Лукас Ольга. Тринадцатая редакция. Модель событий

   – Ну, дорогая, теперь мы будем чаще встречаться, – громко заявила подружка, поднимаясь из-за стола. – Дома-то одной небось скучно сидеть. А так погуляем, глядишь, найдём себе новых, а? При нашей-то сказочной красоте и невообразимом интеллекте разве может быть по-другому?
   – Дома одной неплохо, – ответила Вероника, – весь беспорядок сразу куда-то делся.
   – Да ладно! Неужели ты по нему совсем-совсем не скучаешь?
   – И что мне это даст?
   – Тоже верно. Ну, я полетела. Погода, конечно, отвратительная, но это даже и к лучшему, когда расстаёшься с любимым. Никто не бродит по улицам, обнявшись, не разрывает сердце. Чао, Веронюшка!
   Вероника задумчиво помахала ей вслед рукой и попыталась вспомнить, сколько раз – тридцать восемь или сорок два – она просила не называть её Веронюшкой.
   Константин Петрович стоял у входа, силясь придумать хоть какой-нибудь логически обоснованный повод для того, чтобы подойти к Модели Событий и попробовать завести с ней разговор. У несгибаемого коммерческого директора Тринадцатой редакции слегка дрожали коленки. Они задрожали ещё сильнее, когда Вероника, глядевшая, казалось, куда-то в сторону, поднялась с места и подошла к нему.
   – Узнаёшь меня или нет? – вполне дружелюбно спросила она. – Ты – Костя Рублёв из сто семнадцатой группы, так?
   – А ты – Вероника, – легко ответил тот, потому что заранее знал правильный ответ. И тут же изменился в лице. – Слушай, а ты ведь и вправду Вероника. Ничего себе!
   Более сомнительный подарок судьбы и представить себе было сложно: эта роскошная строгая дама была без памяти влюблена в него, балбеса невнимательного, на первом и втором курсе, а он, зубрила бессмысленный, был уверен, что они просто друзья.
   – Ты очень изменилась… к лучшему, – промямлил Константин Петрович, борясь с желанием выставить защиту и, укрывшись под нею, убежать прочь от этой нелепой ситуации.
   – Я ни капли не изменилась, – улыбнулась в ответ Вероника. Вот уж ей-то было комфортно и легко. – Просто я больше не стесняюсь при тебе быть собою. Я теперь вообще никого не стесняюсь!
   – Тебе это очень к лицу.
   – Н-да? – с сомнением в голосе произнесла Вероника. Причём по интонации было понятно, что в своей собственной неотразимости она нисколько не сомневается, а вот искренность собеседника ставит под сомнение. – Подозреваю, что ты, так же как и я, манкируешь встречами однокурсников. Я собираюсь ещё кофе с плюшками выпить, так что присаживайся ко мне, если хочешь. Или будешь просто стоять?
   – Да, у меня образовалось свободное время между встречами, решил попить чего-нибудь согревающего и безалкогольного, – быстро сориентировался Константин Петрович.
   – Из всего вышесказанного делаю вывод, что ты неплохо устроился. Поздравляю.
   – Спасибо. Ты, надо полагать, тоже.
   – Да. Только автомобиль всё никак не соберусь поменять. У тебя, кстати, какой?
   – «Бентли», – ровным голосом ответил Константин Петрович, хотя душа его в этот момент пела и ликовала. – Вон там за окном стоит, видишь?
   – Очень неплохо, – кивнула Вероника с видом педагога, вписывающего в зачётку слово «хор.». – По– моему это немного чересчур, но, говорят, отличная машина. А я ведь думала о тебе на днях.
   – Ничего себе! – вздрогнул Константин Петрович. Вот будет номер, если ради спасения мира, ну или, по крайней мере, климатического равновесия на планете ему придётся ответить ей взаимностью. Это, конечно, будет исключительно рабочее задание, ничего личного. Но, может быть, Маша одна не справляется там, в Париже, и ей срочно, буквально сейчас, нужна помощь? Он готов сорваться и прилететь, а спасение мира… Ну, есть же ещё Лёва, Виталик и Шурик.
   – Да, вспоминала. Думала, каким ты стал, чем занимаешься, как я на тебя отреагирую, если случайно встречу где-нибудь.
   – Ну и как? – осторожно спросил Константин Петрович, высматривая путь к отступлению.
   – Нормально. В смысле – хорошо. Удачно всё получилось, мне кажется. А ты как считаешь?
