- Нет, - ответила Кэй. - Пока у нее нет повода вставать рано.
   Эван кивнул. Он поглядел на небо, ожидая увидеть торчащие фабричные трубы и красноватую дымку промышленного дыма, но на чистом голубом небосводе были только далекие облака. Как много вечеров, подумал он, ему случалось стоять у единственного кухонного окна в доме в Ла-Грейндже и видеть это пятно крови на небе. Эти убогие комнаты с низким потолком напоминали клетку, только перекладины были из дерева, а не из бамбука. И в том мрачном кирпичном доме далеко за автостоянкой компании "Джентльмен", только теперь у Джентльмена было имя, и это имя было Харлин. Сознание Эвана отбросило все это прочь, и он позволил солнечному свету, отражающемуся от деревьев, обогреть свое лицо, но, удаляясь от этих мыслей, вспомнил свой кошмар, связанный с дорожным указателем деревни Вифаниин Грех и сумрачной прозрачной тенью, возникающей из пылевого облака. Что-то резко напряглось у основания его позвоночника. Что могло быть этой тварью из сна? - недоумевал он? - Что за злобная, искаженная тварь тянется к нему? Только Тень знает это, - сказал он себе. Но даже она может ошибаться.
   - Вот и готово, - сказала Кэй, расставляя тарелки с завтраком на маленьком круглом столике кухни.
   Эван уселся за стол, и Кэй присоединилась к нему. В течение нескольких минут они ели молча; на вязе во дворе затарахтела сизая сойка, а затем взмыла в небо. Через некоторое время Эван кашлянул и, оторвав свой взгляд от тарелки, посмотрел на Кэй. Он поймал ее взгляд и задержал его.
   - Я хотел бы рассказать тебе, что за сон я видел прошлой ночью...
   Она покачала головой.
   - Пожалуйста, я не хочу это слышать...
   - Кэй, - тихо сказал он. - Я хочу поговорить об этом. Я хочу вывести это на чистую воду, чтобы ясно увидеть и попытаться понять. - Он положил свою вилку и тихо сидел с минуту. - Я знаю, что мои сны пугают тебя. Я знаю, что они причиняют тебе беспокойство. Но они еще сильнее пугают меня, намного сильнее, потому что я должен с ними жить. Во имя Господа, я не желаю этого; я хотел бы повернуться к ним спиной или убежать от них, или что-то в этом роде, но не могу. Все, чего я прошу, это то, чтобы ты помогла мне понять происходящее.
   - Я не хочу об этом слышать, - твердо заявила Кэй. - Нет смысла в том, чтобы ты обсуждал со мной свои сны, потому что я отказываюсь видеть их так, как ты их видишь. Эван, ради Христа, ты замучаешь себя ими! - Она слегка перегнулась через стол по направлению к нему, игнорируя то затравленное умоляющее выражение в его глазах, которое она так часто видела. - А ты настаиваешь и пытаешься мучить ими также Лори и меня! Каждый видит сны, но не каждый верит, что их сны будут каким-то образом влиять на судьбу. Когда начинаешь в них верить, - она осторожно подыскивала правильные слова, - сам поступаешь так, чтобы они сбывались!
   Эван допил свой кофе и поставил чашечку обратно на блюдце, глядя на ободок с крошечной выемкой. - Я не вижу сновидений так, как любой нормальный человек, - сказал он. - Тебе пора уже это понять. Я сплю месяцами и не вижу снов, и когда они наконец приходят, они... очень странные. И реальные. Ужасные и пугающие; отличающиеся от обычных снов. И они всегда пытаются мне что-то сказать.
   - Эван! - резко сказала Кэй, резче, чем хотела. Уязвленный Эван поглядел на нее и заморгал, и она уронила свою вилку на стол. - Мне все равно, что ты говоришь или думаешь, - сказала она ему, отчаянно стараясь сохранить контроль над собой. Ее виски пульсировали. Ох, нет, сказала она себе. Будь все проклято, начинаются эти головные боли! - Это не видения будущего. Нет таких вещей, как видения будущего. - Она удержала его взгляд, не позволяя ему посмотреть в сторону. - Ты заставляешь эти вещи сбываться своими собственными действиями, разве ты не видишь этого? Разве ты не можешь понять, что это ты? - Горечь подступила к ее горлу, она имела вкус смеси соленой воды, желчи и крови. - Или ты слишком слеп, чтобы видеть это?
