– О БОЖЕ, НЕТ! ОПЯТЬ! – ревел я, – НАЧИНАЕТСЯ!!!
   В голове загудело, ноги стали ватными, и я повалился на пол.

10

   Как только адская боль в голове отступила, я пришел в себя, поднялся с пола и бросился на поиски. Я перерыл каждый сантиметр своего кабинета, я обыскал шкаф, шарил в комоде, в сейфе, в ящиках стола. Ничего! Я осмотрел все комнаты – гостиную, вторую спальню, прихожую и даже кухню. Ни единого следа, ни малейшего напоминания о статуэтке.
   Боже… Меня буквально трясло. Куда могла она исчезнуть? Не могла же она просто испариться? Почему со мной постоянно происходят неприятности? Кто этот невидимый враг, который старательно портит мою жизнь? Я не понимал, как могла пропасть эта гребаная статуэтка из кабинета, окна которого защищены решеткой. Дверь постоянно на замке, да еще сигнализация, подключенная на пульт в отделении милиции. Как будто здесь действительно орудовал призрак.
   Громадным усилием воли я взял себя в руки. Нет-Нет, Феликс, глупо, не надо сходить с ума, попробуй мыслить трезво и логически. Невидимок не существует, если кто-то и унес статуэтку, это был вор из плоти и крови. Но кто? Ведь если бы грабители проникли в кабинет, они бы оставили, как минимум, следы? Домработница? Нет… С тех пор, как две недели назад я уволил ее за разбитую вазу, обслуга в нашем доме больше не появлялась. Жена?.. Точно, оставалась лишь она!
   Абсолютно себя не контролируя, я бросился в комнату жены и заорал:
   – ГДЕ МОЯ НАГРАДА, БЛЯДЬ??? КУДА ОНА ДЕЛАСЬ???
   – Феликс… – Она смотрела на меня огромными испуганными глазами… – ты чего?..
   – КУДА ИСЧЕЗЛА МОЯ СТАТУЭТКА? – кричал я. – ТОЛЬКО ТЫ МОГЛА ЕЕ ВЗЯТЬ, БОЛЬШЕ ЗДЕСЬ НИКОГО НЕ БЫЛО, ПОНИМАЕШЬ?
   – Феликс… – Oт страха ее зрачки расширились – Что произошло?
   – Сегодня я смотрел статуэтки в кабинете, мои призы. Там не хватает последней, самой для меня ценной, юбилейной! Никто не мог зайти в кабинет кроме тебя и меня, понимаешь? Это ты ее взяла, да?! Отвечай!
   – Но, – ее голос стал тверже, – ты же всегда запираешь кабинет на ключ… он только у тебя и ты никому его не даешь. Тем более, ты предупреждал о сигнализации…
   – Ложь!
   И тут я понял, что она права, действительно, права. Как я мог забыть, что в последнее время всегда запирал кабинет, защищая свои деньги и документы. Каждый раз, заходя в кабинет, снимал сигнализацию звонком на пульт. Я не доверял никому, даже своей жене, и поэтому всегда носил ключ с собой. У меня был его единственный экземпляр. И код знал только я один!
   Марина смотрела на меня огромными, немигающими глазами. На секунду я даже почувствовал, что хочу прижаться к ней. Но нет, решительным движением я отстранил руки жены.
   Оставив Марину в спальне, я вернулся в кабинет и открыл сейф. Без капли сомнений я сгреб со стола все документы по шоу и запихнул их в него. Затем собрал с полки все мои статуэтки и сделал с ними то же самое. Затем я нашел свою мобилу и набрал один номер:
   – Саламатсызбы… – После долгих гудков раздался на том конце трубки сонный голос.
   – Азохенвей, бля на хуй!! – В бешенстве заорал я. – Алло! Это Феликс Абрамович Серебрянников! Ты сидел за рулем моей машины на Иссык-Куле!!! Помнишь?!
