Лобановская Ирина. Простри руце Твои..

   - Мила, а какое завтра число? - крикнул он МК.
   - Тридцать первое, - жена снова с готовностью просунула в дверь голову. - Последний день лета...
   Деревья пока стоят зелеными, и ничто не напоминает о том, что скоро землю зальет дождями, и начнутся серые полусонные рассветы и хмурые полдни. И съемки нового фильма. К зиме Шар собирается его закончить: мэтр всегда работает быстро. Значит, к зиме Олега не станет... Последний день жизни... И вот он уже стал предметом рассеянных воспоминаний...
   Милочка без него будет смотреть новую картину и начнет сначала примерять, а потом с гордостью носить звание вдовы великого актера, трагически погибшего во время съемок. Будет умываться снегом, чтобы сохранить белизну лица, и неуклюже ходить в парке на лыжах - ради формы. Кому нужны ее формы... А кому-то ведь очень нужны...
   И еще Ксеня... Он напрасно старался ее забыть. Прекрасная актриса Ксения Леднева, с которой они познакомились на съемках три года назад... Великая Ксения... Она тогда играла... Да неважно, кого она играла. Главную роль, конечно. Но она становилась неподражаемой в любой роли, пусть даже эпизодической. Не вписывалась ни в какие устоявшиеся рамки: могла быть равно интересной и в комедиях, и в драмах.
   В "Закате"... Да, в "Закате" ей досталась всего-навсего одна сцена, где она, девушка в забегаловке, поет и танцует. Простой оживляж, эпизодик... Только этот эпизод всегда срывал аплодисменты зала. Некоторые даже шли в театр ради него, Олег сам слышал однажды. Великая Ксения... Эпизод в его жизни... Да нет, он сам - эпизод ее пути... Она давно забыла о нем. И уж во всяком случае лишь вздохнет, смахнет артистическую слезинку с краешка глаза и скажет... Да неважно, что она потом, после его смерти, скажет. Что за чушь лезет ему в голову...
   Когда-то Ксеня вскользь бросила, что вершина современного театра - крайняя форма натурализма, вплоть до запахов и до имитации полового акта на сцене. Тенденция слияния актера с персонажем - манера театра прошлого века.
   - Ну, положим... - пробурчал Олег.
   И вспомнил "Парадокс актера" Дидро. Тот писал, что актеру не следует по-настоящему рыдать, смеяться и вообще эмоционизировать - это как раз портит подлинную игру, следует соблюдать ненавязчивую дистанцию между собой и героем, входить в роль с этаким маленьким, но заметным сердцу зазором. Да кто не знает этой прописной истины... Хотя истина известна далеко не всем.
   Ксения кивнула.
   - Только школа двадцатого века пошла по пути стирания этого зазора. Мы стали играть самих себя. Высоцкому хорошо далась и полюбилась роль Гамлета. А почему? Да потому, что в образе датского принца актер, по сути, выразил свою суть. Кто такой Гамлет? Недюжинная личность, молодой человек, живущий на изломе эпох и остро его чувствующий, любящий театр и сам сочиняющий. То же самое можно сказать про Высоцкого. Что сейчас порой принимают за образец высшего актерского мастерства? Когда актер в аффективном припадке срывает занавеску и рвет ее пополам. В пьесе говорится: "Срывает занавеску", но актер сам, не в силах остановиться, вне всякого сценария, рвет ее на две части. Зачем? А это считается вершиной роли! Актер так сыграл аффект, что прямо впал в него целиком, он уже не обдумывает роль, он в ней полностью живет! Живет чужой жизнью... Теряя себя... В этом есть что-то опасное, скользкое. И это амплуа... Обычная маска актера, которая часто срастается с ним намертво и дается нам для удобства, для облегчения жизни на сцене. Это с одной стороны. С другой, поиски оригинальности - смерть искусства. Оригинальными становятся как раз при отсутствии такой задачи, просто в силу своей природы, а не при помощи воли и ума. В противных случаях приходят к странностям, бессвязности и сумасбродству. Бесцветная перспектива. Знаешь, Олежек, я собираюсь все бросить и уйти со сцены.
