Малик Тахир. Фалак

Малик Тахир
Фалак

   Тахир МАЛИК
   ФАЛАК
   Пер. с узб. - С.Плеханов.
   1
   Низко плывущие над полями тучи то и дело принимались сеять холодным дождем, а когда заляпанная грязью машина въехала на окраину Булакбаши, пошел снег. В белой мгле потонули бурые холмы, лепящиеся по уступу речного берега саманные домики, и только голые ветви деревьев протягивались к дороге из снежной круговерти, как просящие милостыню руки.
   Султан не отрывал взгляда от дороги, бежавшей под колеса машины, а сидевший рядом Асад в который раз уже пересказывал историю саркофага:
   - Я уже домой собирался, а тут звонок. "Товарищ Муллаев, это из Булакбаши вас беспокоят. У нас какой-то ящик нашли - экскаватор рыл на старом кладбище и вывернул каменную плиту. Подошли посмотреть, а там буквы старинные..."
   Плита была опоясана вязью арабских букв. Присев возле находки на корточки, Султан указал на еле заметную полосу, идущую вдоль саркофага:
   - Шов замазан. Значит, крышка не сдвинута.
   Асад склонился рядом и провел ладонью по шероховатой поверхности саркофага:
   - Сколько же ему лет? Похоже, тимуридских времен.
   Когда находку очистили от глины, Султан, медленно обойдя саркофаг, перевел опоясывающую его надпись:
   - "Мир праху высокоученого Шамсибека, сына Исмаила, убиенного дервишами в ночь лунного затмения восьмого дня месяца хамола 835 года хиджры [1448 г. н.э.]. Аллах рассудит, чья правда... Воздвигнута гробница сия повелением всемудрого, всеблагого Улугбека, сына Шахруха, в тридцать девятый год его правления..."
   Через несколько дней в Академии наук Узбекистана состоялось обсуждение булакбашских находок.
   - Дорогие коллеги, - сказал Султан Умрзаков. - Мне выпала честь рассказать вам о самом замечательном археологическом открытии нашего времени.
   Зал отозвался на эти слова возбужденным гулом.
   - В одном из саркофагов, найденных в Булакбаши, обнаружено великолепно сохранившееся тело ученого Шамсибека, погибшего от рук религиозных фанатиков, современника и, судя по некоторым данным, сотрудника великого астронома Улугбека. При погребении труп убитого был погружен в мед, а кроме того, из саркофага был полностью выкачан воздух. В соседнем захоронении найдены останки жены Шамсибека, к тому же в ее гробнице обнаружен уникальный шелковый платок, очень напоминающий современный фалак - обязательную принадлежность приданого невесты. Но если знакомый нам всем фалак представляет собой симметрично расположенную по голубому фону россыпь цветов или цветных кругов, то рисунок платка из саркофага Махфузы сильно напоминает схему движения планет вокруг Солнца. Об этом говорит, на мой взгляд, то, что в центре этого "фалака" изображено золотое солнце с лучами, а не стилизованный цветок, как на современных фалаках. И предполагаемые "планеты" расположены вокруг этого солнца не симметрично, а так, как изображал их на своей гелиоцентрической модели Коперник. К тому же размеры этих планет относительно друг друга в точности соответствуют нашим сегодняшним представлениям о величине планет солнечной системы...
   Профессор Биохимического института Ахмад Закиров говорил о том, что саркофаг Шамсибека являет нам неизвестный прежде способ захоронения в меду... История знает, что тело Александра Македонского, умершего в Вавилоне, было доставлено на родину в особой ванне с медом, но находок, подобных булакбашской, мы еще не встречали. Сразу после вскрытия саркофага мед имел прозрачно-желтый цвет, но уже через несколько минут посерел и кристаллизовался. Внутренности Шамсибека, в том числе и кишечник, с большим искусством были также заполнены медом, так что в нашем распоряжении оказалось совершенно нетленное тело человека, умершего почти шесть веков назад. Анализ меда выявил, что в его состав введен какой-то консервант, пока не поддающийся определению.
