Маршалл Паола. Королевское предложение

   – Сэр! Вы можете изложить свои претензии в письменной форме, однако разбирать их будет поручено мне. Если вас это не устраивает, я должен попросить вас уйти. В случае отказа я вызову охрану и прикажу вывести вас силой.
   Джесс решительно двинулся на Бьюкэмпа.
   – Вы не хотите понимать, что я пришел сюда переговорить с лордом Сидмаутом. Я знаю, что вход к нему из вашего кабинета.
   – Мне неприятно повторяться, мистер Фицрой… – с надменным видом заговорил Бьюкэмп, но умолк, увидев глаза Джесса прямо перед собой.
   – И не надо, – Джесс потрогал галстук Бьюкэмпа… и внезапно вцепился в него, сдавив горло чиновника так, что тот взвизгнул от боли и испуга. – Пропустите меня к лорду Сидмауту, и я обещаю немедленно вас освободить. Иначе… – он схватился за галстук обеими руками.
   – Вас за это повесят, – прохрипел Бьюкэмп, воспользовавшись тем, что Джесс немного ослабил хватку.
   – Без сомнения, только вам не удастся полюбоваться этим зрелищем. Делайте, что говорю.
   – Под угрозой насилия?.. Вы за это ответите.
   – Не думаю. Ведите же!
   Тихонько постанывая и потирая горло, Бьюкэмп постучался в дверь и, получив разрешение войти, ступил в кабинет. Джесс вошел следом.
   Лорд Сидмаут, солидного вида мужчина средних лет, поднял глаза от стола и раздраженно спросил:
   – В чем дело, Бьюкэмп? Я же просил меня не беспокоить.
   – Это Джесмонд Фицрой, милорд. Он силой вынудил меня, хотя я предупреждал, что вы заняты.
   Джесс быстро заговорил:
   – Думаю, милорд, то, о чем я намерен вам рассказать, может нанести государству непоправимый вред, если станет известно всем. Удалите из кабинета этих лакеев и позвольте говорить с вами с глазу на глаз. Вы не пожалеете, обещаю вам. В противном случае я обращусь в радикальные газеты и представлю им информацию самого взврывоопасного характера. Лондонская толпа будет очень рада. – Джесс секунду помолчал, потом многозначительно добавил: – Уверен, вы понимаете, о чем я говорю.
   Лорд Сидмаут подошел к Джессу и пристально посмотрел ему в глаза.
   – Похоже, и вы понимаете, что говорите. Хорошо. – Он перевел взгляд на Бьюкэмпа. – Никому ни слова о том, что сегодня произошло. Мистер Фицрой ко мне не приходил. Он был у вас, Бьюкэмп, по незначительному делу и остался удовлетворен вашими разъяснениями. Вы меня поняли?
   Бьюкэмп и клерк Сидмаута молча кивнули и удалились.
   – Ну говорите, зачем явились, и если ваше объяснение бесцеремонного вторжения покажется мне неудовлетворительным, вы будете строго наказаны.
   – А вы, выслушав, что я скажу, позаботитесь, чтобы все осталось в стенах этого кабинета. Затем отзовете всех шпиков, пущенных по моему следу, и ничего больше не станете предпринимать против меня и моих близких.
   – Я не собираюсь покупать кота в мешке. Но если сказанное вами покажется мне важным, я соглашусь.
   Джесс покачал головой.
   – Вы прекрасно знаете, милорд, знаете или догадываетесь, о чем пойдет речь. – И он протянул Сидмауту документ, обнаруженный среди бумаг мисс Джесмонд. – Ознакомьтесь, – сухо сказал он и отошел к окну, выходящему на Уайтхолл. Над головами людей, толпившихся на улице, качались лозунги: «Помилуй, Господи, королеву Каролину».
   В кабинете царила мертвая тишина. Джесс отвернулся от окна – Сидмаут стоял и пристально смотрел на него.