   - Ты?! - изумился Олег. - Да ты что?! Как это?!
   Ксеня вздохнула.
   - Да так... Все очень просто, как линейка, разлюби твою мать... Призвание... Может, мы его понимаем лишь тогда, когда уже ошибемся и разочаруемся в нем. У всех одно и то же призвание: служить Богу и людям. Другого нет. Каким путем? У кого какие таланты, Богом данные. И их надо использовать во благо людей и Господа. Вообще, жизнь - это жертва. Если человек ничем никогда не жертвует, живет для себя, разве это достойная жизнь? Ты запряги мозги! И чудеса... Они случаются каждый день, но мы их редко замечаем. Пока у нас не раскроются глаза и уши. - Она подымила в сторону. - Все в жизни - чудо. И бывает такая минута, которая определяет все дальнейшее. И на нее либо будешь потом молиться, либо всю жизнь ее проклинать... Третьего не дано. Так вот, Олежек, я вдруг поняла: мне мешает, меня держит, прямо цепляет нечто непонятное во мне, какая-то странность не дает мне выложиться психологически на сцене полностью. Ты глаза не меня не таращь! Да, это я, великая Ксения Леднева! Та самая, которая... Без вариантов. И я, если честно, расценила это слишком большим искушением. Разумнее уйти от греха подальше. Каждый сам себе дирижер...
   Олег помолчал.
   - По-моему, ты запутала саму себя. Это не оправдание, но объяснение.
   Ксеня усмехнулась.
   - Верно. И довольно давно. Теперь пытаюсь выпутаться.
   - А как же актеры характерные и архетипические?
   Ксения погрызла сигарету.
   - Да ну! Кто-то выбирает один и тот же архетип, а кто-то играет индивидуальный характер, но все равно характеры, похожие друг на друга. Если в комической труппе какой-нибудь актер забавно изобразит бабу, то в следующих шоу именно он опять играет женщину. Все, маска приросла, приклеилась! Мало кто способен играть совершенно разные характеры. А ты слышал, что Михайлова однажды вызвали в ЦК и спросили, как он, русский человек, может играть еврея? И мягко-вкрадчиво-настойчиво порекомендовали отказаться от роли. Дружеский совет... Михайлов сказал: "Я русский актер". И продолжал играть. Олежек, в этой его фразе - слишком большой смысл. И большая ответственность. Ради этого можно умереть, разлюби твою мать... И даже стоит. Жить и умереть на сцене... А я бы, наверное, хотела такого конца. Ты как на это смотришь?
   Олег улыбнулся. Иногда он не принимал ее всерьез, потому что боялся - она его как раз всерьез никогда не принимала. Игра... Эпизод... Забава...
   Умереть... Ксения сказала тогда: "умереть"...
   - Почему же тогда собираешься все бросить?
   - А через почему! Лицедейство - грех! - заявила она. - Играть другого человека... Это же сумасшествие, аномалия! Без вариантов. Если запрячь мозги... Сходящий с ума Энтони Хопкинс, сыгравший доктора Лектера, Малькольм Макдауэлл в роли цареубийцы... Молодой Хопкинс начал свою карьеру ролью доктора. В черно-белом фильме тоже дебютирующего Дэвида Линча "Человек-слон". В том пронзительно трагическом фильме совсем молодой Энтони сыграл благородного доктора, который пытается помочь человеку, родившемуся страшнейшим уродом. И что характерно - свою карьеру актера уже пожилой Хопкинс по сути закончил тоже ролью доктора. Только совсем иного по своей направленности. Доктора Лектера. О нашей профессии нельзя даже говорить. Изображая другого человека, я плачу, смеюсь - настоящая психушка! Очевидно, что это придумано. Ложь, облеченная в профессию. Ее придумал сатана, такой профессии не существует! Художникам, музыкантам еще можно найти какое-то оправдание, перевести стрелку с живописи в иконопись... В актерстве никак и никуда эту стрелку не переведешь. Самое лучшее для актера, если он чувствует в себе талант, отказаться от него. И вообще не нужно твердить о талантах, надо еще всегда иметь охоту ими пользоваться. Каждый сам себе дирижер...