   – Да, очень. Знаешь, я случайно оказался свидетелем вашего разговора с той барышней, которая только что шустро выпорхнула на улицу.
   – Это моя подруга, она да, достаточно проворная, но не такая глупая, как кажется с первого взгляда.
   – Я не об этом. Просто я, кажется, случайно услышал что-то…
   – Ну, так никто ведь не мешает тебе это «что-то» забыть, – мягко, но с нажимом приказала Вероника.
   – Я уже почти забыл. Просто знаешь, я тоже переживаю разлуку… как бы это сказать… Короче, моя девушка уехала работать в другую страну, и неизвестно, когда вернётся, а я не могу последовать за ней.
   – А погода, конечно, не соблюдает взятых на себя обязательств, – глянув за окно, проговорила Вероника. Константин Петрович ошалело проследил за её взглядом. Снова пошёл снег. Он крупными хлопьями падал на асфальт и на припаркованные автомобили, совсем как в рождественской сказке, заявившейся к детям в апреле. Только вот беда – дети выросли уже.
   – Да, погода не фонтан, – согласился он.
   – Кстати, только между нами, у тебя в подчинении сколько человек? – неожиданно спросила Вероника.
   – Се… Де.. Двадцать пять! – брякнул Константин Петрович.
   – Н-да? – скептически поджала губы Вероника и снова поглядела в окно, на автомобиль Даниила Юрьевича.
   – А сколько надо?
 

 
   – Нисколько не надо, – покачала головой Вероника. – Мне мои сорок с лишним остолопов надоели уже так, что я иногда подумываю за диссертацию взяться и послать всех подальше. Ладно. Кофе пить мне что-то уже не хочется. Была рада и всё такое. Пиши, если что, а я пойду, пожалуй.
   На столе моментально возник и тут же исчез счёт, а перед Константином Петровичем появилось меню. Вероника ушла, оставив официанту разумные чаевые, а своему бывшему однокурснику – визитную карточку со столь впечатляющими названиями фирмы и должности, что идея спасать мир при помощи любви уже не казалась господину коммерческому директору слишком искусственной. Хотя, если сказать по правде, задание он провалил. Вряд ли эта новая Вероника, роскошная, строгая и неприступная, заинтересуется человеком, который хоть и разъезжает по городу на почти что эксклюзивном автомобиле ручной сборки, но при этом руководит всего какими-то двадцатью пятью жалкими человечишками, из которых настоящими, не вымышленными людьми являются только шестеро (ну хорошо, пускай семеро, если считать Гумира).
   Когда Константин Петрович вышел на улицу, от пушистой рождественской сказки не осталось и следа. С неба падал мокрый снег пополам с дождём, дул сильный, пронизывающий ветер. Хороший, свежий весенний ветер, заблудившийся в снегах.
 
   На улице была настоящая апрельская вьюга. Наташа смотрела на неё, прижавшись носом к оконному стеклу, и не могла оторваться, хотя, говоря по-честному, дел у неё было достаточно. Но дела могут подождать, правда-правда, а снежная симфония наверняка вот-вот закончится. Наташа вспомнила, как они летом все вместе ходили смотреть на танцующие под музыку фонтаны; нашёлся бы сейчас какой-нибудь сумасшедший осветитель и добавил бы в этот кружевной калейдоскоп разноцветных лучей. Впрочем, тогда бы она просто поселилась на подоконнике, а это пока не входило в её планы. А природа будто нарочно расстаралась, пытаясь произвести на неё впечатление. Сначала с неба летели белые перья. Они кружились в воздухе, медленно опускались на землю и обещали покой и умиротворение. Вскоре перья превратились в восхитительные хлопья белой пены, пытавшиеся заполнить все свободные от снега щели и выбоины в стене напротив. Подул ветер. Снежные хлопья замерли в воздухе, а затем полетели вверх, словно кто-то встряхнул земной шарик. Сугробы под окном не уменьшались, но снег улетал в небо.
   Ветер сменил направление и принёс из холодных стран стаю каких-то белёсых насекомых, скорее всего ледяных ос, которые бились о стекло хитиновыми брюшками и настырно пытались проникнуть в помещение. Нужно было во что бы то ни стало уберечь себя и остальных от этих страшных тварей, укус которых превращает человека в ледяную скульптуру, но вьюга манила, колдовала, завлекала, и вот уже Наташа, сама того не желая, отодвигает в сторону жалюзи, забирается на подоконник, с трудом проворачивает медные шпингалеты и распахивает окно настежь. Осы врываются в приёмную, но жалить никого не спешат: здесь, в тепле, они неопасны и даже беззащитны.
