Страница:
— Хо-хо, вот это штучка! — удивленно посмотрел на резиновую дубинку Боэмунд, а затем обрушил ее на шлем Ефстафия. Естественно, тот ушел по пояс в землю и отключился, а его подчиненные, видя столь скоропостижный проигрыш босса, повинуясь рыцарским обычаям, тут же сложили оружие и признали себя вассалами Боэмунда.
— Спасибо за подарок, сэр Дурн… — обрадовано завопил наш рыцарь и запнулся на полуслове: — В общем, спасибо, и все. Прекрасный меч, хотя и странной формы. Что-то он мне напоминает такое, что у меня когда-то было, да куда-то подевалось… Вот только не вспомню, что именно!..
— Это не подарок, — оборвал его Ваня. — Верни-ка мне штатное средство подавления недовольства.
— Да, разбежался! — возмутился Боэмунд. — Рыбка плывет, назад не отдает.
Жомов рванулся было вперед, но новые подчиненные главы перстоносцев, вместе со старыми, грудью встали у Жомова на дороге. Причем не просто встали, а и мечи перед собой выставили. Ваня на секунду замешкался. Не думаю, что его смогли бы рыцари остановить. Разве что совсем убили бы. Но бросаться в атаку омоновцу, да и нам вместе с ним, не пришлось. Рядом с коварным Боэмундом, стремительно набирая объем, вырос наш трехглавый инсектицид. Дыхнув в рожу рыцаря сероводородом, Горыныч грозно потребовал:
— А ну-ка, отдай артефакт, наглая ты слимбофозка! Отдай немедленно. Ваша цивилизация до таких вещей еще не доросла.
— Держи карман шире, вонючий дракон! — посоветовал Боэмунд и попытался врезать Ахтармерзу по голове.
Первой ошибкой рыцаря было то, что он так и не смог выбрать, по какой именно из трех горынычевских голов следует бить в первую очередь. Второй — Боэмунд не учел того, что, несмотря на кажущуюся неуклюжесть, реакция у нашего самоходного огнемета была отменная. Ну, и третьей — перстоносец просто не знал, что бить Ахтармерза резиновой дубинкой — все равно что слону хребет погремушкой пытаться сломать. Горыныч поймал «демократизатор» зубами правой головы, левой схватил рыцаря за шиворот, а средней позволил заняться самым любимым занятием — чтением нотаций.
— Я же говорил, что ваша примитивная цивилизация еще не доросла до таких технологий, — капризно произнес Ахтармерз. — И потом, крайне некультурно тыкать в собеседника палкой, даже резиновой. Существуют тысячи способов морального подавления противника, и по-настоящему умный человек только в крайнем случае станет прибегать к физическому воздействию на оппонента…
Горыныч продолжал учить Боэмунда, в то время как все подчиненные рыцаря смотрели на них, разинув рты и не имея ни сил, ни смелости, чтобы хоть на миллиметр сдвинуться с места. Ваня растолкал их в стороны, словно самосвал легковушки на свалке, и, подойдя к Горынычу, забрал у него из пасти Боэмунда. Рыцарь испуганно посмотрел на грозного омоновца.
— У нас в отделе до следующего перекура ты бы не дожил, — сообщил омоновец оторопевшему перстоносцу. — А тут ты Сене нужен. Поэтому живи пока.
Отпущенный Жомовым рыцарь упал мягким местом прямо в салат, а Ваня, не обращая на него больше никакого внимания, вернулся к нам. Секунду послушав, что за «великие истины» Горыныч говорит рыцарям, ставшим вместо своего босса благодарными слушателями Ахтармерза, Рабинович спросил у Жомова:
— Ты на хрена, баран, дубинку свою этому уроду отдал?
— Так я же Боэмунду поединок обещал, — ответил Ваня. — Нехорошо бы получилось, если бы этого козла сейчас тот козел прибил.
— Шиза косит наши ряды, — горестно вздохнул мой хозяин и посмотрел в сторону крепости: — Пора бы разведку провести, контакты попробовать установить. Глядишь, ценой малого подкупа мы в город и войдем…
Сеня поручил Абдулле, как единственному сарацину среди нас, сходить на разведку к стенам Антиохии и попробовать убедить кого-нибудь из осажденных крестоносцами турок-сельджуков хотя бы просто с Рабиновичем поговорить. Мы остались терпеливо ждать, пока он вернется назад, глядя, как Боэмунд развлекается с вновь приобретенными войсками, заставляя их бегать с позиций в холмы и обратно. Впрочем, мне после пятого дубля все это жутко надоело, и я собрался пойти прогуляться, но именно в это время вернулся наш сарацин.
— Они не хотели вступать в переговоры, — сурово проговорил Абдулла, неся перед собой чью-то чалму, надетую на пику.
— И кого ты убил? — сурово спросил Сеня, собираясь устроить сарацину форменный разгон. Ну, проверить там форму одежды и все такое… Не успел.
— Никого! — заявил оруженосец Попова, делая большие глаза, а затем увидел, что все мы удивленно пялимся на пику с чалмой. — Ах, это? Эту штуку, да простит вам Аллах отсутствие извилин в мозгу, я выменял у одного из стражников за червивый кусок мяса. Голодают они там, бедные, но не сдаются, как защитники Брестской крепости. Обозвали меня предателем и разговаривать не хотели, пока я им кусок мяса не показал. Теперь все в порядке. У них мясо, у меня копье с чалмой. Оба — настоящий секонд-хенд! Ну а вы можете идти к стенам и разговаривать. Они там сильно ругаться не будут.
Сеня облегченно вздохнул и подозвал к себе Боэмунда. Попросив крестоносца отвести войска подальше, как и договаривались с ним ранее, Рабинович кивнул Попову с Жомовым и уверенным шагом направился прямо к стенам осажденной Антиохии. Я поторопился его обогнать, поскольку кто знает, что у этих сарацин на уме, а хозяин у меня один. Не дай бог, копьем или стрелой кто-нибудь пришибет!
В общем, к стенам мы подошли в таком порядке: я впереди, но без лихого коня, следом за мной Сеня, тоже без коня, да и вообще все мы были пешими, затем сарацин, а замыкали шествие Попов, Жомов и Ричард, ласково прозванный Боэмундом Кроличья Лапка. Я, конечно, не ждал, что нас будут встречать хлебом-солью, салютом и фанфарами, но все-таки не рассчитывал, что осажденные турки начнут сразу хамить.
— Крестоносцы дураки, они курят табаки! — завопил с башни усатый турок, высовываясь между каменных зубцов и показывая нам нос обеими руками. Впрочем, высунулся он лишь на минуту, а затем исчез, будто кто-то его с силой дернул снизу. Едва чалма турка скрылась за зубцами, как я услышал другой голос.
— Какие такие табаки, идиот? Нету никаких Табаков еще! — проговорил невидимый мне защитник стены, а затем раздался звонкий шлепок.
