— Проклятие, — пробормотал он и начал пятиться в ту сторону, откуда пришел. Ему все еще казалось, что таинственные инопланетяне, продемонстрировав малую толику своего могущества, отпустят его подобру-поздорову. Однако невероятное приключение только начиналось.
Неожиданно воздух вокруг него сгустился, образовав стеклянную полусферу. В следующее мгновение сверху хлынул невиданный красный ливень. Тяжелые струи хлестали по стенкам купола, омывали его кровавыми разводами. Вскоре весь мир для Родриго замкнулся внутри алого пузыря, сквозь который с трудом пробивался тусклый свет непостижимо далекого солнца.
Купол раскачивался, вибрировал, и Родриго с ужасом представил, что он погружен в дышащее, пульсирующее чрево какого-то гигантского существа. Исполин корчился в тщетных потугах исторгнуть инороднее тело и истекал кровью.
Через несколько минут дождь прекратился. Красные потеки сползли вниз, затем купол стал расти, его слабо мерцающие стенки раздвинулись до границ поляны. Родриго посмотрел себе под ноги. Чудеса! Трава исчезла, ее сменило твердое белое покрытие. Оно напоминало огромную мраморную плиту. Родриго вновь попятился и вдруг ощутил затылком движение воздуха.
Да, все-таки годы, проведенные в десанте, кое-что значили! Прыжку Родриго мог бы позавидовать любой из новичков. Едва коснувшись ногами «мраморной» тверди, он прыгнул еще раз — вверх, с разворотом в воздухе на сто восемьдесят градусов, чтобы быть готовым отразить любой враждебный выпад. Но «противник» оказался не из тех, кому можно заехать пяткой в нос.
Перед ним, постепенно перемещаясь к центру круга, выплясывал черный смерч. Трудно было сказать, что это такое — просто пыль, захваченная воздушной воронкой, или живое существо. Смерч крутился с такой скоростью, что рассмотреть детали его строения было невозможно. Однако движение постепенно замедлялось, и минуты через две, испытав легкую тошноту, Родриго понял — перед ним все-таки организм, нечто вроде колоссального полипа. Кошмарное существо в последний раз обернулось вокруг своей оси и замерло. Лишь под лоснящимся, словно смоченным липкой черной жидкостью, покровом время от времени вспухали внушительные бугры.
Возможно, существо и не собиралось нападать на Родриго, но все же он почувствовал бы себя гораздо увереннее, сжимая в руке пульсатор. Взвинченные нервы грозили порваться, сердце отчаянно билось.
Наверное, с минуту ничего не происходило. Затем «полип» стал видоизменяться. Он сократился, оторвав верхнюю, расширенную часть от мембраны купола, потом пустил «побеги». Они вырастали из «ствола», ветвились, разве что не покрывались листьями. Родриго показалось, что существо изменило цвет. Точно! Оно постепенно светлело, сделалось серым, затем — белым и, наконец, — прозрачным, как огромная корявая сосулька. Но и это было еще не все. В какой-то момент «ледяные» отростки начали извиваться, напоминая взбесившихся удавов, потом потянулись вверх и соединились концами в одной точке, образовав подобие яйцевидной клетки из утончающихся к острому концу прозрачных прутьев.
Родриго взял себя в руки. «Мне ничто не угрожает, — подумал он. — Это всего лишь эффектный спектакль, а я — зритель. Понять бы только его смысл. Неужели попытка контакта? Надо было им что-нибудь попроще выбрать, вроде теоремы Пифагора. Как догадаться, что они мне хотят втолковать?»
Между тем в центре клетки возникло темное образование переменчивой формы. Оно напоминало то трепещущие на ветру языки невероятного черного пламени, то складывающую и вновь распахивающую крылья бабочку, то просто пульсирующий шар.
«А если они — эти контактеры — выражают свои мысли не словами, не знаками, как мы, а только образами? — подумал Родриго. — У китайцев, скажем, иероглиф, а у них — объемная фигура. Почему бы нет?»
Уверенный, что фантом в клетке не более опасен, чем изображение на экране визора, он шагнул вперед. Но тут же отпрянул — сквозь прутья навстречу ему выплеснулось устрашающего вида щупальце.
«Черт! — Родриго передернулся от отвращения и на всякий случай отступил еще на несколько шагов. — Если это и попытка контакта, то очень уж своеобразная».
Создание в клетке словно взбесилось. Оно остервенело кидалось на прутья, и внезапно его прозрачная тюрьма взорвалась, рассыпалась градом осколков-ледышек. Бесформенный сгусток мрака взвился вверх и вдруг невероятно вырос, закрыв солнце. Казалось, фантастическая летучая мышь рывком расправила уродливые перепончатые крылья.
Рука Родриго дернулась к пульсатору, но пальцы сомкнулись, не найдя рукоятку. Оружие исчезло. Вот тогда ему стало страшно. По-настоящему страшно — до противного железистого привкуса во рту. Он еле сдержал постыдное желание упасть ничком, затаиться.
Чудовищный нетопырь метался над головой, и в рваных, судорожных взмахах его крыльев было что-то невыразимо зловещее. Родриго вновь попытался нащупать несуществующий пульсатор и, осознав свое бессилие, выругался. Все, чему его обучали — умение стрелять, сражаться врукопашную, бегать, прыгать, маскироваться, — ничего не значило в этом безумном мире. И тогда он просто сел, обхватив колени руками. Больше ему ничего не оставалось — только сидеть и ждать, когда закончится кошмар. «Летучая мышь» скользнула вниз, и ее крыло — омерзительно холодное — коснулось лица Родриго. Он даже не пошевелился.
В программу подготовки десантников входила аутогенная тренировка. Родриго попытался расслабиться и не думать о крутящейся над ним жуткой твари. Не сразу, но это ему удалось. Неуютная реальность враждебного мира постепенно вытеснялась из сознания, словно переходя в другое измерение. Место ее занимала только что сконструированная, живущая по особым законам, сжатая до размеров сурдокамеры микровселенная.
Выйдя из транса, он с огромным облегчением обнаружил, что громадная кривляющаяся тень пропала. Над головой, простреливая лучами полупрозрачные облака, жизнерадостно сияло солнце.
Родриго улыбнулся и встал на ноги. Но радоваться, как скоро выяснилось, было нечему. Белая поверхность начала деформироваться. На ней то образовывались складки, то возникали узкие воронки, то вырастали высокие тонкие шпили. Родриго почувствовал, как «почва» под его ногами прогнулась, и ухватился за один из таких шпилей. Но тот неожиданно обвил его кольцами, как удав, затем раскачал и изо всех сил швырнул в пузырь углубляющегося провала. Гладкие, как яичная скорлупа, стенки плавно сомкнулись над головой Родриго.
