– Ответ лежит на поверхности, да-да, я считаю, что Истомина обязана подписаться под общими правилами, а не выдумывать свои, – упрямо твердила в трубку Анжелика Гарриевна. Она никак не могла уняться. А Лена все пыталась понять, почему неймется Анжелике, но так и не разгадала чужой тайны. Истомина не знала, как поступят на другом конце связи. Вполне возможно, отправят Лену куда-то подписываться. Но Лена твердо знала, что она никуда не пойдет. Она останется в офисе даже в том случае, если сейчас разверзнется крыша и на корпорацию обрушится ливень. Истомина будет сидеть, пока ей не захочется самой встать. Апорт, к ноге, стоять, лежать – этим командам она не подчинится. Истеричные звуки затихли. Лена отняла ладони от ушей. Главный экономист корпорации посрамленно поковыляла к выходу. Разумный человек способен упасть до самого низкого, начального, первобытного уровня. В двадцать первом веке мыслящий человек ведет себя так, словно только что вылез из пещеры. И Лене стало жаль Анжелику – некрасивая, даже уродливая. Наверное, ей трудно живется на белом свете. Ее довела до сумасшествия пещерная жизнь. Быт заел. Она злится с утра до ночи. Изводит себя, других, весь белый свет. С ней нелегко, страшно. Но она имеет право на проявление агрессии. Или – не имеет?
– Мне жаль вас, Анжелика Гарриевна, – сказала Истомина, глядя в сгорбленную спину разъяренной женщины.
– Лучше себя пожалей, – явственно донеслось уже из коридора. Громко и цинично хлопнула пластиковая дверь.
Цивилизация придумала много способов, высвобождающих человека от состояния агрессии, она заменила тяжелые предметы на более невесомые. Двери нынче искусственные, не дубовые, но злость сумеет хлопнуть по-настоящему и этой, новомодной. Истоминой стало почему-то противно и горько, будто она съела что-то несъедобное, одержанная победа не принесла удовлетворения. Придется держать ухо востро. Анжелика так просто не сдастся. Она попытается найти новую булавку, чтобы уколоть Лену. Но Истомина скинула с себя негативный настрой, так сбрасывают элегантные дамы норковую шубку, изящно и непринужденно. Она осталась одна, без негатива, размышляя о превратностях жизни. Но ей вновь помешали. В офис робко вошел Константин Власов. Он несмело остановился у порога, потоптался, не решаясь на дальнейшие действия. Наверное, так бы и стоял наподобие мумии, пока Лена не окликнула его.
– Вы что-то забыли здесь? Добрый день, – сказала она, пытаясь спрятать улыбку. В его смущении ощущалось что-то детское, непосредственное. Отрицательное воздействие Анжелики испарилось.
– Нет-нет, я ничего здесь не забыл, Лена, – прошептал программист, от охватившей его неловкости он забыл поздороваться.
– А-а, вы хотите посмотреть программу. Пожалуйста, смотрите, – она встала из-за стола и прошла к окну.
Лена посмотрела вниз, там копошились люди – маленькие, юркие, как муравьи. Сверху ничего человеческого. Нет характеров, эмоций, перепадов настроений. Из этой мешанины трудно выделить индивидуальность. А ведь каждый из толпы имеет свой взгляд на проблему политического устройства какой-нибудь Зимбабве. Впрочем, любой имеет право владеть точкой зрения на что угодно. Даже муравей. И у программиста есть право приходить без приглашения в офис. Пусть работает, ничего страшного. Он маленький, испуганный, слишком юный. Ему нельзя работать в крупной организации. Его заклюют большие и кровожадные птицы «Анжелики».
– Костя, вам помочь? – сказала Лена, придавая голосу как можно больше вежливости.
Программист тихо ковырялся в проводах. Он смущенно посмотрел на Лену, отрицательно мотнул головой, дескать, сам справлюсь. Высокий, под два метра, он смотрел на нее снизу вверх. Солнечный свет в глазах, море, кричат чайки, повсюду яркие блики, волны. Загляденье, а не парень. Лена присела в кресло на колесиках и стала кататься по офису, помогая ногами.