   – Это что ещё за сквозняк? – строго спросил неожиданно возникший в дверях Лёва, и осы тут же исчезли, превратились в обычный снег.
   Наташа поспешно захлопнула окно и спрыгнула на пол.
   – Как твоё ухо? – быстро спросила она, чтобы скрыть смущение.
   – Ага, – почесал в затылке Лёва, – я как раз пришёл к тебе, чтобы уточнить, как твоё человеколюбие.
   – Так себе, – призналась Наташа.
   Разведчики понимают друг друга с полуслова: когда у Лёвы болит ухо, когда Наташа превращается в маленького и жестокого диктатора всея планеты, следует оглядеться по сторонам – наверняка где-то поблизости бродит носитель желания.
   – А что, у нас в доме кто-то чужой? – немного помолчав, спросил Лёва.
   – У нас гости? – из коридора сквозь неплотно прикрытую Лёвой дверь просочился Виталик. – Давайте же скорее пить, петь, плясать и веселиться, а то садю-га Цианид полагает, что я – робот-автомат, который получает истинное наслаждение от однообразной и тупой деятельности.
   – Никаких особых гостей у нас нет, – поубавила его прыть Наташа, – просто Марина с Галиной в своём кабинете отбирают студентов для работы на книжной ярмарке. Вернее, Марина отбирает, а Галина сразу на месте их тренирует, и в процессе этой тренировки отсеиваются те, кого не отфильтровала Марина.
   – Многих отфильтровали уже? – злорадно потёр руки Лёва.
   – Ну, порядочно. Они проходят такие расстроенные! Я им кофе предлагаю, так они отказываются, бедняжки. Но того, кто нам нужен, среди них не было.
 

 
   – Тайны? – спросил Виталик. – Как интересно! Пойду помогу старушкам тренировать персонал, уверен, со мной дело пойдёт быстрее!
   – Тогда, наверное, мне будет лучше побыть здесь? – неуверенно спросил Лёва, когда за Техником захлопнулась дверь. – Чтобы поддержать тебя, когда «наш гость» появится.
   – Как хочешь, – пожала плечами Наташа и принялась вытирать пол: от снежных ос возле батареи остались небольшие лужицы. – Ты не подумай, я не смотрю в окно целыми днями, пока никто не видит, просто хотела успокоиться. Глядишь на снежинки, и это как-то расслабляет.
   – Зачем оправдываться? По-моему, люди уделяют слишком мало внимания красоте природы, а если их застанешь за этим занятием, придумывают оправдания. Хотя стыдиться тут нечего. Наоборот, этим гордиться надо.
   – Гордиться тем, что ты бездельничаешь, когда все работают? – с удивлением спросила Наташа и на всякий случай протёрла идеально чистый подоконник.
   – Нет. Тем, что ты умеешь видеть то, чего не видят другие. Почему японцы ходят смотреть на цветение сакуры и даже сделали из этого целый ритуал, а питерцы, например, не ходят смотреть на то, как по Неве сходит лёд? Хотя это зрелище по медитативности и величественности не уступает сакуре. Так и вижу – суббота, ледоход. На всех набережных сидят горожане, целыми семьями. Пьют из термосов горячий чай, едят бутерброды. Покрепче тоже что-нибудь пьют. А лёд идёт.
   – Они увлекутся тем, что пьют и едят, и пропустят весь ледоход, – фыркнула Наташа.
   – Найти бы такого человека, с которым можно поделиться этим вот ледоходом, – мечтательно произнёс Лёва и выразительно взглянул на свою собеседницу. Но Наташу больше волновала невидимая невооруженным глазом пыль на этажерке с посудой.
   Тем временем в приёмную вернулся Виталик.
   – Ну что, помог? – саркастически поинтересовалась Наташа. – Или тебя выгнали?
   – Я сам ушёл, – с достоинством ответил тот.
   – Что, девушек там симпатичных не было? – догадался Лёва.
   – Не знаю, – рассеянно ответил Техник, – не заметил. Да, наверное, были.
   – Так зачем же ты туда тогда ходил? – удивилась Наташа.
   – Ну, может быть, правда – помочь надо? Пойду ещё раз посмотрю, – сомнамбулически пробормотал Виталик и почему-то двинулся в сторону кофейного автомата.
   – Эй, ты чего? – обеспокоенно спросила Наташа. – Ты здоров вообще?