Это было чудовищно. Кто-то, скрытый во мраке, проводил над пленником эксперименты. Родриго показалось, что его сначала смяли в комок, затем растерли в пюре и размазали по стенкам «яйца». При этом боли он не испытывал, как будто перед началом метаморфоз из его тела извлекли все нервные клетки, но отчетливо различал каждую фазу надругательства над своей плотью.
Внезапно тьма озарилась вспышкой, и внутренность «яйца» затопило жаркое золотое сияние. Родриго почувствовал, как под воздействием живительного света к нему возвращается человеческий облик. Но тут его сознание словно выключили на миг, а сразу же вслед за этим милая, желанная зелень вцепившихся друг в друга колючими ветками кустов брызнула в глаза.
Он лежал на том самом пятачке, где его закрутила круговерть превращений. Невероятно, но Родриго даже не обрадовался — на проявление каких-либо эмоций не было сил. «Кончилось, — вяло подумал он. — Когда-нибудь это должно было кончиться. Надо возвращаться. Но я еще полежу. Полежу…»
Боли по-прежнему не было, но тело казалось неподъемной глыбой. Родриго с усилием повернул руку так, чтобы видеть часы. Они показывали без пяти минут два по местному времени. Сутки на Оливии были немного длиннее земных, но для удобства их так же разбили на двадцать четыре промежутка и соответствующим образом перенастроили часы. Итак, получалось, что с момента, когда он встал из-за стола, прошло всего около двадцати минут. Ему казалось, что намного больше. «Нарушилось временное восприятие, — подумал Родриго. — Новая загадка. Наверное, выпустили в воздух какой-нибудь галлюциноген. Ну и пусть. Мне все равно».
Он пролежал минут десять, затем оторвал голову от травы и, с трудом передвигая все еще налитые тяжестью руки и ноги, медленно пополз обратно. И сразу почувствовал облегчение. Казалось, при каждом движении он постепенно стряхивает с себя нагруженный кем-то балласт. Возле пирамидки эмиттера Родриго еще немного полежал, чтобы окончательно собраться с силами, потом начал копаться в схеме. Машинально проделал все нужные операции и, убедившись, что поле восстановлено, поднялся на ноги.
Глава 11. Разговор с Хидом
Неожиданно воздух вокруг него сгустился, образовав стеклянную полусферу. В следующее мгновение сверху хлынул невиданный красный ливень. Тяжелые струи хлестали по стенкам купола, омывали его кровавыми разводами. Вскоре весь мир для Родриго замкнулся внутри алого пузыря, сквозь который с трудом пробивался тусклый свет непостижимо далекого солнца.
Купол раскачивался, вибрировал, и Родриго с ужасом представил, что он погружен в дышащее, пульсирующее чрево какого-то гигантского существа. Исполин корчился в тщетных потугах исторгнуть инороднее тело и истекал кровью.
Через несколько минут дождь прекратился. Красные потеки сползли вниз, затем купол стал расти, его слабо мерцающие стенки раздвинулись до границ поляны. Родриго посмотрел себе под ноги. Чудеса! Трава исчезла, ее сменило твердое белое покрытие. Оно напоминало огромную мраморную плиту. Родриго вновь попятился и вдруг ощутил затылком движение воздуха.
Да, все-таки годы, проведенные в десанте, кое-что значили! Прыжку Родриго мог бы позавидовать любой из новичков. Едва коснувшись ногами «мраморной» тверди, он прыгнул еще раз — вверх, с разворотом в воздухе на сто восемьдесят градусов, чтобы быть готовым отразить любой враждебный выпад. Но «противник» оказался не из тех, кому можно заехать пяткой в нос.
Перед ним, постепенно перемещаясь к центру круга, выплясывал черный смерч. Трудно было сказать, что это такое — просто пыль, захваченная воздушной воронкой, или живое существо. Смерч крутился с такой скоростью, что рассмотреть детали его строения было невозможно. Однако движение постепенно замедлялось, и минуты через две, испытав легкую тошноту, Родриго понял — перед ним все-таки организм, нечто вроде колоссального полипа. Кошмарное существо в последний раз обернулось вокруг своей оси и замерло. Лишь под лоснящимся, словно смоченным липкой черной жидкостью, покровом время от времени вспухали внушительные бугры.
Возможно, существо и не собиралось нападать на Родриго, но все же он почувствовал бы себя гораздо увереннее, сжимая в руке пульсатор. Взвинченные нервы грозили порваться, сердце отчаянно билось.
Наверное, с минуту ничего не происходило. Затем «полип» стал видоизменяться. Он сократился, оторвав верхнюю, расширенную часть от мембраны купола, потом пустил «побеги». Они вырастали из «ствола», ветвились, разве что не покрывались листьями. Родриго показалось, что существо изменило цвет. Точно! Оно постепенно светлело, сделалось серым, затем — белым и, наконец, — прозрачным, как огромная корявая сосулька. Но и это было еще не все. В какой-то момент «ледяные» отростки начали извиваться, напоминая взбесившихся удавов, потом потянулись вверх и соединились концами в одной точке, образовав подобие яйцевидной клетки из утончающихся к острому концу прозрачных прутьев.
Родриго взял себя в руки. «Мне ничто не угрожает, — подумал он. — Это всего лишь эффектный спектакль, а я — зритель. Понять бы только его смысл. Неужели попытка контакта? Надо было им что-нибудь попроще выбрать, вроде теоремы Пифагора. Как догадаться, что они мне хотят втолковать?»
Между тем в центре клетки возникло темное образование переменчивой формы. Оно напоминало то трепещущие на ветру языки невероятного черного пламени, то складывающую и вновь распахивающую крылья бабочку, то просто пульсирующий шар.
«А если они — эти контактеры — выражают свои мысли не словами, не знаками, как мы, а только образами? — подумал Родриго. — У китайцев, скажем, иероглиф, а у них — объемная фигура. Почему бы нет?»
Уверенный, что фантом в клетке не более опасен, чем изображение на экране визора, он шагнул вперед. Но тут же отпрянул — сквозь прутья навстречу ему выплеснулось устрашающего вида щупальце.
«Черт! — Родриго передернулся от отвращения и на всякий случай отступил еще на несколько шагов. — Если это и попытка контакта, то очень уж своеобразная».
Создание в клетке словно взбесилось. Оно остервенело кидалось на прутья, и внезапно его прозрачная тюрьма взорвалась, рассыпалась градом осколков-ледышек. Бесформенный сгусток мрака взвился вверх и вдруг невероятно вырос, закрыв солнце. Казалось, фантастическая летучая мышь рывком расправила уродливые перепончатые крылья.
