Страница:
— Это что за здание? — поинтересовался он у проводника, чью роль взял на себя Капелькуаль.
— А это баня, Сеня, — вместо него ответил Попов.
— В каком смысле баня? — не понял кинолог. — Типа наших общих, что ли?
— Не-а, — покачал головой эксперт. — Скорее типа сауны. Там в середине парной лежат раскаленные камни, которые слуги то и дело поливают водой со всякими ароматическими добавками. Ну а потом, пропарившись, можно водой из кувшина окатиться.
— А бассейна там не предусмотрено? — поинтересовался Жомов и, получив отрицательный ответ, горестно вздохнул. — Жаль, а то можно было бы оторваться по полной программе. Что скажешь, Сеня, устроим себе помывку? Веников березовых, правда, тут днем с огнем не найдешь, но что-нибудь придумать можно.
— Сначала Кецалькоатля найдем, — отрезал кинолог.
— Ой, да надоел ты уже вместе с этим змеюкой! — возмутился омоновец. — Что ты за человек такой, и сам не отдыхаешь нормально, и другим отдыхать не даешь?!
— А вот такой я гадкий человек, — огрызнулся Рабинович. — Потому что не хочу, попарившись в баньке, узнать, что нашего мира чьими-то стараниями уже нет. Я предпочту чуть-чуть потерпеть, но зато потом в настоящей русской бане с березовыми вениками и пивком оттянуться. Если кто-то хочет чего-то другого, то пожалуйста, может идти. Его никто не держит.
— Ладно, устыдил, — вздохнул Ваня и больше в этот вечер разговор о банях не заводил.
Как это ни казалось банальным, но скрывался от правосудия вождь заговорщиков в одном из храмов, которые ацтеки разрушить не решились. Когда-то на месте храма было небольшое святилище, но один из властителей города, желавший прослыть меценатом, приказал за свой счет выстроить над святилищем большую пирамиду, увенчанную храмом. Святилище замуровали, но потайной ход в него на всякий случай оставили. Вот в этом помещении, укрытом в чреве пирамиды, и проживал Уичаан.
Вождь повстанцев внешне ничем не отличался от виденных ранее российскими милиционерами индейцев. Он был бритоголов и бородат, носил огромное кольцо в носу, одевался в рубашку и штаны, украшенные перьями и драгоценными камнями. Жрец, стоявший рядом с ним, по сравнению с расфуфыренным нарядом Уичаана, выглядел настоящим стоиком, если не сказать — нищим. У дверей тайного убежища вождя повстанцев застыли двое воинов с копьями и щитами, и, кроме них, больше никого в святилище не было.
— От лица всей нации и других просвещенных народов мира хочу поблагодарить вас за спасение пленников, — торжественно произнес Уичаан. — Ваше деяние достойно быть внесено в летопись великих побед, и думаю, что международная организация Красного Креста и Красного Полумесяца отметит вас своими высшими наградами.
— Так, с международными организациями мы сами разберемся. Ты лучше сделай то, что обещал, — потребовал Рабинович и, увидев недоумение на лице вождя, напомнил: — Что ты там за каждого спасенного нам дать собирался?
— Сто бобов какао, — пробормотал Уичаан и тут же поправился: — То есть это сначала я обещал. А потом с почтенным Капелькуалем договорились, что вы получите по драгоценному камню размером с яйцо фазана. Вон, у двери лежит мешок. Можете пересчитать.
— Обойдемся, — ответил Рабинович. — Сначала обсудим дела. Мне говорят, что ваши люди не верят, что Кецалькоатль иногда приходит к вам?
— Это твердят святотатцы и маловерные! — в сердцах заявил жрец. — Я лично разговаривал с богом, и он дал мне вполне четкие инструкции.
— Точно разговаривал? — подозрительно посмотрел на него кинолог.
— Клянусь перьями кецаля и чешуей коатля! — ответил тот. — Бог вот прямо, как вы, тут стоял и всё мне подробно растолковал. Я тогда, помню, дотронуться до него пытался, но никак дотянуться не мог. А потом, когда я сделал себе клизму из остатков пульке, бог ушел. Я ему тоже клизму предлагал, но он отказался. Говорит, не пью. У него, мол, геморрой.
— Понятно. Допился, — констатировал Сеня и вздохнул. — Ладно, проверим, — и он повернулся к вождю. — Ацтекское войско завтра отступит от Теотнуакана. Я им приказал. У вас будут ровно сутки, чтобы снова собрать свою разбежавшуюся армию и попробовать разгромить захватчиков. Успеете?
— Да я ее за шесть часов соберу! — обрадованно воскликнул тольтек — Уж прямо и не знаю, как вас благодарить! По крайней мере, даже если мы завтра снова проиграем битву, тольтеки все как один в вашем распоряжении. Только скажите слово, и мы его исполним.
— Угу. Звезду с неба, например, достанете, — предположил Рабинович и, видя недоумение, вновь приклеившееся к лицу Уичаана, махнул рукой. — Не бери в голову, а то она таз перевешивать начнет. В общем, только снова собери свою армию, и большего от тебя не требуется. И еще. Завтра мы будем в ваших рядах, чтобы встретиться с Кецалькоатлем. С нами придет рота гвардейцев Чимальпопоке и его наместник Теотнуакана, — и жрец, и вождь злобно зашипели при упоминании об ацтеках. — Сразу предупреждаю, чтобы к ним никто не приставал. Они под нашим покровительством. А когда мы поговорим с вашим богом, будет видно, что делать дальше. Всё ясно?
— Только из уважения к вам обещаю, что этих грязных собак… — Мурзик зарычал, и Уичаан поправился: — скользких жаб трогать не будут. Но только до тех пор, пока эти поганые ацтеки не соберутся вредить нам. Если они попытаются что-то сделать, их тут же перережут, как цыплят.
— Ну а я тебе обещаю, что пока мы находимся вместе, никто из моих людей заговор против вас не устроит, — в свою очередь сделал заявление кинолог. — И последнее. Когда ты сможешь собрать свои войска?
— Завтра к полудню они будут стоять на том же поле, с которого бежали сегодня! — твердо заявил Уичаан.
— Ну что же, тогда все вопросы решены, — кивнул головой Рабинович и собрался прощаться, как вдруг за дверью поднялся какой-то шум, а затем раздался истошный вопль:
— Измена! Нас предали! Враги на пороге!
— Вот, значит, как?! — зашипел вождь тольтеков, выхватывая откуда-то из складок одежды обсидиановый нож. — Мы, значит, к вам с открытой душой и чистым сердцем, а вы камень за пазухой припасли?
