Маяковский Владимир Владимирович. Избранное

И вылезем лишь
из грязи
и тьмы —
он первый
придет, нахален,
и, выпятив грудь,
раззаявит:
"Мы
аж на тракторах —
пахали!"
Республика
одолеет
хозяйства несчастья,
догонит
наган
врага.
Счищай
с путей
завшивевших в мещанстве,
путающихся
у нас
в ногах!
 
   1929

МАРШ УДАРНЫХ БРИГАД

 
Вперед
тракторами по целине!
Домны
коммуне
подступом!
Сегодня
бейся, революционер,
на баррикадах
производства.
Раздувай
коллективную
грудь-меха,
лозунг
мчи
по рабочим взводам.
От ударных бригад
к ударным цехам,
от цехов
к ударным заводам.
Вперед,
в египетскую
русскую темь,
как
гвозди,
вбивай
лампы!
Шаг держи!
Не теряй темп!
Перегнать
пятилетку
нам бы.
Распрабабкиной техники
скидывай хлам.
Днепр,
турбины
верти по заводьям.
От ударных бригад
к ударным цехам,
от цехов
к ударным заводам.
Вперед!
Коммуну
из времени
вод
не выловишь
золото-рыбкою.
Накручивай,
наворачивай ход
без праздников —
непрерывкою.
Трактор
туда,
где корпела соха,
хлеб
штурмуй
колхозным
походом.
От ударных бригад
к ударным цехам,
от цехов
к ударным заводам.
Вперед
беспрогульным
гигантским ходом!
Не взять нас
буржуевым гончим!
Вперед!
Пятилетку
в четыре года
выполним,
вымчим,
закончим.
Электричество
лей,
река-лиха!
Двигай фабрики
фырком зловодым.
От ударных бригад
к ударным цехам,
от цехов
к ударным заводам.
Энтузиазм,
разрастайся и длись
фабричным
сиянием радужным.
Сейчас
подымается социализм
живым,
настоящим,
правдошним.
Этот лозунг
неси
бряцаньем стиха,
размалюй
плакатным разводом.
От ударных бригад
к ударным цехам,
от цехов —
к ударным заводам.
 

   1930

* * *

 
Уже второй. Должно быть, ты легла.
В ночи Млечпуть серебряной Окою.
Я не спешу, и молниями телеграмм
мне незачем тебя будить и беспокоить.
Как говорят, инцидент исперчен.
Любовная лодка разбилась о быт.
С тобой мы в расчете. И не к чему перечень
взаимных болей, бед и обид.
Ты посмотри, какая в мире тишь.
Ночь обложила небо звездной данью.
В такие вот часы встаешь и говоришь
векам, истории и мирозданью.
 

   1930

ЛЕНИНЦЫ

 
Если
блокада
нас не сморила,
если
не сожрала
война горяча —
это потому,
что примером,
мерилом
было
слово
и мысль Ильича.
– Вперед
за республику
лавой атак!
На первый
военный клич! —
Так
велел
защищаться
Ильич.
Втрое,
каждый
станок и верстак,
работу
свою
увеличь!
Так
велел
работать
Ильич.
Наполним
нефтью
республики бак!
Уголь,
расти от добыч!
Так
работать
велел Ильич.
"Снижай себестоимость,
выведи брак!" —
гудков
вызывает
зыч, —
так
работать
звал Ильич.
Комбайном
на общую землю наляг.
Огнем
пустыри расфабричь!
Так
Советам
велел Ильич.
Сжимай экономией
каждый пятак.
Траты
учись стричь, —
так
хозяйничать
звал Ильич.
Огнями ламп
просверливай мрак,
республику
разэлектричь, —
так
велел
рассветиться
Ильич.
Религия – опиум,
религия – враг,
довольно
поповских притч, —
так
жить
велел Ильич.
Достань
бюрократа
под кипой бумаг,
рабочей
ярости
бич, —
так
бороться
велел Ильич.
Не береги
от критики
лак,
чин
в оправданье
не тычь, —
так
велел
держаться
Ильич.
«Слева»
не рви
коммунизма флаг,
справа
в унынье не хнычь, —
так
идти
наказал Ильич.
Намордник фашистам!
Довольно
собак
спускать
на рабочую «дичь»!
Так
велел
наступать Ильич.
Не хнычем,
а торжествуем
и чествуем.
Ленин с нами,
бессмертен и величав,
по всей вселенной
ширится шествие —
мыслей,
слов
и дел Ильича.
 

