Майкл Дженкинс
Аракчеев. Реформатор-реакционер

Введение

   Считается, что за все время правления династии Романовых ни один человек в России в первой четверти XIX в. – во время царствования императора Александра I – не обладал такой властью, как граф Алексей Андреевич Аракчеев. Иностранцы видели в нем верховного визиря империи, а по мнению русских, он имел статус вице-императора, если не больше того. И для всех он был истинным символом самодержавия.
   Уже при жизни Аракчеев стал в России легендой. Некоторые качества его характера одновременно и завораживали, и отталкивали его современников, многие рассказывали порой почти апокрифические истории о его суровости и жестокости. Суждения тех, кто непосредственно общался с ним, зачастую были не менее категоричными. «Это был человек, – писал один из его адъютантов, – который, по-моему, настолько запятнал имя гражданина, отца, брата и друга, что стал недостойнее всех тех недостойных людей, о которых мы знали из истории, но он ее никогда не читал». Священник, служивший недолгое время в церкви в имении Аракчеева Грузино, заметил, что «его имя должно быть написано не чернилами, а кровью». В отдельных крестьянских общинах его считали людоедом.
   Приговор историков не был более благосклонным. «При одном лишь упоминании его имени тысячи наших предков в ужасе дрожали и крестились», – заметил в конце прошлого века русский историк А.А. Кизеветтер, а профессор А.Г. Мазур в своей книге «Первая русская революция», опубликованной в 1937 г., пишет, что «в истории XIX в. имя Аракчеева является символом самой мрачной реакции и жесточайшего гнета… Бестактный, нетерпимый и неспособный к состраданию, он вызывал у народа больше ненависти, чем любой государственный деятель его времени».
   Впрочем, во всем, что имело отношение к его репутации, Аракчеев был своим злейшим врагом. Он никогда не шел на компромиссы, чтобы приобрести друга. За одним-единственным исключением, он никогда не присоединялся к какой-либо группе или клике и не стремился окружить себя сторонниками. Он стоял особняком, вызывая неприязнь и страх у придворных и министров, которых он лишил влияния, высмеиваемый светским обществом, условности которого он откровенно презирал. Он умышленно побуждал людей думать о себе как о человеке некультурном, придирчивом и бессердечном. Он начал свою карьеру как кадет Санкт-Петербургского артиллерийского корпуса, где, как сказал Аракчеев, мальчикам внушали «страх перед Богом и страх перед кнутом». Своих первых успехов он достиг благодаря способности установить железную дисциплину среди офицеров и других подчиненных. Какую бы тактику он ни выбирал впоследствии для достижения своей цели, он всегда полагал, что люди будут ему повиноваться, по крайней мере из страха, и всячески поддерживал это чувство. Он не питал иллюзий относительно своей популярности. «Я был удачлив в жизни, но мои товарищи не жаловали меня своею привязанностью. В годы моей службы меня никогда не любили, потому что я требовал дисциплины», – писал он другу. Но пока Аракчеев пользовался расположением императора, он был готов философски относиться к мнению прочих.
   Карьера Аракчеева строилась на его отношениях с императором Александром I. Расположение императора к Аракчееву и вера в него озадачивали современников и ставили в тупик историков. Генерал Михайловский-Данилевский, военный историк, очевидец многих кампаний Александра, выражает мнение многих, когда задается вопросом, как могло случиться, что «без блестящих достижений, не будучи от природы одаренным, не обученный ничему, кроме русского языка и математики, не обладая даже обаянием, которое иногда невольно привлекает людей, Аракчеев, один из пятидесяти миллионов подданных императора, смог завоевать беспредельное доверие царя, высокообразованного, обладавшего прекрасными манерами, главными качествами которого были скрытность и проницательность».
