Лютый Алексей. Рабин Гут. Эльдорадо — не награда

   — Так, и что ты тут делаешь, скажи на милость? — грозно поинтересовался у Шипинуаля мой хозяин.
   — Как что? — удивился тот. — Пленных мятежников считаем. Спасибо вам. Только из-за вас победа вышла совершенно бескровной, хотя не знаю, понравится ли это Уицилопочтли.
   — А ну-ка отпусти всех, — распорядился Сеня.
   — То есть как? — оторопел секретарь Чимальпопоке и теперь уже правитель Теотнуакана. — Это невозможно. Половина пленников пойдет в рабство на плантации, а половину жрецы сегодня поздно вечером принесут в жертву.
   — Я сказал отпустить всех! — рявкнул Рабинович.
   — Ты че, в натуре, не понял, блин, что тебе говорят? — поддержал моего хозяина омоновец. — Тебе на пальцах объяснить?
   — Подожди, Ваня, — остановил его Рабинович и повернулся к Шипинуалю. — Во-первых, я тебе напомню, что мы сюда пришли не воевать, а заключать перемирие. Во-вторых, именно Уицилопочтли говорил, что готов пожертвовать своей армией, лишь бы встретиться с Кецалькоатлем. Ну и в-третьих, ты мои приказы собрался обсуждать?
   — Никак нет, гражданин начальник, — побледнел ацтек. — Как прикажете. Сейчас всех отпущу, — и галопом помчался к солдатам, охранявшим пленников.
   Проследив, что его распоряжения выполняются, Сеня развернулся и поплелся к оставленной нами повозке, от которой Попов, кстати, так и не отходил. Увидев физиономию моего хозяина, Андрюша вздохнул и, решившись, подошел к Рабиновичу.
   — Сеня, еще не всё потеряно. Есть один способ встретиться с Кецалькоатлем, — заявил Попов и, подождав, пока все удивятся, рассказал всем то, что ему поведал старик тараск. Ну не жук ли?!

Глава 6

   И не смейте мне говорить о квартирном вопросе!

Диоген

   — Ну и как тебя после этого называть, Андрюша? — ехидно поинтересовался Рабинович, когда криминалист закончил свой рассказ.
   — Уж точно не Андрюшей, — поддержал его Жомов.
   — Да что вы ко мне прицепились! — возмутился Попов. — Говорю же вам, что хотел сюрприз сделать, если, как задумывалось, встретиться с Кецалькоатлем не получится.
   — А если бы получилось, то ты пошел бы в пещеру и какое-нибудь собственное желание попросил бы выполнить? — не унимался Рабинович. — Вроде нового аквариума или какой-нибудь гурами жемчужной в свою коллекцию?
   — Может быть, — огрызнулся Попов. — А ты бы не пошел?
   Сеня фыркнул и решил ничего не отвечать. Да, собственно говоря, и отвечать-то было нечего. Кто-кто, а Рабинович непременно бы воспользовался пещерой для личной выгоды, если бы была такая возможность. И уж его бы, конечно, меньше всего интересовало, кто именно скрывается в пещере, если это существо могло выполнять желания. Зато личность доброго волшебника весьма интересовала другого члена экспедиции в Теотнуакан — Тлалу.
   — Странно, но я почему-то об этой пещере не слышала и даже не представляю, кто из нашего пантеона мог быть столь бескорыстен, — задумчиво проговорила она. — Разве что Шипе-Тотек, покровитель людей? Но он такой болтун, что, сделав хоть одно доброе дело, тут же раструбит о нем на все девять небес.