— Не дергайся. Мы сами не знаем, что там происходит, но сейчас всё выясним, — проговорил кинолог и повернулся к друзьям. — Мужики, пошли разбираться. Похоже, какая-то скотина своевольничать надумала, и если это Шипинуаль, я ему лично маленькую головенку скручу!
Трое ментов, не сговариваясь, почти одновременно выскочили за дверь. Причем так получилось, что возглавил строй Попов, успевший подхватить с пола Горыныча и теперь державший трехглавого монстра в руках так, будто это был какой-нибудь завалявшийся автомат. Жомов с Рабиновичем немного поотстали, но оба, готовясь к битве, отстегнули от пояса дубинки. Ачитометль и Капелькуаль вышли последними, выдернув из рук замешкавшихся стражников копья. И если полководец держал оружие так, словно с ним и родился, в руках трактирщика копье выглядело, как кобура на корове.
Навстречу им по коридору отступали несколько тольтеков, из последних сил отбивавшихся от примерно сорока ацтеков, плотной колонной по три продвигавшихся к входу во внутреннее святилище. Не осознавая, что делает, Попов завопил «ложись!» и зачем-то нажал большими пальцами на брюхо Горыныча. Тот икнул и хотел обидеться на такое жестокое обращение со школьниками, но затем передумал и, уступая настойчивым нажимам воинствующего криминалиста, выпустил три небольшие струи пламени в сторону врага.
Тольтеков, защищавших проход, от поповского вопля побросало на пол, словно пластмассовые кегли. Ворвавшихся в храм воинов не повалило только из-за того, что они шли слишком плотным строем и просто не имели пространства для падения.
Но зато передних плотно вдавило в идущих следом, что образовало довольно большой разрыв между атакующими и оборонявшимися силами. Вот в это пространство и влетел Андрей, пройдясь буквально по головам тольтеков.
Может быть, в любой другой ситуации пламени, извергнутого Горынычем, и не хватило бы даже на то, чтобы сигарету прикурить, но пернатые украшения атакующих и прыть Попова сделали свое дело. От огня, поднесенного вплотную, первые ряды вспыхнули, как спички. Впрочем, так же быстро и прогорели, едва успев испугаться. Задние воины попятились, боясь загореться, и наступление временно угасло. И неизвестно, что случилось бы потом, не подоспей на помощь криминалисту Мурзик и Саня с омоновцем.
Эти бравые молодцы с таким усердием пустили в ход дубинки, что в считанные секунды десяток атакующих сказались на полу с различными по степени тяжести телесными повреждениями. Остальные, перепугавшись диких воплей, странного трехглавого изрыгателя огня и прыти российских милиционеров, бросились наутек, оставив раненых на поле боя. Сеня с Жомовым пару минут преследовали отступающий отряд ацтеков, но, когда выскочили из более-менее освещенного коридора в непроглядную темноту безлунной ночи, решили догонялки прекратить и вернуться назад. Рабинович позвал верного пса и вошел в коридор, где рьяный Попов уже приступил к допросу пленных.
— Отвечай, скотина, кто вас послал и с какой целью?! — рычал он, тряся полубесчувственного ацтека, словно тряпичную куклу.
— Что-то странное у нас с Андреем в последнее время творится, — удивился Рабинович. Жомов, соглашаясь, кивнул. — Поп, ты что, с ума сошел? У него же сейчас башка оторвется!
— А что он молчит-то, — вдруг смутился криминалист, выпустил из рук анику-воина и, покраснев, отошел в тень. — Сами тогда допрашивайте, раз вам мои методы не нравятся.
— Во-во, — согласился с ним Жомов. — А ты иди лучше порисуй что-нибудь или какую-нибудь ерунду изобрети. Вроде пятого колеса к телеге, — а затем подошел к ацтеку, только что оставленному в покое, и пнул его берцом по щиколотке. — Будешь говорить или нет?
— Еще один туда же, — возвел очи к небу кинолог. — Жомов, по-твоему, ты чем занимаешься?
— Допрашиваю, — удивился недогадливости друга омоновец. — Но я же ему голову не отрываю.
— Да ну вас всех в Караганду! — простонал Рабинович. — Дурак на дураке едет, дураком погоняет. Уйди. Сам всё узнаю.
Собственно говоря, пленные ацтеки скрывать ничего не собирались. Как только они смогли прийти в себя после недавней обработки «демократизаторами», выложили нее как на духу. Оказалось, что ни Шипинуаль, ни командарм карательного войска к их появлению в тайном убежище отношения не имели. Это жрец Уицилопочтли приказал личной страже тайно следить за пришельцами и, если те попытаются встретиться с повстанцами, схватить и тех, и других, обвинив в предательстве. Ацтеки проследили ментов со спутниками до входа в тайное убежище, а потом долго не могли найти скрытую дверь. И, лишь догадавшись, что несколько вооруженных тольтеков битый час стоят у каменной панели не просто так, слуги жреца сообразили, где находится вход в тайное убежище. Ну а потом, как говорится, встретились два одиночества… Ладно, пусть не два! Скажем так, штук пятьдесят. Но смысла это не меняет!
Уичаан, присутствовавший на этом допросе, сразу извинился перед ментами за свои беспочвенные подозрения и тут же предложил предать всех пленных смерти на жертвенном алтаре. На что получил от Сени точно такой же отказ, какого недавно был удостоен Шипинуаль, пожелавший такой же участи пленным тольтекам.
— Да что вы, е-мое, не можете жить, чтобы кого-то не зарезать? — взвился кинолог.
— Так мы же не для себя, — пожал плечами вождь. — Это богам силу возвращает только людская кровь. Потому Кецалькоатль и не может открыто выступить против Уицилопочтли. Тому жертв намного больше приносят. Ацтекский бог просто сильнее нашего. Но мы это исправим. После завтрашней победы я ему в жертву десять тысяч человек принесу.
— Я, блин, сейчас тебя самого куда-нибудь принесу! — рявкнул на него Жомов. — Тебе же сказали, чтобы жертв не было, пока мы тут. Ты тупой или просто не понял?
— Да как скажете, — согласился Уичаан. — Вы уйдете, тогда я и буду жертвы богу делать.
— Да оставьте вы их в покое. Их не переделать! — вмешался в разговор Попов. — Всё равно, стоит нам убраться отсюда, человеческие жертвоприношения продолжатся. И будут продолжаться, пока Кортес почти всех индейцев в Мезоамерике не перебьет.
— Значит, правильно сделает, — буркнул Жомов.
— Ага. В Европе того времени тоже так считали, — согласился с ним Попов. — Потом, правда, раскаялись, но было уже поздно.
— Ладно, нас это не касается. У нас тут другие дела, — подвел итог бесплодной дискуссии Рабинович. — Забираем с собой этих горе-вояк и возвращаемся в лагерь. А там я лично со жрецом побеседую.