   – О, да, конечно, Феликс Абрамович… – После моего ругательства водила мигом проснулся. – Что-то случилось?!! Так поздно ведь уже…
   – Для меня никогда не поздно!!! Помнишь, ты говорил, что твой брат какой-то нереально серьезный эксперт по системам безопасности?! Так вот, дозвониться до него я не могу. Чтоб завтра или послезавтра был у меня – железно! Плачу наличными и в два раза больше!
   – Такая спешка… – Обомлел собеседник, но чувствуя мое раздражение, перечить не осмелился. – Конечно, Феликс Абрамович, я сразу ему позвоню, дам ваш номер, он обязательно приедет…
   – Чтобы четко. – Отрезал я и бросил трубку.
   Когда я договорился с киргизом, и мое хранилище было запечатано, я облокотился на стол и вздохнул. Впервые за последние несколько часов я почувствовал себя в безопасности. В относительной безопасности…

11

   Злой и усталый, я проспал где-то часа два, пока меня не разбудил звонок. Пиздец, раннее утро, и кому интересно расхотелось жить? Ищу рукой трубку телефона, натыкаюсь на пепельницу и опрокидываю ее прямо на диван, где я дремал в обнимку с бутылкой виски.
   – Алло! – Реву в трубку я и слышу голос моего PR-менеджера Костика.
   – Доброе утро!
   – Ебанулся, что ли?! Восемь утра!
   – Простите Феликс Абрамович. Понимаю, что разбудил… Но… Если мы не дадим ответ по поводу интервью журналу «Music Planet» до одиннадцати часов утра и не дадим им возможность сделать материал с вами сегодня, мы потеряем эту статью.
   – Ну и потеряем, и черт с ней, – зеваю я, – меньше еботни будет.
   – Но, Феликс Абрамович, – чуть не плачет он, – я это интервью целых три месяца пробивал!
   – Костик, серьезно, отъебись от меня. Абсолютно не до этого.
   – Феликс Абрамович! – умоляет он. – Вы только подумайте, как руководство журнала на это отреагирует. Они уже деньги вложили, заставили журналистов материалы по вашей биографии собирать, номер почти сверстан. Если мы вот так возьмем и откажемся, получится, что они пустили средства на ветер, мы поссоримся с редакцией, а значит, они никогда больше не будут писать о наших проектах по старым договоренностям.
   – Это как так не будут?! – До меня доходит смысл ситуации. В предверии «Звездопада» нельзя было ссориться с музыкальными журналами, тем более, с такой махиной, как Music Planet. – Ладно, хрен с ними. Позвони им и скажи, если хотят интервью, пусть подъезжают ко мне к одиннадцати. Но ни минуты позже!
   – Да, конечно, Феликс Абрамович!
 
   Я повесил трубку, встал с кровати и протер глаза. Только журналистов мне сегодня не хватало.
* * *
   Ровно в одиннадцать раздался сигнал с пульта охраны.
   «Надо же, какие вы пунктуальные…» – подумал я. Опоздай вы хотя бы на пять минут, сразу бы пошли в задницу со своим интервью. И вообще, если бы не «Звездопад» на носу, ни за что бы не согласился.
   – Да-да, пропустите. – Сказал я охраннику по телефону. Зашел в спальню, подошел к большому, во всю стену, зеркалу поправил воротник рубашки от «Christian Lacroix», пригладил волосы. Идеально!
   Пуская гостей в дом, тем более журналистов, надо сразу показать, кто тут хозяин. Тапки… Руки мыть… Ничего не трогать… Диван – здесь. Сидеть!
   Кому не нравится мой тон, могут сразу уебывать. А то придут, ввалятся как слоны, натопчут грязными ногами, пропитают воздух вонью нестиранных носков, все засрут, протянут шнуры через все комнаты. «Ах, какие у вас апартаменты!», «Эта картина – оригинал или копия?», «Несмотря на утро, Вы великолепно выглядите», «Можно сфотографировать Вас вместе с котом?». И постоянно каждый раз одно и то же, все журналисты одинаковые. Так что нет, друзья, если хотите сенсацию и интервью со звездой – не ебите мозг, садитесь и слушайте! Будьте добры играть по моим правилам!