– Костя, а вы ко всем без звонка приходите? – сказала Лена, испытывая приступ болтливости. В ее поведении появилось что-то новое, Истоминой хотелось, чтобы программист задержался. Незнакомые желания всколыхнули тихую обитель, будто на спокойную гладь реки бросили маленький камешек. Разошлись волны. И наступила ясность.
– Нет, не ко всем, – тихо сказал он, еще больше смущаясь от наводящего вопроса.
– Только ко мне, значит, – констатировала Лена.
– Только к вам, – кивнул Костя.
И они замолчали. В молчании было что-то благодушное и покойное. Как в приличной достойной библиотеке. Можно было свернуться в кресле калачиком, поджав под себя ноги, взять толстенный том и уткнуться глазами в другие миры и пространства. И Лена вдруг осознала, что происходит. В молчании не было ничего тягостного, и в нем не было больше одиночества. С приходом Кости оно исчезло. Какая-то тупая тяжесть в затылке отступила, она уходила медленно и заметно, шаг за шагом, ступенька за ступенькой, неохотно освобождая насиженное место. Лена вдруг подумала, что она неправильно поступила с Анжеликой Гарриевной. Нужно было выяснить мотивы, толкнувшие Анжелику на открытый конфликт. Пусть маленькая, пусть злобная, но она же – человек, женщина. Наверное, пытается самоутвердиться. Всякой женщине хочется власти. А кому ее не хочется? Вопрос риторический. Без власти Анжелика будет переживать, страдать, покроется видимыми и невидимыми язвами.
– Костя, а что вы можете сказать об Анжелике? – спросила Лена, крутанув кресло.
– Нормальная женщина, – сухо отозвался компьютерный мастер. И Лена прикусила язык. Настоящий мужчина, такой не станет сплетничать в отсутствие обсуждаемого объекта. И вновь потекли минуты – благостные, тихие, свободные. Лена качала головой, улыбаясь своим мыслям. Молчаливое участие тоже лечит. Без лекарств и гипноза.
– Костя, вы уже закончили? – сказала она, взглянув на часы.
Он молча кивнул и вышел, немного запутавшись в дверях. Нескладный, громоздкий, сутулый, стесняется, видимо. После его ухода затрезвонили разом все телефоны. Лена удивленно посмотрела на трубки и аппараты. Они долго молчали, но стоило Косте выйти за дверь, как все телефоны оживились, заголосили, забили в колокола. Лена ответила на звонки, посидела, подумала, взяла сотовый и вышла из офиса. Она шла навстречу опасности, направляясь прямо в пекло. Решимость назрела в ней самостоятельно, без согласования с внутренним голосом.
– Анжелика Гарриевна, я вам не помешаю? – настойчиво-вежливо сказала Лена, входя в кабинет главного экономиста. От неожиданности Анжелика подавилась сухим бутербродом, резко закашлялась, заперхала, словно забилась в судорогах. Истомина проследила за бледной рукой Анжелики. Черствый хлеб, черный, сверху кусочек ноздреватого сыра. Черный растворимый кофе. Заменитель сахара. Сигареты. Завыть можно от тоски. От такого питания любой станет на людей кидаться.
– П-проходите, – сквозь кашель сказала Анжелика.
Испугалась, нервничает, но старается держать фасон. У нее плохо получается, Анжелика со стороны себя не видит. Руки заметно дрожат, от избытка растворимого кофе, видимо. Глазки впалые, губы узкие, туго сжатые, а ведь у нее есть красивый муж, бедный, проснется однажды ночью, посмотрит на благоверную и тихо повесится.
– Я подумала над вашим предложением, Анжелика Гарриевна, и решила, что буду получать статистику непосредственно у вас. Вы можете назначить мне конкретное время, день и час, чтобы не сбивать общий график, – предложила Лена и присела на стул, стоявший в некотором отдалении от Анжелики.