Увести с собой ацтеков российским милиционерам никто не мешал, хотя вождь и его слуги смотрели вслед врагам кровожадно-красноречивыми взглядами. А вот желанию Рабиновича встретиться с ацтекским верховным жрецом не суждено было осуществиться. Тот, едва узнав о позорном поражении высланного вслед чужакам отряда, сослался на то, что нужно подготовить новое место к богослужению, и отбыл из расположения войска, несмотря на непроглядную ночь. Догонять жреца менты, естественно, не стали и, вместо него оторвавшись на Шипинуале и командарме, спокойно отправились спать. Правда, уснуть удалось не сразу, а лишь после того, как Тлале были рассказаны все подробности прогулки по Теотнуакану, но когда девичье любопытство было удовлетворено, утихомирились все и до самого рассвета проспали беспробудным сном.
Утром ацтекские воины, имевшие дурацкую привычку приветствовать очередное возрождение солнца радостными криками, разбудили путешественников. Впрочем, возмущался сим фактом лишь Андрюша Попов. Жомов и так привык рано вставать, а Рабинович, хоть и не выспался, так торопился отыскать волшебную пещеру до того момента, когда вновь соберется тольтекское воинство, что был только благодарен ранней побудке. И ворчание Попова кинолог усилил тем, что не дал времени на нормальный, с точки зрения криминалиста, завтрак. Сеня и сам быстро перекусил, и другим не позволил набивать брюхо. Оставив гвардейцев под командованием Ачитометля и Капелькуаля сторожить имущество, Рабинович с остальными отправился на поиски пещеры.
Неожиданно для Фомы неверующего, в роли которого, как обычно, выступал кинолог, приметы, данные старым тараском, оказались весьма точны. Конечно, друзьям пришлось здорово поблуждать по сельве, окружавшей Теотнуакан, но примерно через полтора часа после начала поисков пещера, ведущая внутрь невысокого холма, была найдена. Несколько секунд вся троица колебалась, раздумывая, вместе нужно входить внутрь, или таинственное существо будет разговаривать только с тем, кто пришел один, но в итоге решили всё же не разделяться и, запалив заранее захваченные из лагеря факелы, в сопровождении Тлалы и Горыныча вошли под низкие своды. Путешественники не успели пройти и десятка шагов по узкому коридору, как оказались в достаточно просторной пещере, дальний конец которой тонул во мраке. И едва они вошли внутрь, как грозный голос произнес:
— Стойте, пришельцы! Больше ни шагу!
— Я не понял, кто это там вякает? — возмутился омоновец, прежде чем кто-нибудь успел его удержать от этого неуместного вопроса.
— С тобой, шпана, не вякает, а говорит Глеб Жеглов! Шаррапов с вами? — прогремел тот же голос и тут же тихо выругался: — И что я за чушь несу? Придет же в голову такая ерунда?! — И после небольшой паузы продолжил: — В смысле, я хотел спросить, узнать мое имя и есть твое сокровенное желание?
— Нет, это не его сокровенное желание! — прежде чем Жомов успел сказать еще какую-нибудь глупость, заверил обладателя голоса Рабинович и ткнул омоновца кулаком в бок — Спрашивай про Кецалькоатля!
— Да помню я, блин, — огрызнулся Иван и посмотрел в сторону неизвестного существа. — Короче, колись, как нам найти Кецалькоатля? Нам с ним встретиться нужно.
— Вот это у вас запросы! — изумился неизвестный. — А может быть, вам еще ключи дать от квартиры, где деньги лежат?
— Может быть, и ключи. Но это позже, — за всех ответил кинолог. — А сейчас рассказывай про Кецалькоатля. Ты ведь сам говорил, что выполнишь любое желание того, кто тебя найдет.
— Вот именно, что сам говорил. Хочу, свои обещания выполняю, а хочу — назад беру, — проворчало существо. — Впрочем, Шиутекутли с вами. Так и быть, скажу. Только ответьте на один вопрос. Зачем вам Кецалькоатль?
— Нам нужно обсудить с ним его отношения с Уицилопочтли, — нехотя ответил Сеня. — Судя по тому, что мы знаем, этот мир скоро погибнет безвозвратно, и только они вдвоем могут этому помешать.
— О чем-то подобном я и думал, — произнес голос, и его обладатель вышел на свет. — Ну так обсуждайте, поскольку Кецалькоатль, это я.
— Ни фига себе! — удивился Сеня. — Его, значит, везде ищут, а он тут преспокойно в пещере обитает.
— А что, жилье вполне приличное. Тем более никто даже помыслить не мог, что после роскоши девяти небес я в такой дыре окажусь, — усмехнулся бог. — Верные мне тольтеки рядом, их жертвоприношений хватает, и я почти ни в чем не нуждаюсь. Так что вы хотели мне сказать?
Рабинович открыл было рот, и тут…
ХЛО-ОП!!!
— Ну что, козлы безрогие, доигрались? — завопил Лориэль, появившись под потолком пещеры, как раз посредине, между ментами и Кецалькоатлем. — Дожили, умники, до того, что вас теперь любой лох за нос водить может, а вы, как пещерные тролли, уши до самой земли развесили и слюни на брюхо пустили? Оставил бы я вас, чтобы вы тут сгнили к гномьей матери, да из-за вашего головотяпства много бед случиться может.
— А это не эльф случайно? — перебивая Лориэля, поинтересовалась Тлала.
— Он самый, — кивнул головой кинолог. — И уж раз теперь все в сборе, чмом последним буду, если не получу исчерпывающих ответов на все вопросы!..
Часть III
Глава 1
Честно говоря, увидев Кецалькоатля, я даже поначалу на появление Лориэля внимания не обратил. Удивлялся, почему мои менты так спокойно на внешний вид этого мезоамериканского бога отреагировали — за маску, что ли, его голову приняли — но согласитесь, любое существо, у которого вместо носа и рта один большой клюв, напоминающий респиратор, а вместо волос — перья, вызовет пристальное внимание где угодно. Остальное у Кецалькоатля было вполне человеческим, если не считать странной, словно шелушащейся, чешуйчатой кожи, покрытой витиеватым узором, напоминавшим татуировки жрецов.
Тольтекский бог был одет в набедренную повязку и накидку из перьев, а единственным его украшением служило богатое ожерелье из нефрита и жемчуга. Я стоял и пялился на это странное создание, разинув пасть, и даже не сразу сообразил, что к нашей компании присоединился маленький наглец, дебошир и явный кандидат в покойники эльф Лориэль. И лишь к концу его тирады я захлопнул пасть и понял, что самое интересное только начинается. По крайней мере, рука Жомова застыла в миллиметре от кобуры с пистолетом, а Горыныч начал источать тот самый резкий запах тухлых яиц, который у него проявляется перед залпом трех естественных огнеметов.