   На вопрос, поставленный таким образом, трудно ответить, ибо подобная постановка вопроса неверна. Александр, несмотря на свою репутацию либерала, когда взошел на трон, доказал, что во многих отношениях он такой же деспот, как и его отец, император Павел, хотя и более привлекателен и удачлив. Александр нуждался в сильном и беззаветно преданном ему человеке, чтобы осуществлять политику, которая, как он знал, была непопулярной в России; самым красноречивым подтверждением тому стало создание военных поселений. Проект размещения русской армии на земле в закрытых общинах, где солдаты должны были научиться искусству земледелия, а крестьяне – превратиться в солдат, был поручен Аракчееву. Император знал, что к его плану во всех слоях российского общества относятся настороженно, а в Генеральном штабе – с явной враждебностью, но он дал карт-бланш Аракчееву, и результаты оказались замечательными. Более того, во время царствования Александра было несколько кризисных моментов, когда он чувствовал себя в безопасности только с человеком, безоговорочно преданным ему. Он был обаятельным и интеллигентным монархом, которого вознесла на трон волна энтузиазма; его уважали и за политическую деятельность, и за личные качества, но несколько раз за время своего правления он вызывал сильную неприязнь в обществе. Так было после Тильзитского соглашения, когда русским показалось, что он продался Наполеону; в самый драматический момент войны 1812 года, когда горела Москва; и, наконец, в самом конце своей жизни, когда некоторые молодые офицеры замышляли его убийство. Кое-кто утверждал, что Александр преднамеренно использовал Аракчеева, чтобы возложить на него ответственность за непопулярные политические действия, хотя это была целиком инициатива императора. Естественно, Александр ценил, что рядом с ним находится человек, который никогда не выступит против него и в исполнительности которого можно быть уверенным.
   Беззаветная преданность императору была главной чертой характера Аракчеева и его наиболее привлекательным качеством. Когда император Павел в 1796 г. унаследовал трон и привез с собой в Санкт-Петербург молодого и, в сущности, никому не известного артиллерийского офицера, Аракчеев показал, что он небесполезен. Впоследствии он блестяще выполнял любые поручения Александра. Он превратил русскую артиллерию из самого запущенного рода войск в мощную силу, давшую отпор Наполеону. Как военный министр, он руководил по приказу императора кампанией в Финляндии, когда русские генералы посчитали предложенную стратегию несостоятельной и бездействовали. Во время войны с Наполеоном он был рядом с Александром и как его советник, и как друг. Во время второй половины его царствования Аракчеев, преодолевая невероятные препятствия, организовывал военные поселения. Выполняя эти поручения, Аракчеев все более завоевывал доверие императора, в конце концов Александр стал привлекать его к решению всех государственных дел. Все решения Совета министров, перед тем как представить императору, попадали к Аракчееву. Во время многочисленных поездок Александра за границу начиная с 1815 г. и до конца его царствования страной управлял Аракчеев. Человеку в его положении трудно было не стать объектом зависти и подозрений.
   Но, получив огромную власть, Аракчеев не спешил ею воспользоваться. Даже перед самым концом царствования Александра он постоянно повторял, что его единственной официальной обязанностью было создание военных поселений. Он не пытался склонить императора на ту или иную сторону, когда речь шла о государственной политике. Это верно, что он ревностно оберегал свое положение и был способен на бесчестные поступки, чтобы удержать на расстоянии или принизить своих потенциальных соперников. Кроме того, он не стремился к власти, чтобы реализовать какие-либо собственные политические или идеологические замыслы, поскольку не имел их. Он считал правительство исполнительным органом. Его единственной целью было служить императору и другу по мере сил и способностей.
   Слово «аракчеевщина» нередко используют как синоним реакции и гнета, которые начались в последний период правления Александра. Хотя это время было для русского общества весьма напряженным, нельзя винить во всем Аракчеева. Так, не он был ответствен за позорную «чистку» университетов; он был слишком недалек, чтобы увидеть ту опасность, которую представляли для существовавшего режима тайные общества, возникшие в Санкт-Петербурге и на юге России в течение последних лет жизни императора. Александр не решился применить репрессивные меры против молодых офицеров, которые к тому времени глубоко в нем разочаровались, и Аракчеев не убедил его сделать это.
