— Приблизительно. Он сбежал с какой-то ценной вещью, принадлежащей Даузеру. Только Даузеру до него не добраться. — Она взглянула на часы. Запястье у нее было тонкое и загорелое. — Сейчас он уже, наверное, в Мексике. За горами, за лесами.
   — Вы думаете, он бежал в Мексику?
   — Похоже на то. Теперь я больше никогда его не увижу, — с горечью добавила она.
   — Это разобьет вам сердце?
   Она резко выпрямилась с гневным выражением на лице.
   — При чем тут сердце? Вы только посмотрите, что он со мной сделал! Женился на мне под видом честного человека, обвел вокруг пальца и подсунул бандитам вместо себя. Бросил меня на растерзание Даузеру и его грязным ублюдкам. Трус паршивый!
   — Скажите, куда он поехал прошлой ночью?
   — Зачем вам это?
   — Не могу отказать себе в удовольствии треснуть его дубинкой по голове. К тому же, если я приведу его Даузеру, он отпустит вас на все четыре стороны, не так ли?
   — Так, но, чтобы сладить с Джо, надо быть настоящим мужчиной. Вчера ночью вы себя таковым не показали.
   Мне было нечего возразить.
   — Ладно, — буркнул я. — Расскажите мне, что произошло вчера ночью. Я хочу как следует во всем разобраться. Я встретился с вашим возлюбленным Даллингом в баре — думаю, он меня ждал, — и он отвез меня в Оазис...
   — Даллинг — не мой возлюбленный.
   — Хорошо, хорошо. Во всяком случае, вы ему нравитесь. — Я осмотрительно использовал настоящее время. — Из разговора с ним я понял, что он очень за вас беспокоится.
   — Кейт всегда беспокоится по пустякам. Что было дальше?
   — Он остановился на дороге, поодаль от вашего дома, и остался ждать меня в машине. Пока я разговаривал с вами у дверей, Тарантини выскользнул из дома через черный ход и оглушил меня сзади. Теперь ваша очередь.
   — Оглушить вас?
   — Рассказать, что случилось потом. Тарантини заметил машину Даллинга?
   — Да. Он бросился к машине, но Кейт от него ушел. Джо был в ярости и велел мне собирать вещи — он решил оставить дом. Через пятнадцать минут мы выехали из Оазиса. Вы все еще лежали без сознания, и, думаю, именно это спасло вам жизнь. Джо заставил меня отвезти его в Лос-Анджелес, хотя я не хотела этого делать. Я подозревала, что он хочет разыскать Кейта и рассчитаться с ним за то, что он выдал его убежище. Я видела, что он зол и на меня, потому что Кейт был моим другом. Другом, а не возлюбленным. Он просто обезумел от ярости и помчался прямо в «Каса-Лома» — у нас там была квартира. Я твердила, что люди Даузера наверняка следят за домом, но Джо велел мне заткнуться. Машина Кейта была на стоянке у дома. Джо оставил меня в машине, а сам поднялся в квартиру со двора.
   — В какое время это было?
   — Где-то около трех.
   — Вы быстро доехали. Наверное, очень спешили?
   — Да, я всю дорогу держала под девяносто пять миль в час. Надеялась: может, шина лопнет и тем дело и кончится. Но мне не повезло. — Она осторожно потерла кровоподтек на виске, глядя прямо перед собой. — Ну вот, спустя пару минут Джо вернулся, сказав, что Кейта нет дома. Он приказал мне отвезти его в Пасифик-Пойнт, где я высадила его у причала для яхт. Больше я его не видела. Он не попрощался со мной. — Она криво усмехнулась. — Даже этого не удостоилась.
   — Почему вы не расскажете все это Даузеру? Он вас отпустит.
   — Даузер позволил своим гориллам поднять на меня руку. Теперь он от меня ничего не добьется.
   Я сидел и смотрел на нее, ожидая, что в двери повернется ключ. Чем больше я смотрел на эту гордую женщину, тем больше она мне нравилась. И чем больше она мне нравилась, тем больше я чувствовал себя последним из негодяев.
