Никто не знает, где они лежат, — лишь я одна. Лишь я одна... — Голос ее замер. Она подтянула ноги к подбородку, прикрыла глаза и стала плавно раскачиваться взад-вперед на волнах далекого моря.
Дыхание лежащего на полу человека стало ровнее и глубже, глаза закрылись. Я отправился в ванную за стаканом воды. На полу перед раковиной была разбросана одежда Рут. Вернувшись, я плеснул Москиту в лицо из стакана. Маленькие черные глазки быстро открылись. Он фыркнул и стал отплевываться.
— Опля! — сказал я и посадил его, прислонив спиной к стене. Голова его свесилась на сторону, но он уже вполне пришел в себя, и в глазах его сверкнула злоба.
— Тебе это так не пройдет, старина, — прошептал он.
Не обращая на него внимания, я повернулся к девушке.
— Ты видела Спида? — спросил я.
— Спида? — отозвалась она откуда-то издалека. Лицо ее было гладким и непроницаемым, точно створки захлопнувшейся раковины, прислушивающейся к собственному шуму.
Москит с трудом поднялся на четвереньки.
— Молчи, это бандит! — выдавил он. Похоже, Москит что-то знал.
Я вцепился в его галстук и воротник и поднял его на ноги, протащив спиной по стене. Он мешком повис у меня в руках, боясь сопротивляться.
— Тогда ты скажешь мне сам, где Спид, — процедил я.
Он попытался отвернуться, елозя мокрой головой по штукатурке.
— Не знаю никакого Спида, — пропищал он, точно попавшая под каблук крыса. — Забирай свои вшивые доллары и уби... убирайся! — Лицо его снова побагровело, дыхание со свистом вырывалось из глотки.
— Нет, так легко не отвертишься. — Я чуть ослабил пальцы на его горле. — Мне нужен Спид, слышишь?
Он попытался плюнуть мне в лицо. Пузырящаяся беловатая слюна потекла по его подбородку. Я стал медленно сжимать ему горло. Это отвратительное насекомое напрашивалось, чтобы его раздавили.
Задыхаясь, он слабо затрепыхался у меня в руках.
— П-пусти!
Я отпустил его, и он рухнул на четвереньки, кашляя и мотая головой из стороны в сторону.
— Где Спид? — повторил я.
— Не знаю, — пробормотал он, ползая у меня в ногах, как собака.
— Слушай, что я тебе скажу, Москит. Ты мне очень не нравишься. И твой бизнес — тоже. Дай хоть маленький повод, и я изобью тебя до полусмерти. А потом позвоню в полицию, и тогда тебе долго не видать свободы.
Он смотрел на меня сквозь спутанные волосы.
— Не пугай, тебя еще самого загребут за хулиганство.
— Вряд ли. — Я показал ему свое удостоверение. — Итак, понял, что я с тобой сделаю, если не скажешь, где Спид?
— Ладно, — буркнул он, — твоя взяла.
Он медленно встал на ноги. Пока он расчесывал волосы и надевал зеленое твидовое пальто, я держал его на мушке. Он задул спиртовку и спрятал ее в ящик шкафа.
Рут по-прежнему сидела на кровати, прикрыв глаза и тихонько раскачиваясь. Проходя мимо, я чуть подтолкнул ее. Она завалилась боком на кровать и замерла, подтянув ноги к подбородку.
Москит запер дверь, и я забрал у него ключ, прежде чем он успел опустить его в карман. Он стоял, прижавшись спиной к двери. Злость на его лице уступила место отупелому страху. Красная лампа на потолке светила на него, точно маленькое тусклое солнце, соразмерное его крошечному мирку.
— Так, — сказал я. — С портье не заговаривать, даже не смотреть в его сторону, понятно? Где скрывается Спид?
— Он живет на берегу залива, в летнем домике. Не тащите меня туда. Он меня убьет.
— Ты не за себя, а за него беспокойся. Если не соврал мне, конечно.
За какой-то из пронумерованных дверей печально вскрикнула женщина. Рассмеялся мужчина. Мы прошли по коридору, спустились в лифте, миновали холл и пошли по круто взбирающейся вверх улице по направлению к пустынной площади. Я следовал за Москитом как тень. Он едва передвигал ноги, точно каждый шаг давался ему неимоверным усилием воли.
28
29
Дыхание лежащего на полу человека стало ровнее и глубже, глаза закрылись. Я отправился в ванную за стаканом воды. На полу перед раковиной была разбросана одежда Рут. Вернувшись, я плеснул Москиту в лицо из стакана. Маленькие черные глазки быстро открылись. Он фыркнул и стал отплевываться.
— Опля! — сказал я и посадил его, прислонив спиной к стене. Голова его свесилась на сторону, но он уже вполне пришел в себя, и в глазах его сверкнула злоба.
— Тебе это так не пройдет, старина, — прошептал он.
Не обращая на него внимания, я повернулся к девушке.
— Ты видела Спида? — спросил я.
— Спида? — отозвалась она откуда-то издалека. Лицо ее было гладким и непроницаемым, точно створки захлопнувшейся раковины, прислушивающейся к собственному шуму.
Москит с трудом поднялся на четвереньки.
— Молчи, это бандит! — выдавил он. Похоже, Москит что-то знал.
Я вцепился в его галстук и воротник и поднял его на ноги, протащив спиной по стене. Он мешком повис у меня в руках, боясь сопротивляться.
— Тогда ты скажешь мне сам, где Спид, — процедил я.
Он попытался отвернуться, елозя мокрой головой по штукатурке.
— Не знаю никакого Спида, — пропищал он, точно попавшая под каблук крыса. — Забирай свои вшивые доллары и уби... убирайся! — Лицо его снова побагровело, дыхание со свистом вырывалось из глотки.
— Нет, так легко не отвертишься. — Я чуть ослабил пальцы на его горле. — Мне нужен Спид, слышишь?
Он попытался плюнуть мне в лицо. Пузырящаяся беловатая слюна потекла по его подбородку. Я стал медленно сжимать ему горло. Это отвратительное насекомое напрашивалось, чтобы его раздавили.
Задыхаясь, он слабо затрепыхался у меня в руках.
— П-пусти!
Я отпустил его, и он рухнул на четвереньки, кашляя и мотая головой из стороны в сторону.
— Где Спид? — повторил я.
— Не знаю, — пробормотал он, ползая у меня в ногах, как собака.
— Слушай, что я тебе скажу, Москит. Ты мне очень не нравишься. И твой бизнес — тоже. Дай хоть маленький повод, и я изобью тебя до полусмерти. А потом позвоню в полицию, и тогда тебе долго не видать свободы.
Он смотрел на меня сквозь спутанные волосы.
— Не пугай, тебя еще самого загребут за хулиганство.