   — Да какая разница, кто он такой. Главное, чтобы помог нам с Кецалькоатлем встретиться, — отмахнулся Рабинович. — Кстати, у меня есть предложение…
   Сенина идея была проста, как всё гениальное. Раз уж неизвестный обитатель пещеры выполняет только одно в жизни человека желание, Рабинович предложил тянуть жребий. Один из троих служащих российских сил правопорядка спросит, как встретиться с Кецалькоатлем, а остальные будут действовать по собственному усмотрению. Попов, которому в жребиях почему-то постоянно не везло, с этим не согласился. Заранее посчитав себя обездоленным, на правах, так сказать, первооткрывателя пещеры, он потребовал, чтобы и его желание было удовлетворено. Делать это Рабинович, естественно, отказывался, и спор грозил затянуться на бесконечно долгий срок, если бы не вмешался Ваня Жомов.
   — И надо вам из-за такой ерунды скандалить? — устав слушать двух антагонистов, поинтересовался он. — Я про этого Кецальтупатля спрошу, а вы там загадывайте, что хотите. Блин, нашли тоже лампу Аладдина…
   — Имя только не перепутай, когда спрашивать будешь! — фыркнул Рабинович.
   — А ты мне его на бумажке запиши, — посоветовал омоновец.
   — Запишем, — пообещал Попов и, устыдившись собственного корыстолюбия, спросил: — Вань, а тебе неужели ничего не хочется?
   — Почему? Хочется! — удивился Жомов. — Выпить вот хочется. Даже от этой дрянной пульке бы не отказался, да только эта морда длинноклювая, — Иван кивнул головой в сторону кинолога, — ни фига не разрешит. Он, видите ли, спасать мир с похмелья не может.
   — На себя посмотри, медведь слонообразный, — огрызнулся Рабинович и покосился на Тлалу, с увлечением прислушивающуюся к разговору.
   — Да нет, Вань, я не о том, — не обратил внимания на сердитую реплику кинолога Попов. — Неужели тебе чего-нибудь не хочется такого… Ну, глобального, что ли?!
   — Это типа мировой революции? — поинтересовался омоновец и пожал плечами. — Нет, не хочется! Вот тещу бы, например, я бы заслал куда подальше, но и это, блин, не выйдет. Ленка расстроится…
   — Да ну тебя, Жомов, — осознав бесплодность попыток, махнул на него рукой эксперт. — Недалекий ты какой-то!..
   — Конечно, недалекий, — согласился Иван и ткнул кулак под нос Попова. — Во! Видишь, какой недалекий? Враз дотянуться могу.
   — Да пошел ты… — отмахнулся от него эксперт и, оттолкнув руку, посмотрел на темнеющее небо. — Сегодня пещеру искать бесполезно. Темнеет уже. Пора ужинать и на ночлег устраиваться.
   С этим предложением спорить никто не стал, тем более что и в самом деле на Теотнуакан опускалась ночь. Огромная армия ацтеков, которой, не заори Попов как резаный в самом начале битвы, полагалось быть разгромленной и обращенной в бегство, спокойно устраивалась на ночлег, заняв под бивак почти всё поле между кромкой леса и полуразрушенным Теотнуаканом. Солдаты разводили костры и готовили нехитрый ужин, а разочарованные роспуском пленников жрецы шлялись между ними, выискивая, к чему бы придраться.
   Единственными, кроме ментов, конечно, людьми, еще не устроившимися на ночь, была рота гвардейцев Чимальпопоке, под командованием Ачитометля, которая терпеливо ждала, когда омоновец соизволит дать соответствующий приказ. Ваня ждать себя не заставил и зычным голосом приказал устраиваться на ночлег. И только теперь вся троица с удивлением констатировала, что Шипинуаль с Капелькуалем куда-то исчезли. Ну, если первый, скорее всего, находился где-то в лагере ацтекского войска, общаясь с командованием, то вот куда пропал трактирщик, понять не мог никто.
   — Ну и хрен с ним, — махнул рукой Рабинович. — Андрюха, готовь ужин один, а я пока прогуляюсь по лагерю, найду Шипинуаля и узнаю, что они дальше собираются делать.