   Когда журналисты пришли, я дал им время включить все нужные осветительные приборы, усадил на диван и сразу перешел к делу.
   – У меня, как вы понимаете, времени совсем мало, поэтому давайте определим сразу, что вы в итоге хотите получить от нашего разговора. Обычно я предлагаю четыре категории интервью: «для друзей», «подешевле», «подороже» и «для вашей долбаной газетенки». Первые два варианта отпадают сразу. Но… – Я сделал многозначительную паузу. – В нашем случае я бы добавил еще одну категорию – «бартер». Хотя сомневаюсь, что вы сможете меня чем-то заинтересовать.
   Со стороны дивана послышалось робкое блеяние. Этот мордастый, с бородавкой на шее, наверное, у них редактор, за старшего. Потертый пиджачок, старые ботинки – интеллигент или просто нищий?
   – Вы что-то хотели сказать? – спрашиваю я его.
   – Мы хотим предложить вам уникальную в своем роде акцию, – сипит он.
   – Да? Интересно? – Сверкаю глазами я.
   – Наш журнал покупают более чем в двухстах городах, тираж более двухсот тысяч экземпляров. У нас устойчивая динамика роста и много журналистов, чьи материалы и статьи признаны в высших кругах музыкального сообщества и удостоены наград и престижных премий…
   Ну, что я говорил? Сейчас еще расскажет про развитие новых ниш, какого-то редактора Селиванова, который несколько лет назад номинировался на «Букер», расскажет о том, как они печатали «самого, блядь, Илавина» на страницах своего издания, начнет перечислять известных людей, сотрудничающих с их изданием… Нет, все-таки какие предсказуемые людишки! Неужели начитавшись дешевых пособий по бизнесу и психологии вроде «Карнеги для чайников», они думают, что смогут забраться ко мне в мозги?!
   – Цифры я знаю сам, спасибо. – Прерываю я. – Давайте конкретнее о предложении, а то такими темпами мы до вечера не разберемся.
   Смущается. Слово берет второй, что помоложе, в очках. Типа модный кекс. Красная футболка, потертые джинсы, красные кроссовки «Bikkembergs». Похож на начинающего виджея НМК. На лице заискивающая улыбочка.
   – Феликс Абрамович! Вы – человек известный, птица высокого полета. Знаете, когда вы еще получали «Артиста России», я уже говорил, что за этим музыкантом огромное будущее на русской эстраде. Знаете, вы почти по Руассо – остались в родном доме, но уже превзошли Запад, понимаете?
   Нет, не понимаю. Не хочу знать никакого Руассо. У меня нет времени на эти льстивые разговоры. И хватит уже придумывать эти нелепые обороты, в конце – концов! К тому же я уверен, что у него один шаблон для общения со всеми артистами – будь это хоть Иосиф Вайтман, хоть группа «Экстаз».
   – Спасибо за комплимент. – Скептически говорю я. – И все-таки давайте обойдемся без лести. Я до сих пор не услышал вашего предложения.
   Замнулся. Хитрит. Нервно проводит пальцем по дужке очков.
   – Конечно, Феликс! Мы сразу поняли, что вы деловой человек. Итак, постер внутри журнала, четыре полосы интервью с эксклюзивными фотографиями и подробная биография! Вы бы видели, какой материал подобрали наши корреспонденты! Это просто фантастика!
   Сделал красивую мину, ждет моего ответа.
   А я молчу.
   Пусть помучается.
   – И это все? – нарочито разочарованным тоном говорю я. – Как-то не впечатляет.
   – Но чего вы хотите? – спрашивает первый. – Денег?
   – Не думаю, – отвечаю я… Хотя, – посмеиваюсь, – кто их в наше время не хочет? Только вряд ли вы сможете мне столько предложить… Нет, дело в другом.
   – А в чем же?
   В комнате снова воцаряется напряженное молчание. Я задумчиво потираю часы, скучающе разглядывая бегущую стрелку. Часики «Patek Philipp», выглядят намного симпатичнее, чем сальные лица заискивающих журналюг.
