Лукницкий Сергей. Начало Водолея

   Нестеров, казалось, раздумывал. А Наш Герой некстати захотел перекусить. Поэтому именно он предложил своим бывшим коллегам пройти несколько сот метров до его домика, где и продолжить беседу.
   - Я могу машину, - сказал Нестеров.
   А когда все трое в нее уселись, причем генерал, по привычке, вальяжно на переднее сиденье, стало ясным, что машина двигаться не может. У водителя случился шок.
   - Марат Салтанович, - пролепетал он, - здравия желаю, а чего ребята болтали, что вы... - он запнулся, - умерли?
   - Так было надо в интересах дела, - сказал эксгенерал, на что писатель восторженно пхнул кулаком в бок Нестерова. Но Нестеров хорошо знал своего друга, поэтому к удару был готов, выдержал его с честью, не шелохнулся и только едва заметно подмигнул. Тут машина наконец поехала, но вскоре и остановилась, шофер остался за рулем, а все трое вышли из нее и направились через скрипучую калитку по дорожке к домику.
   Марат Салтанович с видом хозяина сел, едва войдя в помещение, в кресло и жестом предложил сделать то же своим бывшим подчиненным, после чего мягко сказал:
   - До следующей электрички у меня еще час. Ревенон а но мутон. - Его французский был безупречен.
   Наш Герой разинул было рот, чтобы тотчас же ответить генералу, но, увидев угрожающую позу, в которую встал над ним Нестеров, вовремя осекся.
   - Так чем может быть полезен вам покойник? Мертвым телом, как говорится, хоть забор подпирай, - снова заговорил Джурапов.
   И тогда Нестеров удивил даже своего друга. Он вынул из кармана какие-то мятые бумажки и стал их расправлять на столе, испытывая терпение присутствующих.
   - Некогда возглавляемые вами органы дознания, Марат Салтанович, существуют отнюдь не только для того, чтобы раскрывать преступления, но и, как вам известно, чтобы предупреждать их. Я не стал брать с собой папки дел, вы сможете сегодня же ознакомиться с ними в следственном изоляторе. Но вот постановление о вашем аресте... А по поводу мести - да. - уже тихо продолжил Нестеров, - я действительно хочу вам отомстить, гражданин Джурапов, и за то, что моя жена вынуждена была прятаться от вашей банды Бог знает где, и за сожженную машину моего друга, и за погибшего следователя.
   Нестеров сделал паузу. Ею немедленно воспользовался Джурапов:
   - Коля, я вас знаю много лет, если вы сейчас говорите серьезно, то говорите серьезно. Если я в чем-то подозреваем, то, как вы сами понимаете, от ваших услуг по производству дознания в этом деле я откажусь. И это будет законно. Хотя должен вам сказать, что вы были одним из лучших оперативников управления, и я помню восторженные письма преступников, которые хотели бы, чтобы именно вы занимались их проблемами, но...
   Нестеров наконец кончил держать паузу и расправил обтрепанные бумажки.
   - Вы меня перебили, Марат Салтанович, - сказал он сухо и по-милицейски. - К тому же я не произвожу никакого дознания, а выполняю сейчас роль информатора. Уже назначен по вашему делу и следователь и дознаватель. И как я вам уже сказал, в следственном изоляторе вы сегодня ознакомитесь с материалами. А пока вам для сведения названия. Имеющихся в моем распоряжении четырех документов. Первый: протест прокурора в отношении решения районного Загса о признании вас умершим; второй - акт экспертизы о вашей эксгумации. Кстати, где вы стащили розовый мрамор для могилы? Третий: постановление прокурора о возбуждении в отношении вас уголовного преследования по факту хищения в особо крупных размерах, между прочим, основанное на проверках экономического управления, подготовленных еще до вашей смерти, и четвертый: постановление прокурора о привлечении вас в качестве обвиняемого и заключении вас под стражу. Не без помощи общественности, Марат Салтанович, не без помощи общественности, которую в настоящее время представляет не состоящий в кадрах милиции писатель.
   - Больше у вас нет никаких документов? - хмыкнул Марат Салтанович.
   - Есть, конечно, - ответил Нестеров, - но вам, как гражданину, не облеченному властью работника органов, о них знать не положено, хотя, как старому знакомому, могу вам сказать: оперативное донесение органов внутренних дел с отпечатками пальцев. Фотографиями, указаниями экспертизы о том. Что вы - это вы. Я никогда не обманывал своих подследственных, и вы это хорошо знаете, поэтому готов произнести вам даже номера каждого из названных мной документов, но полагаю, что в этом нет особой необходимости.