   Взяв с собой Мурзика, Сеня направился через лагерь ацтекской армии туда, где рядами белели пирамидальные палатки военачальников и ярко освещался кострами походный алтарь Уицилопочтли. Походным этот алтарь, понятно, был не потому, что ходил сам, хотя тридцати его носильщикам этого бы очень хотелось, а оттого, что на нем по ходу дела справляли богослужения с неизменными жертвоприношениями жрецы грозного бога ацтеков.
   Сегодня из-за Сениной принципиальности вместо человеческих жертв богу подарили трех нещипаных куриц, отчего жрецы, естественно, не источали ни малейшего благодушия.
   — Благодарите своего Кецалькоатля за то, что Чимальпопоке к вам благоволит, — недовольно проворчал один из жрецов, самый молодой, когда Сеня проходил мимо. — Иначе сегодня сами бы могли оказаться на этом алтаре.
   — Тебя пнуть или сам заткнешься? — спокойно поинтересовался Рабинович, успокаивая зарычавшего Мурзика. Молодому жрецу тут же что-то прошептал на ухо один из коллег постарше, и тот, нечленораздельно что-то пробурчав, скрылся за спинами остальных служителей бога.
   — Где тут у вас начальник остановился? — спросил у жрецов Рабинович, и один из них, изобразив почтительный поклон, указал рукой в сторону центральной палатки, украшенной шкурами ягуара.
   — Покорнейше благодарю, — съязвил кинолог и пошел в указанном направлении.
   Возле палатки командарма ацтеков стояли двое воинов с копьями, но преградить Сене путь они не решились или имели приказ странных чужеземцев пропускать внутрь беспрепятственно. Отодвинув одну из шкур, закрывавших вход, и чуть пригнувшись, Рабинович вошел внутрь.
   Как он и предполагал, Шипинуаль был здесь. Вместе с ним внутри богато украшенной шкурами палатки находились еще два аборигена: сам командир армии и верховный армейский жрец бога Уицилопочтли. Все трое резко обернулись навстречу вошедшему кинологу и оборвали разговор. Командарм смотрел на гостя с любопытством, а жрец что-то прошипел и недовольно поджал губы. Шипинуаль сделал шаг вперед.
   — Мы рады, что вы решили прийти сюда, — немного надменно проговорил тот. — Мы уже готовились послать за вами, как только закончим свое небольшое совещание, и приносим извинение за задержку приглашения.
   — Ладно-ладно, — жестом остановил его Сеня. — Изливаться потом будешь. Скажи-ка лучше, что вы собираетесь дальше делать?
   — Ну, поскольку главная цель нашего путешествия, встреча с Кецалькоатлем, не достигнута, то ждем ваших распоряжений, — ответил экс-секретарь тлатоани, а ныне наместник Теотнуакана. — В противном случае мы бы сразу занялись насущными делами, отправив вас с эскортом в Теночтитлан.
   — Ну, раз ждете моих приказаний, то тогда завтра утром чтобы этого войска я тут не наблюдал, — скомандовал Сеня.
   — Это что еще за произвол? — возмутился командарм. — Мятежники всё еще поблизости, и стоит нам уйти, как они снова соберутся вместе.
   — Тебе слова никто не давал. Ясно? — поинтересовался Рабинович. Полководец покраснел от злости, но глаза опустил, а Семен повернулся к Шипинуалю. — Мне и нужно, чтобы тольтеки снова собрали армию. Если ты опасаешься за свое здоровье, можешь уйти вместе с войсками.
   — Чимальпопоке приказал мне быть с вами рядом, пока не будет установлен контакт с Кецалькоатлем, и я остаюсь, — твердо ответил Шипинуаль. — Армия же, повинуясь вашему приказу, утром свернет лагерь и отойдет на расстояние суток пути.
   Сеня довольно кивнул и снова обвел взглядом всё руководство ацтекского войска. Жрец с командармом багровели от злости, но возражать посланнику Чимальпопоке не решались. Только их взгляды говорили Рабиновичу о том, что эта сладкая парочка сделала бы с ним, будь ее воля. Кинолог презрительно усмехнулся и, не прощаясь, вышел из палатки, нос к носу столкнувшись с Капелькуалем.