Рука Родриго дернулась к пульсатору, но пальцы сомкнулись, не найдя рукоятку. Оружие исчезло. Вот тогда ему стало страшно. По-настоящему страшно — до противного железистого привкуса во рту. Он еле сдержал постыдное желание упасть ничком, затаиться.
Чудовищный нетопырь метался над головой, и в рваных, судорожных взмахах его крыльев было что-то невыразимо зловещее. Родриго вновь попытался нащупать несуществующий пульсатор и, осознав свое бессилие, выругался. Все, чему его обучали — умение стрелять, сражаться врукопашную, бегать, прыгать, маскироваться, — ничего не значило в этом безумном мире. И тогда он просто сел, обхватив колени руками. Больше ему ничего не оставалось — только сидеть и ждать, когда закончится кошмар. «Летучая мышь» скользнула вниз, и ее крыло — омерзительно холодное — коснулось лица Родриго. Он даже не пошевелился.
В программу подготовки десантников входила аутогенная тренировка. Родриго попытался расслабиться и не думать о крутящейся над ним жуткой твари. Не сразу, но это ему удалось. Неуютная реальность враждебного мира постепенно вытеснялась из сознания, словно переходя в другое измерение. Место ее занимала только что сконструированная, живущая по особым законам, сжатая до размеров сурдокамеры микровселенная.
Выйдя из транса, он с огромным облегчением обнаружил, что громадная кривляющаяся тень пропала. Над головой, простреливая лучами полупрозрачные облака, жизнерадостно сияло солнце.
Родриго улыбнулся и встал на ноги. Но радоваться, как скоро выяснилось, было нечему. Белая поверхность начала деформироваться. На ней то образовывались складки, то возникали узкие воронки, то вырастали высокие тонкие шпили. Родриго почувствовал, как «почва» под его ногами прогнулась, и ухватился за один из таких шпилей. Но тот неожиданно обвил его кольцами, как удав, затем раскачал и изо всех сил швырнул в пузырь углубляющегося провала. Гладкие, как яичная скорлупа, стенки плавно сомкнулись над головой Родриго.
Это было чудовищно. Кто-то, скрытый во мраке, проводил над пленником эксперименты. Родриго показалось, что его сначала смяли в комок, затем растерли в пюре и размазали по стенкам «яйца». При этом боли он не испытывал, как будто перед началом метаморфоз из его тела извлекли все нервные клетки, но отчетливо различал каждую фазу надругательства над своей плотью.
Внезапно тьма озарилась вспышкой, и внутренность «яйца» затопило жаркое золотое сияние. Родриго почувствовал, как под воздействием живительного света к нему возвращается человеческий облик. Но тут его сознание словно выключили на миг, а сразу же вслед за этим милая, желанная зелень вцепившихся друг в друга колючими ветками кустов брызнула в глаза.
Он лежал на том самом пятачке, где его закрутила круговерть превращений. Невероятно, но Родриго даже не обрадовался — на проявление каких-либо эмоций не было сил. «Кончилось, — вяло подумал он. — Когда-нибудь это должно было кончиться. Надо возвращаться. Но я еще полежу. Полежу…»
Боли по-прежнему не было, но тело казалось неподъемной глыбой. Родриго с усилием повернул руку так, чтобы видеть часы. Они показывали без пяти минут два по местному времени. Сутки на Оливии были немного длиннее земных, но для удобства их так же разбили на двадцать четыре промежутка и соответствующим образом перенастроили часы. Итак, получалось, что с момента, когда он встал из-за стола, прошло всего около двадцати минут. Ему казалось, что намного больше. «Нарушилось временное восприятие, — подумал Родриго. — Новая загадка. Наверное, выпустили в воздух какой-нибудь галлюциноген. Ну и пусть. Мне все равно».
Он пролежал минут десять, затем оторвал голову от травы и, с трудом передвигая все еще налитые тяжестью руки и ноги, медленно пополз обратно. И сразу почувствовал облегчение. Казалось, при каждом движении он постепенно стряхивает с себя нагруженный кем-то балласт. Возле пирамидки эмиттера Родриго еще немного полежал, чтобы окончательно собраться с силами, потом начал копаться в схеме. Машинально проделал все нужные операции и, убедившись, что поле восстановлено, поднялся на ноги.
Глава 11. Разговор с Хидом
Солнце беззаботно купалось в небе. Из-за массивной серой коробки Базы доносились звуки музыки — десантники расслаблялись под мелодии любимых шлягеров. Ничто не напоминало о невероятном приключении.
Родриго не раз приходилось рисковать жизнью. Однако ему всегда противостояли слепая стихия или ярость сильного и ловкого, но не умеющего рассуждать зверя. Он, человек, сам влиял на ход событий! Все решали его способность анализировать обстановку, мастерское владение оружием, скорость реакции и выносливость. Судьба предоставляла Родриго шансы, и он их использовал. Но сегодня… От него абсолютно ничего не зависело! Он впервые испытал воздействие чуждой воли, его судьбой распоряжались высшие, непобедимые существа. И то, что ему удалось выбраться их этой передряги живым и невредимым, — вовсе не его заслуга. Так было задумано. Но смысл? С какой целью затевался этот кошмарный спектакль? Контакт? Хорошенький контакт! На предполагаемого собеседника напускают инфернальную нечисть, потом превращают его в фарш и лишь затем, поняв, что переборщили, слепливают заново и оставляют в полном недоумении. Что за нелепый балаган!
Он побрел к тренажерам. Желающих размять кости в день официально разрешенного безделья было немного. Среди них, в своему удивлению, Родриго увидел взмыленного Ренато, который выкладывался в поединке с одним их самых сложных механизмов.
«Ничего, ничего, — подумал Родриго, — это тебе на пользу. Только так, преодолевая вопль изнуренного, выжатого, как лимон, тела, и становятся настоящими мужчинами. Да, только так! Иначе всегда будешь мальчиком для битья».
Десантники сосредоточенно работали с системами упругих рычагов, вертелись на перекладинах, пытались сломить упорство универсального тренажера, напрягавшего невидимые силовые «мышцы». Было очевидно, что ни «кровавого» дождя, ни тем более дьявольской «летучей мыши» никто из них не видел. Представление по ту сторону барьера предназначалось для одного-единственного зрителя.