   – Да, да. Просто у меня очередное разочарование на личном фронте, пройдёт уже к вечеру. Я бы отвлёкся на какое-нибудь интересное дело, но добрый Цианид велел отчёт за квартал переделать. Я немного побуду с вами и уйду.
   – Бедный Виталик. Хочешь, я поглажу тебя по голове? – предложила Наташа.
   – Лучше ударь меня по этой голове чем-нибудь тяжёлым и квадратным. Чтоб я в следующий раз думал.
   – Как же тебе помочь? Мне так хочется, чтобы все мы были счастливы, – воскликнула Наташа, продолжая простодушно не замечать выразительных Лёвиных взглядов. – Вы обратили внимание, что в каждом фильме и в каждой книге происходят поразительные любовные истории? К тому же у всех нас наверняка есть знакомые, у которых такие истории случались и в жизни, только почему-то эти знакомые – не мы.
   – У нас если что и было, то давно просвистело мимо и превратилось в воспоминания, – уныло подтвердил Виталик, решительно тыкая пальцем в панель управления кофейным автоматом.
   – Ну, знаете, – вмешался Лёва, – фильмов и книг в мире всё-таки гораздо меньше, чем человеческих пар. Зачем снимать кино и писать книги о неслучившемся? Кому это интересно? У каждого есть целая куча историй про то, как могло бы быть, но не стало. Вам интересно будет смотреть на такое в кино? Вряд ли. То ли дело – когда и могло, и стало.
   – Хотя, если подумать, у каждого в прошлом была история, достойная небольшого фильма, – слегка приободрился Виталик. – У меня, к примеру, таких историй было довольно много. Но фильмов о них не сняли, так что я лишён возможности пересматривать их каждый вечер в такие унылые времена, как сейчас, когда ничего не предвещает появления на горизонте женщины моей мечты.
   – Ребята, я не об этом, – покачала головой Наташа, – я о такой любви, о которой не забудешь, даже если о ней никто не снял фильма. Интересно, существует она в природе?
   – Ещё как существует. Просто любовь в том виде, в каком она водится в мире – а её очень немного, то есть, ровно столько, сколько надо, – отличается от костыля, которым пользуются сценаристы для того, чтобы объяснить нестыковки в сюжете, – пустился в рассуждения Виталик. – Скажем, нам непременно нужно, чтобы некий герой среди ночи встал и пошёл через город – и тогда он встретит в подворотне злодея или найдёт там клад или ещё что-нибудь сюжетообразующее. В другое время злодей и клад недоступны, но как заставить героя вылезти из тёплого гнёздышка – особенно если он жаворонок – и пойти в тёмную ночь? Надо придумать ему любовь, которая иррационально выдернет его на улицу, где притаился сюжетообразующий злодей или клад.
   – Но ведь и в жизни возможны нестыковки, – перебил его Лёва. – Человек запланировал жизнь на три года вперёд, а тут такая любовь из-за угла – опа! И все планы насмарку.
   – Это не любовь. Это священное безумие, – пояснил Виталик.
   – А если это безумие сбивает правильные планы? Какое же оно тогда священное?
   – Правильные планы сбить невозможно. То, что действительно важно, герой не упустит никогда, даже если его накормить лучшими в мире мухоморами. Но, повторяю, любовь тут совершенно ни при чём. Этот ингредиент – из совсем другого набора юного алхимика.
   – А где продаются такие наборы? – с некоторым интересом спросила Наташа.
   – Любовь не продаётся! – покачал головой Виталик, выпивая залпом чуть ли не половину чашки кофе. – Внимательно смотри по сторонам, и найдёшь искомое.
   – По сторонам? – разочарованно протянула Наташа. – Но тут только ты и Лёва.
   – А я уже ухожу! – с нажимом произнёс Виталик и в самом деле благородно удалился.
   Вскоре после того как Виталик исчез, в приёмную ввалились довольные сёстры Гусевы.
   – Всем стоять, я делаю защиту! – выкрикнула Галина. – Ну что, кукусики, дурью маетесь? А мы-то тем временем такое выгодное дельце провернули!