— Вряд ли. — Я показал ему свое удостоверение. — Итак, понял, что я с тобой сделаю, если не скажешь, где Спид?
— Ладно, — буркнул он, — твоя взяла.
Он медленно встал на ноги. Пока он расчесывал волосы и надевал зеленое твидовое пальто, я держал его на мушке. Он задул спиртовку и спрятал ее в ящик шкафа.
Рут по-прежнему сидела на кровати, прикрыв глаза и тихонько раскачиваясь. Проходя мимо, я чуть подтолкнул ее. Она завалилась боком на кровать и замерла, подтянув ноги к подбородку.
Москит запер дверь, и я забрал у него ключ, прежде чем он успел опустить его в карман. Он стоял, прижавшись спиной к двери. Злость на его лице уступила место отупелому страху. Красная лампа на потолке светила на него, точно маленькое тусклое солнце, соразмерное его крошечному мирку.
— Так, — сказал я. — С портье не заговаривать, даже не смотреть в его сторону, понятно? Где скрывается Спид?
— Он живет на берегу залива, в летнем домике. Не тащите меня туда. Он меня убьет.
— Ты не за себя, а за него беспокойся. Если не соврал мне, конечно.
За какой-то из пронумерованных дверей печально вскрикнула женщина. Рассмеялся мужчина. Мы прошли по коридору, спустились в лифте, миновали холл и пошли по круто взбирающейся вверх улице по направлению к пустынной площади. Я следовал за Москитом как тень. Он едва передвигал ноги, точно каждый шаг давался ему неимоверным усилием воли.
28
Между холмами на горизонте лежали облака, заволакивая извилистую дорогу далеко впереди и швыряя мельчайшую водяную пыль в ветровое стекло. Я включил желтые противотуманные фары и «дворники», но все равно двигаться приходилось медленно. Между Сан-Франциско и заливом мы не проехали ни единого освещенного дома и повстречали лишь несколько машин. Сверкающий огнями город провалился куда-то вниз позади нас, будто его и не было.
Москит, сидевший рядом со мной, молчал. Лишь изредка жалобно постанывал. Однажды он сказал:
— Спид убьет меня, убьет.
— Невелика потеря для человечества, — утешил я его.
— Тебя он тоже убьет! — взвизгнул он. — Вот было бы здорово!
— Еще бы. Он один?
— Должен быть один.
— Подойдешь к двери первым и поговоришь с ним.
— Я не могу, у меня все болит. Ты меня избил.
— Ну хватит, не ной, я этого не люблю.
Он снова затих, хотя продолжал время от времени постанывать. Мы продолжали ползти по дороге под гнетущим, серым небом, через серые, утопающие в облаках холмы. Солнце и прочие звезды давно потухли, и мы с Москитом — два закоренелых грешника — уныло тащились через бесконечное серое чистилище.
Вскоре дорога нырнула ниже линии облаков. Справа показалась серая полоска моря, извивающаяся меж холмами, точно широкая медленная река. На другом берегу залива чернела сплошная стена деревьев. Милю за милей мы ехали вдоль берега, то приближаясь к нему, то удаляясь вместе с дорогой.
Наконец я остановил машину на развилке.
— Куда ехать? — спросил я.
— Не знаю, — буркнул Москит.
Знаешь, Москит, знаешь. И заруби себе на носу — либо ты рискнешь и выведешь меня на Спида, либо я упрячу тебя за решетку. Ну, куда ехать?
— Направо, — промямлил он. — Не больше мили осталось.
Мы пересекли залив по длинному узкому мосту и выехали на узкую, посыпанную гравием дорогу на другом берегу. Вскоре мы миновали поворот на грунтовую дорогу, которая, извиваясь, спускалась к небольшому озерку.
— Нам туда, — пробормотал Москит.
Я дал задний ход и свернул на проселок.
— Далеко еще? — спросил я.
— Сейчас, за поворотом.
Я выключил фары и остановился, не доезжая до поворота. Поставив машину на тормоз, я сказал:
— Вылезай и иди вперед. Если попытаешься его предупредить, пристрелю.
— Спид меня убьет, — медленно и отчетливо произнес он, точно формулируя аксиому, которую я не в состоянии был понять. В слабом свете приборной доски я увидел его полные слез глаза. Я вытащил фонарик и направил ему в лицо. Вид у Москита был хуже некуда.
— Вылезай, — бросил я. Перегнувшись через него, я открыл дверцу, выпихнул его наружу и вылез сам. Потом я поднял стекла и запер обе дверцы.
— Мне страшно, — проскулил Москит. — Я боюсь темноты. Я никогда здесь не был ночью.
— И никогда не увидишь дня, если не перестанешь валять дурака. Вперед!
Он уцепился за ручку двери, и мне пришлось сунуть ему под ребра ствол револьвера и вытолкнуть на дорогу.
За поворотом она расширялась и заканчивалась небольшой площадкой, на которой стоял небольшой деревянный сруб с единственным освещенным окном. В нем возникла тень мужчины. Она выросла, заполнив собой весь проем, и свет тут же погас. Перед домом стояла длинная темная машина.
— Позови его! — велел я Москиту, подтолкнув его револьвером. В левой руке я держал фонарик.
Первая попытка не увенчалась успехом. Вместо оклика Москит издал какое-то судорожное сипение.
— Подойди ближе и позови его, — повторил я. — Назови себя. Скажи ему, что с тобой друг.
— Мистер Спид! — сдавленно крикнул он. — Это Москит.
Мы уже были на площадке, на полпути к дому.
— Громче, — шепнул я, сильнее уперев ствол ему в поясницу.
— Мистер Спид! — продребезжал он.
Я толкнул его еще дальше вперед. Когда Москит поставил ногу на дощатую ступеньку крыльца, дверь отворилась вовнутрь.
— Кто там? — спросил мужской голос из черной глубины дома.
— Это я, Москит.
— Что тебе надо? Кто там с тобой?
— Друг.
— Какой еще друг? — Голос стал резче.
Похоже, из Москита я уже выжал все что можно. Даже если окружить дом кордоном полиции с автоматами и гранатами со слезоточивым газом, нельзя взять вооруженного и готового на все человека без риска для жизни. Конечно, у меня было некоторое преимущество перед Спидом: я знал, что он еще не совсем оправился от ранения и, возможно, побаивался перестрелок.
Я отодвинул Москита в сторону и шагнул вперед.
— Меня зовут Арчер, — крикнул я. — Миссис Феллоуз, — я постарался произнести имя как можно отчетливее, — поручила мне найти вас.
