад, но только чтобы очутиться в объятиях другого солдата, обхватившего ее талию.
— А я думаю, сержант, она из тех квартероночек, о которых столько болтают местные французишки, — сказал он.
— А-а, ихние потаскушки, ты о них? — спросил третий, раздвигая в безобразной ухмылке жирные губы.
Рэчел смогла различить ужас на лице несчастной женщины, когда та повернулась в ее сторону. Глаза ее были расширены, взгляд остановившийся. Кто-то, по-видимому, успел сорвать с нее шляпку, так как она, затоптанная, валялась на земле.
— Отпустите ее, — тон Рэчел был сухим и требовательным.
Сержант взглянул на девушку, стоявшую на церковных ступенях.
— Займитесь своим делом, мисс, — прошипел он, злобно взглянув на нее. — А не то сами примете участие в забаве, — угрожающе добавил он.
В ответ Рэчел наградила его взглядом, полным ледяного презрения:
— Вы настоящая дубина! Как вы смеете приставать к этой женщине?
— Эй, сержант, — вмешался один из солдат, — она непочтительно говорит с тобой? Если так, мы имеем право обойтись с ней как с публичной женщиной, верно?
Ноздри Рэчел затрепетали при этих словах. Она хорошо знала о позорном распоряжении генерала Батлера, согласно которому любая жительница Нового Орлеана, выказавшая неуважение к солдату-янки, могла считаться проституткой.
Рэчел испугалась, что не сумела совладать с презрением, которое внушали ей эти негодяи. Взывать к их разуму было бесполезно, и она в первый раз пожалела, что не прислушалась к совету отца и не стала носить с собой пистолет, который он ей дал. Он остался, надежно запертый, в ящике ее стола, ибо Рэчел была уверена, что ни за что и никогда не смогла бы направить его на человека. А теперь она поняла, что смогла бы — лишь бы заставить эту мерзкую свинью отпустить женщину.
По лицу Доминики было видно, что она узнала Рэчел.
Рэчел заметила это и попыталась подбодрить ее взглядом. Но чем она могла ей помочь? Она была одна и, увидев выражение их лиц, почувствовала, как страх проникает в ее душу. Перед ней были животные, готовые на все.
Рэчел содрогнулась.
— Ну так возьмем обеих и научим, как обращаться с теми, кто их главней! — объявил сержант с улыбочкой, обнажившей гнилые зубы.
Два солдата схватили Рэчел, в то время как сержант с двумя другими теснее сомкнулись вокруг Доминики.
— Я для начала попробую темную курочку, ребята, — решил сержант со скабрезной ухмылкой, — а вы забирайте себе ту спесивую сучку.
Рэчел издала отчаянный крик и начала драться с обидчиками. Ей удалось укусить державшую ее руку.
— Сумасшедшая сука, она укусила меня! — завопил солдат, отдергивая руку и выпуская Рэчел.
Она кинулась бежать в надежде найти помощь.
— Идиоты! — прорычал сержант. — Держите ее, пока она никому не нажаловалась!
Он схватил Доминику и втащил ее в церковь.
Рэчел успела сделать лишь несколько шагов, как чьи-то руки снова схватили ее. Она отчаянно боролась, но в конце концов один из солдат сильно ударил ее по лицу, так что Рэчел даже пошатнулась.
В конце улицы послышался цокот копыт.
Рэчел, из губы которой текла кровь, взглянула туда и увидела двух приближавшихся всадников. Синие мундиры. Янки.
«Господи, — молилась она, — хоть бы они помогли нам!»
— Капрал! — гаркнул один из наездников. — Что тут происходит? Отпустите эту женщину! — приказал он.
Солдат, державший Рэчел, вспыхнул под пристальным взглядом капитана и сопровождавшего его лейтенанта.
— Мы не делали ничего плохого, сэр, — отвечал он, избегая смотреть в глаза капитану. —
Мы немного пошутили, а вот эта девка стала нас всячески обзывать и поносить. И мы всего-навсего собирались выполнить приказ генерала насчет таких, как она.