— И вы говорите, что этот недомерок почти во всём равен нам, богам? — скептически поинтересовалась Тлала в ответ на подтверждение моим хозяином личности Лориэля.
— Это кого ты недомерком назвала, корова прыщавая? — возмутился перепончатокрылый пискля, всем корпусом разворачиваясь к богине.
— Ну вот, все и познакомились! — захохотал Кецалькоатль, которого всё происшедшее почему-то явно забавляло. — Чудесная у нас компания подобралась. Давно так не веселился.
— Так, ты смеяться потом будешь, — пообещал Сеня, подтвердив мои догадки, а реплику Лориэля, видимо, оставляя про запас. — Ты противогаз-то с башки сними, чтобы мы посмотрели, на что ты сам похож.
— Кого мне снять с башки? — удивленно вскинул брови Пернатый Змей и пошевелил перьями на макушке.
— Не кого, а чего. Маску сними, говорю! — доброжелательно рявкнул мой хозяин.
— Какую маску? — опять не понял бог.
— С ума сойти, — простонал Рабинович. — Нет, это не Россия, а Мезоамерика — страна непуганых идиотов. Что у тебя на голове?
— Сеня, он, похоже, на самом деле так выглядит, — осторожно встрял в разговор Попов. — Судя по всему, клюв и перья у него настоящие.
— Ах, вы об этом? — щелкнул клювом Кецалькоатль. — А что вас удивляет? Это вас, христиан и иудеев, бог по своему образу и подобию создавал, а мы некоторые различия всё же оставили. Так, в качестве меры предосторожности, чтобы нас друг с другом не перепутали.
— А как же тогда Уицилопочтли? Он же как обычный человек выглядит. Да и Тлала… — промямлил сраженный Рабинович.
— Тлала? Вы имеете в виду Тласолтеотл? — поинтересовался бог. Сеня кивнул. — Так она ведь женщина. Как взбредет в голову, так она выглядеть и будет. Хоть змеей подколодной, хоть дурочкой безродной или куклой холодной. Правда, стервочка моя?
— Точно так, кецаль ты ощипанный, — кокетливо улыбнулась девица, и мой Сеня крайне подозрительно перевел взгляд с одного на другую.
— А насчет Уицилопочтли, то разве можно судить по внешности этого выскочки о настоящих богах? — снова клацнув клювом в ответ на реплику богини, продолжил объяснения Кецалькоатль. — Когда-то, лет триста назад, этот аферист был верховным вождем кучки жалких бродяг под названием ацтеки.
Естественно, как и все смертные, он в конце концов помер, но Уицилопочтли похоронили с такими почестями, каких мы еще до сих пор не видели. Его хоронили, как бога, ну а мы в пантеоне, честно говоря, жизнью ацтеков не интересовались вообще и подняли усопшего к себе, чтобы узнать, какими выдающимися делами тот заслужил столь великое поклонение своего племени. Уицилопочтли ответил, что предсказал своему народу светлое будущее и указал. Мы посмеялись и оставили его в пантеоне, дав возможность с небес руководить своим жалким народом. И посмотрите, во что это вылилось? Ацтеки расплодились хуже китайцев и весь наш мир поработили. А этот аферист набрал себе кучку прихлебателей и, ограничив другим богам доступ к жертвенным воздаяниям, почти полностью захватил власть в пантеоне. И скоро про нас, коренных жителей небес, окончательно забудут в Мезоамерике. Останется один Уицилопочтли, и тогда я не знаю, что произойдет.
— Так, вы с историческими справками закончили? — подал голос из-под потолка удивительно долго молчавший Лориэль. — Или пустопорожнюю болтовню еще пару сотен лет вести будете, уроды, мать вашу?..
— О господи! А мы про тебя и забыли, — съязвил Рабинович. — Ваня, Горыныч, если этот прыщ улизнуть попытается, палите в него из всех орудий.
— Ах, вот вы как?! — разъярился эльф. — До угроз физического воздействия, значит, дошли? Не напомнишь, это статья номер какая?
— Не напомню. А пока помолчи! Нам самостоятельно во всём разобраться нужно, — отрезал Сеня, и, к моему удивлению, Лориэль действительно заткнулся.
Как я уже не раз говорил, въедливости и дотошности моего хозяина позавидовал бы любой начинающий прокурор, решивший громкими делами сделать себе карьеру. Если уж Рабинович брался что-то выяснять, отвертеться от его вопросов не смогла бы и жомовская теща. Теперь добавьте к этому изначальное Сенино неверие ни в слова Оберона, ни в утверждения Эксмоэля — и поймете, почему он устроил Кецалькоатлю форменный допрос. Впрочем, тольтекский бог и не сопротивлялся, по-прежнему находя ситуацию, в которой оказался, крайне забавной.
Впрочем, его понять можно. Представьте себе, что у вас в квартире невесть откуда взялись эльф, трехглавый начинающий маг, человек с орлиной головой, разбитная девица и еще несколько чудаковатых существ по вашему выбору. Теперь заставьте их друг с другом лаяться, оставаясь в стороне, и вы поймете, как станет весело в вашей квартире… Что? Вы бы милицию вызвали? А про каких чудаковатых существ я вам тогда говорил? Тут она, милиция, никуда, родимая, не делась. Но уж если вам не хочется у себя в квартире таких гостей принимать, просто читайте то, что я вам излагаю. По крайней мере, соседи к вам не постучатся, чтобы узнать, из-за чего дебош в вашем доме.
Но, вернемся к нашим баранам… Хотя, вот еще одно человеческое выражение, которого я совсем не понимаю! Ну, объясните мне кто-нибудь, зачем вы, люди, всё время к каким-то баранам возвращаетесь? Вас что, в дурную компанию всё время тянет? Вам общаться, кроме как с баранами, больше не с кем? Или вам у баранов под хвостом тушенкой намазано?.. Вечно придумываете себе фразеологизмы, от которых уши вянут, шерсть блекнет и во рту оскомина появляется, но эти обороты настолько прилипчивы оказываются, что избавиться от них труднее, чем от репьев в моей шкуре.
Впрочем, я отвлекся. Всё время так: начну с вами о чем-то спорить и забываю, что должен объективно и беспристрастно освещать наше путешествие. Ну и, честно говоря, осветить пещеру посильнее всё же не помешало бы.
Зрение у меня слабое, а от трех факелов, которые приперли в жилище Кецалькоатля мои коллеги по отделу внутренних дел, толку было немного. Тем более что в пещере дуло, они мерцали, словно мигалка на крыше патрульной машины. А в таких условиях глаза быстро устают. Вот я их и закрыл, улегшись на брюхо и просто решив слушать, что происходит вокруг.
