– Похожа?
   – Очень, профессор.
   Он начал скучно и очень подробно объяснять, а я, сперва думал, что он говорит на каком-то иностранном языке.
   – Ничего не понимаю, – прервал я профессора.
   Гиффорд обиделся и решил, что со мной следует объясняться на еще более примитивном уровне. Короче, нам обоим следовало пройти курс общения.
   – Восемьсот лет назад. Ясно? Обожженная глина. Национальный музей в Мехико. Золота мало. Ясно? Испанцы его все забрали, переплавили в слитков и вывезли в Испанию. Индейские культуры постоянно находились в движении, симилировали, видоизменялись. Некоторые использовали золото. В церемониальных целях. Люди перерезали в горах вены. Ясно? У золота низкая температура плавления. Легко обрабатывается. Приятный цвет. Маски и прочее. Потом война и столкновение культур. Значение золота меняется. Его начали переплавлять, за ним охотились. Из-за него пытали и убивали. Из-за золота и серебра. Ясно?
   – Значит, золота осталось мало?
   – Только в музеях. Поздние находки, то, что не обнаружили раньше... Археологическая ценность ниже, чем может показаться. Начали делать из глины, вырезать из дерева-кости и так далее. Это – копии. Ясно?
   – А заинтересовала бы музей та штука, которую я описал?
   – Конечно. Очень. Но не с археологической точки зрения, а для обменов экспонатами. Для поддержания престижа.
   – А что скажете о коллекции из двадцати восьми фигурок разных размеров? Все сделаны из золота, все из разных мест. Ацтеки, инки, часть из Вест-Индии.
   Профессор пожал плечами.
   – В древности люди делали фигурки для церемониальных целей из подручных материалов: слоновой и другой кости, дерева, глины, золота, серебра, железа, свинца. Боги, духи, демоны, фетиши разнообразных форм. От самых грубых и примитивных до очень изящных. Одно то, что они сделаны из золота, еще не превращает их в музейную коллекцию. Музеи могут собирать подобные экспонаты из разных мест:
   Египет, Китай...
   – Значит, такая коллекция скорее всего будет частной?
   – Возможно. Но частные коллекции рано или поздно попадают в музеи. Там их сортируют профессионалы.
   – Как вы думаете, такая коллекция стоила бы дорого?
   – В деньгах? Да.
   – Кто может знать, существует такая коллекция или нет, профессор?
   Гиффорд опять начал что-то искать. После долгих поисков достал из низкого комода папки с перепиской, потом сунул их назад. Наконец он нашел нужное письмо и оторвал для меня адрес. «Галерея Борлика, Мэдисон авеню, 511, Нью-Йорк».
   – Они могут знать, – объяснил Уорнер Б. Гиффорд. – Коллекционеры. Ищут антиквариат по всему свету. Занимаются бизнесом в международных масштабах.
   Не успел я дойти до двери его кабинета, как он уже вернулся к работе.
   «Мисс Эгнис» с радостью увезла меня отсюда, и скоро мы уже мчались домой сквозь холодную февральскую ночь.

Глава 6

   Горе – неведомая буря. Оно превратило очаровательное и решительное лицо Норы Гардино в застывшую маску. Ее горе качалось в своих собственных приливах и отливах и поддерживало себя всем, что попадалось под руку. Мы с Шаджей Добрак совместными усилиями старались вернуть ей спокойствие.
   Утром я должен был улетать в Нью-Йорк. Нора отвезла меня в майамский международный аэропорт на маленьком черном «санбиме». У нас было время, и мы зашли в ресторан на последнем этаже аэропортовского отеля.
   – Я обязана быть более терпеливой, – начала Нора, – но просто...
   – Торопиться некуда. Нора. Все делю в том, какая у тебя цель: избавиться от переживаний или на самом деле чего-то достичь.
   – Я хочу...
   – О'кей. Тогда будем действовать по-моему. Я долго и трудно учился быть терпеливым и расчетливым.