   – Значит так. – Говорю я. – Мне нужна полоса в каждом номере под «прямую рекламу». Это вдобавок к тому, что вы предложили. И вас не должно волновать, что именно я там буду рекламировать: свой парфюм, ресторан, долбаные компакт-диски или чипсы. Также я хочу информационную поддержку собственных проектов в каждом номере через один. Со своей стороны обещаю предоставлять вам эксклюзивную информацию и предоставлять, так сказать, «закулисные» фотографии – наиболее свежий и интересный материал.
   – Но простите, Феликс, – говорит главный, – мы, в принципе видим резон в подобном сотрудничестве, но и вы должны понимать, что у нас в журнале строгая рекламная политика. Евгений, – он указывает в сторону модного парня, – на правах редактора лично следит, чтобы реклама не выделялась из общего информационного потока и строго его дополняла. Последние исследования американских маркетологов показали, что читатель лучше воспринимает посыл, если ему соответствует нужная атмосфера…
   Я смотрю на него исподлобья. Он так вспотел от волнения, что бородавка начала лосниться.
   – Oh, really? – удивленно спрашиваю я, иронизируя на тему последней фразы собеседника. – Что ж, тогда вам придется иметь дела с американскими маркетологами. Мне очень жаль, что мы потратили наше общее время. Вы могли бы его использовать для скачивания из Интернета очередных изысканий… – Произношу я с особым сарказмом.
   Я встаю с дивана, делая вид, что собираюсь проводить их к выходу. Выгнать и поссориться? Нет. Конечно, нет! Каждый мой шаг заранее продуман. Идет торг – все это прекрасно понимают. Интервью со мной слишком интересно им, чтобы так просто отказаться.
   Смотрю им прямо в глаза. Они в панике!
   Змеи всегда кушают мышек.
   Целиком…
   На их лицах реальный испуг.
   – Ну, вы понимаете, Феликс, – говорит бородавчатый, – это такое исключение… Я не знаю, по силам ли нам его сделать…
   – С моей стороны я постараюсь дать вам максимально интересные материалы. – Уверенно смотрю на него я. – Вы получите самую свежую информацию, что, несомненно, поможет журналу лучше продаваться.
   – Но Феликс, целая полоса рекламы – это очень много. Может быть, хотя бы половина? Иначе наш контент может серьезно пострадать…
   Этого я и ждал! Отлично! Они смирились с моей идеей и уже пошло плавное обсуждение нюансов. Целая полоса на рекламу мне не нужна – свои товары я и на половине страницы отлично пропиарю. Самое главное – они купились на мой рекламный маневр, ведь главное для меня – не реклама, а информационная поддержка.
   – Ммм… – Делаю вид, будто мне мучительно сложно принять их условия. – Ладно… давайте половину полосы. Половина полосы в каждом номере в обмен на информационную поддержку и эксклюзив о моем новом проекте.
   Несколько секунд мои собеседники переглядываются. Наконец, пауза прерывается бородавчатым.
   – Да! Да! Договорились! Все-таки, как-никак, вы личность исключительная, и исключение должно быть вам соответствующее! Хе-хе! – расслабившись, он улыбается мне, – Надеюсь, вы расскажете нашему редактору много чего интересного про ваш новый проект. Нам было бы интересно услышать про вашу семью, историю о том, что случилось в Киргизии из первых уст…
   При воспоминаниях о случившемся, я морщусь, но, тем не менее, не показываю вида. Суховато улыбнувшись для приличия, я говорю:
   – Конечно. Со своей стороны я выполню все обещанное.
   – Тогда, – обращается он к редактору, – как поступим? Значит рекламную акцию начинаем прямо с этого номера? Рекламу сотовой связи слегка потесним. А информационную акцию начнем со следующего. Подходит, Феликс Абрамович? – Я киваю. – Ну ладно, тогда пару статей мы выбросим из списка. Там молодая журналистка Маша Ковалева написала какой-то материал на тему перерождения стиля ска-панк и молодых российских группах этого направления. Неудобно, конечно, начинающих авторов разочаровывать, тем более талантливых, но придется убрать, под благовидным предлогом.