   — Ты чего тут делаешь? Подслушиваешь? — грозно поинтересовался Сеня.
   — Не без этого, — пожал плечами трактирщик. — Вы же знаете, нам, торговцам, чрезвычайно важна любая информация, чтобы правильно распорядиться вложением капитала. Вот я и делаю всё, что в моих силах, для добычи этой информации. Кстати, у меня есть для вас небезынтересные новости, которыми я и готов поделиться. За определенную мзду, конечно, — и увидев удивленный взор кинолога, хлопнул себя по лбу. — Ой, о чем это я? Совсем забываю о нашем с вами договоре и о том, что все мои услуги оплатит тлатоани по возвращении в Теночтитлан. Ну, не могу о прибыли не думать! Понимаете…
   — Может быть, болтать перестанешь и перейдешь ближе к делу? — недовольно поинтересовался Сеня.
   — Конечно, конечно! Как скажете, — согласился трактирщик. — Дело в том, что я тут оживил кое-какие мои старые связи и договорился для вас о встрече с вождем восставших тольтеков. Это милейший человек, к тому же чувствующий к вам благодарность за спасение пленных. Он ждет вас в укромном месте внутри Теотнуакана. Если хотите, я провожу вас немедленно.
   — Позже, — покачал головой Сеня. — Сначала поужинаем, а потом пойдем. Пошли со мной к нашему лагерю, а заодно и расскажешь, что еще смог узнать.
   Новостей оказалось не так уж и много, да еще и большинство из них новостями можно было назвать с натяжкой. Капелькуаль, который, как и все торговцы Мезоамерики, во время поездок занимался не столько добычей прибыли, сколько шпионажем, попав в Теотнуакан, быстренько восстановил свои старые связи среди повстанцев. Его агенты и подтвердили версию о том, что рык Попова в начале битвы был всеми принят за голос Уицилопочтли. Кецалькоатль тут же исчез, а сломленное таким быстрым бегством своего божества войско бросилось наутек.
   Впрочем, причина отступления была, конечно, не только в воплях криминалиста. Как поведал Рабиновичу трактирщик, большинство тольтеков давно считают восстание обреченным и выходят на такие, подобные сегодняшнему, сражения лишь потому, что считают позорным прослыть среди своего народа трусами. К удивлению кинолога, Капелькуаль сказал, что подавляющая часть восставших не верит, что рядом с их войском иногда появляется Кецалькоатль. Тольтеки думают, что он еще не вернулся в Мезоамерику и высылает им в поддержку лишь свою астральную проекцию, которая и рассеивается под действием силы Уицилопочтли. Восставшие уверены в том, что настоящий Кецалькоатль никогда бы так позорно не бежал от своего главного противника.
   — Вот это новость, — покачал головой Сеня. — Получается, что мы за миражем гонялись?
   — Я не знаю, что такое мираж, но если это то, что я думаю, то хочу сказать — вы ошибаетесь, — протараторил Капелькуаль. — Верховный жрец Кецалькоатля, путешествующий с восставшими, утверждает, будто лично общался с Крылатым Змеем, и тот, дескать, велел сражаться с захватчиками и верить, что он скоро вернется в страну и дарует верным тольтекам победу. А жрецы, как всем известно, никогда не врут!
   — Святая наивность, — хмыкнул Рабинович. — Ладно, встретимся с этим жрецом, сами всё узнаем. Что еще у тебя нового?
   Трактирщик вновь затараторил такой скороговоркой, какой позавидовал бы любой современный дистрибьютор. В этот раз в его информации ценности для экспедиции было еще меньше. То есть ценность в ней была, поскольку Капелькуаль говорил именно о ценах на всевозможные товары здесь, в Теотнуакане, и о возможности спекуляций ими, но Сеню она не впечатлила. Конечно, в любое другое время Рабинович бы не преминул воспользоваться особенностями местного рынка для получения прибыли, но сейчас, когда для его бездонных карманов были открыты кладовые Чимальпопоке, возможность заработать пару сотен бобов какао кинолога не интересовала. И встрепенулся он только тогда, когда Капелькуаль заявил, что вождь восставших хочет наградить его за спасение пленных.
