– Нет, мадам. Разумеется, нет.
   – Когда ты хочешь, ты говоришь совсем как южанин. Я пыталась научить Флетча, но у него ничего не получается.
   – Вы, должно быть, любите его.
   – Потому что учу образу жизни южан?
   – Потому что терпите наше присутствие. – Он улыбнулся. – Потому что еще не перестреляли нас. Правда, я давно не видел Крайгеля.
   – Он спит неправедным сном. Тебя не удивляет, что мы стараемся вам помочь?
   – Нет. Я этого ожидал. Он известен своим чрезмерным любопытством.
   – Да уж, любит докапываться до сути. Мы вас не боимся, знаешь ли.
   – Это ясно и без слов.
   – А должны?
   – Меня – нет. – Джек выглянул в окно. Лири спал на траве. – А остальные, как я понял, этим утром не в форме. Совсем слабые. Или мертвые. Они провели ночь в овраге, сражаясь со змеями, потоками воды и еще бог знает с чем.
   Разделенные кухней, Джек и Кэрри коротко улыбнулись друг другу.
   – Что поражает меня, так это ваши манеры. Вас обоих.
   – Не поняла.
   – Почему никто из вас просто не подошел ко мне и не сказал: «Привет. Как дела?»
   – Разве ты не появился здесь темной ночью, под страшным ливнем и не привел с собой троих головорезов?
   – И все-таки…
   – Что-то я не слышала, как ты постучал в дверь, вошел, широко улыбаясь, и сказал: «Привет, папа. Я твой сын, Джек. Как поживаешь?» Или у меня что-то со слухом?
   – Да вроде бы со слухом у вас все в порядке.
   – Кроме того, – продолжила Кэрри, – Флетч не любит задавать вопросы. Он говорит, что, задавая вопрос, можно получить ответ, но невозможно узнать правду. А вот чтобы узнать правду, надобно ждать, наблюдать и слушать.
   – О да. Я слышал о его методах.
   – От своей матери?
   – Да. И от других.
   – Твоя мать любила Флетча?
   – Да.
   – И сейчас любит?
   – Да. И меня тоже.
   – А как она восприняла приговор суда, отправивший тебя в тюрьму? Держу пари, она гордится тобой. Джек отвел взгляд:
   – Держу пари, что да.
   – Понятно. – Кэрри вздохнула. – Что же касается мистера Флетчера, то он, я в этом нисколько не сомневаюсь, скоро со всем разберется. В том числе и с твоими мотивами.
   – Почему вы не спрашиваете, как я воспринимаю происходящее?
   – Происходящее с вами или вокруг вас?
   Джек сложил руки на груди.
   – И первое, и второе.
   – О да. Флетч называет нынешнюю молодежь осязательным поколением. Неважно, что вы знаете, главное – что вы чувствуете, ощущаете. И вот что я тебе скажу, парень. Ваши чувства важны, кто с этим спорит, но ни у кого нет времени, никакой жизни не хватит на то, чтобы разбираться со своими чувствами.
   Джек уставился на нее:
   – Что же остается, подавлять чувства?
   – Нет, разумеется, нет. Взять хотя бы тот выстрел в женщину-полицейского. Ты выстрелил, потому что у тебя возникло такое желание. А вот представь себе, что ты попал на телевизионное ток-шоу, где ты можешь поговорить о том, что чувствуешь. Пятнадцать минут люди будут тебя жалеть, а в итоге ты все равно попадешь в тюрьму. – Она помолчала, а потом добавила: – Так как ты воспринимаешь происходящее?
   – Странно все это. Я только что впервые увидел отца. Только что увидел вас. Дом, в котором вы живете. – Он махнул рукой в сторону сараев. – У вас есть лошади, которые могут неслышно подойти сзади и укусить за ухо. В кухне у вас чертовы картины!
   – Е равно эм це квадрат! – воскликнула Кэрри. – Не смей ругаться при мне!
   – Ругаться! Во время ливня он загнал моих, как он выражается, «попутчиков» в овраг, по которому несся бурный поток. Он убил одного, а остальных довел до такого состояния, что они валятся на землю, стоит прикоснуться к ним пальцем. Мой отец!