— Ай, алла! — взвизгнул усатый турок, не высовываясь наружу. — Ну нету Табаков, значит, нету. Зачем по чалме-то бить, чай не казенная.
— Эй, морда сарацинская, высунься на минутку, — вежливо попросил мой хозяин, глядя на башню снизу вверх.
— Щас, бегу. Коленки уже расшиб, — послышался в ответ голос усатого. — Я, значит, высунусь, а вы в меня всякими гадостями швырять станете или еще, чего доброго, да спасет вас Аллах, если захочет, конечно, стрелами стрелять начнете.
— А еще пулями пулять, копьями копать и мечами мечить, — передразнил его Попов. — Высунь морду, говорят. На хрен нам нужно в тебя стрелять-то? У моего друга дело к тебе есть.
Некоторое время турки за стеной шушукались, не высовываясь наружу. У меня слух отменный, но даже я не мог разобрать, о чем они говорили. Впрочем, не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы об этом догадаться. Скорее всего, оба защитника города обсуждали, стоит ли вступать в переговоры с неверными, или пусть они к иблису катятся. Мы терпеливо ждали и минуты через две вновь услышали голос усатого.
— А что за дело-то? — поинтересовался он, по-прежнему не рискуя высовываться.
— Тебе деньги нужны? — поинтересовался в ответ Сеня.
— Ха, укуси тебя шайтан! — заржал в ответ сарацин. — На фига мне деньги? Я вам сам их могу сколько угодно дать.
— Ты Рокфеллер, что ли? — ехидно полюбопытствовал Попов.
— Ты меня, собака неверная, не обзывай всякими своими франкскими кличками, — завизжал в ответ усатый. Я собрался было рявкнуть на него, чтобы «собаками» людей не называл, но передумал: Сеня своими альфа-лидерскими замашками опять бы задолбал. А турок за стеной продолжал визжать.
— Ты, урюк нерусский, переговоры вести со мной собрался, а имя мое не знаешь, — вопил он, не желая высовываться. — Запомни, чучмек, меня зовут Фируз ибн-Салман аль-Рашид эль-Фатийя!
— Ну, блин, никак эти арабы нормальное имя с фамилией у себя не введут! — возмутился Ваня Жомов, до сих пор не издававший ни звука. — Разве их названия обычному менту запомнить можно? Сеня, ты, в натуре, представь, что когда его арестовывать придешь, вместе с замком еще и язык ломать придется.
Еще до того, как Ваня начал говорить, я уже видел, что Сеня медленно закипает. Все-таки это он у нас мастер переговоров, а не криминалист с омоновцем. Эти два оболтуса могли только испортить все, если будут продолжать вмешиваться. Я и то Рабиновичу не мешал, а Ваня с Андрюшей нос свой решили в переговоры сунуть, словно такса морду в лисью нору. Сам, конечно, не видел, но знающие псы говорят, что и такое бывает.
— Слушайте, други мои дорогие, может, свалите отсюда куда-нибудь? — Пар из чайника… или носика?.. хотя нет, если говорить про Сеню, то нужно это делать так: пар из шнобеля Рабиновича все-таки вырвался наружу. — Ты, Ваня, сходи-ка к Боэмунду и войсками его, что ли, покомандуй. А ты, Попов, просто иди куда-нибудь. Хоть до Магадана. Главное, чтобы я тебя не видел в ближайшие пару часов.
— Ладно, я помолчу, — миролюбиво согласился Андрюша.
— А я вообще один раз только слово сказал, — заявил омоновец.
Сеню перекосило так, что стало ясно' сейчас он либо расплачется, либо кусаться кинется. Впрочем, поскольку люди редко кусаются, а мой хозяин еще и Рабинович, то второй вариант исключался абсолютно. Вместо него Сеня коротко вздохнул и начал цитировать вслух устав караульной службы. Андрюша сбежал тут же, а Жомов, блаженно заслушавшись, уселся на траву и начал клевать носом. Что и требовалось доказать! Теперь ни тот, ни другой в переговоры вмешиваться не будут. Абдулла и Ричард Кроличья Лапка не в счет. Первый в переговорах самое непосредственное участие принимать должен, а второй и слова не произнесет, пока Ваня не скомандует. В общем, Сеня получил полную свободу действий. Ордер на арест, так сказать.
— Значит, ты утверждаешь, что они с нами переговариваться готовы? — ехидно поинтересовался у Абдуллы Рабинович.
— С ума сошел? — оторопел сарацин. — Да прочистит Аллах твои глухие уши, я утверждал, что антиохийцы обещали сильно не хамить. Пусть мне гриф на чалму из-под небес нагадит, если это не так!..
Пожелание тут же исполнилось. Откуда-то сверху на Абдуллу обрушился такой кусок птичьего помета, какой и не во всякий «КамАЗ» влезть бы смог. Сарацин только удивленно хрюкнул, когда оказался буквально по уши в дерьме, а затем растерянно посмотрел наверх. Там, в вышине под облаками, болталась какая-то птица. Спустившись немного вниз, чтобы ее было отчетливо видно, птичка показала сарацину правым крылом некое подобие сжатого кулака с отставленным средним пальцем (когда, блин, птички-то успели у американцев их дурацким жестам научиться?), ехидно посмеялась и умчалась в поднебесье снова.
— Ну вот, теперь тебя можно смело зачислить в свиту Боэмунда, — съязвил Рабинович. — Теперь ты у нас тоже пальцем осененный, да еще и навозом окропленный.
— Странно, — не обратив на него внимания, проговорил Абдулла, принюхиваясь к куче птичьих отходов. — Выглядит, как помет грифа, а пахнет, как крем-брюле…
— А ты еще попробуй на вкус, — посоветовал мой Сеня, однако сарацин от такого эксперимента отказался. Вместо него инициативу неожиданно проявил усатый турок, молча наблюдавший в щель стены за тем, что происходит среди пришедших на переговоры «крестоносцев». К счастью для нас, в тот момент, когда гриф от души поиздевался над Абдуллой, турок-сельджук занимался поисками какого-то кровопийцы вроде блохи в складках своей одежды. Когда он закончил это занятие и вновь вернулся к своему наблюдательному посту, Абдулла уже стоял в куче помета, а Сеня над ним подсмеивался. Усатый услышал только две последние фразы.
— Кто там про крем-брюле говорил? — завопил он, высовывая между зубцов кончик своего носа. — Что там попробовать надо?
— Гов… — начал было отвечать Сеня, но тут же заткнулся и, хлопнув себя ладонью по лбу, улыбнулся во все тридцать три зуба. Именно три, а не два. У Рабиновичей принято все, в том числе и зубы, иметь про запас!
— Я слышал, у вас в Антиохии кушать нечего? — спросил мой хозяин у турка и, не дав тому ответить, продолжил: — Так вот, я тут немного деликатеса привез. — Он указал рукой на кучу помета, из которой Абдулла уже успел выбраться. — Это все будет твоим, если ты окажешь мне одну услугу.