Еще не кончив говорить, я нажал кнопку фонарика. Яркий сноп света выхватил из темноты массивную фигуру мужчины, притаившегося у двери с черным пистолетом в руках. Сейчас каждый из нас двоих мог застрелить другого. Я так обостренно чувствовал противника, что ощутил жжение в том месте живота, куда он получил пулю от Блэйни.
Внезапно он как-то обмяк. Еще не двинувшись с места, он перешел от наступления к обороне.
— Что вам нужно? — спросил он. При этом он посмотрел на свой пистолет, точно его подвело оружие.
— Можете его бросить, — сказал я. — Вы все равно у меня на мушке.
Он с каким-то отвращением швырнул пистолет на пол, который скользнул по доскам в мою сторону. Москит сделал инстинктивное движение, чтобы подобрать его, но я оттолкнул его локтем и наступил на пистолет ногой.
— Можешь идти, Москит, — сказал я, не спуская глаз со Спида. — И не попадайся мне больше на глаза.
— Куда же я пойду? — пробормотал он с обидой и недоверием одновременно.
— Куда хочешь, только не в Сан-Франциско. Двигай.
— Один? Отсюда?
— Двигай, я сказал.
Он сошел с крыльца и растворился в сероватой тьме. Я даже не посмотрел ему вслед.
— Пойдемте в дом, — сказал я Спиду. — Руки держите над головой.
— Раскомандовался! — криво усмехнулся он. К нему возвращался апломб или что-то еще, что поддерживало его в жизни и привлекало к нему женщин. В перестрелке он наверняка был слабаком и стоил не больше, чем кошка в собачьей драке. Однако он обладал свойственным кошкам чувством собственного достоинства, которое позволяло ему держаться вызывающе даже с поднятыми над головой руками.
Я подобрал его пистолет, даже не снятый с предохранителя, и опустил в карман, держа фонарь под мышкой.
— Полковник, кругом марш! И без лишних движений, если не хотите, чтоб я вам проделал дырку еще и в спине.
Он переступил порог и, пройдя в комнату, зажег керосиновую лампу. Я следовал за ним по пятам. Огонек лампы выпрямился, разгораясь ярче, желтоватый круг света расползался по голому дощатому полу и толстым стропилам под потолком. Из мебели в комнате были только прибитая к стене скамья, сколоченный из сосновых досок стол, пара кухонных табуреток и брезентовый складной стул, стоявший возле сложенного из камней камина. Рядом со скамьей стояли два новеньких кожаных чемодана. Огонь в камине не горел, и в комнате было холодновато.
— Садитесь. — Я махнул пистолетом в сторону складного стула.
— Вы очень любезны, — промолвил он и опустился на стул, вытянув перед собой длинные ноги. — Вы настаиваете на том, чтобы я продолжал держать руки над головой? В этой позе я чувствую себя как-то нелепо.
— Так и быть, вольно. — Я присел на одну из табуреток, наблюдая за ним.
— Благодарю вас. — Он опустил руки и сцепил их на коленях, но не расслабился. Все его тело было напряжено. Он попробовал улыбнуться, но улыбка получилась жалкая, и он отказался от второй попытки, прикрыв рукой нервно подергивающийся рот. Пальцы его машинально теребили тонкую полоску усов на верхней губе. Ногти на них были искусаны до мяса.
— Мы, кажется, уже встречались? — проговорил он.
— Совершенно верно. Надо сказать, ваше новое убежище сильно проигрывает «Оазису».
— Мне трудно с вами не согласиться. Вы частный детектив?
Я кивнул.
— Удивляюсь Марджори, — сказал он, но на лице его не отразилось никаких эмоций. Оно казалось усталым и осунувшимся. От носа к уголкам рта протянулись две глубоких борозды. Его пальцы начали исследовать их. — Признаться, я не думал, что она зайдет так далеко.
— Вы ранили ее чувства, — сказал я. — А это самое последнее дело — оскорблять чувства женщины. Если вы хотите ограбить ее, сделайте это, не раня ее чувств.
— Ну, ограбить — это слишком сильно сказано. Она сама дала мне деньги, чтобы я вложил в хорошее дело. Она получит их обратно.
— А слово ваше — кремень, не так ли? И когда же вы его исполните?
— Дайте мне неделю, — встрепенулся он. — Всего одну неделю, и я возвращу все деньги, да еще с процентами.
— А если прямо сейчас?
— Невозможно. Сейчас у меня денег нет. Они вложены в дело.
— В недвижимость, полагаю?
— Да, в недвижимость. — В его блеклых глазах промелькнул огонек, и он тотчас прикрыл их рукой.
— Если вы хотите придумать какую-то легенду, то не стоит трудиться, Спид. Я знаю, на что пошли деньги.
Он впился в меня взглядом из-за раздвинутых пальцев.
— Москит вам накапал?
— Москит ничего мне не говорил.
— Значит, она подслушивала мой телефон в «Оазисе», стерва, — рука его соскользнула с лица к горлу. Большой и указательный пальцы сжали складку кожи под подбородком. — Ах, стерва! — повторил он. Однако ему не удалось разжечь в себе гнев. То, что с ним сделали, было гораздо хуже и серьезнее, чем то, что он мог сделать в отместку. Он смертельно устал от самого себя. — Хорошо, что вы от меня хотите? Я ручаюсь, что через неделю возвращу ей все деньги.
— Вы не знаете, что с вами будет через пять минут, а говорите о неделях. За эту неделю вас могут отправить на тот свет.
Кривая улыбка углубила одну из складок у его рта.
— Вполне возможно. Но ведь и вас тоже. Во всяком случае, я вам этого желаю.
— Кому вы отдали деньги?
— Джо Тарантини. На вашем месте я бы не пытался отнять их у него.
— Где он сейчас?
Он пожал широкими плечами.
— Не знаю и знать не хочу. Закадычными друзьями мы с ним не были.
— Когда вы видели его в последний раз?
— Два дня назад, — ответил он после некоторого раздумья.
— Когда вы купили у него героин?
— Похоже, вы знаете о моих делах больше, чем я сам. — Он подался ко мне, подобрав ноги под себя. Я повел револьвером, чтобы напомнить ему, что он у меня на мушке.
— Уберите эту штуку, — попросил он. — Как, еще раз, ваше имя?
— Арчер, — сказал я, не убирая оружие с колена.
— Сколько вам платит Марджори, Арчер?
— Достаточно.
— Я мог бы заплатить вам гораздо больше, если вы предоставите мне немного свободы действий. Немного времени.
— Вряд ли я смогу это сделать.
— У меня есть два килограмма чистого героина. Вы знаете, сколько это нынче стоит?
— В последнее время я не следил за рынком. Напомните мне.
— Чистых сто тысяч долларов, если вы дадите мне время установить нужные контакты. Сто тысяч сверх моего долга этой стерве. — Впервые с начала нашего разговора он несколько оживился. — Я даже не прошу, чтобы вы ее надули. Мне нужно только время. Хватит четырех дней.
