Страница:
– Слушай, чувак, а название у этого места есть уже? – через некоторое время спросил у Джорджа один из художников. – Мы решили вывеску сделать тебе в подарок. Фор фри. Просто за то, что ты такой зачетный пацан.
– Название? – задумчиво повторил Джордж. – А давайте пусть будет «Фея-кофея»? Нормально вообще звучит?
– Самое то, – уверенно кивнул художник, – мы примерно так и думали.
Даже в налоговой инспекции это название не вызвало возражений. «ООО „ФЕЯ-КОФЕЯ“» – значилось в документах.
Через неделю «Фея-кофея» открылась. Джордж был вне себя от счастья: он не просто руководил, он был везде одновременно, а ещё находил время на то, чтобы постоять за барной стойкой и приготовить посетителям что-нибудь особенное.
Однажды, разобравшись с основными делами, он самозабвенно колдовал над туркой: нужно было приготовить сладчайший, но не приторный нектар для грустной барышни, – как вдруг раздался резкий и неприятный голос:
– Ну, понятно. Кофе двадцати родов, и одно заветренное пирожное на закуску. Куда ты меня притащила?
– Мама, давай уйдём, если тебе здесь не нравится.
– Мне здесь нравится. Но мне не нравится, как тут кормят. Ты посмотри на этот доисторический бутерброд! А этот артефакт эпохи палеолита как бы салат у них, понимаешь?
– Мама, пожалуйста!
– Можете приготовить лучше? – не глядя на посетительницу, поинтересовался Джордж, осторожно передавая грустной барышне чашу горячего пряного напитка.
– Конечно, могу, иначе бы я помалкивала!
– Мама, прекрати, или я уйду.
Джордж взглянул на мать и дочь. Они, видимо, решили поговорить в спокойной обстановке. Сюда часто приходят именно за этим: люди ведь чувствуют, что на территории, принадлежащей Хозяину Места, они находятся под его защитой.
– А не могли бы вы, например, с завтрашнего дня выйти на работу и готовить так, как вы умеете? – из озорства поинтересовался Джордж.
Не то, чтобы он хотел разозлить эту дамочку. Конечно, было бы забавно посмотреть, как она подпрыгнет до потолка, а потом прочитает ему гневную отповедь. Но дамочка прыгать не стала и гневаться тоже не соизволила, а вместо этого проговорила с сожалением:
– Если бы ты, мальчик, решал кадровые вопросы, тебя бы тут не поставили.
– А если именно я решаю такие вопросы – и сам себя сюда поставил? – ухмыльнулся Джордж.
Дама окинула его оценивающим взглядом:
– Вот сомневаюсь я что-то. Но если именно ты их решаешь, то именно я с завтрашнего дня выхожу на работу поваром. Хоть забесплатно.
– Мама, он же тебя сейчас на слове поймает! – воскликнула дочка.
Джордж пригляделся: кажется, он уже видел эту девушку раньше. Маша Белогорская (эта встреча случилось задолго до того, как она уехала в Париж) перехватила его взгляд и закатила глаза, давая понять, что теперь он от её матушки так просто не отделается. Бывшего владельца ресторана «Квартира Самурая», одноклассника прекрасного вампира Дмитрия Олеговича, она конечно же не узнала.
– Вот не думай, что ты умнее матери! Мала ещё! Если он поймает меня на слове – значит он тут в самом деле главный. А если он главный и при этом умеет сносно кофе варить, значит, заведение не совсем пропащее и работать в нём можно, – рассудительно сказала Елена Васильевна.
– А с вами можно работать, или вы всегда на взводе? – поинтересовался Джордж, передавая турку своему напарнику, студенту-художнику, которому так понравилось то, что они сделали, что он решил здесь немного поработать. – Конечно, ловить вас на слове я не буду и возьму на испытательный срок на полную ставку. Но будет жаль, если все ваши понты останутся только понтами.
– Понты-ы? – задохнулась мадам Белогорская. И прочитала Джорджу долгожданную отповедь, на которую он нарывался с самого начала.
С тех пор никто не может похвастаться, что видел в «Фее-кофее» заветренное пирожное или доисторический бутерброд.
Елена Васильевна стала правой рукой Джорджа. Они отлично поладили друг с другом: сын, опасавшийся, что не оправдает надежды родителей, и мать, постоянно придиравшаяся к своей дочери, вплоть до того самого дня, когда та сорвалась и улетела в Париж.
Время от времени ноги сами приводили Джорджа к Мутному Дому, в котором когда-то располагался его (да ладно, его, папин, конечно же) ресторан. Он смущался, шагал в темноту ближайшей подворотни и дворами убегал подальше от этого места. Ему ведь ясно дали понять, что без него здесь всем стало только лучше.
Всем, кроме чудо-кондитера Павла. Тот был фанатом и мастером своего дела и потому загибался от однотипной стряпни при новом хозяине. Но уйти не мог – в других заведениях было всё то же самое, а тут хотя бы платили не хуже, чем при прежней власти. Но по ночам ему снились фантастическая выпечка, неожиданные начинки, сказочная глазурь. Однажды, когда Павел возвращался с работы, к нему подошел Георгий Александрович, бывший хозяин, который как будто бы то ли погиб на пожаре, то ли пропал без вести.
– Привет. Ну, как работается? – спросил Джордж.
Павел хотел отмахнуться от него и сказать «Нормально», но почему-то ответил честно:
– Плохо. Очень мне там плохо.
– А я открыл кофейню. Здесь, неподалёку. Она маленькая, почти семейная. Одна столетняя финская колдунья научила меня варить кофе, и я варю его. Суровая леди Елена командует на кухне. А ты, я помню, делал вкуснейшие сладости. Хочешь к нам? Только платить буду гораздо меньше, чем раньше, уж извини.
– А делать можно всё, что захочу? – недоверчиво спросил Павел.
– Нужно. У нас такая сказочная кондитерская получилась. То ли из-за названия, то ли просто я такой… Странный. Но сладости у нас пока самые обычные, хотя и добротные. А хочется добавить в них немного твоего волшебства.
После того как Павел приступил к работе, в кафе повадились восторженные юные создания. А когда рассказы о «Фее-кофее» вышли за пределы Интернета, к Джорджу в гости наведались бывшие товарищи по партии «Народный покой»: Костыль и его ребята. Во время последней встречи товарищ Костыль спас товарища Егория от неминуемой расправы, и его стоило бы поблагодарить уже хотя бы за это.
– Здорово, Горе-Егоре! – гаркнул Костыль.
– Привет. Что-нибудь закажете или просто так посидим? – поинтересовался тот, выбираясь из-за барной стойки.