   1930

Во весь голос

Первое вступление в поэму

 
Уважаемые
товарищи потомки!
Роясь
в сегодняшнем
окаменевшем г…,
наших дней изучая потемки,
вы,
возможно,
спросите и обо мне.
И, возможно, скажет
ваш ученый,
кроя эрудицией
вопросов рой,
что жил-де такой
певец кипяченой
и ярый враг воды сырой.
Профессор,
снимите очки-велосипед!
Я сам расскажу
о времени
и о себе.
Я, ассенизатор
и водовоз,
революцией
мобилизованный и призванный,
ушел на фронт
из барских садоводств
поэзии —
бабы капризной.
Засадила садик мило,
дочка,
дачка,
водь
и гладь —
сама садик я садила,
сама буду поливать.
Кто стихами льет из лейки,
кто кропит,
набравши в рот —
кудреватые Митрейки,
мудреватые Кудрейки —
кто их, к черту, разберет!
Нет на прорву карантина —
мандолинят из под стен:
"Тара-тина, тара-тина,
т-эн-н…"
Неважная честь,
чтоб из этаких роз
мои изваяния высились
по скверам,
где харкает туберкулез,
где б… с хулиганом да сифилис.
И мне
агитпроп
в зубах навяз,
и мне бы строчить
романсы на вас —
доходней оно
и прелестней.
Но я
себя
смирял,
становясь
на горло
собственной песне.
Слушайте,
товарищи потомки,
агитатора,
горлана-главаря.
Заглуша
поэзии потоки,
я шагну
через лирические томики,
как живой
с живыми говоря.
Я к вам приду
в коммунистическое далеко
не так,
как песенно-есененный провитязь.
Мой стих дойдет
через хребты веков
и через головы
поэтов и правительств.
Мой стих дойдет,
но он дойдет не так, —
не как стрела
в амурно-лировой охоте.
не как доходит
к нумизмату стершийся пятак
и не как свет умерших звезд доходит.
Мой стих
трудом
громаду лет прорвет
и явится
весомо,
грубо,
зримо,
как в наши дни
вошел водопровод,
сработанный
еще рабами Рима.
В курганах книг,
похоронивших стих,
железки строк случайно обнаруживая,
вы
с уважением
ощупывайте их,
как старое,
но грозное оружие.
Я
ухо
словом
не привык ласкать;
ушку девическому
в завиточках волоска
с полупохабщины
не разалеться тронуту.
Парадом развернув
моих страниц войска,
я прохожу
по строчечному фронту.
Стихи стоят
свинцово-тяжело,
готовые и к смерти
и к бессмертной славе.
Поэмы замерли,
к жерлу прижав жерло
нацеленных
зияющих заглавий.
Оружия
любимейшего
род,
готовая
рвануться в гике,
застыла
кавалерия острот,
поднявши рифм
отточенные пики.
И все
поверх зубов вооруженные войска,
что двадцать лет в победах
пролетали,
до самого
последнего листка
я отдаю тебе,
планеты пролетарий.
Рабочего
громады класса враг —
он враг и мой,
отъявленный и давний.
Велели нам
идти
под красный флаг
года труда
и дни недоеданий.
 