   Я безучастно слушаю их разговор. Маша, Саша, Паша… Мне абсолютно по хер. Если у кого что там вылетит и не получится – сами виноваты, если не понимаете, что вы такие лохи. У меня есть свои цели, а в своем говне они пусть сами разбираются.
   Редактор послушно соглашается с бородавчатым. Мне становится смешно. Тоже мне, творческий начальник. Все за него давно решили деньги.
   – Ну ладно, – говорю я, – это вы утрясите там у себя. Насчет содержимого рекламы и информационной поддержки вам позвонит Константин, мой PR-менеджер. Он все расскажет, а вы уж там с ним организационные вопросы решите.
   – Да-да! – угодливо кивает бородавчатый.
   – Отлично. Тогда, я думаю, договорились?
   – Да! Конечно! – Потная ладошка тянется к моей руке, чтобы пожать. – Вот вам моя визитка на будущее. Если какие трудности, сразу звоните.
   Я смотрю на нее одним глазом:
   «Константин Пимонов – коммерческий директор».
   – Ладно. – Говорю я. – Давайте уж что ли материалом займемся? И сразу предупреждаю, что с попугаем и кошкой фотографироваться не буду. Не хочу ассоциироваться у читателей с Сонцовой или Карининой, которые вечно красуются на обложках своих «романтических» детективов с целым выводком домашних тварей. Кстати, – не давая им от смеха перевести дух, – «Мона Лиза» на стене – копия.
   Директора и редактора накрывает волна хохота. Довольный собой, я достаю из бара коньяк и предлагаю им выпить. Наша беседа длится около часа, а потом, распрощавшись, я отпускаю их, и брезгливо морщусь, глядя на оставленные на полу следы.

12

   После общения с журналистами хотелось немного отдохнуть. Ведь подумать только, которые уже сутки нормально не спал из-за всяких встреч и разъездов. И эта «Пластинка» чертова – но ничего, будет время – разберусь. Тот, кто похитил, может не сомневаться – как только найду вора, замочу суку.
   Но только я затушил сигарету и хотел было прилечь, мобильный в очередной раз мерзко завибрировал. Я инстинктивно дернулся; в последнее время ни один такой неожиданный звонок не сулил ничего хорошего.
   Звонил мой сын – Ванечка. Ему было 19, и уже почти год он жил вне родительского дома. Я снимал ему квартиру на Воробьевых Горах, буквально в нескольких минутах ходьбы от МГУ, где он учился на филологическом факультете. Сначала я хотел определить его на что-нибудь более полезное – экономический или юриспруденцию, но когда понял, что мой сын – идиот, и с точными науками у него проблемы, пришлось засунуть его на самый спокойный факультет. Кафедра английского языка – учи себе спокойно, читай книжки, для практики летай раз в месяц в Лондон, вот тебе и образование. Самое важное – корочка Московского Университета, конечно.
   Прежде чем нажать на кнопку «ответить», я задумался. Чего хорошего мне может сказать этот сосунок? Вряд ли он расскажет мне что-нибудь интересное и умное. Либо начнет рассказывать про свои университетские «подвиги», либо попросит денег… Мда.
   – Алло?
   Я не ошибся…
   – Пап… – Его голос дрожал, он сильно меня боялся. – Тут знаешь… эээ… пп-роблемы… Мы могли бы с тобой встретиться, как можно быстрей, чтобы все обсудить?
   – Что случилось?
   – Пап… ну… тут это… с университетом пп-роблемы. – Он заикался. – Я не в-виноват… Нам нужно срочно пообщаться. Можно я д-домой приеду?
   – Нет. – Строго сказал я. – Что ты опять натворил?
   – Па-па… – Чуть не плачет он. – Я не виноват. Тут во-вопрос жизни и смерти. Д-давай где-нибудь в центре?
   – Хорошо. Через час в «Бедуине». У меня дела. Если опоздаешь – пеняй на себя.
   – Да, конечно, пап. Буду.