   – Испугался? – спросила Кэрри. Джек глубоко вдохнул:
   – Я знаю, о чем я думал, когда шел сюда.
   – Так вот, я не знаю, о чем ты думал, но уже сыта по горло и тобой, и твоими чувствами. У нас много дел.
   – Да. Надо найти одежду.
   – В кладовке лежит огромный комбинезон, оставшийся от наемного работника, которого в нашем округе никто не мог прокормить. Его спровадили в Канзас. Может, он подойдет тому чудовищу, что спит сейчас на траве и кормит комаров и мух со всей округи.
   Джек посмотрел в окно:
   – Никого он не кормит.
   – Кормит, кормит.
   – Флетч что-то говорил насчет костюма для Крайгеля. Рубашка. Галстук.
   – Этим я займусь сама. После того, как разбужу его. Мне не терпится накормить его завтраком. Тебе понравилась домашняя ветчина, которую ты съел на завтрак?
   – Солоноватая.
   – Хочешь еще?
   – Сейчас нет, благодарю.
   – Ладно. Если почувствуешь, что хочешь сала, скажи мне.

Глава 9

   – Клянусь господом, мисс Кэрри, – воскликнул Флетч, входя в столовую, где завтракал преподобный доктор Крис Крайгель, – никогда еще мы не принимали наших гостей с таким почетом!
   В белой рубашке, пурпурном галстуке, темных брюках, Крайгель сидел во главе длинного полированного обеденного стола. Фарфоровая посуда, серебряные ложки, ножи, вилки. И Джек, стоявший навытяжку чуть в стороне и сзади.
   – Еще ветчины? – спросила Кэрри толстячка.
   – Да, пожалуйста. – Его светло-синие глаза сошлись к родимому пятну на переносице. – Очень нежная.
   Кэрри наложила ему полную тарелку ветчины.
   – Все триста пятьдесят фунтов белой плоти, которая зовется Лири, спят мертвым сном на траве, – добавил Флетч. – Держу пари, если мы оттащим его на обочину шоссе, водитель грузовика с мясобойни отвезет его на фабрику, где варят клей, даже не поинтересовавшись, тушу какого чудовища он подобрал.
   – Кстати, о мертвых, – подал голос Крайгель.
   – Между прочим, – продолжал Флетч разговор с Кэрри, – забыл тебе сказать. Этна просила передать, что интересующий тебя рецепт орехового пирога есть у Энджи Келли.
   У Кэрри чуть дернулись губы. Сказанное означало, что Флетч обо всем договорился с шерифом.
   Джек переводил взгляд с Флетча на Кэрри. Он понял, что сообщена какая-то важная информация.
   Но спрашивать ни о чем не стал.
   Крайгель откашлялся.
   – Кстати, о мертвых, – повторил он.
   – Да? – вежливо спросил Флетч. Крайгель нахмурился:
   – Вы лишили меня… вы лишили нас важного источника доходов.
   – Нас? – удивился Флетч. – Вы хотите сказать, и меня тоже?
   – Усопший Хуан Морено, или как там его звали в этом округе…
   – Да, – кивнул Флетч. – Джон Браун. Продолжайте.
   – Смерть его тем более прискорбна, поскольку он обещал снабдить нас деньгами.
   – Да уж, не повезло, – печально вздохнул Флетч.
   – Он задолжал нам, видите ли, за то, что мы помогли ему бежать из федеральной тюрьмы. И намеревался расплатиться, сняв деньги со счетов в нескольких флоридских банках. Теперь он мертв, и до этих денег нам скорее всего уже не добраться.
   – До него добрались змеи. – Вновь тяжелый вздох Флетча.
   Крайгель положил салфетку на стол.
   – Я пережил самую ужасную ночь в моей жизни. Кому пришла в голову идея засунуть меня в ревущий поток с мотками колючей проволоки и старыми ванными на дне? Да еще эти змеи, толщиной в человеческую руку.
   – Мне, – признался Флетч.
   Крайгель попытался испепелить его взглядом.