   Выгодное дельце заключалось в следующем: среди студентов, мечтавших поработать на книжной ярмарке под знамёнами крутейшего издательства «Мегабук», обнаружился носитель. Это была юная скромная барышня, мечтавшая доказать своим родителям, что и она кой-чего в этой жизни стоит и вполне уже способна сама зарабатывать деньги. Родители не давали ей никаких шансов: учёба в университете, дополнительные курсы, занятия спортом, свидания с одобренным семьёй молодым человеком занимали всё свободное время бедной крошки. Но вот наступила практика, и у девочки появился неслабый шанс вкусить трудовых будней сполна. Однако интрига заключалась в том, что эта старательная ученица совсем не умела работать – только учиться. Так что зоркие Марина с Галиной, живо отделившие носителя от простых претендентов, должны за неделю научить это незамутнённое дитя хотя бы азам.
   – То есть смотрите, какая тройная выгода, – с гордостью пояснила Марина, – мы нашли хорошего работника. Работник этот готов трудиться за копейки, лишь бы обрести вожделенный опыт. И наконец, обретая опыт, он исполняет своё желание!
   – А теперь, Разведчики, шагом марш из приёмной. Мастер-класс закончен, – неожиданно подытожила Галина.
   – Что такое? – нахмурился Лёва.
   – Уйдите отсюда куда-нибудь ненадолго, а то нам носителя пора выпускать, – пояснила Марина. – Она у нас там, в кабинете сидит, бедняжка, ждёт якобы решения высшего начальства, хотя всё и так решено. Мы просто решили поберечь ваши нежные нервы и чувствительные уши.
   – А если девочка не научится работать за неделю, что тогда? – осторожно спросила Наташа.
   – Тогда мы отдадим бедняжку на съедение Константину Петровичу! – ухмыльнулась Марина. – У него и мёртвый поднимется из гроба, выкопается из земли и возьмётся за дело с энтузиазмом.
 
   Джордж поднялся к себе, чтобы вздремнуть пару часов, но стоило ему только погрузиться в тёплый и солнечный мир сновидений, как телефонный звонок решительно втянул его обратно. Звонили снизу, из кафе, – значит что-то срочное: они же знают, что он сегодня спал всего три часа.
   – Слушаю вас, – страдальчески произнёс Джордж.
   – Сейчас машина доставки придёт, а возле чёрного хода замело так, что ей не встать. Помнишь, как было в тот раз, когда они развернулись и уехали, а нам потом пришлось платить неустойку. Сделай что-нибудь, ты же хозяин! – крикнула в трубку его заместитель и личный тиран.
   Умеет он всё-таки устраиваться в жизни: если не родители им помыкают – так Димка, не Димка – так Алексей Яковлевич, не Алексей Яковлевич – так эта фурия.
 

 
   – Хорошо. Сейчас попрошу у дворников лопату и пойду разгребать снег, – покладисто ответил Джордж.
   Когда он руководил папиным рестораном, всё было просто. О таких проблемах, как не доставленные по причине снежных заносов продукты, он даже и не подозревал. О других, впрочем, тоже. Давно это было, кажется, пять столетий назад.
   Джордж потянулся и поднялся с дивана.
   Он снимал квартиру на третьем этаже того самого дома, в подвале которого они с Димкой и Анной-Лизой поселились этой зимой. Теперь в этом подвале было его, Джорджа, персональное, личное, собственное (а не папино) кафе.
   Он подошел к окну: угловой эркер, с широченной витриной посередине и двумя узкими бойницами по бокам, был его любимым наблюдательным пунктом. Он выглянул в левую бойницу: снежная сказка, да и только. Перешёл к правой: ну точно, все подъезды замело, в самом деле, придётся идти за лопатой.
   Через день после того, как старый шемобор Эрикссон умчался в неизвестном направлении, прихватив своего свежеиспечённого раба Диму Маркина, Джордж уже подписывал с собственником подвальчика договор долгосрочной аренды. Такова участь любого, кто по милости мунга или шемобора второй ступени и выше становится Хозяином Места. Всё плывёт ему будто бы прямо в руки, всё происходит как бы само собой, стоит только приступить к обустройству будущего Места, где все люди, нелюди и сомневающиеся смогут отдохнуть под его защитой. Но стоит свернуть в сторону – и удача моментально от него отвернётся. Впрочем, Джордж и не думал сворачивать. Он не рассуждал о том, что он будет делать, справится ли, не надоест ли ему, – он поочерёдно с благодарностью принимал всё, что падало ему в руки. Он не знал, что у него получится в итоге, но заранее любил своё детище. Здесь, в этом подвальчике, людям будет хорошо. Они станут приходить сюда, чтобы поговорить, перекусить, пересидеть дождь, выпить кофе, спрятаться от суеты. Место, конечно, не самое бойкое – об этом ещё предыдущий владелец предупреждал, но зато поблизости нет ничего похожего. «Кому надо – те узнают, – решил Джордж. – А кто не узнает – тем не надо».