 
   Я прошелся по комнате. Его слова меня не удивили. Ничего удивительного, опять вляпался в какую-нибудь историю. Говорил же жене, что не стоит его отдавать в МГУ на филфак – там одни телки, совсем учиться не будет. Совсем распоясался. Эх, блядь, надо было не слушать Марину и посылать его заграницу, там где русских и «золотой молодежи» поменьше. Но ведь она все квакала: «ты чего, он такой маленький, такой несамостоятельный… я волнуюсь». Эх, моя бы воля, отправил бы в кадетский корпус куда-нибудь на Сахалин, так Марина бы сразу плакать начала, мол, дедовщина, питание ужасное, убьют-изобьют нашего ненаглядного…
 
   Через сорок минут я приехал в «Бедуин». На парковке я сразу разглядел «BMW X5» Вани, подаренный ему мной на восемнадцатилетие. Машина блестела и выглядела почти как новенькая. Слава богу, хоть тачку не разъебал, ее восстановление обошлось бы дорого.
   Ваня сидел во втором зале и, скрючившись, пил кофе. Понятно, что нервничает, боится. При виде меня он выпрямился в струнку и виновато заулыбался.
   – Неплохой свитерок. – Пренебрежительно говорю я, поджав губы и показывая на его зеленый пуловер Dolce & Gabbana. Ваня явно не ожидал от меня такой фразы, поэтому сутулится и вжимается в стул еще сильнее. Я, не снимая пальто, сажусь рядом и зову официантку. – Ну что, сынок? Рассказывай.
   – Пап… – На его глаза наворачиваются слезы. – Меня отчисляют…
   – Правда? – По-прежнему невозмутимым тоном говорю я. – И что же ты натворил?
   – Ну… – Мнется он. – Меня застукали в туалете…
   – Чай. – Говорю я подошедшей официантке. – Сделайте чайничек, с мятой перечной и сахар принесите тростниковый. – Смотрю на Ваню исподлобья. – И с чем же тебя застукали?
   – Ну… застукали…
   – С чем застукали-то? Поссал мимо унитаза что ли? За это не отчисляют. Телку трахал? Виски пил? Или… – при мысли об этом меня начинает трясти… – То, о чем я думаю?
   – Пап… – он боится посмотреть мне в глаза. – Я с-слу-чайно… честно…
   – Да??? – взрываюсь я и бью по столу кулаком. – Ты что, совсем мудак??! «Случайно»?!! Это теперь так называется?! Я тебе говорил, чтобы ты этим говном не баловался, совсем охуел, мразь? Ну, ладно я закрываю глаза на эти твои клубы, но чтобы ты уже в университете, где я за тебя, ублюдка, тридцать кусков в год плачу, плюс твои эти ебаные «левые» сессии – это надо совсем из ума выжить… – Вокруг испуганно зашушукались и начали на нас оборачиваться, – Знаешь, что… нет… я не буду тебе помогать…
   – Папа! Пожалуйста! – Дрожит Ванечка. – Папа, ты должен мне помочь! К кому мне еще идти, как не к тебе… Ты моя единственная надежда!
   – Должен? – Переспрашиваю я. – Ну уж нет, я тебе ничего не должен. И так я тебе слишком много поблажек даю. Ты телевизор смотришь? Как мальчики в Ростове живут, в Воронеже? Я когда в твои годы в Москве жил, ящики за три рубля в ночь грузил, чтобы на цветы матери хватило, сутками зубрил, не высыпался… Тебе же, мудаку, все дано, а ты ни хуя не делаешь. Нет-нет, все, стоп, так дальше продолжаться не может. Значит так, если ты такой идиот, тебя отчисляют из университета, и ты прямиком идешь в армию. Будешь два года под Брянском окопы хуячить в компании дедов, и пизды получать за башку твою дурную, может, это тебя воспитает. И матери можешь не звонить, я ей запрещу тебе помогать…
   Мой взгляд по-прежнему холоден. Ваня трясется, пытаясь передо мной оправдаться. На глазах слезы.
   – Я не знаю, как ты будешь выкручиваться. Продавай машину, съезжай с квартиры – мне по хер. Домой я тебя не пущу. Может, наконец-то поймешь, что в этом мире не все на блюдечке с голубой каемочкой приносят.