   Более тщательное изучение деятельности Аракчеева в какой-то мере поможет разрушить образ «главного угнетателя». Правда, его методы руководства действительно были суровыми, зачастую даже жестокими; он без колебаний говорил людям, что «сотрет их в порошок», если они не выполнят его распоряжений, и довольно часто выполнял свои угрозы. Но он не был ни садистом, получавшим удовольствие от жестоких оргий, ни тем идеологическим реакционером, каким обычно представляли его историки. В конце XVIII – начале XIX в. небольшая часть представителей российской правящей верхушки находилась под сильным влиянием прусского образа жизни и мыслей, к которому остальные русские люди зачастую питали глубочайшую антипатию. Эта «прусская» идеология сильно повлияла на взгляды Аракчеева.
   Петр Великий первым стал назначать советников-иностранцев, особенно немцев, на важные государственные посты, и его преемники последовали его примеру. На сына Екатерины Павла большое впечатление произвел Фридрих Великий, и, как великий князь, он основал по прусскому образцу собственную маленькую армию в своем имении в Гатчине, под Санкт-Петербургом. Годы, проведенные Аракчеевым в Гатчине, не прошли для него бесследно. Именно там воля и дисциплина стали его главными принципами. Естественно, жесткий авторитаризм не способствовал любви к нему высокомерных русских дворян, ревниво оберегавших могущество и независимость, завоеванные ими в XVIII в., или крестьян, привыкших к бедности и лишениям, но образ жизни которых оставался консервативным, они сопротивлялись по мере сил строгой регламентации, навязываемой Аракчеевым. Но неприязнь вызывали не только грубые манеры Аракчеева, требование выполнять его распоряжения и нежелание обсуждать свои решения. Сослуживцы и подчиненные считали нерусскими его привычку к скрупулезной работе, методический порядок в его доме и имении, а также спартанский образ жизни. Побывавшие в Грузине говорили, что его дом похож на музей, сад – на кладбище, а мощеные дороги и каменные крестьянские дома в деревнях напоминали плац и казармы.
   Однако именно эти качества Аракчеева и привлекали Александра. В начале своего царствования Александр демонстрировал, что он не приемлет образ жизни и стиль правления Павла, но, не отдавая себе в этом отчета, унаследовал многие качества своего отца, и со временем это становилось все более очевидным. Александр был так же нетерпим к критике, как и Павел, так же ревниво оберегал свою власть. Он был почти маниакально одержим идеей порядка и аккуратности: ничто не вызывало у него такого энтузиазма, как командование парадом. Когда император впервые посетил Грузино, его восхищению не было границ: наконец-то он встретил человека, который смог уничтожить то болото грязи и облака пыли, в которых в зависимости от времени года утопала вся империя; человека, сумевшего установить дисциплину среди крестьян; человека, который навел бы хоть какой-то порядок в разваливающейся администрации.
   Но дисциплина не была ни действенным, ни желанным средством от российских болезней. События, происшедшие во время правления Александра, были так значительны, что Россия, более чем когда-либо, нуждалась в творческом и реформаторском управлении. Это было время, когда русские люди впервые за всю свою историю осознали себя как нацию. Эпопея наполеоновского вторжения с сопутствующими ей разорением, страданиями и трагедиями пробудила во всех слоях общества чувство к своей стране более сильное, чем ненависть к захватчику.
   Ни в одной стране общество не было настолько раздроблено, как в России накануне войны с Наполеоном. Аристократия, поместные дворяне, купцы и крестьяне, которые только и делали, что расширяли свои привилегии или боролись за свои права в ущерб интересам государства. Действительно, придворные и аристократы, которые говорили по-французски лучше, чем по-русски, и в каждой мелочи следовали французским образцам, были похожи на некую касту иностранцев, отделенных от остальных русских людей. Но вторжение Наполеона в самое сердце России, разрушение Москвы и ожесточенные бои на русской территории наконец начали сближать разрозненное общество. Войну 1812 г. недаром называли Отечественной.