   — С этого и надо было начинать! — возмутился кинолог. — И какую награду он предлагает?
   — Рыночную стоимость каждого спасенного человека, — ответил трактирщик. — По сто бобов какао за голову…
   — Пусть он себе эти бобы какао в задницу забьет! — возмутился Рабинович. — Меня интересуют только золото и драгоценные камни.
   — Золота у тольтеков почти нет, из драгоценных камней в основном один нефрит, да и бобы какао, боюсь, вождь себе в задницу забивать не будет — экономически не выгодно, да и удовольствия никакого, — задумчиво проговорил Капелькуаль и нарвался на злобный взгляд Рабиновича. — Но не волнуйтесь, гражданин начальник, что-нибудь мы придумаем. Вы пока ужинайте, а я к восставшим сбегаю и вернусь, — и с этими словами абориген умчался в сторону развалин города.
   — Идиот, — констатировал кинолог, глядя ему вслед, а затем вернулся к поджидавшим его друзьям.
   Новости, принесенные Сеней, встретили почти равнодушно.
   Попов оттого, что весь вечер разрывался между двумя желаниями — зарисовать остатки Теотнуакана и плотно поесть. Ну а поскольку одновременно готовить ужин и запечатлять руины в лучах заходящего солнца Андрюша просто не мог, он страшно злился из-за отсутствия Капелькуаля, на которого можно было бы взвалить большую часть дел, и обещал оторвать ему голову, когда вернется. Впрочем, эти угрозы никто всерьез не воспринимал. И лишь одна Тлала поглядывала на развоевавшегося толстяка с явным одобрением. Девушка-богиня, кстати, да Ахтармерз оказались единственными членами экспедиции, кто внимательно выслушал Сенин рассказ. Тлала выдвинула предположение, что вероятность создания своей проекции Кецалькоатлем весьма велика, а образованный Горыныч тут же принялся объяснять людям, какими именно способами можно подобную операцию провернуть. Ну а поскольку в технических терминах его мира российские милиционеры ничего не смыслили, то попросту велели Ахтармерзу заткнуться. На что тот тут же обиделся, увеличился в размерах и дохнул на людей своим желудочно-кишечным газом. Когда его захотели отшлепать за такое свинство, Горыныч спрятался под телегу и не вылез до тех пор, пока не получил индульгенцию.
   Жомов Сенины известия воспринял совершенно по-своему. Узнав о том, что утром ацтеки уйдут и у тольтеков появится шанс заново собрать войско, омоновец обрадовался и заявил, что готов на спор со своей ротой гвардейцев разогнать всю тольтекскую рать. Ачитометль его поддержал, но победу своим подчиненным прочил лишь при двух условиях: во-первых, если Кецалькоатль окажется всего лишь проекцией, а во-вторых, если Попов пару раз рявкнет в сторону противника. Андрюша от этого предложения лишь отмахнулся и повернулся к Рабиновичу.
   — Сеня, что-то не пойму, зачем тебе всё это нужно: ацтеков разгонять, новое войско повстанцев собирать и с их вождем встречаться? — недоуменно поинтересовался Попов. — Завтра сходим в пещеру, и все проблемы решатся.
   — Был бы ум, помер бы от дум, а мозгов нет, прождешь сто лет, — констатировал Сеня. — Андрюша, а если эта пещера, о которой тебе поведал старый маразматик, который в ней, к тому же, никогда не был, окажется просто сказкой? Где мы тогда Кецалькоатля возьмем? И как без него к Оберону вернемся?
   — Так ты всё-таки согласен, что Оберон готов уничтожить наш мир? — встрепенулся криминалист.
   — Согласен или не согласен, это дело пятое, — уклонился от прямого ответа Рабинович. — Но ясно как божий день, что без Кецалькоатля нам отсюда не выбраться. Да и встретиться с эльфийским владыкой всё равно нужно!