 
Мы открывали
Маркса
каждый том,
как в доме
собственном
мы открываем ставни,
но и без чтения
мы разбирались в том,
в каком идти,
в каком сражаться стане.
Мы
диалектику
учили не по Гегелю.
Бряцанием боев
она врывалась в стих,
когда
под пулями
от нас буржуи бегали,
как мы
когда-то
бегали от них.
Пускай
за гениями
безутешною вдовой
плетется слава
в похоронном марше —
умри, мой стих,
умри, как рядовой,
как безымянные
на штурмах мерли наши!
Мне наплевать
на бронзы многопудье,
мне наплевать
на мраморную слизь.
Сочтемся славою —
ведь мы свои же люди, —
пускай нам
общим памятником будет
Построенный
в боях
социализм.
Потомки,
словарей проверьте поплавки:
из Леты
выплывут
остатки слов таких,
как «проституция»,
«туберкулез»,
«блокада».
Для вас,
которые
здоровы и ловки,
поэт
вылизывал
чахоткины плевки
шершавым языком плаката.
С хвостом годов
я становлюсь подобием
чудовищ
ископаемо-хвостатых.
Товарищ жизнь,
давай быстрей протопаем,
протопаем
по пятилетке
дней остаток.
Мне
и рубля
не накопили строчки,
краснодеревщики
не слали мебель на дом.
И кроме
свежевымытой сорочки,
скажу по совести,
мне ничего не надо.
Явившись
в Це Ка Ка
идущих
светлых лет,
над бандой
поэтических
рвачей и выжиг
я подыму,
как большевистский партбилет,
все сто томов
моих
партийных книжек.
 

   Декабрь 1929 г. – январь 1930 г.

Лозунги 1929-1930 годов
САНПЛАКАТ

 
1
 
 
Убирайте комнату,
чтоб она блестела.
В чистой комнате —
чистое тело.
 
 
2
 
 
Воды —
не бойся,
ежедневно мойся.
 
 
3
 
 
Зубы
чисть дважды,
каждое утро
и вечер каждый.
 
 
4
 
 
Курить —
бросим.
Яд в папиросе.
 
 
5
 
 
То, что брали
чужие рты,
в свой рот
не бери ты.
 
 
6
 
 
Ежедневно
обувь и платье
Чисть и очищай
от грязи и пятен.
 
 
7
 
 
Культурная привычка,
приобрети ее —
Ходи еженедельно в баню
и меняй белье.
 
 
8
 
 
Долой рукопожатия!
Без рукопожатий
встречайте друг друга
и провожайте.
 
 
9
 
 
Проветрите комнаты,
форточки открывайте
перед тем
как лечь
в свои кровати.
 
 
10
 
 
Не пейте
спиртных напитков.
Пьющему – яд,
окружающим – пытка.
 
 
11
 
 
Затхлым воздухом —
жизнь режем.
Товарищи,
отдыхайте
на воздухе свежем.
 
 
12
 
 
Товарищи люди,
на пол не плюйте.
 
 
13
 
 
Не вытирайся
полотенцем чужим,
могли
и больные
пользоваться им.
 
 
14
 
 
Запомните —
надо спать
в проветренной комнате.
 
 
15
 
 
Будь аккуратен,
забудь лень,
чисть зубы
каждый день.
 
 
16
 
 
На улице были?
Одежду и обувь
очистьте от пыли.
 
 
17
 
 
Мойте окна,
запомните это,
Окна – источник
жизни и света.
 
 
18
 
 
Товарищи,
мылом и водой
мойте руки
перед едой.
 
 
19
 
 
Запомните вы,
запомни ты —
пищу приняв,
полощите рты.
 
 
20
 
 
Грязь
в желудок
идет с едой,
мойте
посуду
горячей водой.
 
 
21
 
 
Фрукты
и овощи
перед
едой
мойте
горячей водой.
 
 
22
 
 
Нельзя человека
закупорить в ящик,
жилище проветривай
лучше и чаще.
 
 
23
 
 
Вытрите ноги!!!
забыли разве, —
несете с улицы
разную грязь вы.
 
 
24
 
 
Хоть раз в неделю,
придя домой, —
горячей водой
полы помой.
 
 
25
 
 
Болезнь и грязь
проникают всюду.
Держи в чистоте
свою посуду.
 
 
26
 
 
Во фруктах и овощах
питательности масса.
Ешьте больше зелени
и меньше мяса.
 
 
27
 
 
Лишних вещей
не держи в жилище —
станет сразу
просторней и чище.
 
 
28
 
 
Чадят примуса, —
хозяйки, запомните:
нельзя
обед
готовить
в комнате.
 
 
29
 
 
Держите чище
свое жилище.
 