   – Я едва остался в живых. Только провидение спасло меня!
   – Привидение?
   – Провидение!
   – Да, конечно, – согласился Флетч. – И копы вас не нашли. Они облазили все окрест.
   – Но только потому, мистер Флетчер, что вы одолжили им ваш джип с приводом на все четыре колеса!
   – Естественно. Я всегда сотрудничаю с полицейскими. Они – мои друзья. Они делают все, что в их силах, чтобы держать за решеткой таких, как вы.
   – Мистер Флетчер. – Флетчер видел, что Крайгелю с трудом удается бороться со сном. – Я, между прочим, политик международного уровня и требую, чтобы ко мне относились с должным уважением.
   Кэрри скосила глаза на Флетча. За этим столом неоднократно сиживали настоящие политики международного уровня. И никто из них не требовал особого уважения, даже во время жарких дискуссий.
   – Мое влияние столь велико, что американская администрация в своей мудрости не нашла ничего лучшего, как посадить меня в тюрьму по несоразмерному обвинению в уголовном преступлении.
   – Я знаю. – В голосе Флетча слышалось сочувствие. – И проститутка, которая задушила себя на вашей кровати, и горничная были агентами ФБР. Их тут как собак нерезаных. Мы это знаем.
   – Я сказал – «несоразмерному».
   – Я понял. Задушенная проститутка несоразмерна с вашим призванием, определенным провидением.
   – Совершенно верно.
   – У проститутки тоже было призвание, – вставила Кэрри.
   – Что есть жизнь проститутки по сравнению с миссией, которую я должен выполнить?
   – В чем же заключается ваша миссия? – полюбопытствовал Флетч.
   – В данный момент моя миссия – попасть к людям, которые меня ждут. – Крайгель с трудом поднялся.
   – Еще ветчины? – спросила Кэрри.
   – Нет, благодарю.
   – Мы уже все продумали. – Флетч вытащил из кармана потрепанную карту, разложил ее на столе. – Нам придется вас разделить. Все дороги перекрыты, полиция ищет вас троих. Четверых. Я прикинусь, что везу своего сына и вас, его профессора, в университет Северной Алабамы. Мы въедем по этой дороге в Алабаму, видите, а вот здесь свернем на восток, к Толливеру.
   Кэрри внимательно следила за пальцем Флетча, двигающимся по карте.
   У Крайгеля же то и дело закрывались глаза.
   – А как же мой телохранитель? – спросил он. – Как же мистер Лири?
   – В этом-то и прелесть нашего плана. Мистер Лири поедет в кузове грузовичка. За руль сядет мисс Кэрри. Она вроде бы повезет бычка. А мистер Лири составит ему компанию. Это же обычное дело: работник едет вместе с животными. Дороги она знает прекрасно и присоединится к нам в Толливере. То есть вы все доберетесь до цели назначения, но разными путями.
   Крайгель посмотрел на ладную фигурку Кэрри. Сто двадцать три фунта[13] веса при росте в пять футов пять дюймов.
   – Понятно. Но он же мой телохранитель.
   – Да перестаньте, – отмахнулся Флетч. – Я и Джек будем с вами. Чего вам бояться? Вы же знаете, что Джек мастерски владеет приемами карате. А я? Мне еще не доводилось встретить человека или животное, которые могли бы меня испугать.
   – Вы будете вооружены? – спросил Крайгель.
   – Разумеется, нет, – ответил Флетч. – Самое худшее для нас – иметь при себе оружие. – Он уже засунул пистолет тридцать второго калибра, который нашел на диване кабинета под подушкой, и телефон спутниковой связи под водительское сиденье. Заряженный пистолет тридцать восьмого калибра он положил под водительское сиденье грузовичка. – Мы же поедем через полицейские кордоны. Если копы найдут оружие, они наверняка задержат нас. И вы еще до ленча вернетесь в Томастон. Не стоило бежать из тюрьмы только ради того, чтобы пообщаться со змеями в овраге.
   Крайгель хотел бы при стычке с властями иметь оружие под рукой.
   Флетч хотел иметь оружие при стычке с Крайгелем и Лири.