   — А-а, делай, что хочешь, — махнул рукой Андрей, прекращая дискуссию. — В конце концов, лишняя перестраховка еще никому не помешала.
   — Мальчики, а о чем вы говорите? Кто такой Оберон? — истряла в разговор Тлала. — А эльфы? Они такие же забавные, как эта ваша зверюшка? — девушка грациозно кивнула головой в сторону Ахтармерза.
   — Сама ты зверюшка! — обиделся трехглавый пожиратель насекомых и юркнул под телегу, прежде чем Рабинонич запустил в него первым, что попалось под руку. — Прекратите детей обижать, а то я прокурору пожалуюсь.
   — Ты найди его здесь сначала, прокурора-то, — фыркал Сеня и посмотрел на девицу. — Про Оберона и эльфов слишком долго рассказывать. Просто считай их богами из другого мира, не менее могущественными, чем твои коллеги по пантеону.
   — Я хочу о них всё знать! — закапризничала богиня, но прежде чем Рабинович взялся открывать девице все тайны, в дело вмешался Попов.
   — Тлала, мы тебя с эльфами лично познакомим, и ты сама у них всё узнаешь, — предложил эксперт-криминалист. — Мы не так много о них знаем, чтобы рассказать тебе об их жизни и не наврать. Подожди. Скоро сама сможешь подробно эльфов расспросить.
   — Точно обещаете? — сморщила носик девица. Все трое ментов слаженно, как солдаты на параде, кивнули. — Ладно, тогда я подожду. Только недолго!.. А других миров много?
   — Очень! — торопливо ответил Рабинович. — О них тебе тоже эльфы расскажут, и если сможешь их уговорить, то и самой удастся некоторые из миров посмотреть.
   Девушка обрадованно кивнула головой, заранее предвкушая, как именно станет уговаривать эльфов, а менты, увернувшись от обсуждения скользкой темы, облегченно вздохнули. При этом Попов с Рабиновичем обменялись такими взглядами, что было ясно, кого именно они считают виновником того, что речь на совещании зашла об Обероне, эльфах и других мирах. Впрочем, до главной беды — рассказа Тлале об истинных причинах изменений в Мезоамерике — дело не дошло, а значит, и большой трагедии не случилось. Сеня и криминалист решили боевых действий друг против друга не начинать и спокойно закончить ужин в молчании, ну а когда маленькое пиршество подходило к концу, явился Капелькуаль.
   — Дело сделано! — самодовольно заявил он. — Конечно, пришлось здорово поторговаться, но я выпотрошил из вождя тольтеков всё, что мог. Заставить его запихать в задницу зерна какао, конечно, не получилось, но всё остальное прошло удачно. Вождь согласен заплатить за каждого спасенного из рук ацтеков пленника по драгоценному камню размером не менее фазаньего яйца…
   — А у фазанов разве есть яйца? — удивился омоновец и тут же вспомнил: — Эх, точно, блин! Они же их несут.
   — Куда несут? — оторопел Капелькуаль.
   — На базар, блин! — рявкнул Жомов. — И не приставай ко мне с идиотскими вопросами. И вообще, можешь идти на хрен отсюда. Дай поесть спокойно.
   — Куда идти? — совсем ошалел трактирщик, никогда не слышавший о таком огородном растении, как хрен.
   — В Караганду, — посоветовал ему Сеня, окончательно запутав несчастного ацтека. — Потом пойдешь туда, а пока быстренько перекуси и веди нас к вождю тольтеков. Как его зовут, кстати?
   — Уичаан, — с набитым ртом проговорил трактирщик. — Он не чистокровный тольтек. Его бабушка была из ольмеков и настояла, чтобы внуку дали имя одного из их верховных божеств. В детстве его, конечно, за это дразнили, но когда жрецы его выбрали верховным правителем вместо погибшего в войне с ацтеками вождя, больше над именем Уичаана никто не шутил…
   — Вот и слава богу, — оборвал словоизлияния разговорчивого торговца Рабинович. — Ешь быстрее, пока совсем не стемнело, да пойдем.