— И все это время я буду сидеть и держать вас на прицеле?
— Можете спрятать вашу пушку — я вас не заставляю.
— Сдается мне, вы пытаетесь обвести меня вокруг пальца точно так же, как Марджори. Я подозреваю, что деньги при вас.
Он напряг кожу вокруг глаз, пытаясь придать им выражение неподдельной искренности. Но и в венчике мелких морщин они остались блеклыми, холодными и непроницаемыми.
— Вы ошибаетесь, старина. — Я понял, у кого подцепил это словечко Москит. — Можете проверить мой бумажник, если хотите. — Его рука поползла к внутреннему карману пиджака.
— Держите руки у меня на виду. А как насчет ваших чемоданов?
— Можете обыскать их прямо сейчас. Они не заперты. — Это, очевидно, означало, что там нет ничего интересного.
Он повернул голову и посмотрел на дорогие чемоданы, стоявшие рядом со скамьей, впервые показав мне свое лицо полностью. В профиль его сломанный нос и тяжелая челюсть придавали ему сходство со стареющим громилой. Анфас он вполне мог сойти за джентльмена в Южной Калифорнии. У него был правильный, почти мягкий овал лица, волнистые светлые волосы, волной зачесанные с высокого загорелого лба. Гладкая кожа лица переходила в индюшечьи складки под подбородком.
В известном смысле он сумел ввести меня в заблуждение. Мне не удалось заглянуть за эту почти благопристойную маску. И то, что я принял видимость за чистую монету, играло на руку Спиду. Он почувствовал себя непринужденнее, хотя я по-прежнему держал револьвер на колене.
Я попытался добраться до пожилого измученного человека, скрывавшегося под маской.
— Вы конченый человек, Спид. Думаю, вы это понимаете. Он ничего не ответил, но в глазах его мелькнуло что-то похожее на согласие.
— Вам меня не купить, — сказал я. — Судя по всему, из этого дела вы уже не выпутаетесь. Вы поставили на карту все — и проиграли.
— Куда вы клоните? Или вам просто нравится слушать собственные речи?
— Вам придется поехать со мной. Во-первых, надо разобраться с деньгами Марджори...
— Она их никогда не получит, если вы потащите меня с собой. Ни единого цента.
— Тогда она утешится тем, что засадит вас за решетку. Она настроена дожать дело до конца. Не говоря уже о полиции. У нее будет к вам масса вопросов о том, о сем — особенно об убийстве Даллинга.
— Об убийстве Даллинга? — Лицо его обострилось и пожелтело. — Кто такой Даллинг? — Однако он явно знал, кто такой Даллинг, и я знал, что он знал.
— Но даже если вас отпустит полиция, вас будут поджидать Даузер с Блэйни. В прошлый раз у них не было на вас особого зуба. Все, что им было нужно, — это ваша территория. На этот раз они просто разорвут вас на куски. Сейчас я не дам за вашу жизнь и ломаного гроша.
— Значит, вы один из подручных Даузера. — Он не мог оторвать взгляда от моего пистолета. Я поднял его, чтобы он мог заглянуть в дуло — черную дыру в никуда.
— Ну так как, Спид? Поедете со мной или здесь рассчитаемся?
— Рассчитаемся? — Глаза его по-прежнему смотрели на револьвер.
— Я уеду отсюда либо с вами, либо с героином — одно из двух.
— К Даузеру?
— Вы догадливы. Если Дэнни получит свой порошок обратно, вы уже не слишком будете его интересовать.
— Я с вами поделюсь, — с усилием выдавил он. — Сто тысяч на двоих. Пятьдесят вам, пятьдесят мне. У меня есть человек на Восточном побережье, он вылетает сюда завтра. — Он слегка задохнулся от столь длинной речи.
— Меня вам не купить, — повторил я. — Давайте героин.
— Если я его отдам, что будет со мной?
— Это ваше дело. Садитесь в машину и поезжайте как можно быстрей и как можно дальше. Или идите пешком на запад, пока не упретесь в океан, и не останавливайтесь.
Он посмотрел мне в глаза. Лицо его стало старым и больным.
— Надо было застрелить вас, когда у меня была возможность, — проговорил он.
— Надо было. Но вы упустили свой шанс. Теперь ваше дело швах, как я уже вам сообщил.
— Да, — согласился он. — Мое дело швах. — Он сказал это почти весело, с какой-то отчаянной усмешкой. Мне даже показалось, что он и не рассчитывал на иной исход и сейчас испытывал горькое удовлетворение от того, что не ошибся в своих ожиданиях.
— Мы теряем время, — сказал я. — Где героин?
— Я без обиняков отвечу на ваш вопрос, если вы без обиняков ответите на мой. Кто вас навел на меня? Я не собираюсь никому мстить. Просто хочу знать.
— Никто.
— Никто?
— Я немного поработал головой и порядочно — ногами. И сам до всего докопался. Вы, естественно, этому не поверите.
— Нет, отчего же, верю. Да и какая теперь разница. — Он раздраженно потряс головой, досадуя на то, что ответ оказался так прост.
— Это чертово зелье — в жестянке из-под табака в кухонном шкафу, — проворчал он.
Там я его и обнаружил.
Москит, сидевший рядом со мной, молчал. Лишь изредка жалобно постанывал. Однажды он сказал:
— Спид убьет меня, убьет.
— Невелика потеря для человечества, — утешил я его.
— Тебя он тоже убьет! — взвизгнул он. — Вот было бы здорово!
— Еще бы. Он один?
— Должен быть один.
— Подойдешь к двери первым и поговоришь с ним.
— Я не могу, у меня все болит. Ты меня избил.
— Ну хватит, не ной, я этого не люблю.
Он снова затих, хотя продолжал время от времени постанывать. Мы продолжали ползти по дороге под гнетущим, серым небом, через серые, утопающие в облаках холмы. Солнце и прочие звезды давно потухли, и мы с Москитом — два закоренелых грешника — уныло тащились через бесконечное серое чистилище.
Вскоре дорога нырнула ниже линии облаков. Справа показалась серая полоска моря, извивающаяся меж холмами, точно широкая медленная река. На другом берегу залива чернела сплошная стена деревьев. Милю за милей мы ехали вдоль берега, то приближаясь к нему, то удаляясь вместе с дорогой.
Наконец я остановил машину на развилке.
— Куда ехать? — спросил я.
— Не знаю, — буркнул Москит.
Знаешь, Москит, знаешь. И заруби себе на носу — либо ты рискнешь и выведешь меня на Спида, либо я упрячу тебя за решетку. Ну, куда ехать?