   Он продолжал смотреть на нее, на его лице закоченела та маска, которая была на нем, когда она ударила его. В заднем дворе продолжала щебетать малиновка.
   Кэй поднялась и отнесла свою тарелку в раковину. Говорить с ним об этом было бесполезно; из всех крошечных ежедневных шипов, которые кололи их семейную жизнь, это был самый большой и самый острый. Он проливал кровь и слезы. И самым ужасным было то, подумала Кэй, что это была безнадежная ситуация: Эван никогда не перестанет рассматривать свои сны как окно в какой-то другой мир, а она никогда не согласится с его другим миром и с его зачастую нелепыми предчувствиями. Те вещи, которые сбывались с прошлом, сбывались только благодаря ему, а не чему-то сверхъестественному. Не благодаря Року или Злу, а только благодаря Эвану Рейду. И простая правда существа дела для нее самая болезненная: он позволил, чтобы эти сны придавали форму его собственной жизни, и еще хуже, их совместной жизни. Цыгане из среднего класса, сказала она себе, почти с юмором. Несем с собой хрустальный шар. Живем в страхе, ожидая, когда сны расскажут Эвану, что в жилом доме будет пожар: однажды утром он оставил электронагреватель, обтрепанный провод заискрился, но повреждений было не много. Опять его вина. Жить в страхе перед Эдди Харлином - не думай об этом! И столько много было еще похожих ситуаций!
   И сейчас это началось снова, рассуждала она. Только один день провели в местечке, где всех нас ждут хорошие перспективы, и это уже началось. И почему? Да потому что он боится. Не так ли сказал психолог из администрации Ветеранов доктор Геллерт несколько лет назад? "У Эвана проблема с доверием людям, - сказал ей доктор в одну из этих ужасных сессий. - Внутри Эвана, миссис Рейд, очень много стрессовых явлений, это результат войны, его ощущения, что он лично несет ответственность за многое из того, что случилось. Это сложная проблема. Своими корнями она уходит в прошлое, к его взаимоотношениям с родителями, и, особенно, с его старшим братом Эриком".
   Эван закончил свой кофе и положил тарелки в раковину.
   - Ладно, - сказал он. - Я знаю, что они беспокоят тебя. Я знаю, что они пугают тебя. Поэтому больше мы не будем говорить о них. - Он ожидал ее ответа, и наконец она повернулась к нему.
   - Да, они пугают меня, - сказала Кэй. - И ты пугаешь меня, когда так сильно в них веришь. Я сожалею, что расстроилась, Эван, я сожалею, что не понимаю, но... нам обоим нужно оставить все эти неприятные вещи позади. Она остановилась на секунду, наблюдая за его глазами. - Хорошо?
   - Да, - сказал Эван, кивнув. - Хорошо.
   Кэй потянулась, взяла его за руку и подвела к окну. - Посмотри сюда, - сказала она. - Целый лес, чтобы бродить там по утрам. И это ясное голубое небо. Ты когда-нибудь представлял себе, на что похожи облака, когда был ребенком? Вон то, большое, чем тебе кажется?
   Эван посмотрел на небо.
   - Я не знаю, - сказал он. - А ты что думаешь?
   - Лицо, - сказала Кэй. - Кто-то улыбается. Видишь глаза и рот?
   Эвану это облако напоминало стрелка из лука, но он ничего не сказал.
   - Я хотела бы знать, на что похож дождь, если глядеть из этих окон? Или снег?
   Эван улыбнулся и обнял ее.
   - Сомневаюсь, что мы очень много снега увидим этим летом.
   - Он, должно быть, совершенно белый, - сказала Кэй. - А ветви густо увешаны сосульками. И весна, и осень, - все это будет совершенно различно. - Она повернулась к нему и заглянула в глаза; он оттолкнул от себя выражение этой затравленной темноты, по меньшей мере ненадолго, и за это она была благодарна. Она обвила его руками:
   - Все будет хорошо, - сказала она. - Как раз так, как мы мечтали. Я получила место преподавателя, ты будешь писать. Лори встретит новых друзей и будет иметь настоящий дом; для нее сейчас это очень важно.
