– В одно место под названием «Шателейн». Вам доводилось о таком слышать?
   При тусклом свете фонаря она заметила, что кучер покраснел.
   – Да, мэм, доводилось.
   – Вы знаете, где оно находится?
   Кучер несколько скованно кивнул. Похоже, раньше ему приходилось возить туда только Рэнда.
   – Вот и хорошо. Я хочу, чтобы вы меня туда отвезли.
   Помешкав секунду, кучер забрался на козлы, качая головой, словно хотел сказать: «Где уж их понять, этих господ». Несколько минут спустя они проехали по Пиккадилли, миновали Сент-Джеймс и направились к «Ковент-Гарден». Сидя в карете, освещенной горевшей внутри лампой, Кейт снова принялась истово молиться, чтобы Рэнд, этот самый сильный и добрый человек из всех, кого она знала, не причинил ей боли.
   Сердце ее сжималось от страха. А что, если она в нем ошиблась? Что, если молиться уже слишком поздно?
   Ханна Риз сидела напротив герцога Белдона в главном зале ресторана «Шателейн» – уютного заведения в «Ковент-Гарден», известного благодаря своему шеф-повару, французу по имени Пьер Дюмон, стряпня которого Рэнду всегда нравилась.
   Он заказал вторую бутылку вина, дорогого французского бордо двадцатилетней выдержки, и официант откупорил его. Рэнд принялся с жадностью пить. С тех пор как герцог вернулся в Лондон, он очень много пил. Раньше он никогда себе подобного не позволял. Наверное, пытается отрешиться от беспокойных мыслей, решила Ханна.
   Она знала о смерти его сына. Рэнд делился с ней своими горестями, ведь они были не только любовниками, но и друзьями. Ей было известно, что он женился на американке, хотя женитьба была единственной запретной темой их разговоров.
   И Ханне казалось, она понимает почему.
   Вот уже почти десять лет она любила Рэнда Клейтона. Поскольку ей были известны признаки влюбленности и она знала, насколько мучительна бывает любовь, она была убеждена, что герцог любит свою жену.
   – Я думала, ты голоден, – заметила она, взглянув на его почти полную тарелку. – Ты совсем ничего не съел. – Подцепив на вилку кусочек палтуса в соусе из омаров, она попробовала его. – По-моему, очень вкусно. Знаешь, я немного устала после такого долгого представления. – Рэнд, как и обещал, отвез ее в оперу, но казался рассеянным, и представление явно не доставило ему удовольствия.
   Рэнд что-то буркнул в ответ и отвернулся. Было очевидно, что ему не до разговоров, как чуть раньше было не до представления. Со времени возвращения в город он был явно не в себе, хотя изо всех сил пытался убедить себя, что он такой же, как прежде.
   Подошел официант, и они заказали десерт, хотя Ханна уже была сыта, а Рэнду, похоже, было все равно. Но Ханне хотелось побыть вместе с Рэндом подольше, и она боялась, что он не останется сегодня у нее, что как только отвезет ее домой, тотчас же уедет. А даже если и останется, их занятие любовью доставит ей не много удовольствия, что в последние несколько недель случалось постоянно. Она чувствовала, что больше так не выдержит.
   Хотя ей больше всего на свете хотелось, чтобы Рэнд провел с ней страстную ночь, в глубине души она была уверена, что самое лучшее для него – это отправиться домой и подумать над тем, как решить свои проблемы.
   Интересно, как это жене Рэнда удалось причинить ему такую острую боль и настолько выбить его из равновесия? Возможно, со временем он ей расскажет. Ханна очень надеялась на это. Может, он бросит жену и снова вернется к ней? Ради этого она пошла бы на все.