   Нестеров был прекрасен в эту минуту. А минуту назад прекрасный генерал, наоборот, сник и молча уставился на муху. Которая ползала по стеклу, потому что никак не могла найти открытую форточку. Он молчал, оценивая ситуацию. Ситуация была явно не в его пользу. И надо же было такому случиться, что именно сегодня он был задержан, сегодня, когда позавчера уже был обладателем заветного телефона, владелец которого мог оказать бывшему генералу существенную помощь. Ну почему. Спрашивается, почему вчера он поленился выехать в Москву? Ведь сколько уже было таких визитов - и никогда никакой осечки.
   Марат Салтанович, респектабельный человек. Первый раз в жизни не знал, что ему делать. Но при этом на каменном его лице продолжала лежать маска бесстрастия.
   Муха вылетела в окно.
   И тут только почувствовал бывший генерал, как очень некстати задрожали кончики его пальцев. Он стал думать, что же особенное такое известно его бывшим коллегам о его прошлом, и, в общем, пришел к выводу, что все, что с ним происходило за много лет до этой минуты, ему ничем не грозит. К тому же он уже в возрасте, да и старые друзья его, к счастью, пока есть. Словом, еще можно было поиграть. И экс-генерал стал придумывать спасительную фразу, потому что уж больно долго длилось его молчание. Еще и впрямь Нестеров подумает, что победил. "Нет, брат, хоть ты и лучший работник управления, но со мной тебе тягаться рановато".
   Спасительные слова придумались почти тотчас же. И они были французскими:
   - Рави де феар вотр коннессанс, - сказал Марат Салтанович. "Рад с вами познакомиться в вашем новом для меня качестве".
   Нестеров улыбнулся, и тут уж писатель не выдержал. К тому же ему очень хотелось есть. И, кроме того: все еще свербило то, что он не успел сказать в начале беседы в ответ на первую французскую фразу генерала.
   - Мне кажется, - галантно сказал он, - что последнее время вы увлечены больше итальянским.
   Глава 9. Я люблю тебя, Нестеров
   Слава Богу, наконец-то пригодились и пель
   мени. Может быть, это значит, что ты наконец
   дома и все закончилось. Хотя я, если рассуждать
   логически, должна молиться об увеличении
   преступлений, тогда, может, я, как все нормаль
   ные люди, буду отдыхать от тебя каждый год.
   Я бы язвила и дальше. Но с тобой бесполезно
   сражаться. Обиделась на тебя. Ужасно целую.
   Твоя Аня
   Наш Герой был счастлив. В ту минуту, когда исчез дымок из глушителя автомобиля, увезшего Нестерова и Марата Салтановича в Москву, он вдруг понял, что в его жизни наступила наконец полоса мелких удач, и прежде всего это заключалось, конечно, в том, что он ждал и вечерней встречи с новой своей, к тому же импортной возлюбленной, а под утро - обязательного вдохновения для продолжения литературной работы.
   Он вышел на залитую солнцем дорогу, но тут, посмотрев на часы и увидев, что еще далеко не вечер, а итальянка придет не раньше восьми, решил неспешно прогуляться, посмотреть окрестности, известные ему наизусть, и так добрел до ресторана "Сетунь", где основательно и с чувством исполненного на сегодняшний день долга скверно и дорого перекусил.
   В меню оказался портвейн, и, выпив полстаканчика этого доброго зелья, Наш Герой уже знал, что он будет делать. Он вернулся в свою хибару, где разделся и с наслаждением выспался, а проснувшись, понял, что и отдохнул, и убил время. До восьми часов оставался еще час. И конечно, можно было сесть за пишущую машинку. Но разве найдется на свете влюбленный мужчина, который перед свиданием сможет хорошо делать свою работу? Поэтому он снова взял свою любимую книгу и. Открыв ее на первой попавшейся странице, прочитал:
   "Все человечество - это он сам, и когда настанет смерть, страшная одинокая смерть, то он почувствует себя как последний человек в последний день существования мира". Эта фраза никак не гармонировала с настроением, и поэтому Наш Герой закрыл книгу, а тут вдруг обнаружил, что часы его, безотказные в течение многих лет, встали. В ужасе выбежавший на улицу писатель подбежал к первому попавшемуся прохожему, чем невероятно его напугал, спрашивая, который час. Узнав, что уже давно девятый, и обругав себя последними словами, он поспешно направился к Дому творчества, но что шаг по сравнению с предстоящей минутой! И, потратив ровно полчаса. За которые дважды прошел бы свой путь, на то, чтобы поймать попутную машину, которых в этот неурочный час одна-то всего и была, и поторговавшись еще с шофером, который никак не хотел проехать этот километр меньше чем за червонец, Наш Герой оказался, наконец у цели своего путешествия. Однако в условленном месте, а именно в беседке. Его возлюбленной Винченцы не было. А сидели там какие-то люди, по виду писатели, и разговаривали, часто употребляя слова, которыми были испещрены стены той же беседки.