   – Да, – тихо подтвердил Джесс. – Оно существует, это свидетельство о браке. Бракосочетание Фредерика, принца Уэльского, и мисс Анны Джесмонд состоялось, хотя и тайно. И случилось это до того, как были приняты акты о королевских браках, согласно которым член королевской семьи, вступая в брак, должен получить разрешение монарха. Таким образом, пока Анна Джесмонд была жива, брак Фредерика и принцессы Аугусты был незаконным. А посему король Георг III и все его потомки, прямые и побочные, являются незаконнорожденными… Именно по этому поводу вы устроили за мной слежку? Вы боялись, что мой кузен Георг, который вряд ли достоин быть королем, будет свергнут, если я окажусь человеком честолюбивым, и в результате возрастет угроза революции? Уж вам-то лучше всех известны нынешние настроения Англии.
   Сидмаут кивнул.
   – Думаю, вы знали о браке принца Фредерика и Анны Джесмонд, знали, что ей удалось сохранить брачное свидетельство. Это стало государственной тайной такой важности, что вы не сказали ни слова ни Бьюкэмпу, ни кому бы то ни было еще из своих слуг. Знали вы также, что меня и моего патрона, Бена Вулфа, считают людьми жесткими, лишенными сантиментов. И вы боялись, что в один прекрасный день я воспользуюсь тем, что мне известно?
   Сидмаут снова кивнул, сжимая в руке бумагу.
   – Так знайте – у меня нет ни малейшего желания свергать кузена Георга. Может, в молодости я и задумался бы об этом, но не сейчас. Я доволен своей жизнью. Эта бумага не имеет для меня значения. Но она принадлежит мне. Дайте мне ее. – Последние слова Джесс произнес таким повелительным тоном, что Сидмаут инстинктивно повиновался.
   Джесс взял документ, взглянул на него. Затем решительно двинулся мимо Сидмаута к пылающему камину.
   – Возможно, я подвергаю себя опасности, но я хочу спокойно жить с женщиной, которую люблю. Всей душой надеюсь, что вы – честный человек и поступите так, как я вас только что просил, – и Джесс бросил бумагу в огонь камина.
   Сидмаут посмотрел на охваченный огнем документ, перевел взгляд на Джесса… и ничего не сказал. Оба стояли и зачарованно смотрели, как бумага превращается в пепел.
   – Все. История Анны Джесмонд окончена. И надеюсь, теперь я, а впоследствии и мои потомки не будут иметь неприятностей из-за вас или из-за тех, кто придет вам на смену. Кстати, совсем недавно я публично опроверг связь с королевской фамилией, и сделал это уже после того, как обнаружил брачное свидетельство.
   Сидмаут, неотрывно глядя на Джесса, наконец заговорил:
   – Можете быть полностью уверены: государственной тайны больше не существует, и вы можете жить спокойно. Никакого вмешательства с нашей стороны больше не будет. От имени страны благодарю вас, сэр, за то, что избавили ее от внутренних раздоров… – Тень улыбки мелькнула на его губах. – Прежде чем уйдете, расскажите, как вам удалось заставить Бьюкэмпа пустить вас ко мне?
   – О, милорд, – с улыбкой ответил Джесс, – я стал душить его его же собственным галстуком. Этот действенный способ первыми применили испанцы.
   Сидмаут улыбнулся:
   – Хорошо, что оставили в живых. Он добросовестный служака, хотя и лишен воображения.
   – Я могу идти? – спросил Джесс.
   – Конечно, можете, и даю слово – больше вы обо мне не услышите.
   Джесс коротко кивнул и повернулся, чтобы уйти. У двери его настиг голос Сидмаута:
   – Ваше королевское высочество, я глубоко сожалею, что человеку столь несомненных достоинств не суждено править Англией.

Глава тринадцатая

   Контора Смита оказалась именно такой, какой Джесс ожидал ее увидеть, – тесной и грязной. Смит при его появлении встал и поклонился с угодливой улыбкой. На столе перед ним высилась кипа бумаг. В углу стоял за конторкой и писал что-то гусиным пером долговязый лысый клерк.
   – Для меня высокая честь вести дела с вами, сэр. Много наслышан о вас и вашем компаньоне, мистере Вулфе, как о честных дельцах. Прошу, сэр, садитесь. Бенсон, портвейн для мистера Фицроя!