Родриго присел на свободный тренажер и погрузился в раздумья. Как поступить? Доложить о случившемся Эрикссону? Глупо. Во-первых, шеф, несомненно, решит, что его подчиненный спятил. Ведь доказательств-то никаких! Во-вторых, нарушение режима — серьезный проступок, это так просто не оставят. Нарядом в Ивановой лаборатории тут не отделаешься — как минимум, разжалуют из командиров. А о худшем варианте даже думать не хочется. Может, рассказать обо всем Ольшанцеву? Нет, и это не годится. Иван горяч, он не будет, услышав такое, сидеть на месте. Тут же с кучей приборов кинется экспериментировать. И, конечно, засыплется. Кроме того, нельзя забывать: если Родриго в конце концов удалось выйти из переделки невредимым, то другим может и не повезти. Не пострадаешь физически — так тронешься рассудком. Да, самодеятельность скорее всего плохо кончится. Лучший выход — договориться как со своим начальством, так и с научниками, и в спокойной обстановке, не подвергая никого неоправданному риску, исследовать явление. Но как это сделать? Шеф, в сущности, равнодушен к научным изысканиям, а вот вопиющее нарушение дисциплины его взбесит. Каждый отвечает за свою стену дома, остальных — хоть бы и вовсе не было!
Родриго с силой потянул рычаг тренажера. Ему нравилось преодолевать сопротивление тугого механизма. И тут он вспомнил еще об одном человеке.
«Хид! Как это я сразу не догадался?! — Родриго выпустил рычаг, и тот звякнул, ударившись об ограничитель. — Вот к кому надо пойти! Теперь-то ясно, что приключилось с Риком. Ему тоже устроили представление, причем явно похлеще того, что видел я. Ни с того ни с сего люди с нормальной психикой в буйство не впадают, до этого надо уметь довести! Только бы Рик не повредился в уме окончательно, только бы отошел, и тогда я узнаю от него потрясающие вещи».
На этот раз ему повезло.
— Ага! — улыбнулся Горак. — Явились, господин дуэлянт? Пришли проведать поверженного противника? — Он отбросил шутовской тон, но улыбку с лица не убрал. — Ну, заходите, сегодня ваш Хид уже почти в полном порядке.
— Уф! — выдохнул Родриго. — Что это было?
— Очевидно, просто-напросто очень сильный стресс. Защитная реакция организма на какое-то необычное явление. К сожалению, мне так и не удалось вытянуть из Хида, что же с ним приключилось. То ли скрывает, то ли на самом деле память отшибло. Случается и такое. Ну а в общем-то, он резко пошел на поправку. Еще немного здесь подержу и выпущу.
Хид лежал в кровати и смотрел визор. В глубине «ящика» симпатичный мужественный герой круто разбирался с полдюжиной отвратительных громил. Это было совсем нетрудно, так как негодяи выглядели какими-то заторможенными и в придачу усиленно мешали друг другу. Увидев командира, недавний «псих» убавил громкость визора и сделал попытку подняться.
— Лежи, лежи, — махнул рукой Родриго, усаживаясь на стул. — Ну, как ты?
Хид пожал плечами:
— Как вам сказать?.. Довольно сносно, командир. Вроде бы очухался. Вчера было хуже. А позавчера… Доктор говорит — ложку не мог в руке держать.
— Да, не хотел бы я оказаться на твоем месте. А ведь мог бы. И любой из группы мог. Согласен, Рик? Мы же все были тогда в лесу!
Хид выключил визор.
— Может, любой, — сказал он, — а может, и нет. Что, если мне место попалось такое… заколдованное?
«Я не ошибся! — подумал Родриго, пытаясь скрыть охватившее его легкое возбуждение. — Он помнит, что с ним приключилось. Определенно помнит! Но колеблется, не может решить, стоит ли об этом рассказывать. Понять его, конечно, можно: любой человек, проявивший себя в ответственный момент не с лучшей стороны, постарается скрыть истину, сошлется на то, что ничего не помнит, или придумает еще что-нибудь в том же духе. Но у меня есть шанс его разговорить. Я чувствую это!»
— Место, говоришь, заколдованное? В каком смысле?
— Да это я так… — уклончиво ответил Хид. — Я ведь мало что помню. По лесу блуждал — еще кое-как, смутно… А дальше… Сегодня ребята приходили, рассказывали, как я на вас бросился, так я долго поверить не мог. Даже сейчас не верится…
— Ничего, ничего… Помнить нашу нелепую стычку совсем необязательно. Я и сам хотел бы ее забыть. А вот то, что было в лесу… Как ты говоришь — смутно?
— Ну… отрывочно.
— Слушай, так и это уже кое-что! Попытайся вспомнить хоть какие-то детали, фрагменты. Надо обязательно понять, что случилось в лесу. Чтобы не посылать ребят к черту в зубы, чтобы не трястись потом из-за каждого, не ожидать, что он с налитыми кровью глазами заявится на Базу и начнет всех крошить направо и налево. Мне нужна твоя помощь, Рик. Ты ведь не откажешься, верно?
Хид сел в кровати и подтянул колени к подбородку. Он все еще колебался.
— Вас не обманешь. Вы почувствовали, что я пытаюсь что-то утаить? Да?
Родриго молчал. Он боялся, что какое-нибудь неосторожное слово сломает уже протянувшийся между ними хрупкий мостик, заставит собеседника спрятаться в скорлупу недоверия.
— Ко мне сегодня уже приставали, — продолжал Хид, — расскажи да расскажи! Я им наплел что-то про амнезию: мол, головой ударился, дальше — туман, в себя пришел только здесь, в изоляторе. А сам думал: если решусь рассказать — то только вам, может быть… И вовсе не затем, чтобы загладить свою вину. Просто вы — это вы, а они — это они. Узнав, что случилось, вы не будете, как они, ржать, похлопывать меня по плечу и говорить что-нибудь вроде: «Ну, старина, ты и оплошал! Такой шанс упустил!» Я, наверное, не очень внятно объясняю?
Родриго напрягся. «Вот момент», — подумал он.
— Пока не очень. Но я, кажется, начинаю догадываться. У тебя… у тебя было видение?
Хид, до этого разглядывавший свои колени, резко повернул голову и встретился с ним взглядом.
— Так вы… Так вы, командир, тоже?.. Понятно. — Он снова отвел глаза, словно чего-то стыдился. — Но я… Я думаю, что вы видели что-то другое, потому что… А, черт! Чего я тяну? Слушайте. Помните ту поляну, на которой меня оставили? Большая такая? В общем, уселся я в центре, чтобы видно было, если какая гадость из леса полезет. Снял шлем, расстегнулся до пояса. Сами понимаете, когда так печет, никаких сил нет инструкцию соблюдать.
«Что это он так разоткровенничался? — подумал Родриго. — Кстати, я ни разу не видел, чтобы Хид нарушил инструкцию. Значит, не ошибся: у меня на глазах он — один человек, стоит отойти — другой. Неужели действительно выслуживался?»