   Наш Герой отправился в главный корпус и там с сожалением, но и с удовольствием увидел, что ключ от номера Винченцы висит на гвоздике, а стало быть, она еще не приехала.
   И тогда только, пожалев о том, что от возбуждения и беготни он слишком вспотел, он расстегнул все пуговицы своей рубахи и пошел ей навстречу, собирая на обочине дороги всякие попадавшиеся ему цветы.
   Судьба не заставила его ждать долго. Вскоре вдали показалось зеленоватое такси, из которого и выпорхнула его возлюбленная. Долгий поцелуй, чуть более долгий, чем предполагают правила приличия на глазах у всего поселка, возвестил Нашему Герою о том, что его роман будет иметь продолжение и что ничуть не уставшая после лекции в ИМЛИ итальянка, судя по всему, тоже ждала этого предвечернего часа...
   ...На обратном пути, в то время, когда молодой серп луны еще не совсем был замазан темными тучами. Утомленный и легкий Наш Герой стал думать о делах, и, поднимаясь на свой холм, где слева было все то же кладбище, а справа - теперь ясно видимый в сиянии луны и звезд овраг, над которым он равнодушно и привычно узнал "летающую тарелку", он вдруг понял, что завтра с огромным наслаждением примется за работу и что ему, наверное, удастся завершить хотя бы придумывание сюжета. Но дождаться утра писатель не пожелал, к великой радости уставшей ждать его пишущей машинки, он вытер с нее носовым платком пыль и принялся работать.
   Он вспомнил, как начиналась вся эта история, длящаяся уже почти полгода, и вспомнил, как испугался Нестеров, когда увидел, что его предшественник - следователь, принявший к своему производству дело по факту гибели и изнасилования девушки, - был убит. Нестеров рассказывал своему другу о том, как он сидел тогда в своем служебном кабинете на Житной улице и пытался представить сцену ужасного преступления.
   И хотя убийство девушки было фактически уже раскрыто, тем не менее, Нестеров не спешил с умозаключениями, поэтому, прежде чем что-то предпринять, решил поискать решение, которое не лежало бы так близко.
   Скорее повинуясь интуиции, нежели что-то заподозрить, а может быть, привычка все перепроверять взяла верх, но Нестеров позвонил знакомому оперативнику и попросил его лично поехать на Садовое кольцо в ГАИ города для того, чтобы выяснить, во-первых, все о хозяине того самого "Мерседеса", а во-вторых, посмотреть еще и там материалы дознания, находящегося в производстве дела по факту угона машины.
   Время близилось к двенадцати часам дня, а Нестеров еще так и не решил, что ему делать дальше, но зато уже в двенадцать пятнадцать, когда дознаватель вместо того, чтобы привезти информацию, привез само дело, Нестеров раскрыл привезенную папку и обнаружил там довольно странный документ. На не подшитом к делу листке бумаги было написано: "Мне, старшему лейтенанту *** сегодня позвонил из МВД СССР генерал-майор Джурапов Марат Салтанович, который просил принять заявление владельца "Мерседеса" Оганова Б.Ф., поставив на нем дату регистрации недельной давности, что я и сделал, подчиняясь старшему по званию".
   "Странно, что так прокололся наш генерал", - подумал Нестеров, но все же решил перепроверить. Он составил эту, несомненно, очень важную информацию со вчерашним своим ночным разговором с генерал-лейтенантом, и тут только сообразил, почему генерал-лейтенант, минуя его, Нестерова, непосредственного начальника - Джурапова, передал дело прямо в руки полковника.