   – Но па-па… Я… я не виноват… Меня Никоненков подставил. Ему уже все заа-мяли, восстановили…
   – Так ты до сих пор с этим дебилом водишься? – Из глаз летят искры. – Нашел себе подходящую пару… – Юра Никоненков, Ванин друг детства, сын известного московского бизнесмена Никоненкова, никогда не стоял у меня в списке людей, с которыми стоило общаться моему сыну. – Ваня, меня реально утомило отмазывать тебя от всякой хуйни, из которой ты к тому же вообще не извлекаешь уроков. Значит так. Никоненкову-старшему я еще позвоню, скажу что да как… – Смотрю я на часы. – Короче…
   Ваня хлюпает носом и просительно смотрит на меня. Сопля, блядь, девка. Нахлестать бы его по щекам сейчас, как моя покойная баба Нюра меня в детстве. Эх, если бы у меня было время, я бы устроил ему урок похлеще. Но времени нет, вопрос надо решить быстро.
   – Короче. – Повторяю я. – Завтра я звоню вашему проректору… как там его… Мудильникову… Красильникову, ситуацию в туалете замнем. Мне к черту не надо, чтобы твои подвиги стали общественным достоянием. Ты головой подумай, что будет, если какая-нибудь «Наизнанку» пронюхает про это и выбьет на первой полосе «Сын Феликса Серебрянникова нюхает кокс в сортире МГУ и вылетает с учебы» – я перед коллегами от стыда сгорю. Но учти – еще одна такая херня, и я, пожалуй, просто выкину тебя из своей жизни. Красильникова попрошу, чтобы он поставил тебя на личный учет, и даже денег на это не пожалею. Не дай бог у тебя на сессии будет хоть одна тройка или я еще раз услышу про дисциплинарные взыскания – все, ты хоть лоб расшиби, ни копейки от меня не получишь. И адрес и телефон мой забудешь. Ты все понял?
   Ваня, боясь сказать слово, кивает головой.
   – Ну, вот и славно, езжай, – говорю я и вижу, что в кафе входит Веларди.
   Ваня с монашеским смирением на лице направляется к выходу, и тут я вспоминаю кое-что, окликаю его и прошу вернуться.
   – На вот, Вань, я тебе кумыс привез, ты же любишь. – Сказал я и передал сыну красивый кувшинчик, купленный на одном из киргизских базаров.

13

   Мы пересаживаемся с Веларди в VIP-зал. Беглым взглядом изучаю Петю. Молодой, нервный, горящий жадный взгляд – видно, что охоч до денег. Будем давить на пафос.
   В кафе немного душно, у стен расставлены кальяны, статуэтки, прочие арабские безделушки. На фоне такого интерьера я чувствую себя кем-то вроде всевластного арабского шейха, который вот-вот отдаст приказ. Подходит Наташа, официантка с большой прекрасной грудью, помню на какой-то пьянке она сторожила туалет пока мы разнюхивались с Даниловым. Потом я отпросил ее у администратора ресторана, привез домой, но как она ни старалась, мой богатырь не встал и я отправил ее восвояси на такси. Подмигиваю ей и прошу принести мне кальян «яблоко на молоке». Заказываю 12-летний Chivas Regal безо льда и молоко. Пристально смотрю на Веларди. Рубашка на нем какая-то странная. Знакомая что ли, будто я ее видел раньше – черная такая, шелковая, Gucci. Хм… кажется ли мне, или действительно видел?
   Ну что ж, мой юный друг, садись сюда и слушай. Учись настоящему успеху. Да, ты выиграл несколько престижных музыкальных конкурсов, съездил в Лондон, понравился дочке Березунича, выступил на нескольких закрытых олигархических вечеринках и получил звание «самый успешный молодой артист страны». Но по сравнению со мной ты лишь молокосос, марионетка в руках высших сил – продюсеров и спонсоров, которые тобой управляют! Так что сиди здесь теперь перед ЛЕГЕНДОЙ и восхищайся! Учись НАСТОЯЩЕЙ СЛАВЕ!