   Мне пришлось напомнить себе, что убит человек, что все, что ни делается, — к лучшему в этом лучшем из миров и что в любви, войне и убийстве все средства хороши. Я прилег на бок, подложив под голову локоть, и сон навалился на меня, как большая тяжелая подушка. В последнюю секунду перед тем, как задремать, я услышал приглушенный рокот мотора отъехавшей от дома машины.

16

   Когда я проснулся, полоска света, пробивавшегося сквозь занавеси, лежала в ногах кровати. Я сел в постели, чувствуя, что с трудом могу двинуть ногами. Пока я спал, Галли запеленала меня в покрывало.
   Она сонно пошевелилась на своем конце кровати.
   — Вы проспали два часа как убитый, — пробормотала она. — Не очень-то галантно с вашей стороны. К тому же вы храпите.
   — Извините. Не спал всю ночь.
   — Да я не против, пожалуйста. Звучите вы так же, как мой отец. Крепкий был мужчина. Умер, когда мне было восемь лет.
   — И вы до сих пор помните, какой у него был храп?
   — У меня прекрасная память. — Она потянулась и зевнула. — Нас вообще когда-нибудь отсюда выпустят, как вы думаете?
   — Я знаю не больше вашего. — Я откинул покрывало и встал. — Спасибо, что укрыли.
   — Это у меня профессиональное. Кстати, теперь, когда Джо сбежал, мне, наверно, придется подыскивать себе работу. Он ведь не оставил мне ничего, кроме моей одежды.
   Я вспомнил, в каком виде нашел ее туалеты на квартире в «Каса-Лома», но промолчал.
   — Вы довольно легко махнули рукой на мужа, — заметил я.
   — Все равно он не вернется, — равнодушно сказала она. — А если даже вернется, долго не проживет. В любом случае я не приму его обратно. После того что он наговорил мне вчера ночью.
   Я вопросительно посмотрел на нее.
   — Подробности опустим, — бросила она.
   Она соскочила с кровати и бесшумно прошла в чулках в другой конец комнаты. Ее узенькие туфли на высоких каблуках аккуратно стояли на полу. Она наклонилась к зеркалу на туалетном столике и приподняла волосы, рассматривая синяк на виске.
   — Черт побери! — воскликнула она. — Надоело ждать. Вот возьму сейчас и что-нибудь разобью. — Она стала в бешенстве озираться по сторонам.
   — Валяйте, — согласился я.
   На столике стоял пульверизатор с духами. Она схватила его и швырнула в дверь. Осколки стекла полетели во все стороны. На полу под дверью растеклась небольшая лужица пахучей жидкости.
   — Ну вот, теперь здесь пахнет, как в парфюмерном магазине, — проворчал я.
   — Зато я чувствую себя гораздо лучше. Почему бы и вам что-нибудь не разбить?
   — Меня устроил бы только череп Джо. Кстати, какая у него голова — круглая или продолговатая?
   — Круглая, наверно, — ответила Галли. Став сначала на одну ногу, потом на другую, она надела свои туфельки. Ноги у нее были изумительные.
   — Круглоголовые — это моя слабость, — объяснил я. — Проламывать им черепа — все равно что колоть грецкие орехи. Это было мое любимое занятие в детстве — колоть орехи, я имею в виду.
   Галли стала передо мной, уперев руки в бедра.
   — На словах вы боец хоть куда, Арчер. Только Джо тоже не слабак, как вы уже убедились.
   — Это мы еще посмотрим.
   Она хотела что-то сказать, но в коридоре послышались торопливые шаги. Ключ повернулся в замке, и в комнату вошел Даузер собственной персоной, облаченный в свободные бежевые брюки и коричневый пиджак.
   Ткнув в меня пальцем, он бросил:
   — Выходи. Мне надо с тобой поговорить.
   — А как насчет меня? — вызывающе спросила Галли.
   — Спокойно, детка. По мне, так можешь отправляться домой хоть сейчас. Только не вздумай исчезать, ты мне еще можешь понадобиться. — Он повернулся к стоявшему позади Блэйни: — Отвези ее домой.