   "Ну, если так, - решил Нестеров, - то ситуация и в самом деле становится опасной, поскольку не может же Джурапов не знать, что это чудовищное преступление, в котором он замешан, уже на столе его подчиненного, а стало быть, работать придется подпольно, ни на кого не полагаясь, советуясь только с самим собой".
   Нестеров набрал четырехзначный номер.
   - Машкин, - сказал он в трубку, - ты сейчас не очень занята?
   - Заходите, Николай Константинович.
   Нестеров запер материалы дела в сейф и вышел из кабинета. Спустившись на первый этаж в большой холл, он едва кивнул сотруднице билетной кассы. После чего она открыла ему боковую дверь и, когда он появился в служебном помещении, тихо сказал:
   - Маша, мне нужно сегодня отправить жену и детей.
   - Куда? - спросила Маша.
   - В Хорог, - сказал Николай Константинович.
   - Но я могу только до Душанбе, - сказала Маша.
   - До Душанбе, - согласился Нестеров, потому что знал, что там, в Таджикистане, его памирский друг - Джоджон Авзуров все сделает в лучшем виде. Нестеров думал, что жаль, нет транзитного самолета через Душанбе. Иначе он для безопасности семьи взял бы билеты до конечного пункта, с тем, чтобы они "отстали бы" от самолета в столице республики.
   Потом Нестеров вернулся в свой кабинет. Его никто не беспокоил, он был предоставлен сам себе и поэтому мог сосредоточиться на работе. Он пока еще не сказал жене, что сегодня вечером отправит ее в отпуск, но подумал о том, что завтра не должен бы забыть позвонить ее начальнику. Ведь, в конце концов, она тоже служит. После чего он снова углубился в бумаги.
   Следующий документ, с которым ознакомился Нестеров, перебирая принесенные из ГАИ материалы, была анкета владельца "Мерседеса". Имя, обозначенное в анкете, Нестерову не говорило ничего, однако отчество показалось ему знакомым. Отчество хозяина "Мерседеса" было Феликсович. А фамилию Нестеров выписал себе в записную книжку, не зная еще, для чего это ему нужно. Он сунул книжку в карман, запер снова все дела и бумаги в сейф, после чего запечатал и его, и свою дверь и вышел на улицу. Он сел в казенную машину и из машины уже набрал номер своего домашнего телефона.
   Анна Михайловна всегда была рада слышать голос своего мужа. Последнее время она работала до обеда и сейчас была счастлива, что ее муж приедет рано. Нестеров попросил ее поставить на стол лишний прибор. А когда машина его въехала во двор дома, Нестеров пригласил пообедать и шофера.
   - Ты до которого часа работаешь, Володя? - спросил его Нестеров, когда трапеза подходила к концу.
   - Сколько надо, товарищ полковник, - ответил водитель.
   - Сделаешь доброе дело?
   - Сделаю, Николай Константинович, - ответил водитель. - Во сколько?
   - В два ночи будешь уже обратно, а завтра можешь поспать, приходи на службу к двенадцати.
   Анна Михайловна слушала непонятный этот разговор, но не удивлялась Дочь, Верочка решила не встревать в беседу взрослых, а маленький Вовка и не предполагал, что сегодня ночью он очутится в удивительной стране Памир, где родился его папа. И, между прочим, там, на Памире, много-много лет назад они с мамой играли веселую свадьбу.
   Будучи женой полковника, Анна Михайловна все поняла без слов. Она быстро собрала чемодан, не стала даже никуда и никому звонить (муж, конечно же, учел все возможные ситуации и просчитал варианты внезапного отъезда), сообразила, что поговорить ей с Колей не удастся, но сочла своим долгом написать мужу записку.
   Однако записка - вещь опасная, раз он отправляет их, значит, не надеется на то, что их дом - это незыблемая крепость, и тогда она взяла пачку пельменей (когда-то купила. И были же!) и на внутренней стороне коробки написала несколько слов.
   Нестеров появился в квартире недели через три, проголодался, открыл холодильник и позже, уже уплетая пельмени с уксусом, был страшно счастлив оттого, что спутницу жизни выбрал себе удачно.
   Глава 10. Джураповщина
   В союз юристов
   Обращается к вам бывший майор милиции,
   бывший лучший следователь УВД Ж-ской об
   ласти Мухамеджанов И.Н. Слышал, что Союз
   юристов создан для того, чтобы защищать
   наши права.