— А это баня, Сеня, — вместо него ответил Попов.
— В каком смысле баня? — не понял кинолог. — Типа наших общих, что ли?
— Не-а, — покачал головой эксперт. — Скорее типа сауны. Там в середине парной лежат раскаленные камни, которые слуги то и дело поливают водой со всякими ароматическими добавками. Ну а потом, пропарившись, можно водой из кувшина окатиться.
— А бассейна там не предусмотрено? — поинтересовался Жомов и, получив отрицательный ответ, горестно вздохнул. — Жаль, а то можно было бы оторваться по полной программе. Что скажешь, Сеня, устроим себе помывку? Веников березовых, правда, тут днем с огнем не найдешь, но что-нибудь придумать можно.
— Сначала Кецалькоатля найдем, — отрезал кинолог.
— Ой, да надоел ты уже вместе с этим змеюкой! — возмутился омоновец. — Что ты за человек такой, и сам не отдыхаешь нормально, и другим отдыхать не даешь?!
— А вот такой я гадкий человек, — огрызнулся Рабинович. — Потому что не хочу, попарившись в баньке, узнать, что нашего мира чьими-то стараниями уже нет. Я предпочту чуть-чуть потерпеть, но зато потом в настоящей русской бане с березовыми вениками и пивком оттянуться. Если кто-то хочет чего-то другого, то пожалуйста, может идти. Его никто не держит.
— Ладно, устыдил, — вздохнул Ваня и больше в этот вечер разговор о банях не заводил.
Как это ни казалось банальным, но скрывался от правосудия вождь заговорщиков в одном из храмов, которые ацтеки разрушить не решились. Когда-то на месте храма было небольшое святилище, но один из властителей города, желавший прослыть меценатом, приказал за свой счет выстроить над святилищем большую пирамиду, увенчанную храмом. Святилище замуровали, но потайной ход в него на всякий случай оставили. Вот в этом помещении, укрытом в чреве пирамиды, и проживал Уичаан.
Вождь повстанцев внешне ничем не отличался от виденных ранее российскими милиционерами индейцев. Он был бритоголов и бородат, носил огромное кольцо в носу, одевался в рубашку и штаны, украшенные перьями и драгоценными камнями. Жрец, стоявший рядом с ним, по сравнению с расфуфыренным нарядом Уичаана, выглядел настоящим стоиком, если не сказать — нищим. У дверей тайного убежища вождя повстанцев застыли двое воинов с копьями и щитами, и, кроме них, больше никого в святилище не было.
— От лица всей нации и других просвещенных народов мира хочу поблагодарить вас за спасение пленников, — торжественно произнес Уичаан. — Ваше деяние достойно быть внесено в летопись великих побед, и думаю, что международная организация Красного Креста и Красного Полумесяца отметит вас своими высшими наградами.
— Так, с международными организациями мы сами разберемся. Ты лучше сделай то, что обещал, — потребовал Рабинович и, увидев недоумение на лице вождя, напомнил: — Что ты там за каждого спасенного нам дать собирался?
— Сто бобов какао, — пробормотал Уичаан и тут же поправился: — То есть это сначала я обещал. А потом с почтенным Капелькуалем договорились, что вы получите по драгоценному камню размером с яйцо фазана. Вон, у двери лежит мешок. Можете пересчитать.
— Обойдемся, — ответил Рабинович. — Сначала обсудим дела. Мне говорят, что ваши люди не верят, что Кецалькоатль иногда приходит к вам?
— Это твердят святотатцы и маловерные! — в сердцах заявил жрец. — Я лично разговаривал с богом, и он дал мне вполне четкие инструкции.
— Точно разговаривал? — подозрительно посмотрел на него кинолог.
— Клянусь перьями кецаля и чешуей коатля! — ответил тот. — Бог вот прямо, как вы, тут стоял и всё мне подробно растолковал. Я тогда, помню, дотронуться до него пытался, но никак дотянуться не мог. А потом, когда я сделал себе клизму из остатков пульке, бог ушел. Я ему тоже клизму предлагал, но он отказался. Говорит, не пью. У него, мол, геморрой.
— Понятно. Допился, — констатировал Сеня и вздохнул. — Ладно, проверим, — и он повернулся к вождю. — Ацтекское войско завтра отступит от Теотнуакана. Я им приказал. У вас будут ровно сутки, чтобы снова собрать свою разбежавшуюся армию и попробовать разгромить захватчиков. Успеете?
— Да я ее за шесть часов соберу! — обрадованно воскликнул тольтек — Уж прямо и не знаю, как вас благодарить! По крайней мере, даже если мы завтра снова проиграем битву, тольтеки все как один в вашем распоряжении. Только скажите слово, и мы его исполним.
— Угу. Звезду с неба, например, достанете, — предположил Рабинович и, видя недоумение, вновь приклеившееся к лицу Уичаана, махнул рукой. — Не бери в голову, а то она таз перевешивать начнет. В общем, только снова собери свою армию, и большего от тебя не требуется. И еще. Завтра мы будем в ваших рядах, чтобы встретиться с Кецалькоатлем. С нами придет рота гвардейцев Чимальпопоке и его наместник Теотнуакана, — и жрец, и вождь злобно зашипели при упоминании об ацтеках. — Сразу предупреждаю, чтобы к ним никто не приставал. Они под нашим покровительством. А когда мы поговорим с вашим богом, будет видно, что делать дальше. Всё ясно?
— Только из уважения к вам обещаю, что этих грязных собак… — Мурзик зарычал, и Уичаан поправился: — скользких жаб трогать не будут. Но только до тех пор, пока эти поганые ацтеки не соберутся вредить нам. Если они попытаются что-то сделать, их тут же перережут, как цыплят.
— Ну а я тебе обещаю, что пока мы находимся вместе, никто из моих людей заговор против вас не устроит, — в свою очередь сделал заявление кинолог. — И последнее. Когда ты сможешь собрать свои войска?
— Завтра к полудню они будут стоять на том же поле, с которого бежали сегодня! — твердо заявил Уичаан.
— Ну что же, тогда все вопросы решены, — кивнул головой Рабинович и собрался прощаться, как вдруг за дверью поднялся какой-то шум, а затем раздался истошный вопль:
— Измена! Нас предали! Враги на пороге!
— Вот, значит, как?! — зашипел вождь тольтеков, выхватывая откуда-то из складок одежды обсидиановый нож. — Мы, значит, к вам с открытой душой и чистым сердцем, а вы камень за пазухой припасли?
— Не дергайся. Мы сами не знаем, что там происходит, но сейчас всё выясним, — проговорил кинолог и повернулся к друзьям. — Мужики, пошли разбираться. Похоже, какая-то скотина своевольничать надумала, и если это Шипинуаль, я ему лично маленькую головенку скручу!