   Но самое сенсационное сообщение сделал биофизик Джахангир Алиев:
   - Присутствующие здесь знают, что в нашем институте уже много лет ведется работа по созданию элалломы - электронного робота, способного "снимать" с клеток коры головного мозга весь мир мыслей и чувств человека. До сегодняшнего дня наша задача представлялась нам узкопрактической помочь криминалистам восстанавливать по "воспоминаниям" погибших картину преступления. Это ограниченное применение элалломы диктовалось причинами физиологического свойства - клетки человеческого мозга начинают распадаться уже через несколько часов после смерти, и восстановить картину жизни погибшего возможно только в том случае, если его мозг будет заморожен после смерти или сохранен еще каким-либо образом... Первые опыты, проведенные нами, позволили узнавать мысли и зрительные образы людей за несколько секунд до их гибели. Элаллома может пока воспринимать только самые яркие, лежащие "на поверхности" мозга впечатления, относящиеся к последним моментам его жизни. Для того чтобы проникнуть дальше, в глубь виденного и осмысленного человеком, нам предстоит проделать еще огромную работу... Мозг Шамсибека сохранился достаточно хорошо, и это дает нам надежду на восстановление если не всех, то самых важных обстоятельств его жизни, наиболее сильно запечатлевшихся в сознании ученого. Нашему электронному мозгу нужно колоссальное количество энергии, которое можно сопоставить лишь с энергией, потребляемой мощнейшими ускорителями элементарных частиц. Успех работы зависит от того, сочтет ли Академия наук возможным отпустить нам на создание совершенной элалломы необходимые средства.
   После горячих и долгих споров академия разрешила эксперимент.
   Через два месяца новая элаллома была в основном смонтирована. Ее аппаратура помещалась в нескольких залах подвального этажа института. Джахангир Алиев, озаряемый россыпью разноцветных огней, бегавших по пультам управления, сновал из помещения в помещение, везде находя себе дело. Все последние дни перед опытом он спал урывками, а о еде вспоминал только тогда, когда жена напоминала ему об этом по телефону. Лицо ученого осунулось, на лбу прорезались глубокие складки. Друзья говорили ему: "Ты никак готовишься стать следующим объектом экспериментов для элалломы? Плюнь на все и выберись на недельку в горы - отоспись, побездельничай..." Джахангир с улыбкой отмахивался: "Вот закончим с работой - на два месяца уйду в личную жизнь. Тогда клещами меня не вытащите из санатория".
   Наконец настал день, когда Алиев смог доложить, что элаллома готова к опыту.
   - Вы думаете начать в ближайшее время? - спросил президент академии.
   - Мы можем приступить к опыту хоть сейчас. Но без специалиста по истории средневекового Востока не обойтись. Элаллома "снимет" все впечатления и образы сознания Шамсибека в обратном порядке, и воспроизводить их мы будем после записи в ячейках памяти электронного мозга, "прокручивая" в хронологической последовательности. Вот здесь-то и необходим знаток истории мусульманского мира - ведь то, что для Шамсибека было привычной повседневностью, для нас, незнакомых в деталях с условиями тогдашней действительности, может оказаться совершенно непонятным... Я предлагаю, чтобы группу возглавил академик Джамшид Акбаров, могущий скоординировать наши впечатления. А вести дневник эксперимента будет молодой писатель Тулкун Мансуров...
   2
   К медресе [мусульманское духовное училище] подошел, ведя на поводу лошадь карабаирской породы, молодой человек в новом шелковом халате. Остановившись, он завороженно оглядел здание. Огромное сооружение с четырьмя куполами и двумя минаретами поразило его. Вспомнились слова отца: "Когда минуешь дворец султана, увидишь стоящие друг против друга медресе и ханаку [пристанище дервишей]. Их красоте, как говорят мудрые, завидует само небо..." Путнику казалось, что бирюзовые купола медресе сливаются с пронзительной голубизной вечернего неба и что громада здания, покрытая паутиной орнаментов, поддерживает не только эти купола, но и весь небосвод. И чудилось: под его тяжестью напряженно гудит земля. Глазурь на стенах и минаретах пламенела в лучах заходящего солнца...