   Победа русских в этой кампании дала императору уникальную возможность сплотить свой народ и поддержать такое начинание, как отмена крепостного права, которое вывело бы Россию на следующий виток развития и избавило бы от феодального строя, в котором она жила долгое время. Но Александр больше интересовался европейской политикой, чем событиями, происходившими у него дома. На протяжении последнего, переломного, десятилетия своего царствования он большую часть времени проводил в Западной Европе, в то время как центробежные силы российского общества начали заявлять о себе более решительно, чем прежде. Война увеличила недовольство положением дел в России, но в это нелегкое время Александр предпочел устраниться от решения основных проблем и доверить повседневное управление страной Аракчееву, на которого он всегда мог положиться. Единственный большой проект, за который император и Аракчеев взялись после войны, – создание военных поселений – показал, насколько оба не понимали подлинные нужды России.
   Конечно, Аракчеев не мог дать императору совета по поводу взрывоопасной ситуации, сложившейся в России к концу правления Александра. Он не был склонен проводить конституционную реформу и не пытался понять жаркие споры о будущем управлении империей, весьма распространенные во многих слоях общества. Но если бы Аракчеев был более любознательным и независимым по характеру, Александр никогда не дал бы ему ту высокую должность. Иначе говоря, Аракчеев точно выполнял все желания императора, не желая замечать туч, сгущавшихся над головой. И поскольку император не волновался из-за надвигающегося кризиса, спокоен был и Аракчеев.
   Тем не менее, особого положения Аракчеева оказалось достаточно, чтобы во всех бедах царствования Александра обвинить его, а не императора, действительно в них повинного. Любого, кто читает современные или вторичные источники о жизни Аракчеева, поражает их необъективность. Почти все написаны в виде памфлетов и изображают его в самых мрачных тонах. «Историк – не судья, тем более не судья, выносящий смертный приговор», – писал Дом Дэвид Нолес; однако историк не вправе обелять или приукрашивать действительность. Поэтому я решил взглянуть на Аракчеева беспристрастно и попытался дать ему возможность изобразить себя без прикрас – как человека, который прежде всего был преданным слугой своего императора.
   Доступный материал об Аракчееве не делает эту задачу легкой. Мемуаров он не писал, и никто даже не пытался написать его биографию, хотя в 1860 г. полковник Ратч собрал много полезной информации о начале его жизни. Однако существует несколько ценных собраний писем Аракчеева, и он добросовестно сохранил для истории свою обширную переписку с Александром. Но основная часть материала состоит из множества коротких воспоминаний и очерков, написанных теми, кто знал его; однако возникает впечатление, что мало кто из тех, кто действительно долго работал с ним, хотел о нем написать. Многие из очерков, благодаря которым Аракчеев имеет свою зловещую репутацию, не заслуживают доверия; они настолько небрежны в обращении с теми фактами, которые можно проверить, что начинаешь относиться с подозрением и к тем историям, достоверность которых нельзя проверить и которые авторы рассказывают с таким смаком. Тем не менее, материал обширен, основан на личных наблюдениях и во многом выглядит правдоподобно.
 
   Эта книга была написана во время восемнадцатимесячного пребывания в британском посольстве в Москве. Она полностью основана на опубликованных источниках. К сожалению, мне не удалось получить разрешение на пользование бумагами Аракчеева, которые числятся как хранящиеся в советских исторических архивах.
   Книга никогда не была бы написана, если бы не помощь многих людей. Прежде всего хочу поблагодарить сотрудников читального зала № 1 Библиотеки им. Ленина, где я занимался своим исследованием. Они были всегда благожелательны и с готовностью отзывались на мои просьбы. Также хочу поблагодарить хранителя печатных книг Британского музея, любезно открывшего мне доступ в книгохранилище.
   Я благодарю Тимоти Биньона за весьма ценную консультацию. Я многим обязан Эдварду Томасу и Мэри-Кей Уилмерс за прочтение моей рукописи, конструктивные комментарии и критические замечания.
   Также я хочу поблагодарить мисс Энджелу Серджент за ее любезность и терпение, проявленные при печатании моей зачастую неразборчивой рукописи.