— Так вот, — продолжал Хид, — сижу я себе на самом солнцепеке и вижу: выходит кто-то из леса и направляется прямиком в мою сторону. Я, конечно, сразу за пульсатор. Пригляделся — и подумал, что схожу с ума. Знаете, кто это был? Голая женщина! Ну, без единого лоскутка! — Он проглотил слюну. — Тут я и думаю: одно из двух — или тебе, Рик, голову солнцем напекло, или это какая-то местная русалка или нимфа… Не разбираюсь я. Идет, бедрами покачивает, молодая такая, лет восемнадцать, а фигурка у ней! В жизни такой не встречал, хотя баб у меня, надо сказать, хватало, отводил на Земле душу! В общем, стою я, открыв рот, глазам своим поверить не могу. А она все идет, спокойно так, запросто, будто всю жизнь только нагишом и разгуливала. Голову высоко держит, волосы у нее длинные, до пояса, грудки небольшие, аккуратные — загляденье. Ну, как раз такая, каких я люблю, командир! И, что самое удивительное, меня совсем не замечает. Словно нет здесь никого, кроме нее! Так и прошла в пяти шагах, даже голову не повернула. Меня как будто жаром обдало. Забыл я, что не может ее здесь быть, никак не может! Глазам своим поверил — ведь вот она, живая, аппетитная, только руку протяни! Ну и… помутилось у меня в голове. Как же так, думаю, девочка в самом соку, красивая, как картинка, а вот дойдет сейчас до края поляны, скроется в лесу — и привет. Никогда ее больше не увижу. И до того мне это несправедливым показалось! Ведь забыл уже, когда женщину в руках держал. В общем, решил не упускать. Пошел следом. Девушка, — говорю, — постойте, не проходите мимо такого бравого парня, может, найдется, о чем потолковать? Бесполезно. А я все не отступаю. Затянул известную песню: не хотите ли, мол, скрасить одиночество мужественного десантника? Понимаю ведь, что вздор несу, что не на Земле я, а ничего с собой поделать не могу. Уговариваю, уговариваю, только реакции по-прежнему никакой. Вот тогда я и распалился по-настоящему. Вы же мужчина, командир, сами понимаете. Короче, положил я пульсатор и уже не пошел — побежал за ней. Тут только она и обернулась. Увидела меня, вскрикнула — и понеслась прочь. Но ведь как! Будто не удирает, а сама хочет, чтобы ее поймали. Красиво так бежит, словно в замедленной съемке. Я, само собой, догнал ее в два счета, схватил за руку и повалил на траву. Упала она на спину, сжалась в комочек, грудь руками закрыла, а в глазах слезы… Меня сразу как по сердцу полоснуло. Ну-ну, думаю, бери ее, герой-десантник. Какая великая победа — справиться с беззащитной, перепуганной девчонкой! Муторно мне стало, и собрался я уже отпустить ее с миром. Но не отпустил…
Хид сгорбился еще больше, шея утонула в могучих плечах.
— Понимаете, командир, эти слезы… Она и так была красива, но теперь сделалась еще привлекательнее. Есть женщины, которые от слез хорошеют, вы знаете… Видимо, это на меня подействовало. Я всегда мечтал быть с такой, как она, а попадались постоянно разнузданные, размалеванные девицы. Если бы она кричала, умоляла меня не трогать ее… Черт его знает, у меня сердце не каменное. Но она молчала и только закрывалась руками. В общем… Можете, командир, считать меня распоследней свиньей, только я нагнулся, схватил ее за плечи, притянул к себе… Тут это и началось.
Перед глазами у меня запрыгали какие-то серые хлопья, девчонка пропала, да и вообще все пропало, оказался я словно в тумане. Стал шарить вокруг себя руками и наткнулся на стену, упругую такую, как силовое поле средней напряженности. Куда ни повернусь — всюду эта стена. И чувствую — сжимается она, медленно так, но через несколько минут сдавит меня насмерть. Вот когда я пожалел, что нет с собой пульсатора. А жить-то хочется! Стал я биться о стену, наносить удары по всем правилам, как учили. А силы перед концом удесятерились — пожалуй, носорога, и того свалил бы. Ну а стене хоть бы что. Сжимается и сжимается. Я уже перестал трепыхаться — руку повернуть некуда. Стою и жду, когда кости затрещат. Вдруг стена исчезла, а меня кто-то начал в узел завязывать. Словно я из резины сделан. Не знаю, как вам это объяснить…
— Не надо, — сказал Родриго. — Представляю.
— Да? — Хид вскинул на него глаза и тут же снова отвел взгляд. — Впрочем, конечно. Ну а потом начали меня наизнанку выворачивать — медленно так, постепенно. Тут я сознание потерял, а когда в себя пришел, то понял, что бегу по лесу, и так мне страшно, как никогда в жизни не было. А ведь сроду к робкому десятку себя не относил. Затем провалы в памяти начались. Вынырну из такого провала — и оказывается, что сквозь колючки продираюсь. Снова провал… Теперь уже по какому-то склону качусь. После третьего — стою, обхватив руками дерево, и трясусь, как собачонка. А дальше вообще ничего не помню. Что же касается браслета… Может, действительно снял и выкинул. В таком состоянии, сами понимаете, можно и в лоб себе выстрелить.
Наступило молчание. Хид медленно спустил ноги с кровати и оказался лицом к лицу с Родриго.
— Вот я все вам и рассказал, командир. Не ожидали? Был тихонький, дисциплинированный Ричард Хид, а тут… Об этом думаете? И еще, наверное, дурак, мол, ты, никто тебя за язык не тянул, сказал бы, что башкой треснулся, вот и все. Угадал? Так вот, надоело мне притворяться паинькой. Ради чего корчил из себя идеального десантника? Ради командирских нашивок? Пропади они пропадом! Жить хочу, а не прикидываться невинной овечкой!
— Да, Рик! — Родриго покачал головой. — С одной стороны, лучше бы ты молчал. За одно только оставление оружия…
— Да знаю я! — Хид был возбужден. — Все равно вы не станете докладывать шефу. А если и доложите… Плевать мне теперь на все! — Он помолчал. — Думал, расскажу — душу очищу… А только наоборот, еще пакостнее стало. Ну, скажите что-нибудь. Назовите меня дерьмом, никудышным десантником. Что? Молчите? — В глазах Хида неожиданно вспыхнула злоба. Он резко поднялся и нервно заходил по изолятору. — Молчите, командир? Неспроста молчите! Ну, дерьмо я, дерьмо, согласен. А вы? Вы бы сами не побежали за ней? Нет? — Хид остановился, плюхнулся на кровать и раздельно, по слогам, проговорил: — Не ве-рю. Все мы одинаковые. Ангелов в десант не берут. И у вас, командир, я тоже крылышек не замечал. Подвернись такой лакомый кусочек, припустились бы за ним, да еще как припустились! Что? Неправда?
«Кретин, — подумал Родриго. — Вообразил, что весь мир сейчас показывает на него пальцем: вот какой он гад! Закомплексовал, заметался, захотел оправдаться: не я один, все мерзавцы, все. Но все-таки совесть есть, грызет».