   Кроме того, Флетча интересовало, как поведет себя в кризисной ситуации Джек Фаони.
   – Я хочу, чтобы мой телохранитель оставался со мной.
   – Что? – переспросил Флетч. – Получается, что вы не доверяете Джеку?
   – Я этого не говорил. Но телохранитель мне необходим.
   – Вы не уловили изюминки этого плана.
   – Какой еще изюминки? – Крайгель потер подбородок.
   – Изюминка плана – Лири.
   – Лири – изюминка?
   – Да, – кивнул Флетч. – Приманка.
   – Приманка! – воскликнул Крайгель.
   – Если копы сумеют поймать его здесь. – Флетч провел пальцем по маршруту Кэрри. – Мы тем более выберемся из Теннесси без помех. – И он показал другой маршрут, по которому намеревался везти Крайгеля и Джека.
   – Понятно. – Крайгель озабоченно огляделся. Перешел на шепот: – Он не может нас услышать?
   – Он спит. – Флетч понял, что ради собственной свободы Крайгель уже готов пожертвовать Лири. Точно так же несколькими часами ранее Флетч посчитал возможным бросить попутчиков Джека на растерзание змеям.
   – Полагаю, с этим все ясно, – подвел черту Край-гель.
   – Разделяй и властвуй, так, кажется, говаривал Юлий Цезарь.
   – Он сказал: «Все дороги ведут в Рим».
   – И это тоже. Известный говорун, этот Цезарь. Вижу, вы знакомы с его военными деяниями.
   – О да, – кивнул Крайгель.
   Флетч сложил карту.
   – Тогда в путь. Ваши сторонники заждались вас.
* * *
   – Залезай в кузов, – распорядился Флетч.
   – Как? – спросил Лири.
   Стоя на подъездной дорожке, в резиновых сапогах Флетча и комбинезоне, надетом на голое тело, он смотрел на металлическую решетку, опоясывающую кузов.
   – Да, конечно. – Флетч действительно как-то не подумал об этом. – С такой массой через решетку тебе не перелезть.
   – А это еще что? – Лири указал на бычка весом в четыреста пятьдесят фунтов, мирно стоящего в кузове.
   – Молодая корова, – ответил Флетч.
   – А почему я не могу ехать в кабине с женщиной? – спросил Лири.
   – Потому что тебе придется держать молодую корову. Ты же не хочешь, чтобы она расшиблась, верно?
   – Нет.
   – Я так и думал. Между прочим, в кузове есть сено. По пути ты сможешь покормить ее.
   – Нужно ли корове есть в дороге?
   – Ты же понимаешь, что мисс Кэрри не может одновременно вести грузовик и кормить корову?
   – Понимаю.
   – Поработай уж за нее.
   – Хорошо.
   – И полицейские тебя не признают.
   – Наверное, нет.
   – Лучшего маскарадного костюма не придумать.
   – Да.
   – И мисс Кэрри не может тянуться назад, чтобы придерживать молодую корову.
   – Не может, – подтвердил Лири. – Это мне ясно.
   – Поэтому ты и должен ехать в кузове с молодой коровой.
   Крайгель вышел из дома, прошествовал к легковушке и плюхнулся на заднее сиденье. Джек молча стоял у грузовичка.
   Флетч шагнул к Лири:
   – Ты же не боишься? Не боишься маленькой коровы?
   – Разумеется, нет! – фыркнул Лири. Кэрри высунулась из кабины грузовичка:
   – Пора ехать.
   – Эй, Джек. – Флетч схватился за секцию решетки, заменяющей задний борт. – Помоги мне поднять ее.
   Они подняли секцию достаточно высоко, чтобы Лири мог пролезть между ней и полом кузова.
   – Быстрее! – крикнул Флетч. – Не можем же мы держать ее на руках весь день. Забирайся в кузов, а не то я запру тебя на весь день в курятнике.
   Бычок, увидев щель между решеткой и полом, попытался выбраться из клетки.
   Лири как раз залезал в кузов, а потому они стукнулись головами.
   Ни один не выразил неудовольствия, не закричал от боли.