   - Да, я знаю это, - продолжая обнимать ее, Эван посмотрел на лес. Он будет красив под покровом снега. И затем весной, когда первые зеленые почки появляются на тысячах оголенных коричневых ветвей и в поле зрения не будет ничего, кроме свежей зелени и медленного и уверенного роста новых побегов. И осенью, когда будет становиться холоднее день ото дня, деревья станут похожи на пламя. Листья, опаленные золотым, красным и желтым, медленно начнут превращаться в коричневые, закручиваться и опадать на землю. За этими окнами Природа будет постоянно менять свои цвета, словно красивая женщина со многими платьями. Эвану доставило удовольствие, что впереди можно было ожидать столько красоты, поскольку в последние несколько лет ее было болезненно немного.
   Из входного холла послушалось неожиданное: бинг-бонг. Эван сообразил, что это дверной звонок.
   - Я посмотрю, кто это, - сказала Кэй; она быстро стряхнула руку своего мужа, отвернулась от окон кухни и прошла через кабинет и соединительный коридор в прихожую. Через вставленные в дверь панели из матового стекла была видна чья-то голова с другой стороны. Она открыла дверь.
   Это была женщина, возможно лет около сорока, в канареечно-желтом костюме для тенниса. С ее шеи свисал медальон с инициалами "Дж.Д." Тело у нее было загорелое, но удивительно бесформенное; она выглядела так, словно все время жила на улице. Взгляд ее был спокоен и устойчив, а лицо - с квадратными челюстями, довольно-таки привлекательное. Она держала корзинку с помидорами.
   - Миссис Рейд? - спросила она.
   - Да, это я.
   - Я так рада вас видеть. Мое имя Джанет Демарджон. - Женщина слегка наклонила голову. - Ваша ближайшая соседка.
   - Да, да, - сказала Кэй. - Конечно. Пожалуйста, входите, входите. Она отступила, и женщина вошла в прихожую. Аромат свежескошенной травы ворвался в открытую дверь, напомнив Кэй о просторных роскошно-зеленых пастбищах.
   - Я вижу, вы все перевезли, - сказала миссис Демарджон, посмотрев в сторону жилой комнаты. - Как очаровательно!
   - Не совсем все, - сказала ей Кэй. - Еще нужно купить кое-какую мебель.
   - Ну, что ж, все отлично подходит. - Женщина опять улыбнулась и предложила Кэй корзинку. - Из моего сада. Я думала, что, может быть, вам захочется этим утром немного свежих помидоров.
   - О, как они чудесны, - сказала Кэй, взяв корзинку. Они были действительны чудесны: большие, красные, без единого пятнышка. Миссис Демарджон прошла мимо нее в жилую комнату и осмотрелась. - Это просто мое хобби, - сказала она. - У каждого должно быть свое хобби, а ухаживать за садом - это мое хобби.
   Кэй знаком пригласила ее присесть, и она села в кресло около окна. Здесь так красиво и прохладно, - сказала миссис Демарджон, - обмахивая свое лицо, словно веером, рукой с крашенными красными ногтями. - Мой воздушный кондиционер сломался первого июня, а отсюда очень трудно вызвать из Молла служащего "Сирса".
   - Могу ли я вам что-нибудь предложить? Чашечку кофе?
   - Немного охлажденного чая, если можно. С большим количеством льда.
   Эван, услышав голоса, прошел через холл в гостиную. Кэй представила их и показала ему помидоры. Эван взял протянутую руку женщины и пожал ее: она показалась ему такой же твердой и сухой, как мужская. Ее глаза были очень привлекательны, хотя и светло-коричневого цвета с зеленоватой паутинкой прожилок. Темно-коричневые волосы были зачесаны назад. В них просматривались проблески более светлых волос. Кэй понесла помидоры на кухню, оставив их вдвоем.
   - Мистер Рейд, откуда приехали вы и ваша жена? - спросила его миссис Демарджон, когда он устроился на софе.