— Я думаю, вы лжете, капрал. — Офицер спешился и уставился на обоих солдат холодным, тяжелым взглядом. — Я с превеликим удовольствием публично выпорол бы вас кнутом — прямо здесь, на месте, — если бы имел на это право. Но поскольку такого права у меня нет, считайте себя арестованным.
— Что?
— Вы меня слышали. Я позабочусь о том, чтобы предать вас обоих трибуналу за подобное безобразие.
— Из-за потаскухи? — возмутился второй солдат, до тех пор молчавший.
Рэчел задохнулась от возмущения. Офицер взглянул на нее:
— Это еще пустяки. Можете считать, что вам повезло. — И он шагнул к Рэчел, предлагая ей чистый носовой платок. — Я очень сожалею о случившемся, мисс, — с искренним огорчением произнес он. — Пожалуйста, не судите обо всех нас по этим свиньям.
Рэчел глубоко, с облегчением, вздохнула.
— Уверяю вас, капитан, — она узнала его чин по золотым нашивкам на погонах его мундира, — что я далека от этого. Но вы должны еще помочь мне, — попросила она. — Несколько ваших солдат, — на этом слове она запнулась, — схватили одну женщину. Кажется, они затащили ее вон туда. — Она повернулась и указала на церковь.
Офицер приказал лейтенанту оставаться на месте, а сам, вытащив пистолет из кобуры, отправился на разведку.
Прошло несколько минут, показавшихся Рэчел бесконечными. Она трепетала при мысли о том, что мог обнаружить капитан, и горячо надеялась, что солдаты все же не успели надругаться над Доминикой.
Наконец появился капитан, ведя под прицелом пистолета троих солдат, а свободной рукой поддерживая мадемуазель дю Лак.
Будто гора свалилась с плеч Рэчел, она кинулась к Доминике:
— Мадемуазель дю Лак, с вами все хорошо?
На несколько секунд Доминика закрыла свои карие глаза, словно желая удостовериться, что она действительно в безопасности.
— Oui, мадемуазель, благодаря вам все в порядке. — Она подошла вплотную к Рэчел, чтобы обнять ее, но вместо этого сделала лучше. — Вы очень смелая, — сказала она все еще слегка дрожащим голосом. — Неудивительно, что Мэтью так любит вас.
Рэчел заулыбалась.
— Лейтенант, — скомандовал капитан, — я хочу, чтобы вы сейчас отправились в штаб и вызвали конвой — отвести арестованных в тюрьму.
— Есть, сэр, — повиновался лейтенант, отсалютовав командиру и поворачивая лошадь кругом.
— Леди, если вы согласны немного подождать, я позабочусь о том, чтобы вас обеих доставили домой в полной безопасности. — Он бросил суровый взгляд на своих пленников. — Я еще раз приношу извинения за действия этих людей. В особенности вам, мисс, — добавил он, обращаясь к Доминике.
— Merci, monsieur le capitain[25], — ответила она, и голос ее по-прежнему слегка дрожал, до того она была перепугана.
Рэчел, в свою очередь, сочла необходимым сказать слова благодарности капитану-янки:
— Да, капитан, наше счастье, что вы оказались здесь, и позвольте мне смиренно поблагодарить вас.
От этих слов румянец вспыхнул на бледных щеках капитана, и заметившая это Рэчел почувствовала к нему еще большее расположение.
Минут через двадцать лейтенант вернулся с отрядом конвойных, которые и забрали хулиганов, чтобы, согласно распоряжению капитана, доставить их в тюрьму.
— А теперь, леди, — сказал он, — мы проводим вас по домам, и, прошу вас, пусть этот инцидент не омрачает вашего мнения о северянах. К несчастью, далеко не каждый во время войны поступает наилучшим и наиболее достойным образом.
— Если бы все янки были похожи на вас, капитан?.. — вежливо сказала Доминика.