   Капелькуаль дожевал большой кусок мяса с такой поразительной скоростью, будто опаздывал на сделку века, способную как минимум утроить его собственный капитал, а как максимум — сделать его лидером рейтинга самых богатых людей мира и по совместительству финансовым владыкой этой вселенной. Впрочем, предприимчивый торгаш от встречи ментов с Уичааном какую-то выгоду для себя наверняка имел. По крайней мере, твердо рассчитывал на вознаграждение, которое обещал ему за труды Рабинович по возвращении в Теночтитлан. Наивный! Можно подумать, после встречи с Кецалькоатлем кто-то из доблестной троицы в этот город возвращаться собирался…
   Армия ацтеков, как и положено воинскому подразделению, на ночь выставила посты по периметру. В той части, где лагерь карательного войска подступал ближе всего к разоренному Теотнуакану, дозоры были наиболее многочисленны, но задержать процессию, направлявшуюся внутрь города, никто не решился. Дескать, пусть идут, дураки! Прибьют их там из-за угла пыльным мешком, нам только спокойнее будет. Впрочем, на это никто из ацтеков, уже прекрасно знающих возможности странных друзей Кецалькоатля, особо и не рассчитывал, но зато как приятно было помечтать!
   К удивлению Рабиновича, ожидавшего, что Тлала попросит взять ее с собой, и готовившегося долго уговаривать девицу не покидать лагерь ради собственной же безопасности, богиня сама отказалась идти на встречу с вождем тольтеков. Дескать, ей такие переговоры неинтересны, да она и сама заранее знает, что Уичаан выполнит всё, о чем его Сеня попросит. Кинологу подобная уверенность пассии в его силах, конечно, польстила, но прежде чем отправиться вслед за Капелькуалем, Рабинович несколько секунд, как и в той деревне, где Попов выступил в роли доктора Айболита, удивленно рассматривал противоречивую девицу. То ей всё расскажи и дай пощупать, а то говорит, что новые приключения для нее скучны. В итоге, списав всё на обычную женскую эксцентричность, Рабинович присоединился к поджидавшей его команде.
   То, что Попов и Жомов составят Сене компанию, было очевидно с самого начала. Никто не ожидал, что к процессии пожелает присоединиться Ачитометль, но член ордена Орла почти умолял взять его с собой, дабы он засвидетельствовал почтение жрецу, удостоившемуся чести лично беседовать с Кецалькоатлем. Возражений на эту просьбу у ментов не нашлось, и Ачитометля взяли с собой. Как и Горыныча с Мурзиком, которые выступали в качестве группы поддержки на случай возможных осложнений.
   Сеня, правда, хотел оставить Мурзика сторожить одинокую Тлалу от возможных посягательств со стороны солдатни, но пес исполнять приказ наотрез отказался. Стоило только Рабиновичу отвернуться, как Мурзик, получавший неоднократно команду «охранять», тут же вставал со своего места и следовал за хозяином. В итоге Сене пришлось уступить настырности пса и взять его с собой.
   — Ладно, сейчас мне тебя некогда воспитывать, но вернемся домой, получишь хорошую трепку. Понял? — пообещал верному брату меньшему кинолог и в ответ заработал взгляд, однозначно означавший: «Мели, Емеля, твоя неделя».
   Теотнуакан действительно оказался сильно разрушен. Большинство домов пригорода лежали в руинах, и в их останках не светилось ни одного огонька. Достаточно сильно повреждены были и большинство зданий в центральной части Теотнуакана, а вот храмы и, что удивительно, бани, остались нетронутыми. И, насколько можно было заметить издалека, в храмах и примыкавших к ним «монастырях» жизнь шла полным ходом. А над одной из бань Рабинович заметил поднимавшийся в ночное небо светлый дымок