— Направо, — промямлил он. — Не больше мили осталось.
Мы пересекли залив по длинному узкому мосту и выехали на узкую, посыпанную гравием дорогу на другом берегу. Вскоре мы миновали поворот на грунтовую дорогу, которая, извиваясь, спускалась к небольшому озерку.
— Нам туда, — пробормотал Москит.
Я дал задний ход и свернул на проселок.
— Далеко еще? — спросил я.
— Сейчас, за поворотом.
Я выключил фары и остановился, не доезжая до поворота. Поставив машину на тормоз, я сказал:
— Вылезай и иди вперед. Если попытаешься его предупредить, пристрелю.
— Спид меня убьет, — медленно и отчетливо произнес он, точно формулируя аксиому, которую я не в состоянии был понять. В слабом свете приборной доски я увидел его полные слез глаза. Я вытащил фонарик и направил ему в лицо. Вид у Москита был хуже некуда.
— Вылезай, — бросил я. Перегнувшись через него, я открыл дверцу, выпихнул его наружу и вылез сам. Потом я поднял стекла и запер обе дверцы.
— Мне страшно, — проскулил Москит. — Я боюсь темноты. Я никогда здесь не был ночью.
— И никогда не увидишь дня, если не перестанешь валять дурака. Вперед!
Он уцепился за ручку двери, и мне пришлось сунуть ему под ребра ствол револьвера и вытолкнуть на дорогу.
За поворотом она расширялась и заканчивалась небольшой площадкой, на которой стоял небольшой деревянный сруб с единственным освещенным окном. В нем возникла тень мужчины. Она выросла, заполнив собой весь проем, и свет тут же погас. Перед домом стояла длинная темная машина.
— Позови его! — велел я Москиту, подтолкнув его револьвером. В левой руке я держал фонарик.
Первая попытка не увенчалась успехом. Вместо оклика Москит издал какое-то судорожное сипение.
— Подойди ближе и позови его, — повторил я. — Назови себя. Скажи ему, что с тобой друг.
— Мистер Спид! — сдавленно крикнул он. — Это Москит.
Мы уже были на площадке, на полпути к дому.
— Громче, — шепнул я, сильнее уперев ствол ему в поясницу.
— Мистер Спид! — продребезжал он.
Я толкнул его еще дальше вперед. Когда Москит поставил ногу на дощатую ступеньку крыльца, дверь отворилась вовнутрь.
— Кто там? — спросил мужской голос из черной глубины дома.
— Это я, Москит.
— Что тебе надо? Кто там с тобой?
— Друг.
— Какой еще друг? — Голос стал резче.
Похоже, из Москита я уже выжал все что можно. Даже если окружить дом кордоном полиции с автоматами и гранатами со слезоточивым газом, нельзя взять вооруженного и готового на все человека без риска для жизни. Конечно, у меня было некоторое преимущество перед Спидом: я знал, что он еще не совсем оправился от ранения и, возможно, побаивался перестрелок.
Я отодвинул Москита в сторону и шагнул вперед.
— Меня зовут Арчер, — крикнул я. — Миссис Феллоуз, — я постарался произнести имя как можно отчетливее, — поручила мне найти вас.
Еще не кончив говорить, я нажал кнопку фонарика. Яркий сноп света выхватил из темноты массивную фигуру мужчины, притаившегося у двери с черным пистолетом в руках. Сейчас каждый из нас двоих мог застрелить другого. Я так обостренно чувствовал противника, что ощутил жжение в том месте живота, куда он получил пулю от Блэйни.
Внезапно он как-то обмяк. Еще не двинувшись с места, он перешел от наступления к обороне.
— Что вам нужно? — спросил он. При этом он посмотрел на свой пистолет, точно его подвело оружие.
— Можете его бросить, — сказал я. — Вы все равно у меня на мушке.
Он с каким-то отвращением швырнул пистолет на пол, который скользнул по доскам в мою сторону. Москит сделал инстинктивное движение, чтобы подобрать его, но я оттолкнул его локтем и наступил на пистолет ногой.
— Можешь идти, Москит, — сказал я, не спуская глаз со Спида. — И не попадайся мне больше на глаза.
— Куда же я пойду? — пробормотал он с обидой и недоверием одновременно.
— Куда хочешь, только не в Сан-Франциско. Двигай.
— Один? Отсюда?
— Двигай, я сказал.
Он сошел с крыльца и растворился в сероватой тьме. Я даже не посмотрел ему вслед.
— Пойдемте в дом, — сказал я Спиду. — Руки держите над головой.
— Раскомандовался! — криво усмехнулся он. К нему возвращался апломб или что-то еще, что поддерживало его в жизни и привлекало к нему женщин. В перестрелке он наверняка был слабаком и стоил не больше, чем кошка в собачьей драке. Однако он обладал свойственным кошкам чувством собственного достоинства, которое позволяло ему держаться вызывающе даже с поднятыми над головой руками.
Я подобрал его пистолет, даже не снятый с предохранителя, и опустил в карман, держа фонарь под мышкой.
— Полковник, кругом марш! И без лишних движений, если не хотите, чтоб я вам проделал дырку еще и в спине.
Он переступил порог и, пройдя в комнату, зажег керосиновую лампу. Я следовал за ним по пятам. Огонек лампы выпрямился, разгораясь ярче, желтоватый круг света расползался по голому дощатому полу и толстым стропилам под потолком. Из мебели в комнате были только прибитая к стене скамья, сколоченный из сосновых досок стол, пара кухонных табуреток и брезентовый складной стул, стоявший возле сложенного из камней камина. Рядом со скамьей стояли два новеньких кожаных чемодана. Огонь в камине не горел, и в комнате было холодновато.
— Садитесь. — Я махнул пистолетом в сторону складного стула.
— Вы очень любезны, — промолвил он и опустился на стул, вытянув перед собой длинные ноги. — Вы настаиваете на том, чтобы я продолжал держать руки над головой? В этой позе я чувствую себя как-то нелепо.
— Так и быть, вольно. — Я присел на одну из табуреток, наблюдая за ним.
— Благодарю вас. — Он опустил руки и сцепил их на коленях, но не расслабился. Все его тело было напряжено. Он попробовал улыбнуться, но улыбка получилась жалкая, и он отказался от второй попытки, прикрыв рукой нервно подергивающийся рот. Пальцы его машинально теребили тонкую полоску усов на верхней губе. Ногти на них были искусаны до мяса.
— Мы, кажется, уже встречались? — проговорил он.
— Совершенно верно. Надо сказать, ваше новое убежище сильно проигрывает «Оазису».
— Мне трудно с вами не согласиться. Вы частный детектив?
Я кивнул.