– А что, защитить-то тебя ни от кого не надо? А то люди всякие бывают, – перешёл прямо к делу Костыль.
– Ну, не знаю. Пока вроде бы никаких проблем не было.
– А могут быть, – со значением сказал Костыль. – Люди-то всякие бывают.
Его ребята покивали: мол, да, бывают такие плохие, скверные люди, которые требуют денег с простодушных владельцев кафе. Но Джордж уже не был тем домашним мальчиком, который в пику папаше записался в партию «Народный покой» и долгое время пополнял её кассу из своего кармана.
– Знаешь, а ведь охранники нам нужны, тут ты прав, – спокойно сказал он, присел за ближайший столик и жестом предложил бывшим товарищам сделать то же самое. – Если посоветуешь кого-нибудь из своих, то обещаю подумать над его кандидатурой.
– Эй, эй, – хрустнул костяшками пальцев Костыль, – меня возьми. Начальником охраны.
– Ты сам не захочешь. У нас заведение маленькое, придётся выполнять массу разных поручений.
Товарищ Костыль внимательно оглядел помещение. На первый взгляд ему здесь понравилось.
– Что это за гопника ты приволок? – в сердцах воскликнула Елена Васильевна, увидев Костыля. – Где только нашёл такого?
– Ша, леди, – решительно заявил тот, – я на испытательном сроке. Поэтому, если будете меня доставать, я сильно обижусь и уйду. Но перед этим буду ещё сильно скандалить.
– Значит, когда испытательный срок закончится, тебя можно будет доставать, я правильно поняла? – потёрла переносицу Елена Васильевна.
– А к тому времени либо я обижусь и уйду, либо вы меня полюбите, – здраво рассудил Костыль.
Стоило трудоустраивать эту разношёрстную компанию, чтобы каждый занимался своим любимым делом, а бедному сиротке, владельцу кафе, вместо благодарности доставалась самая неблагодарная, грязная работа, вроде разгребания снега. Когда Джордж, утопая в жалости к себе, несчастному, подошёл к чёрному ходу, чтобы оценить заносы, Костыль уже приволок из дворницкой две совковые лопаты и вместе с напарником расчищал подъезды.
– И вот надо было меня будить, если вы сами справляетесь? – поинтересовался «бедный сиротка».
– Конечно, надо. Вдруг она не скажет, что это мы, – гордо объявил Костыль. – Героев должны знать в лицо! Там ещё Павел какой-то тортец испёк. Пойди посмотри, пока весь не сожрали.
«Уже в Париже. Устроилась работать в „Макдоналдс“» – вот какую SMS послала Маша Белогорская своим коллегам по Тринадцатой редакции и Елене Васильевне. «Что-то больно близко от дома, почему не в Америке? У нас-то „Макдоналдсов“ ведь нет!» – немедленно отреагировала мать. Конечно же она всё приняла на свой счёт: дочка, с детства приученная к здоровой пище, вырвалась из-под контроля и устроилась в самом что ни на есть аду главным ворошильщиком пекла!
Коллеги отреагировали менее бурно: они-то уже знали, куда едет их дорогая Маша. Таким образом, она сообщила, что всё идёт по плану.
Когда Кастор, делано покашливая и озабоченно качая головой, объявил питерским мунгам, что он отправляет одного из них в Париж – впрочем, есть одно «но», – и на некоторое время умолк, каждый придумал тысячу и одно ужасное «но», и только Константин Петрович оказался ближе всех к разгадке. «Неужели придётся работать в филиале транснациональной корпорации?» – пробормотал он. «Можно и так сказать», – ухмыльнулся Кастор.
«Макдоналдс» содержит немало мунговских ячеек по всему миру и взамен получает поддержку, о которой конкуренты даже и не мечтают (потому что у них не настолько развита фантазия, и вообще, они серьёзные люди и в сказки не верят).
– Скажите, а «Кока-кола» – тоже за нас? – спросила Наташа.
– Нет. Они всё больше по шемоборам, – ответил Кастор.
– Но как же так? – удивилась Разведчица. – Ведь «Кока-кола» продаётся в «Макдоналдсе»?
– Ну, продаётся, и что! Есть и более странные союзы. Не отвлекайте меня, пожалуйста, иначе кое-кто поедет в Париж без должной подготовки.
В аэропорту Шарль де Голль Машу встречал будущий коллега и будущий друг Жан. Он усадил её на мотороллер, прикрепил к багажнику чемодан и рюкзак и сорвался с места. Легенды, сказки и истории проносились мимо Маши со свистом, она даже по сторонам глядеть боялась: вот будет смеху, если она в первый же день зазевается и свалится на мостовую, под колёса автомобилей. Придётся парижанам искать себе очередного более собранного «защитника».
– Наконец-то можно нормально провести совещание! – с облегчением вздохнул шеф парижских мунгов. – Знакомьтесь, это Мария, наш новый сотрудник. Мария, пожалуйста.
Точно копируя Константина Петровича, она выставила защиту и сдержанно кивнула: мол, порядок, можно начинать. Ну а дальше всё было как дома: новые коллеги по очереди рассказали о том, как у них идут дела с носителями, кто-то попросил помочь разобраться с трактовкой желания, кто-то похвастался, как с утра обтяпал дельце. Со временем все эти люди приобретут индивидуальные черты, и Маша сможет отличать их друг от друга, но пока что она запомнила только Жана – весёлого парня, встретившего её в аэропорту.
После совещания новые коллеги по очереди подошли к ней, представились и выразили надежду, что в Париже ей понравится. Более многословным оказался только будущий друг.
– Жан и Мария, как это мило, – воскликнул он и схватил её за руку, увлекая за собой через служебные помещения на улицу, где ждал верный мотороллер. – Мне поручили тебя опекать, но даже если бы не поручили, я бы всё равно это сделал, потому что я самый толковый парень. Жить будешь у моей мамы. Она меня практически на порог не пускает, но тебе будет очень рада, она всё ещё надеется меня женить. А, да, я – гей, поэтому насчёт поцелуев – только в щёчку, как любимого братика. У тебя есть братик? И у меня нет, у меня зато есть две сестры, старшие, меня воспитывали одни женщины, и вот я такой, какой я есть. Кстати, угадай, кто я в нашей команде?
– Наверное, Техник? – предположила Маша.
– Надо же, с первого раза. Теперь нас, толковых, будет двое. А как догадалась?
– У нас в Питере тоже очень толковый Техник был. Не замолкал даже по ночам.
– Со мной, сразу предупреждаю, у тебя ничего не может быть, поэтому сообщаю: по ночам я молчу. Если не веришь, приведу пол-Парижа свидетелей.
– Спасибо, я верю. Ты не бойся, я не буду к тебе приставать. Моё сердце осталось в Петербурге.