   - Мы жили в Ла-Грейндже - это небольшой фабричный городок около Бетлема.
   Миссис Демарджон кивнула.
   - Я слышала о нем. Вы были связаны с фабрикой?
   - Некоторым образом. Я был писателем и редактором в "Айрон Мэн", журнале фабрики по связям с общественностью. В основном я сочинял заголовки.
   - Писателем, - она приподняла свои брови. - Что ж, не думаю, что у нас в деревне когда-либо раньше жил писатель. У вас есть публикации?
   - Немного. В апреле в журнале "Фикшн" был напечатан мой рассказ, а до этого - очерк о водителях грузовиков в издании "Си-Би". Были и другие рассказы, статьи и очерки, все в небольших издания. Вот так.
   - Интересно. По крайней мере, вы увидели деньги в результате всех ваших усилий; уверена, что это немного больше, чем может сказать большинство. Вы работаете здесь, в деревне, или в Джонстауне?
   Эван покачал головой.
   - Я ищу. Мы оставили Ла-Грейндж из-за некоторых... гм, затруднений. И Кэй собирается преподавать в колледже Джорджа Росса во время летней сессии.
   - О? Преподавать что?
   - Начальную алгебру, - сказала Кэй, внося в комнату стакан чая для миссис Демарджон. Женщина с благодарностью отпила из него. - Строго говоря, курс в период летней сессии, но я надеюсь на курс основ математики осенью. - Она села рядом с Эваном.
   - Это звучит намного выше моего понимания, - сказала миссис Демарджон. - Каждый, кто может с этим справиться, получает мое немедленное уважение. Я видела, как вы въезжали вчера; не было ли с вами маленькой девочки?
   - Наша дочь Лори, - сказала Кэй. - Думаю, что она все еще спит.
   - Как плохо. Мне бы хотелось как-нибудь увидеть ее. Она показалась мне таким милым очаровательным ребенком. Сколько ей лет?
   - Только что исполнилось шесть - в мае, - сказала Кэй.
   - Шесть. - Женщина улыбнулась, посмотрела на Кэй, потом на Эвана. Прекрасный возраст. Тогда она будет посещать первый класс в Дугласе в сентябре? Это чудесная школа.
   - Миссис Демарджон, - начал Эван, слегка наклонившись вперед.
   - Джанет, пожалуйста.
   - Ладно, Джанет. Я заметил, что прошлой ночью улица была очень темной. Все ли дома на Мак-Клейн-террас заселены?
   - Да. Но большинство людей на Мак-Клейн относятся к тому типу, которые рано ложатся и рано встают. Немного степенные. Понимаете, что я имею в виду? Также я думаю, что в этом месяце Райсы уехали в отпуск; каждое лето они уезжают в лес Аллегени, чтобы раскинуть там туристический лагерь.
   - А насчет дома прямо через дорогу от нас? - спросил ее Эван. - Я не видел никаких огней в нем прошлой ночью.
   - Да? Ну, я предполагаю, что мистер Китинг может быть в отпуске. Кстати сказать, я не видела в течение нескольких дней его машину. Он вдовец, но я думаю, что у него есть родственники в Нью-Йорке, и он может их навещать. Очень симпатичный человек; уверена, что он вам понравится. Она улыбнулась и отпила немного чаю. - О, как прохладно! Конечно, в Вифаниином Грехе июнь - не жаркий месяц. Это в августе приходится глядеть в оба. Это месяц-убийца; все увядает. И сухо. Господи, какая сушь! - Она перевела взгляд на Кэй. - Итак. Много ли жителей деревни вы уже встретили?
   - Вы первый сосед, которого мы встретили, - сказала Кэй. - Конечно, мы знаем миссис Джайлз, но это все.
   - Требуется время. Я знаю. Не стоит беспокоиться. Здесь дружелюбные люди. - Она повернулась к Эвану. - По меньшей мере, большинство из них; некоторые - те, которые живут в больших домах около Круга - предпочитают уединение. Их семьи жили в деревне в течение нескольких поколений, и, Господи Иисусе, семейный уют они ценят больше, чем "Дочери Американской Революции"!