   Объявили мой рейс. Нора спустилась со мной. У стойки она поцеловала меня, как сестра. На узком излученном горем лице темнели огромные глаза.
   – Если ты не обманываешь меня, если мы действительно что-то предпримем, тогда о'кей, Трев. Будем действовать по-твоему.
   В первый день марта Нью-Йорк встретил меня отвратительной погодой, смесью дождя, снега, сажи, грязи и ветра.
   В 2.45 я подошел к узкой двери в галерею Борлика. Входя внутрь, спросил себя, похож ли я на человека, который часто посещает подобные места?
   Когда я открыл дверь, раздался звон колокольчиков. Навстречу вышел бледный молодой человек в похоронном костюме. Он и разговаривал подобающе своему заду.
   – Чем могу быть полезен? – тихо поинтересовался молодой человек. С первого взгляда он мгновенно оценил меня, и в тоне его голоса чувствовалось легкое превосходство и нетерпение.
   – Не знаю. Кажется, вы торгуете старьем?
   – Мы много чем торгуем, сэр. – Он назвал меня «сэром» с большим трудом. – Мы специализируемся на предметах, которые имеют антропологическую и археологическую ценность.
   – А как насчет старинного золота?
   Он нахмурился и спросил с таким видом, будто у него что-то болит.
   – Вы говорите о старинных монетах, сэр?
   – Нет. Я говорю о фигурках, сделанных из золота. Очень старинных. Вот такого размера. Ну знаете, разные боги, дьяволы и все такое.
   Продавец надолго замолчал, потом слегка пожал плечами. Судя по всему, сегодня для меня выдался долгий и тягучий день.
   – Сюда, пожалуйста.
   Он оставил меня ждать у витрины, а сам скрылся в служебном помещении. Отсутствовал парень минут пять. Наверное, открывал сейф, или кто-то его ему открывал. Вернувшись, включил две яркие лампы, положил на витрину предмет, завернутый в голубой бархат, и осторожно развернул его. На бархате лежала отвратительная золотая жаба размером с мой кулак. У нее были рубиновые глаза, из головы торчал рог, а все туловище в чешуйках, как у рыбы.
   – Сейчас у нас есть только это, сэр. Все документы в порядке. Явайская империя, возраст – почти две тысячи лет.
   У жабы была мудрая сардоническая усмешка. Она как бы говорила, что люди умирают, а золото продолжает жить, и в конце концов рептилии унаследуют землю.
   – Сколько вы за нее просите?
   Продавец вновь завернул жабу в бархат и ответил:
   – Девять тысяч долларов, сэр.
   – Разве я сказал, что не покупаю, Чарли?
   Парень злобно уставился на меня, пробурчал извинение и опять развернул жабу.
   – Великолепная работа, – похвалил он. – Просто потрясающая!
   – Как она к вам попала?
   – Точно не знаю, сэр. К нам попадают предметы антиквариата из разнообразнейших источников. В глазах рубины, хотя и плохо обработанные, конечно.
   – Сколько вы заплатили за эту лягушку?
   – Это не имеет никакого отношения к ее стоимости, сэр.
   – Ладно, сформулируем иначе, Чарли. Допустим, я бы принес вам такую же лягушку. Я бы тоже стал одним из ваших разнообразнейших источников?
   – Я вас не понимаю, сэр, – ответил продавец, но в глазах мелькнул интерес.
   – Ладно, объяснюсь. Это золото. Верно? Предположим, кто-то не хочет чеков и всего такого. Самый простой способ получить наличные – переплавить эту старинную лягушку.
   – О Господи! – ужаснулся продавец.
   – Естественно, так он кое-что потеряет...
   – Он потеряет очень много, сэр. Это предмет, имеющий историческую ценность, предмет искусства.
   – Но, предположим человеку не нужна вся эта волокита с чеками, Чарли?
   – Ну... – Его глаза испуганно забегали. – Это все очень абстрактно, вы же понимаете... если кто-то захочет тихо продать за наличные не очень известных предмет... из музейной коллекции, например, что-нибудь всегда можно придумать. Но я...