— Ай, алла! Как не стыдно? — покачал головой сельджук. — Стражника, значит, подкупить пытаемся? Сейчас будем просить ворота открыть, да?
— Блин, какой ты умный! — наигранно удивился Рабинович. Однако усатый принял его издевку за чистую монету.
— Конечно, Фируз умный. Очень умный, — похвалил себя стражник. — Настолько умный, что целой башней командует. И именно потому, что Фируз умный, — вот, блин, заладил, как попугай, — он на такую сделку не пойдет. Попробовать товарчик сначала нужно, а уж потом дальше переговоры вести.
Ща-ас! Дождешься ты от Сени «товарчика» на пробу. Мало ли, что нам гриф с ароматным навозом достался. Это еще не значит, что у его пищевых отходов и вкус соответствующим запаху будет. Не такой дурак мой Рабинович, чтобы помет за крем выдавать и при этом еще и позволить его попробовать!..
— Фу, Мурзик, — как обычно, перебил меня хозяин и посмотрел на осмелевшего сельджука. — Ты, Фируз, конечно, умный, но дурак. Я, значит, тебе попробовать крем разрешу, а ты брюхо за мой счет набьешь и пошлешь меня к иблисовой матери?
— Ай, алла! Ну почему эти неверные такие жмоты? — изумился турок, высовываясь из-за зубцов уже почти по пояс. Эх, Жомов спит, а то уже подстрелил бы наглеца. — Я же у тебя не тарелку крема прошу! Ты мне на кончике копья свой деликатес передай, иначе переговоров никаких не будет.
— Ага, бегу, — возмутился мой Сеня. — Откуда я знаю, может быть, у вас за время осады желудки совсем усохли, и теперь тебе не то что лизнуть, понюхать хватит, чтобы нажраться!..
Вот в таком духе Рабинович с турком и начали переговариваться. Вы уже и сами, наверное, догадались, что исход этой дискуссии был предрешен заранее. Не родился еще такой сельджук, чтобы у моего Сени смог выгодные для себя условия выторговать. Если это и сможет кто-нибудь сделать, то только какой-нибудь другой Рабинович. И то только в том случае, если он с самого детства учился снег тунгусам продавать, а затем всю жизнь только этим и занимался. Поэтому утомлять вас пересказом переговоров не буду, а сразу скажу, чего Сеня в результате их достиг.
После длительных и упорных дебатов Фируз согласился получить грифов «крем-брюле» без пробы, но в полном объеме. Правда, в обмен на это турок согласился открыть нам не ворота Антиохии, а всего лишь маленькую калиточку в своей башне. Причем в том случае, если вышеуказанный «крем» Фирузу не понравится, за ним оставалось право затворить калитку снова и потребовать компенсации морального ущерба в размере головы годовалого теленка… Как вы думаете, был у сельджука хоть маленький шанс на то, что наш, то есть грифов, «крем-брюле» ему не понравится? Я думаю, увидев жомовскую гору мышц, Фируз даже думать не станет о том, крем ему дали или что-либо иное!
— Абдулла, собирай помет в тележку, а ты, Ричард, мчись к Боэмунду и скажи, чтобы шел сюда. Передай ему, что все прошло удачно, — скомандовал обоим чужим оруженосцам Сеня, а сам повернулся к Фирузу.
— С земли нав… то есть крем соскребывать? — услужливо поинтересовался он.
— Нет, себе оставьте, — тоном миллиардера, решившего вместо чаевых оставить коридорному чемодан с алмазами, благодушно заявил Фируз. Ну, спасибо! Уважил.
Тут к месту событий подоспел и Боэмунд в сопровождении десятка своих верных рыцарей. Тех, которые Перстом Осененные. Ричард шел позади них и, видимо, по старой привычке, чеканил шаг.
— Мне передал ваш слуга, что переговоры с язычниками, хвала Господу, прошли успешно? — произнес Боэмунд. Фраза прозвучала полувопросом, и Сеня утвердительно кивнул. — Это очень хорошо. А то я боялся, что святой Жоржик от нас отвернулся и конкуренты из отряда Готфрида на западной стене нас опередят. Когда вы решили начинать штурм?
— Да хоть сейчас, — пожал плечами Рабинович и кивнул в сторону стен Антиохии. — Рожу сарацинскую между зубцов видите?
Боэмунд, а за ним и остальные рыцари дружно кивнули.
— Вот этот урод только и ждет сигнала. Оголодал, гад.
— Так что, ему бабу вести надо? — оторопел предводитель перстоносцев.
— Не в том смысле, идиот! — рявкнул на него Рабинович. — Просто человек обычной жратвы хочет. Корочки хлеба нет с собой ни у кого?
Все десять рыцарей из свиты Боэмунда так дружно полезли за пазухи, что я даже вздрогнул от неожиданности. Честное слово, инстинкт проснулся! Так и захотелось прыгнуть вперед и помешать им пистолет из внутреннего кармана вытащить. Понятное дело, что огнестрельного оружия у рыцарей быть не могло. Поэтому я и остался сидеть на месте, а перстоносцы одновременно вытащили по краюхе хлеба и дружно протянули Рабиновичу. Мой Сеня хмыкнул.
— Спасибо. Одной вполне достаточно, — проговорил он и повернулся к Фирузу, жадными глаза взиравшему на невиданное обилие яств со своего места между зубцов башни. — Эй, урюк, лови. Это тебе подарок в знак самых добрых намерений. Но только попробуй, гад, своих обещаний не выполнить. Весь город по кирпичику разберу, но тебя найду и покараю!
— Извините, — перебил моего хозяина Боэмунд. — А сэр Дурная Башка почему спит? Он своей доблестью нам в штурме Антиохии помогать не будет?
— Будет. Еще как будет, — заверил рыцаря Рабинович и заорал: — Рота, подъем! Тревога!
Ваня подскочил как ужаленный. Несколько секунд он тупо смотрел по сторонам, пытаясь сообразить, где находится. Потом ценой титанических умственных усилий ему удалось осознать, что в данный момент он не в казарме. Горестно вздохнув о лучших днях своей жизни, Жомов врезал в ухо первому же рыцарю, подвернувшемуся под руку. Остальные, уже хорошо обученные, тут же бросились врассыпную. На месте остался стоять один Боэмунд. Тормоз он, что ли?..
— Ну и зачем людей пугать надо было? — поинтересовался у омоновца мой Сеня.
— Извини, Робин, блин. Привычка, — пристыжено ответил Ванюша. — Ты, это, на каком параграфе устава остановился? Заснул я что-то…
— А сейчас и вовсе навеки заснешь! — рявкнул на него мой хозяин. — Мы тут штурм начинаем, а ты спишь, как Матрешкин на телефоне.