   Кэй улыбнулась. Эта женщина помогла ей расслабиться, и она была рада, что та пришла их поприветствовать. В конце концов, это было знаком того, что их принимают в деревне, пусть даже только одни соседи. Хорошее отношение - это всегда хорошее чувство.
   - Круг очень красив, - говорил Эван. - Кто-то прикладывает большие усилия, ухаживая за цветами, чтобы они красиво выглядели.
   - Это делает Комитет по благоустройству, в который входят мистер и миссис Холланд, миссис Омариан, мистер и миссис Бреккер, мистер Кварльс. Еще кое-кто. Они по очереди сажают, поливают, выпалывают сорняки и все такое. Они хотели в прошлом году включить меня в состав Комитета, но мне пришлось отказаться от этого. Мой собственный сад достаточно сильно привязывает меня к земле.
   - Думаю, что да, - сказал Эван. - Я все думал, чей тот большой дом там, на Каулингтон. Его крыша видна из палисадника.
   Миссис Демарджон замолчала на мгновение.
   - Большой дом? Посмотрим. О, да! Это музей.
   - Музей?
   Она кивнула.
   - Построенный историческим обществом.
   - Какого рода вещи там хранятся? - спросила Кэй.
   Миссис Демарджон криво улыбнулась.
   - Старье, дорогая. Просто старье. Эти леди из общества думают, что старье и пыль делают историю. Даже и не тратьте свое время на поход туда, потому что обычно музей прочно закрыт на замок. Вы играете в теннис, миссис Рейд?
   - Пожалуйста, зовите меня Кэй. О, да, я немного играла, но с тех пор прошло некоторое время.
   - Великолепно. В этом месте появился еще один игрок в теннис. По крайней мере, для нас это приятная новость. Я член теннисного клуба "Динамо", и мы играем каждый вторник утром в десять на корте прямо внизу за холмом. Нас пятеро: Линда Поулсон, Эми Грентхем, Ли Хант, Джин Кварльс и я. Может быть, и вы хотите сыграть в какой-нибудь вторник?
   - Может быть, - сказала Кэй. - Это зависит от моих уроков.
   - Конечно, - женщина допила свой чай и поставила пустой стакан на столик рядом с собой. Ледяные кубики звякнули. Она поднялась, то же самое сделали и Кэй с Эваном. - Мне, пожалуй, пора идти, - сказала миссис Демарджон, направляясь к входной двери. Остановившись, чтобы посмотреть назад, она спросила:
   - Вы играете в бридж?
   - Боюсь, что нет, - сказал Эван.
   - А как насчет канасты? Покера? Ну, не важно. Я хочу, чтобы вы вдвоем навестили меня в пятницу вечером. Вы можете это сделать?
   Кэй посмотрела на Эвана, тот кивнул.
   - Да, - сказала она. - Конечно.
   - Великолепно. - Она поглядела на свои наручные часы, и ее лицо приняло возбужденное выражение. - Ой! Я опаздываю! Ли ждет меня в Вестбери. Кэй, я зайду к вам попозже на неделе, и договоримся насчет пятницы, хорошо? - Она открыла входную дверь и вышла на лестницу. - Ну, что ж, приятного вам дня. Надеюсь, что вам понравятся помидоры. - Она махнула рукой, последний раз им улыбнулась, и затем прошла по дорожке до тротуара. Кэй мгновение понаблюдала за ней, а затем закрыла дверь.
   Она обняла Эвана.
   - Очень милая дама. Я возьму чего-нибудь с собой туда в пятницу. Как насчет картофельного салата?
   Он кивнул.
   - Решено.
   На лестнице послышался шум, и вниз спустилась Лори, все еще в своей зеленой пижаме, протирая от сна глаза.
   - Привет, дорогая, - сказала Кэй. - Хочешь позавтракать?
   Она зевнула.
   - Только вкусненького.
   - Завтрак вкусный. Как насчет банановых кусочков сверху? - Кэй взяла девочку за руку и двинулась по направлению к кабинету.
   - Миссис Демарджон ничего не сказала о своем муже, - сказал Эван, и Кэй насмешливо посмотрела на него.