 
30
 
 
Каждое жилище
каждый житель
помещение
в сохранности держите.
 
 
31
 
 
Товарищ!
да приучись ты
держать жилище
опрятным и чистым.
 
 
32
 
 
С одежды грязь
доставляется на дом.
Одетому лежать
на кровати не надо.
 
 
33
 
 
Хозяйка,
помни о правиле важном:
Мети жилище
способом влажным.
 
 
34
 
 
Раз в неделю,
никак не реже,
белье постельное
меняй на свежее.
 
 
35
 
 
Не стирайте в комнате,
могут от сырости
грибы и мокрицы
в комнате вырасти.
 

   [1929]

Лозунги по безопасности труда

 
1
 
 
Товарищи,
бросьте
раскидывать гвозди!
Гвозди
многим
попортили ноги.
 
 
2
 
 
Не оставляй
на лестнице
инструменты и вещи.
Падают
и ранят
молотки и клещи.
 
 
3
 
 
Работай
только
на прочной лестнице.
Убьешься,
если
лестница треснется.
 
 
4
 
 
Месим руками
сталь, а не тесто,
храни
в порядке
рабочее место.
Нужную вещь
в беспорядке ищешь,
никак не найдешь
и ранишь ручища.
 
 
5
 
 
Пуская машину,
для безопасности
надо
предупредить товарища,
работающего рядом.
 
 
6
 
 
На работе
волосы
прячьте лучше:
от распущенных волос —
несчастный случай.
 
 
7
 
 
Электрический ток —
рабочего настиг.
Как
от смерти
рабочего спасти?
Немедленно
еще до прихода врача
надо
искусственное дыхание начать.
 
 
8
 
 
Нанесем
безалаберности удар,
образумим
побахвалиться охочих.
Дело
безопасности труда —
дело
самих рабочих.
 

   [1929]

Лозунги для журнала «Даешь»

 
1
 
 
Кузница коммунизма,
раздувай меха!
Множтесь,
энтузиастов
трудовые взводы:
за ударными бригадами —
ударные цеха,
за ударными цехами —
ударные заводы!
 
 
2
 
 
Нефть
не добудешь
из воздуха и ветра.
Умей
сочетать
практику и разум.
Пролетарий,
даешь
земным недрам
новейшую технику
и социалистический энтузиазм.
 
 
3
 
 
Верхоглядство —
брось!
«Даешь»
зовет
знать
насквозь
свой
завод!
Кто стоит за станком?
Как работает рабочий?
Чем живут рабочие?
Какие интересы у рабочих?
 
 
4
 
 
Профессорская братия
вроде Ольденбургов
князьям
служить
и сегодня рада.
То,
что годилось
для царских Петербургов,
мы вырвем
с корнем
из красных Ленинградов.
 
 
5
 
 
Чтоб фронт отстоять,
белобанды гоня,
пролетариат
в двадцатом
сел на коня.
Чтоб видеть коммуну,
растветшую в быль,
садись в двадцать девятом
на трактор
и автомобиль.
 

   [1929]

Лозунги «Трудовая дисциплина» и «Агитационно-производственные»

 
1
 
 
Из-за неполадок на заводе
несознательный рабочий
драку заводит.
Долой
с предприятий
кулачные бои!
Суд разберет
обиды твои.
 
 
2
 
 
Притеснения на заводе
и непорядок всякий
выясняй в месткоме,
а не заводи драки.
 
 
3
 
 
Опытные рабочие,
не издевайтесь
над молодыми.
Молодого рабочего
обучим и подымем.
 
 
4
 
 
Долой
безобразников
по женской линии.
Парней-жеребцов
зажмем в дисциплине.
 
 
5
 
 
Антисемиту
не место у нас —
все должны
работой сравняться.
У нас
один рабочий класс
и нет
никаких наций.
 
 
6
 
 
Хорошего спеца
производство заботит.
Товарищ
спецу
помоги в работе.
 
 
7
 
 
Надо
квалификацию
поднять рабочему.
Каждый спец
обязан помочь ему.
 
 
8
 
 
Не спи на работе!
Работник этакий
может продрыхнуть
все пятилетки.
 