– Боже, как это романтично! И ты что же, будешь ему писать? Или ей? Скажи, подруга, а ты не лесбиянка ли? Ты мне как-то сразу так понравилась, как только я тебя увидел в аэропорту. Нет? Ну и тоже неплохо, значит, с тобой можно будет о парнях поговорить. Запомни главные правила выживания в нашем фастфуде: всегда улыбаться, когда принимаешь и выполняешь заказ, и во всём слушаться шефа. Он, конечно, выглядит как старый хрыч, но на самом деле ему можно доверять. Он действительно сечёт фишку. Есть ещё вопросы или едем?
– Скажи, а когда у вас идёт собрание, кто стоит за прилавком?
– За прилавком? Другая смена стоит. У нас же не все в теме, некоторые просто работают.
– А как же они… то есть мы… уединяемся. «Извините, другая смена, вам сюда нельзя, у нас секреты»?
– Зачем? У нас профсоюз. А им в него совсем и не хочется, у нас правила такие идиотские нарочно, – подмигнул Жан. И неожиданно спросил: – Знаешь, почему мы подружимся?
– Потому что ты обаятельный, – уверенно сказала Маша.
– Это не повод для дружбы. И вообще, мы с тобой очень разные. Я обаятельный, ты воспитанная. Но мы идём по одной дороге. С разными целями, но всё же.
– По какой дороге?
– По дороге под названием «Я хочу двигаться вперёд». Потом полюбуешься на наших. Они засахарились в своём воображаемом могуществе. Ходят по городу, как ожившие статуи из Лувра, и несут на головах своё бесконечное превосходство над другими. Да чего я рассказываю, у вас, наверное, то же самое! – махнул рукой Жан и решительно оседлал мотороллер.
«У нас по-другому, – подумала Маша, аккуратно усаживаясь за спиной у своего невероятного возницы. – Но пройдёт немного времени, и я буду думать „у нас“ про здесь. А про наших – „там, у них“».
На какое-то мгновение мир показался ей огромным и неприветливым, и тут неожиданно пришла SMS от Константина Петровича: «Важный вопрос, без которого наши лоботрясы не могут заняться делом: у вас там действительно называют биг-мак – лё биг-мак?» – и мир снова стал самим собой. А потом завертелся ещё быстрее и с огромной скоростью помчался вперёд: Жан решил компенсировать время, потраченное на разговоры.
Виталик перемещался по приёмной то быстрыми перебежками, то медленным шагом, оглядывался по сторонам, простукивал полки и стены, принюхивался даже, и при этом, что удивительно, молчал. Наташа сидела за конторкой, шелестела договорами и не обращала на него внимания: подумаешь, человеку побегать хочется, для здоровья полезно. Денис вообще гантели в кабинет притащил, а со следующей зарплаты собирается купить тренажер, потому что надо же куда-то девать эту смешную зарплату.
Когда Виталик от отчаяния начал простукивать пол, из кабинета шефа величаво выплыл Константин Петрович, аккуратно прикрыл за собою дверь, сдул с неё несуществующие пылинки и строго спросил:
– Ты чего тут шаришься?
– Да вот, забыл куда положил… И забыл что… – неопределённо пошевелил пальцами в воздухе Виталик.
– И? Твои действия?
– Вот найду – и вспомню всё.
Константин Петрович неодобрительно покачал головой и покинул приёмную.
– Может быть, ты и не терял ничего? – предположила Наташа. – Кофе выпей, вдруг ты от переутомления всё забыл?
– Это где и про что ты сейчас? – поднял голову Техник. – Кофе-кофе… Это такой модуль памяти, который… Да, пожалуй, я и вправду перегрелся.
Пока он тихонечко остывал в углу, Наташа вновь попыталась сосредоточиться на договорах, которые у неё вот-вот должен был затребовать московский офис, но тут в приёмной появились сёстры Гусевы. Они, кажется, совсем разучились входить в помещение, как обычные люди: если впереди была дверь, они распахивали её ударом ноги; если не было двери – одним прыжком оказывались в центре помещения, вставали спина к спине и молниеносно сканировали взглядами местность. Только к Даниилу Юрьевичу они всегда заходили вежливо, потому что иначе бы его заговоренная дверь их попросту не впустила.
– Ты тут не видела этого, как его… – пощёлкала в воздухе пальцами Галина и с надеждой посмотрела на Наташу. – Техника этого нашего. Он кой-чего обещал, а сам смылся.
– Ой, милые, дорогие, скажите, что я вам обещал? – взмолился Виталик. И, что называется, нарвался.
Легко и плавно, как некрупные хищники, сёстры Гусевы обступили его, вынудив плотно прижаться спиной к спинке дивана.
– График, – громким шепотом сказала Галина.
– Ой, я дурра-а-ак! – воскликнул Техник, прижимая пальцы к вискам.
– Забыл? – строго спросила Марина.
– Потерял? – потянулась за ножом Галина.
– Да в кармане он у меня, а я зачем-то ищу его по всей приёмной! – Виталик выудил на белый свет и передал собеседницам слегка помятый листок, отвесил всем присутствующим дамам поклон и испарился.
– Ага, понятно, – кивнула Марина, повертев бумажку в руках, – сегодня вечером и займёмся.
Общественной миссией сестёр Гусевых была защита диких крыс от человеческой жестокости. Виталик уже давно покорно и беспрекословно выкачивал для них из закрытого архива планы дератизации районов города, а уж как дальше боевые старушки поступали с полученной информацией, он не знал, и знать не хотел.
В Тринадцатой редакции считали эту историю милой причудой двух пожилых гражданок: ну, одни бабульки подкармливают голубей, другие – кошек, третьи – собак, а эти вот с крысами нянькаются. Правда, сёстры Гусевы никогда не кормили крыс, полагая, что если крыса не в состоянии найти себе пропитание, то ей лучше бы вовсе не жить или покинуть территорию в поисках более хлебных мест. Сами крысы, кстати, были полностью с этим согласны.
Коллеги подшучивали над очаровательной слабостью стальных Бойцов, присылали им по электронной почте открыточки с умилительными крысятами, дарили плюшевые игрушки, и всё это сходило им с рук. Правду знал только Даниил Юрьевич, который хранил многие тайны своих подчинённых.
Конечно, никаких слабостей – ни очаровательных, ни ужасных – у сестёр Гусевых нет и быть не может, и то, что они так активно взялись за спасение диких крыс, – всего лишь зов крови.