   - Ее муж? Что ты хотел о нем услышать?
   Он пожал плечами.
   - Ничего, в общем-то. Я вчера видел его на крыльце, а миссис Джайлз рассказала мне, что несколько лет назад с ним произошел несчастный случай: он попал в аварию. Он парализован и привязан к креслу-каталке.
   - Миссис Демарджон, вероятно, очень переживает за его состояние, сказала Кэй. - Что это был за несчастный случай.
   - Столкновение машин.
   - Боже, - мягко сказала Кэй. - Это ужасно. - Короткие колеблющиеся образы разорванного металла, белых светящихся фар, израненных нервов и мускулов нахлынули на нее. Это же могло случиться однажды с нами. Но тут она услышала свой внутренний голос: "Прекрати это!"
   - Уверена, что мы увидим его в пятницу. - Она потянула Лори за руку. - Пойдем, дорогая, позавтракаем. - Они скрылись в кабинете, и в течение нескольких мгновений Эван оставался в коридоре, окруженный тенью и осколками солнечного света. Спустя некоторое время он осознал, что разминает суставы пальцев, и вспомнил, как много времени назад делал то же самое, когда ждал в бамбуковой клетке, когда они придут за ним и заставят его кричать. Он пожал плечами, почти бессознательно, будто стряхивая с себя неудобное пальто и старую, сморщившуюся от возраста кожу. Затем прошел в гостиную, встал у окна, откинул в сторону занавеску и выглянул в окно на соседний дом Демарджонов.
   - Эван? - Кэй звала его из кухни. - Ты где?
   Он не ответил, оцепенело думая, что она пытается не выпускать его из поля зрения, как и Лори. Подъезд к дому Демарджонов был с другой стороны, и в следующее мгновение он увидел их машину, белую "Хонду", повернувшую в направлении Круга. В машине был только один человек.
   И пока Эван смотрел, ему показалось, что он видит тень, движущуюся в одном из окон, выходящих в сторону его дома. Передвигающуюся медленно и с усилием. В кресле-каталке.
   - Эван? - позвала Кэй, в ее голосе едва скрывалась нотка беспокойства.
   - Я в гостиной, - сказал он. И она умолкла.
   Эван услышал, как Лори что-то спрашивает о том, сколько детей будет в дневном воспитательном центре. Кэй ответила, что не знает, но уверена, что они все будут хорошие.
   Тень исчезла из окна. Эван отвернулся.
   Снаружи в палисаднике среди раскачивающихся веток вяза начала петь птица. Трель пронеслась по Мак-Клейн-террас и затем провалилась в тишину.
   7. ЗАКОН В ВИФАНИИНОМ ГРЕХЕ
   В полдень Орен Вайсингер свернул на своей бело-синей патрульной машине марки "Олдсмобиль" с Фредония-стрит на автостоянку у "Макдональдса". Из-под краешка своей шляпы он видел, что некоторые люди перестали есть, чтобы посмотреть на него. Убедившись что стеклянный плафон на крыше машины не вращается и не вспыхивает синим светом, они вернулись к своим обедам. Это чувство власти сделало счастливым Орена Вайсингера, напомнив ему, что он - важная персона. Возможно, самая важная персона в деревне. Он медленно объехал вокруг ресторана, разглядывая машины, припаркованные в специальные желтые загончики. Номера в основном были местные. Здесь стояла также красная спортивная машина, которую он не узнал; кто-то выехал на прогулку; вероятно, какой-нибудь молодой парень из Спэнглера или Бэрнсборо пытается подцепить девочек. Он припарковал свою машину и несколько минут наблюдал за этой красной штучкой. Через некоторое время мальчишка-подросток и девушка, оба в синих джинсах, она - в блузке с хомутиком, он - в белой рубашке с коротким рукавом, вышли из ресторана и сели в машину. Мальчишка заметил Вайсингера и кивнул ему, а Вайсингер приставил палец к полям своей шляпы. Спортивная машина медленно выехала с автостоянки, но у Вайсингера было смутное чувство, что мальчишка выберется на магистраль 219 и покатит словно дьявол, которому воткнули вилы в задницу.