 
9
 
 
Долой того,
кто на заводе
частную мастерскую
себе заводит.
 
 
10
 
 
Заводы – наши.
Долой кражи!
У наших заводов
встанем на страже.
 
 
11
 
 
Болтливость —
растрата
рабочих часов!
В рабочее время —
язык на засов!
 
 
12
 
 
Прогульщика-богомольца
выгони вон!
Не меняй гудок
на колокольный звон!
 
 
13
 
 
Долой пьянчуг!
С пьянчугой с таким
перержавеют
и станут станки.
 
 
14
 
 
В маленьком стакане,
в этом вот,
может утонуть
огромный завод.
Из рабочей гущи
выгоним пьющих.
 
 
15
 
 
Разгильдяев
с производства гони.
Наши машины
портят они.
 
 
16
 
 
Чтоб работа шла
продуктивно и гладко,
выполняй правила
внутреннего распорядка.
 
 
17
 
 
Перед машиной
храбриться нечего —
следи
за безопасностью
труда человечьего.
 
 
18
 
 
В общей работе
к дисциплине привыкни.
Симулянта
разоблачи
и выкинь.
 
 
19
 
 
Не опаздывай
ни на минуту.
Злостных
вон!
Минуты сложатся —
убытку миллион.
 
 
20
 
 
Долой хулиганов!
Один безобразник
портит всем
и работу
и праздник.
 
 
21
 
 
Непорядки
надо
разбирать по праву,
долой с предприятий
кулачную расправу.
 
 
22
 
 
Каждый
должен
помочь стараться
техническому персоналу
и администрации.
 
 
23
 
 
Не издевайся на заводе
над тем, кто слаб,
Оберегайте слабого
от хулиганских лап.
 
 
24
 
 
Вызов за вызовом,
по заводам лети!
Вступай в соревнование,
за коллективом коллек-
тив!
Встают заводы,
сильны и стройны.
Рабочий океан
всколыхнулся низом.
Пятилетка —
это рост
благосостояния страны.
Это пять километров
по пути в коммунизм.
 
 
25
 
 
Хулиганство на производстве
наносит удар
всей дисциплине
нашего труда.
 
 
26
 
 
Больше дела!
Меньше фраз.
 

Антирелигиозные стихотворения
КОМУ И НА КОЙ ЛЯД ЦЕЛОВАЛЬНЫЙ ОБРЯД

 
Верующий крестьянин или неверующий, надо или не надо,
но всегда норовит выполнять обряды.
В церковь упираются или в красный угол,
крестятся, пялят глаза, —
а потом норовят облизать друг друга,
или лапу поповскую, или образа.
Шел через деревню прыщастый калека.
Калеке б этому – нужен лекарь.
А калека фыркает: Поможет бог.
Остановился у образа – и в образ чмок.
Присосался к иконе долго и сильно.
И пока выпячивал губищи грязные,
с губищ на образ вползла бациллина —
заразная,
посидела малость
и заразмножалась.
А через минуту, гуляя ради первопрестольного праздника,
Вавила Грязнушкин, стоеросовый дядя,
остановился и закрестился у иконы грязненькой.
Покончив с аллилуями,
будто вошь, в икону Вавила вцепился поцелуями,
да так сильно, что за фалды не оторвешь.
Минут пять бациллы
переползали с иконы на губу Вавилы.
Помолился и понес бациллы Грязнушкин.
Радостный идет, аж сияют веснушки!
Идет. Из-за хаты перед Вавилою
встала Маша – Вавилина милая.
Ради праздника, не на шутку
впился Вавила губами в Машутку.
Должно быть, с дюжину, бацилла за бациллой,
переползали в уста милой.
Вавила сияет, аж глазу больно,
вскорости свадьбу рисует разум.
Навстречу – кум. «Облобызаемся по случаю престольного!»
Облобызались, и куму передал заразу.
Пришел домой, семью скликал
и всех перелобызал – от мала до велика;
до того разлобызался в этом году,
что даже пса Полкана лобызнул на ходу.
В общей сложности, ни много ни мало —
слушайте, на слово веря, —
человек полтораста налобызал он
и одного зверя.
А те заразу в свою очередь
передали – кто – мамаше, кто – сыну, кто – дочери.
Через день ночью проснулся Вавила,
будто губу ему колесом придавило.
Глянул в зеркало. Крестная сила!
От уха до уха губу перекосило.
А уже и мамаша зеркало ищет.
«Что это, – говорит, – как гора, губища?»
Один за другим выползает родич.
У родичей губы галоши вроде.
Вид у родичей —
не родичи, а уродичи.
Полкан – и тот рыча
перекатывается и рвет губу сплеча.
Лизнул кота. Болезнь ту
передал коту.
Мяукает кот, пищит и носится.
Из-за губы не видно переносицы.
К утру взвыло всё село —
полсела в могилы свело.
Лишь пес да кот выжили еле.
И то – окривели.
Осталось от деревни только человек двадцать —
не верили, не прикладывались и не желали лобызаться.
Через год объяснил доктор один им,
что село переболело нарывом лошадиным.
Крестьяне, коль вывод не сделаете сами —
вот он: у образов не стойте разинями,
губой не елозьте грязными образами,
не христосуйтесь – и не будете кобылогубыми образинами.
 