   Юноша направился навстречу вышедшему из медресе статному бородачу в длинном халате, с большой белой чалмой на голове. Почтительно поздоровавшись, путник услышал в ответ сказанное нараспев приветствие и тогда сказал:
   - Уважаемый, не сочтите за дерзость, но я хотел бы видеть одного из воспитанников медресе...
   - Кого именно?
   - Муллу [образованный человек] Абдулвахаба.
   - Абдулвахаба?! - Бородач нахмурился и каким-то новым взглядом оглядел юношу с головы до ног. - Кем он вам приходится? Не брат ли?
   - Нет, мы просто односельчане. Хочу передать ему весточку от отца.
   - Абдулвахаба здесь нет, - сказал мужчина после недолгого размышления.
   Молодой человек вопросительно смотрел на него.
   - Ваш земляк проявил черную неблагодарность... - нехотя начал бородач. - Он был достоин виселицы, но, благодарение всевышнему, великий султан помиловал его... Учебе он предпочел безделье... Абдулвахаб ушел из медресе.
   - Он вернулся домой?
   - Вы можете найти его в ханаке.
   - Здесь? - Юноша кивнул в сторону ханаки, расположенной против медресе.
   - Нет, сюда он не заглядывает. Поищите его на окраине...
   До вечерней молитвы оставалось еще немного времени, и молодой человек решил прежде всего договориться о месте в караван-сарае. Отправляясь в Самарканд, он рассчитывал на помощь Абдулвахаба: земляк в чужом городе немалое подспорье. Теперь же приходилось обходиться своими силами...
   Земли их родителей лежали рядом. Но угодья отца Абдулвахаба были в несколько раз больше. На его полях работали многие жители кишлака. А по предгорьям - от Андижана до Оша - паслись его стада... Шамсибек учился с Абдулвахабом в одной школе; сын бая уже тогда не отличался усердием и сообразительностью. Но тем не менее, повинуясь воле отца, он отправился в столичное медресе. Устроив сына, Байбува вернулся в свой кишлак очень довольным. С тех пор его отпрыска именовали не иначе как "мулла Абдулвахаб"...
   Оставив лошадь в конюшне, молодой человек занял одну из верхних комнат. Затем спустился во двор и, умывшись из медного кумгана, отправился на молитву.
   Дорогой он разглядывал всех встречных в надежде отыскать знакомое лицо. Но Абдулвахаба не было видно ни на улице, ни в многолюдной мечети.
   Прочтя молитву, юноша провел ладонями по лицу и вместе со всеми стал пробираться к выходу. Возле минарета он увидел двух дервишей и направился к ним в надежде разузнать про своего школьного товарища. Он уже открыл рот для приветствия, как один из дервишей воскликнул:
   - Шамсибек!
   Молодой человек с удивлением узнал в исхудавшем, почерневшем оборванце Абдулвахаба. Кожа на его выпирающих скулах шелушилась, глубоко запавшие глаза лихорадочно блестели...
   Обнявшись, земляки отправились в ближайшую чайхану. Абдулвахаб был оживлен: не каждый день удается встретить односельчанина! Шамсибек же был опечален: в этом высохшем дервише почти ничто не напоминало о жизнерадостном и цветущем парне, который шесть лет назад покинул родной кишлак. Усевшись возле хауза [бассейн], приятели некоторое время молчали. Наконец Шамсибек спросил:
   - Ты бросил медресе?
   - Я отрекся от богопротивного суемудрия, насаждаемого служителями преисподней! - вскричал Абдулвахаб. - Но вера в загробное воздаяние привела меня к пиру [духовный наставник]. Блажен испрашивающий у всевышнего милости для людей - нет дела почетнее, чем вседневное, всечасное служение аллаху!