Истомина отлично знала, что у нее все получится. Лена исхитрилась и проникла в сознание этой некрасивой женщины. Анжелика Гарриевна возжаждала верховной власти. В доме главенствовал муж. На работе втихомолку потешались. Она искала выхлопа, Анжелике требовался люфт. Зная внутренний мотив поведения, легче легкого найти решение проблемы. И Лена придумала выход. Она прикинется сломленной, и тогда Анжелика будет вынуждена прекратить военные действия. Своим визитом Истомина предлагала заключить перемирие. Никто не победит в этой войне. Разумеется, Лена увеличит свою нагрузку, ей придется тратить на получение статистики дополнительное время. Но одним выстрелом она убивала двух зайцев. Лена избавится от внешнего врага в лице главного экономиста. Это – во-первых, и, во-вторых, – Истомина приобретет ценовую стоимость у руководства корпорации. Владелец «Энтерпрайза» органически не переносит внутренних распрей. Он делает все возможное, чтобы внутри корпорации не разлагались на части люди и механизмы. Любой шаг по оздоровлению коллектива всячески приветствуется и вознаграждается. Анжелика убийственно примолкла. Она бездумно дожевала бутерброд и тупо уставилась в газетные страницы. Желтая пресса, женщина явно любит чужую «клубничку», уровень интеллекта у главного экономиста оказался ниже предполагаемого. Но Лена тут же одернула себя. Если пришла наводить мосты, нечего искать подводные камни. В человеке всегда можно разбудить здоровые начала, разумеется, это возможно в том случае, если этот человек не состоит на учете в районном психдиспансере. Но нет, кажется, Анжелика осталась разумной женщиной, она осознает свои мелкие прегрешения, переживает из-за случившегося, она тоже ищет выход. Главный экономист боится проиграть. Лена смотрела на беспокойную женщину и чувствовала пробуждение собственного организма. Пока она сидела в своей внутренней тюрьме, пытаясь разобраться с разбитыми чувствами, люди жили полной жизнью. Они пробивали себе дорогу и не выбирали средств, не стеснялись в способах утверждения. Если позволить переиграть себя – наступит конец. И все-таки Истомина больше думала об Анжелике. Она искренне хотела помочь этой женщине. Когда из игры выбывает основной нападающий, игра заканчивается. После мучительных размышлений Анжелика сдалась. Казалось, даже воздух сгустился от женских мыслей, стал плотным, осязаемым. Анжелика заговорила, и атмосфера в экономическом отделе стала менее напряженной. Прекратились грозовые вспышки, видимо, все молнии перегорели, а электрические разряды погасли.
– В понедельник, в десять, – сухо сказала она тоном победителя, ведь ей удалось уложить на лопатки эту холодную красавицу Истомину. Так она думала. И вновь нервно зашелестели страницы потрепанной газеты. Лена помедлила, выдерживая паузу, и вышла за дверь, мягко улыбнувшись. Истомина дарила улыбку самой себе. Она – молодец, не сорвалась, не повысила голос, не опустилась до женских склок. Еще одна победа над собой. Самая трудная работа – совершенствовать саму себя. Придется приходить за отчетами к Анжелике, но это уже не главное. Главная победа вписана в анналы личной судьбы.
Вечером Лена встретила Александра. Он по-прежнему торчал на стоянке одиноким горбылем. Истомина усмехнулась. На ее пути всегда возникают препятствия в виде высоких и нескладных мужчин. Хотя Александру к лицу высокий рост. Он выглядит завзятым модником в своем сером с лиловой ниткой костюме. Александр распоряжался на стоянке, словно он работал в «Энтерпрайзе» частным охранником. Водители обиженных автомобилей здоровались с ним за руку, совали ему свои ладошки, будто он был их стародавним приятелем. Александр подружился с сотрудниками корпорации, симпатично отбив все обиды.