   Рэнд рассеянно ковырял ложечкой десерт, а мысли его, затуманенные выпитым вином, были далеко. Ханна сидела напротив в том самом шелковом платье абрикосового цвета, которое он купил ей, когда только что вернулся в Лондон. Цвет этот выигрышно подчеркивал светлый тон высоко зачесанных волос, синеву глаз, бледность кожи. Глубокий вырез платья открывал его взору красивые остроконечные груди, однако Рэнд представлял на их месте другие – высокие, соблазнительные, падающие ему в руки, словно спелый плод. Ханна была очаровательна, каждое ее движение преисполнено изящества. Половина мужского населения Лондона мечтала заманить ее в свою постель, а он, лаская ее, занимаясь с ней любовью, абсолютно ничего не чувствовал. Он давно знал, что между ними все кончено. Он уже жалел, что, приехав, отправился к ней, и сегодня решил поставить точку в их отношениях.
   Он снова вспомнил о Кейт, и внезапно его пронзило острое чувство вины, от которого он никак не мог отделаться. Он не должен был от нее уезжать, не должен был бросать ее в то время, когда она больше всего в нем нуждалась.
   Это было абсолютно на него не похоже. Он никогда не был трусом. Просто после смерти сына у него все в голове перепуталось, а душу терзала боль. Эта боль никак не проходила, как он ни пытался ее преодолеть. На какое-то время, уже здесь, в Лондоне, ему удалось от нее отрешиться. Он наконец-то примирился с потерей сына, но теперь начались новые страдания.
   Теперь его преследовали мысли о Кейтлин. Он сгорал от желания увидеть ее вновь, обнимать ее, дотрагиваться до нее, просто быть с ней рядом. Он понимал, что любит ее, хотя раньше упорно пытался убедить себя в обратном. Он любил свою жену и уже начинал думать, что любовь к ней – это не слабость, а бесценный дар.
   Его отец был на этот счет совершенно другого мнения. Он бы поднял его на смех, высмеял бы его за чувства, которые Рэнд испытывал к Кейт.
   «Ты дурак, – сказал бы он. – Ты не достоин называться моим сыном».
   Но стоило Рэнду вспомнить, как много сладостных мгновений он пережил с Кейт, сколько радости она ему дарила, как он начинал думать, что отец был бы не прав.
   Но почему он понял это лишь сейчас? Почему для этого ему потребовалось так много времени? Почему стоило таких трудов признать правду?
   Острое чувство вины поднялось в его душе, а вместе с ним – глубокое, непреходящее сожаление. Он не должен был изменять жене с Ханной, вообще не должен был бросать ее. О Господи, да что это на него нашло!
   Ханна что-то проговорила, но Рэнд не понял, что именно. Он повернулся к ней и, попытавшись изобразить на лице улыбку, произнес:
   – Прости... что ты сказала? Вздохнув, Ханна покачала головой.
   – Да так, ничего особенного. – Она улыбнулась ему безмятежной улыбкой, в которой чувствовалась фальшь, и, положив салфетку рядом с тарелкой, продолжала: – Поскольку мы оба больше не голодны, может быть, пойдем?
   Рэнду очень хотелось это сделать, а вернее, вообще сюда не приходить. Но сначала нужно было расставить все точки над i в их отношениях. Нужно сказать Ханне, что между ними все кончено. Он обязан сделать для нее хоть такую малость.
   Подождав, пока Рэнд подойдет и поможет ей встать со стула, Ханна взяла его под руку. Они уже почти дошли до двери, как лакей распахнул ее и в освещенный свечами зал вошла женщина в изумрудном шелковом платье, чуть темнее, чем цвет ее глаз, с волосами необычного золотисто-рыжего цвета. При виде ее Рэнд почувствовал, как у него перехватило дыхание. Какой же он дурак! Ведь он любит ее и всегда любил!
   Она остановилась возле двери, и Рэнд заметил, что платье ее слегка помято, локоны на затылке немного растрепались, а один выбился из прически и теперь покачивается, мягко касаясь шеи. Она стояла, не в силах сделать ни шагу, пристально глядя ему прямо в глаза, с искаженным болью лицом. И Рэнд почувствовал, что сердце разрывается в груди на части.
   Несколько минут прошло в полном молчании. У Кейт был такой вид, словно она готова повернуться и броситься из зала прочь, но она продолжала стоять, где стояла, выпрямившись и глядя на него.