— Е-мое, так что ты сразу мне не сказал?! — удивился омоновец и посмотрел на рыцарей. — Чего стоите? Ура, что ли?.. — И Ваня помчался вперед, размахивая дубинкой.
Догнали мы омоновца почти у стен. Причем этого оказалось мало. Пришлось Ванюше еще и объяснять, что в нашей ситуации штурм означает только то, что мы потихонечку проводим в город небольшую часть отряда Боэмунда, а затем, при помощи Попова, поднимаем дикий крик. Защитники Антиохии решают, что в город ворвалась вся армия крестоносцев, и быстренько сдаются. После этого наступает мир, благоденствие и повальная пьянка.
— Это хорошо, — согласился с последней частью фразы омоновец. — Только, может быть, не потихоньку? Может, вломимся в город, как настоящие представители российской милиции, и морду кому-нибудь набьем? А то потом перед коллегами неудобно, в натуре, будет…
— Ваня, я тебе твердо обещаю, что морду ты кому-нибудь набьешь, — успокоил его Рабинович. — Вот как только встретим кривоногую, горбатую, беременную горгулью, так ты ей тут же морду и набьешь!..
Обрадовавшийся сначала Жомов к концу Сениной фразы только и смог сделать, что почесать в затылке. Умеет все-таки мой хозяин человека озадачить! Ведь сколько проблем сразу возникло?! Во-первых, горгулью еще найти надо. Во-вторых, зачем ее бить, когда она и без того ущербная — кривоногая и горбатая. В-третьих, хоть она и горгулья, а беременная. Вопрос в том, за кого ее принимать? Если за монстра, то, может быть, и наплевать на то, что горгулья беременная. А если считать ее просто будущей матерью? Что тогда?..
Если уж я на эти вопросы ответить не смог, то Ваня и подавно никогда в жизни с ними не справился бы. Поэтому наш бравый омоновец принял поистине соломоново решение. Догнав Рабиновича, он развернул его лицом к себе и уверенно заявил:
— Сеня, блин, задолбал ты меня уже со своей простотой! Или ты мне до заката эту горгулью доставишь, или я считаю, что ты снова издеваешься, и стану чистить чайники всем подряд, начиная с рыцарей.
— Договорились, — кивнул головой мой Сеня. — Будет тебе к вечеру горгулья, но сначала достань мне пару танков и вертолет. Без них ничего не получится.
Вот и поспорь с ним!..
Глава 4
— Спасибо за подарок, сэр Дурн… — обрадовано завопил наш рыцарь и запнулся на полуслове: — В общем, спасибо, и все. Прекрасный меч, хотя и странной формы. Что-то он мне напоминает такое, что у меня когда-то было, да куда-то подевалось… Вот только не вспомню, что именно!..
— Это не подарок, — оборвал его Ваня. — Верни-ка мне штатное средство подавления недовольства.
— Да, разбежался! — возмутился Боэмунд. — Рыбка плывет, назад не отдает.
Жомов рванулся было вперед, но новые подчиненные главы перстоносцев, вместе со старыми, грудью встали у Жомова на дороге. Причем не просто встали, а и мечи перед собой выставили. Ваня на секунду замешкался. Не думаю, что его смогли бы рыцари остановить. Разве что совсем убили бы. Но бросаться в атаку омоновцу, да и нам вместе с ним, не пришлось. Рядом с коварным Боэмундом, стремительно набирая объем, вырос наш трехглавый инсектицид. Дыхнув в рожу рыцаря сероводородом, Горыныч грозно потребовал:
— А ну-ка, отдай артефакт, наглая ты слимбофозка! Отдай немедленно. Ваша цивилизация до таких вещей еще не доросла.
— Держи карман шире, вонючий дракон! — посоветовал Боэмунд и попытался врезать Ахтармерзу по голове.
Первой ошибкой рыцаря было то, что он так и не смог выбрать, по какой именно из трех горынычевских голов следует бить в первую очередь. Второй — Боэмунд не учел того, что, несмотря на кажущуюся неуклюжесть, реакция у нашего самоходного огнемета была отменная. Ну, и третьей — перстоносец просто не знал, что бить Ахтармерза резиновой дубинкой — все равно что слону хребет погремушкой пытаться сломать. Горыныч поймал «демократизатор» зубами правой головы, левой схватил рыцаря за шиворот, а средней позволил заняться самым любимым занятием — чтением нотаций.
— Я же говорил, что ваша примитивная цивилизация еще не доросла до таких технологий, — капризно произнес Ахтармерз. — И потом, крайне некультурно тыкать в собеседника палкой, даже резиновой. Существуют тысячи способов морального подавления противника, и по-настоящему умный человек только в крайнем случае станет прибегать к физическому воздействию на оппонента…
Горыныч продолжал учить Боэмунда, в то время как все подчиненные рыцаря смотрели на них, разинув рты и не имея ни сил, ни смелости, чтобы хоть на миллиметр сдвинуться с места. Ваня растолкал их в стороны, словно самосвал легковушки на свалке, и, подойдя к Горынычу, забрал у него из пасти Боэмунда. Рыцарь испуганно посмотрел на грозного омоновца.
— У нас в отделе до следующего перекура ты бы не дожил, — сообщил омоновец оторопевшему перстоносцу. — А тут ты Сене нужен. Поэтому живи пока.
Отпущенный Жомовым рыцарь упал мягким местом прямо в салат, а Ваня, не обращая на него больше никакого внимания, вернулся к нам. Секунду послушав, что за «великие истины» Горыныч говорит рыцарям, ставшим вместо своего босса благодарными слушателями Ахтармерза, Рабинович спросил у Жомова:
— Ты на хрена, баран, дубинку свою этому уроду отдал?
— Так я же Боэмунду поединок обещал, — ответил Ваня. — Нехорошо бы получилось, если бы этого козла сейчас тот козел прибил.
— Шиза косит наши ряды, — горестно вздохнул мой хозяин и посмотрел в сторону крепости: — Пора бы разведку провести, контакты попробовать установить. Глядишь, ценой малого подкупа мы в город и войдем…
Сеня поручил Абдулле, как единственному сарацину среди нас, сходить на разведку к стенам Антиохии и попробовать убедить кого-нибудь из осажденных крестоносцами турок-сельджуков хотя бы просто с Рабиновичем поговорить. Мы остались терпеливо ждать, пока он вернется назад, глядя, как Боэмунд развлекается с вновь приобретенными войсками, заставляя их бегать с позиций в холмы и обратно. Впрочем, мне после пятого дубля все это жутко надоело, и я собрался пойти прогуляться, но именно в это время вернулся наш сарацин.
— Они не хотели вступать в переговоры, — сурово проговорил Абдулла, неся перед собой чью-то чалму, надетую на пику.
— И кого ты убил? — сурово спросил Сеня, собираясь устроить сарацину форменный разгон. Ну, проверить там форму одежды и все такое… Не успел.