Трое ментов, не сговариваясь, почти одновременно выскочили за дверь. Причем так получилось, что возглавил строй Попов, успевший подхватить с пола Горыныча и теперь державший трехглавого монстра в руках так, будто это был какой-нибудь завалявшийся автомат. Жомов с Рабиновичем немного поотстали, но оба, готовясь к битве, отстегнули от пояса дубинки. Ачитометль и Капелькуаль вышли последними, выдернув из рук замешкавшихся стражников копья. И если полководец держал оружие так, словно с ним и родился, в руках трактирщика копье выглядело, как кобура на корове.
Навстречу им по коридору отступали несколько тольтеков, из последних сил отбивавшихся от примерно сорока ацтеков, плотной колонной по три продвигавшихся к входу во внутреннее святилище. Не осознавая, что делает, Попов завопил «ложись!» и зачем-то нажал большими пальцами на брюхо Горыныча. Тот икнул и хотел обидеться на такое жестокое обращение со школьниками, но затем передумал и, уступая настойчивым нажимам воинствующего криминалиста, выпустил три небольшие струи пламени в сторону врага.
Тольтеков, защищавших проход, от поповского вопля побросало на пол, словно пластмассовые кегли. Ворвавшихся в храм воинов не повалило только из-за того, что они шли слишком плотным строем и просто не имели пространства для падения.
Но зато передних плотно вдавило в идущих следом, что образовало довольно большой разрыв между атакующими и оборонявшимися силами. Вот в это пространство и влетел Андрей, пройдясь буквально по головам тольтеков.
Может быть, в любой другой ситуации пламени, извергнутого Горынычем, и не хватило бы даже на то, чтобы сигарету прикурить, но пернатые украшения атакующих и прыть Попова сделали свое дело. От огня, поднесенного вплотную, первые ряды вспыхнули, как спички. Впрочем, так же быстро и прогорели, едва успев испугаться. Задние воины попятились, боясь загореться, и наступление временно угасло. И неизвестно, что случилось бы потом, не подоспей на помощь криминалисту Мурзик и Саня с омоновцем.
Эти бравые молодцы с таким усердием пустили в ход дубинки, что в считанные секунды десяток атакующих сказались на полу с различными по степени тяжести телесными повреждениями. Остальные, перепугавшись диких воплей, странного трехглавого изрыгателя огня и прыти российских милиционеров, бросились наутек, оставив раненых на поле боя. Сеня с Жомовым пару минут преследовали отступающий отряд ацтеков, но, когда выскочили из более-менее освещенного коридора в непроглядную темноту безлунной ночи, решили догонялки прекратить и вернуться назад. Рабинович позвал верного пса и вошел в коридор, где рьяный Попов уже приступил к допросу пленных.
— Отвечай, скотина, кто вас послал и с какой целью?! — рычал он, тряся полубесчувственного ацтека, словно тряпичную куклу.
— Что-то странное у нас с Андреем в последнее время творится, — удивился Рабинович. Жомов, соглашаясь, кивнул. — Поп, ты что, с ума сошел? У него же сейчас башка оторвется!
— А что он молчит-то, — вдруг смутился криминалист, выпустил из рук анику-воина и, покраснев, отошел в тень. — Сами тогда допрашивайте, раз вам мои методы не нравятся.
— Во-во, — согласился с ним Жомов. — А ты иди лучше порисуй что-нибудь или какую-нибудь ерунду изобрети. Вроде пятого колеса к телеге, — а затем подошел к ацтеку, только что оставленному в покое, и пнул его берцом по щиколотке. — Будешь говорить или нет?
— Еще один туда же, — возвел очи к небу кинолог. — Жомов, по-твоему, ты чем занимаешься?
— Допрашиваю, — удивился недогадливости друга омоновец. — Но я же ему голову не отрываю.
— Да ну вас всех в Караганду! — простонал Рабинович. — Дурак на дураке едет, дураком погоняет. Уйди. Сам всё узнаю.
Собственно говоря, пленные ацтеки скрывать ничего не собирались. Как только они смогли прийти в себя после недавней обработки «демократизаторами», выложили нее как на духу. Оказалось, что ни Шипинуаль, ни командарм карательного войска к их появлению в тайном убежище отношения не имели. Это жрец Уицилопочтли приказал личной страже тайно следить за пришельцами и, если те попытаются встретиться с повстанцами, схватить и тех, и других, обвинив в предательстве. Ацтеки проследили ментов со спутниками до входа в тайное убежище, а потом долго не могли найти скрытую дверь. И, лишь догадавшись, что несколько вооруженных тольтеков битый час стоят у каменной панели не просто так, слуги жреца сообразили, где находится вход в тайное убежище. Ну а потом, как говорится, встретились два одиночества… Ладно, пусть не два! Скажем так, штук пятьдесят. Но смысла это не меняет!
Уичаан, присутствовавший на этом допросе, сразу извинился перед ментами за свои беспочвенные подозрения и тут же предложил предать всех пленных смерти на жертвенном алтаре. На что получил от Сени точно такой же отказ, какого недавно был удостоен Шипинуаль, пожелавший такой же участи пленным тольтекам.
— Да что вы, е-мое, не можете жить, чтобы кого-то не зарезать? — взвился кинолог.
— Так мы же не для себя, — пожал плечами вождь. — Это богам силу возвращает только людская кровь. Потому Кецалькоатль и не может открыто выступить против Уицилопочтли. Тому жертв намного больше приносят. Ацтекский бог просто сильнее нашего. Но мы это исправим. После завтрашней победы я ему в жертву десять тысяч человек принесу.
— Я, блин, сейчас тебя самого куда-нибудь принесу! — рявкнул на него Жомов. — Тебе же сказали, чтобы жертв не было, пока мы тут. Ты тупой или просто не понял?
— Да как скажете, — согласился Уичаан. — Вы уйдете, тогда я и буду жертвы богу делать.
— Да оставьте вы их в покое. Их не переделать! — вмешался в разговор Попов. — Всё равно, стоит нам убраться отсюда, человеческие жертвоприношения продолжатся. И будут продолжаться, пока Кортес почти всех индейцев в Мезоамерике не перебьет.
— Значит, правильно сделает, — буркнул Жомов.
— Ага. В Европе того времени тоже так считали, — согласился с ним Попов. — Потом, правда, раскаялись, но было уже поздно.
— Ладно, нас это не касается. У нас тут другие дела, — подвел итог бесплодной дискуссии Рабинович. — Забираем с собой этих горе-вояк и возвращаемся в лагерь. А там я лично со жрецом побеседую.