   Флетч и Джек установили решетку на место, закрепили ее.
   Кэрри широко улыбнулась Флетчу и завела двигатель.
   – А теперь держи маленькую корову, – крикнул Флетч Лири.
   Лири встал, широко расставив ноги, и ухватил бычка за хвост.
   Едва Кэрри тронула грузовичок с места, как сапоги Лири поскользнулись на жидком навозе, которым бычок уже пометил кузов, и Лири плюхнулся на задницу. Естественно, в навоз.
   Руками он по-прежнему держал хвост бычка.
   – Держи крепче! – крикнул Флетч.
   – Она срет на меня! – донеслось из кузова.
   Так оно и было.
   Повернувшись спиной к легковушке, Джек молча смеялся. По его щекам катились слезы.
   Флетч наблюдал за грузовичком, пока тот не скрылся из виду. Лири пытался встать, но ноги его разъезжались, скользя по навозу. Хвоста бычка он не выпускал.
   Затем он заметил, что Джек едва не задыхается от смеха.
   Хлопнул его по спине:
   – Как самочувствие?

Глава 10

   – Хочется пить.
   – Правда? – удивился Флетч. – С чего бы это? Жары-то еще нет.
   Они ехали с опущенными стеклами. Кондиционера в салоне не было.
   Сидя рядом с Флетчем, Джек внимательно изучал его лицо.
   – Интересно, как там дела у Кэрри и Лири.
   Часы на приборном щитке показывали четверть десятого. Если все прошло, как задумывалось, Лири, закованного в наручники, уже везли в патрульной машине в тюрьму. А бычок вновь мирно щипал травку на пастбище, не понимая, с чего это утро началось для него с путешествия в кузове грузовика.
   Если все вышло, как задумывалось.
   Джек глянул на заднее сиденье, где крепко спал профессор, преподобный доктор Крис Крайгель. Пухленькие ручки лежали на коленях. Профессор похрапывал.
   – На Лири стоило бы поглядеть. Весь в навозе и в синяках от копыт.
   – Да уж, – согласился Флетч. – Полагаю, теперь он понимает, что чувствовала та девушка, которую он умыкнул.
   Джек улыбнулся:
   – Вы сторонник того, что наказание должно быть адекватно преступлению.
   – А ты придерживаешься иного мнения?
   – Пожалуй, что нет.
   – Это хорошо.
   – Просто удивительно, как вы добиваетесь того, что мы все еле держимся на ногах.
   – Все?
   – За исключением Морено. Вы позаботились о том, чтобы он умер.
   – Ты тоже еле держишься на ногах?
   – Нет. А почему? Почему вы и меня не отправили в овраг? Вы могли бы меня уговорить – Флетч промолчал. – Я знаю. Из любопытства. Я вам небезынтересен. Вы хотите знать, как я поведу себя. Думаете, вы сможете держать меня под контролем? Или что вы можете доверять мне?
   – Ни то и ни другое.
   – Значит, вы рискуете.
   – Еще как рискую.
   Миновав поворот, они увидели десяток автомобилей, выстроившихся перед полицейским кордоном. Машины ждали досмотра Флетч, вырулив в левый ряд, медленно поехал вперед.
   – Что вы делаете?
   – Не хочу ждать досмотра. Надеюсь, мои соседи не обидятся. Не объяснять же им, что преступники, которых разыскивает полиция, сидят в моем автомобиле.
   – Вы хотите сдать нас?
   Высунув руку из окна, Флетч помахал Майклу Джексону.
   Майкл помахал рукой в ответ, крикнул:
   – Эй, подождите!
   Флетч нажал на педаль тормоза. Выругал себя за то, что не бросил в багажник ни одного чемодана. Затем вспомнил, что оставил мешок для мусора с арестантскими одеждой и ботинками у двери черного хода, и выругал себя еще раз.
   Майкл наклонился к окну со стороны Джека.
   – Привет, Джек Приедешь домой на следующий уик-энд?
   – Возможно. Точно не знаю.
   – Суббота у меня выходной, так мы решили устроить пикник на реке. Не хочешь составить компанию?