   На лице Блэйни отразилось разочарование.
   — Счастливо, Арчер, — крикнула Галли, выходя из комнаты под конвоем Блэйни.
   Я прошел вслед за Даузером в большую комнату с баром. Курчавый ирландец практиковался на бильярде. При виде шефа он вытянулся в струнку, взяв кий на караул.
   — У меня есть для тебя работа, Салливан, — объявил Даузер. — Поедешь в Энсенаду и найдешь там Торреса. Я уже говорил с ним по телефону, так что он тебя ждет. Останешься с ним, пока не появится Джо.
   — Джо в Энсенаде?
   — Не исключено, что он там нарисуется. «Королевы ацтеков» нет у причала, и, похоже, взял ее он. Я даю тебе «линкольн», чтобы ты был там побыстрее, усек?
   Салливан направился к двери, но задержался на полпути, теребя свою «бабочку».
   — А что мне делать с Джо, если я его встречу?
   — Передашь ему мой сердечный привет. Указания будешь получать от Торреса. Все.
   Даузер повернулся ко мне с видом крупного бизнесмена, на чьи плечи взвалили совершенно непосильную для одного человека ответственность, что не мешает ему, однако, оставаться радушным хозяином.
   — Хочешь что-нибудь выпить?
   — Только не на пустой желудок.
   — Тогда — подзаправиться?
   — Да вообще-то в тюрьмах положено кормить.
   Он с обидой взглянул на меня и в сердцах стукнул по полу кием, который бросил ирландец.
   — Ты здесь не в тюрьме, а у меня в гостях, малыш. Можешь уехать, когда захочешь.
   — Что если прямо сейчас?
   — Не стоит так спешить. — Он еще сильнее застучал кием по полу и повысил голос: — Куда к черту все подевались?! Плачу им бешеные деньги, а когда нужно, никого не дозовешься. Эй, Фентон! Где ты там?
   — Вам нужно завести звонок, — посоветовал я. Прихрамывая, на зов прибежал старик с заспанными глазами.
   — Виноват, мистер Даузер, прилег на секунду. Вам что-нибудь нужно?
   — Быстро принеси моему гостю поесть. Пару бутербродов с ветчиной и снятого молока для меня. Живо!
   Старик опрометью бросился из комнаты. Его длинные седые волосы развевались на бегу, рубашка надулась от ветра.
   — Это мой дворецкий, — пояснил Даузер с довольным видом. — Англичанин. Раньше работал у одного продюсера в Голливуде. Ты еще не слышал, как он говорит. Одно слово, джентльмен! Вернется, велю ему перед тобой выступить — сам увидишь.
   — Боюсь, мне пора ехать, — сказал я.
   — Только не уезжай далеко, малыш. Для такого человека, как ты, у меня всегда найдется работа. Здорово ты эту девчонку раскрутил, просто слов нет. Все, как на духу, выложила. Я сам съездил в Пасифик-Пойнт и все проверил. Этот ублюдок Джо действительно там был и улизнул на яхте своего братца.
   — Неужели нужно было держать меня под замком, пока вы не убедились, что она не врет?
   — Кончай, приятель, я же для тебя старался. Побаловался с девчонкой-то, а? Ну, ну, не держи меня за дурака. — Он перегнулся через бильярдный стол и точно послал шар в дальнюю лузу. — Может, сыграем? — предложил он. — По доллару за очко, а? Можешь здорово меня обчистить.
   Я начинал терять терпение. Чем приветливее становился Даузер, тем меньше он мне нравился. С другой стороны, раздражать его не стоило. В голове у меня — там, где она все еще болела от полученного удара, — возникла идея, как отделаться от Даузера, не потеряв шанса побывать у него в гостях еще раз. Я сказал, что он, наверное, играет как зверь, а я сто лет не подходил к бильярдному столу. Тем не менее я взял кий с подставки возле бара.
   Однако поиграть мне почти не пришлось. Даузер сделал серию великолепных ударов и нагрел меня на тридцать долларов за какие-то десять минут.