   Рэнд с трудом проглотил комок в горле. Внезапно он отчетливо понял: самая любимая женщина на свете стоит сейчас здесь, перед ним, и он вот-вот ее потеряет.
   – Кейтлин... – прошептал он.
   – Добрый вечер, Рэнд.
   Он попытался что-то сказать, но никак не мог совладать с голосом. Когда он наконец заговорил, слова прозвучали глуховато и невнятно.
   – Я думал, ты все еще за городом. Что ты делаешь в Лондоне?
   Прекрасные зеленые глаза Кейт наполнились слезами.
   – Захотелось сделать тебе сюрприз. Похоже, мне это удалось.
   Страдание, отразившееся на ее лице, заставило сердце Рэнда сжаться от боли. Чувствуя, что ему не хватает воздуха, он с трудом выговорил:
   – Кейти... прошу тебя... ты не понимаешь...
   Она гордо вскинула голову, но предательская слезинка выкатилась из глаза и скатилась по щеке.
   – Ну что ты, Рэнд, прекрасно понимаю.
   Рэнд судорожно сглотнул, пытаясь возразить, но не смог вымолвить ни слова. Он понимал, что не сможет ни вымолить себе прощение, ни выдумать предлог, почему он явился сюда, в этот ресторан, вместе с бывшей любовницей. А если бы и смог, не стал бы этого делать.
   – Можешь думать что угодно, – тихим мрачным голосом проговорил он, – но я никогда не хотел причинить тебе боль. – «Я люблю тебя! – хотелось крикнуть ему. – Неужели ты этого не видишь?»
   Кейт скользнула взглядом по Ханне, потом вновь перевела его на Рэнда. По щекам ее покатились слезы.
   – Что ты хотел или не хотел, уже не имеет значения... Она сглотнула, облизнула дрожащие губы. Ее густые темные ресницы, мокрые от слез, походили на остроконечные шипы, и при виде их у Рэнда сердце защемило в груди.
   – Прощай, Рэнд, – бросила Кейт, и голос ее дрогнул. Повернувшись, она пошла к двери, высоко вскинув голову и расправив плечи. Шаги ее становились все быстрее и быстрее. Распахнув дверь, она сбежала по лестнице на тротуар.
   Рэнд повернулся к Ханне и увидел, что она все поняла – и, похоже, всегда понимала.
   – Я должен идти. Оставляю карету тебе. Доберешься одна?
   Ханна кивнула и попыталась улыбнуться. Рэнд заглянул ей в глаза, увидел в них невыразимую печаль, понял, что и ей нелегко и что он тому виной, и вновь грудь ему пронзила острая боль: какой же он негодяй! Повернувшись к Ханне спиной, он устремился к двери, выбежал на улицу.
   – Кейт! – закричал он. – Кейт, вернись!
   Но она уже села в карету, и та, сорвавшись с места, влилась в поток проезжавших мимо экипажей и вскоре исчезла из виду. Кляня себя на чем свет стоит, Рэнд помчался искать свободный наемный экипаж, но все его поиски оказались тщетными.
   Наконец ему удалось найти карету, и он, забравшись в нее, приказал кучеру во весь дух мчаться к Гросвенор-сквер, прекрасно отдавая себе отчет в том, что, когда доберется туда, не сможет сказать ничего такого, что могло бы заставить Кейт простить его.
   Но одно он знал наверняка.
   То, в чем он признался самому себе совсем недавно, та абсолютная правда, которую он усиленно гнал от себя, обрушилась на него при виде входящей в ресторан Кейт. И правда эта заключалась в следующем: он любит Кейт, любит горячо, страстно, всем сердцем.
   И теряет ее. Теряет, быть может, навсегда...
   Когда Рэнд распахнул резные двери и ворвался в дом, Кейт там не оказалось. Он помчался по ступенькам, громко выкрикивая ее имя. Безрезультатно. Фредерик сообщил ему, что она была здесь раньше. Записка, которую Рэнд написал Перси, была немного сдвинута и смята. Чернила на последнем слове немного расплылись. Похоже, на него упала слезинка.