   – Но ты здесь просто работаешь, Чарли. Правильно?
   – Вы будете ее покупать? – спросил продавец, дотрагиваясь до жабы.
   – Только не сегодня.
   – Подождите, пожалуйста.
   Он завернул жабу и скрылся на очередные пять минут. Интересно, что они делали для своих клиентов? Наконец ко мне, шаркая ногами, вышел маленький старичок с седыми волосами, пожелтевшими от никотина усами и довольно суровым лицом. Думаю, он не весил и ста фунтов. Старик представился густым басом. Оказалось, это и есть сам Берлика.
   Наклонив голову набок, он пристально посмотрел на меня и заметил:
   – Мы не берем краденое, мистер.
   – В том случае если можно проследить, откуда его украли, старина.
   – Убирайтесь отсюда! – закричал Борлика, показывая на входную дверь.
   Но мы оба знали, что это игра.
   – Старина, я большой поклонник искусства, – признался я, положив руку на сердце. – Мне будет так обидно переплавлять это прекрасное старье!
   Борлика жестом велел мне подойти поближе, облокотился на стойку и спросил:
   – Все?
   – Двадцать восемь предметов, старина.
   Он положил на стойку вторую руку и надолго закрыл глаза. Я даже подумал, что он уснул. Наконец он открыл их и подмигнул мне, как, наверное, подмигнула бы та жаба.
   – Сегодня моя внучка оценивает одну коллекцию в Филадельфии. О таких вещах нужно говорить с ней. Она сможет их увидеть?
   – Это можно будет устроить после нашей договоренности.
   – Вы могли бы описать хотя бы один предмет?
   Я дал ему грубоватое, но точное описание того очаровательного малыша, и его глаза блеснули, как у жабы.
   – Где она сможет найти вас сегодня вечером, мистер?
   – Я сам позвоню ей и договорюсь о встрече.
   – Вы очень осторожный человек, – заметил Борлика.
   – Есть ради чего осторожничать.
   Он написал на клочке бумаги номер телефона и попросил позвонить после восьми. Зовут ее миссис Антон Борлика.
   Вернувшись в отель, я полистал телефонный справочник. Она жила на Восточной 68 улице, то есть недалеко от Третьей авеню. У меня было свободное время, поэтому я поймал такси и отправился на разведку. Миссис Борлика жила в районе, в котором гуляют с пуделями. К пяти я подыскал в двух кварталах от ее дома подходящее место для встречи.
   Спокойный голос с бостонским акцентом, которым миссис Борлика ответила по телефону, не говорил мне ровным счетом ничего. Ей было около тридцати, брюнетка с голубыми глазами и молочно белой кожей, слегка полновата. Одета в строгий деловой костюм и длинный серый вельветовый плащ. В черных с синеватым отливом волосах блестели капельки дождя. Когда она подошла к кабине, я встал и поинтересовался:
   – Миссис Борлика?
   – Да. – Она сняла плащ, и я повесил его на спинку стула. – Я вас легко нашла, мистер...
   – Таггарт. Сэм Таггарт. – Я пристально посмотрел на нее, но она никак не отреагировала.
   – Бетти Борлика, – представилась девушка. – Вы ужинали? Я лишь съела в поезде ужасный сэндвич.
   – Может, сначала чего-нибудь выпьем?
   – Конечно.
   Появившийся официант взял заказ на коктейли и ушел. Несмотря на дружеский тон, я догадался, что подвергаюсь тщательнейшему изучению. И занялся тем же самым. Обручального кольца нет, полноватые руки, обгрызенные ногти, наметившийся двойной подбородок, небольшие капризные губы.
   – Ваш муж тоже занимается антиквариатом? – полюбопытствовал я.
   – Занимался. Он умер.
   – Давно?
   – Три года назад. Его отец и дядя большие специалисты по антиквариату. И дедушка, конечно. Отец с дядей продолжают работать и поныне.
   – С ними мне тоже придется разговаривать?