   Работая в органах внутренних дел, я рас
   следовал сложные уголовные дела, в том числе
   и хозяйственные. Приходилось привлекать к
   уголовной ответственности крупных руководи
   телей области и республики. Постепенно тучи
   надо мной стали сгущаться, мне чинили пре
   пятствия при расследовании уголовных дел,
   вызывали на беседы в различные инстанции, а
   потом уволили.
   Поводом для моего увольнения послужило
   возбуждение мной уголовного дела в отношении
   ныне не работающего в республике Джурапова
   М.С. Против меня были сфабрикованы обвине
   ния. Мне предложили покинуть республику. В
   противном случае угрожали расправой.
   Резолюция: т. Вернов С.С., прошу ознако
   мить с письмом газету "Всероссийские юриди
   ческие вести", там есть ответственный сек
   ретарь Б. Моисеев, он все сделает.
   Первый заместитель ПредседателяСоюза Юристов
   О.Д..Дарьенко
   Однажды, когда лето еще только начиналось, Наш Герой позвонил своему другу Нестерову - полюбопытствовать, когда же они наконец увидятся. Полковник вдруг спросил его:
   - Слушай, а ты писал когда-нибудь о человеке, в котором нет ни одной нравственной черточки?
   - Смотри, - продолжал он, когда они встретились, - крупный руководитель республиканского ранга получает от жизни все, что только хочет. Гувернеры и прислуга, черные машины и сопутствующие блага не дают ему покоя, не радуют его. Руководителя окружает сонмище подхалимов. Ублажают жену и дочерей и, конечно же, наследника, в котором находят признаки ангела. Между тем "ангел" время от времени попадает в милицию. Милицию, как водится в таких случаях, наказывают. Дочь руководителя оканчивает институт, и отец, фарисейски говоря о патриотизме, отправляет ее за границу, тем самым прячет ее взоры от социальной гнилости бытия. А отца в это время переводят на работу тоже за границу, естественно, в наказание, а может быть - чтобы спрятать от последствий его руководящей деятельности. Через год он отмывается и готов уже работать, но непременно в Москве. Ему подбирают хорошую должность в Министерстве внутренних дел. Он зарывается еще больше, меняет квартиры, машины, видики, флоппи системы, отзывает дочь из-за границы на престижную работу в Москву и выдает ее спешно замуж за примака, которого, затащив в лоно семьи, окружает также заботой. У примака много дел. Надо кончить с братом жены школу, надо поступить его в институт, надо уже думать, чтобы у него была на подходе диссертация, а сам наследник, целиком положившись на купленного его сестренке мужа, связывается сперва с рокерами, потом с фарцовщиками и. Наконец, благополучно совершает убийство в дядином "Мерседесе".
   А вместе с тем все. Что получил этот человек - не есть ли извечная цель каждого: и удобная квартира. И престижная работа, и устроенные дети. Беда нашего общества в том. Что все то, что имел Джурапов, невозможно или почти невозможно получить честно.
   Зато наше общество стало дозволять знакомиться с иностранцами, что и сделал Марат Салтанович, и даже еще раньше, когда это было делать не принято.
   ...Это было как раз в то время, когда он купил обком.
   Всю жизнь он крутился как заведенный, словно его было двое. Свои кадры он подбирал сам, покупал их с потрохами, в то время как вторая его половина артистично заметила следы. В райкоме ничего этого не нужно было. Подобострастие, "так точно", "чего изволите", что называется, "входили в сервис". И тогда он заскучал. Натура творческая и деятельная, натура человека, как сказано где-то у Куприна, "подошедшего в конокрады", требовала некоей остроты и борьбы. Но никто ему не сопротивлялся. Боялись все. И беспартийные, пожалуй, даже больше партийных.
   Однажды на каком-то, ну, скажем. Вернисаже он увидел женщину, в чьем взгляде было нечто такое, что Наш Герой, увидев, назвал бы фрондерством. Бабами Марат Салтанович был пресыщен давным-давно. Тем более такими, которые укладывались даже не под него, а под его положение. А вот эта, похоже, было, и не предполагала, кто он. Поэтому фраза, которую она произнесла по дороге. Когда он подвозил ее. Ловко притворившись собственным шофером: "Вы, надеюсь, не начальство?" - отозвалась в позвоночнике давно забытым холодком предвкушения.