   Первыми о будущей кофейне узнали студенты-художники, мечтавшие расписывать стены квартир и клубов узорами собственного сочинения. Они заглянули в подвал – потому что дверь была открыта, внимательно оглядели свежеоштукатуренные стены и признали их условно годными для творческого безумия.
   – Только ведь хозяин, упырь какой-нибудь, захочет сюда налепить кошечек и девочек, нечего тут ловить, – безнадёжно махнул рукой самый опытный художник, получавший больше всех отказов.
   – Хозяин, конечно, упырь, – отозвался со стремянки Джордж, – Но он в ступоре и не знает, что сюда лепить. Может быть, вы знаете?
   – Может, и знаем, – хитро ответил самый опытный художник, – Но на слово же никто не верит. Все сначала требуют эскиз. А потом говорят – отлично! Просто гениально! Только вот тут сделайте попроще. Здесь цвета поменяйте. Тут не надо зауми. И обязательно нарисуйте поверх всего кошечек и девочек!
   – Да не надо эскизов. Просто покажите, что вы вообще рисуете.
 

 
   Посмотрев работы художников, Джордж заявил, что если он и потребует от них эскизы – то только для того, чтобы припрятать лет на десять в своём сейфе, а потом продать с аукциона за бешеные деньги.
   – То есть можно приходить и рисовать, что ли? – не поверил самый опытный.
   – Ну да. Только скажите мне, сколько это будет стоить.
   – Без эскизов и за деньги? – уточнил он. – А в чём подвох?
   – Если хотите, лично вы рисуйте эскизы. Десять штук в масштабе один к одному. И работайте бесплатно. Без отдыха, выходных и перекуров. А с остальными мы договоримся отдельно, – устало ответил Джордж.
   И тут все поняли, что он не шутит.
   В доме, гостеприимно приютившем у себя маленького и неопытного Хозяина Места, жила девочка Катя, которая очень любила свою квартиру, и чудесный вид из окна, и лестницу со щербатыми ступеньками и высокими перилами. Не так давно её любовь даже спасла весь дом от сноса. К счастью, об этом не знал никто, кроме Константина Петровича. Иначе соседи целыми днями судачили бы о том, что Катька-то, слыхали, своим заветным желанием дом спасла. А вот напрасно сделала, потому что нам хорошую квартиру в Озерках давали вместо этой, а тут и водопровод барахлит, и отопление на ладан дышит, и вообще непонятно, как доживём до этого хвалёного капремонта.
   О том, что Джордж теперь – Хозяин Места тоже, впрочем, знал только шутник Эрикссон. Иначе жильцы дома шептались бы по-другому: вы слышали, что у нас в подвале опять кафе будет? Нет? Сходите-сходите. Там хозяин со странностями. Да. Говорят – Хозяин Места. Не знаю, что это такое. Какой-то хозяин какого-то места. Клад, наверное, закопал и помалкивает где. Да какой у него клад, что за наивность! Хозяин Места на ихнем жаргоне означает – пахан. Обыкновенный бандит.
   Однажды, когда художники самозабвенно раскрашивали стены, а обыкновенный бандит, пристроившись в углу, нарезал им бутерброды и варил кофе на газовой горелке, в подвал спустилась та самая девочка Катя. Ну, интересно же – что это в её доме затеяли, а ей не доложили?
   Когда она вошла, Джордж колдовал над туркой, вспоминая уроки Майи-Кайзы и надеясь приготовить что-то невероятное. Потому что невозможно оставаться обычным человеком, когда вокруг царит творческое безумие: сразу как-то хочется тоже если не в пляс пуститься, так хотя бы сотворить какой-нибудь крохотный, пускай и недолговечный, шедевр.
   – Фея-кофея! – восхищённо сказала Катя.
   – Что-что? – повернулся к ней Джордж.
   – Ой. Я думала, ты – тётя, – смутилась Катя. – А почему ты не рисуешь?
   – Не умею.
   – И поэтому тебя заставили готовить?
   – Кто ж меня может заставить! Я тут самый главный. А ещё мне иногда позволяют подтаскивать краски и мыть кисти, но сейчас все кисти в порядке, и красок тоже нужное количество.
   – По-моему, ты не самый главный, – недоверчиво покачала головой Катя и ушла.