   – Возможно.
   – Предпочел бы иметь дело с вами.
   – Я буду так же скупа, как и они.
   – При условии, если дело дойдет до сделки, – заметил я.
   – А вы в этом сомневаетесь, Сэм?
   – Существует множество проблем, Бетти. Сейчас есть два крупных рынка золота – Аргентина и Индия. И для меня так... безопаснее.
   – О чем вы?
   – Я хочу сказать, что для меня безопаснее переплавить золото, чем... заключать с вами сделку.
   – Господи, даже не упоминайте слова «переплавить», – нахмурилась Бетти Борлика.
   – Мой товар не краденый в обычном смысле этого слова, но могут возникнуть кое-какие проблемы. Правда, не со стороны властей. Понимаете?
   – Возможно.
   – Еще коктейль? – спросил я.
   – С удовольствием.
   Когда официант ушел, она сказала:
   – Пожалуйста, поверьте мне. Мы привыкли вести переговоры в обстановке абсолютной секретности. Иногда, в случае необходимости, мы можем придумать довольно правдоподобный вариант для покупки. – Бетти Борлика широко и доверчиво улыбнулась, но в улыбке было что-то недоброе. – В конце концов, Сэм, я не собираюсь заставлять вас признаваться, где вы их храните.
   – Только не рассчитывайте купить товар дешево, Бетти.
   – Естественно, я отдаю себе отчет, что придется заплатить сверх стоимости золота, но вы тоже обязаны кое-что понять. Мы – одна из немногих компаний, которая имеет возможность купить у вас всю коллекцию целиком. Это значительно упростит вашу задачу.
   – Всю?..
   – Всю... коллекцию предметов искусства. Вы сказали, что их двадцать восемь?
   – Сказал. Помножьте двадцать восемь на цену той лягушки. Это будет...
   – Чепуха.
   – Вовсе не чепуха, когда вы их продадите.
   – Только после того, как вы продадите их нам, Сэм. Несмотря на свои женские чары, она оказалась очень сообразительной особой.
   – Если я продам их вам.
   – Если мы захотим купить у вас то, что у вас есть, дорогой мой, – рассмеялась Бетти. – Мы не купим товар, если не будем уверены в том, что нам удастся его продать.
   – По-моему, с ними все в порядке.
   – А вы, естественно, большой специалист по антиквариату. – Она достала из большой сумки толстый коричневый конверт и положила на колени, где я не мог его видеть. С серьезным видом рассортировала его содержимое. Наконец Бетти Борлика улыбнулась и сказала:
   – Сейчас мы с вами, Сэм, сыграем в маленькую игру. Мы снимаем все наши дорогие товары. Это фотографии из нашего архива. Их пятьдесят одна штука. Я хочу, чтобы вы внимательно их просмотрели и отобрали те, которые есть в вашей коллекции. Тогда мы будем знать, о чем идет речь.
   – Я изучал их не очень внимательно, Бетти.
   – Ну постарайтесь.
   Она передала толстую пачку черно-белых фотографий размером пять на семь дюймов, полу глянцевых, отличной резкости и чистоты. На каждом рядом с предметом лежала линейка, позволяющая определить размеры, и маленькая карточка с каталожным номером и ценой. Я напустил на себя абсолютно невозмутимый вид, зная, что Бетти не сводит с меня глаз, и начал по очереди рассматривать их. Это была ловушка. Необходима хоть какая-то зацепка. Где-то в середине попался знакомый малыш, сидящий на корточках и смотрящий в даль пустыми глазницами, но я не остановился на нем. Я теперь все меньше и меньше уделял внимания фигуркам и карточкам. На большинстве регистрационных карточек в правом углу были проставлены чьи-то инициалы. Я вернулся к своему малышу. На нем стояли буквы «КМК». Я продолжил перебирать фотографии в поисках тех же инициалов и увидел их еще на пяти снимках. Фигурки были необычные – красивые, агрессивные, грубые, наивные, шокирующе натуралистичные.