   - А кем бы ты стала, если бы отказалась?
   Ксеня не задумалась ни на секунду:
   - Да никем! Только женой и матерью. Или - в монахини. Нет других путей для женщины, она не должна работать. Но не выходит. Искусство - это тщеславие. Оно всегда разогревало во мне страсти, грехи... Прожить столько лет без царя в голове, без веры в душе...
   - Странно... - Олег задумался. - Мы раньше никогда не говорили с тобой на такие темы.
   Ксения снова погрызла сигарету.
   - Курить надо бросать... Да мы с тобой вообще мало о чем говорили. Не до разговоров нам с тобой было, золотой мой, как талдычит Никольский.
   - А разве твоей душе больше не нужны ни кино, ни театр, ни литература?
   Ксеня дернула острым плечом.
   - Давно ничего не смотрю и не читаю. Ложь, негатив и провокация... Без вариантов. С шоу-бизнесом не соприкасаюсь. И мирской суеты стараюсь избегать. Это за скобками. И недавно с удивлением отметила, что я очень консервативна.
   - А телевизор? Я новости слушаю.
   - Да их можно не только по ТиВи узнавать. И вообще, это праздное любопытство. Ты пьешь чай и слушаешь об очередной катастрофе или трагедии, о новом убийстве... Ну и что? Иллюзия сопереживания, соучастия, и неосознанное желание, чтобы псевдособытия чужой жизни заслонили собственную. Зачем этот самообман, разве мало тех страшных скорбей, через которые проходит каждый из нас? Когда захватили Норд-Ост и транслировали тот ужас, по другому каналу в это же время шла передача "Спокойной ночи, малыши". И показывали какой-то зарубежный мультик. Про то, как юные ковбои учатся стрелять. Я не шучу - все именно так и было. Телевидение - это зараза!
   - Я не узнаю тебя, - растерянно пробормотал Олег.
   - А я сама себя только-только стала узнавать, - отозвалась Ксения. - Ту самую, которая... Думала, я не из тех, кого жизненные обстоятельства загоняют в бутылку. Как раз их тех самых... Знаешь, как я стала актрисой? Посмотрела вокруг и поняла, что не смогу просидеть всю жизнь за столом, проверяя бумаги или отвечая на телефонные звонки. Просто очень хорошо себе вообразила, как я буду сидеть за этим унылым, бесцветным, безразличным столом... грязным и паршивом... всю жизнь... с утра до вечера... каждый день... вот так сидеть... Трубка телефона, захватанная потными пальцами... Да ни за что на свете! А технических мозгов мне Господь не дал. Тогда что же мне остается? Подметать улицу родители не позволят. Учить детей в школе сама не пойду. Так и подалась в актрисы.... Глупо и смешно... Яркости захотелось...
 
   7
 
   У Авдеева в доме царило печальное затишье. Все спокойно, но страшно. Очень грустно. Если соль потеряет силу - чем исправить? Как сделать соленою?..
   Значит, он собирается принять дикое предложение Никольского? Олег удивленно остановился: как-то слишком просто и легко он добрался до финала. До логического завершения жизни, пожалуй, еще далековато. Или как раз до логического он уже добежал?
   Его должны застрелить в самом финале... Кто же будет стрелять? Обыкновенное убийство, а закон суров и безжалостен. Что думает по этому поводу Сергей Борисович? Олег набрал номер его телефона.
   - Я знал, золотой, что ты позвонишь, - загудел Шар. - Опасаешься за мою судьбу? Думай лучше о своей, она сейчас в твоих руках. В конце концов, я не очень понимаю, зачем тебе совершенно бессмысленные пятнадцать, ну, двадцать лет впереди. Как ты планируешь их прожить? Если точно так же, как живешь сейчас - с милой Милой и классически-нудным Грибоедовым на сцене - то твое дело дрянь! Ты даже детей со своей красавицей нарожать не сумел! Что оставить-то собираешься? Я предлагаю тебе главное - славу! Да какую! Думай! Думай дальше!