   – Звучит заманчиво.
   – Будут и девушки.
   – Лучше не придумаешь.
   – Захвати гитару.
   – Обязательно.
   – Я звякну твоему отцу, – Майкл посмотрел на заднее сиденье. – А это кто?
   От окрика Крайгель замигал, постепенно просыпаясь. Гитара стояла на сиденье рядом с ним. Их силуэты чем-то напоминали друг друга. Правда, у гитары шея, в смысле, гриф, была поизящнее.
   – Это учитель Джека. Профессор Джошуа Блэк. Мы захватили его по пути.
   – Доброе утро, сэр, – поздоровался Майкл.
   – Очень хочется пить, – прокрякал Крайгель.
   – Как самочувствие, Майкл? – спросил Флетч. Помощник шерифа провел пальцем между шеей и воротником.
   – Мокрый, как мышь. Спасибо за кофе, мистер Флетчер. Сэмми и Бобби катаются сейчас на вашем джипе. Неподалеку от фермы.
   – Машина цела?
   – Один раз едва не перевернулась, а в остальном полный порядок. Джип – это не легковушка. – Майкл хлопнул по крыше рукой, словно по крупу лошади. – Не смею вас задерживать. Увидимся в субботу, Джек.
   Пока Флетч маневрировал между барьерами, Джек, повернувшись, махал Майклу рукой.
   Затем посмотрел на Флетча:
   – Хорошо, что он нас не задержал.
   – Да уж, – согласился Флетч. Крайгель откашлялся.
   – Я же сказал, мне очень хочется пить.
   – О-хо-хо, – вздохнул Флетч.
   – Кто тут профессор Джошуа Блэк? Флетч и Джек промолчали.
   – Что значит «Джошуа Блэк»? – не унимался Край-гель.
   Флетч вновь промолчал, а Джек ответил:
   – Это слова одной американской песни.
   – И как называется эта песня?
   – Старина черный Джек.
   – Старина черный Джек? – взвился Крайгель. – Вы назвали меня старым, черным Джеком? Это что, шутка?
   – Что-то я должен был ему сказать, верно? – спросил Флетч. – Или мне следовало представить вас как Сайта-Клауса?
   – Мистер Флетчер, нравится вам это или нет, но вы – член нашего Клана, – услышал он вместо ответа.
   – Что же это за Клан?
   Крайгель помолчал, вроде бы собираясь с мыслями.
   – Как вы себя чувствуете?
   – Превосходно.
   – Я хочу сказать, вам не приходило в голову, что вы едва ли не самый презираемый человек на свете?
   – Кто, я?
   – Вы интеллигентный, образованный, не стесненный в средствах, гетеросексуальный белый средних лет. На этой Земле такие, как вы, составляют меньшинство. Однако именно вы построили эту цивилизацию. Столетиями вы создавали политические и религиозные институты, развивали бизнес, вели войны, вводили законы, которые защищали вас за счет остальных. Вы эксплуатировали индейцев, негров, азиатов, даже белых, не таких удачливых, как вы, а также женщин и детей.
   – Однако. – Флетч хорошо знал все эти аргументы, слышать которые ему доводилось не раз. – А я-то все это время думал, что работаю в силу моих способностей.
   – Вы полагаете себя ответственным человеком?
   – Да.
   – Исходя из нынешних умонастроений, вы ответственны за все нелады в этом мире. Под «ответственностью» понимается ваше стремление контролировать все и вся, дабы все шло, как вам того хочется. Весь мир восстает против вас, мистер Флетчер. Женщины, дети, индейцы, негры, азиаты, даже некоторые из вас, которых здесь называют либералами. – Голос Крайгеля сочился сарказмом. – И вам нравится это всеобщее презрение?
   Флетч молча вел машину.
   – Вы не задавались вопросом, – продолжал Крайгель, – а почему англосаксам досталась большая доля мирового пирога?
   Флетч зевнул.
   – Почему?
   – Потому что мы, а не евреи, не мусульмане, не цветные, истинные потомки Авраама, Исаака и Иакова.
   – Е равно эм це квадрат, – процитировал Флетч.