   Наконец я поднял голову и неуверенно заметил:
   – Даже не знаю, что сказать. Абсолютно не уверен.
   – Ну еще раз попробуйте, пожалуйста.
   Я взял пачку и начал откладывать некоторые фотографии на стол лицом вниз. Пришлось рискнуть. Отобрав девять снимков, отодвинул в сторону остальные. Потом еще раз просмотрел отобранные девять, вздохнул и сунул одну обратно в пачку. И протянул Бетти восемь фотографий.
   – В кое-каких из этих более-менее уверен.
   Я попытался прочитать что-то на ее лице, пока она разглядывала фотографии. Маленький рот Бетти Борлика кривился в загадочной улыбке. Она тоже понимала, что нельзя выдавать себя. Через несколько секунд она вернула мне три снимка и спросила:
   – В этих вы уверены, Сэм?
   – Да, – с притворным изумлением ответил я. – Как вы догадались?
   – Неважно. – Она сложила фотографии в конверт и спрятала его в сумочку. – Давайте выпьем еще по коктейлю и закажем ужин.
   – Хорошая идея.
   – Мистер Таггарт, ваши вверительные грамоты в полном порядке. Но я не знала, что у него их было так много.
   – У кого?
   – А, бросьте! Может, хватит играть в игры? Он купил их у нас. Естественно, у него имелись и другие источники.
   – Верно, Бетти. Но в деле замешана еще одна сторона.
   – Так вы действуете, не как его агент?
   – Почему вы меня об этом спросили, Бетти?
   – Не думаю, что вы такой чурбан, каким притворяетесь, Сэм. Сейчас я могу понять, почему он захотел их продать через толкового агента. Если вы докажете, что действуете от его имени, это поможет облегчить много формальностей. В конце концов когда-то давно он был нашим хорошим покупателем.
   – Если бы я знал его имя, я бы попытался убедить вас, что работаю на него.
   – Политика все сильно запутывает нас, не так ли?
   – Даже не знаю, что вы хотите этим сказать.
   – Тогда вы слишком наивны, чтоб заниматься такими делами. Ладно, не буду больше вас смущать, Сэм. Я только хочу сказать, что мы убеждены в том, что эти двадцать восемь предметов не украдены и хотим их приобрести.
   – За сколько?
   – За сто тысяч долларов, Сэм.
   – Ну что же, придется их расплавить, Бетти. За одно золото я могу получить столько, а то и больше. Не забывайте, разговор идет о ста сорока фунтах золота.
   – Представьте, сколько сил у вас уйдет на то, чтобы найти безопасное место для переплавки, вывезти контрабандным путем золото, найти покупателя и при этом все время думать о том, как бы вас не пристукнули.
   – Я уже сталкивался с подобными проблемами.
   – Мы платим наличными, Сэм. Если захотите, мелкими купюрами. При этом не останется никаких записей, никаких документов. Мы спишем эту сделку в наших бухгалтерских книгах на фамилию какого-нибудь несуществующего иностранца. Вам придется всего лишь встретиться с нами где-нибудь на нейтральной территории и забрать деньги для Менте... за коллекцию.
   – Что вы хотели только что сказать?
   – Ничего важного. А вы довольно наблюдательны.
   – Мою наблюдательность обостряют деньги, Бетти.
   – У меня к ним тоже теплое чувство. Поэтому я всегда и расстаюсь с ними без особой радости.
   – Вам не придется расстаться ни с одним центом из этих ста тысяч.
   – Ас чем мне придется расстаться?
   – Ну скажем, с суммой в два раза больше.
   – О Господи, да вы мечтатель!
   – Вы тоже, леди.
   – Знаете, что я вам скажу? Если остальные предметы так же хороши, как те пять, которые нам известны, я подниму цену до ста двадцати пяти тысяч, но это предел.
   – Остальные еще лучше, и сто семьдесят пять тысяч – абсолютный минимум. Или да, или нет.