   Портвейн был принесен, Джесс соблаговолил чокнуться со Смитом стаканами и выслушать его вопросы.
   – Живете теперь в Нетертоне? Намерены сами управлять банком? А в Сити не вернетесь? – не умолкая, спрашивал Смит.
   – Возможно, – уклончиво ответил Джесс. Он не собирался никому раскрывать свои планы. Осторожность никогда не помешает.
   Портвейн оказался лучше, чем он ожидал. Они выпили еще. Наконец Смит положил перед Джессом документы, а Джесс достал из кармана чек.
   В последний момент Смит засомневался, правильно ли он поступает, недаром же два таких тигра сочли сделку выгодной. Но было уже поздно, да и наличность требовалась.
 
   Джорджи осталась дома одна. Каро с детьми и сэр Гарт уехали в деревню к дальним родственникам, а она отказалась: ей хотелось побыть в одиночестве. Но Форшоу доложил о прибытии доктора Мейнарда Шоу. Какое-то мгновение она колебалась, не отказать ли ему. Погода была хорошая, она сидела на террасе и вышивала, рядом на скамье лежала книга на случай, если рукоделие надоест. В конце концов Джорждина решила принять его.
   – Проведите его сюда, не хочется в такой день сидеть в комнате.
   Джорджи сразу напустила на себя холодность и официальность.
   – Как вы очаровательны, моя дорогая, – заговорил гость с придыханием. – Не много найдется женщин, которым бы так шла деревенская обстановка.
   – Благодарю вас, сэр, – сказала она. – Единственное, что неприятно в такую жаркую погоду, так это что все время хочется пить. Не желаете лимонада?
   – Моя дорогая Джорджина! Разве я могу быть против того, что делаете вы?
   Форшоу было приказано принести кувшин лимонада и миндальное печенье.
   – Вы должны знать, – продолжал доктор Шоу, наклоняясь и заглядывая Джорджи в глаза, – что ваше внезапное исчезновение из нашего круга после кончины мистера Херрона повергло нас всех в уныние. Я был просто в отчаянии. К тому же у меня умерла супруга. На смертном одре она наказала разыскать вас и сделать вам предложение. Представьте себе мою радость, когда в одном из писем сестра сообщила мне, что некая миссис Херрон проживает в Нетертоне у своей невестки. Я сразу напросился в гости к сестре. – Доктор Шоу замолчал.
   – А вот и лимонад, – произнесла Джорджи.
   Если бы она знала, что он вдовец, ни за что не приняла бы его.
   Доктор Шоу отставил свой стакан.
   – Моя дорогая миссис Херрон, все эти годы я думал только о вас, поэтому прошу отнестись к моему предложению с должной серьезностью, – он упал на колени перед Джорджи и попытался завладеть ее рукой, но она отдернула ее. Тогда он уцепился за подол ее платья.
   – О каком это вы предложении? – спросила Джорджи, с трудом подавляя желание оттолкнуть его жадные руки. – О том бесчестном, которое вы делали, когда муж был жив?
   – Полно, полно, моя дорогая, – забормотал он. – Вы прекрасно знаете, что тогда я не мог сделать честное предложение. По моему мнению, брак вообще пустой, бессмысленный ритуал, но ради вас я согласен и на него.
   Он стал ей так противен, что она вскочила, рванув подол платья, подбежала к двери и распахнула ее настежь.
   – Лучше уходите, – сказала Джорджи. – Мой ответ неизменен. Надеюсь, сегодня вы не прибегнете к насилию?
   Она позвонила в колокольчик.
   Доктор Шоу сделал попытку подняться, но – увы! – его подвели возраст и неподвижный образ жизни. Ноги не разгибались. Покраснев от натуги, он схватился за край скамьи, пытаясь встать, – и не смог.
   – Сударыня… – вошедший Форшоу воззрился на доктора.
   – Форшоу, доктор собрался уходить, споткнулся и упал, а теперь не может подняться. Помогите ему подняться и проводите до экипажа.
   – Доктор пришел пешком.