   Олег медленно опустил трубку. Зачем ему слава? Тем более после смерти... Слава нужна живым, чтобы ощутить ее, ей порадоваться и насладиться, а иначе для чего? А он, оказывается, корыстолюбив, тщеславен и мелочен. И никакое искусство ему не нужно - лишь бы почет да признание современников. И театр для него, и кино - только способ получать деньги, но не радость, не призвание, не любовь. Он и во ВГИК рвался, чтобы увидеть восхищение в женских глазах. Чтобы услышать восторженные овации зрительного зала. Всякая белибердень... А если так... Если так, Шар целиком и полностью прав: зачем Авдееву еще пятнадцать-двадцать лет бессмысленного существования? Лучше уйти немедленно... Со славой или без... Но первое предпочтительнее.
   Он давно подумывал о том, что театр надо оставить ради кино - времени на то и другое не хватает. Но интересных ролей на экране тоже не густо, особенно теперь, во времена кризиса, когда не разбежишься. Значит, бери, что дают, и не заикайся о большем. А заикнешься - получишь по лбу.
   В принципе, ему сейчас страшно повезло: не откажись столько народа играть у Никольского, Олегу никогда не видать бы этой роли. Но зачем она ему? Чтобы умереть... Вывод интригующий. Роль ради смерти. Но и жизнь тоже ради нее же, которая с косой. Какой абсурд... Шар загнал Олега в беспросветный логический тупик, психологический лабиринт, из которого нужно выбраться всеми правдами и неправдами.
   - Мила, ты хочешь быть вдовой? - крикнул Олег.
   МК странно замешкалась с ответом.
   - Идиот, - неуверенно и тихо сказала она.
   - Это не оправдание, но объяснение, - вздохнул Олег.
   Значит, против такой возможности жена возражала не слишком. Кто же претендует на место Авдеева? Скорее всего, тот высокий шатен, похожий на молодого Ричарда Гира. Он вполне ничего. Или полноватый лысеющий блондин с наглой, но очень красивой рожей. Кажется, банкир.
   За судьбу МК беспокоиться не стоит. Она сама себя прекрасно обеспечит и никогда не пропадет. О чем же ему печалиться? О себе? И вовсе пустое: собственная жизнь Олега не волновала, не тревожила. Такая, какая есть. Поскольку никакая. Искать другую он пробовал, но не получилось. Шар предложил ему выход. Странный, конечно, на первый взгляд, но все-таки выход, и далеко не ужасный. Да чем он так уж плох? Наоборот, почти блестящий. Наверное, о подобном можно лишь мечтать, на него можно только надеяться, не принимая всерьез собственных надежд. Олег снова снял трубку и позвонил матери.
   - Ох, Олежек, как хорошо, что ты вспомнил обо мне! - обрадовалась мать. - Я так плохо себя чувствую: радикулит разыгрался, давление все время скачет! И слабость к вечеру. Погода отвратительная, с утра солнце, к вечеру тучи, обещают похолодание. А на столе у меня просто аптека. Ты бы заехал как-нибудь, посидел, я редко тебя вижу. Потом ты говорил, что у Милочки есть знакомая массажистка - мне очень нужен массаж. Только это, наверное, дорого... Может быть, ты заплатишь? У тебя недавно была какая-то большая работа в кино.
   - Да, конечно, я заплачу, - вяло согласился Олег.
   МК, правда, почти все деньги за его последнюю работу ухнула на шубу, но зачем матери об этом знать?
   - Еще хорошо бы договориться с врачом, чтобы выписывал льготные рецепты, - продолжала мать. - У них там теперь такие ограничения на лекарства, просто ничего нельзя получить бесплатно.
   - Ну, положим, так уж и ничего... - попробовал возразить Олег.
   - Да, ничего! - стала раздражаться мать. - Здравоохранение никого не охраняет. Ты не понимаешь, потому что молодой и здоровый!..