— Никого! — заявил оруженосец Попова, делая большие глаза, а затем увидел, что все мы удивленно пялимся на пику с чалмой. — Ах, это? Эту штуку, да простит вам Аллах отсутствие извилин в мозгу, я выменял у одного из стражников за червивый кусок мяса. Голодают они там, бедные, но не сдаются, как защитники Брестской крепости. Обозвали меня предателем и разговаривать не хотели, пока я им кусок мяса не показал. Теперь все в порядке. У них мясо, у меня копье с чалмой. Оба — настоящий секонд-хенд! Ну а вы можете идти к стенам и разговаривать. Они там сильно ругаться не будут.
Сеня облегченно вздохнул и подозвал к себе Боэмунда. Попросив крестоносца отвести войска подальше, как и договаривались с ним ранее, Рабинович кивнул Попову с Жомовым и уверенным шагом направился прямо к стенам осажденной Антиохии. Я поторопился его обогнать, поскольку кто знает, что у этих сарацин на уме, а хозяин у меня один. Не дай бог, копьем или стрелой кто-нибудь пришибет!
В общем, к стенам мы подошли в таком порядке: я впереди, но без лихого коня, следом за мной Сеня, тоже без коня, да и вообще все мы были пешими, затем сарацин, а замыкали шествие Попов, Жомов и Ричард, ласково прозванный Боэмундом Кроличья Лапка. Я, конечно, не ждал, что нас будут встречать хлебом-солью, салютом и фанфарами, но все-таки не рассчитывал, что осажденные турки начнут сразу хамить.
— Крестоносцы дураки, они курят табаки! — завопил с башни усатый турок, высовываясь между каменных зубцов и показывая нам нос обеими руками. Впрочем, высунулся он лишь на минуту, а затем исчез, будто кто-то его с силой дернул снизу. Едва чалма турка скрылась за зубцами, как я услышал другой голос.
— Какие такие табаки, идиот? Нету никаких Табаков еще! — проговорил невидимый мне защитник стены, а затем раздался звонкий шлепок.
— Ай, алла! — взвизгнул усатый турок, не высовываясь наружу. — Ну нету Табаков, значит, нету. Зачем по чалме-то бить, чай не казенная.
— Эй, морда сарацинская, высунься на минутку, — вежливо попросил мой хозяин, глядя на башню снизу вверх.
— Щас, бегу. Коленки уже расшиб, — послышался в ответ голос усатого. — Я, значит, высунусь, а вы в меня всякими гадостями швырять станете или еще, чего доброго, да спасет вас Аллах, если захочет, конечно, стрелами стрелять начнете.
— А еще пулями пулять, копьями копать и мечами мечить, — передразнил его Попов. — Высунь морду, говорят. На хрен нам нужно в тебя стрелять-то? У моего друга дело к тебе есть.
Некоторое время турки за стеной шушукались, не высовываясь наружу. У меня слух отменный, но даже я не мог разобрать, о чем они говорили. Впрочем, не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы об этом догадаться. Скорее всего, оба защитника города обсуждали, стоит ли вступать в переговоры с неверными, или пусть они к иблису катятся. Мы терпеливо ждали и минуты через две вновь услышали голос усатого.
— А что за дело-то? — поинтересовался он, по-прежнему не рискуя высовываться.
— Тебе деньги нужны? — поинтересовался в ответ Сеня.
— Ха, укуси тебя шайтан! — заржал в ответ сарацин. — На фига мне деньги? Я вам сам их могу сколько угодно дать.
— Ты Рокфеллер, что ли? — ехидно полюбопытствовал Попов.
— Ты меня, собака неверная, не обзывай всякими своими франкскими кличками, — завизжал в ответ усатый. Я собрался было рявкнуть на него, чтобы «собаками» людей не называл, но передумал: Сеня своими альфа-лидерскими замашками опять бы задолбал. А турок за стеной продолжал визжать.
— Ты, урюк нерусский, переговоры вести со мной собрался, а имя мое не знаешь, — вопил он, не желая высовываться. — Запомни, чучмек, меня зовут Фируз ибн-Салман аль-Рашид эль-Фатийя!
— Ну, блин, никак эти арабы нормальное имя с фамилией у себя не введут! — возмутился Ваня Жомов, до сих пор не издававший ни звука. — Разве их названия обычному менту запомнить можно? Сеня, ты, в натуре, представь, что когда его арестовывать придешь, вместе с замком еще и язык ломать придется.
Еще до того, как Ваня начал говорить, я уже видел, что Сеня медленно закипает. Все-таки это он у нас мастер переговоров, а не криминалист с омоновцем. Эти два оболтуса могли только испортить все, если будут продолжать вмешиваться. Я и то Рабиновичу не мешал, а Ваня с Андрюшей нос свой решили в переговоры сунуть, словно такса морду в лисью нору. Сам, конечно, не видел, но знающие псы говорят, что и такое бывает.
— Слушайте, други мои дорогие, может, свалите отсюда куда-нибудь? — Пар из чайника… или носика?.. хотя нет, если говорить про Сеню, то нужно это делать так: пар из шнобеля Рабиновича все-таки вырвался наружу. — Ты, Ваня, сходи-ка к Боэмунду и войсками его, что ли, покомандуй. А ты, Попов, просто иди куда-нибудь. Хоть до Магадана. Главное, чтобы я тебя не видел в ближайшие пару часов.
— Ладно, я помолчу, — миролюбиво согласился Андрюша.
— А я вообще один раз только слово сказал, — заявил омоновец.
Сеню перекосило так, что стало ясно' сейчас он либо расплачется, либо кусаться кинется. Впрочем, поскольку люди редко кусаются, а мой хозяин еще и Рабинович, то второй вариант исключался абсолютно. Вместо него Сеня коротко вздохнул и начал цитировать вслух устав караульной службы. Андрюша сбежал тут же, а Жомов, блаженно заслушавшись, уселся на траву и начал клевать носом. Что и требовалось доказать! Теперь ни тот, ни другой в переговоры вмешиваться не будут. Абдулла и Ричард Кроличья Лапка не в счет. Первый в переговорах самое непосредственное участие принимать должен, а второй и слова не произнесет, пока Ваня не скомандует. В общем, Сеня получил полную свободу действий. Ордер на арест, так сказать.
— Значит, ты утверждаешь, что они с нами переговариваться готовы? — ехидно поинтересовался у Абдуллы Рабинович.
— С ума сошел? — оторопел сарацин. — Да прочистит Аллах твои глухие уши, я утверждал, что антиохийцы обещали сильно не хамить. Пусть мне гриф на чалму из-под небес нагадит, если это не так!..