— Успокойся, Рик. Ты же сам не веришь в то, что говоришь. Если тебя так уж заел комплекс вины, обратись к Гораку, пусть проведет пару гипносеансов. Мне нужны психически здоровые люди. А о том, любой бы поступил, как ты, или нет, поразмысли сам. Кстати, Эрикссону я и в самом деле докладывать не буду. Но если ты по окончании экспедиции принесешь мне рапорт об увольнении — отговаривать не стану. Вот так. Решать тебе.
— Благородно, — сказал Хид. — Бла-го-род-но. Я, в общем-то, иного от вас и не ожидал. А насчет того, чтобы поразмыслить… Размышлял уже. И знаете, что я вам скажу? Испытывает нас какая-то зараза, что в лесу прячется. Уж очень ей узнать захотелось — побежим или не побежим?
«Ух ты! — подумал Родриго. — А ведь так оно, похоже, и есть! Значит… Значит, и меня можно соблазнить чем-то таким, чтобы я, забыв, ради чего здесь нахожусь, начал совершать дикие поступки? И не только меня! Кем угодно можно управлять, дергая особые невидимые веревочки! Но почему же меня сегодня не подвергли искушению, только заморочили голову всякими чудесами? Или все еще впереди?»
Он посмотрел на Хида.
— Сам придумал?
— А для этого большого ума и не требуется. Откуда здесь женщине взяться? Ведь не привиделась она, держал я ее, этими самыми руками держал. Живая, теплая… Кожа нежная… — Его лицо внезапно перекосилось. — Сделали ее, командир, сделали! Слепили из атомов или, там, из кварков, не знаю.
— Кто слепил?
— Я не ученый, пусть они разбираются. А девушку эту нам подсунули: реакцию проверить. Да что вы на меня так смотрите? Все мы одинаковые, говорю вам! Никто бы на моем месте не устоял! Ни вы, ни Дзиро, ни Йорн. Даже сопляк Ренато побежал бы!
Родриго давно уже испытывал к Хиду легкую неприязнь, но сейчас, когда он с такой откровенностью выворачивал себя перед ним, хотелось просто встать и уйти.
Родриго не раз приходилось рисковать жизнью. Однако ему всегда противостояли слепая стихия или ярость сильного и ловкого, но не умеющего рассуждать зверя. Он, человек, сам влиял на ход событий! Все решали его способность анализировать обстановку, мастерское владение оружием, скорость реакции и выносливость. Судьба предоставляла Родриго шансы, и он их использовал. Но сегодня… От него абсолютно ничего не зависело! Он впервые испытал воздействие чуждой воли, его судьбой распоряжались высшие, непобедимые существа. И то, что ему удалось выбраться их этой передряги живым и невредимым, — вовсе не его заслуга. Так было задумано. Но смысл? С какой целью затевался этот кошмарный спектакль? Контакт? Хорошенький контакт! На предполагаемого собеседника напускают инфернальную нечисть, потом превращают его в фарш и лишь затем, поняв, что переборщили, слепливают заново и оставляют в полном недоумении. Что за нелепый балаган!
Он побрел к тренажерам. Желающих размять кости в день официально разрешенного безделья было немного. Среди них, в своему удивлению, Родриго увидел взмыленного Ренато, который выкладывался в поединке с одним их самых сложных механизмов.
«Ничего, ничего, — подумал Родриго, — это тебе на пользу. Только так, преодолевая вопль изнуренного, выжатого, как лимон, тела, и становятся настоящими мужчинами. Да, только так! Иначе всегда будешь мальчиком для битья».
Десантники сосредоточенно работали с системами упругих рычагов, вертелись на перекладинах, пытались сломить упорство универсального тренажера, напрягавшего невидимые силовые «мышцы». Было очевидно, что ни «кровавого» дождя, ни тем более дьявольской «летучей мыши» никто из них не видел. Представление по ту сторону барьера предназначалось для одного-единственного зрителя.
Родриго присел на свободный тренажер и погрузился в раздумья. Как поступить? Доложить о случившемся Эрикссону? Глупо. Во-первых, шеф, несомненно, решит, что его подчиненный спятил. Ведь доказательств-то никаких! Во-вторых, нарушение режима — серьезный проступок, это так просто не оставят. Нарядом в Ивановой лаборатории тут не отделаешься — как минимум, разжалуют из командиров. А о худшем варианте даже думать не хочется. Может, рассказать обо всем Ольшанцеву? Нет, и это не годится. Иван горяч, он не будет, услышав такое, сидеть на месте. Тут же с кучей приборов кинется экспериментировать. И, конечно, засыплется. Кроме того, нельзя забывать: если Родриго в конце концов удалось выйти из переделки невредимым, то другим может и не повезти. Не пострадаешь физически — так тронешься рассудком. Да, самодеятельность скорее всего плохо кончится. Лучший выход — договориться как со своим начальством, так и с научниками, и в спокойной обстановке, не подвергая никого неоправданному риску, исследовать явление. Но как это сделать? Шеф, в сущности, равнодушен к научным изысканиям, а вот вопиющее нарушение дисциплины его взбесит. Каждый отвечает за свою стену дома, остальных — хоть бы и вовсе не было!
Родриго с силой потянул рычаг тренажера. Ему нравилось преодолевать сопротивление тугого механизма. И тут он вспомнил еще об одном человеке.
«Хид! Как это я сразу не догадался?! — Родриго выпустил рычаг, и тот звякнул, ударившись об ограничитель. — Вот к кому надо пойти! Теперь-то ясно, что приключилось с Риком. Ему тоже устроили представление, причем явно похлеще того, что видел я. Ни с того ни с сего люди с нормальной психикой в буйство не впадают, до этого надо уметь довести! Только бы Рик не повредился в уме окончательно, только бы отошел, и тогда я узнаю от него потрясающие вещи».
На этот раз ему повезло.
— Ага! — улыбнулся Горак. — Явились, господин дуэлянт? Пришли проведать поверженного противника? — Он отбросил шутовской тон, но улыбку с лица не убрал. — Ну, заходите, сегодня ваш Хид уже почти в полном порядке.
— Уф! — выдохнул Родриго. — Что это было?
— Очевидно, просто-напросто очень сильный стресс. Защитная реакция организма на какое-то необычное явление. К сожалению, мне так и не удалось вытянуть из Хида, что же с ним приключилось. То ли скрывает, то ли на самом деле память отшибло. Случается и такое. Ну а в общем-то, он резко пошел на поправку. Еще немного здесь подержу и выпущу.