   Мы заказали ужин, во время которого продолжали торговаться. Бетти Борлика превосходно играла свою роль. На десерт мне принесли черный кофе, а Бетти – кофе с пирожным. За десертом мы довели разницу в нашей цене до пяти тысяч, поделили ее пополам, остановились на окончательной цифре в 137500 долларов и пожали друг другу руки.
   – Даже если бы вы были его агентом, я не дала бы вам ни цента больше.
   – Вы на них заработаете четверть миллиона, – возразил я.
   – Возможно, но через много лет. Антиквариат подобного рода не пользуется особым спросом, Сэм. Вы видели жабу с драгоценными камнями? Она у нас больше четырех месяцев. Мы уже понесли убытки, они выражаются в ренте помещения, жалований служащим и не вложенных в оборот денег.
   – Я сейчас расплачусь.
   – Не стоит. Вы заключили очень выгодную сделку. Какими купюрами вы хотели бы получить?
   – Пятидесятидолларовыми и более мелкими. И не новыми.
   – Для того чтобы собрать подобную сумму, потребуется несколько дней, Сэм.
   – Но и я не храню этих золотых человечков в ящике своего письменного стола.
   – Естественно, вы не храните их дома. Если я в вас не ошиблась, они находятся, вероятно, в очень надежном месте. Сколько потребуется времени, чтобы привезти их в Нью-Йорк?
   – Собирайте деньги и ждите меня. Как будет происходить обмен?
   – Вы мне не доверяете, Сэм?
   Я никак не мог привыкнуть, что меня называют Сэмом. Перед глазами по-прежнему были его окровавленные зубы.
   – Я никому не доверяю, – улыбнулся я в ответ. – Это у меня что-то вроде религии.
   – Значит, мы с вами принадлежим к одной и той же вере, дорогой. Поэтому у нас возникла проблема. Есть какие-нибудь идеи?
   – Обмен будет происходить в людном месте, – предложил я. – Как насчет банка? Снимем отдельную комнату. У них такие имеются. Тогда само собой отпадает искушение обманывать.
   – Вы очень умный человек, мистер Таггарт. Давайте забудем о деле до вашего звонка. Закажите, пожалуйста, бренди. Сделка заключена, и сейчас между нами должны установиться вполне человеческие отношения.
   – Человеческие, – кивнул я.
   Ее глаза подобрели, улыбка стала чуточку шире.
   – Вы очень опытный и ловкий мошенник, Сэм. Знаете, мне с вами пришлось нелегко.
   – Виноват.
   Я почувствовал, что у меня кружится голова.
   Я наблюдал подобные явления с бизнесменами. Незавершенная сделка заставляла их не ослаблять внимание, но после заключения договора они мигом превращались в добрых и податливых людей.
   Я оплатил чек и помог Бетти надеть плащ. Мы оказались последними посетителями ресторана.
   Мы вышли на улицу. Подморозило. На ясном небе мигали звезды. Мы направились к дому Бетти Борлика. Ее высокие каблучки уверенно стучали по тротуару, и она крепко держала меня за руку.
   – Вы не сказали о себе ни слова, Сэм.
   – Особенно нечего и рассказывать. Переезжал с места на место. Старался избегать сильных эмоций.
   – Чем займетесь после этого дела?
   – Может, съезжу на Багамы. Сниму маленькую яхту, буду удить рыбу, развлекаться, пить черный гаитянский ром, плавать с аквалангом среди кораллов в поисках красивых рыб.
   – Господи, как здорово! Можно мне с вами?
   – В качестве мальчика-прислуги? Конечно. Мы очутились возле ее дома. К входной двери вели три ступеньки.
   – По-моему, сейчас самое время выпить коктейль на ночь, – предложила Бетти Борлика.
   – Все что угодно, кроме бренди.
   – К черту бренди!
   У Бетти оказалась большая квартира. Бетти включила во всех комнатах свет и сбросила плащ. Потом открыла небольшой лакированный бар и подала два хайболла.
   – У меня есть небольшая коллекция предметов искусства восемнадцатого века. Пойдемте.