Пятнадцать лет назад тётя с дядей подарили на день рождения маленькой Ане Гусевой двух живых крысят, белых с серыми воротничками. Назвали крыс Снежинка и Кнопочка. Вообще-то Аня мечтала о таксе, но оказалось, что крыса – она совсем как такса, только размером поменьше. А две крысы – это ведь в два раза лучше, чем одна какая-то такса, которую надо выгуливать рано утром, перед тем как идти в школу.
Но очень скоро девочка узнала страшную правду: декоративные крысы не живут более трёх лет – так устроен их мир. Кажется, какой-то одноклассник, не в меру начитанный, но совсем бессердечный, решил её просветить. И в этот момент Аня, ничего ещё толком не знавшая о смерти, потому что её мир был вечным и неизменным, вдруг поняла: ничего ей больше не надо – заберите дорогущую красавицу куклу на шарнирах, юбку с заклёпками, какой ни у кого в городе нет, – заберите, только, пожалуйста, пусть Снежинка и Кнопочка живут столько, сколько и люди, пусть не умирают через год, пусть даже состарятся, но живут долго-предолго. Можно считать, что ей повезло: сформулируй она своё заветное желание как-нибудь иначе – ну, например: «Не хочу, чтобы мои крысы жили меньше, чем я», – и эта история закончилась бы быстро и очень печально.
Как раз в это время в чудесном Анином городке гостил Миша Кулаков, легендарный в те годы шемобор, специализировавшийся только на необычных делах. Анино желание было крайне любопытным – и невыполнимым с точки зрения простой логики, которой придерживались и простодушные мунги, и даже многие шемоборы. Многие, но только не сам Миша и его друг Коля Василенко, служивший в департаменте исполнения желаний. Порывшись в архивах, Коля нашёл примеры и прецеденты, объединив которые вместе можно было решить задачу, поставленную перед ними Аней Гусевой.
Миша Кулаков верил в безнаказанность победителей. Коля Василенко верил в то, что нет невыполнимых желаний – есть туповатые исполнители. Вместе они провели столь опасный и этически недопустимый эксперимент, после которого немедленно были вычеркнуты из всех списков своей организации и оказались вне закона.
Для начала молодые самоуверенные шемоборы нашли в том же городе двух старушек сестёр, доживавших свой век в маленькой тесной квартире в полном уединении. Каждая из них, втайне от другой, мечтала поскорее уйти из жизни тихо и незаметно, никому не доставляя хлопот. С такими желаниями Миша никогда не связывался: слишком легко исполнять, нет куража, да и восторга первопроходца тоже нет, но бабушки были лишь частью плана.
Воспользовавшись наработками второй ступени, к которым ему, как подающему надежды молодому гению, был открыт избирательный доступ, Коля позволил старушкам особым образом уснуть, чтобы уже никогда не проснуться, а в тела их, обладавшие немалым запасом прочности и жизненных сил, вселил Аниных домашних любимцев.
«Ну вот. Теперь назад не повернёшь. Эти бабки уже на том свете, а крысаки либо приживутся, либо не приживутся», – сказал Коля и щёлкнул пальцами по корешку книги «Собачье сердце», вдохновившей его на этот эксперимент.
Вернувшись из школы, Аня, обнаружила, что дверь в квартиру закрыта не как обычно, на два поворота ключа, а на один. В коридоре пахло табаком: странно, папа никогда не курил в доме, всегда выходил на балкон, да и потом, сейчас он должен быть на работе. Аня сняла уличную обувь и верхнюю одежду, стянула колготки, зашвырнула их под полку для обуви и босиком (надень тапки!) пошлёпала в свою комнату.
Честно говоря, в последние два месяца девочка не слишком спешила домой: она боялась, что её любимые крысы, ставшие какими-то вялыми и сонными, уснут навсегда. Но не сидеть же на улице, когда все подруги разошлись по домам!
В Аниной комнате пахло табаком ещё сильнее, окно было распахнуто настежь, а у стены, рядом с клеткой её любимых Снежинки и Кнопочки, стояли две незнакомые бабки.
– У нас нечего красть! – закричала Аня, озираясь по сторонам в поисках швабры или скалки, которой можно отбиваться от чужачек. В том, что они – воровки, она не сомневалась. Родители предупреждали, что, прежде чем открыть дверь в квартиру, надо внимательно оглядеться по сторонам: не притаился ли поблизости кто посторонний? Но вот что делать, если посторонние уже оказались в квартире, они сказать забыли.
– Есть чего у вас брать, – сказала одна из бабок. – Еда. Здесь пахнет едой.
– Вы голодные, что ли? – растерялась Аня. – Вы давно не ели?
– Очень давно! – ответила вторая. Они действительно ничего не ели уже около двух часов: ровно с момента превращения, а для крыс это довольно большой срок.
– А зачем влезать в чужую квартиру? Попросили бы на улице, чтобы вам дали еды, – стараясь держать в поле зрения обеих старух разом, спросила Аня.
– Мы не влезали, – с раздражением ответили ей, – мы вылезли. Просто мы теперь не помещаемся туда, где наша еда.
Бабульки не выглядели опасно – скорее жалко. Наверное, пенсию не платят да ещё из дому выгнали. К тому же им, должно быть, тяжело стоять на ногах, вот они и держатся руками за стенку и только поводят головами влево-вправо, как будто принюхиваясь.
Аня осторожно подошла к ним поближе и тут только заметила, что клетка Кнопочки и Снежинки пуста.
– Где мои крысы? – закричала девочка так, что старухи синхронно согнулись пополам и прижали руки к ушам: у крыс, даже обращённых в людей, очень тонкий слух, и излишний шум их пугает.
– Не пищи так громко, – попросила бабка, стоявшая чуть поближе к девочке. – Мы твои крысы.
В первый же день знакомства Аня поняла, что Снежинка и Кнопочка – необыкновенно умные создания, уж куда умнее её самой, и была бы у них возможность говорить, они бы доказали это. В свою очередь крысы и сами давно хотели поболтать со своей хозяйкой, и вот наконец у них это получилось. Сидя на кухне и уплетая за обе щёки обед (Аня разогрела себе суп, а своим крыскам насыпала в тарелки овсяных хлопьев пополам с гречневой крупой), старухи старательно припоминали то, что знали и видели только они трое: как Аня, вместо того чтобы готовиться к урокам, читала «книжку для взрослых», как она, думая, что её никто не видит, изображала перед зеркалом поп-звезду, как она красилась маминой косметикой, ну и так далее.
– Как хорошо, что вы не умрёте, – сказала Аня. – Только я не знаю, что скажет мама.
– Твоя мама хотела, чтобы мы умерли? – спросила старшая бабулька. – Надо же, а от неё так хорошо пахло.
– Нет. Мама может не разрешить жить у нас.