Увести с собой ацтеков российским милиционерам никто не мешал, хотя вождь и его слуги смотрели вслед врагам кровожадно-красноречивыми взглядами. А вот желанию Рабиновича встретиться с ацтекским верховным жрецом не суждено было осуществиться. Тот, едва узнав о позорном поражении высланного вслед чужакам отряда, сослался на то, что нужно подготовить новое место к богослужению, и отбыл из расположения войска, несмотря на непроглядную ночь. Догонять жреца менты, естественно, не стали и, вместо него оторвавшись на Шипинуале и командарме, спокойно отправились спать. Правда, уснуть удалось не сразу, а лишь после того, как Тлале были рассказаны все подробности прогулки по Теотнуакану, но когда девичье любопытство было удовлетворено, утихомирились все и до самого рассвета проспали беспробудным сном.
Утром ацтекские воины, имевшие дурацкую привычку приветствовать очередное возрождение солнца радостными криками, разбудили путешественников. Впрочем, возмущался сим фактом лишь Андрюша Попов. Жомов и так привык рано вставать, а Рабинович, хоть и не выспался, так торопился отыскать волшебную пещеру до того момента, когда вновь соберется тольтекское воинство, что был только благодарен ранней побудке. И ворчание Попова кинолог усилил тем, что не дал времени на нормальный, с точки зрения криминалиста, завтрак. Сеня и сам быстро перекусил, и другим не позволил набивать брюхо. Оставив гвардейцев под командованием Ачитометля и Капелькуаля сторожить имущество, Рабинович с остальными отправился на поиски пещеры.
Неожиданно для Фомы неверующего, в роли которого, как обычно, выступал кинолог, приметы, данные старым тараском, оказались весьма точны. Конечно, друзьям пришлось здорово поблуждать по сельве, окружавшей Теотнуакан, но примерно через полтора часа после начала поисков пещера, ведущая внутрь невысокого холма, была найдена. Несколько секунд вся троица колебалась, раздумывая, вместе нужно входить внутрь, или таинственное существо будет разговаривать только с тем, кто пришел один, но в итоге решили всё же не разделяться и, запалив заранее захваченные из лагеря факелы, в сопровождении Тлалы и Горыныча вошли под низкие своды. Путешественники не успели пройти и десятка шагов по узкому коридору, как оказались в достаточно просторной пещере, дальний конец которой тонул во мраке. И едва они вошли внутрь, как грозный голос произнес:
— Стойте, пришельцы! Больше ни шагу!
— Я не понял, кто это там вякает? — возмутился омоновец, прежде чем кто-нибудь успел его удержать от этого неуместного вопроса.
— С тобой, шпана, не вякает, а говорит Глеб Жеглов! Шаррапов с вами? — прогремел тот же голос и тут же тихо выругался: — И что я за чушь несу? Придет же в голову такая ерунда?! — И после небольшой паузы продолжил: — В смысле, я хотел спросить, узнать мое имя и есть твое сокровенное желание?
— Нет, это не его сокровенное желание! — прежде чем Жомов успел сказать еще какую-нибудь глупость, заверил обладателя голоса Рабинович и ткнул омоновца кулаком в бок — Спрашивай про Кецалькоатля!
— Да помню я, блин, — огрызнулся Иван и посмотрел в сторону неизвестного существа. — Короче, колись, как нам найти Кецалькоатля? Нам с ним встретиться нужно.
— Вот это у вас запросы! — изумился неизвестный. — А может быть, вам еще ключи дать от квартиры, где деньги лежат?
— Может быть, и ключи. Но это позже, — за всех ответил кинолог. — А сейчас рассказывай про Кецалькоатля. Ты ведь сам говорил, что выполнишь любое желание того, кто тебя найдет.
— Вот именно, что сам говорил. Хочу, свои обещания выполняю, а хочу — назад беру, — проворчало существо. — Впрочем, Шиутекутли с вами. Так и быть, скажу. Только ответьте на один вопрос. Зачем вам Кецалькоатль?
— Нам нужно обсудить с ним его отношения с Уицилопочтли, — нехотя ответил Сеня. — Судя по тому, что мы знаем, этот мир скоро погибнет безвозвратно, и только они вдвоем могут этому помешать.
— О чем-то подобном я и думал, — произнес голос, и его обладатель вышел на свет. — Ну так обсуждайте, поскольку Кецалькоатль, это я.
— Ни фига себе! — удивился Сеня. — Его, значит, везде ищут, а он тут преспокойно в пещере обитает.
— А что, жилье вполне приличное. Тем более никто даже помыслить не мог, что после роскоши девяти небес я в такой дыре окажусь, — усмехнулся бог. — Верные мне тольтеки рядом, их жертвоприношений хватает, и я почти ни в чем не нуждаюсь. Так что вы хотели мне сказать?
Рабинович открыл было рот, и тут…
ХЛО-ОП!!!
— Ну что, козлы безрогие, доигрались? — завопил Лориэль, появившись под потолком пещеры, как раз посредине, между ментами и Кецалькоатлем. — Дожили, умники, до того, что вас теперь любой лох за нос водить может, а вы, как пещерные тролли, уши до самой земли развесили и слюни на брюхо пустили? Оставил бы я вас, чтобы вы тут сгнили к гномьей матери, да из-за вашего головотяпства много бед случиться может.
— А это не эльф случайно? — перебивая Лориэля, поинтересовалась Тлала.
— Он самый, — кивнул головой кинолог. — И уж раз теперь все в сборе, чмом последним буду, если не получу исчерпывающих ответов на все вопросы!..
Часть III
Кецаль — птица певчая!
Глава 1
Организация заграничных турпоездок
ЧП «Клиническая смерть Ltd»
Честно говоря, увидев Кецалькоатля, я даже поначалу на появление Лориэля внимания не обратил. Удивлялся, почему мои менты так спокойно на внешний вид этого мезоамериканского бога отреагировали — за маску, что ли, его голову приняли — но согласитесь, любое существо, у которого вместо носа и рта один большой клюв, напоминающий респиратор, а вместо волос — перья, вызовет пристальное внимание где угодно. Остальное у Кецалькоатля было вполне человеческим, если не считать странной, словно шелушащейся, чешуйчатой кожи, покрытой витиеватым узором, напоминавшим татуировки жрецов.
Тольтекский бог был одет в набедренную повязку и накидку из перьев, а единственным его украшением служило богатое ожерелье из нефрита и жемчуга. Я стоял и пялился на это странное создание, разинув пасть, и даже не сразу сообразил, что к нашей компании присоединился маленький наглец, дебошир и явный кандидат в покойники эльф Лориэль. И лишь к концу его тирады я захлопнул пасть и понял, что самое интересное только начинается. По крайней мере, рука Жомова застыла в миллиметре от кобуры с пистолетом, а Горыныч начал источать тот самый резкий запах тухлых яиц, который у него проявляется перед залпом трех естественных огнеметов.