   И вновь грудь Рэнда пронзила боль, еще более сильная, чем та, что он испытывал, когда умер сын. Тогда ему казалось, что острее боли быть не может, однако боль от потери Кейт оказалась в тысячу раз сильнее.
   Кроме того, Рэнд ощущал беспокойство. Куда Кейт отправилась? Что она собирается делать? Вернется ли домой? Все последующие дни он искал ее, приказав лакеям проверить все лондонские гостиницы, а когда оказалось, что Кейт нет ни в одной из них, отправился в Белдон-Холл в полной уверенности, что она уехала в загородное поместье.
   Но и в Белдон-Холле Кейт не обнаружилось. Она не была там с того самого утра, когда уехала в Вудленд-Хиллз.
   И внезапно Рэнда осенило. Мэгги! Он сразу должен был догадаться, что Кейт отправилась к подруге.
   Он сел в карету и помчался туда. Наконец карета добралась до загородного дома Трентов и покатила по подъездной аллее к дому с такой скоростью, что из-под колес во все стороны полетел гравий. Не дожидаясь, пока она остановится у входной двери, Рэнд распахнул дверцу и помчался по ступенькам в той же одежде, в которой был накануне, с однодневной щетиной на щеках.
   Эндрю встретил его в холле, и выражение его лица было мрачным и осуждающим.
   – Где она? – порывисто воскликнул Рэнд, обводя лихорадочным взглядом холл, моля Бога, чтобы Кейт оказалась здесь и чтобы с ней все было в порядке.
   – К сожалению, Рэнд, Кейтлин уже уехала.
   Рэнд закрыл глаза. Внезапно на него навалилась страшная усталость. Последние три ночи он не спал, а последние три дня практически ничего не ел, лишь выпил несколько чашек крепкого черного кофе.
   – Но она была здесь? С ней все в порядке?
   – Нет, Рэнд, с ней не все в порядке, – раздался голос Мэгги, и, повернув голову, Рэнд увидел, что она направляется к ним. – Ваша жена пережила сильнейшее потрясение. Сердце ее разбито. Она неоднократно пыталась доказать вам свою любовь, а вы лишь причиняли ей боль.
   Рэнд не стал этого отрицать, понимая, что заслуживает презрения.
   – Где она? – спросил он.
   – Она приехала за вещами, которые собиралась взять с собой в Лондон. Кейт поехала к вам, намереваясь с вами объясниться и попытаться наладить отношения. Она беспокоилась о вас. – Мэгги горько усмехнулась. – Но вы не заслуживаете ее беспокойства, не так ли, Рэнд? О вас есть кому беспокоиться.
   На глаза Рэнда навернулись слезы, и он моргнул, сдерживая их. Не хватало еще, чтобы они увидели его плачущим.
   – Верно, – тихо проговорил он, – не заслуживаю.
   – Кейт была вам не нужна. Ведь у вас есть Ханна и всегда была. Когда у вас что-то случалось, она была тут как тут. Вы потеряли сына, но вместо того чтобы остаться с Кейт, когда она в вас так нуждалась, бросили ее и отправились прямиком в объятия своей любовницы.
   Это была правда, и каждое слово Мэгги болью отдавалось у Рэнда в сердце, но он не уходил, в наказание заставив себя стоять и слушать.
   – Ваш отец был прав, Рэнд. Вы не настоящий мужчина. Настоящий мужчина никогда бы так не поступил и никогда не бросил бы женщину, которую любит.
   Рэнд на секунду закрыл глаза. Мэгги абсолютно права. Именно так – гнусно, отвратительно – он и поступил.
   – Я... просто струсил, – прошептал он. Несколько секунд Мэгги смотрела на него, слегка сдвинув брови, и внезапно черты ее лица смягчились.
   – О Господи! – Ее ласковые голубые глаза наполнились слезами. – Неужели я ошиблась? Все это время я думала, что вы очень похожи на своего отца. А оказывается, это не так, верно, Рэнд?
   Протянув руку, она коснулась его заросшей щеки.