   Чуть заметно улыбнувшись, Шамсибек сделал глоток зеленого чая из пиалы. Затем, глядя прямо в глаза дервишу, прочел:
   Ты сам ведь из глины меня изваял! - Что же делать мне?
   Меня, словно ткань, ты соткал. - Что же делать мне?
   Все зло и добро, что я в мире вершу, ты сам предрешил,
   Удел мой ты сам мне на лбу начертил! - Что же делать мне?
   Пиала запрыгала в руке Абдулвахаба. В глазах его полыхнул мрачный огонь.
   - Побойся аллаха! - громко произнес он. - Моли его: да отпустит он тебе это прегрешение!
   Сидящие на соседней суфе [земляное возвышение] с любопытством посмотрели в их сторону.
   - О чем ты говоришь? - невозмутимо отвечал Шамсибек. - Это слова Омара Хайяма. Ведь поэт говорит: все, что ни есть в мире, все от бога. В том числе и наши грехи, и наши добрые дела. Какая польза в том, чтобы, предавшись богомолью, отречься навсегда от веселья? Разве не грех губить напрасно свою жизнь?
   - Придержи язык! Не следуй наущению служителей ада!
   - Пусть это слова чертопоклонника, а праведный путь - это путь духовного совершенствования Ходжи Ахрора. Но как же быть с твоими прежними занятиями? Неужели стяжание знаний - грех?
   Абдулвахаб неприязненно взглянул на земляка, но промолчал. Разговор их прервался. Шамсибек посматривал на посетителей чайханы, а дервиш, уставившись в землю, перебирал четки.
   Чайханщик принес свежего чаю. Абдулвахаб поднял глаза на земляка:
   - Зачем пожаловал в Самарканд?
   - По велению его величества султана... А причины этого я и сам не ведаю.
   - Придется тебе отправиться в Кухек.
   - Что это такое?
   - Султан проводит там почти все свое время. По ночам он беседует с чертями...
   - Не понимаю.
   - Он считает звезды.
   - И далеко этот Кухек?
   - Рядом.
   - Проводишь меня туда?
   - Хорошо. Отправимся пораньше.
   Утром они встретились возле мечети. Поздоровались довольно холодно. У Абдулвахаба не было лошади, поэтому Шамсибек зашагал с ним рядом, ведя своего карабаира на поводу. По дороге дервишу то и дело подавали - кто кусок лепешки, кто монету. Шамсибек чуть приотстал и следовал за Абдулвахабом, пока не вышли из города. Подойдя к небольшой речке, земляки свернули в придорожную чайхану. Умывшись холодной водой из арыка, они уселись на суфе под сенью ивы. Курносый хромой мальчик в выцветшей тюбетейке принес чай и лепешки.
   Один из старцев, сидевших на суфе возле арыка, взял в руки тамбур [музыкальный инструмент]. Послышалась протяжная печальная мелодия. Круглолицый мужчина присел рядом и, положив на колено тюбетейку, негромко запел:
   Кто губам прекрасным улыбку беспечную дал,
   Кто в удел скорбящим печаль сердечную дал?
   Пусть он нам не дал счастья, - довольно с нас и покоя,
   Ибо многим он слезы и муку вечную дал.
   Шамсибек заслушался певца, но Абдулвахаб тут же нарушил его сосредоточенность:
   - Боже праведный! Мусульмане веселятся, не помня о будущем воздаянии!
   Дервиш забубнил что-то непонятное, перебирая четки. Вдруг он пронзительно взглянул на Шамсибека:
   - Дух царственного Кусама [султан; родственник пророка Мухаммада, похороненный в Самарканде] проклял нашего султана!
   - Замолчи!
   - Нет! Всякий правитель обязан ежегодно посещать могилу святого. А наш владыка нарушил в этом году священный обычай. Он счел унизительным для себя преклонить колени перед царственными останками...
   - Откуда ты это взял?