– Леночка, моя дорогая, как я соскучился, – заорал Александр, пробираясь сквозь толпу дружественно настроенных автомобилистов.
– Я тоже, – не на шутку разозлилась Лена, осматривая свой кабриолет. Сотрудники прислушались к беседе и, оценив ситуацию, мгновенно испарились со стоянки вместе с отвоеванными машинами.
– Вот и хорошо, Леночка, – сказал Александр, – а то я вас жду-жду, а вы все не идете. Работы много?
В его голосе прозвучало неподдельное сочувствие. Лена на мгновение поверила ему.
– Много, – сказала она, пытаясь вспомнить, с чего все началось. А все началось с невинного программиста. В середине дня пришел Костя. Помолчал, пошуровал проводами, задумчиво и отстраненно покопался в компе и ушел. После него осталось хорошее настроение. Потом Лена примирилась с Анжеликой, хотя с ней и не ссорилась. От примирения настроение взлетело еще выше. Теперь вот Александр – высокий, стройный, всепонимающий. С таким не страшно. Хочется продлить знакомство. Вдруг он – не такой, как все.
– Пойдем, погуляем, смотри, какое лето, жалко его тратить почем зря, скоро пройдет, не заметим, – сказал Александр, бережно подхватывая Лену под локоть. Истомина и не думала отбиваться. Вспомнились слова матери: «Леночка, былое не воротишь. Надо дальше жить. Жить, а не тянуть лямку. Ты же совсем молоденькая, вот пройдет молодость, и не заметишь!» Истомина молча соглашалась с матерью, с Александром, с окружающим миром. И они пошли по аллее, той же тропинкой, где когда-то бродила неприкаянная девушка, мечтавшая избавиться от жуткой и раздирающей боли. Истомина не заметила, как прошло время, стало смеркаться. Белые ночи давно сошли на нет. Уже второй август пошел с того времени, когда случилась забытая история. Лицо Олега подернулось матовой пленкой забвения. Уже больше года кануло в прошлое. Боли уже нет. И чувства нет. Оно ушло. Осталось лишь солнце – яркое и пылающее, оно по-прежнему сжигает Лену изнутри, напоминая о прошлом. Но Истомина привыкла к пламени. Она уже не замечала его. Нужно было жить дальше. И она хотела этого.
– Лен, а почему ты меня ни о чем не спрашиваешь? – сказал Александр, когда они свернули на третий круг.
Он незаметно и плавно перешел на «ты». Истомина поморщилась, но сделала вид, что ничего не заметила, будто они всю жизнь были знакомы.
– Я и так все знаю, я же мудрая и опытная, – пошутила Истомина, размахивая прутиком.
– А хочешь, я сам все тебе расскажу? – спросил Александр, просительно заглядывая в ее глаза. Но Лена увернулась от него, она низко опустила голову, открывая сумочку. Истомина достала салфетку и вытерла щеку, с деревьев падали тяжелые капли, оставшиеся на ветках после дождя.
– Нет, Саша, не нужно, – сказала Лена, морщась от неудобства. Туфли нестерпимо жали, было сыро и неудобно.
Она не была готова к словесному излиянию Александра, чужие переживания не трогали Лену. Истоминой нужно было залечить собственные раны, зализать свою боль, как делают собаки.
– Ты устала? – сказал он, подхватывая ее за талию, но Лена вновь вывернулась. Она отошла от него на безопасное расстояние. Александр протянул руку, но не смог дотянуться, Лена прытко отскочила еще дальше.
– Я не устала, туфли жмут, палец натерла, мне домой пора. – Она быстро пошла по аллее, помахивая в такт шагам сумочкой на длинном ремне.