   – Значит, помогите ему сесть и прикажите запрячь мой фаэтон.
   Пока Форшоу выполнял поручение, они молчали и избегали смотреть друг на друга, один – от конфуза, другая – от отвращения. И только услышав шаги лакея, доктор Шоу тихо проговорил:
   – Можете быть уверены, мадам, я никому не скажу о том, что произошло сегодня, но знайте, я не сдамся.
   – Не сомневаюсь, – сказала Джорджи.
 
   Кортни Бьюкэмп по распоряжению лорда Сидмаута писал письмо сэру Гарту Мэннингу, и по его лицу то и дело пробегала злорадная ухмылка. Джесмонд Фицрой унизил его, ущемил его самолюбие. Лорд Сидмаут не пожелал объяснять, почему следовало закрыть дело, сказав только, что произошла ошибка. А, заметив по лицу Бьюкэмпа, что тот собирается возражать, сухо добавил:
   – Не хочу больше даже слышать о мистере Фицрое. Это приказ.
   Поэтому Бьюкэмп кипел от злости. Что ж, он выполнит распоряжение Сидмаута, напишет письмо, ничего не объясняя Мэннингу.
   Но в конце письма он сообщит кое-какие сведения о Джесмонде Фицрое, чтобы Мэннинг подпортил ему жизнь, если тот решил обосноваться в Нетертоне. Мысль эта наполняла Бьюкэмпа злобной радостью.
   Маловероятно, что милорд когда-нибудь узнает об этом.
 
   На следующее утро Джорджи снова завтракала в одиночестве. Но сегодня ей не хотелось быть одной. Ей очень не хватало Фицроя.
   Она не думала, что будет скучать по нему. Вряд ли он так же скучает по ней. У мужчин есть дела, которыми они заполняют долгий день, не то, что у женщин.
   Но любит ли Фиц ее? Джорджи вспомнила его лицо, когда он говорил о любви, и подумала: возможно, она сделала ошибку, отказав ему. Похоже, она ошибалась в нем с самой первой встречи. Что побуждало ее толковать превратно его слова и поступки? Почему она не верила его словам о любви? Что будет с ней, если Фиц встретит в Лондоне необыкновенную красавицу, которая не откажет ему?.. Нет, от этой мысли можно прийти в отчаяние. И, чтобы сохранить благоразумие, Джорджи подумала: если его так легко завоевать, то он недостоин ее любви.
   Спустись с облаков и занимайся делами, приказала она себе. Месячная отсрочка, которую банкир Боулби дал Каро, была на исходе, а Кайт, судя по всему, так и не нашел способа ей помочь.
   Появился Форшоу с подносом, на котором стояли тарелка с горячими тостами и кофейник. Рядом белело письмо.
   – Утром заходил мистер Кайт из Джесмонд-хауза и оставил для вас это письмо, сказав, что выполняет просьбу мистера Фицроя, который вернулся поздно ночью из Лондона.
   Форшоу с поклоном удалился.
   Джорджи схватила письмо – первое письмо от Фица! – сломала печать и, развернув, обнаружила в нем всего несколько строк.
   «Дорогая миссис Джорджи, – писал Фиц, – я только что приехал и, дабы отряхнуть с себя лондонскую усталость, собираюсь в три часа пополудни совершить прогулку по роковой тропе между нашими владениями. У меня есть для вас важные новости. И я жду не дождусь, когда увижу снова мою дорогую миссис Джорджи.
   С надеждой на ваше согласие, ваш верный рыцарь и слуга Фиц».
   Ну конечно, она придет.
   Возможно ли, чтобы он скучал по ней? Судя по письму, да. Так же, как она скучала по нему.
   В радостном возбуждении Джорджи чуть не побежала наверх, чтобы срочно переодеться, но спохватилась: сейчас только десять часов утра, до встречи еще целых пять часов.
 
   Это были самые длинные пять часов в ее жизни. За обедом она почти ничего не смогла проглотить, отказалась ехать на гуляния в Френшем-парк с Каро, детьми и их новой няней, мисс Хэвишем, сославшись на нездоровье.