— Удивляюсь Марджори, — сказал он, но на лице его не отразилось никаких эмоций. Оно казалось усталым и осунувшимся. От носа к уголкам рта протянулись две глубоких борозды. Его пальцы начали исследовать их. — Признаться, я не думал, что она зайдет так далеко.
— Вы ранили ее чувства, — сказал я. — А это самое последнее дело — оскорблять чувства женщины. Если вы хотите ограбить ее, сделайте это, не раня ее чувств.
— Ну, ограбить — это слишком сильно сказано. Она сама дала мне деньги, чтобы я вложил в хорошее дело. Она получит их обратно.
— А слово ваше — кремень, не так ли? И когда же вы его исполните?
— Дайте мне неделю, — встрепенулся он. — Всего одну неделю, и я возвращу все деньги, да еще с процентами.
— А если прямо сейчас?
— Невозможно. Сейчас у меня денег нет. Они вложены в дело.
— В недвижимость, полагаю?
— Да, в недвижимость. — В его блеклых глазах промелькнул огонек, и он тотчас прикрыл их рукой.
— Если вы хотите придумать какую-то легенду, то не стоит трудиться, Спид. Я знаю, на что пошли деньги.
Он впился в меня взглядом из-за раздвинутых пальцев.
— Москит вам накапал?
— Москит ничего мне не говорил.
— Значит, она подслушивала мой телефон в «Оазисе», стерва, — рука его соскользнула с лица к горлу. Большой и указательный пальцы сжали складку кожи под подбородком. — Ах, стерва! — повторил он. Однако ему не удалось разжечь в себе гнев. То, что с ним сделали, было гораздо хуже и серьезнее, чем то, что он мог сделать в отместку. Он смертельно устал от самого себя. — Хорошо, что вы от меня хотите? Я ручаюсь, что через неделю возвращу ей все деньги.
— Вы не знаете, что с вами будет через пять минут, а говорите о неделях. За эту неделю вас могут отправить на тот свет.
Кривая улыбка углубила одну из складок у его рта.
— Вполне возможно. Но ведь и вас тоже. Во всяком случае, я вам этого желаю.
— Кому вы отдали деньги?
— Джо Тарантини. На вашем месте я бы не пытался отнять их у него.
— Где он сейчас?
Он пожал широкими плечами.
— Не знаю и знать не хочу. Закадычными друзьями мы с ним не были.
— Когда вы видели его в последний раз?
— Два дня назад, — ответил он после некоторого раздумья.
— Когда вы купили у него героин?
— Похоже, вы знаете о моих делах больше, чем я сам. — Он подался ко мне, подобрав ноги под себя. Я повел револьвером, чтобы напомнить ему, что он у меня на мушке.
— Уберите эту штуку, — попросил он. — Как, еще раз, ваше имя?
— Арчер, — сказал я, не убирая оружие с колена.
— Сколько вам платит Марджори, Арчер?
— Достаточно.
— Я мог бы заплатить вам гораздо больше, если вы предоставите мне немного свободы действий. Немного времени.
— Вряд ли я смогу это сделать.
— У меня есть два килограмма чистого героина. Вы знаете, сколько это нынче стоит?
— В последнее время я не следил за рынком. Напомните мне.
— Чистых сто тысяч долларов, если вы дадите мне время установить нужные контакты. Сто тысяч сверх моего долга этой стерве. — Впервые с начала нашего разговора он несколько оживился. — Я даже не прошу, чтобы вы ее надули. Мне нужно только время. Хватит четырех дней.
— И все это время я буду сидеть и держать вас на прицеле?
— Можете спрятать вашу пушку — я вас не заставляю.
— Сдается мне, вы пытаетесь обвести меня вокруг пальца точно так же, как Марджори. Я подозреваю, что деньги при вас.
Он напряг кожу вокруг глаз, пытаясь придать им выражение неподдельной искренности. Но и в венчике мелких морщин они остались блеклыми, холодными и непроницаемыми.
— Вы ошибаетесь, старина. — Я понял, у кого подцепил это словечко Москит. — Можете проверить мой бумажник, если хотите. — Его рука поползла к внутреннему карману пиджака.
— Держите руки у меня на виду. А как насчет ваших чемоданов?
— Можете обыскать их прямо сейчас. Они не заперты. — Это, очевидно, означало, что там нет ничего интересного.
Он повернул голову и посмотрел на дорогие чемоданы, стоявшие рядом со скамьей, впервые показав мне свое лицо полностью. В профиль его сломанный нос и тяжелая челюсть придавали ему сходство со стареющим громилой. Анфас он вполне мог сойти за джентльмена в Южной Калифорнии. У него был правильный, почти мягкий овал лица, волнистые светлые волосы, волной зачесанные с высокого загорелого лба. Гладкая кожа лица переходила в индюшечьи складки под подбородком.
В известном смысле он сумел ввести меня в заблуждение. Мне не удалось заглянуть за эту почти благопристойную маску. И то, что я принял видимость за чистую монету, играло на руку Спиду. Он почувствовал себя непринужденнее, хотя я по-прежнему держал револьвер на колене.
Я попытался добраться до пожилого измученного человека, скрывавшегося под маской.
— Вы конченый человек, Спид. Думаю, вы это понимаете. Он ничего не ответил, но в глазах его мелькнуло что-то похожее на согласие.
— Вам меня не купить, — сказал я. — Судя по всему, из этого дела вы уже не выпутаетесь. Вы поставили на карту все — и проиграли.
— Куда вы клоните? Или вам просто нравится слушать собственные речи?
— Вам придется поехать со мной. Во-первых, надо разобраться с деньгами Марджори...
— Она их никогда не получит, если вы потащите меня с собой. Ни единого цента.
— Тогда она утешится тем, что засадит вас за решетку. Она настроена дожать дело до конца. Не говоря уже о полиции. У нее будет к вам масса вопросов о том, о сем — особенно об убийстве Даллинга.
— Об убийстве Даллинга? — Лицо его обострилось и пожелтело. — Кто такой Даллинг? — Однако он явно знал, кто такой Даллинг, и я знал, что он знал.
— Но даже если вас отпустит полиция, вас будут поджидать Даузер с Блэйни. В прошлый раз у них не было на вас особого зуба. Все, что им было нужно, — это ваша территория. На этот раз они просто разорвут вас на куски. Сейчас я не дам за вашу жизнь и ломаного гроша.
— Значит, вы один из подручных Даузера. — Он не мог оторвать взгляда от моего пистолета. Я поднял его, чтобы он мог заглянуть в дуло — черную дыру в никуда.
— Ну так как, Спид? Поедете со мной или здесь рассчитаемся?
— Рассчитаемся? — Глаза его по-прежнему смотрели на револьвер.
— Я уеду отсюда либо с вами, либо с героином — одно из двух.
— К Даузеру?