   - Все это ненадолго, - сообщил Олег и поспешил ввернуть главное: - Мама, Никольский предлагает мне главную роль в своем фильме. Но с одним нехорошим условием...
   - Я всегда знала, что ты у меня талантливый мальчик и обязательно пробьешься! - заявила мать, не обратив внимания на последнюю фразу. - Значит, ты скоро уедешь на съемки? За рубеж? Вот там ты и сможешь мне купить лекарства! Я составлю тебе подробный список.
   - Да, конечно, - согласился Олег и не слишком вежливо распрощался.
   Мать могла говорить долго, почти бесконечно, но тема разговора менялась редко. В последнее время она стала даже мало интересоваться жизнью и делами Олега, сосредоточившись на самом главном: на себе. В сущности, мать была совершенно права - чем еще должен увлекаться человек, как не собственной личностью и здоровьем? Разве есть что-нибудь более важное и ценное? Где у человека чешется, он сам знает. Значит, его собственная личность... Что он такое? Олег не понимал. МК тем паче. Мать тоже. Друзья? У него не было близких друзей. Так, приятели, коллеги... Последние в основном его ненавидели за роли, за успехи и втайне ожидали, когда же Авдеев, наконец, сорвется, провалится, когда ему перестанет везти - ведь он на самом деле ничего из себя не представляет. Увы, они, кажется, правы. Он ничего не представляет из себя. Хотя кое-чего добился. Но это все мимолетный, ежеминутный успех, который легко обесценивается быстротекущим временем.
   Олег взял в руки сценарий и стал читать - медленно, не торопясь, повторяя про себя каждую фразу. И вдруг понял, что раньше читал сценарий сикось-накось, не осмысливая сути. А она в том, что герой - известный артист, всю жизнь в опасных сценах работающий с дублерами, - абсолютно неожиданно для всех решает выполнить рискованный трюк самостоятельно - и погибает... Написано про него. Один-единственный трюк самостоятельно... Но почему он должен умирать?! Зачем?! Только для того, чтобы сняться у Никольского? Да это же сумасшествие!
   Олег отшвырнул проклятый текст. Чтобы сняться у Никольского... И получить мировое признание, которого он уже не увидит и не почувствует... Ему так необходима слава? Конечно, необходима... Очень нужна... Но чтобы ради нее умереть?.. Ради искусства - понятия абстрактного и неодушевленного... Жизнью можно жертвовать ради близких: жены, матери, детей... Ради друзей. Но ради кинопленки...
   Шар загнал Олега в замкнутый круг, в клетку собственных мыслей и воспоминаний, от которых теперь не избавиться. А избавиться хочется. И немедленно. Олег опять взял трубку и услышал голос МК. Она с восторгом верещала подруге по отводному телефону:
   - Сергей Борисович выбрал его на эту роль из множества претендентов! Олег уже прошел все кинопробы и утвержден! Скоро съемки! Это будет необыкновенный фильм о нашей современности. Такой острый, такой яркий! Ну, ты сама знаешь почерк Никольского. И Олег в главной роли!
   Авдеев осторожно опустил трубку. И он в главной роли... Она сейчас - самая главная на Земле: роль человека, решившегося на последнее слово и сознательный уход на отчаянно высокой ноте, взятой без фальши. Шар предложил ему именно такую роль. Никто на нее не отважился: ни Слепцов, ни Бояринов, ни даже великий Збарский. Этот, говорят, послал Никольского матом. Хочет жить. Со славой. Да он и умрет со славой. Хотя кто знает... Время не стоит на месте. А молодое поколение next больше любит смотреть на Квентина Тарантино и Джеки Чана.
   Шар задал ему непосильную задачу. И всем остальным, что были до него, - тоже. А может быть, никто из них и не боялся умереть - в конце концов, рано или поздно все равно придется. Дело не в этом. Они просто не сумеют выложиться до конца, сыграть себя и свою жизнь так, чтобы ничего не оставлять на потом, на завтра, на когда-нибудь... Вот с чем им не справиться. Мэтр выдал чересчур сложное, запредельное задание. И теперь искал человека, который за него возьмется. Без всяких кинопроб.