   И Бетти уверенно повела меня в спальню.
   – Очень красиво, – похвалил я.
   – Посмотрите на них повнимательней, дорогой, – ухмыляясь попросила она.
   Я вгляделся и неожиданно понял, что это совсем не то, что кажется с первого взгляда. Это были далеко не безобидные сценки из придворной жизни. Их нельзя было назвать порнографическими в прямом смысле этого слова, но они были чрезвычайно эротическими.
   – Чтоб мне провалиться! – хрипло рассмеялся я от удовольствия.
   Бетти подошла ко мне и показала на одну.
   – Моя самая любимая. Как вам нравится довольная физиономия этого хитрого дьявола?
   – А у нее абсолютно невинный вид.
   – Конечно. – Улыбка Бетти погасла, когда она взглянула на меня.
   Она отвернулась и подчеркнуто аккуратно поставила свой пустой стакан на маленький резной столик со столешницей из белого мрамора. Когда она повернулась ко мне, ее глаза были почти закрыты. Она словно на ощупь бросилась в мои объятия и зашептала, будто споря сама с собой.
   – Я не такая. Я вовсе не такая.
* * *
   Физический акт любви, если в нем отсутствует сама любовь, быстро забывается. Душа где-то блуждает, самолюбие испытывает некое подобие отвращения. Бетти Борлика была зрелой привлекательной женщиной, но мы все равно остались с ней чужими. Она хотела использовать меня как орудие против демонов собственного одиночества, а мне была нужна от нее только информация. Скорее всего мы были не любовниками, а обычными собеседниками.
   – Никогда не думала, что это произойдет, – сообщила Бетти, довольно потягиваясь. – Ты очень славный.
   – Стараюсь.
   Она взяла меня за запястье и приблизила мою руку с сигарой к своим губам. Затянувшись, поинтересовалась:
   – Ты думал, что все закончится постелью?
   – Скажем, надеялся. Жизнь полна совпадений и случайностей, Бетти. Некоторые из них ужасны, некоторые приятны. По-моему, в целом плохое и хорошее уравновешивает одно другое. Можно сказать, нас познакомил тот тип.
   – Какой тип, дорогой?
   – Ну тот, который собирал золотых человечков.
   – А... – сонно пробормотала Бетти. – Карлос Ментерес Крусада.
   – Кто он? – Я постарался произнести это равнодушным тоном.
   – Скотина, дорогой. Кубинская скотина. Очень близок к Батисте. Коллекционер. Он купил те пять фигурок, которые ты отобрал, в нашей галерее. – Бетти Борлика зевнула, прижалась ко мне поудобнее, насмешливо фыркнула и добавила: – Он и меня выбрал мимоходом. По-моему, женщин у сеньора Ментереса еще больше, чем золота. Раньше я его ненавидела, а сейчас перестала.
   – Как это случилось?
   – Все случилось из-за того, что я была тогда глупой девчонкой, а он многоопытным мужчиной.
   – Сколько ему тогда было?
   – Ммм... Тогда, восемь лет назад, сорок с небольшим. На двадцать лет старше меня.
   – Красивый?
   – Нет. Небольшого роста, грузноват, тоненькие усики, начал лысеть. Правда, очень красивые глаза и длинные ресницы. Прекрасно одевался и очень следил за своим внешним видом. Маникюр, массаж лица, одеколоны. Уже на следующий день после работы меня ждала машина с шофером. Тогда он приехал в Нью-Йорк с другими кубинскими бизнесменами по делам.
   – Чем он занимался на Кубе?
   – Не знаю, – зевнула Бетти. – Почти всем. После того, как на Кубе на них обрушилась крыша, я часто себя спрашиваю, что случилось с коллекцией Ментереса? Скорее всего, он ее вывез. Интересно, думала я, услышим ли мы о ней когда-нибудь? Даже иногда надеялась, что он продаст ее нам обратно. Но кто-то забрал коллекцию у него, а ты забрал ее у этого человека. Да?