— Вы догадливы. Если Дэнни получит свой порошок обратно, вы уже не слишком будете его интересовать.
— Я с вами поделюсь, — с усилием выдавил он. — Сто тысяч на двоих. Пятьдесят вам, пятьдесят мне. У меня есть человек на Восточном побережье, он вылетает сюда завтра. — Он слегка задохнулся от столь длинной речи.
— Меня вам не купить, — повторил я. — Давайте героин.
— Если я его отдам, что будет со мной?
— Это ваше дело. Садитесь в машину и поезжайте как можно быстрей и как можно дальше. Или идите пешком на запад, пока не упретесь в океан, и не останавливайтесь.
Он посмотрел мне в глаза. Лицо его стало старым и больным.
— Надо было застрелить вас, когда у меня была возможность, — проговорил он.
— Надо было. Но вы упустили свой шанс. Теперь ваше дело швах, как я уже вам сообщил.
— Да, — согласился он. — Мое дело швах. — Он сказал это почти весело, с какой-то отчаянной усмешкой. Мне даже показалось, что он и не рассчитывал на иной исход и сейчас испытывал горькое удовлетворение от того, что не ошибся в своих ожиданиях.
— Мы теряем время, — сказал я. — Где героин?
— Я без обиняков отвечу на ваш вопрос, если вы без обиняков ответите на мой. Кто вас навел на меня? Я не собираюсь никому мстить. Просто хочу знать.
— Никто.
— Никто?
— Я немного поработал головой и порядочно — ногами. И сам до всего докопался. Вы, естественно, этому не поверите.
— Нет, отчего же, верю. Да и какая теперь разница. — Он раздраженно потряс головой, досадуя на то, что ответ оказался так прост.
— Это чертово зелье — в жестянке из-под табака в кухонном шкафу, — проворчал он.
Там я его и обнаружил.
29
Я решил, что делать с Рут, еще не вернувшись в отель «Грэндвью». Я знал, что никогда себе не прощу, если не помогу ей. Молоденькая девчонка с героином в венах — это готовый персонаж для кошмарного сна, который может преследовать вас всю жизнь.
В холле отеля было темно и безлюдно, если не считать ночного портье, сидевшего за конторкой с научно-фантастическим журналом в руках. Вернувшись на землю из межгалактических просторов, он окинул меня быстрым, но пристальным взглядом. Мы не обменялись ни словом. Я поднялся на лифте и снова оказался перед дверью с номером 307.
Рут спала в той же позе, в какой я оставил ее, — согнув колени и подтянув стройные ноги к груди. Она пошевелилась и вздохнула, когда я закрыл дверь и подошел ближе, чтобы взглянуть на нее. Упавшие на лицо золотые волосы колебались от дыхания. Я осторожно откинул их назад. Она подняла руку, точно защищаясь от удара, но не проснулась. Сон ее был глубок, и я не знал, смогу ли разбудить ее.
Сходив в ванную, я набрал стакан холодной воды, перевернул Рут на спину и вылил воду ей на лицо. Веки ее дрогнули, она открыла глаза и выругалась.
— Подъем, соня! — бодро крикнул я.
— Оставьте меня в покое, не трогайте мои сны. — Она перевернулась на живот и зарылась мокрым лицом в такую же мокрую подушку.
Но я снова перевернул ее на спину.
— Эй, малышка! Пора вставать.
— Нет, пожалуйста, нет. Я не хочу, — проскулила она, снова зажмурив глаза.
Я набрал еще стакан воды и стал над Рут.
— Еще водички? — громко спросил я.
— Нет! — взвизгнула она, понося меня последними словами, и села в постели.
— Одевайся, живо! — скомандовал я. — Поедешь со мной. Или хочешь остаться с Москитом?
Голова ее безвольно болталась из стороны в сторону.
— Не хочу. Он плохой, — сказала она с детской серьезностью, оглядывая сиротливым взглядом голые стены комнаты. — А где он?
— Едет сюда. Тебе надо уходить.
— Да, — пробормотала она, словно повторяя за мной урок, — мне надо уходить.
Я собрал ее одежду с пола ванной и бросил ей — свитер, юбку, туфли и чулки. Но она еще далеко не очнулась и едва ли была в состоянии одеться сама. Мне пришлось снять с нее пижаму и надеть на нее ее вещи. Тело у нее было холодное как лед. Я словно наряжал куклу.
Ее плащ висел на двери ванной. Набросив его ей на плечи, я поставил ее на ноги. Но она не могла или не желала стоять без поддержки. Она снова укрылась на своем далеком острове, доверив свое безвольное тело моим заботам. Я кое-как довел ее до лифта и прислонил ее в углу. Спустившись на первый этаж, я открыл металлическую дверь лифта и подхватил Рут на руки. Веса в ней было немного.
Когда я проходил мимо портье, тот поднял глаза. Но не сказал ни слова. Наверняка он видал куда более странные парочки, чем мы с Рут.
Моя машина стояла у тротуара перед отелем. Я отпер дверь и усадил Рут на переднее сиденье, откинув ее голову на мягкую спинку. Так она и просидела все следующие шесть часов, хотя время от времени норовила сползти на пол. Примерно раз в час мне приходилось останавливать машину и снова устраивать Рут в углу сиденья. В остальное время стрелка спидометра показывала семьдесят пять — восемьдесят миль в час. Миновала мглистая ночь, серый рассвет и долгое солнечное утро, а Рут продолжала спать как убитая в несущейся по дороге машине.
Проснулась она, только когда я остановился у светофора на развилке дорог возле Санта-Барбары. Красный свет застал меня врасплох, и мне пришлось резко дать по тормозам. Рут чуть не сбросило с сиденья — я придержал ее правой рукой, иначе она ударилась бы о лобовое стекло. Она открыла глаза и огляделась по сторонам, не понимая, где она.
— Санта-Барбара, — объявил я. Зажегся зеленый свет, и я нажал на газ.
Рут потянулась и села прямо, глядя на тщательно ухоженные лимонные рощи и недалекие голубые горы.
— Куда мы едем? — спросила она хрипловатым со сна голосом.
— Навестить одного моего друга.
— В Сан-Франциско?
— Нет.
— Это хорошо, что не в Сан-Франциско. — Она зевнула я потянулась еще раз. — Мне совсем не хочется туда ехать. Мне приснился кошмарный сон про Сан-Франциско. Ужасный маленький человечек затащил меня к себе в комнату и заставил делать отвратительные вещи. А какие — точно не помню. Господи, до чего мне паршиво. Я что, напилась вчера?
— Вроде того. Поспи еще, если хочешь. Или, может, пора поесть?
— Не знаю, смогу ли я что-нибудь проглотить, но, наверно, стоило бы. Бог знает, когда я ела в последний раз.