   Он был богатым человеком. И его посещали мысли о благотворительности, а Восток навеивал и метод - Гаруна аль-Рашида. Ему нравилось подавать милостыню, разумеется, переодевшись и чуть ли не загримировавшись, запечатанной банковским способом пачкой денег. Но иногда объект благотворительности вызывал в нет такое отвращение, что ему хотелось подшутить - подать пачку фальшивых. Именно отсюда - приснившееся ему и воплощенное буквально приключение: не знаю уж, как ему это удалось, но дар внушения у него был - он сумел заставить мужа столь взволновавшей его женщины "достать" довольно крупную партию поддельных бумажек. Поначалу они его волновали только в одном смысле: он хотел "спасти" им же спровоцированного человека, воспользовавшись именно своей властью, хотел заставить ее вымаливать спасение для мужа у столь презираемого ею начальства. А потом решил: не пропадать же добру - и фальшивые бумажки пошли в дело. Стало еще скучнее. Немножко развлекло его то, что, опомнившись от пережитого унижения. Женщина собралась его уничтожить, но ее фрондерство для него имело и то преимущество, что она сообщила ему о своих намерениях. Пришлось ее убить, проверить себя, способен ли он еще и на это. Но не своими, конечно, руками. А убив, он затосковал еще сильнее, видя перед собой только послушных убогих исполнителей, даже не толпу, а стадо.
   Обком строго спросил с милиции за непонятно по каким причинам возросшую преступность и понизившуюся раскрываемость.
   Марат Салтанович и не предполагал тогда, что скоро ему самому придется возглавить управление в МВД. Он согласился.
   "Совсем забросил семью", - подумал он однажды. И во искупление невнимания к ней занялся покупкой мужей дочерям, кандидатских дипломов и квартир.
   Поначалу в нем бушевал хозяйственник, и он искренне намеревался сэкономить государству валюту, выделил средства на опыты, подкармливал селекционеров и получил сорт хлопка, почти соответствующий тем требованиям к сырью, которые предъявляли военные, сами пороха не нюхавшие и покупавшие его за границей. Радовался, как дитя, когда получилось. Правда, очень скоро выяснилось, что разница все-таки есть. Но расставаться с мечтой не хотелось, тем более что, хотя ему-то отрапортовать в центр не удалось - посадка хлопка на неучтенных полях и подмену афишировать не приходилось, вояки-то свои рапорта о выполнении задания уже доложили. Это сделано и их более сговорчивыми, в особенности когда пришлось уговаривать не посылать рекламации на хлопок за границу. Конечно, уговоры его выразились не в твердой валюте, которой он, как начальство, распоряжался, ибо, зачем советским офицерам валюта? Комар остался с неподточенным носом.
   Но и самому с валютой в стране давания советов ему уже находиться не особенно хотелось. Способ переправить ее туда, где она нужна, нашелся. Пригодился как раз тот самый иностранный знакомый. Который теперь получил назначение на должность советника посольства. "Нельзя подводить людей", утешил себя... Но это, как говорится, на черный день. А сейчас были нужны, как это принято теперь говорить, деревянные.
   Его хозяйственность нашла выход в выбивании фондов, получении кредитов и Бог знает чего еще для улучшения жилищных условий трудящихся. Во исполнение постановления партии правительства об улучшении этих условий, он построил роскошный микрорайон, в котором было все. "Сам бы жил, да деньги надо", - промурлыкал он себе под нос. И в мгновение ока квартиры были распроданы как кооперативные. Желающим жить в таком аппетитном районе даже не пришло в голову предположить, что предназначался он простым смертным, и притом даром. А поскольку люди они были деловые, времени у всех было мало, то упрощенная процедура приема денег никого не только не насторожила, а обрадовала.
   Марат Салтанович отер пот со лба, подумал, что с этой работой и жизнь пройдет, а воспитанием собственных детей заняться будет некогда. Родного сына возят в школу на такси - стыд и срам. На следующий день "Чайка" ждала его восьмилетнего любимого отпрыска у подъезда. Сынок быстро привык ездить в школу без мамы - только с шофером. Правда, старик шофер позволял себе дерзости, однажды осмелился что-то провякать сквозь зубы, зануда, пришлось перелезть на переднее сиденье и залепить ему оплеуху. Чтоб не зарывался. Сразу заглох. Небось, такого тепленького местечка ему больше не найти. Еще и папе скажу. И сказал. На следующий день шофером был разбитной молодой парень, который не нудил, что "Плейбой" - не детский журнал.