   - Опять звонил Слепцов, - доложила МК. - Интересовался, думаешь ли ты еще или уже отказался. Я не знала, что сказать...
   - Мила, а почему ты со мной живешь? - спросил Олег. - Не любишь, но живешь. Обманываешь, но живешь. Твой банкир может обеспечить тебя куда приличнее, чем я.
   - У него трое детей, - нервно и честно объяснила МК. - И больная жена. Он порядочный.
   - Это не оправдание, но объяснение. А другой, худенький? - не унимался Олег.
   - Отстань, дурноватый! - закричала МК. - Я не знаю, кого ты имеешь в виду!
   - У тебя так много худеньких? - искренне удивился Олег. - Когда ты только успеваешь их совмещать... Отвези завтра в театр мое заявление об уходе. Я поеду на съемки с Никольским.
   - Ты решил... умереть? - с неожиданным изумлением спросила совсем недавно хоронившая его в мечтах Милочка.
   - Ну, положим, я как раз решил жить. Если получится. Раз уж мне дали возможность выбирать между настоящей жизнью и тем медленным умиранием, которое я тяну сейчас. Боюсь только, что я вряд ли сумею прожить по-настоящему эти три месяца... Но очень хочу попробовать. А вдруг... Я никогда еще ничем в своей жизни не рисковал. Рвану напоследок. Ты ведь давно одобрила мое решение.
   - Олег, - неуверенно, робко спросила МК, - а разве можно жить, точно зная дату своей смерти?..
   Олег усмехнулся.
   - Я попробую. Вдруг у меня получится... Это такой научный опыт... Никольский обожает экспериментировать над людьми. Иначе он не стал бы великим режиссером. Режиссер - всегда настоящий экспериментатор. А смерть - всего-навсего деталь. Важная и неотъемлемая частичка жизни. Вот и все. Ничего необычного. Зачем делать из этого проблему?
   Шар - мудрый человек. До него никто почему-то не додумался до такой простой мысли. Мысль действительно примитивная.
   МК молчала, непрерывно разглаживая на себе юбку.
   Вероятно, особенность философского отношения к понятию смерти в той или иной культуре в какой-то степени зависит от рода слова "смерть" в языке. Например, у нас в русском смерть - она. И на эту тему сложено немало произведений - от шуток до сказок вроде "Девушки и Смерти". Ничего не поделаешь - дама она у нас все-таки, смерть, и отсюда - особенности ее восприятия. А вот у шведов, вероятно, смерть - "он". Отсюда - смерть в фильме Бергмана метафизически воспринимается иначе: пришел ехидно-мрачный мужик, ну, что, типа - сыграем? Иной образ, ничего не поделаешь...
   Ван Гог якобы отрезал ухо на спор. Но непонятно, какая же сволочь с ним тогда спорила?! Или, может, спорщик не поверил, что кто-то может и в самом деле решиться на подобное, думал, художник просто шутит, но тот, оказывается, всегда жил всерьез...
   Олег встал и набрал номер Никольского. Ответила его жена.
   - Сергей Борисович улетел два часа назад на съемки в Штаты. Нет, о вас он ничего не говорил. Сказать по правде, я не знаю, кто будет сниматься в главной роли. Но только не вы. Это точно. Кажется, кто-то из американцев... Сережа давно вел переговоры с Голливудом.
   - Что-то случилось? - с тревогой спросила мечтающая стать вдовой МК.
   Олег флегматично положил трубку. Недаром он слыл неплохим актером. Интересно, с какой минуты великий режиссер начал его обманывать? Или он лгал с самого начала? А все-таки эксперимент на редкость своеобразен... Сюжет для нового фильма...
   - На съемки нет денег, - спокойно объяснил Олег. - Обычная история! Шар отправился их добывать. Так что "умирать нам рановато", а смерть и слава, Милочка, пока просто откладываются. На непродолжительное время.