   - Наш мухтасиб [лицо, наблюдающее за исполнением религиозных обрядов, предписываемых шариатом] Сайд Ашик молился в мечети, как вдруг среди ясного неба прогремел гром, а над дворцом сверкнула молния. С могилы праведного Кусама поднялась его тень и, взглянув на мухтасиба, сказала: "Султан Улугбек пренебрегает святыми могилами - он испытывает волю аллаха. Оповести об этом мусульман. До тех пор, пока самаркандцы не смоют кровью этот грех, их будет преследовать рок!.."
   В этот миг чья-то мощная рука опустилась на плечо Абдулвахаба. Обернувшись, дервиш увидел перед собой искаженное гневом лицо сипаха [придворный военачальник].
   - Ну-ка пойдем со мной. Пусть султан услышит твои новости, - плечистый воин хорошенько тряхнул Абдулвахаба и указал ему на дорогу. Потом взглянул на Шамсибека: - Ты тоже пойдешь.
   Абдулвахаб сразу прикусил язык и, втянув голову в плечи, последовал рядом с сипахом. Сидевшие в чайхане пытались было вступиться: "Грех трогать дервиша!"; "Отпусти слугу аллаха!" Но силач отвечал на это: "Если он настоящий дервиш, то пусть молится за род людской, а не грязнит священное имя".
   Стража у ворот дворца беспрепятственно пропустила их - сипах имел, видимо, право свободного входа и выхода. Пройдя через роскошный сад, они оказались перед удивительным сооружением. Это было внушительное здание, окруженное колоннадой, поддерживавшей плоскую крышу террасы. Чуть дальше переливался на солнце прозрачный купол Хрустального дворца. Шамсибек на минуту замер перед колоннадой точно так же, как накануне перед медресе Улугбека. Толкнув его плечом, сипах сказал:
   - Это Чилустун [дом с сорока колоннами]. Пошевеливайся.
   Пройдя еще немного в глубь сада, сипах передал дервиша и Шамсибека какому-то чиновнику в золотистом халате и на несколько минут исчез. Вернувшись, он повел своих арестантов назад к Чилустуну.
   Теперь здесь было много народу. Вся терраса была заполнена богато одетыми вельможами, посреди которых восседал на ковре пожилой человек в голубом халате и с небольшой белой чалмой на голове. Шамсибек ощутил сильный тычок в спину и склонился перед террасой.
   Когда юноша вновь поднял голову, он встретился глазами с проницательным взглядом неброско одетого человека и угадал, что перед ним сам султан...
   - Зачем ты привел этих людей, Камариддин? - спросил горбоносый седобородый старец, сидевший ближе всех к Улугбеку.
   Сипах поклонился, отступив на шаг, и произнес:
   - Почтеннейший, эти псы поносили имя великого султана...
   Улугбек пристально посмотрел на дервиша и усмехнулся:
   - Ты привел старого знакомца. Только раньше он ходил в одежде слушателя медресе... Ну что ж, он нашел, может быть, свое призвание... Так о чем он говорил?
   - Он жаждет крови... - сипах не решился говорить дальше. Но Улугбек и так все понял - это было ясно по его насмешливому взгляду, устремленному на дервиша.
   У Шамсибека похолодело внутри. Он ожидал, что султан вот-вот разразится гневом, и даже зажмурился от страха. Но, к своему удивлению, услышал негромкий смех Улугбека.
   - Всего лишь? Выходит, ты напрасно побеспокоил божьего человека, султан весело посмотрел на сипаха. - Ну-ка расскажи нам, Абдулвахаб, с какой целью ты надел эту лохматую шапку и рубище.
   - Дабы молиться за правоверных и приуготовляться к жизни вечной...
   - Благая цель! Но ты забыл, что каждое слово дервиша тотчас достигает престола всевышнего. А значит, за словесный грех тебя постигнет тяжкая кара...
   - Да сохранит меня аллах от всякого слова лжи. Заботясь о спокойствии мусульман, я возвещал им изволения царственного духа...