   Все даты в этом тексте даны по юлианскому календарю, который отставал от принятого в Западной Европе григорианского на одиннадцать дней в XVIII в. и на двенадцать дней – в XIX в. Юлианский календарь использовался в России до 1918 г.
 
   «Советую тому, кому достанется эта книга после меня, помнить, что честному человеку всегда тяжело находиться на ответственных постах в государстве» (надпись, сделанная Аракчеевым на форзаце его Библии).

Глава 1
ГАТЧИНСКИЙ КАПРАЛ

   Вы ничего не добьетесь, говоря на изысканном французском.
Аракчеев

   Человек, добившийся успеха собственными силами, в наши дни не редкость. Даже в иерархическом обществе России XVIII–XIX вв. было возможно благодаря сочетанию удачи, способностей и амбиций достичь самого высокого положения в государстве без помощи денег или влиятельных лиц, которые были обычно в распоряжении знатных семейств. В начале XIX в. – время, описанное Толстым в «Войне и мире», – когда русская аристократия, казалось, была сильнее и положение ее прочнее, чем когда бы то ни было, во время правления императора Александра I два таких человека проложили себе путь к вершинам власти. Один – это Михаил Сперанский, прославленный сын сельского священника, который познал краткий миг славы, пока Александр играл в конституцию, составленную для него Сперанским. Второй – Алексей Андреевич Аракчеев, которого часто противопоставляют Сперанскому, хотя на самом деле они никогда не были соперниками. Пушкин однажды сказал Сперанскому: «Вы и Аракчеев стоите в противоположных дверях этого царствования, как добрый гений и злой гений».
   Аракчеев всегда говорил о своем простом происхождении и гордился своей необразованностью. Тем не менее, он родился в семье поместных дворян и получил такое же образование, как и большинство русских в XVIII в., имевших аналогичное социальное положение. При повсеместном отсутствии школ и учебников мелкопоместные дворяне довольствовались деревенским священником; более привилегированные семьи обычно нанимали для своих сыновей учителей-иностранцев. Начальное образование Алексея было явно недостаточным, и связанный с этим комплекс остался у него на всю жизнь. Он часто с сарказмом заявлял, что от «необразованного бедного дворянина» не стоит ждать, что он будет вести беседы с умнейшими людьми в обществе и при дворе. Но на протяжении всей карьеры образование стало едва ли не основной его страстью. Так, часто заявляя, что чтением не интересуется, Аракчеев собрал библиотеку, в которой было более одиннадцати тысяч томов. «Я не слишком грамотен. Отец учил меня на медные деньги», – заявил он, по своему обыкновению, представляясь членам Военного министерства, когда был назначен на должность министра1. Он писал одному из друзей: «Бедный дворянин, я получил образование в старом русском стиле. Читать учился по молитвослову, а не новомодными способами. Потом, когда научился читать Псалтырь, чтобы молиться за упокой душ моих родителей, меня отправили служить царю, и я был вверен чудотворной иконе Казанской, и родители наказали мне начинать все, что я буду предпринимать, с ее благословения, как я и поступаю по сей день»2.
   Семья Аракчеевых не была влиятельной; ее члены не занимали высокого положения в обществе и тихо жили в Тверской губернии. Однако Аракчеевы все же были дворянами и, таким образом, принадлежали к привилегированному слою помещиков, владевших крепостными, а таковыми были как богатейшие князья Российский империи, так и безвестные помещики, порой владевшие лишь несколькими акрами земли и горсткой крепостных. Род Аракчеевых был причислен к дворянскому сословию в марте 1695 г., когда Ивану Степановичу Аракчееву «за службу предков, и своего отца, и собственную в войну с Польшей» было высочайше пожаловано имение неподалеку от города Бежецка, который находился примерно между Москвой и Санкт-Петербургом. Впоследствии предки Аракчеева по мужской линии служили офицерами в армии. Один из потомков Ивана Степановича – Василий Аракчеев – дослужился до чина генерал-майора и отличился в знаменитой кампании фельдмаршала Миниха 1730 г. против турок и крымских татар; брат Василия, который был дедом Алексея, погиб во время той же кампании.