Пожелание тут же исполнилось. Откуда-то сверху на Абдуллу обрушился такой кусок птичьего помета, какой и не во всякий «КамАЗ» влезть бы смог. Сарацин только удивленно хрюкнул, когда оказался буквально по уши в дерьме, а затем растерянно посмотрел наверх. Там, в вышине под облаками, болталась какая-то птица. Спустившись немного вниз, чтобы ее было отчетливо видно, птичка показала сарацину правым крылом некое подобие сжатого кулака с отставленным средним пальцем (когда, блин, птички-то успели у американцев их дурацким жестам научиться?), ехидно посмеялась и умчалась в поднебесье снова.
— Ну вот, теперь тебя можно смело зачислить в свиту Боэмунда, — съязвил Рабинович. — Теперь ты у нас тоже пальцем осененный, да еще и навозом окропленный.
— Странно, — не обратив на него внимания, проговорил Абдулла, принюхиваясь к куче птичьих отходов. — Выглядит, как помет грифа, а пахнет, как крем-брюле…
— А ты еще попробуй на вкус, — посоветовал мой Сеня, однако сарацин от такого эксперимента отказался. Вместо него инициативу неожиданно проявил усатый турок, молча наблюдавший в щель стены за тем, что происходит среди пришедших на переговоры «крестоносцев». К счастью для нас, в тот момент, когда гриф от души поиздевался над Абдуллой, турок-сельджук занимался поисками какого-то кровопийцы вроде блохи в складках своей одежды. Когда он закончил это занятие и вновь вернулся к своему наблюдательному посту, Абдулла уже стоял в куче помета, а Сеня над ним подсмеивался. Усатый услышал только две последние фразы.
— Кто там про крем-брюле говорил? — завопил он, высовывая между зубцов кончик своего носа. — Что там попробовать надо?
— Гов… — начал было отвечать Сеня, но тут же заткнулся и, хлопнув себя ладонью по лбу, улыбнулся во все тридцать три зуба. Именно три, а не два. У Рабиновичей принято все, в том числе и зубы, иметь про запас!
— Я слышал, у вас в Антиохии кушать нечего? — спросил мой хозяин у турка и, не дав тому ответить, продолжил: — Так вот, я тут немного деликатеса привез. — Он указал рукой на кучу помета, из которой Абдулла уже успел выбраться. — Это все будет твоим, если ты окажешь мне одну услугу.
— Ай, алла! Как не стыдно? — покачал головой сельджук. — Стражника, значит, подкупить пытаемся? Сейчас будем просить ворота открыть, да?
— Блин, какой ты умный! — наигранно удивился Рабинович. Однако усатый принял его издевку за чистую монету.
— Конечно, Фируз умный. Очень умный, — похвалил себя стражник. — Настолько умный, что целой башней командует. И именно потому, что Фируз умный, — вот, блин, заладил, как попугай, — он на такую сделку не пойдет. Попробовать товарчик сначала нужно, а уж потом дальше переговоры вести.
Ща-ас! Дождешься ты от Сени «товарчика» на пробу. Мало ли, что нам гриф с ароматным навозом достался. Это еще не значит, что у его пищевых отходов и вкус соответствующим запаху будет. Не такой дурак мой Рабинович, чтобы помет за крем выдавать и при этом еще и позволить его попробовать!..
— Фу, Мурзик, — как обычно, перебил меня хозяин и посмотрел на осмелевшего сельджука. — Ты, Фируз, конечно, умный, но дурак. Я, значит, тебе попробовать крем разрешу, а ты брюхо за мой счет набьешь и пошлешь меня к иблисовой матери?
— Ай, алла! Ну почему эти неверные такие жмоты? — изумился турок, высовываясь из-за зубцов уже почти по пояс. Эх, Жомов спит, а то уже подстрелил бы наглеца. — Я же у тебя не тарелку крема прошу! Ты мне на кончике копья свой деликатес передай, иначе переговоров никаких не будет.
— Ага, бегу, — возмутился мой Сеня. — Откуда я знаю, может быть, у вас за время осады желудки совсем усохли, и теперь тебе не то что лизнуть, понюхать хватит, чтобы нажраться!..
Вот в таком духе Рабинович с турком и начали переговариваться. Вы уже и сами, наверное, догадались, что исход этой дискуссии был предрешен заранее. Не родился еще такой сельджук, чтобы у моего Сени смог выгодные для себя условия выторговать. Если это и сможет кто-нибудь сделать, то только какой-нибудь другой Рабинович. И то только в том случае, если он с самого детства учился снег тунгусам продавать, а затем всю жизнь только этим и занимался. Поэтому утомлять вас пересказом переговоров не буду, а сразу скажу, чего Сеня в результате их достиг.
После длительных и упорных дебатов Фируз согласился получить грифов «крем-брюле» без пробы, но в полном объеме. Правда, в обмен на это турок согласился открыть нам не ворота Антиохии, а всего лишь маленькую калиточку в своей башне. Причем в том случае, если вышеуказанный «крем» Фирузу не понравится, за ним оставалось право затворить калитку снова и потребовать компенсации морального ущерба в размере головы годовалого теленка… Как вы думаете, был у сельджука хоть маленький шанс на то, что наш, то есть грифов, «крем-брюле» ему не понравится? Я думаю, увидев жомовскую гору мышц, Фируз даже думать не станет о том, крем ему дали или что-либо иное!
— Абдулла, собирай помет в тележку, а ты, Ричард, мчись к Боэмунду и скажи, чтобы шел сюда. Передай ему, что все прошло удачно, — скомандовал обоим чужим оруженосцам Сеня, а сам повернулся к Фирузу.
— С земли нав… то есть крем соскребывать? — услужливо поинтересовался он.
— Нет, себе оставьте, — тоном миллиардера, решившего вместо чаевых оставить коридорному чемодан с алмазами, благодушно заявил Фируз. Ну, спасибо! Уважил.
Тут к месту событий подоспел и Боэмунд в сопровождении десятка своих верных рыцарей. Тех, которые Перстом Осененные. Ричард шел позади них и, видимо, по старой привычке, чеканил шаг.
— Мне передал ваш слуга, что переговоры с язычниками, хвала Господу, прошли успешно? — произнес Боэмунд. Фраза прозвучала полувопросом, и Сеня утвердительно кивнул. — Это очень хорошо. А то я боялся, что святой Жоржик от нас отвернулся и конкуренты из отряда Готфрида на западной стене нас опередят. Когда вы решили начинать штурм?
— Да хоть сейчас, — пожал плечами Рабинович и кивнул в сторону стен Антиохии. — Рожу сарацинскую между зубцов видите?
Боэмунд, а за ним и остальные рыцари дружно кивнули.
— Вот этот урод только и ждет сигнала. Оголодал, гад.
— Так что, ему бабу вести надо? — оторопел предводитель перстоносцев.
— Не в том смысле, идиот! — рявкнул на него Рабинович. — Просто человек обычной жратвы хочет. Корочки хлеба нет с собой ни у кого?