– А мы и сами не будем. Тут тесно, – заявила вторая. – Сейчас поедим и пойдём искать этих волшебников. Надо бы их загрызть за то, что мы теперь сами не понимаем, кто мы такие.
– Название? – задумчиво повторил Джордж. – А давайте пусть будет «Фея-кофея»? Нормально вообще звучит?
– Самое то, – уверенно кивнул художник, – мы примерно так и думали.
Даже в налоговой инспекции это название не вызвало возражений. «ООО „ФЕЯ-КОФЕЯ“» – значилось в документах.
Через неделю «Фея-кофея» открылась. Джордж был вне себя от счастья: он не просто руководил, он был везде одновременно, а ещё находил время на то, чтобы постоять за барной стойкой и приготовить посетителям что-нибудь особенное.
Однажды, разобравшись с основными делами, он самозабвенно колдовал над туркой: нужно было приготовить сладчайший, но не приторный нектар для грустной барышни, – как вдруг раздался резкий и неприятный голос:
– Ну, понятно. Кофе двадцати родов, и одно заветренное пирожное на закуску. Куда ты меня притащила?
– Мама, давай уйдём, если тебе здесь не нравится.
– Мне здесь нравится. Но мне не нравится, как тут кормят. Ты посмотри на этот доисторический бутерброд! А этот артефакт эпохи палеолита как бы салат у них, понимаешь?
– Мама, пожалуйста!
– Можете приготовить лучше? – не глядя на посетительницу, поинтересовался Джордж, осторожно передавая грустной барышне чашу горячего пряного напитка.
– Конечно, могу, иначе бы я помалкивала!
– Мама, прекрати, или я уйду.
Джордж взглянул на мать и дочь. Они, видимо, решили поговорить в спокойной обстановке. Сюда часто приходят именно за этим: люди ведь чувствуют, что на территории, принадлежащей Хозяину Места, они находятся под его защитой.
– А не могли бы вы, например, с завтрашнего дня выйти на работу и готовить так, как вы умеете? – из озорства поинтересовался Джордж.
Не то, чтобы он хотел разозлить эту дамочку. Конечно, было бы забавно посмотреть, как она подпрыгнет до потолка, а потом прочитает ему гневную отповедь. Но дамочка прыгать не стала и гневаться тоже не соизволила, а вместо этого проговорила с сожалением:
– Если бы ты, мальчик, решал кадровые вопросы, тебя бы тут не поставили.
– А если именно я решаю такие вопросы – и сам себя сюда поставил? – ухмыльнулся Джордж.
Дама окинула его оценивающим взглядом:
– Вот сомневаюсь я что-то. Но если именно ты их решаешь, то именно я с завтрашнего дня выхожу на работу поваром. Хоть забесплатно.
– Мама, он же тебя сейчас на слове поймает! – воскликнула дочка.
Джордж пригляделся: кажется, он уже видел эту девушку раньше. Маша Белогорская (эта встреча случилось задолго до того, как она уехала в Париж) перехватила его взгляд и закатила глаза, давая понять, что теперь он от её матушки так просто не отделается. Бывшего владельца ресторана «Квартира Самурая», одноклассника прекрасного вампира Дмитрия Олеговича, она конечно же не узнала.
– Вот не думай, что ты умнее матери! Мала ещё! Если он поймает меня на слове – значит он тут в самом деле главный. А если он главный и при этом умеет сносно кофе варить, значит, заведение не совсем пропащее и работать в нём можно, – рассудительно сказала Елена Васильевна.
– А с вами можно работать, или вы всегда на взводе? – поинтересовался Джордж, передавая турку своему напарнику, студенту-художнику, которому так понравилось то, что они сделали, что он решил здесь немного поработать. – Конечно, ловить вас на слове я не буду и возьму на испытательный срок на полную ставку. Но будет жаль, если все ваши понты останутся только понтами.
– Понты-ы? – задохнулась мадам Белогорская. И прочитала Джорджу долгожданную отповедь, на которую он нарывался с самого начала.
С тех пор никто не может похвастаться, что видел в «Фее-кофее» заветренное пирожное или доисторический бутерброд.
Елена Васильевна стала правой рукой Джорджа. Они отлично поладили друг с другом: сын, опасавшийся, что не оправдает надежды родителей, и мать, постоянно придиравшаяся к своей дочери, вплоть до того самого дня, когда та сорвалась и улетела в Париж.
Время от времени ноги сами приводили Джорджа к Мутному Дому, в котором когда-то располагался его (да ладно, его, папин, конечно же) ресторан. Он смущался, шагал в темноту ближайшей подворотни и дворами убегал подальше от этого места. Ему ведь ясно дали понять, что без него здесь всем стало только лучше.
Всем, кроме чудо-кондитера Павла. Тот был фанатом и мастером своего дела и потому загибался от однотипной стряпни при новом хозяине. Но уйти не мог – в других заведениях было всё то же самое, а тут хотя бы платили не хуже, чем при прежней власти. Но по ночам ему снились фантастическая выпечка, неожиданные начинки, сказочная глазурь. Однажды, когда Павел возвращался с работы, к нему подошел Георгий Александрович, бывший хозяин, который как будто бы то ли погиб на пожаре, то ли пропал без вести.
– Привет. Ну, как работается? – спросил Джордж.
Павел хотел отмахнуться от него и сказать «Нормально», но почему-то ответил честно:
– Плохо. Очень мне там плохо.
– А я открыл кофейню. Здесь, неподалёку. Она маленькая, почти семейная. Одна столетняя финская колдунья научила меня варить кофе, и я варю его. Суровая леди Елена командует на кухне. А ты, я помню, делал вкуснейшие сладости. Хочешь к нам? Только платить буду гораздо меньше, чем раньше, уж извини.
– А делать можно всё, что захочу? – недоверчиво спросил Павел.
– Нужно. У нас такая сказочная кондитерская получилась. То ли из-за названия, то ли просто я такой… Странный. Но сладости у нас пока самые обычные, хотя и добротные. А хочется добавить в них немного твоего волшебства.
После того как Павел приступил к работе, в кафе повадились восторженные юные создания. А когда рассказы о «Фее-кофее» вышли за пределы Интернета, к Джорджу в гости наведались бывшие товарищи по партии «Народный покой»: Костыль и его ребята. Во время последней встречи товарищ Костыль спас товарища Егория от неминуемой расправы, и его стоило бы поблагодарить уже хотя бы за это.
– Здорово, Горе-Егоре! – гаркнул Костыль.
– Привет. Что-нибудь закажете или просто так посидим? – поинтересовался тот, выбираясь из-за барной стойки.
– А что, защитить-то тебя ни от кого не надо? А то люди всякие бывают, – перешёл прямо к делу Костыль.
– Ну, не знаю. Пока вроде бы никаких проблем не было.