   - Оставь мне заботу о подданных аллаха. И скажи, как тебе стали известны веления святого? Ты сам видел его?
   - Его видел мой пир.
   - Ах, он избрал в собеседники твоего пира! Бьюсь об заклад, что больше никто не видел тень святого... Сам всевышний свидетель - в тот день я молился у могилы Шахи-Зинда... [вечно живой царь (Кусам ибн-Аббас)] Можешь сам выбрать себе наказание...
   За дервиша ответил сипах:
   - О шахрияр, у нас не найдется такой толстой плети, которая могла бы вылечить безумца.
   Улугбек знаком заставил его замолчать и вперил свой взгляд в Абдулвахаба. Дервиш дерзко поднял глаза на султана:
   - Моя жизнь принадлежит аллаху. Может быть, он сочтет нужным укоротить ее вашим мечом...
   Улугбек с усмешкой покачал головой:
   - Я не кровожаден... Мой дед завещал мне: не всякая шея стоит того, чтобы тупить о нее меч султана... Отведи его за ворота, Камариддин. Пусть сам аллах покарает нечестивца...
   Камариддин кивнул служителям, и они бросились к дервишу.
   Шамсибек торопливо проговорил:
   - Почтенный, у меня есть просьба к великому шаху...
   - Что такое?
   Молодой человек достал из-за пазухи свернутое трубочкой письмо. Увидев печать султана, сипах сейчас же взял письмо из рук Шамсибека и с почтением поднес его Улугбеку.
   Пробежав глазами несколько строк, султан поднял глаза на молодого человека:
   - Так ты и есть Шамсибек, сын Исмаила-Хаджи?
   Вместо ответа юноша еще раз поклонился. Улугбек передал письмо писарю и, облокотившись на подушку, спросил:
   - Почему ты сопровождаешь дервиша?
   - Мы односельчане, повелитель. К тому же мы вместе учились.
   - Ну и выучились. - Улугбек с хитрой усмешкой оглядел окружающих. Один занимается подстрекательством к бунту, а другой обманывает легковерных...
   Большие и малые чалмы важно закивали.
   - Но, может быть, это чья-то выдумка, что ты умеешь превращать медь в золото? - продолжал султан.
   - Нет, покровитель наук... Я действительно могу превращать медь в золото...
   - Велики ли те богатства, что ты собрал, обманывая людей?
   - Я никогда не использовал свое искусство для обогащения. Если бы ваши слова об обмане были правдой, то мои сокровища превосходили бы казну повелителя вселенной... Но всякий раз, когда я приступал к работе, мой дед, наставивший меня в великом искусстве, читал следующие строки:
   Беспечно не пил никогда я чистого вина,
   Пока мне чаша бед была не подана.
   И хлеб в солонку не макал, пока не насытился
   Я сердцем собственным своим, сожженным дочерна.
   На губах Улугбека промелькнула добрая улыбка. Поглаживая бороду, он обратился к одному из окружавших его сановников:
   - Ваша проницательность, почтенный, достойна похвалы. Мы не ошиблись в этом юноше.
   Улугбек дотронулся до плеча Шамсибека и представил молодого человека присутствующим. Обернувшись к сипаху, который стоял в ожидании приказаний, султан сказал:
   - Камариддин, ты захватил моего гостя - поручаю его твоим заботам. Своди Шамсибека в баню, дай новую одежду. И после того как он отдохнет, приводи его на вечернюю беседу.
   Сипах и его подопечный поклонились и, не смея повернуться к султану спиной, долго шли пятясь.
   На этот раз Камариддин повел Шамсибека не к Чилустуну, а в глубину сада. Миновав большой цветник, они вышли к овальной площадке, посреди которой бил фонтан. Косые лучи заходящего солнца, дробясь в струях воды, рассыпались жемчужными брызгами над кустами роз. В стороне от фонтана на устланной коврами суфе сидел Улугбек. Он был погружен в чтение огромного фолианта.