Все десять рыцарей из свиты Боэмунда так дружно полезли за пазухи, что я даже вздрогнул от неожиданности. Честное слово, инстинкт проснулся! Так и захотелось прыгнуть вперед и помешать им пистолет из внутреннего кармана вытащить. Понятное дело, что огнестрельного оружия у рыцарей быть не могло. Поэтому я и остался сидеть на месте, а перстоносцы одновременно вытащили по краюхе хлеба и дружно протянули Рабиновичу. Мой Сеня хмыкнул.
— Спасибо. Одной вполне достаточно, — проговорил он и повернулся к Фирузу, жадными глаза взиравшему на невиданное обилие яств со своего места между зубцов башни. — Эй, урюк, лови. Это тебе подарок в знак самых добрых намерений. Но только попробуй, гад, своих обещаний не выполнить. Весь город по кирпичику разберу, но тебя найду и покараю!
— Извините, — перебил моего хозяина Боэмунд. — А сэр Дурная Башка почему спит? Он своей доблестью нам в штурме Антиохии помогать не будет?
— Будет. Еще как будет, — заверил рыцаря Рабинович и заорал: — Рота, подъем! Тревога!
Ваня подскочил как ужаленный. Несколько секунд он тупо смотрел по сторонам, пытаясь сообразить, где находится. Потом ценой титанических умственных усилий ему удалось осознать, что в данный момент он не в казарме. Горестно вздохнув о лучших днях своей жизни, Жомов врезал в ухо первому же рыцарю, подвернувшемуся под руку. Остальные, уже хорошо обученные, тут же бросились врассыпную. На месте остался стоять один Боэмунд. Тормоз он, что ли?..
— Ну и зачем людей пугать надо было? — поинтересовался у омоновца мой Сеня.
— Извини, Робин, блин. Привычка, — пристыжено ответил Ванюша. — Ты, это, на каком параграфе устава остановился? Заснул я что-то…
— А сейчас и вовсе навеки заснешь! — рявкнул на него мой хозяин. — Мы тут штурм начинаем, а ты спишь, как Матрешкин на телефоне.
— Е-мое, так что ты сразу мне не сказал?! — удивился омоновец и посмотрел на рыцарей. — Чего стоите? Ура, что ли?.. — И Ваня помчался вперед, размахивая дубинкой.
Догнали мы омоновца почти у стен. Причем этого оказалось мало. Пришлось Ванюше еще и объяснять, что в нашей ситуации штурм означает только то, что мы потихонечку проводим в город небольшую часть отряда Боэмунда, а затем, при помощи Попова, поднимаем дикий крик. Защитники Антиохии решают, что в город ворвалась вся армия крестоносцев, и быстренько сдаются. После этого наступает мир, благоденствие и повальная пьянка.
— Это хорошо, — согласился с последней частью фразы омоновец. — Только, может быть, не потихоньку? Может, вломимся в город, как настоящие представители российской милиции, и морду кому-нибудь набьем? А то потом перед коллегами неудобно, в натуре, будет…
— Ваня, я тебе твердо обещаю, что морду ты кому-нибудь набьешь, — успокоил его Рабинович. — Вот как только встретим кривоногую, горбатую, беременную горгулью, так ты ей тут же морду и набьешь!..
Обрадовавшийся сначала Жомов к концу Сениной фразы только и смог сделать, что почесать в затылке. Умеет все-таки мой хозяин человека озадачить! Ведь сколько проблем сразу возникло?! Во-первых, горгулью еще найти надо. Во-вторых, зачем ее бить, когда она и без того ущербная — кривоногая и горбатая. В-третьих, хоть она и горгулья, а беременная. Вопрос в том, за кого ее принимать? Если за монстра, то, может быть, и наплевать на то, что горгулья беременная. А если считать ее просто будущей матерью? Что тогда?..
Если уж я на эти вопросы ответить не смог, то Ваня и подавно никогда в жизни с ними не справился бы. Поэтому наш бравый омоновец принял поистине соломоново решение. Догнав Рабиновича, он развернул его лицом к себе и уверенно заявил:
— Сеня, блин, задолбал ты меня уже со своей простотой! Или ты мне до заката эту горгулью доставишь, или я считаю, что ты снова издеваешься, и стану чистить чайники всем подряд, начиная с рыцарей.
— Договорились, — кивнул головой мой Сеня. — Будет тебе к вечеру горгулья, но сначала достань мне пару танков и вертолет. Без них ничего не получится.
Вот и поспорь с ним!..
Глава 4
Войско Боэмунда подходило к Антиохии уже в темноте. Прочие крестоносцы, расположившиеся вокруг города, с удивлением смотрели на эти колонны, марширующие мимо костров в ногу, но на цыпочках. А когда кто-нибудь из воинов Христовых пытался поинтересоваться, что это Боэмундовы солдаты чудят, те целыми отрядами шикали на излишне любопытного ландскнехта и дружно прикладывали пальцы к губам. В итоге на марширующие отряды все крестоносцы махнули рукой и сделали вид, что ни фига их не замечают. Махнуть-то махнули и сделать — сделали, но сами коситься не забывали. Мало ли что эти боэмундцы задумали? Может быть, склад с колбасой нашли, разграбили, а теперь хотят спрятаться и тайком от всех сожрать?!
Трое ментов, вместе с сарацином, Ричардом и Горынычем, ждали их около башни, на которой Фируз изнывал от предвкушения надвигающегося обжорства, роняя вниз со стен целые водопады слюны. Пару раз он едва не падал, пытаясь во всех подробностях рассмотреть вожделенную тележку с кремом, и сердобольному Попову приходилось кидать в сельджука камнями, дабы привести его в чувство. Получив по лбу очередным булыжником, Фируз удивленно хлопал глазами и, потирая ушибленное место, на пару секунд забывал о своих мечтах, а затем все начиналось сначала.
— Вы где шлялись так долго? — зашипел на Боэмунда Рабинович, когда возглавляемые им отряды добрались-таки до ментов. — Через Китай, что ли, в Антиохию шли?
— Нет, сэр, — самодовольно улыбнулся перстоносец. — Для получения важного стратегического преимущества мы старались передвигаться как можно незаметнее. Из-за этого и скорость на марше была несколько ниже запланированной. Смею вас заверить, сэр, наш маневр не заметил никто.
— Ты имеешь в виду, что вот эти ничего не видели? — ухмыльнулся Сеня и ткнул пальцем за спину Боэмунду.
Не переставая улыбаться, рыцарь обернулся в указанном направлении и застыл. Улыбка постепенно сползла с его лица, сменившись сначала недоумением, а затем и жутким разочарованием. Да и было с чего! Прямо позади ровного строя его отрядов неорганизованной толпой трудился весь личный состав воинства крестоносцев. Переминаясь с ноги на ногу, ландскнехты и рыцари вытягивали шеи, стараясь рассмотреть, что же происходит под стенами крепости. Увидев, что Боэмунд на них смотрит, крестоносцы тут же отвернулись и сделали вид, что все дружно просто проходили мимо. Кто-то начал насвистывать, глядя на луну, кто-то ковырять пальцем в носу, а большинство и вовсе принялось шаркать ногами по песку, словно куры на навозной куче. Причем смущенные куры!