   Орену Вайсингеру было сорок шесть лет. У него было лицо, огрубевшее от ветра, раскосые линии окружали глаза, такие темно-коричневые, почти черные. Морщинки, трещины и углубления в коже выглядели словно высохшие русла рек. Седые коротко остриженные баки, спускавшиеся из-под шляпы, выглядели так, словно были густо посыпаны солью и перцем. Его скрюченный нос казался еще более скрюченным из-за большой костяной шишки на переносице. Три года назад во время драки в "Крике Петуха" ему угодили туда бутылкой из-под пива. Он казался бдительным, осторожным и опасным, недоверчивым к незнакомцам и яростно защищающим Вифаниин Грех. Потому что в этом заключалась его работа, как шерифа. На обеих морщинистых руках ногти были обкусаны до мяса.
   Вайсингер растянулся на сиденье, полностью заполнив водительское место своим телом ростом в шесть футов и три дюйма. При этом его витиевато украшенная поясная пряжка задевала рулевое колесо. В половине шестого утра в маленьком кирпичном домике на Диэр-Кросс-Лэйн он съел омлет с ветчиной и во время утренних объездов сжевал "Фиг Ньютонз", "Крекер Джек" и выпил пару пинт молока. Свертки и коробки лежали сзади на полу. Он вылез из машины, прошел через автостоянку в ресторан. Он знал девушек за прилавком, поскольку был человеком твердых привычек. Это были милые маленькие ученицы высшей школы, две из Барнсборо и третья, самая миленькая, по имени Ким, из Эльморы. Ким уже подготовила для него второй завтрак: три гамбургера, жареная картошка стружкой и большая порция кока-колы. Она улыбнулась и спросила, как он поживает. Он солгал, сказав ей, что всего час назад приехал на полной скорости c Каулингтон. Он взял свой заказ, кивнул в знак благодарности, сказал несколько слов людям за столиками, а затем пошел обратно к машине. Он включил радио и, слушая переговоры дорожной полиции, стал поглощать свой завтрак. Один из полицейских спрашивал о регистрации на грузовичок-пикап. Коды передавались туда и обратно: статичные различные голоса при одной передаче, вой сирены, который ни с чем не спутаешь. Он обнаружил, что бесцельно щупает слой жира в средней части своей руки толщиной не более чем велосипедная шина. Тем не менее это его беспокоило, хотя сквозь жир он еще мог прощупать крепкий мускул. Когда-то мускулы и сухожилия выступали по всему его телу словно струны пианино, и когда он двигался, мог поклясться, что они вибрировали. Сейчас он не получал достаточной физической нагрузки. Раньше он мог делать свои обходы пешком, но в последние несколько лет деревня начала расширятся, и он посчитал более практичным брать патрульную машину. Выехав на шоссе, он думал о дорожной полиции, об этих мужчинах с крепкими мускулами в своих машинах обтекаемой формы из метала и стекла. Они носили зеленые или окрашенные серым солнцезащитные очки, чтобы солнечные блики от асфальта не слепили глаза, и эти фуражки а-ля Смоки Бир, которые придавали им впечатляющие профили. Он бы хотел быть патрульным, и много лет назад зарегистрировался в списках, но ничего не вышло. Это из-за его склада ума, сказали ему, его рефлексы также были слишком замедленными. Миленькая вещь для бюрократа, чтобы сказать ее человеку, который был штатным полузащитником футбольной команды сборной штата в Слэттери-Хай в Коунмау, его родном городе, что примерно в семи милях к северо-востоку от Джонстауна. Замедленные рефлексы. Вердикт. И этот вердикт насчет склада ума тоже... Когда склад ума вообще принимался в расчет? Они поставили его в такое глупое положение, потому что он был из провинции и не жил в Джонстауне, как остальные. Он не понравился им, потому что его фотография и рассказ о бывшей звезде футбола, собирающейся присоединиться к государственной транспортной программе, был опубликован в "Коунмау Крайер". За это его и высмеяли. Ублюдки. Вся чертова программа не стоила выеденного яйца. У него никого не было в Коунмау, все его друзья либо умерли, либо переехали, все отметины его отрочества сметены прогрессом и бетоном.