   – Боже правый! Все это время вы лгали самому себе. Вы боялись собственных чувств и решили просто-напросто отмахнуться от них. Ведь так, Рэнд? Вы бросили Кейтлин в Белдон-Холле, потому что не понимали, что с вами происходит. Не понимали, что любите ее.
   Рэнд молчал. Говорить он не мог.
   – Ты устал, – ласково проговорил Эндрю. – Тебе нужно отдохнуть и что-нибудь поесть.
   Рэнд покачал головой.
   – Я должен ее найти, по крайней мере, убедиться, что с ней все в порядке.
   Слезы заструились по щекам Мэгги.
   – Кейтлин уехала, Рэнд. Я не знаю, где она сейчас, но она собиралась снова отправиться на остров к отцу. Думаю, вам не следует ехать за ней. Она не хочет вас видеть. Мне кажется... мне кажется, она никогда вас не простит.
   Рэнд лишь кивнул. Естественно, он это знал. Знал с того самого момента, как увидел Кейт в дверях ресторана. Какой взгляд она бросила на него, увидев его вместе с Ханной Риз! Рэнду никогда его не забыть. Кейт была ему хорошей и верной женой. Она бы никогда не изменила мужу и рассчитывала, что и он будет хранить ей такую же верность. И как бы он ни пытался объяснить ей свой поступок, она бы никогда его не поняла и не простила.
   – Вероятно, она вам напишет, – проговорил он хрипловатым голосом. – Я был бы вам очень признателен, если бы вы дали мне знать, как она живет. Я бы с удовольствием послал ей денег, чтобы она ни в чем не нуждалась, но мне кажется, она их не примет.
   – Думаю, вы правы. У нее есть немного своих денег... Достаточно, чтобы прожить на острове.
   – Но там барон. Он может быть опасен. Мы ведь до сих пор не знаем, что он задумал.
   – У тебя по-прежнему нет никаких доказательств того, что он не тот, за кого себя выдает, – осторожно проговорил Эндрю. – Может быть, этот человек просто мошенник, а не убийца.
   – Эндрю прав, – согласилась Мэгги. – Вы не должны об этом беспокоиться.
   Рэнд кивнул, надеясь, что так оно и есть. Потом он подумал о Кейт, и на губах его заиграла легкая печальная улыбка.
   – Она потрясающая женщина, верно, Мэгги? Такой у меня уже никогда не будет...
   Уткнувшись лицом в плечо мужа, Мэгги тихонько заплакала. Рэнд повернулся и направился к двери.
   – Рэнд! – окликнул его Эндрю. Рэнд обернулся. – Может быть, со временем...
   На лице Рэнда снова появилась мягкая, печальная улыбка.
   – Может быть... – согласился он, чтобы не расстраивать Эндрю, отлично понимая, что лжет.
   Кейт Хармон ушла из его жизни навсегда, и некого за это винить, кроме себя.
   Он потерял ее. И его жизнь, его мир будут без нее тусклыми и пустыми.
   Кейт копала землю с таким ожесточением, что горячий песок разлетался во все стороны. Когда ей казалось, что дело движется недостаточно быстро, она отбрасывала лопатку в сторону и принималась разгребать обжигающий песок прямо руками. День стоял необыкновенно жаркий. Пот стекал по лицу Кейт, привлекая к ней крошечных насекомых, назойливо жужжащих над ухом.
   Она вернулась на Санту-Амару всего неделю назад, а казалось, с тех пор прошел уже месяц. Она и забыла, как тоскливо ей было на острове, какими одинаковыми, словно братья-близнецы, были дни и как сильно она скучала по оставшимся в Англии друзьям.
   За время ее полугодичного отсутствия здесь мало что изменилось. Никаких драгоценностей больше не нашли, и никаких признаков ожерелья не наблюдалось. Правда, в глубине острова вырыли из песка еще кое-какие вещи – отец считал, что они принадлежали троим матросам, попавшим в кораблекрушение у берегов острова, – маленький дубовый сундучок, медное зеркало и насквозь промокшую, чуть не разваливающуюся на куски Библию на голландском языке.