   — Знаешь, — предался воспоминаниям он, натирая мелком свой кий, — когда-то я зарабатывал этой игрой на жизнь — года три кряду, еще мальчишкой. Думал стать звездой, вроде Уилли Хоппе. А потом выяснилось, что из меня может получиться неплохой боксер — в боксе деньги быстрее делают. Так что я свою порцию колотушек получил, пока наверх карабкался. — Он потрогал испачканными мелом пальцами свои изуродованные уши. — Ну что, еще партейку?
   — Нет, спасибо. Мне пора двигаться.
   Но в этот момент появился «дворецкий» с бутербродами и снятым молоком. Теперь он нарядился во фрак, седые волосы были гладко причесаны.
   — Вам накрыть в баре, сэр? — спросил он.
   — Ага. Ну-ка, Фентон, скажи какое-нибудь кудрявое словечко, чтоб Арчер послушал.
   Старик с серьезным видом произнес:
   — Антиистэблишментаризм. Годится, сэр? Это одно из слов, пущенных в оборот мистером Гладстоном, если мне не изменяет память.
   — Ну, что скажешь? — воскликнул Даузер, повернувшись ко мне. — Этот самый Гладстон был большой шишкой в Англии, лорд или вроде того.
   — Премьер-министр, сэр, — подсказал старик.
   — Вот-вот, премьер-министр. Ладно, можешь идти, Фентон.
   Даузер настоял, чтобы я тоже выпил снятого молока на том основании, что оно очень полезно для пищеварения. Мы сидели рядышком за стойкой бара и пили ледяное молоко из оловянных кружек. Даузера это развеселило. Он хлопал меня по плечу, говоря, что я честный человек и он меня за это уважает. Он хотел что-нибудь для меня сделать. Прежде чем мы допили молоко, он предложил мне работу за четыреста долларов в неделю и дважды продемонстрировал свой туго набитый бумажник. Однако я ответил, что предпочитаю работать на себя.
   — Работая на себя, ты двадцать тысяч в год не сделаешь.
   — Ничего, мне хватает. К тому же, кроме денег, у меня есть будущее.
   Я наступил ему на больную мозоль.
   — Что ты хочешь этим сказать? — Глаза его еще больше вылезли из орбит, похожие на черных пиявок, присосавшихся к его лицу.
   — На рэкете долго не протянешь. Если даже повезет, продержишься в деле не дольше, чем профессиональный боксер или бейсболист.
   — Я занимаюсь законным бизнесом, — с нажимом сказал он. — Когда-то баловался букмекерством, что греха таить, но с этим давно покончено. Теперь я законы не нарушаю.
   — Даже законы, касающиеся ответственности за убийство? — Я терял терпение, а вместе с ним и осторожность.
   Однако вопрос потрафил его тщеславию.
   — Я даже повестки в суд ни одной не получил, — с гордостью заявил он.
   — Сколько людей вы потеряли за последние пять лет?
   — Откуда мне знать, черт побери. Конечно, текучесть у меня большая — такой уж это бизнес. Я же должен защищаться от конкурентов, должен оберегать друзей. — Он соскользнул с табурета и принялся расхаживать по комнате. — Скажу тебе одну вещь, Арчер: я собираюсь жить долго. В нашей семье все жили долго. Деду моему уже за девяносто перевалило — хочешь верь, хочешь нет, — а старик еще хоть куда. Так что я держусь в форме и, ей-богу, собираюсь дожить лет до ста, на меньшее не согласен. Ну, что ты на это скажешь? — Он снова ткнул себя кулаком в живот. Несильно.
   Я подумал, что Даузер здорово боится смерти, и понял, почему он не выносит одиночества. Я промолчал.
   — До ста лет доживу, не меньше, — повторил он, словно стараясь убедить самого себя.
   Я услышал, как хлопнула входная дверь. В комнату вошел Блэйни.
   — Отвез ее домой? — спросил Даузер.
   — Высадил на углу. Перед домом стояла патрульная машина.
   — Легавые? Зачем она им понадобилась?
   — Сегодня утром был убит какой-то Даллинг, — сказал я, поглядывая то на того, то на другого.