— И вы говорите, что этот недомерок почти во всём равен нам, богам? — скептически поинтересовалась Тлала в ответ на подтверждение моим хозяином личности Лориэля.
— Это кого ты недомерком назвала, корова прыщавая? — возмутился перепончатокрылый пискля, всем корпусом разворачиваясь к богине.
— Ну вот, все и познакомились! — захохотал Кецалькоатль, которого всё происшедшее почему-то явно забавляло. — Чудесная у нас компания подобралась. Давно так не веселился.
— Так, ты смеяться потом будешь, — пообещал Сеня, подтвердив мои догадки, а реплику Лориэля, видимо, оставляя про запас. — Ты противогаз-то с башки сними, чтобы мы посмотрели, на что ты сам похож.
— Кого мне снять с башки? — удивленно вскинул брови Пернатый Змей и пошевелил перьями на макушке.
— Не кого, а чего. Маску сними, говорю! — доброжелательно рявкнул мой хозяин.
— Какую маску? — опять не понял бог.
— С ума сойти, — простонал Рабинович. — Нет, это не Россия, а Мезоамерика — страна непуганых идиотов. Что у тебя на голове?
— Сеня, он, похоже, на самом деле так выглядит, — осторожно встрял в разговор Попов. — Судя по всему, клюв и перья у него настоящие.
— Ах, вы об этом? — щелкнул клювом Кецалькоатль. — А что вас удивляет? Это вас, христиан и иудеев, бог по своему образу и подобию создавал, а мы некоторые различия всё же оставили. Так, в качестве меры предосторожности, чтобы нас друг с другом не перепутали.
— А как же тогда Уицилопочтли? Он же как обычный человек выглядит. Да и Тлала… — промямлил сраженный Рабинович.
— Тлала? Вы имеете в виду Тласолтеотл? — поинтересовался бог. Сеня кивнул. — Так она ведь женщина. Как взбредет в голову, так она выглядеть и будет. Хоть змеей подколодной, хоть дурочкой безродной или куклой холодной. Правда, стервочка моя?
— Точно так, кецаль ты ощипанный, — кокетливо улыбнулась девица, и мой Сеня крайне подозрительно перевел взгляд с одного на другую.
— А насчет Уицилопочтли, то разве можно судить по внешности этого выскочки о настоящих богах? — снова клацнув клювом в ответ на реплику богини, продолжил объяснения Кецалькоатль. — Когда-то, лет триста назад, этот аферист был верховным вождем кучки жалких бродяг под названием ацтеки.
Естественно, как и все смертные, он в конце концов помер, но Уицилопочтли похоронили с такими почестями, каких мы еще до сих пор не видели. Его хоронили, как бога, ну а мы в пантеоне, честно говоря, жизнью ацтеков не интересовались вообще и подняли усопшего к себе, чтобы узнать, какими выдающимися делами тот заслужил столь великое поклонение своего племени. Уицилопочтли ответил, что предсказал своему народу светлое будущее и указал. Мы посмеялись и оставили его в пантеоне, дав возможность с небес руководить своим жалким народом. И посмотрите, во что это вылилось? Ацтеки расплодились хуже китайцев и весь наш мир поработили. А этот аферист набрал себе кучку прихлебателей и, ограничив другим богам доступ к жертвенным воздаяниям, почти полностью захватил власть в пантеоне. И скоро про нас, коренных жителей небес, окончательно забудут в Мезоамерике. Останется один Уицилопочтли, и тогда я не знаю, что произойдет.
— Так, вы с историческими справками закончили? — подал голос из-под потолка удивительно долго молчавший Лориэль. — Или пустопорожнюю болтовню еще пару сотен лет вести будете, уроды, мать вашу?..
— О господи! А мы про тебя и забыли, — съязвил Рабинович. — Ваня, Горыныч, если этот прыщ улизнуть попытается, палите в него из всех орудий.
— Ах, вот вы как?! — разъярился эльф. — До угроз физического воздействия, значит, дошли? Не напомнишь, это статья номер какая?
— Не напомню. А пока помолчи! Нам самостоятельно во всём разобраться нужно, — отрезал Сеня, и, к моему удивлению, Лориэль действительно заткнулся.
Как я уже не раз говорил, въедливости и дотошности моего хозяина позавидовал бы любой начинающий прокурор, решивший громкими делами сделать себе карьеру. Если уж Рабинович брался что-то выяснять, отвертеться от его вопросов не смогла бы и жомовская теща. Теперь добавьте к этому изначальное Сенино неверие ни в слова Оберона, ни в утверждения Эксмоэля — и поймете, почему он устроил Кецалькоатлю форменный допрос. Впрочем, тольтекский бог и не сопротивлялся, по-прежнему находя ситуацию, в которой оказался, крайне забавной.
Впрочем, его понять можно. Представьте себе, что у вас в квартире невесть откуда взялись эльф, трехглавый начинающий маг, человек с орлиной головой, разбитная девица и еще несколько чудаковатых существ по вашему выбору. Теперь заставьте их друг с другом лаяться, оставаясь в стороне, и вы поймете, как станет весело в вашей квартире… Что? Вы бы милицию вызвали? А про каких чудаковатых существ я вам тогда говорил? Тут она, милиция, никуда, родимая, не делась. Но уж если вам не хочется у себя в квартире таких гостей принимать, просто читайте то, что я вам излагаю. По крайней мере, соседи к вам не постучатся, чтобы узнать, из-за чего дебош в вашем доме.
Но, вернемся к нашим баранам… Хотя, вот еще одно человеческое выражение, которого я совсем не понимаю! Ну, объясните мне кто-нибудь, зачем вы, люди, всё время к каким-то баранам возвращаетесь? Вас что, в дурную компанию всё время тянет? Вам общаться, кроме как с баранами, больше не с кем? Или вам у баранов под хвостом тушенкой намазано?.. Вечно придумываете себе фразеологизмы, от которых уши вянут, шерсть блекнет и во рту оскомина появляется, но эти обороты настолько прилипчивы оказываются, что избавиться от них труднее, чем от репьев в моей шкуре.
Впрочем, я отвлекся. Всё время так: начну с вами о чем-то спорить и забываю, что должен объективно и беспристрастно освещать наше путешествие. Ну и, честно говоря, осветить пещеру посильнее всё же не помешало бы.
Зрение у меня слабое, а от трех факелов, которые приперли в жилище Кецалькоатля мои коллеги по отделу внутренних дел, толку было немного. Тем более что в пещере дуло, они мерцали, словно мигалка на крыше патрульной машины. А в таких условиях глаза быстро устают. Вот я их и закрыл, улегшись на брюхо и просто решив слушать, что происходит вокруг.