   Так что настроение среди членов экспедиции по-прежнему царило приподнятое.
   Все они, естественно, были поражены, увидев Кейт на борту «Мороту». Джеффри и Филипп Радерфорд шумно ее приветствовали, сэр Монти был сдержанно-вежлив, а отец одновременно и рад, и опечален. Опечален он был тем, что Кейт потеряла ребенка и что замужество не принесло ей счастья, а это профессор сразу понял, едва взглянув на ее грустное лицо.
   Предательство Рэнда мучило Кейт день и ночь, и как ни старалась она выбросить мысли о нем из головы, у нее ничего не получалось, ведь она по-прежнему любила его.
   Интересно, остался ли он со своей любовницей или та ему уже надоела и он нашел себе кого-нибудь помоложе, такую же наивную, как его жена, юную дурочку, полную светлых идеалов и безграничной веры в его искренность?
   Если так, то этой молодой особе предстоит пережить немыслимые страдания, когда он ее бросит.
   На песок в том месте, где она работала, упала тень, и Кейт подняла голову. Рядом с ней стоял отец. Присев возле Кейт на корточки, он сказал:
   – Ты сегодня снова не обедала, Кейтлин. Ты так исхудала, что у меня сердце кровью обливается, глядя на тебя. – Он протянул ей завернутый в льняную тряпицу сверток. – Я принес тебе кусок хлеба и сыра.
   Кейт покачала головой.
   – Спасибо, отец, но мне что-то не хочется есть.
   – Ты должна поесть, Кейт, иначе свалишься.
   Кейт внимательно взглянула на него: на лице отца отражалось беспокойство. Решив хоть немного успокоить его, Кейт поднялась и, выдавив из себя улыбку, сказала:
   – Конечно, ты прав. Просто я заработалась и не заметила, как прошло время.
   Отец тоже встал и, вложив сверток в руку Кейт, заметил:
   – Я понимаю, как тебе тяжело. Этот человек разбил твое сердце, и я не могу снять с себя за это ответственность. Если бы я не заставил тебя выйти за него замуж...
   – Ты ни в чем не виноват. Хотя я тогда в этом не призналась, больше всего на свете мне хотелось выйти за него замуж. Я любила его и не видела, какой он на самом деле.
   – Ему и меня удалось провести. Мне казалось, что он сильный и хороший человек. Я был убежден, что он тебя любит. Мне и в страшном сне не могло присниться, что он так обидит тебя.
   Кейт лишь кивнула. Сердце больно сжалось, но слез не было. Она их все выплакала по пути из Англии и плакать больше не собиралась.
   – Ничего, отец, не волнуйся. Со мной все будет в порядке. Просто чтобы прийти в себя, мне потребуется время.
   – Джеффри так рад, что ты вернулась. Он хотел жениться на тебе, да и теперь наверняка хочет. Может быть, со временем нам удастся получить развод, и тогда ты могла бы выйти замуж за Джеффри и быть с ним счастлива.
   Кейт лишь покачала головой.
   – Если не возражаешь, я предпочла бы сейчас об этом не говорить. Мне это очень больно. Да и думать о новом замужестве сейчас еще слишком рано.
   В глубине души Кейт понимала, что никогда больше не выйдет замуж. Она уже один раз побывала замужем, и результат оказался плачевным.
   – Иди, посиди немного в теньке, – ласково проговорил отец, погладив ее по плечу, как ребенка, – и поешь хлеба с сыром.
   Кейт послушно отошла в тень, только чтобы сделать отцу приятное. Может быть, если она перестанет морить себя голодом, отец прекратит винить себя во всех произошедших с ней несчастьях и оставит в покое идею нового замужества.
   Сама Кейт считала, что эта тема закрыта для нее навсегда. Сейчас у нее осталась единственная цель в жизни: добиться того, чтобы мысли о Рэнде Клейтоне ее больше не мучили.