   Стоя у окна своей спальни, она подождала отъезда экипажа и принялась одеваться, тщательно продумывая свой туалет. Вот это изящное белое платье со светло-зеленым поясом. К нему – соломенный капор и белые туфельки. Накинув легкую шаль и взяв зонтик от солнца, она спустилась вниз. Форшоу услужливо распахнул дверь.
   На другом конце тропинки Джорджи сразу увидела Фица. Он шел ей навстречу. У Джорджи забилось сердце. В кремовых панталонах и такого же цвета сорочке с распахнутым воротом, без галстука, в свободного покроя зеленом сюртуке, с неприглаженными волнистыми светлыми волосами, он был неотразим.
   Вот он уже бежит к ней, подхватывает ее и кружится с ней вместе. Зонтик вылетел у нее из рук и упал на траву.
   – Знали бы вы, миссис Джорджи, как я по вас скучал. – Джесс звонко расцеловал ее в обе щеки. – Надеюсь, что вы тоже по мне скучали, хотя по вашему виду этого не скажешь. Вы свежи словно цветок.
   – Вы тоже, – ответила Джорджи, переводя дыхание, когда он поставил ее на землю.
   – Я? О джентльмене говорят: он бодр и энергичен.
   – Как его конь, – добавила Джорджи.
   – Ну, миссис Джорджи, – воскликнул он, наклоняясь и целуя ее в щеку, касаться губ он не осмелился, – мне недоставало вашего острого язычка.
   Какая-то легкость в нем сегодня, подумала Джорджи. Он выглядит так, словно сбросил с плеч давившую на них тяжесть.
   Джесс снял сюртук и бросил его на траву, чтобы она могла сесть.
   – Похоже, о нас все всё знают, – усаживаясь, со вздохом сказала Джорджи. – По крайней мере, слуги Каро перемыли нам все косточки, в этом я уверена.
   – Слуги живут не только своей жизнью, но и нашей. Ведь их собственная так скудна.
   – Вы писали, что у вас есть новости. Надеюсь, хорошие?
   – Очень хорошие. Можете не беспокоиться больше о Каро. Ей не грозит потеря дома и состояния. Только прошу, не говорите ей пока об этом. Чуть позже.
   – Но месячная отсрочка кончается, – озабоченно проговорила Джорджи.
   – Забудьте об отсрочке. Она теперь не имеет никакого значения. Лучше расскажите мне, миссис Джорджи, как вы поживали, пока я в поте лица трудился в Лондоне!
   – По сравнению с вами, скучно. Кроме маленького приключения.
   Она стала рассказывать Фицу о докторе Шоу.
   Из ее рассказа ему почти сразу же стало ясно, что доктор Шоу не впервые подступал к ней с предложением и прежние его домогательства тоже были оскорбительны.
   – Из вашего рассказа я понял, что вас все еще беспокоит эта история. Может, лучше рассказать мне все?
   – Видите ли, дело не столько в докторе Шоу, сколько в моем муже Чарлзе. Мне тяжело об этом вспоминать.
   Джесс обнял ее и притянул к себе. Джорджи, с закрытыми глазами, тихо заговорила:
   – Когда родители выдали меня за Чарлза, мне было семнадцать, а ему под пятьдесят. После венчания он сказал мне, почему решил на мне жениться: я молода и он воспитает из меня жену, которая ему нужна, с которой он сможет обо всем говорить. Поначалу он даже относился ко мне не как к жене, а как к мальчику, которого взял на воспитание. Он оставил Оксфорд, чтобы заниматься исключительно домом и мной… Мне все очень нравилось, и я старалась угодить ему. А когда я стала его настоящей женой, он был таким внимательным и любящим мужем, что разница в возрасте казалась чем-то несущественным. То, что Чарлз придерживался вольных взглядов Уильяма Годвина, поначалу меня нисколько не заботило. Вскоре я забеременела, и у нас родился прелестный малыш. Джорджи умолкла и заплакала, уткнувшись лицом в грудь Джесса.