   – Что?
   – Вода, вода, кругом вода, – пропел Флетч. Крайгель провел языком по губам.
   – С чего у меня такая жажда? Ночью я же проглотил половину этого ревущего потока.
   – Вам следовала проглотить и вторую.
   – Вам бы отнестись к этому более серьезно.
   – К вашей жажде? Пожуйте пуговицы.
   Они пересекли границу Алабамы. Холмы сменились равниной. По обеим сторонам дороги потянулись хлопковые поля.
   С пересохшим ртом Крайгель продолжал ораторствовать с заднего сиденья:
   – По мере роста населения, истощения ресурсов, создания глобальной экономики нам, истинному меньшинству, грозит все большая опасность. Еще несколько сотен лет, а то и меньше, и такие, как вы, перестанут существовать. Вот тогда воцарится хаос.
   – До этого еще далеко, не так ли?
   – Суть в том, что именно белый человек, ариец, англосакс упорядочил жизнь на этой Земле.
   – Да перестаньте. А как же Чака Зулу?.[14]
   – Вы лучше послушайте меня. В этом столетии некоторые белые люди пытались пропагандировать равенство мужчин и женщин, равенство людей с разным цветом кожи, даже равенство взрослых и детей. Мы должны жить вместе в гармонии. Не так ли поется в популярной песне? В последнее время вы бывали в университетах или тюрьмах, мистер Флетчер?
   – Как это ни странно, бывал, – ответил Флетч. – И там, и там.
   – И вы видели, что творится в цитаделях знаний, ранее принадлежащих только белым мужчинам? Там кишат женщины, негры, азиаты. И вместо того, чтобы объединяться, они обосабливаются от остальных. Женские курсы, афро-американские, азиатские. Они учреждают отдельные колледжи в рамках существующих университетских структур. Вам не найти ни одного места, от Балкан до Лос-Анджелеса, где бы не бушевали племенные войны. Я прав, ведь так? Человека тянет к своему племени, мистер Флетчер, а ваше государство никак не может этого осознать Есть личность, индивидуум. Есть семья. Есть племя В этой стране после двухсот лет демократии, смешения наций вы присутствуете при разрушении института семьи. Это результат воздействия насаждаемых здесь идей. Хорошо ли это? А вот племена не рушатся. И никогда не разрушатся – ни в Соединенных Штатах, ни где бы то ни было. Племена поддерживают семью. Семья поддерживает индивидуума. Вам пора осознать, мистер Флетчер, к какому племени вы принадлежите. Господи, как хочется пить.
   – Неужели? – притворно удивился Флетч.
   – Ужасно, ужасно хочется пить. Не можем ли мы остановиться и чего-нибудь попить?
   – Мне кажется, не следует этого делать. Вас могут узнать и без тюремной робы, доктор.
   – Мне тоже хочется пить, – заверил Крайгеля Джек. – Я думаю, причина в ветчине, которую мы ели на завтрак.
   Флетч одарил сына широкой улыбкой.
   – Вы не ели ветчины? – спросил тот Флетча.
   – Только яйца и сок.
   – Что еще вы сделали ради того, чтобы лишить нас последних сил?
   В ответ Джек получил еще одну улыбку.
   – Я должен что-нибудь попить, – простонал Край-гель. – И как можно быстрее.
   – Если, как вы говорите, тяга к племени у человека в крови, зачем подталкивать этот процесс?
   – Мы должны защищать себя, мистер Флетчер, чтобы выжить, – ответил Крайгель. – Мы – меньшинство. Вас это не пугает?
   – В общем-то, нет. И потом, меня все любят.
   – Это же естественное желание. Хотеть, чтобы выжили тебе подобные.
   – У меня на этот счет другое мнение.
   – Какое же? – просипел Крайгель.
   – Трайбализм используется везде и всюду демагогами, диктаторами, генералами ради того, чтобы подгрести все, что возможно, под себя. Вот что на самом деле происходит в мире, среди белых, черных, желтых, женщин, детей. Так было, есть и, к сожалению, будет: жажда власти, базирующаяся на жадности индивидуума.