   Шамсибек остановился поодаль, не желая мешать султану. Но Камариддин шепнул:
   - Шахрияр сам распорядился привести тебя. Иди.
   Молодой человек приблизился к суфе и преклонил колени.
   Улугбек поднял голову. Теперь он был одет в простой желтый халат и походил скорее на учителя медресе, чем на самодержца.
   Шамсибек поцеловал край его халата. Султан молча указал юноше место возле себя и жестом отпустил Камариддина.
   - Сегодня ночью Миррих [Марс] начнет приближаться к Земле, - сказал Улугбек. - Я и мои астрономы готовимся к этой встрече. Но, пока звезды не усеяли небо, у меня есть время для более близкого знакомства с тобой.
   - Моя жизнь принадлежит вам, повелитель.
   - Когда мне донесли о тебе, то сказали, между прочим, что ты заблудший безбожник... Чем вызваны эти слова?
   Шамсибек молчал некоторое время. Потом, несмело глядя на султана, сказал:
   - Я прочел "Проделки пророков" и "Хитрость лжепророков" и объяснил смысл этих книг некоторым друзьям.
   - Ты осквернил святые имена пророков?
   - Я по-своему истолковал мысли учителя, и только.
   - Ты сказал: учителя... Прошло четыре сотни лет с тех пор, как Абу-Бакир Мухаммед ар-Разий переселился в селенья праведных. Абу-Райхан Беруни изрек о нем немало драгоценных слов... Да, это достойный наставник.
   Шамсибек бросил невольный взгляд на книгу, лежавшую перед султаном. Улугбек заметил его любопытство и, улыбнувшись, сказал:
   - Это "Канон Масуди" Абу-Райхана. А вот здесь, - он указал на невысокий восьмигранный столик, заваленный книгами и пергаментными свитками, - здесь ты видишь "Аль-Мажистый" Батлимуса... ["Альмагест" Птолемея]
   - Ар-Разий - ученый, достойный сразиться на поприще знаний с Батлимусом, Афлатутоном и Аклидусом! [Птолемей, Платон, Евклид] повинуясь наплыву чувств, воскликнул Шамсибек.
   - Ты сказал правду! - похвалил Улугбек, не обратив внимания на то, что молодой человек перебил его. - Похвально, что ты назвал ар-Разия своим учителем. Сам великий Ибн-Сина склонялся перед этим славным именем... Но мало, к сожалению, осталось тех, кто идет по стопам мудрого...
   - Зато немало тех, кто ревностно служит астрономии...
   Султан пристально посмотрел на юношу. Решив, что произнес нечто неуместное, Шамсибек поднялся со своего места и попросил прощения за дерзость. Улугбек жестом приказал ему сесть.
   - По-твоему астрономия ниже математики, химии или медицины? - спросил султан и, видя, что Шамсибек вновь порывается встать, добавил:
   - Так вот, звезды и планеты не рассыпаны по небосводу просто так. В их расположении есть какой-то порядок. Какие-то силы действуют между ними, эти силы - Любовь и Вражда... Изменения в положении звезд могут сказать нам, какая из сил в настоящее время господствует в мире... Вражда несет разрушение, раздоры между людьми. Любовь приносит мир человечеству.
   Помолчав, он продолжал:
   - Думаешь ли ты, что медицина способна удлинить человеческую жизнь?
   - Нет, повелитель...
   - Так ты считаешь, что учение Ибн-Сины ошибочно?
   - Напротив! Учение мудрейшего из врачей - единственный путь к долголетию. Только... только никто не станет содействовать воплощению его мыслей на деле. И потом - надо победить телесное старение. А мы даже не знаем, с какой стороны приступить к этому.
   - Значит, все-таки мысли ученого - красивый воздушный замок?
   - Если говорить о возможности их осуществления сегодня же, то правда глаголет устами покровителя мудрых... Я думаю, что долголетия можно достичь, лишь получив ключ к душе человека. Если мы сможем лечить душу, то тело будет жить вечно...