— Вот проклятое бесово племя, — буркнул себе под нос Боэмунд, а затем заорал во все горло: — Пошли отсюда, сволочи! Чего приперлись? Может, у нас тут любовное свидание. Может, блин, мы тут все «голубые»?!
— Охренел, баран? — оторопел Жомов и на всякий случай отгрузил Боэмунду два десятка подзатыльников, после которых рыцаря не было на грешной земле минут десять. Он витал в облаках и всем говорил: «Трям, здравствуйте». Впрочем, принятые Ваней меры слишком запоздали. А ведь учили же его в школе милиции: «Не разговаривай с подозреваемым. Сначала бей, а беседовать прокурор будет».
— Которые тут «голубые»? — завопили откуда-то из-за стен Антиохии. — Покажите, ради Аллаха! Ни разу еще не видел.
Следом за этим воплем, сначала на самой башне, где сидел в одиночестве Фируз, стали появляться турки, а вскоре они битком заполнили и окрестные стены, стоя едва ли не друг у друга на головах. Судя по тому, сколько их здесь было, посмотреть на «любовное свидание „голубых“» сбежались все защитники Антиохии без исключения. Под их общим весом стена заскрипела и угрожающе накренилась, явно торопясь отобрать славу у Пизанской башни.
— Зашибись! — обведя взглядом «всю королевскую конницу и всю королевскую рать», заявил Рабинович. — Прошли потихоньку, называется. — Он посмотрел на бессознательного Боэмунда. — Убил бы! Жалко, что по уставу не положено.
— И что теперь делать будем? — растерянно спросил Андрюша.
— А-а, пошли отсюда, — махнул рукой кинолог. — Завтра что-нибудь придумаем. А пока пусть эти уроды развлекаются.
«Уроды» действительно начали развлекаться от души. Примчавшиеся на стены сарацины, увидев перед собою все крестоносное войско, разочарованно завопили. Дескать, обман вокруг и надувательство. Якобы про нестандартные сексуальные наклонности всего христианства, вместе взятого, они и так давно знали, а хотелось бы на настоящих «голубых» посмотреть. Крестоносцы в ответ заорали, что хрен с ними, с наклонностями христиан, а вот о повальном скотоложестве последователей Магомета знают даже на Аляске! Сарацины этого, естественно, не стерпели и стали оплевывать сверху противника. В ответ крестоносцы стали швыряться камнями.
Трое ментов, вместе с сарацином, Ричардом и Горынычем, ждали их около башни, на которой Фируз изнывал от предвкушения надвигающегося обжорства, роняя вниз со стен целые водопады слюны. Пару раз он едва не падал, пытаясь во всех подробностях рассмотреть вожделенную тележку с кремом, и сердобольному Попову приходилось кидать в сельджука камнями, дабы привести его в чувство. Получив по лбу очередным булыжником, Фируз удивленно хлопал глазами и, потирая ушибленное место, на пару секунд забывал о своих мечтах, а затем все начиналось сначала.
— Вы где шлялись так долго? — зашипел на Боэмунда Рабинович, когда возглавляемые им отряды добрались-таки до ментов. — Через Китай, что ли, в Антиохию шли?
— Нет, сэр, — самодовольно улыбнулся перстоносец. — Для получения важного стратегического преимущества мы старались передвигаться как можно незаметнее. Из-за этого и скорость на марше была несколько ниже запланированной. Смею вас заверить, сэр, наш маневр не заметил никто.
— Ты имеешь в виду, что вот эти ничего не видели? — ухмыльнулся Сеня и ткнул пальцем за спину Боэмунду.
Не переставая улыбаться, рыцарь обернулся в указанном направлении и застыл. Улыбка постепенно сползла с его лица, сменившись сначала недоумением, а затем и жутким разочарованием. Да и было с чего! Прямо позади ровного строя его отрядов неорганизованной толпой трудился весь личный состав воинства крестоносцев. Переминаясь с ноги на ногу, ландскнехты и рыцари вытягивали шеи, стараясь рассмотреть, что же происходит под стенами крепости. Увидев, что Боэмунд на них смотрит, крестоносцы тут же отвернулись и сделали вид, что все дружно просто проходили мимо. Кто-то начал насвистывать, глядя на луну, кто-то ковырять пальцем в носу, а большинство и вовсе принялось шаркать ногами по песку, словно куры на навозной куче. Причем смущенные куры!
— Вот проклятое бесово племя, — буркнул себе под нос Боэмунд, а затем заорал во все горло: — Пошли отсюда, сволочи! Чего приперлись? Может, у нас тут любовное свидание. Может, блин, мы тут все «голубые»?!
— Охренел, баран? — оторопел Жомов и на всякий случай отгрузил Боэмунду два десятка подзатыльников, после которых рыцаря не было на грешной земле минут десять. Он витал в облаках и всем говорил: «Трям, здравствуйте». Впрочем, принятые Ваней меры слишком запоздали. А ведь учили же его в школе милиции: «Не разговаривай с подозреваемым. Сначала бей, а беседовать прокурор будет».
— Которые тут «голубые»? — завопили откуда-то из-за стен Антиохии. — Покажите, ради Аллаха! Ни разу еще не видел.
Следом за этим воплем, сначала на самой башне, где сидел в одиночестве Фируз, стали появляться турки, а вскоре они битком заполнили и окрестные стены, стоя едва ли не друг у друга на головах. Судя по тому, сколько их здесь было, посмотреть на «любовное свидание „голубых“» сбежались все защитники Антиохии без исключения. Под их общим весом стена заскрипела и угрожающе накренилась, явно торопясь отобрать славу у Пизанской башни.
— Зашибись! — обведя взглядом «всю королевскую конницу и всю королевскую рать», заявил Рабинович. — Прошли потихоньку, называется. — Он посмотрел на бессознательного Боэмунда. — Убил бы! Жалко, что по уставу не положено.
— И что теперь делать будем? — растерянно спросил Андрюша.
— А-а, пошли отсюда, — махнул рукой кинолог. — Завтра что-нибудь придумаем. А пока пусть эти уроды развлекаются.
«Уроды» действительно начали развлекаться от души. Примчавшиеся на стены сарацины, увидев перед собою все крестоносное войско, разочарованно завопили. Дескать, обман вокруг и надувательство. Якобы про нестандартные сексуальные наклонности всего христианства, вместе взятого, они и так давно знали, а хотелось бы на настоящих «голубых» посмотреть. Крестоносцы в ответ заорали, что хрен с ними, с наклонностями христиан, а вот о повальном скотоложестве последователей Магомета знают даже на Аляске! Сарацины этого, естественно, не стерпели и стали оплевывать сверху противника. В ответ крестоносцы стали швыряться камнями.