   Отец Алексея, Андрей, ушел в отставку в 1762 г. в чине лейтенанта согласно указу Петра III, освобождавшему дворян от принудительной государственной службы, и поселился в своем имении Гарусово, примерно в ста километрах от Бежецка. Андрей никогда не был богат. За душой у него только и было что двенадцать крепостных, но он имел городской дом в Бежецке, куда переезжал каждый год вместе с семьей, чтобы спастись от суровой зимы. Его родственники, которые тоже жили в Тверской губернии, были более состоятельными. Их семья в целом владела более чем пятью сотнями крепостных в Бежецком уезде, и у жены Андрея было собственное имение3.
   Алексей родился 23 сентября 1769 г. в Гарусове. У Аракчеевых родилось еще два сына – Петр (1776 г.) и Андрей (1778 г.). Их отца, не имевшего ни энергии, ни особых амбиций, вполне удовлетворял образ жизни мелкого провинциального помещика. Он дал детям образование и отказался даже от управления имением в пользу своей более деятельной супруги Елизаветы Андреевны.
   Влияние Елизаветы Андреевны на Алексея в детстве было очень велико, и впоследствии он всегда нежно относился к матери. Прозванная соседями немкой за страсть к чистоте, она передала сыну, по крайней мере, одно качество, благодаря которому он потом стал известен всей России, – педантичную любовь к дисциплине и порядку, рьяно насаждавшимся им как в своей общественной, так и в личной жизни. Не умея ни читать, ни писать, Елизавета Андреевна наняла гарусовского священника, чтобы тот дал ее сыну начальное образование в обмен на «четверть ржи и две четверти овса». Однако священник был не слишком способным учителем, ибо Аракчеев так и не выучился складно и грамотно писать. Его отец, который не хотел, чтобы сын поступил на службу в армию, и надеялся, что тот станет чиновником в одной из государственных канцелярий, был огорчен столь малыми успехами Алексея и давал ему переписывать длинные служебные документы, чтобы улучшить его почерк и грамотность. Но мальчик, не лишенный прилежания, предпочитал арифметику, и одним из его любимых занятий в детстве было умножение больших чисел4.
   Был и еще один человек, вызывавший восхищение Аракчеева в детские годы, – его тетя Настасья Жеребцова. Она имела дом неподалеку от Бежецка, была, по общему мнению, женщиной с характером и играла видную роль в жизни города. Детская привязанность Аракчеева к Настасье оказалась такой же нежной и прочной, как любовь к родителям. Когда они умерли, он продолжал навещать ее в Бежецке и проявлял интерес к местным событиям, принимая просителей и чиновников и по возможности помогая им решить их проблемы и восстановить справедливость. В гостях у тетушки он старался не проявлять те не самые лучшие качества своего характера, из-за которых к тому времени он приобрел ужасную репутацию в Санкт-Петербурге. Настасья даже иногда отправляла некоторых просителей к Аракчееву в столицу, и он всегда принимал их с вниманием и любезностью.
   В конце концов, они были приятным напоминанием о пройденном им пути5.
   Когда Алексею исполнилось тринадцать лет, нужно было подумать о его карьере. Он еще не знал, по какому пути намерен идти, и без воодушевления относился к намерению отца отправить его в Москву к родственнику, который помог бы ему получить место чиновника в одной из канцелярий. Однажды он с отцом пришел в гости к соседу, два сына которого только что приехали в отпуск, успешно пройдя курс обучения в Шляхетской артиллерийской школе. Они сразу произвели впечатление на Алексея. Он с завистью смотрел на их нарядные красные мундиры и ловил каждое слово из их рассказов о лагере, учениях и стреляющих орудиях. «Они казались мне высшими существами. Я не отходил от них ни на минуту». Он умолял родителей отправить его в эту школу, но они полагали, что неразумно посылать сына в Санкт-Петербург без денег и протекций. Наконец, видя настойчивость Алексея, они смягчились.