   – Ох, Фиц, когда ему было шесть месяцев, в нашей части Лондона случилось что-то вроде эпидемии лихорадки. Наш Уильям – мы назвали его так в честь отца – заболел и через сутки умер. Мы были в отчаянии. Чарлз твердил, что мы непременно родим другого ребенка. К несчастью, с ним случился приступ, после которого он не мог иметь детей. Чарлз был убит горем. Однажды он привел к нам на обед доктора Мейнарда Шоу. Доктор мне сразу не понравился. И муж впервые был груб со мной. Сказал, что я дура, если мне не нравится такой блистательный человек. Объяснил, что доктор может оказать нам услугу, за которую я ему буду благодарна. Как-то раз доктор Шоу заявился в отсутствие Чарлза и попытался соблазнить меня. Я его отвергла, и тогда он сказал, что Чарлз разрешил вступить со мной в связь, поскольку не в состоянии исполнять супружеские обязанности, а у доктора Шоу жена – инвалид. Так что мне придется наслаждаться радостями супружеской постели с ним, чтобы подарить Чарлзу сына, которого тот всегда хотел. Таким образом, эта связь будет на пользу всем четверым. Я не могла поверить и спросила у Чарлза. Он назвал меня глупой, наивной девчонкой, которая цепляется за устаревшие ценности морали. Кричал, что своим поведением я лишаю нас возможности иметь ребенка, которого он хочет больше всего на свете. Если он не против ребенка от другого мужчины, с чего это я твержу о добродетели и грехе?
   Моя счастливая жизнь на этом кончилась. Он не отважился разрешить доктору Шоу насилие, но и меня не смог простить за нежелание выполнить его требование. Этот ад длился полгода. Потом с ним был еще один удар, и он скончался, оставив меня вдовой. После похорон доктор Шоу снова уговаривал меня стать его любовницей. Обещал дать ребенку свою фамилию и отправить свою жену в лечебницу. Чтобы избавиться от его домогательств, я уехала из Лондона и поселилась в Памфрет-холле с Каро.
   Можете представить, каким ударом было для меня известие о его приезде в Нетертон. Но я больше не несмышленый ребенок, игрушка Чарлза Херрона, и в состоянии дать ему отпор. Мне невыносимо грустно думать, что Чарлз, научив меня множеству добрых, хороших вещей, потребовал, чтобы я изменила самой себе. – Джорджи заплакала навзрыд. – Уильям был такой милый малыш, – всхлипывая, проговорила она, – и с его смертью умерло мое счастье.
   Джесс, блестя глазами, погладил ее по голове.
   – Не надо, не надо, любимая. Позволь мне стать отцом твоего ребенка, Джорджи. Выходи за меня замуж, вместе мы будем счастливы.
   – О Фиц, ты правда так думаешь? Может, ты говоришь так, чтобы утешить меня, или считаешь, что должен на мне жениться?
   Джесс взял ее за подбородок и заглянул ей в глаза.
   – Черт меня возьми, – проговорил он со смешком, – я люблю тебя, неужели в это так трудно поверить? Что же до соперника, пусть этот несравненный доктор Шoу держится от меня подальше, если не хочет неприятностей.
   – Ты в самом деле не шутишь, Фиц?
   – Нет, миссис Джорджи, не шучу, и на мое ясное предложение требуется ясный ответ. Да или нет.
   Джорджи чуть повернулась и поцеловала ладонь, лежащую у нее на щеке.
   – Да, Фиц, конечно да. – Она осторожно высвободилась из-под его руки и опять уткнулась лицом в его грудь. – С тобой что-то случилось в Лондоне? – тихо спросила она. – Ты совсем другой теперь.
   Он поцеловал ее в макушку.
   – Вы ведьма, миссис Джорджи. Действительно случилось, только я дал слово чести никому и никогда об этом не говорить. Единственное могу тебе сказать: с моих плеч свалилась огромная тяжесть, впервые в жизни я чувствую себя по-настоящему свободным. И скоро у меня начнется новая жизнь. После нашей свадьбы.
   – Свадьба… – прошептала Джорджи, – а когда?
   – Есть одна проблема, – сказал он. – И хочу просить тебя не говорить никому о нашей помолвке. Необходимо кое-что сделать в Нетертоне за эту неделю. Ты согласна, любимая?