Хид лежал в кровати и смотрел визор. В глубине «ящика» симпатичный мужественный герой круто разбирался с полдюжиной отвратительных громил. Это было совсем нетрудно, так как негодяи выглядели какими-то заторможенными и в придачу усиленно мешали друг другу. Увидев командира, недавний «псих» убавил громкость визора и сделал попытку подняться.
— Лежи, лежи, — махнул рукой Родриго, усаживаясь на стул. — Ну, как ты?
Хид пожал плечами:
— Как вам сказать?.. Довольно сносно, командир. Вроде бы очухался. Вчера было хуже. А позавчера… Доктор говорит — ложку не мог в руке держать.
— Да, не хотел бы я оказаться на твоем месте. А ведь мог бы. И любой из группы мог. Согласен, Рик? Мы же все были тогда в лесу!
Хид выключил визор.
— Может, любой, — сказал он, — а может, и нет. Что, если мне место попалось такое… заколдованное?
«Я не ошибся! — подумал Родриго, пытаясь скрыть охватившее его легкое возбуждение. — Он помнит, что с ним приключилось. Определенно помнит! Но колеблется, не может решить, стоит ли об этом рассказывать. Понять его, конечно, можно: любой человек, проявивший себя в ответственный момент не с лучшей стороны, постарается скрыть истину, сошлется на то, что ничего не помнит, или придумает еще что-нибудь в том же духе. Но у меня есть шанс его разговорить. Я чувствую это!»
— Место, говоришь, заколдованное? В каком смысле?
— Да это я так… — уклончиво ответил Хид. — Я ведь мало что помню. По лесу блуждал — еще кое-как, смутно… А дальше… Сегодня ребята приходили, рассказывали, как я на вас бросился, так я долго поверить не мог. Даже сейчас не верится…
— Ничего, ничего… Помнить нашу нелепую стычку совсем необязательно. Я и сам хотел бы ее забыть. А вот то, что было в лесу… Как ты говоришь — смутно?
— Ну… отрывочно.
— Слушай, так и это уже кое-что! Попытайся вспомнить хоть какие-то детали, фрагменты. Надо обязательно понять, что случилось в лесу. Чтобы не посылать ребят к черту в зубы, чтобы не трястись потом из-за каждого, не ожидать, что он с налитыми кровью глазами заявится на Базу и начнет всех крошить направо и налево. Мне нужна твоя помощь, Рик. Ты ведь не откажешься, верно?
Хид сел в кровати и подтянул колени к подбородку. Он все еще колебался.
— Вас не обманешь. Вы почувствовали, что я пытаюсь что-то утаить? Да?
Родриго молчал. Он боялся, что какое-нибудь неосторожное слово сломает уже протянувшийся между ними хрупкий мостик, заставит собеседника спрятаться в скорлупу недоверия.
— Ко мне сегодня уже приставали, — продолжал Хид, — расскажи да расскажи! Я им наплел что-то про амнезию: мол, головой ударился, дальше — туман, в себя пришел только здесь, в изоляторе. А сам думал: если решусь рассказать — то только вам, может быть… И вовсе не затем, чтобы загладить свою вину. Просто вы — это вы, а они — это они. Узнав, что случилось, вы не будете, как они, ржать, похлопывать меня по плечу и говорить что-нибудь вроде: «Ну, старина, ты и оплошал! Такой шанс упустил!» Я, наверное, не очень внятно объясняю?
Родриго напрягся. «Вот момент», — подумал он.
— Пока не очень. Но я, кажется, начинаю догадываться. У тебя… у тебя было видение?
Хид, до этого разглядывавший свои колени, резко повернул голову и встретился с ним взглядом.
— Так вы… Так вы, командир, тоже?.. Понятно. — Он снова отвел глаза, словно чего-то стыдился. — Но я… Я думаю, что вы видели что-то другое, потому что… А, черт! Чего я тяну? Слушайте. Помните ту поляну, на которой меня оставили? Большая такая? В общем, уселся я в центре, чтобы видно было, если какая гадость из леса полезет. Снял шлем, расстегнулся до пояса. Сами понимаете, когда так печет, никаких сил нет инструкцию соблюдать.
«Что это он так разоткровенничался? — подумал Родриго. — Кстати, я ни разу не видел, чтобы Хид нарушил инструкцию. Значит, не ошибся: у меня на глазах он — один человек, стоит отойти — другой. Неужели действительно выслуживался?»
— Так вот, — продолжал Хид, — сижу я себе на самом солнцепеке и вижу: выходит кто-то из леса и направляется прямиком в мою сторону. Я, конечно, сразу за пульсатор. Пригляделся — и подумал, что схожу с ума. Знаете, кто это был? Голая женщина! Ну, без единого лоскутка! — Он проглотил слюну. — Тут я и думаю: одно из двух — или тебе, Рик, голову солнцем напекло, или это какая-то местная русалка или нимфа… Не разбираюсь я. Идет, бедрами покачивает, молодая такая, лет восемнадцать, а фигурка у ней! В жизни такой не встречал, хотя баб у меня, надо сказать, хватало, отводил на Земле душу! В общем, стою я, открыв рот, глазам своим поверить не могу. А она все идет, спокойно так, запросто, будто всю жизнь только нагишом и разгуливала. Голову высоко держит, волосы у нее длинные, до пояса, грудки небольшие, аккуратные — загляденье. Ну, как раз такая, каких я люблю, командир! И, что самое удивительное, меня совсем не замечает. Словно нет здесь никого, кроме нее! Так и прошла в пяти шагах, даже голову не повернула. Меня как будто жаром обдало. Забыл я, что не может ее здесь быть, никак не может! Глазам своим поверил — ведь вот она, живая, аппетитная, только руку протяни! Ну и… помутилось у меня в голове. Как же так, думаю, девочка в самом соку, красивая, как картинка, а вот дойдет сейчас до края поляны, скроется в лесу — и привет. Никогда ее больше не увижу. И до того мне это несправедливым показалось! Ведь забыл уже, когда женщину в руках держал. В общем, решил не упускать. Пошел следом. Девушка, — говорю, — постойте, не проходите мимо такого бравого парня, может, найдется, о чем потолковать? Бесполезно. А я все не отступаю. Затянул известную песню: не хотите ли, мол, скрасить одиночество мужественного десантника? Понимаю ведь, что вздор несу, что не на Земле я, а ничего с собой поделать не могу. Уговариваю, уговариваю, только реакции по-прежнему никакой. Вот тогда я и распалился по-настоящему. Вы же мужчина, командир, сами понимаете. Короче, положил я пульсатор и уже не пошел — побежал за ней. Тут только она и обернулась. Увидела меня, вскрикнула — и понеслась прочь. Но ведь как! Будто не удирает, а сама хочет, чтобы ее поймали. Красиво так бежит, словно в замедленной съемке. Я, само собой, догнал ее в два счета, схватил за руку и повалил на траву. Упала она на спину, сжалась в комочек, грудь руками закрыла, а в глазах слезы… Меня сразу как по сердцу полоснуло. Ну-ну, думаю, бери ее, герой-десантник. Какая великая победа — справиться с беззащитной, перепуганной девчонкой! Муторно мне стало, и собрался я уже отпустить ее с миром. Но не отпустил…
Хид сгорбился еще больше, шея утонула в могучих плечах.