– Лена! – гулким эхом разнеслось по аллее, но она не оглянулась. Истомина испугалась, она не хотела возвращения чувств. Лена хотела жить, как все, но безумно боялась нового влечения. Ведь внутри нее пылало солнце, и оно принадлежит другому, забытому, стертому в памяти. Она до сих пор ждет его объяснений. Ведь Лена не понимает, почему все это случилось. Любая агрессия может быть побеждена. Она способна раствориться от доброго слова, ласкового взгляда, нежного прикосновения. Даже агрессия Анжелики не выдержала. Анжелика ждала ответных выпадов со стороны Истоминой в виде криков, ссор, оскорблений. Женщины обожают провоцировать скандалы, они делают это мастерски, со вкусом и наслаждением. Если не вышло – поднимают вверх руки и выбрасывают белый флаг. Анжелика выбрала второй вариант. Неужели Олега больше не будет в жизни Лены? И некому уже предъявить свою любовь как спасение. Истомина почти бежала, она совсем забыла, как только что пожаловалась на тесные туфли. Туфли были удобными. Они не жали, это страсть поджимала, она принуждала девушку бежать, и Лена опрометью неслась по аллее, вытирая капли пота со лба, страшась упасть от бега, страшась себя, жизни и людей, в равной степени как мужчин, так и женщин.
Но Александр не отступил. Он поджидал Лену вечером после работы, они прогуливались по аллеям парка, иногда присаживались на скамейки, с неодобрением посматривая на юных, оседлавших спинки верхом. Все скамейки были грязными, истоптанными, и Александр услужливо вытаскивал из кармана пиджака свернутую газету, расстилал на сиденье. Они долго сидели, бесцельно, оба задумчиво молчали, наблюдая за воркующими голубями, клевавшими у ног что-то незримое, и каждый думал о чем-то своем. Лена привыкла к вечерним прогулкам. Если бы однажды Александр пропустил свидание, она бы загрустила. Ей уже не будет хватать этих ничего не значащих встреч. Лена понимала, что Александр переживает не лучшую пору своей жизни, он хватается за нее, как утопающий сжимает кисть руки, пытаясь поймать горстью воду, чтобы спастись, лишь бы ухватиться за что-нибудь.
– Саша, мне пора, – сказала Лена, вставая и комкая старую газету. Она выбросила газетный ком в урну и неторопливо пошла по аллее.
– Лен, ну ты хоть бы попрощалась, – с горечью сказал Александр. Он сидел на скамейке и печально смотрел ей в спину. Изящная фигурка на миг задержалась, застопорив ход, помедлила и вновь отправилась дальше. Лена шла своей дорогой. Она уже вышла из анабиоза. Ей было лучше среди живых, но она продолжала надеяться. Лена по-прежнему была не одна внутри себя, ей нужно было привыкнуть жить одной, но она еще не привыкла, не научилась. Если Александр поймет, в чем дело, он выдержит, вытерпит, дождется. Истомина хотела и не хотела объяснений. Да что толку? Наступит время, когда все разъяснится само собой. И не будет больше необходимости вынашивать печаль на лице, молча выворачивая душу наизнанку всему окружающему миру.
Истомину ждал программист Костя. Он стоял у дверей, у его ног удобно устроился маленький чемоданчик. Высокая фигура уныло притулилась к стене, Лене стало неловко за опоздание. Она простояла в заторе около часа. Придется отказаться от машины. Мнимое удобство давно переросло в дискомфорт. Передвигаться по городу на машине невозможно, все полезное время уходит на упорное стояние в автомобильной очереди. В скором времени в области вырастут два завода, машин в городе станет еще больше. Придется перейти на велосипед. Всей планете.
– Перехожу на велосипед, Костя, – сказала Лена, прикладывая магнитку к двери, – доброе утро.
– Доброе утро, Лена, – сказал программист и покраснел. Костя запылал всеми оттенками красного, фиолетового, малинового и бурого. Он переливался всеми цветами радуги. А Лена почувствовала волнение, в его присутствии ей становилось легко и беззаботно, но она тут же приглушила радость, как звук в мобильнике.