КРЕСТИТЬ – ЭТО ТОЛЬКО ПОПАМ РУБЛИ СКРЕСТИ

 
Крестьяне, бросьте всякие обряды!
Обрядам только попы рады.
Посудите вот:
родился человек или помер —
попу доход,
а крестьянину ничего – неприятности кроме.
Жил да был мужик Василий,
богатый, но мозгами не в силе.
Родилась у него дочка —
маленькая, как точка.
Не дочь, а хвороба,
смотри в оба.
Надо бы ее немедленно к врачу,
да Василий говорит: "Доктора – чушь!
Впрягу Пегова и к попу лечу.
Поздоровеет моментально – только окрещу".
Пудами стол уставили в снедь,
к самогону огурцов присовокупили воз еще.
Пришел дьякон, кудластый, как медведь,
да поп, толстый, как паровозище.
А гостей собралось ради крестин!!!
Откуда их столько удалось наскрести?!
Гости с попами попили, попели
и, наконец, собралися вокруг купели.
Дьякон напился, аж не дополз до колодца,
воду набрал – из первого болотца.
Вода холодная да грязная —
так и плавают микробы разные.
Крестный упился и не то что троекратно —
раз десять окунал туда и обратно.
От холода у бедной дочки
ручки и ножки – как осиновые листочки.
Чуть было дочке не пришел капут:
опустили ее в воду вместе с головою,
да дочка сама вмешалась тут,
чуть не надорвалась в плаче и вое.
Тут ее вынула крестная мать
да мимоходом головкой о двери – хвать!
Известно одному богу,
как ее не прикончили или не оторвали ногу.
Беда не любит одна шляться —
так вот еще, на беду ей
(как раз такая святая подвернулась в святцах),
назвали – «Перепетуей».
После крестин ударились в обжорку да в пьянку,
скулы друг другу выворачивали наизнанку.
Василий от сивухи не в своем уме:
начисто ухо отгрыз куме.
После крестин дочка
прохворала полтора годочка.
Доктора отходили еле.
От крестной ножки все-таки окривели.
Подросла и нравится жениховским глазам уж.
Да никак Перепетуи не выдать замуж.
Женихи говорят: "При таком имени —
в жены никак подходите вы мне".
Зачахла девица из-за глупых крестин
так можно дочку в гроб свести…
А по-моему, не торопись при рождении младенца —
младенец никуда не денется.
Пойдешь за покупками, кстати
зайди и запиши дитё в комиссариате.
А подрос, и если Сосипатр не мил
или имя Перепетуя тебе не мило —
зашел в комиссариат и переменил,
зашла в комиссариат и переменила.
 