— Понимаете, командир, эти слезы… Она и так была красива, но теперь сделалась еще привлекательнее. Есть женщины, которые от слез хорошеют, вы знаете… Видимо, это на меня подействовало. Я всегда мечтал быть с такой, как она, а попадались постоянно разнузданные, размалеванные девицы. Если бы она кричала, умоляла меня не трогать ее… Черт его знает, у меня сердце не каменное. Но она молчала и только закрывалась руками. В общем… Можете, командир, считать меня распоследней свиньей, только я нагнулся, схватил ее за плечи, притянул к себе… Тут это и началось.
Перед глазами у меня запрыгали какие-то серые хлопья, девчонка пропала, да и вообще все пропало, оказался я словно в тумане. Стал шарить вокруг себя руками и наткнулся на стену, упругую такую, как силовое поле средней напряженности. Куда ни повернусь — всюду эта стена. И чувствую — сжимается она, медленно так, но через несколько минут сдавит меня насмерть. Вот когда я пожалел, что нет с собой пульсатора. А жить-то хочется! Стал я биться о стену, наносить удары по всем правилам, как учили. А силы перед концом удесятерились — пожалуй, носорога, и того свалил бы. Ну а стене хоть бы что. Сжимается и сжимается. Я уже перестал трепыхаться — руку повернуть некуда. Стою и жду, когда кости затрещат. Вдруг стена исчезла, а меня кто-то начал в узел завязывать. Словно я из резины сделан. Не знаю, как вам это объяснить…
— Не надо, — сказал Родриго. — Представляю.
— Да? — Хид вскинул на него глаза и тут же снова отвел взгляд. — Впрочем, конечно. Ну а потом начали меня наизнанку выворачивать — медленно так, постепенно. Тут я сознание потерял, а когда в себя пришел, то понял, что бегу по лесу, и так мне страшно, как никогда в жизни не было. А ведь сроду к робкому десятку себя не относил. Затем провалы в памяти начались. Вынырну из такого провала — и оказывается, что сквозь колючки продираюсь. Снова провал… Теперь уже по какому-то склону качусь. После третьего — стою, обхватив руками дерево, и трясусь, как собачонка. А дальше вообще ничего не помню. Что же касается браслета… Может, действительно снял и выкинул. В таком состоянии, сами понимаете, можно и в лоб себе выстрелить.
Наступило молчание. Хид медленно спустил ноги с кровати и оказался лицом к лицу с Родриго.
— Вот я все вам и рассказал, командир. Не ожидали? Был тихонький, дисциплинированный Ричард Хид, а тут… Об этом думаете? И еще, наверное, дурак, мол, ты, никто тебя за язык не тянул, сказал бы, что башкой треснулся, вот и все. Угадал? Так вот, надоело мне притворяться паинькой. Ради чего корчил из себя идеального десантника? Ради командирских нашивок? Пропади они пропадом! Жить хочу, а не прикидываться невинной овечкой!
— Да, Рик! — Родриго покачал головой. — С одной стороны, лучше бы ты молчал. За одно только оставление оружия…
— Да знаю я! — Хид был возбужден. — Все равно вы не станете докладывать шефу. А если и доложите… Плевать мне теперь на все! — Он помолчал. — Думал, расскажу — душу очищу… А только наоборот, еще пакостнее стало. Ну, скажите что-нибудь. Назовите меня дерьмом, никудышным десантником. Что? Молчите? — В глазах Хида неожиданно вспыхнула злоба. Он резко поднялся и нервно заходил по изолятору. — Молчите, командир? Неспроста молчите! Ну, дерьмо я, дерьмо, согласен. А вы? Вы бы сами не побежали за ней? Нет? — Хид остановился, плюхнулся на кровать и раздельно, по слогам, проговорил: — Не ве-рю. Все мы одинаковые. Ангелов в десант не берут. И у вас, командир, я тоже крылышек не замечал. Подвернись такой лакомый кусочек, припустились бы за ним, да еще как припустились! Что? Неправда?
«Кретин, — подумал Родриго. — Вообразил, что весь мир сейчас показывает на него пальцем: вот какой он гад! Закомплексовал, заметался, захотел оправдаться: не я один, все мерзавцы, все. Но все-таки совесть есть, грызет».
— Успокойся, Рик. Ты же сам не веришь в то, что говоришь. Если тебя так уж заел комплекс вины, обратись к Гораку, пусть проведет пару гипносеансов. Мне нужны психически здоровые люди. А о том, любой бы поступил, как ты, или нет, поразмысли сам. Кстати, Эрикссону я и в самом деле докладывать не буду. Но если ты по окончании экспедиции принесешь мне рапорт об увольнении — отговаривать не стану. Вот так. Решать тебе.
— Благородно, — сказал Хид. — Бла-го-род-но. Я, в общем-то, иного от вас и не ожидал. А насчет того, чтобы поразмыслить… Размышлял уже. И знаете, что я вам скажу? Испытывает нас какая-то зараза, что в лесу прячется. Уж очень ей узнать захотелось — побежим или не побежим?
«Ух ты! — подумал Родриго. — А ведь так оно, похоже, и есть! Значит… Значит, и меня можно соблазнить чем-то таким, чтобы я, забыв, ради чего здесь нахожусь, начал совершать дикие поступки? И не только меня! Кем угодно можно управлять, дергая особые невидимые веревочки! Но почему же меня сегодня не подвергли искушению, только заморочили голову всякими чудесами? Или все еще впереди?»
Он посмотрел на Хида.
— Сам придумал?
— А для этого большого ума и не требуется. Откуда здесь женщине взяться? Ведь не привиделась она, держал я ее, этими самыми руками держал. Живая, теплая… Кожа нежная… — Его лицо внезапно перекосилось. — Сделали ее, командир, сделали! Слепили из атомов или, там, из кварков, не знаю.
— Кто слепил?
— Я не ученый, пусть они разбираются. А девушку эту нам подсунули: реакцию проверить. Да что вы на меня так смотрите? Все мы одинаковые, говорю вам! Никто бы на моем месте не устоял! Ни вы, ни Дзиро, ни Йорн. Даже сопляк Ренато побежал бы!
Родриго давно уже испытывал к Хиду легкую неприязнь, но сейчас, когда он с такой откровенностью выворачивал себя перед ним, хотелось просто встать и уйти.