– Только вы побыстрее, пожалуйста, а то у меня работы много накопилось, – холодно сказала Лена, включая чайник. Вечерний моцион весьма полезен для здоровья, но чрезвычайно вреден для общего режима. Лена катастрофически не успевает ужинать, завтракать, холодильник бренчит от пустоты, как расшатанная телега. Истомина заварила чай, приготовила две чашки, для себя и Кости, и в этот момент ворвалась Настя. Она нарушила покой двух сердец, сияющая и жизнерадостная, внесла в мирное пространство уйму света и огня.
– Это мой чай? – воскликнула Настя и припала к чашке, не дождавшись ответа. – Что это вы такие молчаливые?
Лена подняла глаза к потолку, Костя тихо копошился в недрах серого ящика. Настя отставила чашку и подлезла под его локоть.
– Ой, что я вижу? Новая программа, вот везет тебе, Ленка, а у меня на мониторе – 2000 год. Миллениум, будь он неладен. Сколько у тебя бумаг на столе… Ленка, и как ты с ними справляешься? – щебетала Настя, не обращая внимания на то, что в комнате стоит мертвая тишина. Она словно разговаривала сама с собой. Даже веселилась в одиночку. Поворошив руками стопку бумаг, Настя как попало бросила ее обратно. Вдруг рука девушки невпопад выдернула скрепленные листы, она поднесла ближе к глазам, прочитала и закричала, обращаясь к Косте: «Это же не наша статистика, это же черт знает что, а не статистика!»
Лена побледнела, пакет документов принес курьер. Подарок от экономического отдела. Привет от благодарной Анжелики, главный экономист не дождалась утреннего визита Истоминой и прислала отчеты с курьером гораздо раньше назначенного срока.
– О чем ты говоришь, Настя? Несешь чушь с утра пораньше. Не выспалась? – сказала Лена, чувствуя какой-то подвох.
– Ленка, это же не наша статистика. Точно тебе говорю. У меня совершенно другие цифры, они расходятся с твоими, значительно расходятся. Откуда взялось это безобразие, Костя, это ты принес, говори? – Настя налетела на программиста.
Константин пугливо отстранился, присмотрелся к бумагам и тоже побледнел.
– Да. Это не наша статистика, – подтвердил программист, – я сам верстаю отчеты для доклада генеральному. Лена, откуда это у вас?
– Курьер принес от Анжелики, – растерялась Лена.
Ей стало больно за других людей, будто это она сама смошенничала, прислав фитюльку вместо отчета. Цифры из этой фитюльки легли основой для писем в другие организации, и вся почта уже ушла. Обычно все отчеты сверяют программисты. Они выискивают в распечатках ошибки и пропуски, затем восстанавливают утраченные символы. Все трое молчали, пытаясь осмыслить ситуацию. Настя мигом утратила веселье. Лена смотрела на подругу, Настя съедала глазами Костю, а тот тупо уставился глазами в витиеватую вязь цифр. Издалека цифры казались странными закорючками, переплетающимися окончаниями друг с другом, все вместе они создавали замысловатый узор. От него повеяло опасностью. Анжелика перешла все границы дозволенного и допустимого. Отчет корпорации – святая святых, даже налоговая инспекция не имеет права совать свой нос в строгий и стройный ряд сухих цифр. Ее туда не пускают.
– Кажется, ты попала, Ленка, – первой в компании очнулась Настя.
– Ты думаешь? – вяло промямлила Истомина.
Лена мысленно оценивала сложившуюся ситуацию, а ситуация вырисовывалась совершенно безрадостная. Истомина почувствовала, как тело наливается свинцовой тяжестью. Весь этот год она всеми силами уходила от реальной действительности, пытаясь погасить в себе нестерпимый жар души. Материя для нее перестала существовать. Лена не замечала людей, наивно полагая, что она им неинтересна. Отнюдь. Грубая ошибка. Люди не прощают брезгливой отстраненности по отношению к себе, они вмешиваются в ход событий, создавая непереносимые обстоятельства. И тогда человек вынужден считаться с реальностью, ведь материя выталкивает из себя чужака. Она не желает терпеть в себе инородца.