   МК вздохнула. То ли облегченно, то ли разочарованно.
   - Тогда я иду варить кофе, - доложила она.
   Это был оптимальный выход из положения.
 
   Зимой Глеб очень болел. Сердце... Ксения разрывалась между домом и театром. Конечно, недуги даются для очищения души, все это так, но зачем тогда мы молимся, прося об исцелении близких нам людей?
   В поликлинике, где они пытались лечиться - пытались, не более! - существовали лишь два варианта диагностики: либо ты патологически здоров, и тебе незачем шататься по кабинетам, либо ты уже не жилец, и тебе тем более здесь делать нечего, ты явился слишком поздно. Третьего не дано.
   Ксене там четыре раза ставили диагноз - рак. Прямо в лицо. Сначала был желудок, потом - рак кожи, затем - гинекология, и в финале - легкие.
   Леля тогда каждый раз сходила с ума, находила каких-то феноменальных врачей, таскала к ним Ксению... И каждый раз сидела в коридоре под дверью кабинета, стискивая в ожидании приговора худые руки.
   А Лелькины врачи каждый раз хохотали, одна даже перечеркнула диагноз в Ксениной карте.
   - Идите домой. Вы что, прямо с вещичками явились? Оперироваться? Нет у вас ничего! Больше не приходите! Искренне вам этого желаю.
   Огромные от страха глаза Лели...
   И вот жизнь опять трещала по всем швам. Хотя Ксеня, в общем и целом, сгруппировалась, как говорят прыгуны и прочие парашютисты. Собрала все силы, которых у нее давно не было... собрала... а что там было собирать? Но пыталась - жизнь учила и заставляла. Да все равно... то Ксеня держится-держится, но как нахлынет тоска и такая безумная растерянность перед нестроением жизни, что передать невозможно...
   - Что нужно, чтобы кадр у меня в камере не раскачивался сверх меры? - пробормотал Глеб.
   - Две вещи: не волноваться и вовремя похмеляться.
   Глеб глянул мрачно. Усмехнулся.
   Вечно пьяный, но парень славный.
   Он действительно стал много пить. Домой приезжал поздно. Или вообще не приезжал. Звонил: дела, работа, друзья... Сегодня не жди.
   Часто бормотал какой-то совершенно дурацкий стих. Сам, что ли, сочинил? Ксения не интересовалась.
 
   Каждый старается употребить,
   Каждый стремится вдыхать или пить.
   Пьют даже те, кто сидит на горшке, -
   Стукнуло чтоб по безмозглой башке.
   Пьют дихлофос и вдыхают бензин,
   Или бегут за бухлом в магазин,
   Или мотают БФ на сверло,
   Иль самогон гонят власти назло.
 
   Они вошли в практическую фазу разъединения. Опять разрыв и разлад... С одной стороны - это освобождение от жизни в непотребстве и постоянном грехе зла, с другой - похороны надежд на человеческую старость. Но в любом случае - некая брешь в стене, загораживающей путь души к настоящему бытию. К возможности просто думать о главном, о своем. Ну, посмотрим - что там дальше ее ждет - там, за поворо-отом, там, за поворо-отом, тра-ля-ля-ля ля-ля. Или за горизо-онтом? Забыла слова...
   И нет у Ксени больше душевных энергий на разыгрывание этой антрепризы "семья", когда ее самый подходящий инвентарь - разбитое корыто.
   Наверное, это даже хорошо, душепросторнее. И опять Валентин... Все просто, как линейка. Ведь все эти годы, даже в самые тяжкие и мрачные периоды, Ксения любила его, он без преувеличения был для Ксени всем - хотя все эти ее "чуйства" уже давным-давно стали ему, бедному, в тягость. Как, в сущности, странно и удивительно: люди так ждут и ищут в этой жизни любви, тепла, верности, всецелой отданности их интересам и полной преданности во всем, а когда вдруг им это все дается, преподносится, нередко оказывается, что им это напрочь не нужно. Помогало Ксении сознание, что ее совесть перед Валентином и Варварой чиста.