– А могут быть, – со значением сказал Костыль. – Люди-то всякие бывают.
Его ребята покивали: мол, да, бывают такие плохие, скверные люди, которые требуют денег с простодушных владельцев кафе. Но Джордж уже не был тем домашним мальчиком, который в пику папаше записался в партию «Народный покой» и долгое время пополнял её кассу из своего кармана.
– Знаешь, а ведь охранники нам нужны, тут ты прав, – спокойно сказал он, присел за ближайший столик и жестом предложил бывшим товарищам сделать то же самое. – Если посоветуешь кого-нибудь из своих, то обещаю подумать над его кандидатурой.
– Эй, эй, – хрустнул костяшками пальцев Костыль, – меня возьми. Начальником охраны.
– Ты сам не захочешь. У нас заведение маленькое, придётся выполнять массу разных поручений.
Товарищ Костыль внимательно оглядел помещение. На первый взгляд ему здесь понравилось.
– Что это за гопника ты приволок? – в сердцах воскликнула Елена Васильевна, увидев Костыля. – Где только нашёл такого?
– Ша, леди, – решительно заявил тот, – я на испытательном сроке. Поэтому, если будете меня доставать, я сильно обижусь и уйду. Но перед этим буду ещё сильно скандалить.
– Значит, когда испытательный срок закончится, тебя можно будет доставать, я правильно поняла? – потёрла переносицу Елена Васильевна.
– А к тому времени либо я обижусь и уйду, либо вы меня полюбите, – здраво рассудил Костыль.
Стоило трудоустраивать эту разношёрстную компанию, чтобы каждый занимался своим любимым делом, а бедному сиротке, владельцу кафе, вместо благодарности доставалась самая неблагодарная, грязная работа, вроде разгребания снега. Когда Джордж, утопая в жалости к себе, несчастному, подошёл к чёрному ходу, чтобы оценить заносы, Костыль уже приволок из дворницкой две совковые лопаты и вместе с напарником расчищал подъезды.
– И вот надо было меня будить, если вы сами справляетесь? – поинтересовался «бедный сиротка».
– Конечно, надо. Вдруг она не скажет, что это мы, – гордо объявил Костыль. – Героев должны знать в лицо! Там ещё Павел какой-то тортец испёк. Пойди посмотри, пока весь не сожрали.
«Уже в Париже. Устроилась работать в „Макдоналдс“» – вот какую SMS послала Маша Белогорская своим коллегам по Тринадцатой редакции и Елене Васильевне. «Что-то больно близко от дома, почему не в Америке? У нас-то „Макдоналдсов“ ведь нет!» – немедленно отреагировала мать. Конечно же она всё приняла на свой счёт: дочка, с детства приученная к здоровой пище, вырвалась из-под контроля и устроилась в самом что ни на есть аду главным ворошильщиком пекла!
Коллеги отреагировали менее бурно: они-то уже знали, куда едет их дорогая Маша. Таким образом, она сообщила, что всё идёт по плану.
Когда Кастор, делано покашливая и озабоченно качая головой, объявил питерским мунгам, что он отправляет одного из них в Париж – впрочем, есть одно «но», – и на некоторое время умолк, каждый придумал тысячу и одно ужасное «но», и только Константин Петрович оказался ближе всех к разгадке. «Неужели придётся работать в филиале транснациональной корпорации?» – пробормотал он. «Можно и так сказать», – ухмыльнулся Кастор.
«Макдоналдс» содержит немало мунговских ячеек по всему миру и взамен получает поддержку, о которой конкуренты даже и не мечтают (потому что у них не настолько развита фантазия, и вообще, они серьёзные люди и в сказки не верят).
– Скажите, а «Кока-кола» – тоже за нас? – спросила Наташа.
– Нет. Они всё больше по шемоборам, – ответил Кастор.
– Но как же так? – удивилась Разведчица. – Ведь «Кока-кола» продаётся в «Макдоналдсе»?
– Ну, продаётся, и что! Есть и более странные союзы. Не отвлекайте меня, пожалуйста, иначе кое-кто поедет в Париж без должной подготовки.
В аэропорту Шарль де Голль Машу встречал будущий коллега и будущий друг Жан. Он усадил её на мотороллер, прикрепил к багажнику чемодан и рюкзак и сорвался с места. Легенды, сказки и истории проносились мимо Маши со свистом, она даже по сторонам глядеть боялась: вот будет смеху, если она в первый же день зазевается и свалится на мостовую, под колёса автомобилей. Придётся парижанам искать себе очередного более собранного «защитника».
– Наконец-то можно нормально провести совещание! – с облегчением вздохнул шеф парижских мунгов. – Знакомьтесь, это Мария, наш новый сотрудник. Мария, пожалуйста.
Точно копируя Константина Петровича, она выставила защиту и сдержанно кивнула: мол, порядок, можно начинать. Ну а дальше всё было как дома: новые коллеги по очереди рассказали о том, как у них идут дела с носителями, кто-то попросил помочь разобраться с трактовкой желания, кто-то похвастался, как с утра обтяпал дельце. Со временем все эти люди приобретут индивидуальные черты, и Маша сможет отличать их друг от друга, но пока что она запомнила только Жана – весёлого парня, встретившего её в аэропорту.
После совещания новые коллеги по очереди подошли к ней, представились и выразили надежду, что в Париже ей понравится. Более многословным оказался только будущий друг.
– Жан и Мария, как это мило, – воскликнул он и схватил её за руку, увлекая за собой через служебные помещения на улицу, где ждал верный мотороллер. – Мне поручили тебя опекать, но даже если бы не поручили, я бы всё равно это сделал, потому что я самый толковый парень. Жить будешь у моей мамы. Она меня практически на порог не пускает, но тебе будет очень рада, она всё ещё надеется меня женить. А, да, я – гей, поэтому насчёт поцелуев – только в щёчку, как любимого братика. У тебя есть братик? И у меня нет, у меня зато есть две сестры, старшие, меня воспитывали одни женщины, и вот я такой, какой я есть. Кстати, угадай, кто я в нашей команде?
– Наверное, Техник? – предположила Маша.
– Надо же, с первого раза. Теперь нас, толковых, будет двое. А как догадалась?
– У нас в Питере тоже очень толковый Техник был. Не замолкал даже по ночам.
– Со мной, сразу предупреждаю, у тебя ничего не может быть, поэтому сообщаю: по ночам я молчу. Если не веришь, приведу пол-Парижа свидетелей.
– Спасибо, я верю. Ты не бойся, я не буду к тебе приставать. Моё сердце осталось в Петербурге.