– Настя, ты куда? – сказала Лена, глядя, как та спешно оправляет пышные оборки модного платья. Какая глупая мода, пышность и томность абсолютно не вписываются в бешеный ритм современности. Девушки, обряженные в косоугольные подолы, кажутся клоунессами.
– Побегу в отдел, поищу отчеты, может, мы ошиблись, – скороговоркой выпалила Настя, она явно собиралась спасать незадачливую подругу. Сейчас организует шумную кампанию в пользу утопающих в ложных статистических данных. По Настиным глазам было видно, что она озабочена делами и судьбой Истоминой.
– Настя, я все выясню сама, без твоей помощи, – предупреждающим тоном изрекла Лена.
Программист застыл у стола. Он стоял с отчетом, словно держал в руках бомбу, мину замедленного действия, каковой по сути и являлась эта злополучная стопка бумаг, скрепленная печатью и прошитая суровыми нитками для пущей достоверности.
– Костя, спасибо за помощь, с моим компьютером все в порядке, – Лена сделала робкую попытку ненавязчиво выпроводить программиста из офиса, но он продолжал стоять, рассматривая ровные линейки цифр на отчете.
И тогда Лена встала, подошла к столу и легонько направила программиста к выходу, предварительно выудив из его рук отчет с фальшивыми цифрами. Настя, прикусив губу, наблюдала почти за театральной сценой.
– Зря ты с ним так, Лена, – сказала Настя, когда за Костей беззвучно закрылась дверь, – он же с ума сходит по тебе. Влюблен, как юный гимназист.
– И что дальше? – сухо поинтересовалась Истомина.
– Нельзя обижать влюбленных, это грех, – убежденно заявила Настя.
– Мне не до влюбленных сейчас, – сказала Лена, глядя на дверь, будто предлагала подруге удалиться, но Настя не спешила оставить Истомину в одиночестве.
– Что будем делать? – спросила Настя, игнорируя неловкое молчание.
– Мы ничего не будем делать, – натянуто улыбнулась Лена, – мы – ничего. Ты иди, Настя, а то тебя в отделе потеряют.
Настя вспыхнула, побегала кругами по офису и молча выскочила за дверь. Обиделась, наверное. Ничего – до свадьбы заживет. И Лена принялась думать, как заблокировать неприятность. Истомина думала, словно совершала трудную работу. В течение года Лена молилась и просила у неведомого бога силы и мудрости, хоть капельку, маленький глоточек, чтобы хватило на неделю, месяц, год. Хватило на год. В эту минуту и то и другое мигом закончилось. Не было сил, совсем не осталось мудрости. Лена никак не могла осознать глубину человеческой подлости. Ей было больно за чужое зло, сотканное из плохих побуждений, имеющих под собой одно стремление – уничтожить. У Истоминой в голове крутился лишь один вопрос, она незримо сотворила из него воздушный шарик и раскручивала его по кругу – за что? Когда незримый шарик лопнул, она поняла – ни за что. Никто ни в чем не виноват. Так случилось. Это обычная жизнь. Люди привыкли поступать так, как им бы не хотелось, чтобы с ними поступили подобным образом. Из всего этого нужно найти выход. Лена отчаялась, потерла занывшие виски. И вдруг засмеялась. Выход был. Простой, незамысловатый, но мудрый, как все гениальное. Сначала нужно сделать работу, исправить ошибку и лишь после этого можно отправляться на поиски источника зла. Можно и нужно. Истомина даже обрадовалась, простота решения проблемы завораживала, призывала к действиям. Для начала Лена скачала правильный отчет, проверила его по всем сайтам, сверила, выверила, написала письма, принесла извинения, вложила в конверты, сделала рассылку по адресам. Глаза слипались от усталости. Лена посмотрела на часы. Сверила время по мобильному. Двадцать два часа три минуты. Быстро управилась. В одиночку. Когда Истомина вышла из здания, было уже темно, но на стоянке маячила долговязая фигура.