   Даузеру, судя по всему, это имя ничего не говорило.
   — Кто такой? — спросил он.
   — Друг Галли, — ответил я. — У полицейских будет о чем ее порасспросить.
   — Думаю, ей лучше держать язык за зубами, — сказал Даузер без особой тревоги в голосе. — А что случилось с этим парнем?
   — Понятия не имею. Всего хорошего.
   — Звякни мне, если что узнаешь. — Он дал мне номер своего телефона.
   С возвращением Блэйни Даузер потерял ко мне интерес. Я дошел до двери без провожатых и шагнул на улицу. Однако облегчение я почувствовал, лишь когда выехал на автостраду.

17

   У меня было несколько вопросов к Галли, которые я хотел задать ей наедине, но меня опередила полиция. Я всегда предпочитаю уступать приоритет полиции — особенно когда она уже на месте. Поэтому я не свернул с шоссе, а поехал дальше на юг через Санта-Монику.
   Шел уже пятый час, когда я добрался до больницы в Пасифик-Пойнте. Не задерживаясь у справочной, я поднялся прямо в двести четвертую палату. Однако кровать Марио Тарантини оказалась пуста. На другой лежал какой-то мальчуган с книгой комиксов в руках.
   Еще раз проверив номер палаты, я прошел в конец коридора, где была комната медсестер. Старшая сестра подняла глаза-буравчики от истории болезни и неприветливо посмотрела на меня.
   — Часы посещения уже закончились. Правила пишут для того, чтобы их соблюдали.
   — Вы совершенно правы, — поспешил согласиться я. — А мистер Тарантини что, уже выписался?
   — Мистер кто?
   — Тарантини, из двести четвертой палаты. Где он?
   Ее заостренное, угловатое лицо приняло сурово осуждающее выражение.
   — Дома, наверное. Хотя никто его не выписывал. Он ушел сам, несмотря на запрет врача и в ущерб собственному здоровью. Вчера вечером он оделся и самовольно покинул больницу. Вы, должно быть, его друг?
   — Да, я знаю его.
   — Тогда передайте ему, что, если у него возникнут осложнения, пусть пеняет на себя. Правила пишут для того...
   — Совершенно верно, — пробормотал я, закрывая за собой дверь.
   Ее зудение еще долго неслось мне вслед.
   Я проехал через весь город и остановился в конце Санедрес-стрит, перед коттеджем миссис Тарантини. Пробиваясь сквозь заросли лавра, лучи предзакатного солнца рисовали золотые узоры на поблекшем газоне. Я постучал в стеклянную дверь, и мужской голос сказал: «Войдите!»
   Я повернул круглую ручку и шагнул прямо в маленькую, плохо освещенную гостиную. В комнате висел запах сильно приправленной пищи, свежевымытых полов и вянущих цветов. Почти всю противоположную стену занимало аляповатое изображение старинной шхуны, несущейся по волнам на всех парусах. Над покоробившейся каминной доской золоченый Христос корчился на потемневшем деревянном кресте.
   На потертой кушетке перед погасшим очагом полулежал, подперев забинтованную голову подушкой, Марио Тарантини.
   — Опять вы, — только и сказал он, увидев меня.
   — Опять я, — подтвердил я. — Я уже побывал в больнице. Как самочувствие?
   — Теперь, когда меня прилично кормят, — неплохо. Сказать вам, чем меня пичкали в больнице? Куриным бульончиком, фруктовым салатиком, творожком, будь они прокляты! — Его распухший рот выплевывал слова так, словно он еще ощущал ненавистный вкус всех этих блюд. — Как по-вашему, можно восстановить силы, поклевывая творожок? Приходилось посылать мать к мяснику за самым большим бифштексом, какой она только найдет. — Он страдальчески улыбнулся, обнажив обломки передних зубов. — Ну, что скажете?
   — Насчет вашего брата? Он по-прежнему в бегах. Ваша яхта уплыла, но вы об этом уже, наверное, знаете.