– Боже, как это романтично! И ты что же, будешь ему писать? Или ей? Скажи, подруга, а ты не лесбиянка ли? Ты мне как-то сразу так понравилась, как только я тебя увидел в аэропорту. Нет? Ну и тоже неплохо, значит, с тобой можно будет о парнях поговорить. Запомни главные правила выживания в нашем фастфуде: всегда улыбаться, когда принимаешь и выполняешь заказ, и во всём слушаться шефа. Он, конечно, выглядит как старый хрыч, но на самом деле ему можно доверять. Он действительно сечёт фишку. Есть ещё вопросы или едем?
– Скажи, а когда у вас идёт собрание, кто стоит за прилавком?
– За прилавком? Другая смена стоит. У нас же не все в теме, некоторые просто работают.
– А как же они… то есть мы… уединяемся. «Извините, другая смена, вам сюда нельзя, у нас секреты»?
– Зачем? У нас профсоюз. А им в него совсем и не хочется, у нас правила такие идиотские нарочно, – подмигнул Жан. И неожиданно спросил: – Знаешь, почему мы подружимся?
– Потому что ты обаятельный, – уверенно сказала Маша.
– Это не повод для дружбы. И вообще, мы с тобой очень разные. Я обаятельный, ты воспитанная. Но мы идём по одной дороге. С разными целями, но всё же.
– По какой дороге?
– По дороге под названием «Я хочу двигаться вперёд». Потом полюбуешься на наших. Они засахарились в своём воображаемом могуществе. Ходят по городу, как ожившие статуи из Лувра, и несут на головах своё бесконечное превосходство над другими. Да чего я рассказываю, у вас, наверное, то же самое! – махнул рукой Жан и решительно оседлал мотороллер.
«У нас по-другому, – подумала Маша, аккуратно усаживаясь за спиной у своего невероятного возницы. – Но пройдёт немного времени, и я буду думать „у нас“ про здесь. А про наших – „там, у них“».
На какое-то мгновение мир показался ей огромным и неприветливым, и тут неожиданно пришла SMS от Константина Петровича: «Важный вопрос, без которого наши лоботрясы не могут заняться делом: у вас там действительно называют биг-мак – лё биг-мак?» – и мир снова стал самим собой. А потом завертелся ещё быстрее и с огромной скоростью помчался вперёд: Жан решил компенсировать время, потраченное на разговоры.
Виталик перемещался по приёмной то быстрыми перебежками, то медленным шагом, оглядывался по сторонам, простукивал полки и стены, принюхивался даже, и при этом, что удивительно, молчал. Наташа сидела за конторкой, шелестела договорами и не обращала на него внимания: подумаешь, человеку побегать хочется, для здоровья полезно. Денис вообще гантели в кабинет притащил, а со следующей зарплаты собирается купить тренажер, потому что надо же куда-то девать эту смешную зарплату.
Когда Виталик от отчаяния начал простукивать пол, из кабинета шефа величаво выплыл Константин Петрович, аккуратно прикрыл за собою дверь, сдул с неё несуществующие пылинки и строго спросил:
– Ты чего тут шаришься?
– Да вот, забыл куда положил… И забыл что… – неопределённо пошевелил пальцами в воздухе Виталик.
– И? Твои действия?
– Вот найду – и вспомню всё.
Константин Петрович неодобрительно покачал головой и покинул приёмную.
– Может быть, ты и не терял ничего? – предположила Наташа. – Кофе выпей, вдруг ты от переутомления всё забыл?
– Это где и про что ты сейчас? – поднял голову Техник. – Кофе-кофе… Это такой модуль памяти, который… Да, пожалуй, я и вправду перегрелся.
Пока он тихонечко остывал в углу, Наташа вновь попыталась сосредоточиться на договорах, которые у неё вот-вот должен был затребовать московский офис, но тут в приёмной появились сёстры Гусевы. Они, кажется, совсем разучились входить в помещение, как обычные люди: если впереди была дверь, они распахивали её ударом ноги; если не было двери – одним прыжком оказывались в центре помещения, вставали спина к спине и молниеносно сканировали взглядами местность. Только к Даниилу Юрьевичу они всегда заходили вежливо, потому что иначе бы его заговоренная дверь их попросту не впустила.
– Ты тут не видела этого, как его… – пощёлкала в воздухе пальцами Галина и с надеждой посмотрела на Наташу. – Техника этого нашего. Он кой-чего обещал, а сам смылся.
– Ой, милые, дорогие, скажите, что я вам обещал? – взмолился Виталик. И, что называется, нарвался.
Легко и плавно, как некрупные хищники, сёстры Гусевы обступили его, вынудив плотно прижаться спиной к спинке дивана.
– График, – громким шепотом сказала Галина.
– Ой, я дурра-а-ак! – воскликнул Техник, прижимая пальцы к вискам.
– Забыл? – строго спросила Марина.
– Потерял? – потянулась за ножом Галина.
– Да в кармане он у меня, а я зачем-то ищу его по всей приёмной! – Виталик выудил на белый свет и передал собеседницам слегка помятый листок, отвесил всем присутствующим дамам поклон и испарился.
– Ага, понятно, – кивнула Марина, повертев бумажку в руках, – сегодня вечером и займёмся.
Общественной миссией сестёр Гусевых была защита диких крыс от человеческой жестокости. Виталик уже давно покорно и беспрекословно выкачивал для них из закрытого архива планы дератизации районов города, а уж как дальше боевые старушки поступали с полученной информацией, он не знал, и знать не хотел.
В Тринадцатой редакции считали эту историю милой причудой двух пожилых гражданок: ну, одни бабульки подкармливают голубей, другие – кошек, третьи – собак, а эти вот с крысами нянькаются. Правда, сёстры Гусевы никогда не кормили крыс, полагая, что если крыса не в состоянии найти себе пропитание, то ей лучше бы вовсе не жить или покинуть территорию в поисках более хлебных мест. Сами крысы, кстати, были полностью с этим согласны.
Коллеги подшучивали над очаровательной слабостью стальных Бойцов, присылали им по электронной почте открыточки с умилительными крысятами, дарили плюшевые игрушки, и всё это сходило им с рук. Правду знал только Даниил Юрьевич, который хранил многие тайны своих подчинённых.
Конечно, никаких слабостей – ни очаровательных, ни ужасных – у сестёр Гусевых нет и быть не может, и то, что они так активно взялись за спасение диких крыс, – всего лишь зов крови.
Пятнадцать лет назад тётя с дядей подарили на день рождения маленькой Ане Гусевой двух живых крысят, белых с серыми воротничками. Назвали крыс Снежинка и Кнопочка. Вообще-то Аня мечтала о таксе, но оказалось, что крыса – она совсем как такса, только размером поменьше. А две крысы – это ведь в два раза лучше, чем одна какая-то такса, которую надо выгуливать рано утром, перед тем как идти в школу.