— Простите, мисс, — извинился он. — Где мои хорошие манеры? Капитан Фрезер, мадемуазель. Капитан Баррет Джефферсон Фрезер. — И, указав на лейтенанта, представил и его: — Лейтенант Адам Андерсон.
— Enchantй, капитан Фрезер, — с улыбкой ответила Доминика и, взглянув на молодого блондина, сидевшего на лошади, добавила: — Очень приятно, мсье.
— Лейтенант, не возьметесь ли вы сопровождать домой мадемуазель дю Лак? А я провожу мадемуазель. Это… — он запнулся, — если это совпадает с вашими пожеланиями, леди.
— Я живу недалеко, лейтенант Андерсон, — сказала Доминика. — В нескольких минутах ходьбы отсюда.
— Очень рад проводить вас, мэм, — ответил несколько мрачноватый молодой человек, спешившись и предложив ей руку, а другой рукой ведя лошадь в поводу.
Доминика задержалась на секунду и обратилась к Рэчел.
— Merci еще раз, мадемуазель, — горячо проговорила она. Вы оказали мне громадную, громадную услугу. Я никогда не сумею отблагодарить вас за нее.
Рэчел попыталась улыбнуться, насколько ей позволила разбитая губа.
— Напротив, вы уже это сделали, — призналась она.
Недоуменно пожав своими красивыми плечами, Доминика улыбнулась в ответ.
— В таком случае — всего хорошего, — нежно прощебетала она и удалилась, опираясь на мощную руку лейтенанта.
— А в какую сторону нам, мисс Галлагер?
— Я тоже живу недалеко, капитан, — ответила Рэчел. — Мой дом не более чем в миле отсюда.
— Приятная прогулка никому не принесет вреда, мисс Галлагер, так что пойдемте, — с энтузиазмом воскликнул он и поспешил добавить: — Но, быть может, вы предпочитаете, чтобы я подал экипаж?
Рэчел лукаво взглянула на него:
— Если вы всерьез полагаете, сэр, что меня может утомить короткая прогулка, то немного же вы знаете об ирландках!
— Не желаете ли выпить чего-нибудь прохладительного, капитан Фрезер? — вежливо предложила Рэчел, когда он проводил ее до дома.
Они стояли в вестибюле, а Лизль суетилась вокруг, охая по поводу разбитой губы Рэчел и ее испачканного и измятого костюма.
— Наверное, мне лучше откланяться и дать вам отдохнуть, мисс Галлагер, — возразил он. — Этот день был нелегким для вас, и я бы не хотел доставлять вам лишнее беспокойство.
— Очень признательна вам за вашу деликатность, капитан, — ответила Рэчел, принимая из рук Лизль смоченную в холодной воде салфетку и прикладывая ее к разбитой губе.
— Не стоит благодарности, мисс Галлагер, — заверил Фрезер, отвешивая ей официальный поклон.
— Но вы должны прийти еще раз, чтобы я могла по мере возможности выразить вам свою благодарность.
— Если желайте.
— Да, разумеется, желаю, — сказала Рэчел, протягивая ему руку.
Вежливым жестом он поднес ко рту ее затянутую в перчатку руку и коснулся губами кончиков пальцев.
— Тогда до завтра.
— Буду ждать вашего визита, капитан.
Рэчел стояла в дверях все время, пока он двигался по вымощенной плитами дорожке. Вскочив в седло, он помахал ей и ускакал прочь.
— Что произошло? — подступила к ней Лизль.
Рэчел рассказала ей о случившемся и терпеливо снесла полученный от экономки суровый нагоняй.
— Надо было вам уехать с родителями, мисс Рэчел, — сказала Лизль.
— Я не могла покинуть Новый Орлеан, и ты прекрасно знаешь почему, — решительно возразила Рэчел. — Кроме того, папа поехал только проводить маму в Филадельфию, к родственникам мадам Деверо. Как только он убедится, что она в безопасности, он вернется сюда.
— И уж во всяком случае, мистер Мэтью вряд ли захотел бы, чтобы вы тут подвергались опасности, — не сдавалась экономка.