   — "Королева ацтеков"?! Как уплыла? Куда? — Он подался вперед, так что кушетка жалобно скрипнула под его тяжелым телом.
   — Возможно, в Мексику. Если Джо направился именно туда.
   — Черт подери! — Его темные глаза растерянно блуждали по комнате. Наткнувшись на позолоченного Христа, они на мгновение остановились, потом уперлись в пол. Он встал и двинулся ко мне. — Когда ушла яхта? И откуда вы знаете, что ее взял Джо?
   — Я говорил с Галли. Сегодня утром, часов около пяти, она отвезла его в порт и высадила недалеко от того места, где стояла яхта. У него есть ключи от двигателя?
   — Есть. Мои ключи. Скотина! Вы на машине? Мне срочно надо в порт.
   — Я вас отвезу, если вы в состоянии ехать.
   — Еще как в состоянии! Подождите, я только обуюсь. — Он почти бесшумно вышел в носках из комнаты и вскоре протопал обратно в ботинках, надев еще кожаный пиджак. — Поехали!
   Он заметил, что я смотрю на шхуну на стене. Это оказалась не литография, как я подумал сначала, а самая настоящая фреска, сделанная прямо по штукатурке и обведенная черной рамкой. Краски были кричащие — особенно в тех местах где художник пытался изобразить игру закатных лучей на крутобоких волнах. Как рисовальщик, автор тоже был слабоват — руке его явно не хватало твердости. Тем не менее кренящийся к воде корабль создавал впечатление движения, и это было уже что-то.
   — Нравится? — спросил Марио, уже стоя в дверях. — Это Джо нарисовал, когда был мальчишкой. Хотел стать художником. Жаль, не получилось. Зато сволочью стал отпетой.
   Только сейчас я заметил, что картина подписана аккуратно выведенными печатными буквами: «Джозеф Тарантини, 1934». Рядом я прочел и название картины, видимо позаимствованное из какого-то календаря: «Лети вперед, корабль мой!»
   Мы спустились вниз, к окаймленному пальмами приморскому бульвару, и доехали по нему в порт. Марио показал мне дорогу к автостоянке у волнолома, где я запарковал машину рядом с видавшей виды яхтой на трейлере. Свежий бриз нес с собой крупинки песка и швырял клубы водяной пыли на бетонный волнолом. С его подветренной стороны были пришвартованы около сотни яхт самых разнообразных классов и размеров — от прыгающих на волнах легких «скифов» до семидесятифутовых крейсерских яхт с мачтами высотой с телеграфный столб.
   Марио обвел взглядом сверкающую на солнце бухту и застонал от досады.
   — Нет ее, точно. Угнал мою яхту, подлец! — Он едва не плакал.
   Я поднялся вслед за ним по засыпанным песком ступенькам серого домика с вывеской «Капитан гавани». Дверь оказалась заперта. Мы заглянули в окно: контора была пуста.
   К пристани внизу подошла небольшая шлюпка с навесным мотором, в которой сидел какой-то старик.
   — Где капитан? — окликнул его Марио.
   Старик что-то крикнул в ответ, но слова отнес ветер. Мы спустились по трапу на плавучий дебаркадер, который медленно поднимался и опускался на волнах.
   — Где капитан Шрайбер?
   — Ушел в море на катере Береговой охраны, — сказал старик. — Они получили радиограмму с рыболовецкого судна в районе Сан-Педро. — Он снял мотор с кормы и положил на причал. — Около Сэнкчуари села на камни какая-то яхта — того и гляди, развалится. Что это у тебя с лицом, приятель? — спросил он без всякого перехода, разглядев избитую физиономию Марио.
   — Не твое дело. — Марио ухватил старика за руку. — Какая яхта? Название?
   Старик отпрянул.
   — Но-но, полегче, приятель. Не надо так волноваться. Рыбаки не смогли подойти близко, названия они не прочли. У тебя пропала яхта?
   — Угадал.
   — Они сказали, спортивная яхта с алюминиевыми утлегарями.
   Марио быстро повернулся ко мне.
   — Сможете отвезти меня в Сэнкчуари? — Синяки и ссадины проступили резче на его побледневшем лице.