КРЕСТЬЯНЕ, СОБСТВЕННОЙ ВЫГОДЫ РАДИ ПОЙМИТЕ – ДЕЛО НЕ В ОБРЯДЕ

 
Известно, у глупого человека в мозгах вывих;
чуть что – зовет долгогривых.
Думает, если попу как следует дать,
сейчас же на крестьяяина спускается благодать.
Эй, мужики! Эй, бабы!
В удивлении разиньте рот!
Убедится даже тот, кто мозгами слабый,
что дело – наоборот.
Жила-была Анюта-красавица.
Красавице красавец Петя нравится.
Но папаша Анютки
говорит: «Дудки!»
Да и мать Анютина глядит крокодилицей.
Словом, кадилу в церквах не кадилиться,
свадьбе не бывать. Хоть Анюта и хороша,
и Петя неплох, да за душой – ни гроша.
Ждут родители, на примете у них – Сапрон жених.
Хоть Сапрону шестьдесят с хвостом,
да в кубышке миллиардов сто.
Словом, не слушая Анютиного воя,
окрутили Анюту у аналоя,
и пошел у них «законный брак» —
избу разрывает от визга и драк.
Хоть и крест целовали, на попа глядя,
хоть кружились по церкви в православном обряде,
да Сапрону, злея со дня на день,
рвет жена волосенок пряди.
Да и Анюту Сапрон измочалил в лоскут —
вырывает косу ежеминутно по волоску.
То муж – хлоп, то жена – хлоп.
Через месяц – каждый, как свечка, тонкий.
А через год легли супруги в гроб:
жена без косы, муж без бороденки.
А Петр впал в скуку,
пыткой кипятился в собственном соку
и, наконец, наложил на себя руку:
повесился на первом суку.
В конце ж моей стихотворной повести
и родители утопились от угрызения совести.
Лафа от этого одному попику.
Слоновье пузо, от даяний окреп,
знай выколачивает из бутылей пробки,
самогоном требует за выполнение треб.
А рядом жили Иван да Марья —
грамотеи ярые.
Полюбились и, не слушая родственной рати,
пошли и записались в комиссариате.
Хоть венчанье обошлось без ангельских рож —
а брак такой, что водой не разольешь.
Куда церковный!
Любовью, что цепью друг с другом скованы.
А родители только издали любуются ими.
Наконец, пришли: "Простите, дураки мы!
И на носу зарубим и в памяти:
за счастьем незачем к попам идти."
 

ОТ ПОМИНОК И ПАНИХИД
У ОДНИХ ПОПОВ ДОВОЛЬНЫЙ ВИД

 
Известно, в конце существования человечьего —
радоваться нечего.
По дому покойника идет ревоголосье.
Слезами каплют. Рвут волосья.
А попу и от смерти радость вели
и доходы, и веселия.
Чтоб люди доход давали, умирая,
сочинили сказку об аде и о рае.
Чуть помрешь – наводняется дом чернорясниками.
За синенькими приходят да за красненькими.
Разглаживая бородищу свою, допытываются – много ли дадут.
«За сотнягу прямехонько определим в раю,
а за рупь папаше жариться в аду».
Расчет верный: из таких-то денег
не отдадут папашу на съедение геенне!
Затем, чтоб поместить в райском вертограде,
начинают высчитывать (по покойнику глядя). —
Во-первых, куме заработать надо —
за рупь поплачет для христианского обряда.
Затем за отпевание ставь на кон —
должен подработать отец диакон.
Затем, если сироты богатого виду,
начинают наяривать за панихидой панихиду.
Пока не перестанут гроши носить,
и поп не перестает панихиды гнусить.
Затем, чтоб в рай прошли с миром,
за красненькую за гробом идет конвоиром,
как будто у покойничка понятия нет,
как самому пройти на тот свет.
Кабы бог был – к богу
покойник бы и без попа нашел дорогу.
АН нет —
у попа входной билет.
И, наконец, оставшиеся грошей лишки
идут на приготовление поминальной кутьишки.
А чтоб не обрывалась доходов лента,
попы установили настоящую ренту.
И на третий день, и на девятый, и на сороковой —
опять устраивать панихидный вой.
А вспомнят через год (смерть-то пустяк),
опять поживится – и год спустя.
Сойдет отец в гроб – и без отца, и без доходов, и без еды дети,
только поп —
и с тем, и с другим, и с третьим.
Крестьянин, чтоб покончить – с обдираловкой с этой,
советую
тратить достаток до последнего гроша