Но очень скоро девочка узнала страшную правду: декоративные крысы не живут более трёх лет – так устроен их мир. Кажется, какой-то одноклассник, не в меру начитанный, но совсем бессердечный, решил её просветить. И в этот момент Аня, ничего ещё толком не знавшая о смерти, потому что её мир был вечным и неизменным, вдруг поняла: ничего ей больше не надо – заберите дорогущую красавицу куклу на шарнирах, юбку с заклёпками, какой ни у кого в городе нет, – заберите, только, пожалуйста, пусть Снежинка и Кнопочка живут столько, сколько и люди, пусть не умирают через год, пусть даже состарятся, но живут долго-предолго. Можно считать, что ей повезло: сформулируй она своё заветное желание как-нибудь иначе – ну, например: «Не хочу, чтобы мои крысы жили меньше, чем я», – и эта история закончилась бы быстро и очень печально.
Как раз в это время в чудесном Анином городке гостил Миша Кулаков, легендарный в те годы шемобор, специализировавшийся только на необычных делах. Анино желание было крайне любопытным – и невыполнимым с точки зрения простой логики, которой придерживались и простодушные мунги, и даже многие шемоборы. Многие, но только не сам Миша и его друг Коля Василенко, служивший в департаменте исполнения желаний. Порывшись в архивах, Коля нашёл примеры и прецеденты, объединив которые вместе можно было решить задачу, поставленную перед ними Аней Гусевой.
Миша Кулаков верил в безнаказанность победителей. Коля Василенко верил в то, что нет невыполнимых желаний – есть туповатые исполнители. Вместе они провели столь опасный и этически недопустимый эксперимент, после которого немедленно были вычеркнуты из всех списков своей организации и оказались вне закона.
Для начала молодые самоуверенные шемоборы нашли в том же городе двух старушек сестёр, доживавших свой век в маленькой тесной квартире в полном уединении. Каждая из них, втайне от другой, мечтала поскорее уйти из жизни тихо и незаметно, никому не доставляя хлопот. С такими желаниями Миша никогда не связывался: слишком легко исполнять, нет куража, да и восторга первопроходца тоже нет, но бабушки были лишь частью плана.
Воспользовавшись наработками второй ступени, к которым ему, как подающему надежды молодому гению, был открыт избирательный доступ, Коля позволил старушкам особым образом уснуть, чтобы уже никогда не проснуться, а в тела их, обладавшие немалым запасом прочности и жизненных сил, вселил Аниных домашних любимцев.
«Ну вот. Теперь назад не повернёшь. Эти бабки уже на том свете, а крысаки либо приживутся, либо не приживутся», – сказал Коля и щёлкнул пальцами по корешку книги «Собачье сердце», вдохновившей его на этот эксперимент.
Вернувшись из школы, Аня, обнаружила, что дверь в квартиру закрыта не как обычно, на два поворота ключа, а на один. В коридоре пахло табаком: странно, папа никогда не курил в доме, всегда выходил на балкон, да и потом, сейчас он должен быть на работе. Аня сняла уличную обувь и верхнюю одежду, стянула колготки, зашвырнула их под полку для обуви и босиком (надень тапки!) пошлёпала в свою комнату.
Честно говоря, в последние два месяца девочка не слишком спешила домой: она боялась, что её любимые крысы, ставшие какими-то вялыми и сонными, уснут навсегда. Но не сидеть же на улице, когда все подруги разошлись по домам!
В Аниной комнате пахло табаком ещё сильнее, окно было распахнуто настежь, а у стены, рядом с клеткой её любимых Снежинки и Кнопочки, стояли две незнакомые бабки.
– У нас нечего красть! – закричала Аня, озираясь по сторонам в поисках швабры или скалки, которой можно отбиваться от чужачек. В том, что они – воровки, она не сомневалась. Родители предупреждали, что, прежде чем открыть дверь в квартиру, надо внимательно оглядеться по сторонам: не притаился ли поблизости кто посторонний? Но вот что делать, если посторонние уже оказались в квартире, они сказать забыли.
– Есть чего у вас брать, – сказала одна из бабок. – Еда. Здесь пахнет едой.
– Вы голодные, что ли? – растерялась Аня. – Вы давно не ели?
– Очень давно! – ответила вторая. Они действительно ничего не ели уже около двух часов: ровно с момента превращения, а для крыс это довольно большой срок.
– А зачем влезать в чужую квартиру? Попросили бы на улице, чтобы вам дали еды, – стараясь держать в поле зрения обеих старух разом, спросила Аня.
– Мы не влезали, – с раздражением ответили ей, – мы вылезли. Просто мы теперь не помещаемся туда, где наша еда.
Бабульки не выглядели опасно – скорее жалко. Наверное, пенсию не платят да ещё из дому выгнали. К тому же им, должно быть, тяжело стоять на ногах, вот они и держатся руками за стенку и только поводят головами влево-вправо, как будто принюхиваясь.
Аня осторожно подошла к ним поближе и тут только заметила, что клетка Кнопочки и Снежинки пуста.
– Где мои крысы? – закричала девочка так, что старухи синхронно согнулись пополам и прижали руки к ушам: у крыс, даже обращённых в людей, очень тонкий слух, и излишний шум их пугает.
– Не пищи так громко, – попросила бабка, стоявшая чуть поближе к девочке. – Мы твои крысы.
В первый же день знакомства Аня поняла, что Снежинка и Кнопочка – необыкновенно умные создания, уж куда умнее её самой, и была бы у них возможность говорить, они бы доказали это. В свою очередь крысы и сами давно хотели поболтать со своей хозяйкой, и вот наконец у них это получилось. Сидя на кухне и уплетая за обе щёки обед (Аня разогрела себе суп, а своим крыскам насыпала в тарелки овсяных хлопьев пополам с гречневой крупой), старухи старательно припоминали то, что знали и видели только они трое: как Аня, вместо того чтобы готовиться к урокам, читала «книжку для взрослых», как она, думая, что её никто не видит, изображала перед зеркалом поп-звезду, как она красилась маминой косметикой, ну и так далее.
– Как хорошо, что вы не умрёте, – сказала Аня. – Только я не знаю, что скажет мама.
– Твоя мама хотела, чтобы мы умерли? – спросила старшая бабулька. – Надо же, а от неё так хорошо пахло.
– Нет. Мама может не разрешить жить у нас.
– А мы и сами не будем. Тут тесно, – заявила вторая. – Сейчас поедим и пойдём искать этих волшебников. Надо бы их загрызть за то, что мы теперь сами не понимаем, кто мы такие.