   – Да, – ответила Джорджи. – Только… – ее лицо приняло трагикомическое выражение, которое он так любил, – не заставляй меня ждать слишком долго.
   – Я сам жду не дождусь, когда смогу назвать тебя миссис Фицрой.
   Она лишь кивнула головой. Ей было так спокойно в объятиях любимого, любящего ее человека, что она сама не заметила, как погрузилась в сон. Наконец-то она достигла тихой заводи.
   Страсть может подождать. Впереди у них целая жизнь.
 
   Джорджи сразу поняла, что поджидают ее, когда, счастливая и возбужденная, вернулась в Памфрет-холл и вошла в гостиную, где были сэр Гарт и серьезная Каро.
   В руке у Гарта было письмо.
   – Хотите что-то сказать мне, сэр Гарт? – Джорджи сейчас волновала только любовь Фица.
   – Полагаю, вы опять были с ним, – начал сэр Гарт.
   – Вы имеете в виду Джесмонда Фицроя?
   – Я имею в виду человека сомнительного происхождения. Его прародительницей была шлюха. Сам он дослужился до ротного в Индии, поступил в услужение к восточно-индийскому торговцу, после чего был вызван в суд. Их, конечно, оправдали, этих Вулфа и Фицроя – торговцев, наживающихся на несчастье других. Если вы намерены продолжать свои отношения с этим человеком, у моей сестры не останется другого выхода, как просить вас покинуть Памфрет-холл, потому что ее беспокоит доброе имя семьи. Вы же, как я вижу, своим не дорожите.
   Джорджи ничего ему не ответила, отвернулась и посмотрела на Каро. Та сидела бледная, понимая, что ей грозит потеря финансовой поддержки Джорджи.
   – Ты этого хочешь, Каро?
   Та замялась.
   – Не знаю… Нет… Да…
   – В таком случае, – медленно проговорила Джорджи, – я уеду. Я уверена, Гарт будет счастлив помочь тебе.
   – Вы не хотите со мной говорить? – вмешался сэр Гарт.
   – Нет, не хочу, – отрезала Джорджи. – Вы оскорбляете хорошего человека, который старается помочь Каро.
   – У меня есть свои резоны считать его крайне опасным человеком.
   – Я знаю, что он расправится со всяким, – кто попробует причинить мне вред, так что советую вам держать при себе свои советы.
   Сэр Гарт, не дослушав ее до конца, бросился вон из комнаты, с силой хлопнув дверью.
   Каро удрученным тоном проговорила:
   – Ты была слишком резка с ним, Джорджи. Он просто хочет тебе помочь.
   – Прости, Каро. Только самому себе – вот кому он хочет помочь.
   – Мистер Фицрой ничего не говорил сегодня насчет моих дел с банкиром Боулби? Месяц уже почти кончился. – Каро тоже думала о своем положении.
   – Знаешь, об этом как-то речи не было, – слукавила Джорджи.
   – Ах, Джорджи, я так боюсь, – заговорила Каро, – и ты была права, Гарт действительно не понимает, что я оставалась на плаву лишь благодаря тебе. Не бросай меня, Джорджи, прошу тебя.
   В гостиную вбежали Гас и Энни, которые, узнав, что тетя вернулась с прогулки, надеялись уговорить ее поиграть с ними в крикет. Но Джорджи отказалась. Сейчас она нужна их матери. Она попросила принести чаю и подумала, что, если Фиц намерен спасти Каро, хорошо бы он сделал это поскорее.
   Не ради Каро, а ради их любви. Она тоже думала о себе.

Глава четырнадцатая

   – Все надо сделать тихо, без лишнего шума, – сказал Джесс Кайту. – Но на всякий случай я одолжил Тоззи у мистера Вулфа.
   Томас Джарвис, известный больше как Тоззи, был человек могучего телосложения с ухватками боксера, способный вселить страх в любого.
   Джесс не хотел скандала, а Тоззи был профессиональным помощником шерифа и владел всеми секретами своего ремесла.