Мы выехали на автостраду, и впереди показался придорожный ресторан. Я остановился на станции обслуживания рядом с ним и помог Рут вылезти из машины. Вид у нас с ней был еще тот. Она все еще двигалась словно лунатик и была бледна как смерть. Я был немногим лучше. Проехав за ночь и утро триста сорок миль, я чувствовал себя так, точно прошел их пешком. Мне необходимо было поесть, выспаться, побриться и принять душ. Но больше всего мне нужно было поговорить или просто посмотреть на кого-нибудь, кто был счастлив, благополучен и добропорядочен или хотя бы одно из трех.
Горячий бифштекс и пинта кофе очень мне помогли. Рут нехотя поклевала кусочек жареного хлеба, макая его в желток сваренного всмятку яйца. Героин был ей и едой, и питьем, и сном. Он был и ее будущей смертью — если она не найдет в себе сил остановиться. Эта мысль не давала мне покоя.
Когда мы снова сели в машину, я сказал об этом Рут — правда, немного другими словами.
В холле отеля было темно и безлюдно, если не считать ночного портье, сидевшего за конторкой с научно-фантастическим журналом в руках. Вернувшись на землю из межгалактических просторов, он окинул меня быстрым, но пристальным взглядом. Мы не обменялись ни словом. Я поднялся на лифте и снова оказался перед дверью с номером 307.
Рут спала в той же позе, в какой я оставил ее, — согнув колени и подтянув стройные ноги к груди. Она пошевелилась и вздохнула, когда я закрыл дверь и подошел ближе, чтобы взглянуть на нее. Упавшие на лицо золотые волосы колебались от дыхания. Я осторожно откинул их назад. Она подняла руку, точно защищаясь от удара, но не проснулась. Сон ее был глубок, и я не знал, смогу ли разбудить ее.
Сходив в ванную, я набрал стакан холодной воды, перевернул Рут на спину и вылил воду ей на лицо. Веки ее дрогнули, она открыла глаза и выругалась.
— Подъем, соня! — бодро крикнул я.
— Оставьте меня в покое, не трогайте мои сны. — Она перевернулась на живот и зарылась мокрым лицом в такую же мокрую подушку.
Но я снова перевернул ее на спину.
— Эй, малышка! Пора вставать.
— Нет, пожалуйста, нет. Я не хочу, — проскулила она, снова зажмурив глаза.
Я набрал еще стакан воды и стал над Рут.
— Еще водички? — громко спросил я.
— Нет! — взвизгнула она, понося меня последними словами, и села в постели.
— Одевайся, живо! — скомандовал я. — Поедешь со мной. Или хочешь остаться с Москитом?
Голова ее безвольно болталась из стороны в сторону.
— Не хочу. Он плохой, — сказала она с детской серьезностью, оглядывая сиротливым взглядом голые стены комнаты. — А где он?
— Едет сюда. Тебе надо уходить.
— Да, — пробормотала она, словно повторяя за мной урок, — мне надо уходить.
Я собрал ее одежду с пола ванной и бросил ей — свитер, юбку, туфли и чулки. Но она еще далеко не очнулась и едва ли была в состоянии одеться сама. Мне пришлось снять с нее пижаму и надеть на нее ее вещи. Тело у нее было холодное как лед. Я словно наряжал куклу.
Ее плащ висел на двери ванной. Набросив его ей на плечи, я поставил ее на ноги. Но она не могла или не желала стоять без поддержки. Она снова укрылась на своем далеком острове, доверив свое безвольное тело моим заботам. Я кое-как довел ее до лифта и прислонил ее в углу. Спустившись на первый этаж, я открыл металлическую дверь лифта и подхватил Рут на руки. Веса в ней было немного.
Когда я проходил мимо портье, тот поднял глаза. Но не сказал ни слова. Наверняка он видал куда более странные парочки, чем мы с Рут.
Моя машина стояла у тротуара перед отелем. Я отпер дверь и усадил Рут на переднее сиденье, откинув ее голову на мягкую спинку. Так она и просидела все следующие шесть часов, хотя время от времени норовила сползти на пол. Примерно раз в час мне приходилось останавливать машину и снова устраивать Рут в углу сиденья. В остальное время стрелка спидометра показывала семьдесят пять — восемьдесят миль в час. Миновала мглистая ночь, серый рассвет и долгое солнечное утро, а Рут продолжала спать как убитая в несущейся по дороге машине.
Проснулась она, только когда я остановился у светофора на развилке дорог возле Санта-Барбары. Красный свет застал меня врасплох, и мне пришлось резко дать по тормозам. Рут чуть не сбросило с сиденья — я придержал ее правой рукой, иначе она ударилась бы о лобовое стекло. Она открыла глаза и огляделась по сторонам, не понимая, где она.
— Санта-Барбара, — объявил я. Зажегся зеленый свет, и я нажал на газ.
Рут потянулась и села прямо, глядя на тщательно ухоженные лимонные рощи и недалекие голубые горы.
— Куда мы едем? — спросила она хрипловатым со сна голосом.
— Навестить одного моего друга.
— В Сан-Франциско?
— Нет.
— Это хорошо, что не в Сан-Франциско. — Она зевнула я потянулась еще раз. — Мне совсем не хочется туда ехать. Мне приснился кошмарный сон про Сан-Франциско. Ужасный маленький человечек затащил меня к себе в комнату и заставил делать отвратительные вещи. А какие — точно не помню. Господи, до чего мне паршиво. Я что, напилась вчера?
— Вроде того. Поспи еще, если хочешь. Или, может, пора поесть?
— Не знаю, смогу ли я что-нибудь проглотить, но, наверно, стоило бы. Бог знает, когда я ела в последний раз.
Мы выехали на автостраду, и впереди показался придорожный ресторан. Я остановился на станции обслуживания рядом с ним и помог Рут вылезти из машины. Вид у нас с ней был еще тот. Она все еще двигалась словно лунатик и была бледна как смерть. Я был немногим лучше. Проехав за ночь и утро триста сорок миль, я чувствовал себя так, точно прошел их пешком. Мне необходимо было поесть, выспаться, побриться и принять душ. Но больше всего мне нужно было поговорить или просто посмотреть на кого-нибудь, кто был счастлив, благополучен и добропорядочен или хотя бы одно из трех.
Горячий бифштекс и пинта кофе очень мне помогли. Рут нехотя поклевала кусочек жареного хлеба, макая его в желток сваренного всмятку яйца. Героин был ей и едой, и питьем, и сном. Он был и ее будущей смертью — если она не найдет в себе сил остановиться. Эта мысль не давала мне покоя.
Когда мы снова сели в машину, я сказал об этом Рут — правда, немного другими словами.