Глава 21

   Ник Уорринг поднялся по ступенькам крыльца и постучал в резную деревянную дверь особняка герцога Белдона на Гросвенор-сквер. Увидев его в глазок, дворецкий, Фредерик Питерсон, поспешно распахнул ее.
   – Прошу вас, входите, ваша светлость. Мы... все мы очень рады, что вы приехали, и так скоро.
   Этим утром Ник получил записку от камердинера Рэнда с просьбой приехать по возможности быстрее. Ник не заставил себя долго ждать. Он беспокоился о Рэнде, и, похоже, не он один: Персивал Фокс и все остальные слуги тоже за него переживали.
   – Надеюсь быть полезен. Где Перси?
   – Я здесь, милорд.
   Сухощавый крючконосый камердинер Рэнда с длинными, до плеч, черными волосами, которые он заплетал в косу, а на конце перевязывал лентой, направился к Нику.
   – Как сказал Фредерик, мы очень рады, что вы приехали.
   – Рэнд – мой друг. Надеюсь, я смогу ему чем-нибудь помочь.
   – Я тоже на это надеюсь, – согласился Перси. Он выглядел чрезвычайно обеспокоенным, отчего казался старше своих сорока лет. Камердинер повел Ника в маленькую, изысканно обставленную гостиную, где им никто не мог помешать, и тихонько прикрыл за ними дверь.
   – Что случилось? – спросил Ник, как только Перси повернулся к нему лицом.
   Камердинер Рэнда вздохнул.
   – Даже не знаю, как вам сказать. Я знаю, что вы его лучший друг, поэтому и послал вам записку с просьбой приехать. Надеюсь, вы не обидитесь, но... гм... короче говоря, его светлость сошел с ума.
   Ник расхохотался бы, если бы не видел, что Перси говорит совершенно серьезно.
   – Полагаю, это произошло после отъезда его жены?
   – Первые несколько недель он пребывал в состоянии депрессии. Целыми днями пил и никуда не выходил из дома. Занимался самобичеванием. Я никогда не видел его в таком состоянии, даже после смерти сына. Потом в один далеко не прекрасный день все переменилось. Думаю, он понял, что так дальше продолжаться не может, а впрочем, не знаю. Он перестал пить, что, в общем-то, хорошо, но, к сожалению, теперь он каждый день всех гоняет.
   – У него всегда был крутой нрав.
   – Боюсь, дело тут не только в этом. Все гораздо серьезнее. Он постоянно раздражен, а временами просто разъярен. Два дня назад он уволил горничную только за то, что та неровно положила подушки на его кровати. Вчера швырнул через всю столовую тарелку, потому что ему показалось, что соус, который ему подали, недостаточно горячий. А этим утром... Боже правый, этим утром он пришел в ярость, потому что утреннюю газету положили не на том месте на столе в кабинете. Он сейчас там, сидит за столом, и никто из нас не осмеливается к нему войти.
   – Я не видел его с тех пор, как от него ушла жена. Сестра рассказала мне, что случилось. Я знаю, что Рэнд сильно переживал, но о том, что дело зашло так далеко, не имел ни малейшего понятия. Я рад, что вы за мной послали, Перси.
   Камердинер лишь кивнул. Ник знал, как высоко Перси ценил дружбу Рэнда, и понимал, какое мужество потребовалось ему для того, чтобы послать за ним и нарушить тем самым одиночество друга.
   Выйдя из маленькой гостиной, Ник направился через холл к кабинету Рэнда. Услышав звон бьющегося стекла, он тихонько приоткрыл дверь. Рэнд сидел за письменным столом, абсолютно пустым. Все предметы, стоявшие совсем недавно на столешнице, валялись теперь на полу: стопка перевернутых книг, пара ручек с серебряными перьями, блокнот, открывшийся, очевидно, при падении, разбитая вдребезги хрустальная пепельница. Да и весь кабинет выглядел неважно: свидетельства гнева Рэнда виднелись повсюду.
   Бесшумно войдя в комнату, Ник прикрыл за собой дверь. Услышав негромкий щелчок, Рэнд поднял голову и увидел друга.