   — Может, действительно не стоит так волноваться?
   — Когда моя яхта разбилась на камнях? Не хотите везти — не надо. Сам доеду, на мотоцикле.
   — Ладно, отвезу, — сказал я. — Это далеко?
   — Меньше десяти миль. Поехали.
   — Это твоя яхта, приятель? — Как крик одинокой чайки, вопрос старика был унесен ветром, оставшись без ответа.
   Мы молча ехали по прибрежному шоссе. Марио, насупившись, сидел рядом со мной, зло поглядывая на разбитые костяшки пальцев, которые он время от времени яростно тер друг о друга. Со своей забинтованной головой и изрядно попорченной итальянской физиономией он был похож на раненого гладиатора. Я надеялся, что он не грохнется замертво у меня в машине.
   — Кто вас избил, Марио?
   Он ответил не сразу. Когда он заговорил, голос его дрожал от вновь нахлынувшего гнева:
   — Их было трое. Двое держали меня за руки, а третий обрабатывал. Кто они — мое дело. Я сам с ними рассчитаюсь, с каждым по отдельности.
   Он сунул руку в карман пиджака и вытащил тускло поблескивающий предмет. Я оторвал глаза от дороги, чтобы его рассмотреть. Это был алюминиевый кастет с обмотанной клейкой лентой рукояткой и пятью отверстиями для пальцев. Марио надел его на правую руку и с силой впечатал ее в открытую ладонь левой. — Еще поквитаемся! — глухо прорычал он.
   — Спрячьте это, — сказал я. — За такой кастет вполне могут упрятать за решетку. Где вы его взяли?
   — Отобрал у клиента. Я когда-то барменом работал в городе. — Он поцеловал ударную кромку кастета и опустил его обратно в карман. — Думал, может, когда пригодится. Хорошо, что не выбросил.
   — С этой штукой попадете в переделку еще похлеще. Так все-таки за что вас избили, Марио?
   — Из-за моего паршивого братца, — ответил он. — Он смылся в пятницу вечером, а меня оставил расхлебывать кашу, которую он заварил. Его дружки решили, что я с ним заодно. Даже не предупредил меня заранее. Они ворвались на мою яхту посреди ночи и стащили меня с койки. С троими мне было не справиться.
   — Это случилось той ночью, когда вы с Джо вернулись из Энсенады?
   Он подозрительно посмотрел на меня.
   — При чем тут Энсенада? Мы с ним уезжали на четверг и пятницу рыбачить возле острова Каталина. Ночь простояли на якоре.
   — Поймали что-нибудь?
   — Ни черта. А почему вы заговорили про Энсенаду?
   — Я слышал, у Даузера есть филиал в Мексике. Ваша лояльность по отношению к Даузеру очень трогательна, особенно после того, что он проделал с вашим лицом.
   — Не знаю никакого Даузера, — заявил он без особой уверенности. — Вы, часом, не из налогового управления?
   — Часом, нет. Я же сказал вам, я частный детектив.
   — А теперь чем занимаетесь? Вы сказали, что виделись с Галли. Значит, вы ее уже нашли?
   — Вчера ваш братец крепко треснул меня по голове. Это почему-то не дает мне покоя. — На самом деле мне не давал покоя мертвый Даллинг.
   — Я одолжу вам кастет, когда разделаюсь с этими сволочами. Сейчас будет поворот.
   Мы поехали по выбитой в земле колее, петлявшей через поросшую травой поляну к краю нависшего над морем утеса. Ближе к обрыву виднелась эвкалиптовая рощица. Деревья с гладкими и розовыми, как человеческое тело, стволами, казалось, старались теснее прижаться друг к другу под сильными порывами ветра. Среди деревьев стояло несколько видавших виды деревянных столов для пикников. Марио побежал по тропке к краю утеса, я — следом. Впереди, за деревьями, я увидел море, сверкающее и переливающееся, как ртуть. Потом я заметил серый катер Береговой охраны примерно в полумиле от берега. Он направлялся на север, возвращаясь в Пасифик-Пойнт.